Текст книги "Кровавая плаха"

Смерть ростовщика

История эта может исторгнуть слезу. Для нее более всего подходит меткое выражение «бес попутал…».

Загадка вскрытого сейфа

Тридцатого мая 1879 года Гродненскую улицу Петербурга огласил истошный крик:

– Караул! Мертвое тело!..

Орал маляр, красивший стену на третьем этаже дома под номером 14.

На место происшествия, покинув свою будку, прибыл городовой. Он отправил на попутном извозчике в полицейскую часть владельца дома Хребтуновича с устным донесением, дворника поставил возле парадного с приказом: «Никого не впускать и не выпускать!»

Сам полицейский развалился в кресле, которое вынесли ему жильцы первого этажа. Рядом собрались зеваки. Строили различные предположения, гадали: «Кого убили? Кто убил?»

Проживавший в доме счетовод Кислянский объяснял полицейскому:

– Надворный советник Власов имеет жительство в той квартире. Женщина? С длинными волосами, говорите? Ясно: это его кухарка, Семенидова. У них амурное дело, весь квартал знает. И то сказать: человек Власов зажиточный, одинокий, еще не очень старый. Под венец с ней не пойдешь – хоть и молода, да не ровня ему.

В разговор вмешалась госпожа Кислянская:

– Дело ясное, как божий день: Власов страстный ревнивец, сколько раз он устраивал Семенидовой сцены! Вгорячах, поди, прирезал. А сам сбежал. Я его, почитай, дней пять не вижу! Он мне на прошлой неделе говорил, что снял дачу. Там небось и прячется.

– Возможно, – сказал ее муж. – Всякое случается! Только Семенидовой там нет.

– Почему? – быстро повернулся к нему полицейский.

– Да потому, что она ушла на богомолье в Сергиев Посад. Сама говорила мне, что собирается туда к Троицыну дню. – И добавил: – А вообще-то Власов человек смутный.

Из толпы послышались голоса:

– Власов, конечно, бедовый. Он могит пырнуть.

Надворного советника не любили за то, что он был зажиточным и давал деньги в рост. За то, что не курил, не пил и компаний с соседями не водил, держался особняком.

В этот момент, подняв пыль столбом, у дома остановились две пролетки. На место происшествия прибыли полицейский пристав в чине майора, стряпчий – еще совсем молодой человек, недавно окончивший юридический факультет и месяца полтора назад занявший вакантную должность. Его предшественник, возвращаясь из гостей через Неву, провалился под лед. Теперь стряпчий получил первое серьезное дело и весьма жаждал отличиться. Также прибыли врач с помощником и полицейский чиновник.

– Кто желает в понятые? – Пристав строгим взглядом обвел толпу. Заметив, что чета Кислянских отодвигается назад, не имея большой охоты идти в понятые, пристав ткнул пальцем: – Вот вы и поможете следствию!

По отвратительно скрипевшим ступеням поднялись на третий этаж. Двери квартиры Власова были закрыты снаружи на ключ.

– Взломать! – распорядился пристав.

Дворник принес ломик и без особых усилий отжал замок.

Едва распахнулась дверь, как в нос шибанул невыносимый запах разлагающегося трупа. Посреди гостиной на дощатом крашеном полу, широко раскинув руки, лицом вниз лежала мертвая женщина. На ее затылке и спине виднелись множественные колотые раны. В русых волосах запеклись черные сгустки крови.

– А это зачем? – негромким голосом обратился пристав к коллегам.

Под головой убитой лежала большая, аккуратно взбитая подушка.

– Да-с, – задумчиво протянул врач. – Похоже, убийца нежно беспокоился об удобствах своей жертвы…

– Странная ситуация! – кивнул стряпчий. – Пусть для опознания войдут понятые.

Супруги Кислянские, бледнея от ужаса, вошли в гостиную.

– Опознать можете? – поинтересовался пристав.

Госпожа Кислянская потеряла дар речи, а ее муж прошептал:

– Это она, Семенидова. Значит, Власов…

Весь пол был в кровавых пятнах. Следы вели к раковине и дверям. Особенно много крови засохло возле раскрытого сейфа и на кожаном портфеле Власова, в котором, как позже выяснилось, хранились разные документы, заемные расписки, векселя и одна тысяча рублей процентными бумагами.

Теперь портфель был пуст.

– Нет, убийца не Власов, – произнес чиновник, до того все время молчавший.

Пристав возразил:

– Власов вгорячах мог убить, а потом решил скрыться. Вот и забрал все свои капиталы. Логично?

– Возможно! – согласился чиновник. – Но зачем убийца под голову положил подушку? Хотел, чтоб жертва с некоторыми удобствами отошла в мир иной?

Вдруг помещение огласилось диким, раздирающим душу воплем:

– А-а-а!.. Мертвец!

Это госпожа Кислянская без разрешения начальства, лишь в силу женского любопытства, заглянула в спальню.

Действительно, на ковре, возле широкой застланной постели, лежал труп немолодого мужчины. На груди зияло несколько глубоких ран. Белая сорочка потемнела от кровяных подтеков.

– Вот и сам Власов! – произнес стряпчий. – Теперь ясно – мы имеем дело с ограблением.

Кто же тогда совершил убийство и очистил сейф? Этот вопрос читался на лицах присутствовавших.

Тем временем врач со своим помощником приступил к наружному осмотру тел.

Чиновник, смахнув пыль со стола, писал под диктовку пристава протокол.

У стряпчего созревал план действий.

Хитрый план

Трупы были отправлены для вскрытия в анатомический театр университета. Оно показало, что смерть наступила пятью днями раньше вследствие множественных ран, нанесенных острым режущим предметом, видимо ножом.

На совещании в полицейском участке юный стряпчий вдруг выступил с неожиданным предложением:

– Как явствует из опроса соседей, Власов был осторожным и подозрительным. Вряд ли он мог впустить к себе в квартиру людей незнакомых. Вот и надо на похороны Власова собрать как можно больше людей, его знавших.

– Ну и что из этого получится? – лениво полюбопытствовал пристав, пожилой человек, сильно припадавший при ходьбе на левую ногу, ибо четверть века назад получил ранение в перестрелке с разбойниками.

Стряпчий горячился:

– А вы, господин майор, не понимаете? Мы путем предварительного опроса выявим весь круг знакомств Власова и сравним его с теми лицами, кои явятся на Волково кладбище. Тут два варианта. Первый: убийца постарается на кладбище не ходить, и тогда мы его тут же вычислим по списку. Вариант другой: убийца, ради любопытства или чтобы не вызвать подозрений, придет на похороны. Мы, замешавшись в толпе, будем наблюдать за лицами – и в церкви во время панихиды, и во время погребения.

Пристав устало кивнул:

– План оригинальный. Но как вы хотите оповестить всех тех, кто захочет (или не захочет) явиться на погребение? Разослать именные приглашения?

Стряпчий даже подпрыгнул на стуле от нетерпения:

– Неужели не догадались? Мы во всех газетах распубликуем некрологи, вот каждый и узнает.

– И явится орда нищих…

– Это не помешает. Нищие, вы сами, господин майор, знаете, никогда с чистой публикой не мешаются.

Пристав вздохнул:

– Хорошо, действуйте! Только позвольте задать вам вопрос: вы сейчас можете что-нибудь сказать о физических данных убийцы?

Стряпчий неопределенно хмыкнул:

– Ну, понятно, что он, видимо, знаком был со стариком или его кухаркой… Что в преступлениях он неопытен – об этом говорит та неловкость, с какой убийца наносил удары ножом.

– Но вы о другом. Я говорю о физических данных!

– Этого пока никто не знает!

– Ан нет, я знаю. Могу сказать, что убийца действовал в одиночку и был высокого роста – поболее вас вершка на два, и был весьма силен. И еще: не исключено, что это высокообразованный человек.

Стряпчий посмотрел на старшего товарища с недоверием:

– Невероятно! И как вы это узнали?..

– Из осмотра места происшествия. – И не без колкости добавил: – Там, между прочим, и вы были. О том, из чего я это вывел, скажу позже – когда задержим убийцу. Кстати, тогда же вы сможете убедиться в справедливости моих умозаключений. Ну а теперь пора действовать. Похороны ведь послезавтра!

Неожиданные свидетели

Уже на следующий день в нескольких петербургских газетах появились некрологи. Стряпчий, взяв в помощники полицейского чиновника, устанавливал круг знакомых Власова.

Соседи говорили, что в гости к убитому частенько наведывался мужчина высокого роста в офицерской форме. Ни род войск, ни фамилии офицера назвать никто не умел.

Заглянули и в нарядную, с мытой зеркальной вывеской аптеку, что возле Каменного моста. И тут случилась приятная неожиданность.

Провизор Фридлендер, высокий добродушный немец, почесывая нависший над верхней губой большой мясистый нос, задумчиво произнес:

– Власов есть мне известен. Он имел геморрой. Я делал ему свечи. Вот рецепт – пятнадцать май. Вам это не есть интересно?

Стоявшая возле притолоки супруга провизора, могучей корпуленции дама, пробасила:

– Фридрих, господам полицейским, может, надо знать про офицера? Про того, что приходил к нам делать перевязку? Он, такое несчастье, весь пол кровью залил. Знаете, такой глубокий рана на ладони. Перерезана артерия. Много терял крови, весь бледный.

Стряпчий нетерпеливо перебил:

– Офицер высокого роста?

Супруги дружно удивились:

– Так вы знаете? Очень есть милый человек, такой высокого роста. Он зер гут говорить по-немецки.

Провизор поднял руку над головой супруги:

– Вы не поверить! Но он во-от на столько превосходить моей Герды. А это есть не часто. Офицер имеет чин подполковника. Он загт, что резался о свой шпаг, когда вставлять в ножны.

– Офицер в какой форме был?

– Саперный войск! Я хорошо знай.

– Когда это было?

В разговор вновь вступила Герда:

– Как раз моя кузина уехать в Дрезден – двадцать пятого мая.

Вместо свадьбы – в острог

Командир лейб-гвардии саперного батальона объяснил:

– Я что-то подозревал плохое. Дело было так. Утром двадцать шестого мая ко мне явился подполковник Карл Ландсберг. Он выглядел неважно. Был бледен, нервничал. Свое состояние он объяснил тем, что получил телеграмму от матери. Она, дескать, серьезно больна. Очень просил отпустить его на неделю домой. Рука? Да, ладонь была завязана.

– Где живет мать?

– Она помещица Шавельского уезда Ковенской губернии. Но влачит трудное существование. Насколько мне известно, ее покойный муж промотал все состояние. Карл отправляет ей каждый месяц переводы из своего жалованья. Но деньги у него все же водятся, особенно последнее время.

– Откуда? Ведь в полку обычно все известно, все на виду.

– Это так, но наблюдать за средствами своих офицеров считаю нескромным. Карл вел трезвый образ жизни, в карты не играл – стало быть, доходов с этой стороны быть не могло. А деньги ему ой как нужны сейчас. Ведь Карл обручен с графиней-красавицей… – Батальонный командир назвал одну из самых громких в России фамилий. – Невеста – наследница богатейшего состояния. Вот Карл и вынужден корчить из себя богача: шьет новые мундиры, несколько раз устраивал пышные ужины. А вообще-то он прекрасный офицер! Хорошо образован, умен, исполнителен. Кстати, шестого июня у него свадьба.

– Боюсь, что со свадьбой придется несколько повременить. Где Ландсберг теперь?

– Еще не вернулся от матери, хотя отпуск истек.

…Через час телеграфист отстукивал: «Карла Ландсберга арестовать тчк Доставить спешно СПб» (СПб – это Санкт-Петербург).

6 июня Ландсберг был арестован. Вместо брачного ложа он отправился на тюремные нары.

По осмотру, произведенному тюремным доктором, у задержанного были найдены резаные раны: глубокая поперечная на правой ладони и два свежих рубца на левой.

– Это я неосторожно шпагу в ножны вставлял, – твердил Карл.

9 июня бывший гвардейский офицер был доставлен в Петербург и помещен в одиночную камеру. Известные нам стряпчий и пристав были свидетелями того, как этого гиганта (уже в наручниках) водили на допрос сразу четыре (!) конвоира – боялись побега.

В обмен на молодость

Стряпчий, не скрывая восхищения, спрашивал своего седоусого коллегу:

– Как это вам, господин пристав, еще не зная убийцы, удалось догадаться, что он силен, высок, да еще и хорошо образован? Мне это кажется невероятным!

– Просто я обратил внимание на те детали, которые вы пропустили. Помните, на стене возле раковины виднелись четкие отпечатки окровавленной ладони? Человек опирается на стену на уровне плеча. Вот по этим отпечаткам я легко догадался, что убийца ростом далеко не карлик.

Далее: по следам слежавшейся пыли не составляло труда разглядеть, что сейф сдвинут совсем недавно. Убийца в квартире был один – об этом мне сказали четко различимые следы на залитом кровью полу. И если ему удалось сдвинуть с места тяжеленный сейф, стало быть, он человек богатырской силы.

– Логично! Но как вы догадались, что преступник хорошо образован?

– Это было сделать несложно. Возле сейфа сверху кровяного пятна лежал сборник французских стихов. В доме Власова иностранных книг не было. Стало быть, стихи принес и выронил, когда двигал сейф, убийца. Кстати, он уже признался, что книга эта его. Она приобщена к вещественным доказательствам.

– Вы гений!

– Нет, мне помогает всего лишь мой долгий опыт. Вы его тоже приобретете. Вместе с повышением по службе. Но – увы! – лишь в обмен на свою молодость.

Откровения убийцы

На первом же допросе в «Крестах» Ландсберг признался:

– Да, я убил Власова и его кухарку. У меня не было другого выхода. Я много лет, шаг за шагом, с неимоверными трудностями делал себе карьеру. Моя женитьба открывала мне доступ в высший свет. Теперь я мог достичь по службе самых вершин – стать генералом, занять важный пост.

– Разве эти несчастные жертвы мешали вашей карьере? – спросил стряпчий.

– Да, я полагал, что Власов разрушит мою свадьбу, а стало быть – счастье… Дайте, пожалуйста, воды!

Выпив залпом два стакана, Ландсберг продолжил:

– С Власовым я был знаком давно. Это был скряга со скверным характером. Он часами рассказывал мне о том, как ему удалось из ничего сделать изрядный капитал, а я должен был изображать из себя внимательного слушателя. Старик любил повествовать о том, как он давал деньги в рост под солидные заклады и большие проценты. Заклады, по словам Власова, как правило, в несколько раз превышали своей ценой данное в долг. И нередко заклады навсегда оседали у Власова.

– С вас тоже?

– Как раз нет! С меня Власов вообще не брал процентов. Более того, будучи холостяком, во мне он словно видел родного сына. Узнав о намечавшейся свадьбе, он сам предложил мне в долг пять тысяч рублей. «Скоро ты, Карл, разбогатеешь и тогда все вернешь! – говаривал Власов. – А пока что ты должен выглядеть респектабельно!» И я, разумеется, взял. В приданое я должен был получить многие десятки тысяч рублей. Невеста знала, что я беден. Она была влюблена в меня и откровенно заявила: «Твое богатство – это твоя голова, твоя воля! С моей помощью ты сделаешь прекрасную карьеру и тогда разбогатеешь!»

От родственников графиня, естественно, скрывала свои планы и ничего не говорила про мое скудное материальное состояние, иначе ее родственники-аристократы просто бы отказали мне от дома и расторгли нашу помолвку.

– И что же заставило вас пойти на злодеяние?

Ландсберг слабо улыбнулся:

– Не удивляйтесь! Причина всего лишь в том, что на какое-то роковое время мне изменило чувство юмора. Именно так! При следующем нашем свидании я все расскажу вам без утайки. Более того, представлю подробную записку с анализом того душевного состояния и тех причин, которые толкнули меня на преступление. Скажите, чтобы мне дали чернил и бумаги…

Просьба Ландсберга была удовлетворена.

Откровения убийцы (окончание)

Двенадцатого июня Ландсберг передал следователю «записку». На нескольких больших листах бумаги он делал подробный анализ того, что привело его к преступлению.

«С первого дня поступления на военную службу, – писал он, – меня каждый день приучали владеть ружьем и револьвером, обучали саперным работам, то есть способам, пользуясь прикрытием из земли, камня и железа, уничтожить возможно большее число неприятелей. Постоянно занимаясь чтением и изучением военной истории, я увидел, что одна треть государственного бюджета идет на поддержание военного устройства, что Наполеон III, чувствуя утрату своего обаяния в глазах Европы, придравшись к удобному случаю, затевает ужасную войну с Германией, в которой гибнут сотни тысяч людей и которая стоит массе семейств их отцов, мужей и братьев, а Франции – двух провинций и многих миллиардов денег, а Германия эти миллиарды опять употребляет на увеличение вооружений для новой войны, которая опять уничтожит сотни тысяч людей. Наказывается это или нет? Нет. Заводчик Крупп наживает миллионы на своих изделиях, офицеры получают «за храбрость» ордена, пенсии, чины и т. д.».

Сам Ландсберг был награжден двумя крестами с мечами и бантом за храбрость при уничтожении десятков тысяч людей как из стана врага, так и собственных – при штурме крепости Махрама в Кокандском ханстве. Люди, посвятившие свою жизнь убийству по закону и присяге, не только не называются бандитами и преступниками, как того они заслужили, но более того, они всячески прославляются. (Отвлекаясь от темы, замечу: до чего же эти рассуждения похожи на мысли, которые чуть позже появились в философских трактатах великого Л.Н. Толстого. Первый из них – «Исповедь» – Толстой начал писать именно в 1879 году. Совпадение удивительное!)

Следователь с интересом ознакомился с записями заключенного. Но вновь задал вопрос:

– Что все-таки побудило вас пойти на преступление? И о потере какого «чувства юмора» вы сказали в прошлый раз?

И тут последовала история, подобной которой, возможно, нет во всей мировой криминалистике.

Ландсберг откровенно рассказал:

– Как уже говорил, старик Власов полюбил меня как родного сына. Часами я внимательно слушал истории о том, как он неимоверными усилиями сколотил свой капитал. Одним словом, в расположении Власова я не сомневался. Да и у меня, признаться, не было в Петербурге более близкого человека. Вот почему, когда вопрос о моем бракосочетании был решен, я тут же заспешил к старику, желая его обрадовать.

Тот и впрямь обрадовался, обнимал, тискал меня, приговаривая:

– Ну вот, добился своего, умница ты мой!

Когда я уходил, уже спустился с лестницы, старик вдруг окликнул меня:

– Карла (он именно так называл меня)! Иди-ка сюда! – И мы пошли навстречу друг другу, он вниз, а я наверх. Встретились на площадке второго этажа. – Я, братец, вот что придумал: чтоб ты не зазнавался, я тебе сделаю особенный свадебный подарок… Никто таких еще не делал! Ха-ха! – И старик раскатисто расхохотался.

У меня почему-то похолодело в груди.

– То есть какой такой подарок?

– Ты чего, дурачок, пугаешься? Такой здоровый, а пугливый! Ты мне отвечай: когда собираешься по векселям платить?

Застучало у меня шибко сердце, злоба к груди подкатила. Ну, думаю, старый пень, чего такое ты удумал? Сам же так тихо отвечаю:

– Не волнуйтесь, в течение месяца после свадьбы все выплачу сполна! И за ваше доброе участие всегда буду вам признателен.

А старик пуще прежнего веселится:

– Хорошо, я тебе на свадьбе сюрприз устрою! Такой, какого не ждешь. Ты меня на свадьбу пригласишь, не побрезгуешь? Все так и ахнут!

Уходил я на ватных ногах. Испугался, что Власов прямо на людях предъявит мне векселя к оплате, выставит бедняком и брачным аферистом, каковым по сути дела я и был. Эх, думаю, сорвет старик мою карьеру!

И решил я добыть свои векселя любой ценой. Долго думал, ночей не спал. Скольких врагов я на войне уничтожил! А если разобраться, то какие они мне враги? Они мне ничего плохого не сделали, а я их убивал да отличаем за это был. А старик мне желает величайшее зло причинить. Так почему же его я должен терпеть? Все равно ему жить осталось недолго…

Купил на рынке перочинный нож, тщательно его заточил, пришел к Власову, а там его кухарка Анюта Семенидова на плите картошку с бараниной жарит. Старик обрадовался моему приходу:

– Сейчас ужинать будем. Так и быть, ради нашей встречи водки с тобой выпью! А что ты, Карла, нынче такой мрачный? Что случилось?

Я ничего не ответил, а сам думаю: как быть с Анютой? И придумал. Говорю: «Анюта, сбегай в лавку, купи кваса!» – и дал ей семик.

Бегала она минуты три-четыре, а я за это время со стариком уже управился. Под каким-то предлогом завел в спальню, ударил ножом, и от крови на меня истинно бешенство нашло: уже лежащего бью и бью, остановиться не могу. Вдруг мысль пришла: Анюта не вернется? Что тогда будет? Почему об этом раньше не подумал? Ну ладно, не вернется, тогда застрелюсь.

И вдруг слышу: топ-топ каблуками по лестнице, Анюта влетела в гостиную. Набросился на нее, стал в спину ножом бить – раз шесть или семь. Чтобы кровь вниз не просочилась, подложил под Анюту подушку. Да с ножом неловко обошелся, ладонь всю себе исполосовал. Кровища хлещет, остановить нет возможности! Чую, что слабеть начинаю. Взял у старика ключ, открыл сейф, собрал векселя, наличные деньги. Вижу, какие-то документы завалились за сейф, рука не подлезает. Тяжеленный он, но я напрягся, сдвинул, чуть не заплакал – это всего лишь почтовая бумага. Ума точно лишился: зачем было двигать сейф, когда мог линейкой выгрести?

Ну а дальше вы все знаете, кроме «маленького пустяка». О нем я расскажу в другой раз. Нынче устал. Ведите в камеру.

«Маленький пустяк»

На следующий день в следовательскую камеру пришло несколько полицейских чинов, в том числе знакомые нам стряпчий и пристав.

Ввели Ландсберга. Он был спокоен и любезен. Со всеми поздоровался, уселся за свой столик в углу и приготовился отвечать на вопросы.

– Вы, Карл Христофорович, хотели сегодня поведать нам о каком-то «пустяке»?

– Да, – грустно улыбнулся Ландсберг. – Сейчас я вам расскажу нечто удивительное. Когда я стал разбирать бумаги Власова, то нашел две, которые заставили расплакаться. Первое – пакет, на котором старик вывел каллиграфическим почерком: «Дорогому сыночку Карле в радостный день его бракосочетания с графиней… – в подарок». Я вскрыл пакет, с ужасом догадываясь о его содержимом…

Я вытащил из пакета мои векселя… Старик прощал мне долги. Более того, нашел я и «духовную» Власова: все свое имущество, все немалые сбережения и землю с домом в Гатчине старик завещал мне. Господи, сказал я себе, в мире не было больших подлецов и глупцов, нежели я!

После этого мне захотелось умереть.

Эпилог

Ландсберг на суде вел себя достойно. С холодным безучастием следил он за процессом. Кстати, председательствовал еще молодой А.Ф. Кони, ставший вскоре знаменитым юристом. Приговор был относительно мягок – пятнадцать лет каторги.

Попав на Сахалин, Ландсберг сразу же сделался там заметной фигурой. И дело было не только в том, что его процесс прогремел на всю Россию. Ландсберг проявил себя отличным инженером-сапером. Прибыв в конце XIX века на остров, известный журналист Влас Дорошевич с восторгом писал об этом человеке: «Все, что сделано на Сахалине дельного и путного в смысле дорог, устройства поселений, – сделано Ландсбергом. И бог весть какая бы судьба постигла сахалинскую колонию, если бы в Петербурге не разыгралась трагедия с „угрозой ростовщика“».

Закончился срок каторги, но Ландсберг остался на Сахалине. Он жил в уютном домике, где порядок соблюдала его миловидная жена – акушерка, по сердечной доброте приехавшая служить на каторжном острове. Завел Карл Христофорович магазин, где приказчики под хозяйским взглядом ловко вели дело. Сам Ландсберг сделался представителем крупного страхового общества, много бывал в Японии и Китае, снискал славу толкового и честного человека. Мог бы вернуться в Петербург, но не хотел.

Еще будучи каторжником, занимался литературным трудом, писал рассказы, фельетоны и очерки. Во время войны с Японией был пленен, но после освобождения снова вернулся на Сахалин.

Ландсберг порой говаривал:

– Человеку для счастья надо интересную работу и любимую жену.

Волей рока на далеком острове он нашел свое счастье, свою любовь, свое призвание.