Текст книги "Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа"

Секрет успеха

Ратаев вернулся в кабинет Зубатова. Тот пил чай, вылавливая ложечкой карамель из красной банки, увешанной золотыми гербами и украшенной надписью: «Товарищество А.И. Абрикосова и сыновей в Москве». Пригласил:

– Садитесь, выпейте чашечку.

– Спасибо, Сергей Васильевич, нет времени. С вашего позволения, отправлюсь на встречу с агентом…

– Кто такой?

Ратаев помялся, но произнес:

– В «Альпийской розе» меня ждет агент по кличке Иван Николаевич Виноградов.

– А, это тот самый, которому мы много платим? Постарайтесь выяснить через этого Виноградова, сколь успешно идет объединение эсеров, как построена партия, начиная с низов и кончая верхом? На какие низшие группы и ячейки она распадается? С какими партийными учреждениями находится в непосредственной связи? И главное: как обстоит с подготовкой терактов, на какой стадии и кто готовит?

Ратаев расхвастался:

– Да, я работаю в этом направлении, и мой агент дает очень любопытные сведения. И вообще, фигура эта весьма неординарная. Птица высокого полета!

Зубатов подумал: «Надо посмотреть, что это за фрукт». Вслух произнес:

– Леонид Александрович, не станете возражать, если мы вместе явимся на эту встречу? Не помешаю?

Ратаев положил себе правилом: со своими агентами начальство не знакомить, но изобразил на лице высшую степень счастья:

– О чем речь, Сергей Васильевич, буду рад! Кстати, агент требует премию за два месяца, а касса не дает, говорят: «Нынче денег нет!»

– Скажите, что я приказал выдать.

* * *

Полицейские начальники развалились в казенных санях, и старый извозчик Флегмон, лет сорок служивший в полицейском ведомстве, старательно укутал их ноги меховой полостью.

– На Софийку! – негромко приказал Ратаев.

Кучер все понял: к «кукушке», то есть к конспиративной квартире. Флегмон дернул вожжи, хлопнул по бокам сытого каракового жеребца. Тот, застоявшись, соскучившись по бегу, рванул с места, толкнул грудью валек, стремительно понесся мимо трактиров, портерных, ресторанов, лавок, выбивая копытами частую дробь, швыряя задними ногами снежные комья, ритмично и весело затряс дугой.

Огромная людная Москва утопала в рождественском снегу, морозный ветер приятно трепал усы, холодил щеки. Витрины магазинов были ярко освещены, в канун праздника особенно красиво украшены. Наряженные в меха дамы, бережно поддерживаемые под локоть кавалерами, шли по тротуару. Сани с шумом скользили по Тверскому бульвару, подпрыгивая на ухабах и с коротким звуком хлопаясь на полозья. Мальчишки, выскочив на проезжую часть, норовили зацепиться за задок, и кучер притворно сердитым голосом кричал:

– Вот я вас, шельмецов! – и грозил кнутовищем.

Мальчишки с веселым визгом бросались врассыпную.

Зубатов, повернув голову к спутнику, сказал:

– Как прекрасна жизнь! И почему люди не хотят жить в мире, спокойствии, дружбе? До чего же мы нация беспокойная!

* * *

В «Альпийской розе» было чисто, благопристойно, хорошо освещено, большие зеркала на этажах заключены в красивые резные рамы. На втором этаже три номера арендовал Департамент полиции.

В угловом номере стол был придвинут к кожаному дивану с высокой спинкой и заставлен крымскими винами и фруктами: виноградом, ананасами, бананами. На диване, развалясь, сидел Азеф в шелковой цветастой жилетке. Он попыхивал гаванской сигарой. При виде гостей не торопясь, медленно поднялся.

Зубатов подумал: «Азеф – образина жуткая. Неужели женщины его могут любить? Впрочем, нет такого страшилища, которого не полюбила бы женщина, особенно если страшилище денег не жалеет». Протянул руку:

– Приятно познакомиться! Люблю вино, с вашего позволения, выпью бокал массандры…

Ратаев засуетился:

– Сергей Васильевич, вам «Ай-Сереза»? Хорошего урожая, семьдесят пятого годика.

– Наливайте, Леонид Александрович, да Ивана Николаевича не забывайте. Ах, какой прекрасный рубиновый цвет! – Пригубил, почмокал губами. – Вкус полный, с мягкими тонами кофе. Давайте выпьем за ваши успехи, дорогой Иван Николаевич, – звякнул о бокал Азефа.

Азеф сунул в бокал нос, долго сладострастно втягивал запах и затем медленно, с явным наслаждением выпил. Настроение у него было отличным: Ратаев выплатил свою задолженность. Глядя задушевно в глаза Зубатова, Азеф сказал:

– Времена наступили тяжелые! Социалисты научились конспирации. Друг друга подозревают, в постели с женой небось слова лишнего не скажут.

Ратаев согласно закивал:

– Разумеется, после стольких провалов революционеры ходят напуганными. Так что, сударь, ведите свою линию аккуратно, вопросов никогда не задавайте, явным образом к их разговорам не прислушивайтесь. Делайте вид, что вы относитесь к их партийным делам, как к детской забаве.

– Сейчас пытаются объединить все идеологически близкие кружки под эгидой Центрального комитета партии.

Зубатов встрепенулся:

– Вот-вот! Процесс этот крайне нежелателен. Убеждайте сподвижников, что идея объединения обречена на провал: чем крупнее партия, тем больше амбиций и склок, тем больше провокаторов и особенно возрастает риск провала.

Ратаев, желая напомнить о своей значимости, вставил слово:

– Влияйте в том направлении, чтобы социал-революционеры свой штаб вынесли за пределы империи. – Посмотрел на Зубатова. Тот согласно кивнул. – В этом случае руководить партией будет труднее. И повторяю: Иван Николаевич, будьте как можно осторожнее.

Азеф улыбнулся:

– Осторожность с террористами, как с женщиной, хороша лишь до определенных пределов! К успеху ведет решительность и смелость. – Подумал, добавил: – Но если от женщины можно схлопотать по физиономии, то террористы сразу головы лишат.

Зубатов рассмеялся, Ратаев интересовался новостями, Азеф отвечал.

Зубатову этот разговор доставлял истинное наслаждение. Он спросил:

– Кого сейчас эсеры подозревают в доносительстве?

– Александра Алексеевича Чепика.

– Кто такой?

– Один из руководителей московской группы эсеров. Сын, если не ошибаюсь, чиновника. Ему лет тридцать с небольшим. Несмотря на солидный возраст, он все еще студент Демидовского лицея. Это очень энергичный парень, ловкий конспиратор. Он все время болтается по Европе, встречается с революционерами, во все вникает. Я уже писал Леониду Александровичу, – кивнул на Ратаева, – что следить за Чепиком почти невозможно, у него словно на спине глаза. Впрочем, Чепик собирается в Россию. Было анонимное письмо, в котором Чепик назывался «провокатором». Хаим Житловский пытался устроить за ним слежку, но тот сразу ушел от хвоста. Это еще более усилило подозрения. Об этом мне сам Житловский говорил.

Зубатов улыбнулся:

– Чтобы снять с революционера подозрения, его надо в тюрьму посадить.

– А еще лучше – повесить, – добавил Азеф. – У нас в Ростове жила тетя Циля. Она постоянно жаловалась на болезни, но ей никто не верил. Тетя Циля вдруг умерла. Тогда люди сказали: «А ведь и впрямь болела!»

Полицейские хохотнули: остроумие агента им пришлось по вкусу.

Доклад осведомителя нередко напоминает рассказ охотника: то же хвастовство, то же постоянное привирание, то же недоверие слушателей, которое они старательно скрывают, и большой общий интерес к этому самому разговору. Зубатов сыпал вопросами, как любознательный младенец:

– Не было ли слухов об организации каких-либо преступных актов? Где и какие образцы партийной литературы печатают или собираются печатать? Кто помогает эсерам деньгами? Нет ли у вас случайных сведений о замыслах уголовного порядка: о подготовке экспроприаций, убийств и прочего?

Азеф отвечал очень толково и кратко. Зубатов продолжал расспрашивать:

– А как, Иван Николаевич, у вас сейчас складываются отношения с руководством эсеров?

Азеф весело улыбнулся:

– Так они меня уже прозвали «бомбистом»! Я им объясняю: террористические акты – это самый короткий путь к свержению самодержавия! А у них уже только от этих слов сердце в пятки уходит, и смотрят на меня, как на безумца.

– Замечательно! Будьте другом революционеров, но сами таковым не становитесь.

Азеф согласно кивнул:

– Можно лечить холеру, но не надо ею заражаться!

– Нас больше всего интересуют два аспекта: организация террористических актов и создание подпольных типографий, – продолжал Зубатов.

Азеф закусил нижнюю губу, завел глаза к потолку, вдохновенно сочинял:

– Понимаю, понимаю… К примеру, Хаим Житловский, эта еврейская морда, подбивал меня пойти на убийство великого князя Константина Романова, это который поэт.

Ратаев удивился:

– К. Р.? Зачем? Великий князь так далек от политики…

– Я то же самое сказал Житловскому: «Это же национальное достояние, не хуже Семена Надсона!» Вроде пока что убедил. – Сделал страшную мину, вновь перешел на шепот: – И еще мне удалось Житловского напоить, и он проболтался: организация социалистов планирует убийство самого государя.

Зубатов весь подался вперед:

– Когда планируется акт? Каким образом? Кто? Где?

Азеф развел руками:

– Хотят купить аэроплан и сбросить на царя бомбу. – Поднял умные черные, как южная ночь, глаза на Зубатова. – Я собрался перевезти в Москву жену и сына, они пока в Берне. Однако у меня самого нет пока ни службы, ни разрешения на жительство, а я хочу сдать экстерном экзамен в электротехнический институт, чтобы иметь и российский диплом, а не только германский. – С укоризной произнес: – Когда меня в Германии на работу в контору Шуккерта на хорошую зарплату приглашали, так вы обещали теплое местечко в Москве. А теперь…

Азеф хитрил. Любе надо было закончить учебу в Берне, и они решили, что она вернется в Россию немного позже. Что касается Шуккерта, то читатель помнит, Азеф сам сбежал с этой службы.

Зубатов вопросительно взглянул на Ратаева. Тот утвердительно помотал головой:

– Устроим, на приличное место…

Ратаев обратился к Азефу:

– Вы привезли из Германии рекомендательные письма, которые помогут вам проникнуть в ряды местных социалистов?

– Я Хаиму Житловскому все уши прожужжал: хочу в Москве серьезно изучать марксизм! При моем отъезде он дал мне письменную рекомендацию к какой-то Немчиновой, что на Остоженке в своем доме живет, сказал, что у нее организован серьезный марксистский кружок. К ней приходит разнообразная интеллигентная публика, даже вице-губернатор Москвы бывает, устраиваются рефераты, диспуты.

Зубатов и Ратаев весело переглянулись. Последний сказал:

– Молодец, Иван Николаевич! Нас этот кружок очень интересует. Туда, скажу вам по секрету, порой заглядывает один из великих князей. Девица Немчинова очень собой хороша, вот бы вам к ней пролезть.

Азеф приосанился:

– Под юбку? Если начальство прикажет, готов выполнить любое задание!

Ратаев счастливо улыбался, а Зубатов спросил:

– А других рекомендаций получить не удалось?

– А как же! – крякнул Азеф. – Обязательно удалось! Житловский мне сказал: «Человек вы, Иван Николаевич, серьезный, делу революции преданный. В самую главную точку направляю вас – к мозговому центру и руководителю Северного союза социалистов-революционеров Андрею Александровичу Аргунову. Я дал вам лестную характеристику. Учитесь у Аргунова, перенимайте опыт. За его плечами тюрьмы, каторги, ссылки. Трудности его закалили, он сделался крепким, как кремень. Вы наша молодая смена. У вас все еще впереди – и допросы, и казематы, и эшафоты. Если мы не доживем, то вы обязаны увидеть светлое будущее!» – Азеф рассмеялся. – Я тут пошутил: «Увидим светлое, если нам царские сатрапы не сделают темную». Ха-ха! Этот Аргунов, как понимаю, в Москве социалистами хороводит, главный заправила.

– Рекомендательные письма при вас? – спросил Ратаев.

– К Немчиновой лежит между первым и вторым дном в чемодане. Там, кстати, и подрывная литература, которую я должен передать Немчиновой и Аргунову.

– Интересненько, очень интересненько! – потер руки Ратаев. – Передайте, а потом заберите, хотя бы часть, якобы для распространения. Мы сложим эти брошюрки в полицейскую библиотеку.

Азеф продолжал:

– А что касается письма к Аргунову, так его Житловский отправил по обыкновенной почте. Письмо, понятно, шифрованное, но у меня есть ключ. Я однажды дожидался Житловского, его жена меня чаем поила, а на столе, среди бумаг, увидал ихнюю секретную переписку и ключ. Я не удержался и переписал.

– Вот это зря! – поморщился Зубатов. – Слишком рискованно, и Житловский ведь мог проверять вас. Вы, скажем, переписывали шифр, а его жена наблюдала за вами через портьеру.

– Да, это моя оплошность! Но все от усердия, вот привез этот самый ключ к шифровкам.

Зубатов хитро посмотрел на Азефа:

– Иван Николаевич, хотите почитать собственную характеристику?

Азеф выкатил глаза:

– Как это?

– Мы сняли с письма, адресованного Аргунову, копию и расшифровали. – И стал открывать свой портфель. – Любопытно небось?

Азеф загорелся, аж заерзал на кресле:

– Желаю! Ведь это ужасно любопытно – секреты чужие узнавать. У меня это в крови сидит. Однажды, когда я был еще женихом своей нынешней супруги Любы и она жила отдельно от меня, к ней погостить приехал из Крыма пятнадцатилетний племянник. Такой малолетний выжига! Я знал, что Люба ведет дневник, и готов был отдать полжизни за то, чтобы заглянуть в девичьи секреты. Я подружился с племянником, показал десять франков: «Янкель, хочешь эти большие деньги? Вижу – хочешь! Люба ведет свой дневник и прячет в стол. Этот дневник принеси мне на час-другой завтра утром, когда Люба уйдет на учебу. А потом ты положишь его обратно. Вот и получишь денежки!» На другое утро этот сопляк притащил тайный девичий дневник. Признаюсь, читал с наслаждением, особенно страницы, где она восхищалась моими мужскими достоинствами.

Зубатов протянул лист бумаги:

– Ну-с, Иван Николаевич, читайте вслух, и будем наслаждаться вместе!

Азеф зашевелил губами:

– «Дорогой Андрей, вскоре в Москву прибудет Плантатор. У этого товарища своеобразная внешность, он очень схож с гиппопотамом. Он очень умен, начитан, великолепный аналитик, отличается превосходной памятью, молчалив, хотя при случае может удачно выступить перед аудиторией. По профессии инженер-электрик. В партию он пока не желает входить, мало интересуется ее делами, называя все это „пустой говорильней“. Он признает потребность одной террористической борьбы, физическое устранение главных чиновников и министров. Отрицательное отношение к другим видам партийной работы мотивирует тем, что они нецелесообразны ввиду тяжелых полицейских условий, невозможности строить какое-либо широкое и прочное предприятие, ибо всякую крупную организацию в России по причине множества доносчиков ждет скорый и неминуемый провал. Настоятельно рекомендует себя в метальщики, заявляя, что готов погибнуть за дело революции, думаю – врет, ибо достаточно умен, чтобы пойти на акт. Вынашивает фантастический план купить за границей подводную лодку и потопить яхту царя, когда тот будет кататься. Материально обеспечен плохо. Любит заглянуть в публичный дом, не промах хорошо выпить и вкусно поесть, особенно за чужой счет. Кажется, он мало любит людей, но высоко ставит собственные таланты. Я склонен ему доверять. Проверь его в деле. Целую, твой А.». – Азеф с гневом отбросил письмо, сжал кулаки. – Ну и подлец Хаим!

Ратаев стал успокаивать:

– Вовсе нет, Иван Николаевич! Рекомендация эта прекрасна, ибо поможет внедрить вас в самое змеиное гнездо. Этот гостиничный номер нравится? Живите тут, все оплачено.

– Под каким именем мне жить?

– По паспорту, который мы вам оформили на имя Виноградова Ивана Николаевича.

Азеф задумчиво почмокал, почесал пальцем за ухом:

– Да-с, но как я товарищам по партии объясню, где взял такой паспорт?

– Скажите, что знаете умельца. Если кому еще понадобится, пусть к вам обращаются. – Ратаев засмеялся. – Мы поможем… Ну, отдыхайте сегодня, а завтра – за дело!

…Когда садились в сани, Зубатов обратился к Ратаеву:

– Этот агент совершенно замечательный тип. Умен, осторожен, видит перспективу. Если шею не сломает, сделает большую карьеру. Но что касается покушения на государя, то эти разговоры вызывают у меня тревогу. Азеф предложил идею подводной лодки как фантастическую, но террористы не остановятся ни перед какими фантазиями…

Начальник охранного отделения оказался прав: государь сделался постоянной желанной приманкой для политических убийц. В государе они видели главное препятствие на пути к свободе.

* * *

На следующий день Ратаев приехал в «Альпийскую розу» сразу после завтрака. Азеф читал газеты. Ратаев сказал:

– Нам удалось договориться с солидной фирмой. Она называется «Всеобщая компания электричества» и находится у Ильинских ворот, наискосок от памятника героям Плевны: Лубянский проезд, дом номер три. Фирма создана русскими предпринимателями совместно с германскими. Там наши люди. В электрической компании спросите начальника рекламного отдела Смирнова. Это очень толковый и надежный господин, он ждет вас. Кстати, он поможет вам подобрать удобную и недорогую квартиру для семьи. Гостиничным номером, где сейчас живете, можете пользоваться по собственному усмотрению.

Азеф повеселел и широко улыбнулся:

– Если потребует оперативная обстановка, даму могу привести сюда?

– Даже двух!

– Что ж, двоих женщин соблазнить одновременно еще проще, чем поодиночке, это мои, ха-ха, личные наблюдения.

На том и расстались.

Странные люди

Азеф отправился к Ильинским воротам. Легко отыскал «Всеобщую компанию электричества». Здесь руководителями были люди, связанные с делами разведки. В просьбе охранки они, разумеется, отказать не могли.

Без лишних разговоров «Иван Николаевич Виноградов» был зачислен на должность с расплывчатыми обязанностями – «консультантом», но с хорошим жалованьем в двести двадцать пять рублей в месяц.

Руководству очень пришелся по вкусу новый сотрудник, тем более что он в совершенстве владел немецким языком, достаточно знал французский и английский.

Статный красавец, напоминавший олимпийского атлета, отрекомендовавшийся Сергеем Алексеевичем Смирновым, доброжелательно улыбнулся и рокочущим баритоном барственно произнес:

– Мы заботимся о наших сотрудниках, как о близких родственниках! Для начала вам следует устроиться с жильем. Вот вам, Иван Николаевич, несколько адресов. Тут на выгодных условиях вы сможете снять квартиру и после этого приступите к исполнению служебных обязанностей.

…Азеф рекомендацией воспользовался. В одном из тихих переулков на Воздвиженке – в Нижнем Кисловском, 20, нашел для себя подходящую квартиру. Хозяйкой дома была поджарая дама со следами увядшей красоты. Ее звали Ольга Александровна.

Азеф галантно помусолил губами ее руку, долго, с почти натуральным восторгом глядел в ее лицо и наговорил кучу комплиментов.

Хозяйка кокетливо взмахнула кистью, унизанной кольцами.

– Ах, какой вы льстец! Вольно вам издеваться над пожилой женщиной… В октябре мне будет… тридцать девять.

Азеф, сам врун первостатейный, от такой лжи чуть не поперхнулся, однако рассыпался в уверениях: вам, сударыня, больше двадцати семи не дать.

После таких замечательных слов хозяйка готова была поселить столь галантного жильца хоть бесплатно. Поправив завиток на виске, томно протянула:

– Всегда я сдавала квартиру за пятьдесят рублей, но вы человек авантажный, для вас, Иван Николаевич, скошу до тридцати. Пойдемте, покажу!

По деревянной с резными перилами лестнице они поднялись наверх. Квартира оказалась чистенькой, трехкомнатной, с мебелью, роялем и канализацией.

Хозяйка, чтобы еще больше заинтересовать нового жильца, добавила:

– Если желаете, у вас будут две прислуги, ежемесячно станете им доплачивать по пять рублей каждой. – Взяла с комода колокольчик, погремела: – Маша, Вера!

Перед Азефом выросли две смазливые деревенские дурочки в цветастых сарафанах и с плутоватыми мордашками. Они с любопытством и некоторым ужасом глядели на страхолюдину – нового жильца, которого предстояло обслуживать – всячески.

Хозяйка приказала:

– Теперь Иван Николаевич будет жить здесь, угождайте!

Азеф достал портмоне, протянул каждой девушке по серебряному рублю:

– Вот вам на заколки!

Девчушки сделали книксен и на жильца уже поглядывали с интересом. В тот же день, ближе к вечеру, Азеф переехал на квартиру в Нижнем Кисловском.

Итак, в электрической компании Сергей Алексеевич Смирнов определил место Азефу:

– Вот здесь, на третьем этаже. Позвольте представить сослуживцев… Тут ваш стол, вот ключи от шкафа, а это от ящиков стола. Для начала займемся творческой работой. Попрошу вас, Иван Николаевич, составить «Оптовый прейскурант электрических товаров». С рекламной целью! Описание отпечатаем в типографии тиражом двести экземпляров, разложим в крупнейших магазинах Москвы и Петербурга. Месяца вам хватит? – И положил на стол образец.

И тут Азеф поразил своего начальника. Он задумчиво полистал образец и отрицательно помотал головой:

– Сергей Алексеевич, это скучно! Каталог необходимо отпечатать на дорогой глянцевой бумаге и обязательно снабдить иллюстрациями.

Смирнов удивился:

– Какими?

– Дать изображения предметов, кои рекламируем. Те же телефонные аппараты – ведь это красавцы, это – Карл Брюллов! А сухое описание мало что дает потребителю.

Смирнов почесал ухо:

– Но это значительно удорожит работу…

– Вовсе нет! Мы отпечатаем не двести – десять тысяч экземпляров. Первое: разложим каталог в крупнейших магазинах империи. Второе: по адресным книгам Москвы, Петербурга, Варшавы и Киева выявим самых зажиточных господ, разошлем им по почте или – это лучше – нарочные развезут наш каталог-красавец. Товар двинется к потребителю, сейфы компании будут ломиться от доходов! И как ближайшая перспектива: открыть в крупнейших городах наши магазины.

Смирнов с чувством пожал руку Азефа:

– Прекрасно! По совместительству зачисляю вас, Иван Николаевич, своим консультантом с прибавкой к основному жалованью еще двадцати пяти рублей.

Последнее было сделано по рекомендации самого Зубатова.

Потекли трудовые будни во «Всеобщей компании электричества», которые, впрочем, не очень утомляли Азефа: он приходил и уходил, когда хотел.

Испытывая странное удовольствие, он описывал абажуры для лампочек накаливания «с эдисоновыми винтами, лампы угольные, от 1 до 10 Вольт по цене тридцать пять копеек за штуку», динамо-машины, «вырабатывающие энергию для освещения», электрические карманные фонари, «оклеенные имитацией шагреневой кожи, с овальной осветительной линзой, с выключателем», кнопки для электрических звонков «заграничного производства с костяными поддавками черного дерева».

С особым вдохновением Азеф воспевал телефонные аппараты с индуктивной катушкой и без, «такие же лучшие с телефоном на ручке за одиннадцать рублей», настольные телефоны «с батарейным вызовом, с гудком, со звонком и индуктивной катушкой всего за тридцать три рубля пятьдесят копеек».

Отдельный раздел составили телефоны, которые назывались «автофоны с обратным и без обратного вызова, а также со звонками», – стоячие, лежачие, висячие. Два художника-графика делали штриховые рисунки для печати. Каталог получился великолепным.

Деньги водились, девушки любили Азефа, он их тоже, жизнь была прекрасной.

* * *

Жизнь была прекрасной, но одинокой. Две смазливые дурочки с первого этажа, которые порознь и вместе приятно разнообразили существование нового жильца, не могли заменить жену Любу. Хорошо, что ее учеба в Берне шла к завершению.

Как всякий человек, Азеф жаждал того, чего не имел. Сейчас ему очень хотелось семейного очага. Он предвкушал радость своей верной подруги, которая разинет от счастья рот, увидав уютное гнездышко, хороший достаток и прислугу. За Любой он собрался выехать в конце зимы.

А пока что он отправлял отцу в Ростов-на-Дону ежемесячно по двенадцать рублей пятьдесят копеек, а к праздничным дням – Рош ха-Шана, Дню искупления и Пасхе – добавлял еще по десятке. К папаше, пьянчужке и скандалисту, Азеф не чувствовал любви, но все же испытывал благодарность: тот все-таки сумел дать ему первоначальное образование.

Старый Фишель, получив на почте деньги, показывал квитанцию всей улице и даже на базаре. Он вытирал из больного глаза мутную слезу и убедительно говорил:

– Можете мне не поверить, но это большое счастье – хороший ребенок! Двенадцать с полтиной – с этого жить можно! – Надев шапочку кипу и повернувшись на восток, ежедневно молился за успехи сыночка.