Текст книги "Эвакуация. 1941—1942 гг."

Не знаю, что имел в виду Гальдер, заключая фразу про разумных людей в России в кавычки, но совершенно ясны другие нюансы смысла этой записи. Американцев припугнули Тройственным пактом (Германия – Италия – Япония), и что это была не пустая угроза, станет очевидным для них после нападения японцев на Перл-Харбор (но это случится лишь в декабре 1941 года). Россию блокировали, но пугать пока что не стали, ее обрабатывали дипломатическими средствами: в тот же день, 15 октября, Гальдер делает запись о приглашении Молотова в Берлин. Война с Россией – на очереди, она уже не просто обдумывается, но и готовится (чему подтверждение – упомянутые 40 дивизий, а скоро будет 100), однако, судя по всему, она должна последовать за разгромом Англии.

Пока стратеги искали способ «полной победы» над Англией, бессмысленный и безнадежный «большой блиц» продолжался.

И вдруг вечером 11 мая 1941 года немецкие самолеты не прилетели – впервые за десять месяцев англичане смогли спокойно выспаться. Что случилось? Неужто Гитлер смирился с провалом своего плана – нет, своей маниакальной идеи, idée fixe! – покорить строптивых англичан?

Нет, причина иная: самолеты понадобились в другом месте. Ибо фюрер нашел «простой и гениальный» способ решить английскую проблему: надо быстренько победить Россию, и тогда доконать Англию будет гораздо проще.

2. В Лондон через Москву

В советские времена и сомнений не возникало: Гитлер напал на Советский Союз, потому что был одержим ненавистью к самой идее социализма и, следовательно, к первой в мире стране, приступившей к его строительству. Похоже, что в представлении советских идеологов зацикленность главного в истории человечества злодея на мысли об истреблении рассадника социалистических идей сильно поднимала акции социализма.

Историкам постсоветского времени такая мотивировка не подходит, но и предложить что-то правдоподобное в рамках нынешних парадигм не получается. Некоторые авторы ухватились за концепцию «превентивного удара», изобретенную Суворовым-Резуном, но она, как убедительно показано уже многими компетентными историками (их доводы коротко и внятно обобщил Ю.А. Никифоров[37]37
   http://history.milportal.ru/sovremennye-rossijskie-istoriki-o-prichinax-vtoroj-mirovoj-vojny-i-napadenii-germanii-na-sovetskij-soyuz/


[Закрыть]), основана на подлогах и передержках. Другие ищут ответ, опираясь на анализ геополитических и цивилизационных факторов, более популярных нынче, нежели «классовый подход».

И старые, и новые концепции в равной степени легко «подтверждаются» цитатами из «Mein Kampf», но – только «в принципе». Если же обратиться к ситуации, непосредственно предшествовавшей вторжению, то сразу возникает неудобный вопрос: а почему обсуждаемые факторы не мешали Гитлеру успешно сотрудничать с «большевистской Россией» на протяжении довольно длительного периода, а тут вдруг – раз! – и стало невтерпеж. Причем, казалось бы, в самое неподходящее время – когда Германия увязла в многозатратной и бесперспективной войне с Англией.

А вы не допускаете, что как раз в том и дело, что увязла и выхода не находилось?

Гитлер обращался за помощью и к итальянскому дуче (однако тот не захотел поддержать авантюру младшего по возрасту и политическому стажу, но чересчур амбициозного партнера), и к Франко (но осмотрительному каудильо в отношении Англии было выгоднее сохранить нейтралитет). Фюрер даже, представьте себе, пробовал и со Сталиным договориться! Возможно, «понарошку», для усыпления бдительности (некоторые историки считают именно так); а все же в документах запечатлено, как в ноябре 1940 года Риббентроп и сам Гитлер буквально навязывали Молотову, приглашенному ими в Берлин, так называемый «пакт четырех держав» (впрочем, таковым бы он стал, если б к нему присоединился СССР; пока же это был Тройственный пакт, подписанный Германией, Италией и Японией). Советский нарком принял предложение внешне благосклонно, но, руководствуясь строгими инструкциями Сталина, поставил заведомо неприемлемые для Гитлера условия, и сделка не состоялась[38]38
   См.: Мировые войны ХХ века. В 4 кн. Кн. 4. С. 175–179.


[Закрыть].

И в такой вот ситуации фюреру пришла в голову «креативная» идея «вывернуть перчатку наизнанку».

Российский историк, хорошо изучивший немецкие источники, утверждает, что «многим в окружении Гитлера, особенно из числа военных, война против Советского Союза казалась “чистым безумием”»[39]39
   Великая Победа. В 15 т. Т. IX. Сталин в годы войны. С. 10.


[Закрыть]. Наверно, лет за пять-шесть до того и сам фюрер счел бы ее таковой, но осенью 1940 года он воспринимал ситуацию уже иначе. Окрепшая Россия (СССР) теперь активно участвует в общеевропейском диалоге, твердо отстаивает свои интересы и как-то так получается, что все время встает поперек пути рейха – в Прибалтике, на Балканах, на границах с бывшей Австро-Венгрией. «Россия остается главной проблемой в Европе, – записывает Гальдер 4 ноября 1940 года, видимо, за Гитлером. И тут же добавляет фразу, в которой уже явно проступают очертания дозревающих намерений: – Должно быть сделано все, чтобы быть готовыми к полному расчету с ней».

Но о «полном расчете» – это только в узком кругу, а для непосвященных – чуть ли не идиллия: «Фюрер надеется, что ему удастся привлечь Россию к единому антианглийскому фронту» (1 ноября 1940 года); «Россия энергично требует поставок машин. Осуществимо!» (14 ноября). Молотов приглашен в Берлин для переговоров. Фюрер его обхаживает, как расчетливый жених выгодную невесту (16 ноября 1940 года): «Финляндия не должна послужить предметом конфликта… Мы держимся в стороне. Экономические интересы. Финляндия остается в сфере русских интересов»; «Балтийское море как район, обеспечивающий свободу действий Германии, интересует нас в последнюю очередь»; «Мы должны принять решение, должны ли мы стоять плечом к плечу, или друг против друга. Союз! Широкие перспективы!» (Это все Гальдер за фюрером записал.)

Смысл ответов Молотова Гальдер резюмирует так: «В отношении Тройственного пакта ясно, что Россия хочет вступить в него не как подчиненная сторона, а как равноправный партнер. Пересмотреть Тройственный пакт!» (В подтексте читается: ишь, чего захотел!) Такая позиция России немецких «партнеров», конечно, совершенно не устраивает, а советский нарком иного и не ожидал. Наши «штирлицы», если таковые и были на самом деле, не настолько глубоко внедрились в гитлеровское закулисье, чтобы в «режиме онлайн» отслеживать мотивы и логику каждого очередного шага противника, но Молотов и напутствовавший его перед этой поездкой Сталин хорошо знали, с кем имеют дело. И они ничуть не заблуждались, что подтверждается сейчас записями в дневнике Гальдера: «Генерал Паулюс: Доложил об основных идеях операции против России (памятная записка)» (29 октября 1940 года); «Турция. Вопрос о ней затрагивает русскую проблему. Этот вопрос может быть поставлен лишь после устранения России»; «Подготовку операции на Востоке не прекращать» (4 ноября 1940 года). Все это говорилось перед самым приездом приглашенного на переговоры Молотова!

А вскоре после его отъезда домой в дневнике Гальдера появляются две весьма многозначительные записи. 18 ноября 1940 года: «Операция против России, по-видимому, отодвигается на второй план»; тут генерал явно неточно выразился: не на задний план, а по срокам отодвигается, но причиной стал не визит советского наркома, а усложнившаяся ситуация на Балканах, где Гитлер тоже увяз. Однако об отказе от операции речь не идет, подтверждение тому – запись, сделанная днем позже: «Мой доклад о плане операции против России. После этого – обсуждение текущих дел. Никаких существенных замечаний». «Мой» – значит, самого автора дневника, который был не просто летописцем, но одним из главных виновников исторической катастрофы, в которую немцы вовлекли едва ли не все население планеты. И еще обратите внимание: план величайшего преступления – пусть и значится первым в повестке дня, а все-таки одно из «текущих дел».

И в тот же день, 19 ноября, Гальдер сделал еще одну запись, дающую представление о том, сколь масштабную партию разыгрывали в тот момент эти гроссмейстеры военно-политических авантюр: «Снова ощущается недостаточная связь и несогласованность между ОКВ и нами[40]40
   То есть ОКХ – Генеральным штабом сухопутных войск вермахта, начальником которого был Гальдер.


[Закрыть] по балканскому вопросу. Дело продолжает развиваться в направлении нашего возможного наступления на Турцию. Это, естественно, меняет всю картину. Нам должно быть ясно, что возможности ведения войны против России исчезнут, если мы свяжем себя в Турции. На последнем совещании фюрер сказал мне: “Мы можем двинуться к проливам лишь после того, как Россия будет разбита”. Эта мысль влечет за собой вывод: мы должны избежать войны с Турцией, пока Россия не будет разгромлена».

Тема Англии доминирует в обсуждениях, которые ведутся в ближайшем окружении Гитлера (и, следовательно, фиксируются в дневнике Гальдера) в ноябре – декабре 1940‑го и в январе – феврале 1941 года. Положение дел гитлеровским стратегам видится двояким. С одной стороны: «Тяжелое положение Англии становится все более очевидным. Рузвельт якобы заявил, что Англия будет ликвидирована в течение шести месяцев, и поэтому Америке нет никакого смысла ввязываться в войну из-за Англии» (26 ноября 1940 года). С другой стороны: «Мы не сможем окончательно разгромить Англию только путем высадки десанта (авиация, флот). Поэтому мы должны в 1941 году настолько укрепить свои позиции на континенте, чтобы в дальнейшем быть в состоянии вести войну с Англией (и Америкой). (Иден – сторонник сближения с Россией)» (16 января 1941 года).

Картина особых пояснений не требует: Англия по-прежнему враг номер один, но ее не получится покорить даже вторжением десанта. Америка ей не поможет, но, чтобы утвердиться на континенте, нужно отодвинуть куда-то в сторонку Россию, чтоб не мешала. То есть главные трудности связаны с Россией.

Не всуе помянут Энтони Иден – министр иностранных дел в правительстве Черчилля. (И.М. Майский тоже свидетельствует, что Иден в той ситуации был за сближение с Москвой.)

Ну и как вы им, гитлеровским стратегам, прикажете тут поступить?

Этому вопросу было посвящено знаменитое совещание у Гитлера 5 декабря 1940 года, на котором обсуждались военные планы Германии на ближнюю перспективу. Очень узкий круг посвященных (кроме хозяина кабинета, как пишет Гальдер, «главком (то есть Кейтель. – В.Л.), я и некоторое время генерал Бранд») обсудил намечающиеся операции.

Первым номером в их повестке дня шла операция «Феликс» – по захвату английского Гибралтара. Овладеть военно-морской базой, контролирующей вход в Средиземное море, необходимо, считали они, незамедлительно, ибо это позволило бы получить контроль над всем средиземноморским регионом. Операцию назначили уже на январь, но, скажу сразу, она не состоялась: не удалось сторговаться с Франко о преференциях за пропуск германских воинских формирований через Испанию.

Второй по срочности была сочтена операция «Марита» – по захвату Греции. Но срок ее на том совещании не был определен.

Упоминалась также операция по вторжению в Ливию, но решили пока что не вмешиваться в дела этой страны: там все было завязано на итальянцах, а отношения германского руководства с капризным и безответственным дуче были не выстроены.

Вспомнили и про операцию «Морской лев»: «Операция возможна лишь в том случае, если будет полностью нейтрализована английская истребительная авиация. Этого ожидать нельзя, даже если наша авиация весной будет более мощной, чем она была весной прошлого, 1940 года». В заметках, сделанных Гальдером по окончании совещания у фюрера, эта проблема резюмировалась кратко: «Операция “Морской лев”: Не имеется в виду».

В общем ряду первостепенно важных проблем на этом совещании была рассмотрена и «программа Отто» – первый набросок операции «Барбаросса». Основные тезисы Гитлера по этой программе Гальдер изложил таким образом:

«а. Задача состоит в том, чтобы не допустить отхода противника.

б. Самая дальняя цель – овладеть таким рубежом, который исключал бы проведение противником воздушных налетов на Германию. После достижения этой цели – комбинированные действия с целью разрушения источников военной и экономической мощи противника (военная промышленность, шахты, нефтяные источники).

в. Цель операции – уничтожить жизненную силу России. Не должно оставаться никаких политических образований, способных к возрождению.

г. Будут участвовать: Финляндия, Румыния; Венгрия – нет.

д. Одну дивизию перебросить из Нарвика по железной дороге через Швецию и ввести в действие вместе с двумя горными дивизиями Дитля на самом северном фланге. Задача – выход на побережье Ледовитого океана.

е. Сосредоточить крупные силы в южной группе армий. Русские войска должны быть разбиты западнее Днепра. Авиацию бросить на переправы через Днепр! Все, что русские имеют западнее Днепра, должно быть уничтожено.

ж. Прибалтику отрезать! В этом случае там достаточно будет иметь лишь дивизии ландвера [– дивизии 3‑й линии]. Противник должен быть рассечен ударами сильных фланговых группировок севернее и южнее Припятских болот и окружен в нескольких котлах (аналогично операциям в Польше). Эти оба внешних фланга должны быть достаточно сильными и подвижными!

з. Захват Москвы не имеет большого значения [мнение Гитлера]».

Возможно, стоило бы сократить этот конспект, выбросив некоторые частные подробности, но я не стал этого делать, чтобы читатель воочию убедился: раз уж речь заходит о перемещении конкретной дивизии и взаимодействии ее с двумя другими дивизиями, при том что дивизий на восточном направлении сосредоточено, как вы помните, уже сорок, – значит, дело зашло так далеко, что никакой иной исход ноябрьских переговоров Молотова с главарями Третьего рейха ничего бы не изменил: локомотив был поставлен на рельсы и начал гибельный разгон еще до приезда советского наркома.

В тезисах фюрера отчетливо просматриваются основные параметры поручения, которое он дал своим подручным. Во-первых, речь идет о полном и окончательном разгроме СССР («уничтожить жизненную силу России»); во-вторых, уничтожить ее необходимо быстро, одним ударом («не допустить отхода противника», сделать, как в Польше). И главное – по крайней мере, для нас с вами, читатель, главное: сделать то и другое необходимо для того, чтобы обеспечить скорую победу рейха над Англией.

Иными словами, разгром СССР Гитлер задумывал не как самоцельную операцию, но лишь как эпизод войны с Англией!

Всего лишь как эпизод!

В промежутке между главными делами. Проще говоря, между делом…

Кто-то из читателей, привыкший к традиционным трактовкам причины нападения нацистской Германии на СССР, сочтет такую версию и не очень правдоподобной, и даже, пожалуй, обидной, чуть ли не оскорбительной. Нам ведь привычно чувствовать себя гражданами великой державы, задающей повестку дня мировому сообществу, а тут нас пренебрежительно отодвинули на обочину. Но какой еще вывод можно сделать из приведенных фактов и процитированных текстов?

Тот же маршрут «через Москву в Лондон» фюрер обозначил в разговорах с фельдмаршалом фон Боком 1 февраля и 14 июня 1941 года: «Стоящие у власти в Англии джентльмены далеко не глупы и не могут не понимать, что попытка затянуть войну потеряет для них всякий смысл, как только Россия будет повержена»; «Как только Россия будет повержена, у Англии союзников на континенте не останется»[41]41
   https://www.litmir.me/br/?b=231375&p=2


[Закрыть]. А что будет повержена – это для него само собой разумеется.

В сущности, эту же версию Гальдер прямым текстом выражает в записи от 4 июня 1941 года как официальную позицию руководства рейха: «Решение о проведении операции “Барбаросса”: Оно имеет далеко идущие последствия. Причина – лишить Англию последней надежды на поддержку со стороны России и завершить реконструкцию Европы без Англии. После выполнения этой задачи у нас освободятся руки, чтобы в основном усилиями ВВС и ВМС нанести окончательное поражение Англии».

И, наконец, именно эта версия положена Гитлером в основу его выступления перед «немецким народом и национал-социалистами» 22 июня 1941 года по случаю нападения на СССР[42]42
   http://hrono.ru/dokum/194_dok/1941gitler.php


[Закрыть]. Начинается эта пространная речь с обвинений против Англии, которая, по словам фюрера, «после многих войн погубила Испанию», вела войны против Голландии, Франции, «на рубеже столетия она начала окружение тогдашней Германской империи, а в 1914 году – мировую войну». Вот, оказывается, кто развязал Первую мировую войну!

Дальше Гитлер говорит про «новый подъем нашего народа из нужды, нищеты и позорного неуважения к нему»: это «авторская оценка» политики нацистов, пришедших к власти. «Англию, – утверждает фюрер, – это никак не затрагивало и ничего ей не угрожало (ну да: “сижу, чиню примус, никому не мешаю”. – В.Л.). Несмотря на это, моментально возобновилась вдохновляемая ненавистью политика окружения Германии. Изнутри и извне плелся известный нам заговор евреев и демократов, большевиков и реакционеров с единственной целью помешать созданию нового национального государства и снова погрузить Рейх в пучину бессилия и нищеты».

После обстоятельной идеологической преамбулы фюрер обратился наконец к теме дня: «Никогда немецкий народ не испытывал враждебных чувств к народам России. Только на протяжении двух последних десятилетий еврейско-большевистские правители Москвы старались поджечь не только Германию, но и всю Европу. Не Германия пыталась перенести свое националистическое мировоззрение в Россию, а еврейско-большевистские правители в Москве неуклонно предпринимали попытки навязать нашему и другим европейским народам свое господство, притом не только духовное, но, прежде всего, военное».

Получается, что Сталин – союзник Черчилля, в том и виноват; «миролюбивый» фюрер тщетно пытался наладить с ним добрососедские отношения, шел на компромиссы, но русские отвечали «новыми и новыми вымогательствами». Фюрер долго терпел и молчал, а тем временем «возникла коалиция между Англией и Советской Россией», и тут уже нацистскому лидеру ничего другого не оставалось, как только осуществить «величайшее по своей протяженности и объему выступление войск, какое только видел мир».

«Задача этого фронта уже не защита отдельных стран, а обеспечение безопасности Европы и тем самым спасение всех.

Поэтому я сегодня решил снова вложить судьбу и будущее Германского рейха и нашего народа в руки наших солдат. Да поможет нам Господь в этой борьбе!»

Вот из таких благородных побуждений, если верить главарю нацистов, Германия 22 июня 1941 года напала на СССР. Заметьте: в этом обращении фюрер ни словом не обмолвился о «жизненном пространстве» для германского народа! Думаю, он все-таки понимал, что заявлявшаяся им прежде «высокая миссия» выглядела бы «не очень комильфо» в свете новых его деклараций и была бы вовсе не к месту в контексте идущей уже второй год мировой войны. А задача устранить главную помеху в борьбе с извечным врагом – Англией, – напротив, понятно объясняла новый поворот вооруженного противоборства, в которое уже была втянута практически вся Европа. Кому-то (даже не только в самой Германии, но и в тех странах, у которых, по присловью, чубы трещат, когда паны дерутся) подумалось тогда, что нападение на Россию – и вовсе к лучшему: наконец-то главный конфликт разрешится и мир возвратится к спокойной буржуазной жизни.

Но в радиообращении фюрера осталось не объясненным нечто более существенное: почему «ответственный вождь Германского рейха» (так он сам себя аттестовал) вдруг решил, что с беспокойной страной, которая мешает ему установить новый порядок на континенте и которой еще недавно он откровенно побаивался, он сможет теперь управиться хотя и не запросто (вон какой фронт «от Восточной Пруссии до Карпат» пришлось ему выстроить!), но быстро и радикально? Он, разумеется, не мог обсуждать такой вопрос публично: это значило бы разгласить военную тайну. Да и кто бы тогда решился задать подобный вопрос диктатору? Но, естественно, в германских штабах концепцию молниеносного разгрома СССР не просто обсуждали, но, раз приняли к исполнению, то взвешивали и просчитывали: им это было по штату положено.

Следы того «мозгового штурма» в документах сохранились.

Упомянутое выше совещание у фюрера 5 декабря 1940 года длилось четыре часа – с 15.00 до 19.00, как педантично отмечено в дневнике Гальдера. Вслед за кратким изложением выступления Гитлера автор дневника зафиксировал собственные размышления – уже не «летописца» разбойных дел нацистской Германии, а руководителя Генерального штаба сухопутных войск вермахта (такова, напомню, была его должность) о том, как выполнить указания самого главного начальника («Заметки о совещании у Гитлера 5.12.1940»).

Поражает география военно-политических притязаний рейха: Ливия, Албания, Болгария, Сицилия, Гибралтар, Франция и т. д. – всех гитлеровские стратеги собирались вписать в свой «орднунг». Круг связанных с этим проблем расписан в пятнадцати пунктах.

И только 16‑й, заключительный, пункт посвящен России, но не потому, что он второстепенный, а потому что ключевой – как магистрал в венке сонетов. На проблеме России сфокусировались для Гитлера все другие геополитические вопросы, которые они тогда по-своему решали. Чтоб их решить, надо побыстрее покончить с Россией – на том сходились все деятели из ближайшего гитлеровского окружения.

Пункт о России Гальдер начинает с сильного, с точки зрения его подельников, аргумента: «Русские уступают нам в вооружении в той же мере, что и французы». (Эта оценка подкрепляется довольно уничижительной характеристикой русской военной техники. В первые же дни войны выяснится, что эта оценка оказалась не вполне достоверной.)

Следующий тезис: «Русский человек – неполноценен. Армия не имеет настоящих командиров. Смогли ли они за последнее время серьезно внедрить правильные принципы военного руководства в армии, более чем сомнительно. Начатая реорганизация русской армии к весне еще не сделает ее лучше. Весной мы будем иметь явное превосходство в командном составе, материальной части, войсках. У русских все это будет, несомненно, более низкого качества. Если по такой армии нанести мощный удар, ее разгром неминуем». В общем, противник слаб как никогда, и нельзя упустить удобный для удара момент.

Дальше Гальдер подчеркивает необходимость предупреждения осложнений после первого удара: «Ведя наступление против русской армии, не следует теснить ее перед собой, так как это опасно. С самого начала наше наступление должно быть таким, чтобы раздробить русскую армию на отдельные группы и задушить их в “мешках”». (Война на уничтожение! Много позже, 13 июля 1941 года, уже в ходе боевых действий, Гальдер записал со слов Гитлера: «Для нас более важно уничтожить живую силу противника, чем быстро продвинуться на восток».)

И завершается этот сюжет изложением ожидаемого результата: «Если русские понесут поражения в результате ряда наших ударов, то начиная с определенного момента, как это было в Польше, из строя выйдут транспорт, связь и тому подобное и наступит полная дезорганизация». Что им и нужно.

Нетерпение совершить эти удары как можно скорей у гитлеровской верхушки день ото дня нарастает: «Решение вопроса о гегемонии в Европе упирается в борьбу против России. Поэтому необходимо вести подготовку к тому, чтобы выступить против России, если этого потребует политическая ситуация. (Заинтересованные служебные инстанции получат соответствующие задания!)» (13 декабря 1940 года); «С точки зрения русской идеологии победа Германии недопустима. Поэтому решение: как можно скорее разгромить Россию. Через два года Англия будет иметь 40 дивизий. Это может побудить Россию к сближению с ней».

Торопиться заставляют и другие обстоятельства: «Разрешение русской проблемы [Германией] развяжет Японии руки против Англии на Востоке. Поэтому необходимо радикальное решение проблемы. Как можно скорее!» (16 января 1941 года).

И еще одна запись в дневнике Гальдера, сделанная в тот же день: «”Барбаросса”: “Директива по стратегическому сосредоточению и развертыванию” находится в стадии разработки». То есть операция уже получила «высочайшее» одобрение и окончательное название; уже прорабатываются конкретные аспекты. Спешат!

Судя по записям Гальдера, работа над директивой в декабре-январе идет очень интенсивно, весь генералитет, как говорится, стоит на ушах. Решаются задачи интенсификации разведывания советской территории (не хватает самолетов-разведчиков, нужно немедленно их где-то раздобыть), берутся на учет переводчики с русского (всего нужно 400 «толмачей»), продумываются пути снабжения войск на захваченной территории, комплектуется матчасть механизированных дивизий. На самом высоком уровне решается даже вопрос о производстве подметок для солдатских сапог: их всегда делали из резины, а теперь в рейхе возник дефицит каучука: он весь нужен для автошин.

При такой спешке и громадном объеме привлекаемых ресурсов очень трудно свести концы с концами, но исполнители – на высоте, и 28 января Гальдер записывает: «Задача на Востоке (“Барбаросса”) должна рассматриваться как уже решенный вопрос».

Однако «должна» еще не значит, что все уже с ней решено, и в тот же самый день руководитель штаба ОКХ высказывает своему непосредственному начальнику фон Браухичу сомнения на этот счет: «Смысл кампании не ясен. Англию этим мы нисколько не затрагиваем. Наша экономическая база от этого существенно не улучшится. Нельзя недооценивать рискованности нашего положения на Западе. Возможно даже, что Италия после потери своих колоний рухнет и против нас будет образован южный фронт на территории Испании, Италии и Греции. Если мы будем при этом скованы в России, то положение станет еще более тяжелым».

Разумные, в общем-то, сомнения, но, похоже, служака Браухич их не поддержал: машина уже запущена. В дальнейшем план «Барбаросса», не меняясь по сути, лишь конкретизируется.

Всего на разработку детального плана беспримерной по масштабу операции ушло два месяца, и уже 3 февраля Гальдер докладывает его Гитлеру. Сомнения, если они остались, он не высказывает вслух, зато с такой уверенностью говорит о превосходстве германских войск («боевой опыт, боевая выучка, вооружение, организация, руководство, национальные особенности характера, наличие идей») и так четко выстраивает порядок взаимодействия всех родов войск, а также развертывания и дальнейшего движения армейских группировок, формы участия стран-сателлитов, что фюрер, конечно, доволен. Во всяком случае, зафиксировано лишь его замечание насчет обстановки на Западе. Оттуда, однако, никакой опасности не предвидится.

Впрочем, об одной опасности сам фюрер заявит на одном из следующих совещаний по этой операции: «Если Англия будет ликвидирована, он (Гитлер. – В.Л.) уже не сможет поднять немецкий народ против России. Следовательно, сначала должна быть ликвидирована Россия» (17 февраля 1941 года). Месяц спустя операция снова обсуждается у Гитлера. Фюрер категоричен: «Мы должны с самого начала одержать успех. Никакие неудачи недопустимы». И добавит еще один аргумент в подтверждение избранной стратегии: «Специалисты по идеологии считают русский народ недостаточно прочным. После ликвидации активистов он расслоится».

Словом, нет никаких сомнений: Россия была для них не цель, а средство. «Ликвидировать» ее им хочется как можно скорей, иначе не удастся развернуть ситуацию в Европе и мире в пользу Германии, оспаривающей у Англии статус мирового гегемона.

Пожалуй, стоит еще процитировать Гальдера. 25 июня 1941 года, когда вторжение в СССР уже произошло, фюрер сообщает Муссолини, почему это случилось, и, между прочим, уверяет своего итальянского коллегу, что «война против России имеет своей целью победу над Англией». Вроде не было у него в этом случае повода лукавить.

Таким образом, блицкриг – это не от профессионального зазнайства, а в силу жесткой необходимости: либо так, либо никак. К тому ж у них есть опыт молниеносного разгрома Польши и Франции, о котором они постоянно с удовлетворением вспоминают, а у СССР, напротив, – провальный опыт финской кампании. Фюрер и его сподвижники не сомневаются в успехе, но готовятся тщательно, чтоб уж наверняка, и потому раз за разом отодвигают дату начала. На первых порах называли 1 апреля 1941 года, потом переориентировались на 16 мая, однако еще в апреле переключились на 22 июня, но и эта дата была под вопросом, пока 30 мая Гитлер не подтвердил ее окончательно. После того обсуждалось только, в котором часу удобней начать вторжение: глубокой ночью или под утро?