Текст книги "Тревожные годы Приморья (1917-1922 гг.). Свидетельства эпохи"

Кроме того, нужно было считаться, что времени было до крайности мало. Основные обязанности младшего офицера, в сущности, не сложны, они требуют только очень отчетливого знания всего, что должен знать солдат, младший офицер обязан уметь быстро решить всякую задачу в поле, быть мастером этого дела, чтобы не растеряться и не промедлить. Вот такого-то мастера в пределах взвода и роты, отчетливого инструктора для подготовки молодых солдат, и надо было сделать в 2–3 месяца.

Была попытка провести это дело на Русском острове и раньше, осенью того же года, но окончилась неудачей. Мой приезд с целью начать то же дело встретил поэтому недоверчивость и даже скрытые улыбки преждевременного сожаления.

Стали прибывать партии офицеров. Редкие из них приезжали в военной форме, большинство в самых разнообразных штатских костюмах, иные почти в лохмотьях, длинноволосые, небритые, с враждебной недоверчивостью взгляда исподлобья. Они слушали слова о необходимости работы и дисциплины, хмуро и недовольно глядя из-под сдвинутых бровей.

Бедное русское офицерство! Оно принесло миру и своей Родине жертв больше всех, никто не перенес зато и таких страданий, мук и обид, какие выпали на его долю.

Условия работы были следующие: весь день распределен по расписанию, 8 ч. в день занятий, казарменная жизнь строго по уставу внутренней службы. Отпуск в город раз в неделю, в воскресенье. Зато весь возможный комфорт был предоставлен на острове. С первого дня этот порядок и работа пошли, как новая исправная и точно заведенная машина.

Трудно было вначале. Ген. Степанов, помогавший мне несколько дней и живший во Владивостоке, передал раз предупреждение – кем-то выраженные угрозы убить начальствующих лиц за введение такой строгой дисциплины. Но надо заметить, что самым тяжелым наказанием был выговор старшего начальника в присутствии части после разбора проступка. Арест не применялся вовсе и даже не был введен в инструкцию-устав школы, так как офицер или солдат, не желавший измениться к лучшему после трех случаев выговора, не исправился бы от ареста и подлежал отчислению или даже разжалованию, в зависимости от серьезности проступка.

Первые две недели было тяжело всем. Начинались занятия в 7 ч. утра, кончались в 7 вечера чередуя ученья в поле с лекциями. Туго вначале прививался и казарменный порядок. Когда я через неделю выехал по делам на день во Владивосток, адъютант доложил мне по телефону, что один рядовой офицер 1-й роты, поручик военного времени В., сделал попытку застрелиться, выстрелив из револьвера себе в правый бок, все офицерство волнуется. Я тотчас вернулся на остров, собрал роту и разъяснил им всю сущность этого некрасивого поступка, что так офицеры не поступают.

Офицеры слушали молча. Но я уже встретил среди массы не одну пару глаз, смотревших на меня не только с пониманием, но и с сочувствующим, прямым, открытым взглядом.

Прошел первый месяц. И какая решительная перемена. Из беспорядочной толпы образовалась стройная воинская часть. Занятия шли полным ходом и уже не утомляли – все втянулись. Усиленная работа и приобретаемые знания давали каждому уверенность в себе, сознание исполняемого долга. А это вместе со здоровым режимом и прекрасным зимним воздухом острова наложило на лица отпечаток мужественности и чистоты.

Много раз представители иностранных миссий просили позволить осмотреть эту новую военную школу. И вот они приехали, приглашенные на одно наше торжество: прибитие мраморной доски к домику где до войны жил на Русском острове ген. Л.Г. Корнилов.

После парада был смотр двух рот. Рота кап. Ярцова показала отчетливое ротное ученье, то, что у нас называлось «на пятачке»: шаг и все приемы, как один, перестроения, как в гвардейской учебной команде. Стояли иностранные офицеры, молча смотрели на спаянную, отчетливую роту, и на их лицах постепенно вырастало удивление, заменившее прежнюю пренебрежительную мину. Когда же после ученья рота вытянулась длинной колонной и, сверкая штыками, уходила по морскому берегу звеня могучей русской песней, все эти представители «пяти великих держав» стояли на своем возвышении из штабеля бревен и, постепенно поворачивая головы вслед уходившей роте, не могли оторвать внимательного взгляда.

Что это? Неужели Россия встает из гроба?..

Мы верили, что да, встает, кончаются ее великие, неизреченные испытания…

Тактическое ученье произвело еще более сильное впечатление. Японский генерал и два офицера до того увлеклись, что сами шли за той и другой частью, то бросались к обходящему взводу, то к пулеметам, отражавшим контратаку. После отбоя они пожимали офицерам руки и говорили: – Да, да, это вот действительно хорошо.

Один из лучших иностранных офицеров, показавший себя большим другом России, американский адмирал Роджерс, прислал мне на следующий день письмо с выражением полного восхищения: «Вид людей всех рот, такой довольный и веселый, доказывает, что они счастливы, а это лучший залог большого успеха, который вы уже достигли».

Ген. Нокс передал школе знамя, подарок возрождающейся Русской армии от Британской – соединенный Русский национальный и Андреевский флаг с образом Георгия Победоносца и с надписью «За веру и спасение Родины». 1 января [1919 г.] состоялось его освящение в нашей военной церкви. Из города приехали корреспонденты русских газет, несмотря на то, что погода была ужасная – один из тех редких даже здесь тайфунов, когда сносятся его силой крыши, вырываются с корнем деревья. Идти против ветра можно было только согнувшись под прямым углом…

Приходилось делать некоторую чистку. Среди массы офицерства военного времени попали два самозванца, таких искусных, что их обнаружили не так-то скоро, затесался один прапорщик, бывший ранее большевицким комиссаром, человек 5 попалось неисправимых. Зато остальные через 2.5 месяца были уже совершенно другие. Отличные русские офицеры, полные сознания долга, связанные честным товариществом, корпоративным духом и знающие свое дело…

Такие же результаты получились и в унтер-офицерских батальонах, где люди постепенно втянулись в работу, утратили навеянные революционными демагогами отчуждение и враждебное чувство к офицеру, теперь отношения были самые нормальные и даже дружеские, чувствовалось, что здесь и офицер и солдат – сыны одного народа. Строевая и полевая подготовка унтер-офицеров после 3-х месяцев не оставляла желать ничего лучшего.

Показателен такой случай: среди присланных мобилизованных кадровых фельдфебелей и унтер-офицеров попал один большевик, который на второй же день начал пропагандировать, сначала устроил вечеринку с балалайкой, а затем завел речь, что опять офицеры хотят на старое повернуть, что-де надо им погоны к плечам гвоздями прибить и т. д. Эффект для большевика получился неожиданный: дежурный по роте из молодых солдат, пробывших в школе около месяца, явился к командиру роты и доложил…

План дальнейшей работы состоял в том, чтобы из этих офицеров и солдат, так сжившихся, одинаково обученных, воспитанных на дисциплине, сформировать две стрелковые бригады, а школу оставить для дальнейшего укомплектования частей этого корпуса. Были разработаны все подробности этого плана. Оставалось только по готовому отдать приказы и продолжать совершенно налаженное дело. Но главный штаб и министерство перерешили. Почему – мне так и не удалось выяснить. Но посылались самые разнообразные приказания: сначала – отправить всех офицеров и унтер-офицеров в распоряжение главного штаба для назначения, затем – поименные списки для отправления по разным городам, причем военный министр брал себе в ординарцы 5 офицеров, наконец, последнее – отправить в три новых дивизии, в Омск, Новониколаевск и Томск.

Наладив на Русском острове дела с новым набором, я отправился вслед за первым выпуском в Омск, пробыв на Дальнем Востоке с ноября до середины марта.

Много приходилось мне видеть в это время различных сторон знаменитой интервенции, в общих чертах об этом сказано, теперь приведу некоторые факты.

Общество христианской молодежи (Y.M.C.A.), или, как их называла вся Сибирь, «христианские мальчики». Опять-таки и тут, послали они в Сибирь большей частью своих агентов из иудейского племени, русских эмигрантов, настроенных к России и Русскому народу непримиримо враждебно. Y.M.C.A. устраивает спектакль для русских и интервентов. Представляется русский офицер с огромным жестяным Георгиевским крестом, женщина русская в виде уличной девки, бородатые мужики и бравый иностранный солдат, который спасает женщину. Вся публика, кроме русских, забавлялась и хохотала. А русские глотали слезы обиды…

Белая Сибирь. В 6-ти гл. Мюнхен, 1923.

Источник: Дело не получило благословения Бога. 1992.

ОТНОШЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ШТАБА ЯПОНСКИХ ВОЙСК ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА ЮХИ ГЕНЕРАЛУ ИВАНОВУ

Владивосток, 12 ноября 1918 г.

Генерал Отани отвечает за сохранение порядка и спокойствия в Приморской и Амурской областях. Он твердо и искренне верит, что в будущем будет организована устойчивая русская армия и что русские будут сами в состоянии поддерживать такой порядок и спокойствие. Его намерение не отказать в возможной помощи усилиям русских для того, чтобы довести до конца вышеозначенное намерение. Но если русские войска войдут в эти две области без предварительного предупреждения генерала или не сохранят соглашения с генералом, можно бояться, что это создаст затруднения и беспорядок. Такие действия русских до сих пор были отвергнуты соглашением военных представителей союзников и будут так же отвергнуты теперь.

Это я имею честь сообщить Вам с согласия союзных военных представителей.

Я пребываю с истинным уважением к Вам.

Генерал-лейтенант Юхи.

АВПР МИД РФ. Ф. 324. Оп. 891. Д. 2. Л. 32.

Источник: Колчак и интервенция на Дальнем Востоке. Документы и материалы. 1995.

СООБЩЕНИЕ СОВЕТНИКА МИД КОЛЧАКОВСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА

5 декабря 1918 г.

Правительственный комиссар Приморской области представил мне копию сообщения Центрального исполнительного комитета Всероссийского корейского национального совета от 20 ноября с.г. за № 962 о том, что от корейских поселений тех местностей, где остановились отряды японских войск, поступают жалобы, что японцы вмешиваются во внутреннюю жизнь корейского населения и что в Чите японские солдаты под угрозой требовали переименования корейского общества по-своему.

В интересах разъяснения обстоятельств этого дела, я должен обратить Ваше внимание на то, что только лишь в том случае, если упомянутые поселенцы уже окончательно приняли русское подданство, Министерству будет удобно обсудить мероприятия относительно прекращения подобных действий. Если же поселенцы эти лишь интернированные, но еще формально в русское подданство не приняты, или же до сих пор состоят в японском подданстве, то не представляется удобным парализовать действия японских властей.

Ввиду сего, прошу Вас не отказать в выяснении обстоятельств этого дела в указанном выше направлении и о последующем сообщить мне.

Примите, Милостивый Государь, уверения в совершенном почтении и таковой же преданности.

ГАХК. Ф. П. 44. Оп. 1. Д. 215. А. 13.

Источник: Колчак и интервенция на Дальнем Востоке. Документы и материалы. 1995.

ИЗ ПЕРВОГО НОМЕРА ГАЗЕТЫ «ВЛАДИВО-НИППО»

(редакционная статья)

… Издание в России иностранной газеты – случай беспрецедентный. Вместе с тем выход нашей газеты «Урадзио-ниппо» отныне является важным событием с точки зрения общества на Востоке… Наша задача состоит в том, чтобы дать возможность гражданам России понять Японию, но в первую очередь, чтобы Россия стала понятна гражданам Японии. Территория, где расположен Владивосток, – это фактическая зона контакта Японии и России, и наша «Урадзио-ниппо» – важный и единственный орган, который должен обеспечить взаимное знакомство и понимание.

Газета «Владиво-ниппо» (Владивосток), 9 декабря 1918 года.

ГЕНЕРАЛ У.С. ГРЭВС – ВОЕННОМУ МИНИСТЕРСТВУ США

Владивосток, 13 декабря 1918 г.

… 2. Вся информация, которой я располагаю, приводит к заключению, что правительство, возглавляемое Колчаком, не может быть долговечным. Представители демократических слоев единодушно заявляют, что переворот 18 ноября в Омске имел результатом сближение и сплочение всех элементов, которые противостояли старому русскому режиму. Мне известно, что многие из этих людей готовы возложить вину за происшедшее на британского ген. Нокса. [Генерал А. Нокс – спецпредставитель английского правительства в Сибири]. Мне также говорили, что некоторые из них подозревают, что и ген. Жанен был доброжелательно настроен к перевороту… [Генерал М. Жанен был направлен правительством Франции для руководства всеми интервенционистскими войсками].

3. Представители демократических слоев общества сообщили мне также, что адмирал Колчак применяет те же методы управления, которые использовались при царизме. Русские войска в Сибири арестовывают и убивают людей, оправдывая свои действия указаниями Колчака о том, что всякий, кто противодействует правительству, должен быть наказан… Русские продолжают сообщать мне, что, поскольку мы находимся здесь, то реакционные российские группировки хотят воспользоваться нашим присутствием для реставрации автократической формы правления, вследствие чего престиж США падает, а население сомневается в нашем расположении к демократическим формам правления в иных странах.

Я не придаю большого значения таким настроениям, но полагаю, что авторитет США в самом деле снижается. Отношения между двумя классами становятся такими ожесточенными, что мне почти невозможно занять такую позицию, чтобы не быть обвиненным ими обоими…

Источник: Колчак и интервенция на Дальнем, Востоке. 1995.

О СОЗДАНИИ КОРЕЙСКИХ ПАРТИЗАНСКИХ ОТРЯДОВ

… В апреле 1918 г. в Сучанской долине, в селе Николаевку (Синенгоу) был образован первый сельский Совет в Приморье, организованный под председательством корейца Хан Чан Гера. В Сучане к тому времени существовало только два Совета: один на Сучанском руднике, другой в Синенгоу…

… Совет в Синенгоу просуществовал всего два месяца. В конце июня 1918 г. власть Советов во Владивостоке пала под натиском чешских войск и перешла к Земскому Управлению, а затем, в ноябре, отошла к «Верховному Правителю» – Колчаку.

В момент чешского переворота члены Совета Синенгоу, получив об этом извещение от Совета Сучанского рудника, стали готовиться к походу в защиту Советской власти во Владивостоке, но было поздно. Организация и подготовка к вооруженному сопротивлению против «белочехов» стала началом развития корейского партизанского движения в Приморье…

В октябре месяце 1918 г. в Сучан прибыл японский отряд, с которым активно сотрудничал один из ярых противников Советской власти Ким Гнок. Он указывал местонахождения бывших членов Совета.

Между тем члены Совета Синенгоу установили связь с организаторами русских партизанских отрядов Н. Ильюховым, Т. Мечиком и другими, совместно проводили агитационную работу среди корейского населения, собирали винтовки и патроны, готовясь к вооруженному сопротивлению. 26 октября в Сучане был образован «Комитет по подготовке революционного сопротивления контрреволюции и интервенции».

21 декабря [1918 года] съезд руководителей боевых дружин Сучанской долины в селе Фроловка принимает решение о восстании. На съезде избирают командующего партизанскими отрядами Сучанской долины и его заместителя.

Началась гражданская война на русском Дальнем Востоке.

Корейцы Приморья безоговорочно встали на сторону «красных». Важнейшим фактором такого решения стала японская интервенция. Борьба с ней означала борьбу за национальную независимость. Поэтому корейцы оказались единственной нацией в России, которая не разделилась на «красных» и «белых», а всецело, без различия на групповые приоритеты, оказалась в одном лагере, противоборствующим интервентам и белогвардейцам.

В декабре 1918 г., после перехода власти в Приморье к «Верховному правителю», начались вооруженные выступлению крестьян Сучана, поводом к которым послужили объявленная властями мобилизация мужского населения 18–43 летнего возраста, приказ об изъятии у населения оружия и последовавшие затем карательные экспедиции.

Карательный отряд прибыл и в Синенгоу. Сохранился акт от 17 февраля 1920 г. о расправе белогвардейцев и интервентов с мирным населением в селе Николаевке (Синенгоу): «Комиссия в составе председателя Петра Николаевича Ким, членов: Афанасия Николаевича Ким, Иннокентия Елисеевича Хан, Ивана Львовича Цой и секретаря Василия Григорьевича Нигай на основании протокола Ольгинского уездного земства приступила к обследованию бывших расстрелов, телесных наказаний бывшими войсками адмирала Колчака, карательными отрядами Волкова, Смирнова, экспедиционными войсками Японии и Америки, причем оказалось: расстрелов в дер. Николаевке не было. Подвергнуты телесному наказанию председатель сельского общества Иннокентий Хан за невыдачу партизан во время облавы Николаевки колчаковскими войсками. Гражданин Елисей Хан за непредставление винтовки начальнику карательного отряда Смирнову подвергнут побою, отчего спустя несколько месяцев скончался.

Председатель комиссии (подпись)».

Хан В.В. Участие корейских трудящихся в Гражданской войне на Дальнем Востоке.

Источник: Интернет-сайт http://world.lib.ru/h/

Дата обращения: 13 февраля 2013 г.

ПОД НОВЫЙ ГОД

Последний день самого кровавого, самого страшного года в нашей несчастной стране за все время ее существования. Нам, современникам, казалось, а многим и ныне кажется, что Россия переживает агонию.

Не стало русского царя Николая Кровавого, Великого Провокатора! Стали прахом звенья страшной когда-то самодержавной цепи… Разрушено собранное обманом и насилием русское царство, но живы народы России и еще плотнее их внутренняя, племенная спайка… Народы выявят новые формы и станет видно, что их новая спайка – не ржавые цепи, а общая потребность сопротивления, взаимопомощь в нужде…

Газета «Владивосток» (Владивосток), 31 декабря 1918 года.

ВЛАДИВОСТОК 1918–1922.

Из воспоминаний К.А. Харнского

[Востоковед и публицист К.А. Харнский находился во Владивостоке с сентября 1918 по август 1920 года. Работал сотрудником газеты «Дальняя окраина», переводчиком Дальохраны Омского правительства и штаба оккупационных войск США, помощником начальника разведывательного отделения штаба войск Временного правительства Приморской областной земской управы].

… Этот скромный окраинный город был тогда похож на какую-нибудь балканскую столицу по напряженности жизни, на военный лагерь по обилию мундиров. Кафе, притоны, дома христианских мальчиков, бесчисленные, как клопы в скверном доме, спекулянты, торгующие деньгами обоих полушарий и товарами всех наименований. Газеты восьми направлений и ещё большего числа источников дохода.

Морфий и кокаин, проституция и шантаж, внезапные обогащения и нищета, мчащиеся автомобили, кинематографическая смена лиц, литературные кабачки, литературная и прочая богема. Напряжённое ожидание то одного, то другого перехода. Мексиканские политические нравы. Парламенты. Военные диктаторы. Речи с балконов.

Обилие газет и книг из Шанхая, Сан-Франциско и откуда угодно. Английский язык, «интервентские девки». Мундиры чуть ли не всех королевств, империй и республик. Лица всех оттенков, всех рас, до американских индейцев включительно.

Белогвардейцы и партизаны, монархический клуб рядом с митингом левых. Взаимное напряжённое недоверие.

Американские благотворители. Шпики. Взлетающие на воздух поезда в окрестностях. Пропадающие неизвестно куда люди. Проекты и прожектёры. Бесконечные слухи, то радостные, то пугающие, слухи, которыми, казалось, был пропитан воздух. И полная изолированность от Москвы, превратившейся во что-то сказочное, недоступное, более далёкое, чем Нью-Йорк или Лондон… А над всем этим интервентский кулак.

Вообразите себе худший тип прежней Одессы, вообразите себе горы вместо степей и изрезанный, как прихотливое кружево, берег вместо прямой линии, перенесите всё это куда-нибудь за восемь тысяч вёрст от Советской земли, отдайте одну улицу белым, а другую красным, прибавьте сюда по полку, по роте солдат разных наций, от голоколенных шотландцев до анамитов и каких-то неведомых чернокожих – и вот Владивосток – переходных времен.

Таким же, с изменениями то в одну, то в другую сторону, он оставался всё время с 1918 по 1922 год…

«Япония в прошлом и настоящем», 1926.

Источник: Город нашенский. Владивосток, 1970.