Текст книги "Бри"

Бри
Валентин Валерьевич Пампура

© Валентин Валерьевич Пампура, 2023

ISBN 978-5-0051-9818-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бри (фр. Brie) – мягкий сыр из коровьего молока, получивший своё имя по названию французской провинции (расположена в центральном регионе Иль-де-Франс…

При прочтении, рекомендуется слушать музыку Йозефа Гайдна.

Ужин в дорогом ресторане. Двое. Он в возрасте, украшен благородной сединой. И его мальчик, стройный, красивый с возвышенными чертами лица. Звучит Гайдн.

Матовые раковины устриц, красиво оформленные, лежали на блюде. Он взял одну из них, и положил перед ним.

– Попробуй.

– Они не такие, как те, что мы пробовали, в Таиланде. Те были более хрупкие, и юные.

– Да, а эти, совсем другие. Они сочетают в себе, достойную зрелость, с прекрасным свежим вкусом.

– Почему так?

– Посмотри, какая жесткая раковина. И какая нежная плоть. А вкус? Он специфичен, но прекрасен. Тебе нравиться?

– Да.

– А в сочетании с хорошим вином, он просто божественен. Ты не находишь?

– Это удивительное сочетание вкусов порождают во мне страсть. И она увлекает меня за собой, как горный поток несёт сорванный цветок.

– Прекрасно, мальчик мой. Прекрасно сказано Бри. Пожалуй, это стоит записать.

– Скажи, почему ты зовёшь меня, Бри?

– Попробуй его. – Он протянул ему тарелку с сыром. – Как он тебе?

– У него не обычный вкус. И он очень нежный.

– Как?

– Как, я не знаю с чем сравнить. Помнишь ту девушку на заправке?

– Ты всё ещё думаешь о ней?

– Нет, просто, ты попросил сравнения, а она это первое, что пришло мне в голову.

– Неужели не чего больше?

– Нет, позволь мне сказать. Мне очень хочется.

– Хорошо, говори.

– Спасибо. Она была тонкая, и гибкая как виноградная лоза. Она смотрела на меня большими тёплыми глазами. Они были как два озера наполненных до краёв чистой голубой водой. А её улыбка была подобна спелому, раскрывшемуся плоду, с белыми, молочными зёрнами граната.

– Прекрасно, прекрасно мой друг. Пиши дальше.

– Потом, когда ты ушёл в уборную, а я пил кофе, она подошла и села за наш столик.

– Ты говорил с ней?

– Да.

– Это было опрометчиво с твоей стороны.

– Она заговорила со мной. Я же не мог просто молчать.

– Хорошо, продолжай.

– Она спросила кто я и куда еду.

– Ты сказал ей?

– Да. От неё исходил такой обволакивающий аромат. Он погружал меня в неё. Он заставил моё сердце стучать так, что казалось ещё чуть-чуть, и оно выскочит из груди. Я был подобен листу, что сорвало порывом ветра и понесло вниз, кружа и бросая из стороны в сторону.

– Тебе было страшно?

– Да.

– Но ты всё равно говорил с ней.

– Да. Я не мог оторваться от неё.

– Ты понимал, чем тебе это может грозить?

– Да.

– И всё равно готов был лететь в эту пропасть?

– Да.

– Это дыхание болезни. Очень опасной болезни. Так погиб твой второй родитель.

– Расскажи мне, как это случилось.

– Это было сразу после того как мы усыновили тебя. Мы были в опере. Давали Гайдна. Что за чудная музыка. Ты только послушай её. Она словно вся жизнь человечества собранная в одних ладонях. Поистине она божественна. Мы сидели в ложе, я наслаждался великим метром, и его божественной музыкой. А Карл, твой второй родитель, он был глух к великому. Его тянуло ко всему низкому и отвратительному. Всему тому, что противоречит, человеческой природе. До самого антракта он смотрел в пропасть, с длинными ресницами, и голубыми глазами. Её звали Анна. Он ещё не осознавал гибели, к которой уже несётся с огромной скоростью. Во время антракта, он улизнул от меня и нашёл её. А я не мог ничего сделать, ведь я занимался тобой. В тот вечер Мы вернулись с тобой домой одни. А он появился только на следующий день. От него пахло, всем тем, непотребным, что превращает человека в животного. В животного наполненного похотью, и ложью. Лишая его истинного предназначения. Это было ужасное время. Он исчезал, подолгу оставляя нас одних, а возвращаясь, он лгал, лгал не прикрыто, низко и подло. Однажды он просто исчез, как исчезает последний трус. Как исчезают предатели из нашей жизни. Оставляя после себя только чувство некой брезгливости. Прости, ты слышишь этот переход, он как…

– Как переход от летнего дождя к солнцу.

– Да, капли ещё продолжают падать, а солнце уже сияет, над землёй, давая жизнь всем живущем на этой планете. Хватит о том, что не достойно развитого человека. Давай насладимся этим прекрасным вечером и великим Гайдном.

Звучит Гайдн. Спальня. Он, и его мальчик. Мальчик стоит у большого зеркала, он стоит за его спиной и смотрит на его отражение.

– Какие линии, удивительное сочетание тонких линий и пробивающих себе дорогу, ещё нежных, но уже упрямых, закручивающихся в изящные спирали, волосков. – Гладит его. Касается губами его шеи.

– Знаешь, Твои ладони, как раковина тех устриц, что мы пробовали сегодня. А вкус твоих губ как их нежная, сочная мякоть. В сочетании с вином, она порождает во мне страсть.

– Прекрасно, мой мальчик. Прекрасно, ты усвоил сегодняшний урок. Теперь ты понимаешь, почему я зову тебя Бри?

– Да. Его нежная мякоть, это мой вкус для тебя. Который ты любишь во мне. Это и есть настоящая любовь. Любовь, о которой создано столько великих произведений.

– Великолепно, мой мальчик. Но нужно помнить о той болезни, что скрывается под именем любви. Которая уже погубила столько людей.

– Да, я буду помнить об этом всегда. А ты поможешь мне в этом. Ты ведь не оставишь меня никогда?

– Нет, мой мальчик. Иди ко мне.

Звучит Гайдн.

Тонкие линии извиваясь, дрожат, как утренняя роса дрожит на ладонях зрелых, тёмных листьев. Линии переплетались с матовой раковиной, как сплетаются молодые, зелёные водоросли в спокойной, прозрачной воде. Они дрожали каплями пота, проступавшими сквозь поры. Пока не замерли, в пространстве иллюзии сотканной человеческим разумом.

– Мой мальчик, мой чудный мальчик. Мы путники в этой бесконечной, и холодной вселенной. И жизнь, это то, что позволяет нам почувствовать тепло друг друга. Не каждому выпадает такой шанс. Цени это. Ведь очень трудно приобрести, и очень легко всё потерять. Помни об этом. И не когда не забывай.

– Я буду помнить об этом всегда. Ведь ты научил меня заключать мир в образы. Ты научил меня слышать музыку. Ты научил меня любить. А тот, кто научил любить, тот есть податель жизни.

– Прекрасно, прекрасно, мой мальчик. А теперь оставь меня, я хочу ощутить послевкусие, пока оно не растаяло как утренняя дымка.

– Я пройдусь по улицам города.

– Будь осторожен, мой мальчик. Мир таит в себе много опасностей. Помни обо всём, чему я учил тебя.

– Не волнуйся, твои слова, лежат в глубине моего сердца. А ключ я оставляю у тебя.

Гайдн стихает.

Тонкая струйка шоколада, стекала с ложки, оставляя узоры на белой салфетке. Он водил ложкой, как дирижёр, своей палочкой. Отмеряя такт музыке, звучащей в его шоколадной рапсодии. Она подошла и села рядом.

– Что ты делаешь? Шоколад нужен для того, что бы его пить. – Он проиграл ещё несколько тактов, Музыка стихла. И шоколад застыл на салфетке. Он посмотрел не неё.

– Ты?

– Да. Удивительно, что мы снова встретились, правда?

– Да.

– Мне кажется в этом, есть какой то знак. А ты веришь в знаки.

– В знаки?

– Ну, в то, что говорит нам о том, что обязательно должно случиться. То, что как бы заложено, кем-то, заранее.

– Да, наверно. Я никогда не думал об этом.

– Какой ты смешной. Как тебя зовут?

– Бри.

– Бри?

– Да.

– Классно, а я Марго. Где вы остановились?

– Мы остановились в отели напротив.

– Ух ты, это очень дорогой отель. А мы в отели попроще. Впрочем, это же не важно?

– Не важно.

– Что ты думаешь делать?

– Я вышел пройтись по улицам города.

– Нет, ну ты очень смешно разговариваешь.

– Ты так находишь.

– Да, я так думаю. А пойдём вместе, погуляем.

– Пойдём.

– Смотри как классно. Сколько огней, сколько жизни, а ведь сейчас ночь. Подумать только, где то за городом сейчас тихо, и все давно спят. А здесь жизнь только начинается. Она выплёскивается на улицы города, и наполняет его весельем. Смотри сколько радостных людей. Они все счастливы. А ты, ты счастлив?

– Да, я счастлив, ведь у меня есть всё для счастья.

– А, что у тебя есть для счастья?

– У меня есть мой родитель.

– Предки не в счёт. Нет хорошо, конечно, что они есть. Но ведь мы сейчас с тобой вдвоём, и эта наша жизнь. Я, например счастлива, что нашла тебя, и мы сейчас с тобой вместе идём по улицам ночного города. Это же классно. Я даже представить себе такое не могла. Я всё время думала о тебе, но и предположить не могла, что мы снова встретимся.

– Я тоже, всё это время я думал о твоём образе. Моё сознание сплетало тебя из моих воспоминаний, и ты представала передомной, как полотно, сотканное из тонких шёлковых нитей.

– Ни фига себе. Класс. Как ты это делаешь?

– Что, я делаю?

– Так говоришь?

– Я просто, мыслю.

– Это круто. Правда мне нравится. А пойдем, потанцуем.

– Потанцуем?

– Да, на дискач.

– На дискач?

– Да, ты, что там никогда не был?

– Нет.

– Ну, отпад. Тогда пошли, я тебе всё покажу.

Зал был заполнен людьми. Музыка рвала все децибелы на части. Огни вспыхивали разными цветами, спутывая всё и всех в наполненном, безумством зале.

– Здесь очень шумно.

– Здесь классно. Пойдём, что ни-будь выпьем. – Два Мохито. – Обожаю Мохито. Ты пил раньше Мохито?

– Нет. Я люблю Шато Лафит Ротшильд.

– Ну, прости, это просто Мохито. Он, конечно, не столь изыскан, как Шато, но расслабляет не хуже. Пробуй. – Он пьёт. – Ну, как?

– У него вкус мокрых осенних листьев.

– Дурак какой. Просто пей и пошли танцевать.

Танцпол был заполнен. Она взяла его за руку, и они влились в общий поток движений.

– Здесь супер. Просто двигайся и не о чём не думай. Смотри. – Она прошла через центр, извиваясь и завораживая его округлыми линиями своего тела. Её руки двигались, как двигаются в танце две змеи. Они кружились и обвивали его тело. Всякий раз, когда она приближалась к нему, он чувствовал, как её дыхание обжигает его. А когда она удалялась, её бёдра уводили его сознание, туда, где у него перехватывало дыхание. – Тебе нравиться?

– Да. – Он закричал громко, что бы перебить музыку, и не узнал своего голоса. Он не узнавал и себя. Его подхватил поток, и он закружился вместе с ней. Музыка стала плавной и спокойной. Огни притихли. И она прижалась к его груди. Змеи успокоились и, обвив его, уснули на его плечах.

– Хорошо как, а тебе тоже хорошо?

– Мне очень хорошо.

– Как странно, что мы не встретились с тобой раньше. Впрочем, главное, что это произошло. Прижми меня крепче, и поцелуй. – Он коснулся её губ, и всё закружилось вокруг него. Устрицы, матовые раковины, и всё прочее, что наполняло его жизнь, вдруг треснуло и рассыпалось, как рассыпается пепел в руках. Этот поцелуй нельзя было сравнить не с чем, что он знал прежде. Это было похоже на зарю нового дня. На россу сверкающую, на нежных лепестках только что, распустившийся розы. Это было похоже на саму жизнь наполняющую всё живущее на земле.

Они шли по ночному городу. Он был наполнен свежестью мокрого асфальта, после дождя. Цветущими деревьями, украшенными гирляндами маленьких, ярких огней. Она шла рядом, уверенно и просто, так будто всегда была с ним. А он держал её за руку, и готов был поклясться, что так было с самого сотворения мира. И что они идут рука об руку по звёздному пути, проходя сквозь цепь созвездий сплетённых между собой. Уже очень и очень давно. Они идут, переходя из одного мира в другой, не смотря на бури, что разыгрываются на их пути. На тьму, через которую пролегает их путь. Они идут, сжав в своих ладонях тонкую нить. Нить, которая ведёт их к одной цели. Нить, имя которой любовь.

Они остановились у старого здания. – Это мой отель. Он, конечно, не такой роскошный как твой. Зато у меня свой номер.

– Я не хочу, тебя отпускать.

– Тогда не отпускай. Держи меня крепче.

– У меня такое чувство, что если я сейчас уйду, то потеряю тебя навсегда.

– Тогда не уходи.

– Я никогда раньше…

– Что? Ты хочешь сказать, что у тебя раньше этого никогда не было?

– Нет, было, но не с девушкой.

– Ты, гей?

– Нет. Я любил раньше. Но, я любил не море, а его шум. Шум, который звучал в пустой раковине. Я принимал за море. Я думал, что это шумит море. А это был всего лишь его отголосок. Эхо, жалкая имитация, не имеющая ничего общего с тем, что я слышу в тебе.

– Что ты хочешь сказать? Я не понимаю тебя.

– Я касался его линий, они казались для меня божественными. Как зрелая виноградная лоза, с тёмными листьями, укрывавшими меня от солнца. Но не способная дать жизнь спелым сладким гроздьям. Она обвивала меня, выдавая свой мир, за мир истинный. И я как слепой щенок тыкался в него носом, не видя ничего вокруг. Я был слеп, и глуп. Я любил не жизнь, я любил её подобие.

– Что ты хочешь мне сказать?

– Мой родитель.

– Ты спал со своим отцом? Чёрт, ты… Ты урод, ты понимаешь, что ты моральный урод. Я ненавижу тебя. Не смей больше прикасаться ко мне. – Она бросилась к отелю. И скрылась за его дверью.

Звучит Гайдн.

Стёкла зеркал отражают, старый, безлиственный тополь. Он стоит посреди комнаты, раскинув свои сухие ветви, глядя на отражение в холодном стекле.

– Ты вернулся, мой мальчик. Я скучал по тебе. Нет, не двигайся. Постой ещё немного так, я хочу насладиться этим мгновением. Да, теперь иди ко мне. Я хочу ощутить тебя. – Бри не двигается. – Почему ты не идёшь ко мне? – Делает несколько па.

– Не хочу.

– Почему?

– Я хочу спросить тебя.

– Спрашивай дорогой, я слушаю тебя.

– Зачем ты это сделал?

– Что, сделал?

– Обманул меня.

– Что ты говоришь? Бри.

– Не смей меня так называть. Я не кусок сыра, который можно дегустировать по собственному желанию.

– Что с тобой, милый? Я никогда не позволял себе ничего подобного.

– Хватит, этих красивых, липких фраз. Ты напичкал меня ими, так, что я перестал отличать правду от вымысла.

– Что ты говоришь? Я не понимаю тебя.

– Ты всё прекрасно понимаешь. А эти твои устрицы, виноградные гроздья, и прочая кулинария, нужна тебе, только для того, что бы прикрыть свою похоть. Но теперь я способен отличить любовь от той грязи, в которую ты меня окунул.

– Что ты говоришь? Мальчик мой, ты встречался с ней, да? Что ты наделал.

– Замолчи, я не хочу, что бы твои грязные губы говорили о ней.

– Это болезнь, я помогу тебе. Иди ко мне.

– Не смей прикасаться ко мне. Я не хочу больше ничего. – Убегает в ванну.

– Мой мальчик, я сделаю, как ты хочешь. Отдохни, успокойся, и я помогу тебе. Мы справимся с этой болезнью. Я не дам тебе погибнуть. Слышишь меня.

Звучит Гайдн. Он делает несколько па. Потом идёт в ванну. И выносит от туда своего мальчика. Вены на руках Бри вскрыты.

– Мой мальчик, мой милый мальчик. Я помогу тебе, и всё будет как прежде. Только успокойся. И слушай меня. – Он кладёт его на пол и начинает делать па.