Текст книги "Монастырь в миру. Беседы о духовной жизни"

Пастыри стремились рассмотреть исповедь не только как разрешение грехов, но как духовное внутреннее руководство теми душами, которые приходят на исповедь.

Чувствовалась необходимость этого в тех условиях, в которых ныне приходится в миру спасаться людям. Чувствовалось, что нельзя на год оставить человека, чтобы он через год пришел исповедовать грехи, ибо за год без всякой поддержки, без всякого присмотра человеческая душа слишком отдается во власть мирской стихии, подвергается слишком большим опасностям, и посему только постоянное, бдительное руководство духовного отца может помочь в этих условиях жизни мирской не растерять, не рассеять, не погубить своей души.

Все понимающие, что в теперешней церковной жизни должно быть положено именно такое водительство духовное, не могут без ужаса относиться к общей исповеди, как смертельно угрожающей духовничеству. Всякая неправда тем страшней, чем она больше имеет видимости добра.

Общая исповедь имела эту видимость. Как, в самом деле, было не соблазняться общей исповедью, не считать ее чем-то положительным, видя, как плачет епископ, совершающий общую исповедь, и как плачет вся церковь, исповедующая его!

Какое умилительное зрелище! Какое покаяние!

Можно ли это сравнить с частной исповедью, когда не только поплакать, а и перечислить грехи свои часто не успевает исповедующийся? Какое видимое превосходство над частной исповедью.

Много и другого можно указать положительного в общей исповеди, соблазняющего и тех, кто ее вел, и тех, кто на нее приходил.

Ну, а духовничество-то, ну, а душа-то человеческая?

Допустим даже искренне поплакала о грехах, хотя этот всеобщий и постоянный плач всегда подозрителен, ибо очень трудно плакать человеку наедине о своих грехах и гораздо легче поплакать, когда плачет вся церковь. Но допустим, допустим.

Где же у этой души духовный отец, где же у него тот, кто руководит его душою, кто не только заставил его поплакать, но кто разобрался в его душе, кто мог взять его за руку и повести за собой? Ведь для того, чтобы установились должные отношения пастыря и духовного сына или духовной дочери, они непременно должны соприкоснуться духовно лицом к лицу, где же это возможно, как не на исповеди?

Общая исповедь, как нарушение основы духовничества, была явлением угрожающим. Последнее и самое сильное средство в деле нашего церковного воспитания пропадало, исчезало и совершенно сходило на нет. Ведь недаром же доходило дело до того, что сторонников частной исповеди начали называть «еретиками» и говорили, что они идут против «всей Церкви», значит – общая исповедь представлялась, по некоему наваждению, как принятой всей Церковью.

Обмирщение – это есть то, чего мы должны бояться, как духа Антихриста. Если мы представим себе самочувствие христианина в тот момент страшный, который нам раскрыт в Слове Божием, в момент, предшествующий последним временам, то нам станет ясным, сколько требуется благодатных сил от Господа, чтобы устроять, чтобы сохранить и веру, и церковность свою в тех условиях, в которых тогда будет протекать жизнь верующих людей.

Это будет эпоха, когда будет торжествовать безбожие, когда будет страшное нравственное растление, когда мирская стихия решительно захлестнет собой мир. И вот остаются верующие, остается Церковь, всеми презираемая, всеми в миру осмеиваемая, всеми попираемая во прах, – какое самочувствие должно быть тогда у этих немногих людей, которые будут объединяться в Святой Христовой Церкви?

Какая будет у них вера, какая будет у них сила духа, какая у них будет любовь, какое будет у них тогда оцерковление жизни!

Гонимая Церковь, презираемая миром, будет блистать высшей, духовной красотой.

Нам неведомы времена и сроки, неведомы и нашим детям, может быть, не доживут до них и наши правнуки, может быть, многим поколениям суждено ожидать последние времена. Но мы знаем, и это нам дано знать, что приближается это страшное время.

И в этом движении к последним временам все, что является обмирщающим нашу жизнь, все есть некое дыхание антихриста.

Посему и всякое торжество православия, всякое уничтожение в нашей церковной жизни обмирщающего начала должно нами восприниматься как великое торжество правды Христовой.

Вот в этом-то смысле значение запрещения общей исповеди – это истинное торжество православия.

Как же нам не возблагодарить Господа, Который от нас отвел эту страшную церковную беду!

Аминь.

Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Вчера мы слышали Великий Канон, весь проникнутый чувством раскаяния, весь проникнутый чувством ничтожества земной суеты, чувством стыда за ту плотскую страстную и грязную жизнь, которой отдается человек на земле.

В четверг святая Церковь будет праздновать Благовещение – благую весть о спасении мира, о рождении Господа Иисуса Христа. В четверг вечером будет совершаться заупокойная всенощная в память Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Тихона. В пятницу за всенощной мы услышим Похвалу Богородицы. Вот эта пятая неделя Великого Поста невольно обращает нашу мысль к постоянному и основному вопросу о жизни и смерти.

Отношение к смерти чаще всего страдает двумя крайностями. Или размышление о смерти человека приводит в состояние болезненного уныния, он начинает везде и во всем чувствовать дыхание смерти, он не может смотреть на людей, все ему представляется покойниками, он не может и на себя смотреть, и ему самому кажется, что он уже видит себя лежащим в гробу. Это дух антихриста. Другие. Боясь беспокойства, стремятся просто забыть о смерти.

Человек отмахивается от этих размышлений, пока есть возможность, пока не встал вопрос о какой-либо тяжкой болезни. Если и мелькает иногда мысль о смерти, такой человек старается поскорее от нее избавиться, как от мрачной мысли, от которой чем скорее избавиться, тем лучше. А если она все же навязчиво возвращается помимо его воли, он считает себя почти больным и обращается к доктору, жалуясь, что он стал неврастеником.

Это дух антихриста.

И в то же время мысль о смерти, а через нее возможность уяснения себе иной жизни, является непременной, обязательной для всякого живущего духовной жизнью. Нас сему научают и святые отцы и подвижники; нас этому научает даже самый малый опыт духовной жизни, так плодоносна, так животворяща эта постоянная мысль о смерти. Надо совершенно отрешиться и от первой крайности и не видеть в смерти торжествующего начала, которое угашает всю жизнь, все превращая в нечто смрадное, тленное, все делая безжизненным трупом. Нужно оставить и легкомысленное, мирское, преступное отношение к вопросу о смерти, когда она изгоняется из нашего разума, дабы не мешать нам жить так, как мы живем, т. е. пить, есть, спать и наслаждаться.

Так поразмыслим же вновь и вновь об этом вопросе, дабы нам уяснилось главное, уяснилось истинное содержание жизни. Что меняется от срока жизни, который каждому из нас дан здесь на земле?

Вот одни живые существа живут тысячу лет, другие живут сто, третьи – пятьдесят лет, а есть и такие, которые живут один день. И те, которые живут один день, если бы они могли сознавать, как человек, они бы думали, какая долгая жизнь у тех, кто живет год, а те, которые живут несколько лет, они, наверное, подумали бы, как длинна, как бесконечно длинна жизнь человека. А вот человек думает, как долго живут те существа, которые живут тысячу лет. Но не безразлична ли для уяснения смысла жизни и содержания ее эта арифметика?

Какая разница, сколько ты проживешь: тысячу ли, сто ли, пятьдесят ли лет или один день?

Приблизим к себе наш конец, приблизим его так, чтобы он стоял для нас не там, где-то в отдалении, что как будто он нас не касается, а приблизим его так, чтобы он стоял перед нами лицом к лицу. Представим себе, что мы, каждый, умрем через три дня. И посмотрим на нашу жизнь, что в ней останется тогда ценного и что сразу покажется суетой?

Вот ты любишь своего сына, ты умрешь через три дня и что же? И все-таки ты будешь любить его, и все-таки ты будешь чувствовать, что в этом выражается нечто, что нисколько не перестанет иметь смысл от того, что ты через три дня жить перестанешь.

Ты задумал выстроить себе роскошный дом и узнаешь, что через три дня умрешь. Какой интерес у тебя будет к этому твоему земному начинанию, которому, может быть, ты отдавал столько своих душевных сил? Подойди к каждому жизненному своему движению с этой меркой, и ты научишься различать, что в твоей жизни суета, ради которой не стоит жить, и что составляет то содержание жизни, которое смертью не уничтожается. Размышления о смерти совершенно по иному определяют не только твое отношение ко всему делаемому тобой здесь, но также определяют по-иному и твои отношения с людьми.

Внутренние наши распри, трудность для нас относиться к человеку снисходительно, уметь ему прощать, относиться к нему с жалостью, иметь в своей душе ту или иную постоянно его сопровождающую доброжелательную мысль об окружающих его людях, – все это питается размышлением о смерти. Пусть каждый проверит себя: как изменялось отношение его к умирающему человеку. Но ведь эта мысль о смерти так должна касаться отношений ко всем ближним нашим, потому что каждый из нас на очереди, чтобы уйти туда. И если ты будешь постоянно памятовать об этом, для тебя сразу определится, что в таких отношениях к ближнему суета и что истина.

Какое же откроется при этой проверке положительное содержание жизни?

Вот два человека: один живет, пользуясь всеми земными наслаждениями – богат, славен, красив, всемогущ, имеет все, что может дать мирская жизнь. И вот преподобный Серафим Саровский, который питался сниткой, варил траву и питался ею несколько лет, стоял денно и нощно на камне с воздетыми руками и молился Богу – преподобный Серафим, которому явилась Божия Матерь и сказала:

– Сей от рода нашего.

Который из этих двух людей живет, где открывается жизнь истинная?

Какой странный, какой нелепый вопрос для мирского разума! Какой ненужный вопрос для верных!

Но разберемся, в чем же истинная жизнь преподобного Серафима и в чем кажущаяся жизнь мирского человека?

«Через три дня умрешь», – скажут вот этому богачу. Ну и что же у него останется от его наслаждений, от всех богатств, от всего, чем он казался тебе таким счастливым, могучим и прекрасным? Гроб, больше ничего. Богатства его останутся здесь, наслаждения его кончатся, слава и величие – пустяки, все это мирской вздор, дьявольские выдумки для обольщения неверующих мирских людей.

Ну а через три дня преставился преподобный Серафим. Что ему даст грозное слово «смерть»? Да ничего оно не даст ему, кроме величайшей радости, радости потому, что он знает жизнь истинную, знает, что он видел ее здесь как в тумане, а там, в загробном бытии, она откроется ему в величайшей полноте. Здесь он предчувствовал, там он увидит, здесь он стоял пред дверями, там они отверзятся. То состояние, которое здесь было у него, это лишь предчувствие славного бытия спасенного человека.

Нетленная, вечная, прекрасная, истинная жизнь останется, ее никогда не победит смерть!

Так вот что нам дают в уяснении истинного смысла и истинного содержания жизни размышления о смерти.

Верующему человеку все это для разума ясно, но для того, чтобы это было не только ясным для разума, но чтобы это стало действительным содержанием внутренней жизни, для этого нужно постоянно и постоянно молитвенно обращаться к Тому, Кто есть Источник Жизни.

Аминь.

Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Весьма важно для духовной жизни уразуметь внутренний смысл того или иного события, того или иного явления.

Как часто в нашей личной жизни мы думаем, что поступили бы совершенно по-иному, если бы знали, для чего то или иное событие совершается в жизни нашей. Человеку трудно пережить многое именно потому, что он не может уразуметь, зачем это посылается ему. Наш разум, если он не посягает на большее, чем ему дано, может иметь в нашей духовной жизни большое и положительное значение, помогая нам сознательно ставить перед собой те или иные задачи, уяснять наши ошибки, побуждая к исправлению, двигая нашей волей, склоняя ее в ту или иную сторону.

Вот потому-то так важно для нас уяснить себе внутренний, религиозный, высший смысл той эпоху, в которую мы живем.

Это высший смысл, как и высший смысл личной жизни человека, заслоняется всевозможными повседневными мелочами. Нужно как-то подняться над жизнью, чтобы увидеть даль, чтобы жить не только изо дня в день, но жить тем, что открывается в этой дали, и чтобы сама повседневная жизнь освещалась тем, что в этой дали увидят человеческие очи.

Ведь нельзя рассматривать смысл мировой жизни только в связи с ближайшими, внешними задачами. Есть одно размышление, которое должно освободить человека от этого узкого, ограниченного, материального, внешнего понимания смысла мировой жизни. И верующие и неверующие люди признают жизнь вечно существовавшей. Не было времени, когда не было бытия. Для нас это есть вечное бытие Божие, всегда бывшее, для безбожников – это вечное, всегда бывшее существование материи; но во времени оно было всегда, бытие было изначала, извечности.

Спрашивается, почему же не все еще достигнуто? Можно ли сказать, что еще не пришло время? Ведь времени было бесконечно много. Значит, если бы существующее зависело от какого угодно количества миллионов лет, то эти миллионы лет уже были, они уже протекли, и все во времени должно было быть уже совершившимся, и должен бы быть какой-то круг вечно повторяющихся, одинаковых событий.

Когда-то уж была земля, когда-то уже на этой земле все было, и вновь возникает мир, и вновь бессмысленная и вечно движущаяся кинематографическая лента вертится и вертится, приходят и исчезают события мировой истории.

Но если это не так (а кто же, хотя бы и из безбожников скажет, что это так?), то, значит, смысл жизни вне времени, не зависит от этого миллиона протекших лет.

Вне времени существует лишь нематериальное бытие, невещественный мир. Потому и смысл жизни лежит не в материальном, внешнем бытии. В чем же он лежит вообще и в чем лежит смысл именно нашего времени?

Для нас здесь все твердо, все ясно, все несомненно, ибо все это открыто в Слове Божием, все это есть Божественное Откровение, а не человеческие мудрствования. Да, мы утверждаем, что смысл всей жизни мира заключается в преодолении зла, в победе высшего добра над этим злом, в грядущей славе второго пришествия Христа, в преображении косной материи в нетленное бытие, в новое небо и в новую землю, во всеобщем воскресении. Вся борьба, все совершающееся в мире для того и совершается. Это те дали, которые открываются очам веры.

Это определяет и внутреннюю задачу нашего времени. Чувствуем и утверждаем, что задача сия заключается в решительном разделении мирского царства и царства не от мира сего. Утверждаем что ныне должно уничтожаться вошедшее в самую плоть и кровь нашу служение двум господам, смешение двух противоположных стихий – мирской и духовной.

Тяжкие испытания привели человека к необходимости избрать или тот, или другой, но единый путь: или узкий путь спасения, или широкий путь гибели.

Понаблюдайте жизнь, всмотритесь в свою душу, и вы согласитесь с тем, что никогда еще так определенно и так резко не разделялись люди, никогда еще перед человеческой душой не стоял так ребром вопрос: кто он – христианин или безбожник, для чего он хочет жить – для Бога или дьявола?

Нужно определиться каждой душе.

Все то, что кажется тяжким и скорбным, есть не что иное, как Божие указание, Божия помощь в этом трудном деле самоопределения души человеческой.

Если бы извне не стоял так твердо и неотступно вопрос: с крестом ты или без креста, веришь или нет? – было бы вновь лукавство, было бы всяческое самоукрывательство. Нужно, чтобы помог нам Господь открыто, прямо, решительно и окончательно определить путь своей жизни. Значит ли это, что жизнь уже кончается? Господь долготерпелив и долго, может быть, потерпит это состояние, когда люди будут всячески уклоняться от решительного выбора пути. Мы открываем Апокалипсис и читаем там следующие слова:

«И сказал мне: не запечатывай слов пророчества книги сей; ибо время близко. Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще. Се, гряду скоро, и возмездие мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его» (Откр. 22, 10–12).

«Се, гряду скоро, но неправедный пусть еще делает неправду, нечистый пусть еще сквернится…» Господь долготерпелив, и этот процесс самоопределения, когда неправедный будет делать еще неправду, а праведный будет делать правду, может длиться долго. Но за всеми этими действованиями или во имя неправды, или во имя правды, стоит: «Се гряду скоро».

Вот мы и связываем жизнь каждого из нас этой общей целью жизни мира. Как она вся освящается этой конечной целью разделения добра и зла, Христа и антихриста в мире, так и жизнь каждого из нас определяется нашим единством с Тем или другим.

Нельзя служить двум господам. Эта грозная заповедь Спасителя ныне получает особую силу.

Здесь возникает обычный страх, обычная робость, как же это выбрать единого господина? Не значит ли это отказаться от всего того, что имеет тот или другой господин и что кажется таким сладостным? Выбрать единого господина не значит ли отказаться от всего, что дает мирская жизнь?

И вот эта связь с мирской жизнью, желание сохранить ту сладость, которую она дает, заставляет робеть и не решаться на внутренний выбор окончательного пути, окончательного, единого господина. Но какое здесь ужасающее недоразумение, какая дьявольская ложь и неправда! Жить? Но это и значит служить единому господину – Господу. Все, что в жизни мирской является настоящей жизнью, все это – отблеск того служения Единому Господину, которого от нас требует Господь.

Вы будете служить другому господину тогда, когда будете принимать за жизнь самообман, подделку под истинную жизнь. Нужно всем своим существом почувствовать неправду мирской жизни, смерть, царящую в мире.

Позволю себе для пояснения привести одно жизненное впечатление.

Я хожу по платформе железной дороги. Праздник, много народа, люди смеются, разодеты, на людях странные наряды. Я смотрю на этих накрашенных, полуголых людей, и мне делается тяжко и душно, как будто бы я вижу тяжелый-тяжелый сон. А ждать долго… И тогда я наклоняюсь через перила и начинаю смотреть вниз… А там высокая трава зеленая и цветы освещены солнцем… И я чувствую, как успокаивается моя душа. Там за перилами жизнь.

И думалось мне:

«Когда монах уходил, чтобы не видеть этой мирской “платформы”, в дремучие леса и видел там небо, лес, траву, цветы, разве он не чувствовал истинной жизни, и разве не смерть, разодетая в пышный наряд, – мирская жизнь?»

Мы должны любить жизнь потому, что где жизнь – там Господь. Он один лишь есть источник жизни, все, что есть в жизни, все содержится Им, все содержится рукой Господней, все, что есть в тебе истинного, что в тебе живет, – все живет в Боге.

И думать, что уйти от второго господина, имя которому смерть, и отдаться решительно, окончательно служению Господу, значит что-то потерять, – не иное что, как бесовское наваждение.

Все, что есть в жизни прекрасного, все, что есть в твоей душе светлого, все, что заслуживает название жизни, – все это в Боге. Ни от единой черты в жизни не откажешься ты, если будешь служить Богу, ты откажешься только от тления, от смерти, от лжи, от маски и от неправды.

Аминь.

Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Всякое церковное действие может быть «фарисейским», может быть внешним, без внутреннего содержания. В Святой Церкви такое мертвенное состояние всегда считалось безблагодатным, тяжким состоянием, и ему всегда противопоставлялось состояние живое, благодатное, как любил говорить современный пустынник, недавно скончавшийся отец Никифор – «Все живое». Все живое «в Церкви Христовой».

И пост, и молитва, и богослужебный устав, и обряды, все церковное может быть мертвенным и может быть одухотворенным благодатью. Благодать Божия не зависит от человеческих усилий, но, однако же, от нас нечто требуется, чтобы она нам вспомоществовала, и, прежде всего, требуется правильное понимание внутренних задач нашей жизни и правильное внутреннее отношение ко всем церковным действованиям.

Преподобный Серафим, в беседе с Мотовиловым, с чрезвычайной ясностью определил эту внутреннюю задачу каждого христианина. Мотовилов спросил его об истинной цели христианской жизни. И сказал ему преподобный Серафим, что он, Мотовилов, уже многих спрашивал: и архиереев, и священников, и монахов – и никто ему не разъяснил еще достодолжно.

– Истинная цель жизни нашей христианской, – сказал преподобный Серафим, – есть стяжание Духа Святого Божьего, пост же, бдение, молитва, милостыня и всякое, Христа ради делаемое, добро есть средства для достижения Святого Духа Божьего.

И далее, когда Мотовилов с недоумением спрашивал преподобного Серафима, в чем же состоит это особое состояние души, стяжавшей Духа Святого Божьего, преподобный Серафим взял его крепко за руку и сказал:

– Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобой. Что же вы глаза-то опустили, что же не смотрите на меня?

А Мотовилов отвечал:

– Не могу смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыплются, лицо ваше светлее солнца сделалось, и у меня глаза ломит от боли.

И спрашивал преподобный Серафим Мотовилова:

«Что же чувствуете вы теперь?» – «Необыкновенно хорошо», – отвечал ему Мотовилов. – «Да как же хорошо-то? Что же именно?» – Он отвечал: «Такую тишину и мир в душе моей, что никакими словами его выразить не могу».

Дальше преподобный опять спрашивает его:

«Что же вы еще чувствуете?» – Тот отвечает: «Необыкновенную сладость». – «А что же еще вы чувствуете?» – Он сказал: «Необыкновенную радость в сердце моем».

И продолжал:

«Когда Дух Божий приходит к человеку и осеняет его полнотой наития, тогда душа человеческая преисполняется неизреченной радости». – «Что же вы еще чувствуете, Ваше Боголюбие?» – Он отвечал: «Теплоту необыкновенную».

Преподобный Серафим сказал:

– Состояние, в котором мы оба с вами теперь находимся, есть то, про которое сказал Господь: «Суть неции из зде стоящих иже не имут вкусити смерти». Вот что значит быть в полноте Духа Святого.

Вот как раскрыто это состояние преподобным Серафимом, состояние благодатной душевной тишины, состояние благодатной душевной радости, состояние благодатной душевной теплоты; все это даруется душе, находящейся в полноте Духа Святого Божьего, состояние благодатное, от человека не зависящее. Все остальное есть средства, предлагаемые Церковью для достижения этого состояния. Для достижения его – все труды, все подвиги, вся внутренняя работа человека, для этого весь тот трудный путь внутренних борений, борьбы со страстями, для этого все средства, которые предлагает Святая Церковь своим чадам; для этого и Господь пришел, чтобы дать людям возможность стяжать Духа Святого Божьего, ибо это значит – благодатная жизнь в Боге.

Сами заповеди, они есть то русло, по которому должна течь жизнь человеческая, чтобы он мог прийти к этому состоянию, дабы жить в Боге, в полноте Духа Святого. Но как только эти средства для достижения этой благодатной, вожделенной цели сами делаются целью у человека, он неминуемо впадает в фарисейство, как бы ни была, казалось, возвышенна сама по себе эта цель.

Если человек будет исполнять устав для устава, он непременно впадет в мертвенное фарисейское состояние.

Все это мною говорится как некое предисловие к тому, что надлежит мне ныне сказать относительно наступившего поста. Те из вас, кто исповедуется у меня, да и те, которые часто слушают, прекрасно знают, как я настойчиво и упорно везде, где только возможно, настаиваю на соблюдении постов.

Многократно, по разным поводам, мною уже указывалось вам, что легкомысленное забвение поста – одно из первых, с чего начинает вражеская сила обмирщение человеческой души. Подход к вопросу о посте чисто мирской, когда начинают говорить, что пост не важен, что лучше не сердиться, не раздражаться, не говорить неправду, словом не оскверняться тем, что выходит из уст. И то хорошо, и это хорошо, и нечего здесь заниматься сравнениями.

Если нас одухотворяет в нашей церковной и религиозной жизни то, о чем ныне, словами преподобного Серафима, мы здесь говорили, то тогда и пост будет иметь великое значение, как одно из условий стяжания полноты Духа Святого.

Мешает полноте благодатной жизни в нас все косное, тленное и злое, что есть в нас и в мирской жизни. Поэтому все, что будет нашу жизнь обмирщать, все будет идти наперекор нашему намерению стяжать Духа Святого Божьего, и, наоборот, все то, что будет оцерковлять нашу жизнь, все будет служить на пользу для достижения этой вожделенной цели. В числе других средств, перечисленных здесь преподобным Серафимом, на одном из первых мест стоит соблюдение поста. Нет слов выразить негодование по поводу укореняющегося у нас отношения к посту.

Как будто бы «не важно» перешагнуть небольшое пространство, но если это пространство – бездонная пропасть, отделяющая один мир от другого, то это маленькое пространство может быть решающим. Есть такая русская пословица: «Коготок увяз, всей птичке пропасть». – Вот так же и в вопросе обмирщения жизни: ты только зацепись коготком за мирскую жизнь, пропадет вся птичка. Если ты грешишь, то так и сознавай, как грех, а оправданий не вводи в норму, в некоторое разрешенное правило. Если ты будешь нарушать пост, сознавая тяжкое свое прегрешение, – это полбеды, но когда у тебя в душе мысль: «Да ведь это, собственно, не нужно» – мысль лукавая, мысль вредная, отравляющая душу. Дело поста – дело великое в нашем оцерковлении жизни!

Надлежит непременно всем сознательно встающим на путь духовной жизни возвращаться к соблюдению поста.

Если кто-нибудь указывает на фарисейское, внешнее, мертвенное использование поста, то этим он обличает не пост, а только фарисейство. В посте, как и во всем церковном, важно внутреннее содержание. Ведь для некоторых маловажное дело и крестное знамение, но для нас оно наполнено живым содержанием, это есть знамение, которым мы ограждаемся от бесовской силы. Ведь и Таинства для иных есть дело маловажное, но для нас за ними стоит живое, благодатное действие Духа Святого.

Вот когда подходят под благословение, это для многих тоже дело маловажное, а для нас в этот момент преподается благодать Божия.

«Все живое», – как говорил пустынник отец Никифор.

Так и пост.

Да, мы будем исполнять постный устав, мы не будем смущаться, что нам надлежит иметь знание этого постного устава. Мы будем знать, что вот в этот Петровский пост по субботам и воскресным дням нам разрешается рыба, что по понедельникам, средам и пятницам мы должны воздерживаться от масла, что во вторник и четверг мы можем вкушать пищу с маслом. Все эти «мелочи» нисколько не будут нас смущать, когда за всем этим будет светиться вожделенная цель – достигнуть благодатного состояния стяжания Духа Святого.

Вся церковная жизнь есть мелочь для тех, кто видит только внешние ее стороны, и вся церковная жизнь есть величайшее дело, ради которого мы живем, для тех, кто верит, что церковная жизнь ведет ко спасению, ибо только Церковь соединит нас с Господом, ибо она только раскрывает нам полноту Духа Святого Божьего.

Аминь.

Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа! Христианская вера есть вера в воскресшего Господа нашего Иисуса Христа. Прочтем слова апостола Павла:

«Ибо я, первоначально, преподал вам, что и сам принял, т. е. что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию, и что явился Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братий в одной время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам; а после всех явился и мне, как некоему извергу» (1 Кор. 15, 3–8).

Значение для христиан веры в воскресшего Господа мы видим со всей силой в следующих словах апостола:

«А если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша» (1 Кор. 15, 14).

Как же должен мыслить христианин воскресение Христово?

«Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут» (1 Кор. 15, 22).

То есть, вера в воскресение Христово наитеснейшим образом связана с нашей верой во всеобщее воскресение.

«По рассуждению человеческому, когда я боролся со зверями в Ефесе, какая мне польза, если мертвые не воскресают? Станем есть и пить, ибо завтра умрем!» (1 Кор. 15, 32).

Но это не так:

«Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие» (1 Кор. 15, 53).

Как это будет?

«Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе и так всегда с Господом будем. Итак утешайте друг друга сими словами» (1 Фес. 4, 16–18).

Только этими словами и может быть утешено человеческое сердце. Только слова о Воскресении Христа и о всеобщем Воскресении могут действительно утешить человеческую скорбь, жажду человеческую о правде об истине, человеческое стремление к вечному бытию, дать и утешение, и оправдание человеческой жизни.

Будем размышлять ныне о Воскресении Христовом, пускай эти размышления нам укажут, что так и что не так в нашей жизни.

Воскресение Господа нашего Иисуса Христа переживается и чувствуется людьми, не только когда они размышляют об истинах веры: весь окружающий мир дает основание для этих размышлений. Приведу вам пространно слова Тертуллиана о Воскресении Господа:

«Обрати взоры твои на образы Божественного могущества в мире. День умирает, уступая место ночи, погребается во тьму; краса вселенной скрывается, похороненная завесой. Все делается бесцветным, безмолвным, смутным. Природа облекается в траур и оплакивает потерю света. Но вот, лишь только появляется солнце, вселенная снова оживает со всем своим великолепием, пока снова не наступает ночь, когда опять все погружается во тьму, умирает и погребается. Место исчезнувшего солнца тогда заступают звезды, потухающие при утренних сумерках. Планеты, днем на время изгнанные, торжественно возвращаются. Луна возобновляет круг свой. Ослабевши от ежемесячного обращения, зима, лето, весна, осень преемственно следуют друг за другом. На земле те же законы, как и на небесах. Деревья принимают красу свою, которой были лишены. Цветы появляются во всем разнообразии их красок. Поля снова одеваются своей зеленью. Семена, истлевшие в недрах земли, возникают и возникают не иначе, как из истлевшего.

Какая дивная премудрость! Она лишает нас благ наших, чтобы возвратить их нам сугубо, отнимает их, чтобы одарить ими опять, истребляет, чтобы сохранить, портит, чтобы обновить, поглощает, чтобы умножить стократно. Одним словом, всякая тварь переходит от смерти к жизни. Все, что перед твоими глазами было – существует; все, что потеряно, возвращается с избытком, все исчезнувшее приходит в прежнее состояние, все переставшее существовать снова воспринимает бытие, все оканчивается с тем, чтобы возникнуть. Что же значит это беспрерывное кругообращение природы? Оно есть постоянное свидетельство будущего воскресения мертвых. Бог начертал его в Своих деяниях прежде, чем в Священном Писании. Он возвестил его Своим могуществом прежде, чем преподал словесно. Читай внимательно книгу природы и ты убедишься, что Бог воскресит человеческое тело».

Основное, самое главное, что есть в нашем вероучении – вера в воскресшего Христа и грядущее всеобщее Воскресение, недостаточно усваивается нами, недостаточно и не всегда содержится в нашей душе, и если мы всмотримся в нашу внутреннюю жизнь, мы очень скоро и очень ясно в этом убедимся. Люди очень мало и плохо умеют переживать положительное в жизни, они очень сильно чувствуют боль и очень плохо ощущают радость. Если вы проверите себя, вы очень скоро и очень легко убедитесь в этом несчастном нашем свойстве. Пока ты здоров, ты не чувствуешь своего счастья; пока ты окружен близкими людьми, ты не чувствуешь, что это счастье; пока ты имеешь то, что тебе дает Господь, ты этого не замечаешь. Но вот когда от тебя отнимается здоровье, когда у тебя умирают близкие люди, когда ты лишаешься того, что имел, тогда ты чувствуешь боль и начинаешь считать себя несчастным.