Текст книги "Монастырь в миру. Беседы о духовной жизни"

Все вы, здесь стоящие, смотрите и видите.

Но многие ли чувствуют счастье от того, что имеют зрение? Но если бы хоть одного слепого привести сюда и сказать ему, что он будет видеть, ему бы это показалось несбыточной мечтой, и ему бы казалось, что если бы только видеть ему, он наверное был бы счастливейшим человеком. Мы все имеем это счастье и не чувствуем его. И что бы мы ни взяли в жизни нашей, нам нужно известное усилие, чтобы заставить себя чувствовать, переживать, радоваться тому, что имеем. Причина сего коренится в самом нашем душевном строе. Человеку трудно переродиться и так устроить внутреннюю свою жизнь, чтобы ощущать положительное ее содержание. Слова апостола Павла: «Всегда радуйтесь!» – решительно не усваиваются нами в нашей повседневной жизни; хотя оснований для этой постоянной радости великое множество, если бы только мы могли должным образом переживать то, что нам дает Господь.

Что же дает нам Господь?

Господь дает нам Воскресение. Ну давайте представим себе воскресение не как отвлеченный догмат веры, а как нечто постоянно ощущаемое в душе. Разве можно было бы тогда постоянно не испытывать чувство радости? Что по сравнению с радостью вечной жизни и грядущего всеобщего Воскресения наши печали, скорби, неприятности в квартире, сокращения по службе, какая-нибудь обида нашего соседа – все то, что так легко повергает в уныние и отчаяние? Как можно впадать в уныние, когда Христос воскрес, когда мы знаем, что и мы сопричастники этого Воскресения!

Разве не мертвый догмат для нас – Воскресение, если наша душа все время не трепещет радостью, веруя во всеобщее Воскресение?

Самая большая скорбь, самое тяжкое горе, это, конечно, смерть близких нам людей. Вот в этой скорби проверим свою веру в Воскресение, куда она девается, когда мы плачем у гроба и кажется нам, что жить больше незачем. Это когда Христос воскрес, это когда мы сопричастники всеобщего Воскресения!

Почему же, если это не отвлеченный догмат, а истинная живая вера наша, почему у нас нет отношения к умирающим, уходящим от нас близким людям, как к уходящим от нас на время, как к уезжающим лишь куда-то в дальнюю страну?

Когда Христос воскрес и мы есть сопричастники Его Воскресения!

И все же как ни немощны мы в нашей жизни, вера в Воскресение Христово есть то, чем мы живем. Слова апостола Павла, побуждающего нас утешать друг друга сими словами, т. е. словами о всеобщем Воскресении, есть заповедь, которую мы соблюдаем даже и доныне, ибо этой верою в Воскресение Христово хоть сколько-нибудь утверждается наша радость здесь на земле. И если при размышлении о том, чем должна была бы быть наша жизнь, мы скорбим о немощности нашей веры, то все же мы утверждаем, что этой лишь верой мы и живем, этой лишь верой мы и оправдываем жизнь свою. Неверующие люди – безбожники – иногда кажутся счастливее христиан. Но это счастье подобно счастью человека, лишившегося рассудка, в безумии своем воображающего себя тем или другим великим. Он мог бы испытывать подобие некоторого счастья и наслаждения. Но кто бы из людей, находящихся в разуме, позавидовал бы ему и захотел бы иметь такое счастье? А между тем счастье неверующих и безбожных людей воистину такое безумное счастье! Апостол Павел почти две тысячи лет тому назад сказал: «Если Христос не воскрес, станем есть и пить, ибо завтра умрем». Но через две тысячи лет что могли бы сказать безбожные апостолу на эти слова? Чем бы они могли оправдать высшее стремление в своей жизни? О каких высших стремлениях может быть речь, когда «станем есть и пить, ибо завтра умрем»?

Для того, чтобы победить уныние не впадая в безумие, нужно ответить на слова апостола Павла. Но ответа на эти слова не дано и не может быть дано, кроме ответа, который дает вера. Ибо если Христос не воскрес, то и мы не воскреснем. Если Христос не воскрес, то мы не есть семя, которое сеется в тлении, чтобы восстать во славе. И что же ты ответишь тогда на вопрос, чем утверждается жизнь?

Неужели и в самом деле, ешь и пей, ибо завтра умрешь? Мы знаем, что ответить на это.

Мы ответим именно теми словами, Которые так мало чувствуем, но которыми всеже живем: «Христос Воскресе».

Аминь.

Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Прошлый вторник мы говорили о Воскресении Спасителя, говорили о том, как должна переродиться человеческая душа, вместившая в себя полноту этой великой тайны, как должна она постоянно испытывать чувство радости, как несвойственно должно быть верующей христианской душе чувство уныния. Но это вовсе не значит, что христианское миропонимание, христианское чувствование не имеет перед собой и не сознает страшного в мире зла.

Думать, что для христианина кажется все таким радостным, в том смысле, что христианин не воспринимает и не переживает мирового зла, это значит представлять себе Спасителя и христианство в совершенно искаженном виде, представлять себе Его с несвойственным для христианства оттенком немощной сентиментальности.

Когда-то была книга, которая считалась чрезвычайно вредной, книга Ренана об Иисусе Христе. И действительно, книга эта вредная, в том смысле, что она совершенно искажает образ Спасителя. За этим искаженным образом Спасителя стоит искаженное понимание христианства.

Для Ренана сущность христианства – в бессильной, совершенно человеческой, ни к чему не обязывающей и ничего в мире не перерождающей любви.

В христианстве – все мощь и сила, но сила не суетная, человеческая, волевая, а сила любви Божественной.

Ведь мы в делании подвижническом наши страсти претворяем, по учению Церкви, в духовную жизнь, какое же тут может быть место для немощного сентиментального чувства.

Не по-ренановски понимает христианство и смысл мировой жизни.

Радуясь и утверждая Воскресение Христово, христианин никогда не забывает времен антихриста. И вот ныне, дабы нам раскрылась полнота христианского миропонимания, вслед за словами нашими о воскресшем Христе нам надлежит восстановить перед собой слова Священного Писания и об этом времени, о времени пришествия антихриста.

Вот что мы читаем в Откровении Иоанна Богослова о звере:

«И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные. Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него – как у медведя, а пасть у него – как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть. И видел я, что одна из голов его как бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелела. И дивилась вся земля, следя за зверем, и поклонилась дракону, который дал власть зверю, и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним? И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца. И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе. И дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем. И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира» (Откр. 13, 1–8).

Вот как в Апокалипсисе рисуется перед христианином этот образ грядущего антихриста. У апостолов мы находим слова, свидетельствующие о том, каково будет то время, которое подготовит явление в мир антихриста:

«Знайте же, что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержанны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы» (1 Тим. 3, 1–4).

Это будут те времена, по слову апостола, когда злые люди, обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь. Это будет, по словам апостола, время, когда здравых учений принимать не будут, но по своим похотям будут избирать себе учителей, которые будут льстить слуху.

Ефрему Сирину открылось, в благодатном даре прозорливости, это грядущее время. И вот по духу Апокалипсиса и Святого Писания это грядущее время здесь, у Ефрема Сирина, получает как бы особую жизненность, исполненную даже житейских подробностей. Вот что будет при антихристе:

«Он сметет вселенную, подвигнет концы ее, всех притеснит, осквернит многие души».

Каковы будут его поступки? Он будет поступать «не как человек благоговейный, ласковый, но при всяком случае суровый, жестокий, гневливый, раздражительный, стремительный, беспорядочный, страшный, отвратительный, ненавистный, мерзкий, лютый, лукавый, губительный, бесстыдный своим неистовством, старающийся весь род смертных ввергнуть в пучину несчастия».

«Когда свершится сие по сказанному и народи поклонятся ему и восхвалят его, как Бога – Всевышний на небесах со дня на день будет являть гнев свой и отвратит лице свое от него. И будут наконец тяжкие годы, продолжительные язвы, непрестанные землетрясения, повсюду оскудения пищи, великая скорбь, повсюду теснота, непрестанные смерти, великий страх, несказанный трепет. Тогда небеса не дадут дождя, земля не будет приносить плодов, источники иссякнут, реки иссохнут. Трава не будет расти, не покажется на земле зелень, дерева померзнут в корнях и не дадут отпрысков, рыбы и киты в море изомрут, и море издаст такое заразительное зловоние и такой страшный шум, что люди будут падать без чувств и умирать от страха. Тогда сильно восплачет и воздохнет всякая душа, тогда все увидят, что несказанная скорбь гнетет их день и ночь, и нигде не найдут пищи, чтобы утолить голод, ибо жестокие надзиратели будут поставлены на место и кто только имеет у себя на челе или на правой руке печать мучителя, тому позволено будет купить немного пищи, какая найдется. Тогда младенцы будут умирать на лоне матерей, умрет и матерь над своим детищем, умрет также отец с женой и детьми среди торжищ, и некому похоронить и положить их в гроб. От множества трупов, поверженных на улицах, везде зловоние, сильно поражающее живых. С болезнями и воздыханиями скажет всякий поутру: когда наступит вечер, чтобы иметь нам отдых. Когда наступит вечер с самыми горькими слезами будут говорить сами в себе: скоро ли рассветет, чтобы избежать постигшей скорби. Но некуда бежать или скрыться, потому что все в смятении – и море, и суша…

Множество золота и серебра и шелковые одежды не принесут никому пользы во время сей скорби, но все люди будут называть блаженными мертвецов, преданных погребению, прежде чем пришла на землю эта великая скорбь. И золото и серебро рассыпаны на улицах, и никто до них не касается, потому что все омерзело – но все поспешают бежать и скрыться, и негде им укрыться от скорби… Страх внутри, извне трепет; день и ночь трупы на улицах; зловоние на стогнах, зловоние в домах, голод и жажда на стогнах, глас рыдающих в домах, с рыданием встречаются все друг с другом, отец с сыном, и сын с отцом, и мать с дочерью. Друзья на улицах, обнимаясь с друзьями, кончают жизнь; братья, обнимаясь с братьями, умирают. Увядает красота лица у всякой плоти, и вид людей, как у мертвецов; омертвела и ненавистною стала красота женская, увянет всякая плоть и вожделение человеческое».

Вот как в благодатных откровениях Ефрема Сирина рисуется это страшное время антихриста.

Так что же, будем ли унывать, будем ли испытывать веяния антихриста и в наших душах? Раскроем Слово Божие и там найдем ответ на этот вопрос. Я прочту много, ибо не все из вас читали эти слова, они должны глубоко залечь в наши сердца. Говорится о том, чем все это кончится.

«И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. И сказал Сидящий на Престоле: се, творю все новое…» (Откр. 21, 1–5).

«…И вознес меня в духе на великую и высокую гору и показал мне великий город, Святый Иерусалим, который нисходил с неба от Бога…» (Откр. 21, 10).

«…Стена города имеет двенадцать оснований, и на них имена двенадцати апостолов Агнца» (Откр. 21, 14).

«…А двенадцать ворот – двенадцать жемчужин; каждые ворота были из одной жемчужины. Улица города – чистое золото, как прозрачное стекло. Храма же я не видел в нем, ибо Господь Бог Вседержитель – Храм Его и Агнец…» (Откр. 21, 21–22).

«…Ворота его не будут запираться днем, а ночь там не будет…» (Откр. 21, 25).

«…И не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни» (Откр. 21, 27).

«…Се гряду скоро, блажен соблюдающий слово пророчества книги сей» (Откр. 22, 7).

Так вот конец-то! Так вот какое торжество в конце этого страшного времени! Этот страшный обольститель повержен будет в прах, сгорит в огненном озере. И будет новое небо и новая земля – преображенный мир, в котором отрет Господь всяку слезу. Мы стоим перед Божественным Откровением; перед нами, грешными, немощными духом, волею Господа открываются судьбы мира. Но ведь нам нужно жить нашей теперешней жизнью. Какое же к нашей жизни имеют отношение эти раскрытые перед нами судьбы мира?

Антихрист уже в мире. И борьба антихриста со Христом лишь довершится в конце времен, но она совершается беспрестанно в жизни каждого из нас. Там, в Слове Божием, говорится о конечных судьбах мира, а наше сердце говорит о теперешних наших днях жизни. Так же и из нашего сердца выходит зверь с лапами барса, так же и в нашем сердце воздвигается белый престол, так же, как в конце времен, повергается в прах силою Божией дух антихриста в сердцах наших, и так же восстанавливается в душе нашей Горний Иерусалим, когда мы начинаем служить Господу и идем по пути жизни духовной на зов Спасителя нашего Господа Иисуса Христа.

Аминь.

Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!

С самых первых дней своего существования Христова Церковь была обращена к будущему славному второму пришествию. С самых первых времен христианства, с эпохи мученичества, с эпохи языческих гонений все время в Церкви жило это трепетное ожидание последних времен, славного пришествия Господа Иисуса Христа. В разные времена это ожидание переживалось по-разному – то с большей, то с меньшей силой. Но общее чувствование Церкви никогда не изменяло этому постоянному трепетному, радостному ожиданию Господа во Славе.

И в наши дни это чувствование приближающегося страшного второго пришествия усиливается и как бы роднит нас этим с эпохой первоначального христианства.

Много прошло веков бытия Церкви. И теперь много есть и признаков, которые усиливают это внутреннее чувствование.

Иссякла любовь, люди стали горды, жестоки, предатели, люди отпадают от Бога – все это предречено, как признаки грядущего второго пришествия. Страшные потрясения Церкви, всевозможные попытки провозгласить то там, то здесь истинную церковь.

Все это признаки, указанные в Слове Божием.

Но не столько эти признаки усиливают чаяние второго пришествия, сколько чувствование преизбыточествующей благодати в самой Церкви. Если никогда, может быть, не было такого ужасающего предательства в самой Церкви, то, с другой стороны, такая полнота благодати, такие явные знамения и постоянные чудеса, которые ныне являются для верующих людей, – все это как бы невольно внутренне переносит нас в эпоху первоначального христианства.

Такое состояние Церкви есть один из главнейших внутренних признаков грядущего славного пришествия Спасителя. Ибо эта апокалипсическая грядущая Церковь в Слове Божием, наряду с ужасающим беззаконием и отпадением, рисуется именно как Церковь того же золотого века христианства, которым были I, II и III века. Все это не только касается нашего чаяния грядущего Страшного суда Божия, но все это касается и восстановления тех внутренних духовных задач, которыми жило первое христианство.

Дико, нелепо, безумно рассматривать задачи Церкви как возвращение к апостольскому христианству, понимая под этим его внешнее «опрощение».

Такую именно безумную мысль хотел осуществить в церковной жизни недавно умерший Антонин. Это была безумная ересь, которая посягала на самое основное в православии – на веру в Церковь, ибо вся история Церкви тогда должна бы была рассматриваться не как постепенное раскрытие в мире правды Божией, а как постепенное ее угасание. Но если эта мысль была безумна в понимании церковного опрощенства, возвращения к старому (в смысле отказа от всех развившихся постепенно, водительством Духа Святого, форм Церковности), то в то же время мы должны твердо установить и решительно почувствовать, что, при всей истинности за эти долгие века создавшейся церковности, наша эпоха действительно возрождает перед нашей душой, перед нашим сердцем, перед нашей жизнью те задачи внутренней жизни, которые стояли перед первоначальным христианством. Эти задачи, конечно, всегда жили в Церкви, но они заслонялись другими великими задачами Церкви, вопросами о догматах, о культе, о канонах, о внешнем порядке и строе церковной жизни, за все это велась упорная борьба в недрах Церкви.

Ныне возрождается основная задача христианской жизни: Богосовершенствования.

Достаточно прочесть несколько выдержек из творений святых отцов об этой задаче, чтобы сразу стало ясно, о чем идет речь. Вот мы читаем у ев. Иринея Лионского:

«Сын Всевяшняго, – пишет он, – стал Сыном человеческим, для того чтобы человек сделался сыном Божиим».

В другом месте он пишет:

«Люди будут жить не в многоглаголании закона, а в простоте веры и в любви. Он посредством веры в Него развивает нашу любовь к Богу и ближнему, вследствие чего мы делаемся благочестивыми, и праведными, и добрыми».

Иустин Философ пишет:

«Мы называемся истинными сынами Божиими, и на самом деле таковы».

Нужно было церковной действительности иметь основание для того, чтобы сказать так.

Философ Аристид говорит о христианах следующее:

«Они не любодействуют, не распутничают, не лжесвидетельствуют, не ищут чужого, почитают отца и мать и любят ближних, справедливо судят. Чего не хотят себе, не делают того другому…

Стараются благодетельствовать даже врагам… Рабов и рабынь и детей, если кто из них имеет, они, из любви к ним, убеждают сделаться христианами, и когда они становятся ими, они безразлично называют их братьями. Они кротки и услужливы, лжи нет у них и они любят друг друга».

По словам Иустина Философа, что в теле душа, то в мире христиане. Вот каково было первоначальное христианское общество! Вот какими идеалами оно жило, вот каково было его самочувствие!

Писатели – святые отцы – того времени дерзали говорить о задачах тогдашнего христианского мира как о задачах истинного Богосыновства.

«Мы называемся истинными сынами Божиими и на самом деле таковы».

Это дерзновенно, но надо сказать, что эпоха, в которую мы живем, вновь восставляет перед человеком, через все испытания, через все потрясения Церкви, восставляет перед нами именно эту задачу Богосовершенствования. Значит ли это, что мы стали уже очень хороши! Значит ли это, что мы приблизились к состоянию святости?

Совершенно нет.

Напротив, эти задачи заставляют нас с особой силой переживать все наше окаянство, полнейшую неподготовленность к осуществлению этих задач, встающих перед нами. Но повергает ли нас такое сознание в отчаяние и уныние?

Такое сознание полнейшего нашего недостоинства для осуществления задач Богосовершенствования заставляет нас всеми силами своими обратиться к Церкви.

Когда мчится вихрь, удержаться и быть не увлеченным вихрем может только тот, кто будет крепко держаться за твердое основание.

Вот именно такое положение сейчас в мире.

Все те, кто будет ограничиваться той степенью церковности, которая была возможна не так еще давно, все они отойдут от Церкви. Заметно или незаметно для себя, постепенно или сразу, но этот вихрь безбожия и обмирщения, предтеча антихриста, заставит людей, которые не крепко держатся за церковность, от нее отойти. Все такие люди неблагонадежны для Царствия Божия. Такое самочувствие не заставляет нас горделиво думать о нашей святости и великом достоинстве, оно, напротив, усиливает чувство нашей немощности и заставляет нас всецело, всем своим существом войти в Церковь. Мы уже не можем не сознавать, что нельзя сохранить душу свою в вере и жизнь свою хоть сколько-нибудь в началах христианских, если так относиться к Церкви, как это было раньше: один раз в год причащаться, по большим лишь праздникам посещать храм и исполнять необходимые требы.

Теперь же, когда так ясно чувствуется вновь воскрешаемая перед нами задача Богосовершенствования, когда нам нужно для того, чтобы остаться христианами, встать твердо и решительно на путь духовной жизни, не где-то в монастыре, а нам, живущим в миру, когда все это чувствуется, тогда остается одна дорога: самое полное оцерковление жизни каждого из нас.

Да, конечно, на этот путь должен встать прежде всего пастырь. Достаточно прочесть сии вразумительные слова ев. Григория Богослова:

«Как оку необходимо быть чистым, чтобы тело двигалось правильно (а когда око нечисто – и тело движется неправильно), так вместе с предстоятелем Церкви, каков он будет, и Церковь или подвергнется опасности, или спасется».

Так главная ответственность и первая задача здесь лежит на тех, кто руководит духовной жизнью, но вместе с тем и все верующие должны твердо уяснить себе ту задачу, которая налагается на них сейчас Святой Церковью.

Это не слова для минутного переживания в Церкви, это то, что должно лечь в основу всей жизни верующих христиан нашего времени. Они должны твердо и окончательно уяснить себе, что больше не может быть в принцип возводимой полуистины и полухристианства в жизни. Мы грешим по нашей немощности, мы плохо идем по тому пути спасения, по которому нам надлежит идти, но мы должны ясно сознавать, каков тот путь, по которому мы идти должны.

Для того, чтобы то, чем жило первоначальное христианство, не было лишь отвлеченными, с амвона проповедуемыми идеалами, а тем, что движет, содержит и определяет нашу жизнь, для этого мы должны уповать не на свои личные силы, не на свои подвиги, не на свое достоинство, а должны встать на путь оцерковления во всей возможной для нас полноте.

Мы должны вернуться к соблюдению церковных правил, мы должны вернуться к частой Евхаристии, мы должны вернуться к строгому соблюдению постов, мы должны вернуться к молитвенному деланию.

Аминь.

Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!

К числу основных добродетелей относятся смирение, терпение и послушание. Мне и надлежит рассмотреть сегодня эти наиболее ненавистные для мира добродетели жизни духовной.

Почему они так неприемлемы для жизни мирской?

Потому что они решительно противоположны тем началам, на которых жизнь мирская строится. Пока эти добродетели лежат на полках в творениях святых отцов, можно кое-как еще примириться с учением Святой Церкви. Но если кто-нибудь начнет руководствоваться этим учением в самой жизни, то сразу начинается смятение. И не только в той безбожной среде, в которой приходится жить многим верующим людям, это еще полбеды, но и среди так называемых верующих людей. Это уже настоящая беда!

Откуда же такое возмущение? Почему это так смущает?

Да все потому же! Потому что очень много усвоено верующими людьми из совершенно мирских понятий, из мирского отношения к жизни. Человеку кажется, что достаточно считать себя верующим, и это одно уже изменит весь внутренний строй его. На самом деле совсем не так. У многих, считающих себя верующими, внутренний мир иного происхождения – мирского, безбожного, ничего общего не имеющего с жизнью духовной.

Это мирское начало в верующих людях возмущается истинной духовной жизнью.

Смирение – одна из основных добродетелей, которая стоит, как внутренняя задача, на пути духовной жизни.

Что такое смирение? Чем оно питается в душе человека?

Когда мы рассмотрим это, для нас сразу станет ясно, почему эта добродетель так важна в деле внутреннего нашего устроения.

Что противоположно смирению?

Смирению противоположна гордыня, чувствование своей личной воли, своей личной силы.

Гордыня – дьявольское чувство, ибо гордыня и привела к погибели Ангела, низверженного с неба. Поэтому и мир, который во зле лежит, т. е. проникнут духом дьявольской гордыни, поклоняется, возводит в культ гордость, силу, «непоколебимую» человеческую волю. В этом самовозвеличивании, в чувствовании самости, личной воли все противоположно смирению, все проникнуто духом богоборства. Верующий человек должен, напротив, согласовать свою волю с Божьей волей, он должен всецело проникаться ею, чтобы все время ею руководствоваться, чтобы все время жить в направлении действования Божественной воли. Отсюда самоуничижение, чувствование личного своего не достоинства.

Как же ясно, что духовная жизнь, которая вся имеет своим содержанием богосовершенствование, должна начинаться с уничтожения в себе именно этого препятствия!

Смирение не есть образ, внешний стиль, не есть подражание, лишь внешняя личина. Истинное смирение есть труднейшая добродетель, которая является первой, главной и необходимой задачей внутренней духовной жизни.

Терпение. Это слово объемлет такое многообразие жизненных явлений.

Вот сегодня утром я соборовал больную. Я торопился соборовать ее, потому что боялся, что не успею ее причастить, – так быстро угасала в ней жизнь. Больная умирает от рака. Я хожу причащать ее каждую неделю. Я уже знаю эти страшные физические страдания при этой болезни, и я столько видел людей, которые по-разному их переживают. Боли у всех одинаковы, но душа у всех разная, и каждый по-разному их переносит. Больная, которую я соборовал, переносит, с Божьей помощью, эти страдания с необычайным терпением. Это благодатное, дарованное ей, может быть, страданиями ее, может быть, покаянием ее, может быть, верою при причащении Святых Таин, – это благодатное терпение ее на смертном одре не было в ней раньше, в течение жизни ее, когда она была здорова. Постоянно она погрешала «нетерпением» по пустякам, по мелочам, которых не мог переносить человек спокойно.

А вот рак, который съел все тело, неимоверные физические боли и смятение предсмертное – это человек может перенести, на это у него нашлось терпения! Откуда же оно взялось?

Оно взялось от смиренного усвоения Божественной благодати.

Мы нетерпеливы в нашей жизни в значительной степени от гордыни, от постоянного самоутверждения в жизни. Отсутствие духовности лишает нас способности видеть положительное содержание жизни. Многим из вас, которые считают себя страшно несчастными, предложить бы поменяться с умирающей рабой Божией Верой, а ей на ваше место; какой бы, наверное, она почувствовала себя счастливой, а вы, стоящие здесь, несчастными.

Мы нетерпеливы в страданиях, нетерпеливы и на пути нашей духовной жизни: нам все кажется, что у нас не ладится; нас постоянно бес наталкивает на ненужную критику, на ненужные сравнения, на ненужное недовольство, которое нас заставляет все время торопиться. А между тем это чувство торопливости является помехой на пути духовной жизни, это самый тонкий вид нетерпения.

Когда вам нужно найти что-нибудь и вы торопитесь, вы гораздо дольше проищете, чем если будете искать спокойно.

Так и в жизни духовной эта внутренняя торопливость, она всегда является помехой к внутреннему, нравственному совершенствованию. Терпение есть великая добродетель духовной жизни и приобретение ее нужно поставить перед собой как одну из основных задач внутреннего устроения.

Наконец, третья добродетель – послушание. Это требует особого внимания и разъяснения.

Говорю твердо: послушание – добродетель. Послушание дается не только решением человека начать слушаться, такое решение есть лишь первый шаг на этом пути. Но как человек от одного решения стать целомудренным не станет сразу чистым, так же и в добродетели послушания: недостаточно решить быть «послушником», надо еще им стать.

Послушание – труднейшая добродетель, приобретаемая постепенно. Послушание в своих наиболее законченных формах, в наибольшей своей полноте было дано в старчестве. Неисповедимые пути Божии так направили жизнь Церкви, а значит и жизнь верующих, что эта задача – воспитания послушничества – перешла к рядовым духовникам в миру. Это создало много особых трудностей, ибо все в миру не соответствует воспитанию добродетели послушания. Но от этого нисколько не умалилось его значение. Ведь не очень благоприятны мирские условия для духовной жизни, и было гораздо лучше проводить ее в условиях скитских или монастырских. Но значит ли это, что теперь, за отсутствием этих лучших условий, христиане должны совершенно отказаться от пути духовной жизни?

Точно так же и в деле воспитания послушничества.

Если условия жизни монастырской были для этого более благоприятны, создавали обстановку более подходящую для выполнения этой задачи, то из этого совершенно не следует, что мы, проводя духовную жизнь в условиях мирских, должны от нее отказаться. Напротив, в миру послушание может и должно быть больше, чем где бы то ни было, и нам надлежит твердо встать на путь воспитания в себе сей труднейшей добродетели.

Проводить свою духовную жизнь без руководства и думать, что можно серьезно поставить перед собой задачу внутреннего устроения без послушничества, – это сущее недоразумение. Но здесь все в свободе, здесь все в духе, здесь все живое. Это нельзя делать по принуждению, нельзя сделать, потому что «ты» этого требуешь, здесь должно исходить от свободного произволения руководимого.

Не значит ли это что руководители дерзают на положение каких-то избранных старцев? Совсем нет. Но мы веруем, что когда душа действительно ищет руководства и смиренно воспринимает дух послушнический, Господь вразумит пастыря, даст ему указание, как вести такую душу, лишь бы только не было злоупотребления. Но ведь злоупотребление везде и всегда возможно, это уже есть грех, который возможен и в миру, и в монастыре.

Вот когда мы рассмотрели сии три добродетели духовной жизни, нам делается еще более ясным то смятение, то смущение, а иногда и прямое озлобление, которое встречают те, кто на этот путь встал не для того только, чтобы изучать, как об этом писали ев. Иоанн Лествичник или ев. Исаак Сирин, а для того, чтобы хоть немного провести в жизнь то, о чем они писали.