Текст книги "Неповторимое. Том 3"

Сергей Федорович сказал, что подумает. А уже на следующий день меня вызвал министр обороны и сказал, что надо капитально готовить войсковые учения на базе Одесского военного округа – будет приглашен президент. Я понял, что у министра уже состоялся разговор с Ахромеевым. Дмитрий Тимофеевич Язов также сообщил, что подготовка и проведение учений возлагаются на меня. Расчет необходимых сил от воздушно-десантных войск, ВВС и флота надо доложить через два дня.

Я уточнил сроки готовности и приступил к действиям. Проведя рекогносцировку полигона, расположенного неподалеку от Одессы, а также Широколанского полигона, пришел к выводу, что учения можно провести интересно, с привлечением всех видов Вооруженных Сил (естественно, кроме РВСН) и родов войск. Но для этого необходимо принять принципиальное решение: будем ли мы проводить учения по всем правилам, то есть со всеми неожиданными ходами, которые будут представлены в соответствии с решением соответствующих командующих и командиров, или же учения будут проводиться с открытыми картами, то есть когда все ходы заранее известны (а кое-что и отработано, и натренировано) и командованию сторон не приходится ломать голову над решением – оно уже вписано в план проведения учений. Второй вариант применялся обычно на показных занятиях, когда, например, проводятся сборы офицерского состава и надо действиями войск обеих сторон наглядно продемонстрировать некоторые способы решения тактических и оперативных задач.

Вот и сейчас решено было провести учения именно таким методом, то есть с открытыми картами, чтобы Верховному главнокомандующему, который совершенно не имел никакой военной подготовки, наглядно показать, как в бою и в ходе операции действуют Сухопутные войска, ВВС, Воздушно-десантные войска, силы Военно-морского флота.

Общий замысел учений состоял в следующем.

Действия происходят уже в ходе войны на юге европейской части страны, на приморском направлении. «Восточные» обороняются, «западные» наступают.

Войска «восточных» стоят на Одесско-Николаевском направлении и совершенствуют свою оборону, сосредоточивая основные усилия на удержании портов. Создается надежная система огня, проводятся в больших масштабах инженерные работы. Войска получают пополнение личного состава, вооружение, боевую технику и подвозят необходимые запасы. Оборона создана глубокоэшелонированная и активная, с сильными вторыми эшелонами и резервами.

Войска «западных», форсировав Днестр, вышли к Одессе, но с ходу овладеть ею не удалось. Проводя перегруппировку и подтягивая свои резервы и запасы, «западные» намерены возобновить свое наступление и, обходя Одессу с севера, блокировать ее.

Нанося главный удар на Николаев, войска «западных» высаживают морской (силой бригады морской пехоты) и воздушный (десантно-штурмовую бригаду) десанты восточнее Одессы, а также выбрасывают парашютный десант (силой воздушно-десантной дивизии) западнее Николаева и, с ходу форсировав Южный Буг, овладевают Николаевом и Херсоном с выходом к устью Днепра.

Большую помощь в подготовке учений мне оказали: Главное командование Военно-морского флота и командование Черноморского флота; Главное командование Военно-воздушных сил; командование Воздушно-десантных войск и их куратор генерал-полковник В. Ачалов; начальники родов войск и служб – маршал артиллерии В. Михалкин, генерал-полковник Ю. Чесноков, генерал-полковник В. Кузнецов, генерал-полковник В. Петров, генерал-полковник А. Галкин, генерал-полковник В. Попов. Хочу отметить самоотверженный труд командования и штаба Одесского военного округа, лично командующего генерал-полковника И. Морозова и начальника штаба округа генерал-лейтенанта А. Сергеева. Они не только хорошо подготовили войска округа к действиям, но и все учебные места: смотровые вышки (приглашались, кроме президента, представители ряда военных округов европейской части СССР), система управления, дороги, транспорт, материальное обеспечение участвующих в учении и приглашенных, смотровые площадки современного вооружения и боевой техники, вертолетные площадки и места стоянки автомобилей и т. д.

И особо отмечаю личный вклад Главкома ВМФ адмирала флота Чернавина, который вместе с адмиралом Хронопуло отлично подготовил силы Черноморского флота к сложным, разносторонним действиям по обеспечению высадки морского десанта и действиям его во время захвата плацдарма.

Утром в установленное время Верховный главнокомандующий Вооруженными Силами Советского Союза М. Горбачев прилетел в Одессу, где пересел на вертолет, который доставил его и сопровождающих лиц – министра обороны Д. Язова, помощника президента по военным вопросам С. Ахромеева, руководство Украины – Л. Кравчука и С. Гиренко, а также первых секретарей Одесского и Николаевского обкомов партии – в район учений. Я их встретил вместе с другими главнокомандующими видов Вооруженных Сил, привел на специальную площадку, где по наглядным схемам и картам сделал сообщение о предстоящих учениях. Затем мы все поднялись на смотровую вышку. Уже на местности и на море я еще раз сориентировал всех присутствующих, и учения начались.

Наша смотровая вышка располагалась в центре обороняющихся войск, ближе к переднему краю, который проходил по берегу моря. Отсюда побережье хорошо просматривалось – на многие километры и в глубину. Место расположения смотровой вышки было выбрано удачно: отсюда можно было вести наблюдение за высадкой морского десанта наступающих, а также за противодействием войск, обороняющих берег.

Дав общую ориентацию о том, что главные силы с рассветом после авиационной и артиллерийской подготовки начали наступление севернее Одессы, я обратил внимание на то, что по плану операции сейчас должны быть высажены морской и вертолетный десанты. Началась интенсивная обработка авиацией «западных» обороняющихся войск. Под прикрытием авиации выдвинулась группировка кораблей огневой поддержки, которая тоже открыла интенсивный артиллерийский огонь по целям на берегу, стремясь подавить оборону и обеспечить высадку морского десанта.

Погода выдалась хорошая. Поэтому все действия на суше, на море и в воздухе наблюдались прекрасно. Морской десант высаживался после гарантированной огневой обработки берега с целью подавить огневые точки, а также проделать проходы в линию взрывных заграждений в море и на берегу. В первой «волне» десанта на кораблях на воздушной подушке высадилась группа захвата морского десанта. В последующих «волнах» (вначале на малых, затем на средних десантных кораблях) высаживались главные силы десанта.

Одновременно в ближайшей глубине, в трех километрах от берега, высаживался вертолетный десант. Оба десанта должны были соединиться и создать благоприятные условия для развития наступления на направлении главного удара.

Войска и силы флота действовали умело. Части обороняющихся и наступающих демонстрировали высокую подготовку. Я комментировал эти действия, поясняя, почему именно они так действуют. Горбачев никаких вопросов не задавал, хотя поводов к ним было много. То ли он своими вопросами боялся показать себя далеко не Верховным главнокомандующим (да мы его фактически и не считали таковым, он лишь числился им, формально…), то ли его мысли витали где-то в другом мире, бог весть. Вопросы задавали другие товарищи. Используя небольшие паузы, я все-таки старался «популярно разъяснить» Горбачеву (отвлекаясь от учений) состояние Вооруженных Сил, особенно Сухопутных войск, выделяя проблемы вывода наших войск из Восточной Европы, – это была для нас беда.

Анализируя ситуацию, которая сложилась в то время в Персидском заливе, я как раз и сообщил ему о возможных вариантах действий командования армии Ирака. Раскрыл цели США и личные интересы Буша, подчеркнув, что создали коалицию и управляют ею не ООН, а США. Показал ему последствия, которые в итоге ожидает мир: это укрепление лидирующего положения Соединенных Штатов, противовесом которым Советский Союз уже может и не быть…

Меня поражало молчаливое согласие или несогласие Горбачева с тем, что я говорил. Вместо того чтобы посоветоваться по некоторым вопросам (особенно по Ираку) с лицами, которые его окружали, – он молчал или ронял отдельные, ничего не значащие реплики.

Учения продолжались. Мы вертолетами перелетели на Широколанский полигон (ближе к Николаеву). Там выбрасывался крупный парашютный десант Воздушно-десантных войск. Руководил десантированием герой Афганистана Герой Советского Союза генерал-майор Валерий Александрович Востротин. Видно, как и действия на побережье, это десантирование произвело на всех впечатление. Приземлившись, десантники быстро приводили свои боевые десантные машины в боевое положение и разъезжались подразделениями на рубежи, которые они обязаны были захватить и оборонять до подхода главных сил фронта.

В течение часа мы показали Горбачеву всю основную боевую технику и вооружение, которыми были оснащены наши войска. Это тоже впечатляло. Думаю, все, что ему представили – и учение, и технику, – он видел впервые, да и где ему было прежде все это видеть? Когда сидел в Ставрополе, в состав Военного совета Северо-Кавказского военного округа не входил, а на территории края солидных войск не было, следовательно, и крупных учений никто не проводил. Когда же его перевели в Москву, то он стал еще дальше от Вооруженных Сил, так как ему, секретарю ЦК, поручили сельское хозяйство (кстати, он в этой области ничего не сделал и был так же далек от сельского хозяйства, как и от Вооруженных Сил).

После осмотра боевой техники и вооружения мы поехали на следующую смотровую вышку, с которой наблюдали действия танковых частей, обороняющихся против парашютного десанта «западных». Мы видели, как огромное количество танков, боевых машин пехоты и бронетранспортеров с мотострелками на большой скорости в предбоевых порядках сблизились с десантом. Затем, прикрываясь всхолмленной местностью, развернулись в боевой порядок и начали атаку десантников, ведя огонь на ходу и захлестывая их подразделения своими флангами. Одновременно обороняющиеся наносили по десанту удар своей штурмовой и бомбардировочной авиацией. Вскоре над полем боя завязались воздушные бои «восточных» и «западных». Наконец, ударная авиация и боевые вертолеты наступающих тоже прорвались в район боевых действий и начали «обрабатывать» атакующие танки и пехоту, содействуя своему десанту.

Бой развивался динамично и захватывающе.

К концу дня мы добрались на вертолетах в военный городок Широколанского учебного центра, где пообедали (хоть и поздновато). Там же Горбачев выступил перед офицерами – участниками учений и приглашенными из других военных округов. Сфотографировались на память, и Горбачев с министром обороны Д. Язовым, С. Ахромеевым и другими товарищами улетели на вертолете в Николаев, а оттуда – в Москву.

На завершающем этапе произошли любопытные эпизоды. Например, за обедом (на обеде у Горбачева были сопровождающие его лица и мы, главнокомандующие видами Вооруженных Сил, всего 9 человек) Горбачев говорил обо всем, но только не о Вооруженных Силах и даже не о только что увиденных учениях. Он вспомнил о своей знаменитой антиалкогольной кампании (может, потому, что за обедом на столе не было спиртных напитков). Сказал буквально следующее: «Вот уже прошло два или три года, как мы прекратили борьбу с алкоголизмом. А я вам скажу, линия все-таки у нас была правильной. Просто нам не хватило духа довести дело до конца». Мы все смотрели на него и поражались его убогому мышлению – ведь государству из-за его прихоти был нанесен ущерб более чем в 60 миллиардов рублей еще тех денег, когда один доллар стоил около 70 наших копеек. Были остановлены заводы и новейшие линии по производству винно-водочных изделий, вырублены виноградники. Вообще, действовали как дикари. И когда все это было разрушено, тут же, опомнившись, начали постепенно все восстанавливать, понимая, что так поступить могли только идиоты. И вот сейчас автор этой идеи опять высказался… Возможно, это было не тупое непонимание, а попытка как-то оправдать себя в глазах присутствующих за прошлое деяние – мол, там все-таки была перспектива и зря, что мы отказались…

Вторым памятным моментом было его выступление перед офицерами – участниками учений и приглашенными офицерами из других военных округов. Для этого в учениях была сделана оперативная пауза именно для этой встречи. Естественно, его, Горбачева, выступление было написано Сергеем Федоровичем Ахромеевым. Мы еще в Москве с ним оговорили, какую часть учений Горбачев сможет увидеть в первый день, и уже тогда сделали некоторые общие выводы по этим действиям. Я также просил Сергея Федоровича включить в выступление еще два вопроса: о бедственном положении войск, выводимых из Восточной Европы и Монголии, а также о событиях в Персидском заливе и нашем к этому отношении. Ахромеев сказал, что он имеет это в виду и располагает достаточными данными. Естественно, мы были спокойны: доклад Горбачева находился в надежных руках. Однако когда Горбачев выступил, мы были разочарованы – ни одна из важнейших проблем не нашла достойного отражения в его речи, не была четко и ясно раскрыта. Конечно, С. Ахромеев был ни при чем. Он-то написал (и я в этом уверен) все то, что нужно. Но потом этот документ, несомненно по указанию Горбачева, прошел через другие руки и приобрел вот такое содержание. Однако при всем этом из уст Верховного главнокомандующего все-таки прозвучали и такие слова: «Несмотря на потепление в мире, нашей стране, конечно, нужны Вооруженные Силы, оснащенные первоклассным вооружением и способные отстоять интересы народа. Поэтому государство будет и впредь проявлять заботу об армии и флоте, обеспечивая их всем необходимым. И если в ходе вывода наших войск из Восточной Европы появились некоторые проблемы, то они носят временный характер…»

Вот и все, что более-менее отвечало ожиданиям офицеров. Хотя надо знать, что сказанное Горбачевым ничего не имело общего с тем, что делалось конкретно в действительности.

И еще один пример, но это уже из положительной области. По окончании встречи с офицерами были сделаны групповые фотосъемки на память (в печати их почему-то не было). Затем Горбачев и его окружение плюс я с одним генералом отправились на вертолетную площадку, откуда Горбачев должен был вылетать в Николаев и далее на самолете в Москву. Группа как двигалась, так и вошла в вертолет, кроме нас с генералом – мы остановились метрах в пятидесяти от вертолета, чтобы было видно улетающим, что их провожают, и чтобы воздушный вихрь, поднимаемый вертолетным винтом, не создавал для нас особого дискомфорта. Когда все в вертолете разместились, экипаж убрал трап-лестницу, закрыл входную дверь и начал запускать двигатель. Вдруг двигатель выключили. Мы с генералом в недоумении – может, неисправность? Еще большее удивление у нас вызвало то, что открылась дверь, поставили трап-лестницу, из вертолета вышел один Горбачев и направился к нам. Мы, естественно, двинулись навстречу. Со словами: «Я же забыл с вами попрощаться» – он пожал нам руки и отправился в вертолет. Конечно, этот шаг всеми и в первую очередь мной был оценен высоко. И скажу откровенно – такого от Горбачева мы не ожидали.

Итак, Горбачев побывал на учениях. Атмосферу военного дела он почувствовал. Одновременно услышал наши позиции и оценки событий в мире и у нас в стране, особенно состояния Вооруженных Сил. Меня подмывало напомнить ему, что он на Главном военном совете СССР 18 октября 1989 года обещал встречаться с военными дважды в год, но ни разу не встретился. Однако я так и не решился на это, посчитав, что все-таки неэтично делать это в присутствии министра обороны. Ведь Д.Т. Язов нам, членам коллегии Минобороны, говорил, что постоянно напоминает об этом Горбачеву, но тот обычно говорит: нет времени. То есть дела в Вооруженных Силах, как и в стране в целом, ухудшались, а у него не было времени встретиться. Тогда между собой мы оценивали это как безответственность Горбачева. Но на самом-то деле он умышленно проводил курс, определенный Западом, и это выяснилось позже.

Таким образом, в годы, предшествовавшие августовским событиям 1991 года, тучи над нашей страной сгущались все больше и больше. Деструктивные силы внутри ее раскачивали союзный корабль, который уже начал давать трещины. Неподготовленность наших людей к такому повороту событий, их неспособность даже представить, что лидер страны может быть предателем, отсутствие у компетентных органов (в первую очередь у КГБ и Генеральной прокуратуры) необходимой бдительности и способности принять меры к любому гражданину СССР, вплоть до президента, если этого требуют интересы народа и государства, и предопределили нашу дальнейшую судьбу.

Развязка приближалась.

Часть IX
Трагедия отечества. 1985—2000

Глава 1
Прелюдия трагедии

«О положении в стране». – Решение народа о судьбе СССР. – А Прибалтика все-таки выходит из Союза. – Настойчивость Верховного Совета. – Июльский (1991) Пленум ЦК КПСС. – Проект Договора СНГ – это приговор Союзу ССР. – Топор над страной занесен

Важнейшим документом того времени было Постановление Верховного Совета СССР за № 1796—1 «О положении в стране», принятое 23 ноября 1990 года.

Вот несколько его фрагментов:

«Обстановка в стране продолжает ухудшаться и приближается к критическому состоянию. Положение в политической, социально-экономической сферах и на потребительном рынке осложняется, нарушена товарно-денежная сбалансированность. Острота межнациональных отношений приобрела опасный характер. Происходит распад структур исполнительной власти. Усиливается негативное воздействие теневой экономики, падают дисциплина и порядок, растет преступность. В стране сложилась чрезвычайная ситуация, которая требует принятия радикальных мер… принимаемые законы и указы Президента СССР во многих случаях остаются невыполненными либо не достигают желаемых результатов…»

Уже только эта часть фабулы постановления должна бы максимально встревожить любого нормального человека – ведь идет «распад структур исполнительной власти»… Так чего же еще ждать? Ведь дальше развал государства. Или: «сложилась чрезвычайная ситуация…» Какая ситуация может быть еще хуже в сравнении с чрезвычайной? Это самая тяжелая и опасная ситуация, она, несомненно, требует только адекватных, то есть тоже чрезвычайных, мер.

В постановляющей части говорилось:

«Исходя из предложений Президента СССР, руководителей республик и народных депутатов СССР, Верховный Совет СССР постановляет:

1. Признать функционирование и результаты деятельности высших исполнительных и распорядительных органов государственной власти СССР и республик, а также местных государственных органов не соответствующими изменившимся политическим и социально-экономическим условиям в стране… Рекомендовать президенту СССР в двухнедельный срок внести в Верховный Совет СССР предложения…»

И далее шел перечень вопросов, по которым президент должен сделать свои предложения: о перестройке системы исполнительных органов и их укреплении; об изменении роли и функций Совета Федерации; о мерах по регулированию начавшегося процесса приватизации; о совершенствовании органов местных Советов народных депутатов и т. д.

Однако ни одного предложения ни в двухнедельный срок, ни позже президент так и не внес.

Но продолжим цитирование постановления:

«2. Принять к сведению, что в двухнедельный срок под руководством президента СССР будет разработана программа неотложных мер по улучшению продовольственного положения в стране, по безусловному выполнению всеми республиками и регионами обязательств по поставкам продовольствия в общесоюзный и межреспубликанский фонды…

Возложить на органы КГБ СССР осуществление эффективной борьбы с экономическим саботажем, имея в виду прежде всего контроль за целевым использованием импортируемой продукции».

Но никакой программы неотложных мер (хотя это и было согласовано с Горбачевым) и улучшения продовольственного снабжения нашего народа не последовало. И так было у Горбачева не только в отношении этого постановления Верховного Совета СССР, а всегда и во всем. Он обещал, заверял, клялся, но никогда дальше этих заверений и клятв дело не шло. У него даже интерес к проблемам угасал чуть ли не на второй день. Обозначил, озвучил – и все. Некоторые объясняют это особенностями характера Горбачева. Например, Николай Иванович Рыжков говорит, что в силу своих популистских устремлений Горбачев никогда ни одно дело не доводил до конца. Верно, и с этим можно согласиться. Но верно и другое – Горбачев, конечно, не круглый… Он отдавал себе отчет в том, что делает, а его подельники по разрушению Советского Союза, несомненно, просчитывали, чем закончится его бездействие, и, возможно, докладывали ему, что же выпадает в сухой остаток. А что могло выпадать, если маховик центробежных сил не только не останавливали, но даже создавали условия для его раскручивания с еще большей силой. К примеру, возникла очередная проблема, общественность возмущается, Горбачев выступает и заверяет, что будут приняты самые решительные меры, но мер никаких не следует, а грозное обещание президента только стимулирует к еще более активным действия все те силы, которые породили эту проблему. Таким образом, положение становилось еще хуже.

Надо сказать, что и органы КГБ не справились с экономическим саботажем. Было плохо, а стало еще хуже. И не только потому, что у нас не было современного Ф. Дзержинского или хотя бы Ю. Андропова. А главным образом потому, что у нас были Горбачев и Яковлев, которые не позволяли предпринимать какие-либо шаги в этой области. Верховный Совет проблему озвучил? Да, и очень эффективно. Ну и достаточно, «не будем торопиться», как любил говорить Горбачев.

В упомянутом постановлении был особо важный пункт:

«3. Предложить Президенту СССР в случае нарушения определенных Конституцией СССР прав граждан и возникновения угрозы их жизни, здоровью и имуществу, принимать все предусмотренные законодательством СССР меры, вплоть до чрезвычайных».

А были ли основания к введению чрезвычайного положения? Несомненно. Особенно в ряде случаев на Кавказе, в Прибалтике и Средней Азии, а также в некоторых отраслях народного хозяйства, например, на железной дороге. В Литве уже весной и в начале лета 1990 года Советская власть существовала только номинально, Конституция СССР нарушалась на каждом шагу, угроза жизни горожан была реальной. К примеру, так называемый Народный фронт «Саюдис» посылал своих молодчиков в те семьи, чьи сыновья проходили срочную службу в Вооруженных Силах, и требовал, чтобы они своими письмами вынудили сыновей дезертировать. Они даже назначали сроки и предупреждали, что если они не выполнят требование родителей, то их ждет тяжелая кара.

Обстановка в стране была обострена – опасность для жизни наших соотечественников возрастала не только в перечисленных регионах. Такая же ситуация сложилась в западных районах Украины, где политическое движение «Рух», называвшее себя народным, фактически угнетало народ. Провозгласив националистические, сепаратистские идеи, оно стало прославлять Степана Бандеру, который вместе со своими бандами в годы Великой Отечественной войны выступал на стороне немецко-фашистских оккупантов. Я считал, что здесь надо было бы ввести режим чрезвычайного положения. Надо было в зародыше пресекать проявления антисоветизма, а не тогда, когда он расцвел и приобрел столь махровый, необратимый вид, что впору было только применять силу.

Разговоры Горбачева о том, что общественность якобы не приемлет чрезвычайного положения, – это блеф. Верховный Совет СССР летом 1990 года для того и принял закон «О правовом режиме чрезвычайного положения», чтобы пресекать анархию и беспредел, порожденный горбачевской перестройкой. А наш «гуманист» навесил ярлык на этот режим, обозвав его «чрезвычайщиной». Ибо не в интересах Горбачева было вводить чрезвычайное положение или президентское правление там, где требовала обстановка. Это указывало на начало решительной борьбы против развала государства, что было явно не в интересах «лучшего немца».

Все последующие пункты (до десятого включительно) цитируемого мною Постановления Верховного Совета СССР были столь же конструктивными, как и предыдущие. Например:

«4. Принять к сведению, что Президентом СССР будет сформирован орган по координации функционирования правоохранительной системы и создана специальная служба по борьбе с наиболее опасными преступлениями…»

Ни одна рекомендация Верховного Совета Горбачевым даже в первом приближении выполнена не была. Во время судебного процесса уже в 1994 году на мой вопрос: «Для вас постановления Верховного Совета СССР были обязательны или вы их могли не выполнять?» – свидетель Горбачев ответил, что он обязан был их выполнять. Вот так: обязан! Но фактически палец о палец не ударил. А Президиум Верховного Совета СССР не проявил должной настойчивости, что Горбачева вполне устраивало. Потому участь постановления Верховного Совета СССР «О положении в стране», фактически судьбоносного постановления, оказалась незавидной.

Не менее важные документы были приняты законодательными органами СССР и по вопросу о референдуме.

Провозглашая так называемую гласность и демократию, а фактически раскачивая и разрушая государство, насаждая анархию, национализм, сепаратизм и экстремизм всех мастей, создавая благоприятные условия для разграбления богатств страны и процветания теневого капитала нарождающейся буржуазии, Горбачев и Яковлев к исходу 1990 года перешли к решающей фазе развала страны, полагая, видимо, что народ за пять лет перестройки уже «созрел» к разделению.

На последней встрече «семерки», которая, продержав двое суток творца «нового мышления» в предбаннике, на завершающем этапе все-таки допустила Горбачева к себе, помимо всех прочих требований победители в «холодной войне» продиктовали лидеру побежденной страны свои условия по проведению в СССР реформ, в том числе и о согласии или несогласии народов СССР жить «суверенно».

В связи с этим 24 декабря 1990 года съезд народных депутатов СССР принял Постановление № 1865—1 «О проведении Референдума СССР по вопросу о Союзе Советских Социалистических Республик».

Оно небольшое, привожу его текст полностью:

«В связи с многочисленными обращениями трудящихся, отражающими их беспокойство о судьбах Союза ССР, и учитывая, что сохранение единого Союзного государства является важнейшим вопросом государственной жизни, затрагивает интересы каждого человека, всего населения Советского Союза, съезд народных депутатов СССР постановляет:

провести Референдум СССР для решения вопроса о сохранении обновленного Союза, как Федерации равноправных суверенных Советских Социалистических Республик с учетом результатов голосования по каждой республике в отдельности;

поручить Верховному Совету СССР определить дату проведения референдума и меры по его обеспечению».

Документ был подписан Председателем Верховного Совета СССР А. Лукьяновым.

Согласно поручению Верховный Совет СССР 16 января 1991 года принимает уже развернутое, из десяти пунктов, постановление «Об организации и мерах по обеспечению проведения Референдума СССР по вопросу о сохранении Союза Советских Социалистических Республик».

И в тексте прямо говорилось: «…исходя из того, что никто, кроме самого народа, не может взять на себя историческую ответственность за судьбу Союза ССР, во исполнение решения Четвертого съезда народных депутатов СССР и в соответствии с законом о Референдуме СССР» Верховный Совет СССР постановил: провести Референдум по всей стране 17 марта 1991 года, в ходе которого состоится тайное голосование по вопросу: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик, как обновленной Федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантированы права и свободы человека любой национальности». Граждане должны были сказать «Да» или «Нет». Итоги голосования по Союзу ССР будут подведены, исходя из результатов голосования в каждой республике.

В постановлении были изложены рекомендации исполнительным органам: кому, что и к какому сроку надо сделать и кто должен обеспечить данное мероприятие материально и финансово.

В последнем – десятом – пункте было прямо записано: «…решение, принятое путем Референдума СССР, является окончательным, имеет обязательную силу на всей территории СССР и может быть отменено или изменено только путем нового Референдума СССР».

Резонно это напомнить сегодня участникам беловежского сговора Ельцину, Кравчуку, Шушкевичу и их последователям.

Верховный Совет СССР, проявляя беспокойство и заботу по подготовке и проведению референдума, 25 февраля 1991 года, то есть за три недели до голосования, принял еще одно постановление. В нем уточнялись некоторые вопросы, отмечались и устранялись недостатки в подготовке референдума. А в заключение Верховный Совет СССР обращался ко всем гражданам страны с призывом принять активное участие в голосовании. При этом подчеркивалось, что решается вопрос «исторической важности – о судьбе нашего государства, Союза Советских Социалистических Республик».

Очевидно, и это целесообразно напомнить сегодня Ельцину, Кравчуку и Шушкевичу. И сделать это из гуманных соображений. Если такие вопросы будут в памяти каждого из них, то они не впадут в шок, когда эту тройку вместе с Горбачевым привлекут к уголовной ответственности за насильственный разлом Советского Союза. А ведь это, несомненно, произойдет, и отвечать разрушителям придется.

Между тем, рассчитывая, что подавляющее большинство народа выскажется за «суверенитет» республик, а фактически за роспуск Союза, после чего можно будет выходить с инициативой создания другого, нового Союза, куда войдут считаные, может быть три-четыре, республики, Горбачев и его приспешники внимательно следили за подготовкой к проведению референдума. На что надеялся Горбачев? Возможно, думал, что новый Союзный договор обеспечит ему почетное место в истории как создателю нового государства? Но о социально-политических, экономических и оборонных последствиях такого шага он не задумывался. И хотя сам факт появления проекта нового Союзного договора противоречил Конституции СССР, а следовательно, его надо было воспринимать как преступное деяние, Горбачев все-таки упорно готовился к такому шагу, рассчитывая на благоприятные для него итоги голосования на референдуме.

Однако они стали для Горбачева – Яковлева громом с ясного неба: на радость всего советского народа 76 процентов взрослого населения страны проголосовало за сохранение Союза Советских Социалистических Республик! Для Горбачева и его окружения это был удар. Но вскоре, оправившись от шока, эта клика продолжила подготовку нового Союзного договора. Отказаться от поставленной цели – развалить Советский Союз и создать Конфедерацию с вхождением туда всего лишь нескольких республик – Горбачев уже не мог. Поскольку все это отвечало интересам Запада, то и в дальнейшем Горбачев смело шел тем же курсом, рассчитывая на поддержку и одобрение своих «друзей».