Текст книги "Два крепких орешка для Золушки"

Валентина Андреева
Два крепких орешка для Золушки

Часть первая

1

В первый момент я просто не поняла, что случилось. Мысленно прикидывала, какую сумму из моего кошелька позволительно истратить в питомнике на приобретение саженцев и цветочной рассады. Так, чтобы спокойненько дожить до зарплаты, не залезая в заначку. Хотя бы на этот раз. Задача не из легких, ибо я не помнила итоговый остаток денежных средств в кошельке после недавнего похода в универсам. Сборы в дорогу были вынужденными и слишком поспешными. Большой удачей считала уже то, что удалось не забыть дома сумку с деньгами. Кажется, я бросила ее на заднее сиденье…

Женщина буквально выползла на обочину из придорожной канавы, принарядившейся в легкий наряд из нежно-зеленых кустов. Встав на колени, пару раз качнулась и тут же ткнулась головой в грязную лужу – плачевный результат недавно прошедшего ливня. Угрозы захлебнуться не было, женщина медленно и удачно свалилась левой стороной на прибрежную полосу. Не то чтобы совсем на сушу (грязь все-таки), но и не в воду. Я успела за нее порадоваться. Опасная вылазка хоть и вышла ей боком, но в хорошем смысле. Будь я на ее месте, непременно бы ударила лицом в грязь.

Плавно притормозив, Наташка остановила машину метрах в пяти от женщины и бодро проорала в открытое окно:

– Ну и как водичка?!

Ответа мы не дождались. Моего соображения хватило, чтобы осознать – женщина, частично пристроившаяся в луже, делает большую ошибку. После предварительного марш-броска из канавы по-пластунски ей ни за что не отстирать белые брюки и легкую светло-коричневую кофту. Даже с дюжиной флаконов «Ванишей».

– Дурной знак на дороге, хотя на бомжиху не похожа, – с сомнением проронила Наташка, раздумывая, стоит ли вылезать из машины, чтобы познакомиться с женщиной поближе. – Похожа на приличную бабу, нализавшуюся до неприличия. Только непонятно где. Судя по тому, что здесь нет съезда в лес, палаточный городок безлицензионной торговли спиртными напитками рядышком не маскируется.

– Может, ее кто-то по дороге потерял? Случайно выпала, ну и укатилась в кусты. Там тенечек.

– Ну да! Под проливным дождем самое оно, в тенечке.

– Наталья, она очень плохо лежит, еще захлебнется. Надо помочь.

– Я не приучена подбирать все, что плохо лежит. И не уверена, что в моей машине ей будет лежаться лучше, чем на свежем воздухе, у меня чехлы новые. Проснется, умоется, благо вода под носом. Ну или хотя бы глаза продерет. Потом пробежит пару километров до поворота на основную трассу, и нормалёк. Место красивое. Слышишь, птички поют?

– Это воробьи.

– Ну и что, скажешь, они не птички? Это курица не птица, а вот баба в таком состоянии точно – не человек.

И к Ольге опаздываем, а следовательно, и в питомник. Кажется, он до шести работает. Вот невезуха! Вылезай, я одна с ней не справлюсь.

При нашем приближении женщина даже не пошевелилась. Как лежала на боку с поджатыми под себя коленями, так и осталась лежать. Левая сторона лица покоилась в грязи, правая прикрывалась рукой, волосы мокли в луже. Тревожный Наташкин вопрос, не напоминает ли она мне кого-нибудь, я оставила без ответа. Ясное дело – напоминает, только мне срочно потребовалось в этом разубедиться.

В связи с отсутствием подходящих аргументов непрерывно долдонила одно и то же: «Этого не может быть!» Сделала небольшую паузу только тогда, когда осторожно, словно опасаясь разбудить несчастную, отвела безвольную руку от ее лица и тут же выронила от дикого Наташкиного выкрика: «Ольга!!!» Упавшая в воду рука бедняжки организовала небольшой всплеск в успокоившейся было луже, но сама Ольга оставалась неподвижной. Где-то даже и хорошо…

Предоставив подруге высказаться трижды, вернее, проорать хорошо знакомое имя хорошо знакомой женщины, я вновь забубнила: «Этого не может быть». Если очень верить во что-то, обязательно сбудется. Но кошмарное видение не исчезало. Даже несмотря на то что я с силой зажмурилась. Наверное, сама себе не верила или верила, но плохо.

– Ирка! У тебя совесть есть?

– Есть, – оторвалась я от своей скороговорки. – А зачем она тебе?

– Мне она на фигне нужна, своей с избытком хватает. Это тебе самой от нее пинок нужен. Разуй глаза и помоги. Слава богу, Ольга жива! Теперь не угробить бы. Поверхностных повреждений не видно. Вернее, видно, но мне их видеть совсем не хочется. С правой стороны головы у нее какая-то блямба. То ли кровавая шишка, украшенная спутанным комком волос, то ли… Мама дорогая! Не знаю, что с ней. Бли-ин! Знала бы, прихватила с собой болотные сапоги Бориса. Или, на худой конец, ласты.

Я сразу «прозрела» и бесстрашно шагнула в лужу. Только зря. Наташка сказала, что помимо совести надо обладать еще и разумом. В отличие от меня у подруги его имелось с запасом, он-то и указал ей мое место – у Ольгиных ног.

Изрядно вывозившись в грязи, мы с трудом вытащили Ольгу на более-менее приличное место и уложили пластом. Лицом вверх, ноги вытянуты, руки по швам. Только она результата нашего благодеяния не осознавала. На ум пришло выражение: «Жизнь еще теплилась в этом…» Нет, тщедушной Ольгу не назовешь. Стройная женщина, как говорится, все при ней. Приставшая грязь не считается. Просто дышала она как-то странно – поверхностно и прерывисто. Серые глаза с удивительно узкими зрачками смотрели прямо в голубое солнечное окно – небольшой прогал, неожиданно появившийся между серыми тучами. Бестолково суетясь рядом, я несколько раз пыталась избавить Ольгу от солнечного луча, прямой наводкой бившего ей прямо в глаза. Но, похоже, она в этом не очень-то и нуждалась. Зрачки на явное изменение яркости освещения не реагировали должным образом. Цвет ее лица, слишком бледный, тоже был далек от нормы.

– Я подъеду поближе, – оторвалась Наташка от перечня диагнозов, который обсуждала сама с собой. Самый подходящий с натяжкой, как я поняла, – приступ диабета, болезни, которой у Ольги никогда и в помине не было.

В процессе перетягивания и загрузки Ольгуни на заднее сиденье «Шкоды», предусмотрительно застеленное тряпками, приготовленными для саженцев, у меня от натуги оторвалась пуговица на джинсах. Нависла реальная угроза их потерять, о чем я предупредила Наташку, прежде чем отпустить ноги болезной и подхватить уползающие вниз штаны. Своевременное предупреждение мобилизовало резервные силы организма подруги. Могучим рывком она втянула бесчувственное тело внутрь, издав при этом залихватское «Ха!!!».

То ли сотрясение было слишком сильным, то ли у Ольги проснулась совесть, но она пару раз моргнула. Как показалось, обнадеживающе. Только этим все и ограничилось. Совесть у Ольги проснулась раньше сознания и, уяснив это, тут же вернулась в состояние спячки. Наташка запричитала, жалея машину, Ольгу, себя, меня и мои новые джинсы, которые мне явно не стоило сегодня натягивать. Ведущие исключительно растительную жизнь саженцы и цветы в заботах о выживаемости все равно бы их не оценили.

Пока я возилась с несколькими обрывками презентованной подругой веревки, убеждая эти самые обрывки в реальной перспективе достижения невероятной цели земного назначения – стать модным шнурком для джинсов и опорой для сохранения моего имиджа, Наташка пыталась стянуть с Ольги шерстяную кофточку и, как сама вслух предполагала, верхний слой грязи. Хотя бы частично, чтобы не пугать медперсонал ближайшей больницы. А то «умоют руки», прежде чем осмотреть больную.

Наташкино «А-а-а…», вылетевшее из нее при глубоком вдохе, и установившаяся следом тишина напугали меня до потери сознания. Иначе, зачем бы мне развязывать с таким трудом завязанный на концах веревки бантик – завершающей стадии процесса моей ручной работы?

– Ирка! Ей что-то вкололи. Смотри, гематома на руке будьте-нате! Наверное, сопротивлялась, бедняжка, да и колол специалист, скорее всего, хреновый.

Я так и застыла, удерживая руками концы веревки. После особого приглашения подруги, прозвучавшего уже на повышенных тонах, завязала их узлом и подскочила к ней. Наташка, оставив в покое правую руку Ольги, уже задирала левый рукав кофты. Следов от укола там не было.

– Все правильно, – пробормотала я. – Это не приступ диабета.

– Ей наркоту вкололи, – мрачно сообщила подруга. – Ничего не понимаю. Ольга и наркотики – понятия несовместимые. Ир, как думаешь, можно считать благодетелем человека, который, не считаясь с собственными затратами, решил подарить первому встречному дозу наркотика? Причем без его на то согласия.

– Это какая же сволочь… – начала было я митинг протеста, но тут же переключилась на другое: – Ольга умирает?

– Не похоже. Дыхание стало ровнее, просто слегка сопит носом и глаза закрыла. Такое впечатление, что спит. Честно говоря, я даже не знаю, что делать. Интересно, где здесь больница?

Меня вдруг окатила холодная волна беспокойства.

– Знаешь, давай-ка для начала вернемся на основную дорогу. Такое впечатление, что здесь автобус ходит раз в год по расписанию. Там все-таки скоростное движение. Движение – это жизнь, она сама подскажет, что дальше делать. Мне не нравится благотворительная раздача героина или чего-либо подобного кому ни попадя.

Я мигом обежала машину и, преодолевая легкое сопротивление Ольги, пристроила ее торчащие из машины ноги внутрь. Закрывая дверь, посетовала на то, что нечем прикрыть безвинную жертву от посторонних глаз – вдруг они окажутся не просто любопытными. Наташка тут же продемонстрировала свою практичность, выудив из багажника сумки с запасами продовольствия на предстоящие выходные. На секунду я испугалась, что Ольге предстоит изображать из себя неохлаждаемый прилавок с образцами товаров, но оказалась в корне не права. Для начала Наташка укрыла нашу девушку чистым пододеяльником. Белым, с розовыми цветами не опознаваемого сорта. При этом ворчала на себя – знала бы, не стирала. Затем, кряхтя от натуги, она подтащила запасное колесо. Сумки с продуктами, размещенные между сиденьями, послужили опорой запаске, ставшей на время односкатной крышей для верхней части Ольгиного тела, включая голову. Нижнюю украшал новый веник и пара легких пластиковых ящиков для рассады, тоже своего рода «крыша», увенчанная пустым, а потому шатким пластиковым ведром насыщенного синего цвета.

Довольные достигнутым результатом, мы уселись в машину с твердым намерением доехать хотя бы до ближайшего поста ГАИ. И доехали бы, но Ольга начала подавать признаки сознательного отношения к своему «нелегальному» положению. Сперва она тоненько завыла, что очень напоминало жалобное повизгивание маленького щенка. Затем попыталась сбросить с себя ящики для рассады. Надо сказать, очень несвоевременно – нас обгонял то ли черный, то ли темно-синий «Форд» с мигалкой на крыше. Я успела пролепетать про тревожный колокольчик в душе и опасность на дороге. Неизвестно, кто в салоне, может быть, те же «гуманитарии»… «Гуманитаристы» с наркотой.

– Лежать!!! – рявкнула Наташка исключительно Ольге. Мне на переднем сиденье просто негде было разлечься, хотя такое желание, прямо скажу, имелось. У подруги очень убедительный голос. – Оля, мы свои. Лежи и не трепыхайся. Ты в полной безопасности, чего и нам с Иркой желаю. Не заткнешься – заткнут нас всех.

Ольга затихла. «Форд» немного притормозил. Какое-то время мы ехали вровень. С испуга я изобразила на лице подкупающую улыбку тысяч этак на сто-двести российских рублей и адресовала ее затемненным боковым стеклам «Форда». Со всей очевидностью, водитель иномарки оценил ее не по достоинству и ужаснулся, поскольку уверенно взял прежний курс на обгон. А я еще долго не могла погасить улыбку. Такое иногда случается – от передозировки страха. В том, что он был обоснованным, не сомневалась – интуиция подсказывала.

С улыбкой справилась только тогда, когда она стала служить отягчающим обстоятельством, мешающим Наташке нормально вести машину. Мы уже выехали на скоростное шоссе. Благодаря Ольге пришлось переиграть планы. Ее жалобная просьба «хочу домой» вызвала в наших душах понимание. Какой уж тут питомник! Раз Ольге полегчало, решили следовать прямо на дачу. Там свой домашний доктор – мой Дмитрий Николаевич. Вот только я со своим нервно-паралитическим оскалом определенно создавала аварийную обстановку на дороге. На меня оборачивались, сигналили, как какой-нибудь… Короче, я возмутилась и впала в другую крайность – состояние ужасающей угрюмости.

Ольга лежала спокойно и в полудреме повторяла одно и то же. Зациклилась на вопросе смены пола. Не в физиологическом смысле. Обыкновенного, из струганных досок толщиной в сорок сантиметров. Правда, мы не сразу это поняли. Наташка задала ей вопрос, в состоянии ли бедняжка объяснить, что случилось, вот она и понесла половую ахинею. Да еще речь у нее была замедленная, растянутая по продолжительности до такой степени, что я не выдержала и пожелала спокойной ночи. Увы, она никак не могла угомониться, пришлось убедить себя, что Ольгуня нам с Наташкой нисколько не мешает – своеобразное фоновое сопровождение.

Мы вспоминали детали сегодняшней поездки. Как выяснилось, мне и вспомнить-то было нечего, кроме как о сумке с кошельком, пристроенной Наташкой под голову Ольге из соображений безопасности – обе целее будут. И сумка, и Ольгина голова. Наташка сорвала меня в поездку, едва я перешагнула порог собственной квартиры. Не поленилась прикатить с дачи, куда переселилась две недели назад. Причина «срыва»: массовый завоз обалденной рассады кустарниковых, овощных и цветочных культур в питомник, расположенный в десяти километрах от Ольгиной старой фазенды. Судя по заверениям нашей девушки, в ее заброшенном саду и огороде ежегодно сами по себе цветут и плодоносят великолепные экземпляры указанных культур, посаженных еще мамочкой. Правда, Ольгуня долгое время там не была…

Предполагалось, что мы заедем к Ольге на дачу (менее полутора километров после съезда с второсортного шоссе на первоклассно укатанную временем лесную дорогу) и вместе с ней наведаемся в питомник. О завозе Ольга вспомнила скоропалительно – сегодня около шести утра, когда ее, скажем так, «друг» разозлился и послал любимую куда подальше. Без собственного сопровождения. В принципе ссора с ним началась еще с вечера. Просто «друг оказался вдруг и не друг…». Короче, так – сплошное недоразумение. А если уж Ольге быть честной перед собой, то сплошным недоразумением он оказался совсем не вдруг, а с первых дней их знакомства. Его даже сожителем невозможно обозвать. Так считала Наташка. Игорек – типичный приспособленец из разряда паразитов. Дармоед. Ольге вообще «везло» на таких типов. А всему виной панический страх перед одиночеством. После смерти матери ей постоянно мерещился ее призрак, выражающий недовольство по разным поводам. Словом, все, как при жизни, только намного страшнее. Схожая ситуация сложилась у одной нашей знакомой – Джин-Тоника. Такое впечатление, что Ольга – ее родная сестра. Только мамы и папы у них разные.

Маргарита Антоновна была женщиной властной, не признающей авторитетов, любившей только себя. Второе место занимал кот Дарик (если официально – Дарий), третье – дочь, которой она искренне желала добра, но по своему разумению и опять-таки исходя из своих интересов. Личная жизнь Ольги находилась под полным и неусыпным контролем мамочки. Главной своей задачей Маргарита Антоновна считала необходимость исключить тлетворное влияние мужчин на нежную, доверчивую и заботливую дурочку. Мужчин Маргарита Антоновна не то чтобы ненавидела, но относила к разряду млекопитающих, находящихся на низшей стадии развития человечества. Единственный более-менее развитый представитель мужского рода – ее муж – оказался подлым предателем. Она так и не простила ему преждевременной скоропостижной смерти от инфаркта. Брат Ольги и, соответственно, сын Маргариты Антоновны Владислав вышел из-под материнского контроля еще в подростковом возрасте, разговоры о нем были запретной темой. Тем не менее Ольга тайком проявляла заботу о братике – точной копии своей матери. Владик предпочитал жить исключительно для себя и искренне возмущался поведением сменявших друг друга жен, которые не желали приносить себя в жертву его интересам.

После смерти Маргариты Антоновны на лице Ольги появилось стойкое выражение обреченности. Каким-то особым чутьем окружающие улавливали исходящие от нее флюиды жертвы. Не успев опомниться от похорон, Ольга была втянута родным братом в судебную тяжбу. В свое время потребовав размена трехкомнатной квартиры родителей, Владик получил однокомнатную, которую тут же сдал в аренду. Все жены как на подбор имели собственную жилплощадь. Там он с ними и проживал, не обременяя себя постоянной работой. Вплоть до последнего времени, когда вместе со старым приятелем организовал собственную фирму по ремонту квартир. Но Ольга считала, дела у братика шли не очень хорошо.

И Маргарита Антоновна, и сама Ольга полагали, что с разъездом им повезло: они поселились в своем же доме, только на два этажа выше. Обеим не хотелось покидать любимый район.

Не успела закончиться поминальная трапеза, как Владик объявил о переселении к Ольге. Она не только не возражала, но с радостью согласилась – квартира хоть и не очень большая, все же двухкомнатная.

Десятидневную пьянку брата Ольга выдержала со смирением – Владик глушил муки совести за прижизненный разлад с мамой. На одиннадцатый день к нему переселилась последняя, пока еще любимая и понимающая его жена. Муки совести Владика они глушили вместе. А еще через неделю Ольга поняла, что ее выживают из дома, но сил на сопротивление не хватало. Их вообще ни на что не хватало. Она работала бухгалтером в нескольких мелких фирмах разом и буквально за гроши. Ясное дело – давали себя знать все те же флюиды жертвы, мгновенно улавливаемые хищниками-работодателями.

Предпринятая попытка убедить Владика в том, что ему совсем не обязательно беспокоиться о ней дальше, закончилась неожиданно. Брат очень удивился такой постановке вопроса и сообщил сестренке, что забота о ее самочувствии вообще не входила в его планы. Он такой же законный наследник матери, как и Ольга, и, короче говоря, находится у себя дома. А поскольку сестра травмировала его нежную душу, Владик запил с удвоенной энергией, чего не выдержала даже его последняя любимая жена.

Помощь пришла оттуда, откуда Ольга не ждала – от неожиданно объявившейся племянницы. Двадцатипятилетняя красотка Елизавета заявилась из Вышнего Волочка с вещами и амбициозными планами покорения столицы. В этот же вечер буянящий Владик в сопровождении наряда милиции покинул захваченные в порядке самоуправства квадратные метры (две трети от общей жилплощади). На прощание твердо пообещал Ольге оспорить в суде завещание чокнутой матушки, по которому единственной наследницей квартиры, дачи и остального принадлежавшего ей на правах собственности имущества, являлась дочь. Завещание удивительным образом отыскалось «заразой и пронырой Лизкой» во внутреннем кармане старой кроличьей шубы Маргариты Антоновны, стриженной «под котик». Самой Елизавете, в свою очередь, была предсказана ранняя дорога на панель, а чуть позднее дорога дальняя в казенный дом. Какой именно, Владик уточнить не успел – споткнулся и упал. Как показалось жалостливой Ольге – от руководящей и направляющей руки одного из конвоиров.

2

Шум на заднем сиденье отвлек нас от грустных воспоминаний, ибо он свидетельствовал о том, что капитально поехала старательно возведенная нами Ольгина «крыша». Самым норовистым оказалось пластиковое ведро. На пару секунд я примерила на себя статус члена баскетбольной команды. Моментально среагировав на посторонние звуки, оглянулась назад, ловко поймала летящую прямо на меня синюю бадейку и, слегка приложив ее к коробке передач, также ловко швырнула обратно. На старом месте ведро не задержалось, на сей раз я поймала его не очень удачно, а тут еще откинулось к спинке водительского кресла колесо. Ящики для рассады успели свалиться на сумку с продуктами еще раньше.

Какое-то время мы с Наташкой на повышенных тонах обсуждали, кто виноват и что делать, совершенно не обращая внимания на Ольгины стенания. Ссориться не хотелось – было бы из-за чего! Быстро пришли к выводу, что виноваты пробки на дороге и неопытные, но слишком наглые водители, не соблюдающие дистанцию и допускающие резкое торможение, в результате чего пришлось резко притормозить и Наталье. Скромница Ольга неожиданно заговорила не своим голосом и утробно потребовала немедленно остановить машину. Ей приспичило безотлагательно выползти на свежий воздух. В противном случае она сулила нам страшные последствия.

– Обалдела?! – возмутилась Наташка. – Моя машина пока еще без пропеллера. Не вертолет. В такой пробке я не могу перестроиться в первый ряд. Как назло все рвутся загород. С бешеной скоростью улитки. Надышались, токсикоманы, столичным воздухом и очумели. Ир, отдай Ольге пластиковое ведро. Подруга, тебя просто тошнит или к тебе еще стучится в гости и диарея?

Ответом был долгий мучительный стон и неразборчивый набор слов, который я сгруппировала по своему усмотрению: ужасная головная боль, тошнит и пить хочется.

– Думай о чем-нибудь хорошем! – посоветовала Наташка. – Например, о том, что Иришка уже ищет таблетки от головной боли. Ты их выпьешь и… головная боль появится у нас. Это если твой организм не оценит проявленной заботы. Ирка, да пристрой ты как-нибудь к Ольге ведро! Будем считать, что я его ей подарила. Мама дорогая! Да лучше бы она пока не просыпалась.

Я твердо пообещала выполнить Натальин наказ сразу после того, как Ольга сориентируется в пространстве. Оперативно добытая мной таблетка от головной боли никак не могла попасть к ней в руки. У страдалицы явно нарушилась координация движений. А еще эта проклятая запаска. Так и норовит внести дополнительные осложнения в процесс приема-передачи.

– Держитесь! – мужественно предупредила Наташка, и я ненароком решила, что у «Шкоды» все-таки появился пропеллер. Ан нет! Просто подруга вопреки здравому смыслу решила продраться к краю дороги «наперекосяк».

Чего мы только с ней не наслушались со стороны! Но ни одного слова правды. Зато сама Наташка, упорно преодолевая сантиметр за сантиметром, резала привычную уже правду-матку направо и налево. В основном про «козлов» и «баранов». Лично я удостоилась от посторонних только одного оскорбительного звания – дура с ведром, но обиду молча проглотила. Наташка сумела постоять и за меня.

Не знаю, чем бы все это передвижничество кончилось, если бы не восстала со своего лежбища Ольга. Прямо с пододеяльником. Я сразу подумала, что примерно так же следует выглядеть изрядно грязному и, не побоюсь этого слова, потасканному привидению какой-нибудь великой грешницы. Не рассчитывая на прощение Всевышнего, она вознамерилась мстить за это всем смертным на земле. А на ком ей еще отыграться? Во всяком случае, я и сама немного испугалась. Не попавшая по назначению таблетка сразу нырнула в ведро, Ольга бессильно уронила на колени протянутые было за ней руки и продолжила свой скулеж.

Дикая какофония сигналов и ругань резко оборвались. Отдельные «трубачи» еще надрывались, но, похоже, больше от растерянности. От нее же поминали матерным словом чужих матерей. Не стесняясь открытых окон. Ну что за уроды! Вот чужих отцов, несмотря на свободу сексуальной ориентации и равноправие, по-прежнему словесно не поминают. Мужская солидарность.

Тем временем Наташке все-таки удалось проложить векторную прямую поперек общего движения машин, и она, не долго думая, скатилась с обочины вниз, благо откос крутым не был. Двадцать секунд не очень приятных ощущений, которые с помощью ведра я отсчитала своей головой, и мы оказались в лесополосе. С небольшой задержкой Ольгу вытащили из машины. Первое место по дальности полета заняло ведро, затем ящики для рассады, которые я, не глядя, расшвыряла в стороны. Запустила бы и сумку с продуктами, но благоразумная Наташка сумела остановить мой порыв.

Было довольно странно, что Ольга, пару минут назад жаждавшая обрести свободу и свежий воздух, никак не желала вылезать из машины без запасного колеса. А с ним она казалась просто неподъемной – тяжелый и негабаритный груз. Не выволочь. Уговоры не помогали. Наша девушка согласно дакала, но колесо не отпускала.

– Ирка, давай новую таблетку от головной боли, приманкой будет, – вовремя сообразила Наташка. – Наверное, Ольге нужен балласт в руках, боится, ветром сдует. Остаточный глюк от наркоты. Состояние полной невесомости.

Приманка подействовала. Ольга бросила колесо и обхватила руками голову. Наташка молниеносно выкинула его наружу, а следом и саму Ольгу. Хорошо, что я стояла с противоположной стороны. Обошлось без лишних травм и поверхностных повреждений.

Сидя на мокрой траве, Ольгуня почему-то просила подложить ей под голову подушку.

– Я тебе свою машину подложила! – повысила голос Наташка. – Почти всей задней дверью.

Несчастная сразу умолкла. Кажется, начинала понимать, что в гостях свою волю не творят. Безропотно выпила таблетку и попыталась выхлебать литровую бутылку минералки, но была бита Наташкой по рукам. В лечебных целях. Подруга ласково, но твердо пыталась втолковать Ольге, что жадность не ее отличительная черта. Таковой является скромность. Остается только разбавить ее благоразумием. На фига ж нам вулканическое извержение Ольги Сергеевны? В течение получаса она получала воду мелкими порциями и пыталась вспомнить, что с ней произошло. Воспоминания давались с трудом да еще содержали посторонние примеси, рожденные болезненно-измененным сознанием: все те же половые доски толщиной сорок сантиметров на смену старым, кое-где опасно прогибающимся половицам.

– Нет, так мы с ней в ближайшее время не разберемся, во всяком случае, пока поэтапно не реконструируем весь пол, – занервничала я, заранее предвидя реакцию мужа на отсутствие материального обеспечения причины моего спешного бегства из дома. Опять решит, что бессовестно соврала, просто не хотела ехать вместе с ним.

Променяла на Наташку. Ольга совершенно не тянет ни на одиночный саженец, ни на цветочную рассаду. Разве что на мешок с грунтом. Грязи на ней, конечно, хватает, но о приобретении грунта речь даже не шла.

– Надо успеть отмыть Ольгу, – нервно напомнила я, – иначе самим не отмыться.

– Успеем. А не успеем, что-нибудь придумаем. Ольга!!! Ирка, хватай ее за ногу! Ну куда тебя понесло, несчастная?!

– За документами, – лязгая зубами, плаксиво заявила Ольга. – У меня в сумке были документы.

– Тогда ползи, – милостиво разрешила Наташка, убедившись в том, что я намертво, не хуже капкана, вцепилась в ногу беглянки. – Здесь всего-то километров тридцать от силы. Выползешь на шоссе, не тормози, сразу иди на обгон. У тебя преимущество – можешь шпарить по самому краю обочины, ГАИ не оштрафует. Кстати, помнишь, где твоя сумка?

Ольга задумалась. Я сочла это хорошим признаком и отпустила ее правую нижнюю конечность. Захотелось немедленно отмыть руки, хотя в нынешнем своем состоянии они соответствовали моей грязной одежде, впрочем, как и Наташкиной. Ольгина вообще была вне конкуренции.

– Холодно. Я почему-то вся в мокрой жиже, как из болота. Надо же, три ногтя на правой руке сломаны. Вы не помните, что с нами случилось? – виновато поинтересовалась главная пострадавшая.

– Ты вспомни хотя бы, что случилось лично с тобой, – вздохнув, посоветовала я, накидывая Ольге на плечи пододеяльник. – О том, что произошло с нами, лучше вообще не вспоминать. Давай переходи к поэтапному изложению сегодняшних событий. Я напомню: утром ты основательно расплевалась со своим змеем Игорянычем, причем до такой степени, что впервые после смерти матери отважилась в одиночку ехать на дачу.

– Я расплевалась с ним еще с вечера, он заявил… Словом, он выгнал меня из дома.

– Из твоей собственной квартиры?! – ахнула Наташка. – Ну ты, мать, дожила…

– Наверное, я была не права… Вернее, права, но выбрала очень неподходящий момент для того, чтобы попросить у Игорька денег. Он как раз получил крупную сумму…

Ольга покраснела. Чудесное сочетание пунцового с грязно-коричневыми и зелеными разводами. Расписной индеец женского полу, которому изрядно пообщипали перья на голове.

– Не подумайте, что лазила по карманам. Просто я случайно услышала его разговор по телефону… Ну-у-у, он решал с приятелем вопрос о транспорте. Игорь заканчивает переделку своей дачи под жилой дом. Она ему вроде бы после развода с женой досталась. Не знаю, слышал ли Игорь, что я пришла домой. Наверное, слышал, я намеренно топала в прихожей, но разговаривал он по телефону свободно. Договорился с кем-то на следующей неделе поехать на базу стройматериалов, а потом… хорошо «погудеть».

Где-то очень далеко. Чтобы Игорь не обвинил меня в шпионаже, мне пришлось выйти на лестничную клетку и снова войти. Достаточно шумно. За ужином я влезла со своей просьбой одолжить мне пару тысяч до следующего четверга. Мне же его кормить надо. Он так расстроился! Так орал! Заявил, что содержать меня не намерен. И с самого начала нашего знакомства ему нужно было только одно: где-то перекантоваться, пока свой дом не достроит. Если я рассчитывала на что-то большее, то это моя вина. Через пару недель он наконец-то вздохнет свободно, а пока мне вольно катиться… Короче, куда – его не волновало. Он с удовольствием воспользуется возможностью отдохнуть без меня. Я только и сказала – хорошо, мол, отдыхай, в ближайшие дни ты от меня свободен. Ему надо было успокоиться, это у Игоря не первая вспышка подобного рода. Я с утра и «покатилась».

– Ольга, да ты и вправду безнадежно блаженная! – всплеснула руками Наташка и выразительно посмотрела на меня. Я тут же активно продублировала ее «всплеск».

– В душе надеялась, что Игорь все-таки приедет, если я ему позвоню и сообщу, куда в итоге покатилась, – продолжала Ольга. – Ночевать на даче не рискнула бы. Кладбище несбывшихся надежд, а не садовое товарищество. В свое время я консультировалась с Павлом Григоричем, он посмотрел на все это безобразие и сказал: «Дохлый номер. Продать невозможно». Ну и сами понимаете, какая ночевка на кладбище. Я и в квартире-то, если остаюсь одна, со светом сплю. Второй вариант – укатила бы с вами на ваши фазенды.

– Твой второй вариант сработал автоматически, – хмыкнула Наташка. – Давай дальше. Как, когда и на чем добиралась?

– С утра, но не раннего, электричкой, на автобусе, потом пешком. До этого хотела заехать на вторую работу – согласовать с директором цифры квартального баланса. Позвонила, но Валерий велел отложить нервотрепку до понедельника, а перед этим хорошо подумать, за что он мне деньги платит. Ужасно не любит отчислять в государственную казну налоги. Ну да кто ж любит? Только мне ведь, сами понимаете, в случае чего отвечать по полной программе. Я ему документы еще три дня назад оставила, никак до них не доберется. А у меня сроки…