Текст книги "Два крепких орешка для Золушки"

4

– Сейчас это свихнувшееся очень «частное лицо» мне всю машину искромсает! – вскрикнула Наташка и благоразумно рванула вперед. Проехав метров сто, развернулась в обратную сторону. Остановившись напротив безумицы, мы с опаской ожидали от нее новых фортелей. Но Ольга повела себя довольно спокойно. Выронила нож, но даже этого не заметила. Сумку она утратила чуть раньше. Несчастная заливалась горючими слезами.

– Кажется, кризис миновал, – с облегчением вздохнула Наташка. – Поговорила минутку сама с собой и очухалась. Ир, остатки пододеяльника у тебя под ногами! Только все не забирай.

Я прекрасно поняла, что подруга имела в виду. Из машины мы выскочили одновременно. Наталья – с твердым намерением усадить идиотку в машину и, если потребуется, предварительно скрутить ее в бараний рог. Я со своими кусками пододеяльника понеслась подбирать валявшиеся недалеко друг от друга сумку и нож. С застегнутой на молнию сумкой осложнений не возникло. А вот с ножом… В конце концов я, предварительно закрыв глаза, ухитрилась подхватить его куском материи: просто не могла смотреть на размытые дождем кровавые разводы на асфальте. Возвращаясь к машине, подумала, что почти копирую недавнее поведение Ольги.

Царившее в салоне напряженное молчание было прервано только с моим появлением.

– К-куда ты лезешь с орудием преступления! – рявкнула Наташка через приоткрытое окно. – Надо его закопать где-нибудь здесь. Улика все-таки!

– Улики нельзя закапывать, – наставительно заметила я.

– Тогда сбегай и верни нож сторожу. На старое место.

– На фи га он ему на том свете? Уж лучше закопаю. Нож в одной ямке, тряпку в другой. Чтобы никто не догадался.

– Боже мой! – простонала Наташка, бессильно уронив руки на руль. – Две кретинки на одну мою умную голову – это уж слишком.

– Не богохульствуй, – смиренно попросила я. – Слово «кретин» на добром латинском языке означает «христианин». Не понимаю твоего недовольства. Ольга, ты очухалась, или как?

– Она еще «или как». Тщетно пытается вспомнить, за что «приголубила» сторожа кухонным ножом с пометкой «Х». Помнится, всегда с трудом хлеб нарезала – сил не хватало, а тут сидит выпендривается. Киллершу из себя корчит.

– Он был отвратительным типом, – всхлипнула Ольга. – Вечно пьяный и сальный такой. Все время мне гадости говорил, приглашал в свою сторожку. И изо рта у него воняло хуже, чем из соседского туалета. Вот уж с кем не пожелала бы разделить даже смертное ложе. Неужели мы с ним в одной компании валялись? Как же я его не заметила?

– В следующий раз будь осмотрительней. А может, ты все-таки сторожа заметила? Только инстинктивно, на уровне подсознания. Потому и вылезла, обустроившись в отдельной луже. Ир, ты долго вот так стоять будешь? Руки как крылья. Ах, да! Сейчас достану саперную лопатку. Господи, так не хочется вылезать из машины. Промокла насквозь. Сумку пока бросим в багажник. Замечательно, что дачников нет.

– Что ж тут замечательного? – равнодушно возразила Ольга. – У нас большая часть участков и раньше-то всегда пустовала. Даже летом. Прежние владельцы вымирают, новых не дождешься. Знаете, как жутко ночевать при малом скоплении народа? Разве покупателям в наше время нужны четыре сотки? Да еще вдоль линии электропередач. Сторож там неизвестно чего караулил. Причем бесплатно. Хотя ему, кажется, негде было жить. А кому такой мерзкий тип нужен? Хоть сейчас прибился к месту…

Ольга замерла, соображая, что ляпнула, и торопливо перекрестилась. Потом долго говорила о чем-то, не заботясь, слушаем мы ее или нет. В отличие от нее, мы с Наташкой, с тревогой отметив несколько медленно проследовавших мимо машин, радовались невостребованности участков Ольгиного садового товарищества и профнепригодности дороги. Собравшись с духом, занялись неправедным делом – прятать «улику» против Ольги, поскольку были твердо убеждены в ее невиновности. Те, кто подкинул Ольге труп или наоборот – Ольгу к трупу, сделали это намеренно. Наташка, порывшись в памяти, вспомнила, что наркотическое опьянение длится в пределах десяти часов. Убийцы не рассчитывали, что Ольгуня очухается раньше. Пожалуй, ей стоило благодарить не только нас, но, в первую очередь, дождливую погоду.

Вот на этом выводе мы и остановились, уставившись вначале на свежевывороченный пласт грунта, нож в ямке, саперную лопатку, потом друг на друга. Не знаю, что было написано на моем лице. Скорее всего, ничего хорошего. Зато на Наташкином четко проявилось отчаянное желание жить полноценной жизнью. Пока самой не надоест и без всяких там материальных и прочих затруднений.

Дальнейшее происходило в таком быстром темпе, что заняло считанные секунды. Не заботясь о чистоте рук, я выхватила из ямки нож и понеслась с ним к машине. Следом за мной, размахивая саперной лопаткой, летела Наташка. Нырнув на свое место, подруга ловко кинула орудие саперов мне под ноги, и оно противно звякнуло, состыковавшись с ножом, пристроенным мною туда же чуть раньше. Не раздумывая, я взгромоздилась коленками на кресло, согнувшись в три погибели, стянула кроссовки и положила их поверх лопатки. Так окончательно и угнездилась на сиденье – прямо на коленках. Не из предусмотрительности, нет, просто не хотелось задевать ногами орудие убийства.

Только в пути мы поняли, что забыли в лесу тряпку. Поводом вспомнить об этом послужило мое тщательное «отмывание» рук гигиеническими салфетками. Я их кучу перевела. Ну откуда нам было знать, что с самого начала занимались пустым делом. Ольге вообще не следовало отнимать нож у убитого сторожа. Сосед, который когда-то сделал новую ручку к ее злополучному ножу, оставив на ней свою личную метку «Х» (Харитонов, значит), скончался еще год назад. Но это «открытие» было впереди, а пока мы с подругой, заражая друг друга нервной тряской, неслись неизвестно куда, подпрыгивая на асфальтовых выбоинах старой дороги. И все это под непрекращающуюся Ольгину болтовню об опорах линии электропередач, на которых можно обогатиться, если их демонтировать с соблюдением техники безопасности и сдать в металлолом. Туда же, «до кучи», можно пристроить и нож, и саперную лопатку.

Дорога была преотвратная. Сплошные дефекты, скрытые лужами. Выбоины на асфальте чередовались с ямами, не позволяя развить приличную скорость. Ржавый покосившийся указатель «Питомник» проехали, даже не притормозив. Наташка запоздало отметила, что шоссе по своей безлюдности очень напоминает объездную дорогу в Демьяновку, куда мы с ней зареклись когда-либо наведываться. Такое впечатление, что раскинувшийся по обе стороны лес не что иное, как мираж. На самом деле, катим нигде и в никуда.

И тут, как показалось, судьба нам улыбнулась: шоссе плавно вышло на главную дорогу, в направлении от столицы плотно запруженную стоявшим автотранспортом. Путь к Москве был свободен. А нам в тот момент все еще было наплевать, куда ехать. Последнюю глубоководную яму мы преодолели на «ура».

Через пару километров, когда благодаря горячему воздуху из печки стали потихоньку подсыхать и согреваться, ситуация показалась не такой уж и плохой. Из великодушия прислушались к настойчивому верещанию Ольги, уверявшей, что общая продолжительность «старенького шоссе» всего пять километров. А если проехать через бывший колхоз «Ленинец», оставивший по себе добрую память питомником, то выедем прямо на окружную дорогу.

– Нет уж. Скоро совсем стемнеет, я по твоим питомным колхозникам мотаться не буду! – сурово отрезала Наташка и остановилась. – Да? Пять километров, говоришь? А мне показалось… Не важно. Сейчас проверим. Рванем назад и снова осторожненько проплюхаем твои обещанные километры по бездорожью. «Стареньким шоссе» оно было еще в прошлом веке. Зато снова выскочим на скоростную трассу. А там до «бетонки» рукой подать. Иришка, свернем, вышвырнешь из окна в кусты нож. Пусть там и ржавеет. Нет смысла закапывать – дорога пустая.

Я и опомниться не успела, как подруга дала задний ход. «Пятились» мы до поворота довольно долго. Медленно, зато верно. Глядя на нас, некоторые водители направления «от Москвы» сорвались с мест и покатили вперед прямо по встречной полосе. Массовый психоз! А едва мы развернулись у поворота, как за нами выстроился ряд машин разного калибра. Наверное, решили, что не все бабы дуры. И это несмотря на огромную лужу, в которую мы втюхались. Через короткий промежуток времени нас уже уверенно обгоняли отчаянные иномарки, бесшабашно ныряя из одной ямы в другую.

Сидеть на согнутых ногах было уже невмоготу. И чем больше я об этом думала, тем больше давало себя знать неудобство. Но едва мы приблизились к месту происшествия, как я вообще перестала себя ощущать. Присутствие машин «скорой помощи», ППС, милицейского микроавтобуса и просто людей в форме и в штатском говорило о том, что мы с Наташкой и вправду не дуры-бабы. В отличие от «частного лица» Ольги, именно в этот момент надумавшей пожалеть безвременно погибшего сторожа-слизняка Николая Васильевича, фамилии его она не помнила. Да еще во весь голос при открытых окнах и с орудием убийства, валяющимся по соседству со мной. Просьба, с которой Ольга обратилась к Всевышнему, вынудила Наташку сквозь зубы отдать ей приказ немедленно прекратить вой и вообще заткнуться. Зачем Спасителю меркантильный олух? Иначе, по латински говоря, пастух. Даже если у него приличный стаж работы на этом свете по смежной профессии – сторожем. Все стадо агнцев Божьих перебаламутит.

– Надо же, как все удачно складывается, – с удовлетворением отметила подруга, едва мы миновали опасную зону. – Зря я переживала, что без нашего вмешательства сторожа не найдут и не похоронят. Впрочем, довольно быстро сообразила: наше присутствие лучше заменить отсутствием. Как только сопоставила дождливую погоду, заставившую Ольгу преждевременно выползти из транса на дорогу, ее сумку под боком у покойника и опознанный ею в качестве своего кухонный нож… Слышишь меня, мадам идиотэс? Тебя подставили! Блин, опять спит. Если не притворяется. Ир, ты со мной согласна?

– Да. Мне бы ноги протянуть… Нет, лучше вытянуть. Но только не на нож! Как назло, нескончаемый поток машин. Твое тлетворное влияние!

– По чему мое?

– Потому что стоит тебе где-нибудь остановиться, к чему-нибудь приглядеться или что-нибудь организовать для себя лично, как у окружающих моментально проявляется инстинкт стадности. Сейчас одна радость – темнеет быстро.

– Нашла чему радоваться. Терпеть не могу, когда чужими встречными фарами в мои собственные светят. А если ты боишься расстаться с ножом засветло, давай остановимся и перекинем его под ноги Ольге, пока она спит. В конце концов он раньше использовался ею в мирных целях. Капля воображения, и мысленно перекуем нож на картофелечистку.

– Нет! – заорала Ольгуня, на всякий случай задирая ноги на сиденье. – Лежит себе там у вас и пускай лежит. Иришка, может, тебе перебраться ко мне?

– Не может! – простонала я. – Уже совсем ног под собой не чую, – все отсидела.

Наташкино раздражение не смягчила даже замаячившая впереди перспектива свободного передвижения по скоростному шоссе. Она чертыхнулась и остановилась почти на выезде, ворча, что ее, как всегда, оставляют крайней. Один на один с тесаком убийцы. Однако подруга в плане предстоящего одиночества основательно ошиблась. Пока меня без особых церемоний, но с большим трудом пытались вытащить из машины, к нам неслышно подошел человек в милицейской форме. Козырнув, поздоровался и представился инспектором ГАИ, скороговоркой назвав фамилию, имя, отчество, которые тут же вылетели у меня из головы.

– Перебрали? – кинув острый взгляд на Наталью Николаевну, но вроде как имея в виду мою скукоженную личность, спросил он скучным тоном, не предвещающим ничего хорошего.

– С чего это вдруг такое взбрело в вашу официальную голову? – надменно поинтересовалась подруга.

– Вообще-то, прежде чем вытаскивать женщину наружу, я рекомендовал бы вам сначала отстегнуть ее от ремня безопасности. До «бетонки» не подбросите? Вам помочь? – Инспектор вежливо, но решительно отстранил растерявшихся дам в сторону. – Куда ее? На заднее сиденье? Дверь пошире откройте. Где ж вы так перепачкали пассажирку?

Я замерла, с ужасом следя за руками перегнувшегося через меня гаишника, оперативно отщелкнувшего кнопку замка ремня безопасности и тем самым несущего реальную угрозу нашей общей безопасности.

– Не трогайте ее своими руками! – заорала «въехавшая» в ситуацию Наташка. – У нее приступ радикулита. Мы беднягу еле втащили. При посадке нечаянно извозили… и женщину, и себя. Не сколько раз роняли. Ну и что? За чем вы освободили больную от ремня? Не дай бог, выпадет на дорогу, потом не соберем. Нас просто достали ее стенания, хотели сменить ее положение на более удобное. Ну уж если посамоуправствовали с ремнем, исправлять пока не надо. Ир, давай крепись, сейчас из-под тебя ноги вынем. Вы, молодой человек, можете немного приподнять Ирину? Да что там спрашивать, конечно, можете. Я только с противоположной стороны влезу. Вы пока на подстраховке. Вместо ремня. Ольга, не путайся под ногами, брысь на место! Готовь посадочную площадку для господина инспектора.

Бурная Наташкина деятельность привела к моему мучительному освобождению. Даже слезы из глаз брызнули.

А потом стало так страшно, что я замерла, не успев поблагодарить инспектора за активное участие в улучшении моего болезненного состояния. Все бы ничего, если бы он ограничился моим отрывом от сиденья и после Наташкиной команды возвратом назад. Но инспектор решил, что мне будет неудобно опираться безжизненными ногами на валяющиеся под ними грязные кроссовки и металлические предметы.

– А что здесь делают ржавый ножи саперная лопатка? В багажнике места не нашлось? – весело поинтересовался он, вытягивая на белый свет и то и другое. – Так, кроссовки я, с вашего разрешения, задвину под кресло.

Стало удивительно тихо. Если не считать задорного лягушачьего пения и шума от проезжающих машин.

– Лежат… – поведала правду Наташка. – Эти металлические предметы здесь лежат… полеживают. Да… Давно собиралась выкинуть. Приятель мужа оставил. Когда на рыбалку ездили. Лопатой червяков копали, а ножом… Не знаю, кромсали, наверное, их на части. В целях экономии. Я ни рыбалку, ни приятеля мужа терпеть не могу. А заодно все, что с ними связано и о них напоминает. Не поверите, два месяца эту гадость с собой вожу в багажнике, все забываю избавиться. Вот на видное место и пристроила. Прямо вперед.

– Нет проблем! – заявил инспектор и, не глядя, лихо зашвырнул нож назад в маленькое болотце, приукрашенное камышом. Хоровое пение лягушек резко оборвалось. – Нож старый, щербатый, а вот саперную лопатку жалко. Может, подарите?

– Острые режущие, колющие и рубящие предметы не дарят, – страдальчески вмешалась я, пытаясь утихомирить многочисленные мурашки на ногах. – Лаперную сопату, Наташа, надо оставить. В машине без нее никак нельзя. Вдруг откапываться придется? Вот до этого момента не понадобилась, а как выкинем, сразу хватимся. Я так однажды пакет с мусором в мусоропровод выкинула, а оказалось, муж успел сделать это до меня. И к двери пристроил другой – со своими запчастями. Чтобы, значит, перед выходом не забыть. Фильтр какой-то, колодки тормозные… И ведь не забыл. Столько мороки было!.. Наталья Николаевна, прими у молодого человека ценный груз и перекинь в багажник. Будем считать, что это не подарок. Ты за него полностью рассчиталась своими нервами. Ехать пора.

– О, как тебе полегчало! – отметила Наташка.

5

На дачу прикатили в начале первого ночи. Заметив у своих ворот фигуру мужа, я удовлетворенно отметила: Наташка права – он волнуется! А не звонил из простого упрямства. Все-таки мы в контрах. Дальнейшее поведение Димки тоже отвечало Наташкиному прогнозу. Не говоря ни слова, хирург Ефимов решительно развернулся и отправился домой.

– Дима-а-а! – ласково пропела вслед подруга. – Принимай жену. Чуть живую и немножко нездоровую. Только осторожно – надорвалась на пахотно-дорожных работах. А лучше всего принеси стул. Предупредить заранее не могли – все вещи, включая сумочки с мобильниками, в багажнике. Да и не до звонков было. – И тут же сквозь зубы дала мне рекомендацию немедленно вспомнить самый болезненный момент в моей жизни. Например, когда на меня уронили платяной шкаф.

Димка споткнулся, осознал, что со злости отмахал лишние метры, медленно развернулся и, сунув руки в карманы спортивных штанов, неторопливо зашагал к воротам. Не хотел выглядеть «частным лицом», поддавшимся на розыгрыш. За это время я успела сообщить Наташке, что на моей памяти такого события, как свалившийся на меня шкаф, нет.

– Ты этого просто не помнишь! – прошипела Наташка. – Шарахнуло им по головушке, вот память и отшибло. Ирка, ну ты совсем… «частное лицо»? Где твое воображение, основанное на соображении? Тебе сейчас от родного человека нужны только жалость и участие, а не грубые нотации. Здравствуй, Ефимов!

– Откуда это вы?.. – ошеломленно спросил муж, начиная подозревать отсутствие розыгрыша.

– Странный вопрос, Ефимов. Как поется, «вышли мы все из народа». Топи «титаник». Если бы ты знал, в каком дерьме мы были!

– А это кто там, на заднем сиденье? Саженец?

– Саженка. Ольга. Неужели не узнал? Мы ее тоже сначала не узнали, а уж потом, когда выползла из грязи, тем более. Можно мы с ней у вас помоемся?

«Саженка» торопливо поздоровалась, заодно на перспективу пожелав Димке доброй ночи. При этом сильно гнусавила. В ответ он угукнул и уставился на меня.

– А почему Ирине стул нужен?

Услышав свое имя, я тут же воспользовалась Наташкиным советом и мысленно уронила на себя шкаф. Надеялась на всплеск отрицательных эмоций, но даже не пикнула.

А попробуйте пикнуть из-под шкафа.

Не услышав от меня никаких позывных, Наташка посетовала на то, что я язык прикусила. А стул непременно нужен. Зачем Димке самому мазаться об радикулитную жену? Как-нибудь сама на нем до бани доскачет. И главное, надо не дать мне встряхнуться, чтобы ошметки грязи в разные стороны не полетели. Сообщила, что очень кушать хочется и что провиант мы привезли.

Муж встрепенулся, почувствовав твердую опору для нравоучений, проворчал:

– Уверен был, добром и на этот раз не кончится.

– Можешь пересчитать количество чурок, потраченных для титана, – обиделась Наташка. – Две трети верну.

– «Чурок?!» – испуганно дала о себе знать Ольга.

– У тебя явно националистически-садистские наклонности, – с сожалением вздохнула Наташка. – Дмитрий Николаевич не использует при растопке титана залетных гастарбайтеров. Привыкли оскорблять их человеческое достоинство. Чурками называются дрова в миниатюре. Мини-круассаны знаешь? Дим, не стой тут восклицательным знаком, а? Потом, за ужином отыграешься. А лучше – за завтраком. Больше времени на подготовку. Без тебя вытряхнемся. На, тащи домой свои сумки!

Вот тут я некстати и застонала. От боли в пояснице. Нагнулась за кроссовками, а выпрямиться не смогла. Забыв про обиду и уж тем более про обязанности истопника, Димка понесся за лекарством и шприцем. Наташка, обругав меня за нерасторопность мышления, пожелала скоропостижно выздоравливать и идти в баню. Следом за ними. Любым способом. На стуле или без него, не важно. Именно туда, прихватив сопливящуюся Ольгу, она сама и направилась, бодро проорав:

– «Не кочегары мы, не плотники, да!» Спустя полтора часа мы с Наташкой в умытом и расслабленном состоянии сидели в нашей столовой. Ольга, отличавшаяся несравненно большей расслабленностью, непрестанно шмыгая носом, лежала на диване. За полным самодовольством не сразу догадались смерить нашей девушке температуру. Получив результат в тридцать восемь и восемь градусов, ужаснулись. Ольга наоборот – обрадовалась. Была счастлива уже тем, что находится в цивильных условиях да еще среди друзей, а не где-нибудь в придорожной канаве. Димка, добившийся от меня пяти признаний в том, что зря его не послушала и покатила с Натальей, был сдержанно-ласков со всеми. Только в три ночи позволил себе напомнить Наталье о ее собственной псине, которую он, по настоятельной просьбе Натальи Николаевны, опекал, дабы не мешала перевозке баснословного, судя по количеству мешков, тряпок и ящиков, числа саженцев и рассады. Мы с Наташкой тайком переглянулись. Получалось, что Дмитрий Николаевич не выдержал и проверил свои подозрения по поводу нашей версии об увлекательном мероприятии – неоднократном перетягивании машины из одной грязной ямы в другую. Не поленился же! Ночью, в полной темноте… Впрочем, наверняка с фонариком. Ну откуда ему было знать, что Наташкина «Шкода» одной только «мордой» в грязь не ударит.

Наталья уходила не очень охотно. Ольгу решили не трогать. Отказавшись от ужина, она удовлетворилась одним набором предоставленных ей Димкой таблеток и под наше тихое бормотание уснула с зажатым в руке флакончиком спрея от насморка. Ночью бредила, выбалтывая ужасные события минувшего дня. Мало того, все время пыталась куда-то ползти. Немного помогла инъекция баралгина, которую разбуженный мною Димка, чертыхаясь, сумел спросонья отыскать в аптечке.

К утру развеялись только тучи на небе. Ольге особо не полегчало. Температуру сбили до уровня тридцать семь и девять, и Наталья увела ее к себе. Димкины заверения в том, что нам с ним ночные забавы только в радость, не помогли. Причем муж был искренен. К тому моменту я успела извиниться перед ним в двадцать третий раз и прочно завязнуть в положении безоглядно любящей женщины и заботливой жены. Наташка мило улыбнулась и изрекла: – Порадовался сам, дай порадоваться другому. Иришка тут поделилась отдельными эпизодами Ольгиных ночных баек. Я в отпаде! Надо же! Живой аудиодиск. Жаль, что сама не осталась у вас с ночевкой. Грядущая ночь – моя. Если пожелаете, приходите на новую серию ужастика. Надеюсь, повтора программы не будет. Вместе и повздрагиваем.

Вздрогнуть пришлось раньше. Поливая из шланга очищенную от основной грязи машину, Наташка вспомнила про поручение своей захворавшей гостьи и, завернув кран, полезла в багажник за ее сумкой. Пустой мешок из-под сахарного песка, на котором она валялась, был в крови, и подруга невольно вскрикнула. Наташка все делает от души, а тихо орать она вообще не умеет. Первой на ее вопль откликнулась Денька – громко залаяла. Я оперативно изменила направление движения – к компостной куче и, забыв оставить ведро с новым для нее пополнением, понеслась с ним к подруге, попутно строя самые невероятные предположения. Вплоть до того, что, выбравшись из приснопамятного болотца, среди ночи прикатила какая-нибудь «хористка» – лягушонка в коробчонке и вернула убойный Ольгин нож назад, в Наташкину машину.

К моменту моего прибытия подруга, слегка свихнувшаяся от кровавого напоминания о вчерашнем кошмаре, уговаривала сама себя не бояться, активно поливая при этом Ольгину сумку вместе с мешком. Прямо на дороге между участками. Боксериха, с тоской оглядываясь на дом, опасливо жалась к машине. Димка застал еще более интересный момент. Закончив полив методом дождевания, Наташка отшвырнула шланг в канаву, сгребла мешок вместе с сумкой и брякнула сверток прямо в мое ведро.

– О как! – восхитился муж. – Нормально. Это называется «вычистим и выбросим». Наталья, у тебя было сверхурочное прослушивание Ольгиных бредней? А почему это вода в луже такого странного оттенка?

Наклонившись, Димка старательно пригляделся. Не дождавшись ответа, резко выпрямился и в упор посмотрел на Наташку. Она, в свою очередь, вытаращилась на меня, ну а я уж спрятала глаза, как сумела, за ладонью, которой спешно принялась потирать лоб.

– Здесь примесь крови, – спокойно сообщил Дмитрий Николаевич, ткнув указательным пальцем в лужу. – Случайно, не того человека по кличке «Сторож», от которого Ольга, лежа на диване, среди ночи упорно требовала подписать какие-то документы? Только я из ее откровений не очень хорошо понял, кто ему брил спину кухонным ножом? Он сам или моя Ирина?

– Я?!

Мое возмущение было слишком искренним, чтобы я стала уворачиваться от прямой атаки Димкиных глаз. Тоже мне, дальнобойщик! Но я этим своим возмущением тут же и подавилась. Димка смеялся. Шуточки, однако…

Пришедшая в себя Наташка, не очень натурально хихикая, сдернула мешок с Ольгиной сумкой на относительно сухое место и снова принялась их поливать. Той чушью, которую она при этом «несла» в свое оправдание, можно было заслушаться и благополучно сбрендить. Получалось, что подруга – исключительная чистюля, не желающая разводить помойку на своем личном участке. Иона не виновата, что у нее в черной пластиковой сумке с мясными фабрикатами и полуфабрикатами образовалась черная дыра, через которую утекла основная их часть прямо на Ольгину торбу. А торба после помыва улеглась подсохнуть в мое ведро с отходами совершенно обоснованно. Не на грязной же дороге ей сушиться.

– Но мне показалось, что ты кричала, – не отставал Димка.

Наташка ответила на его слова действием: направила мощную струю ледяной воды из шланга. В скважине глубиной двадцать три метра нагреватель не установишь. То, что Димка вякнул, переводу на нормальный язык не поддается.

– Вот так и я! – прокричала она вслед отплевывающемуся и отряхивающемуся Дмитрию Николаевичу, по дороге домой рассыпавшемуся в угрозах, что больше никогда в жизни не поддастся на Наташкины вызовы. Каждый из них будет считать ложным.

– Ну, хватит! Выключай свой фонтан.

Я своевременно подхватила Ольгину сумку с земли и невольно согнулась. Воды в ней было больше, чем всего остального. Герметичностью она не отличалась и «худела» прямо на глазах, активно исходя ручьями мутной водицы.

Наташка с интересом наблюдала за результатом своего мокрого дела. Он ее явно удовлетворял. Закинув шланг на участок, подруга потрусила выключать глубинный насос, наказав собаке следовать в дом, а мне тащить сумку к противоположной стороне участка. На первом этапе – мочили, на втором будем сушить.

– По пути прихвати картонную коробку, вон, видишь, на столике лежит? Чем не сушилка?

Расстегивать молнию на торбе без Натальи я не решилась, вдруг Ольге подложили в нее какой-нибудь компромат? Наркотиками едва ли будут разбрасываться, они больших денег стоят. Но не один же у нее зазубренный ножик на даче. Да и старых вилок, наверное, хватает.

– Ну, что там? – Наташка явно не спешила, плелась ко мне ленивой прогулочной походкой, на ходу вытирая руки голубым махровым полотенцем.

– Не знаю. Боюсь открывать.

– Нашла чего бояться. Р-раз, и вскрыла! – продемонстрировала подруга на расстоянии ход процесса. – Не бойся, я с тобой.

– Вскрытие показало, что причиной смерти явилось само вскрытие, – пробормотала я, с силой дернула за замок молнии и тут же перевернула сумку вверх дном. Все ее содержимое, исходя лишней влагой, монолитно плюхнулось в коробку.

Когда я открыла глаза, Наталья уже деловито изучала пластиковую папку с насквозь промокшими бумагами.

– Я думаю, если подсушить на солнышке, кое-что удастся разобрать. Все равно Ольге пришлось бы свой баланс переделывать. Как считаешь, можно сказать, что увеличение доходов ее работодателя за счет искусственного уменьшения ею налогооблагаемой прибыли оплачено потом и кровью?

– Ну-у-у… С натяжкой – пожалуй. Если пот твой… Холодный, от работы с холодной водой, а кровь покойного сторожа. О! Ольгин мобильник.

– Не трогай его, он сдох. Утопился, бедняга. Впрочем, попробуй реанимировать хотя бы сим-карту. Вытрешь полотенцем и туда же, на солнышко. Талоны на общественный транспорт тоже сдохли. В живых только мелочь из Ольгиного кошелька, да, слава богу, мы с тобой. С потерей косметички ей тоже придется смириться. Скинемся и подарим ей новую. Вместе с наполнителями. Ты вот что… Ты не говори Ольгуне, как я ее торбу дезинфицировала. Пусть она верит в то, что покойник плохо сумку от дождя прятал. Его понять можно.

С дороги послышались раздраженные автомобильные сигналы.

– Ведро! – спохватилась я.

– Кому нужны отходы вашей продовольственной корзины? Отодвинут. А впрочем нужны… Ну все воруют! Это не наш человек. Наши люди в это время либо еще спят, либо уже спят. После слишком ранней побудки в столице во избежание пробок на дороге. Хорошо, что мы вчера приехали. Эй, юноша, оставь «шлагбаум» в покое!

К «юноше» преклонного возраста мы подбежали одновременно и с одной целью – отнять мое ведро. Только я намеревалась извиниться, а Наташка – обвинить и извинить.

– Вы к кому? – спросили мы хором.

– Я ни к кому. Мне надо выехать из вашего лабиринта.

– Не вы первый, не вы последний, – процедила Наташка. – Отдайте «шлагбаум»! Впереди тупик. Странные люди! – Она всплеснула руками. – Видят препятствие на дороге и упорно лезут дальше. Ир, посмотри, у тебя в ведре ничего не пропало?

– Все претензии потом, в письменном виде, – заторопилась я, заметив на крыльце мужа, принявшего стойку гончей собаки. Еще полминуты и направится к нам. – Побегу мужа завтраком кормить. – Я многозначительно тряхнула ведром и торопливо направилась к своему дому, справедливо рассчитывая на то, что с Ольгой по поводу содержимого ее сумки подруга разберется сама.