Текст книги "Два крепких орешка для Золушки"

6

В понедельник мне повезло. Во всяком случае, так казалось в начале седьмого. Димка, заработавший очередной отгул за очередное суточное дежурство, намеревался остаться на даче, а меня довезти до станции и сбагрить в столицу электричкой.

Я терпеть не могу трудовые понедельники, а равно принудительно-ранние утренние часы на даче, когда приходится вскакивать и на перекладных нестись на работу. Время горьких сожалений и черной зависти к тем, кто, не торопясь, может наслаждаться утренней прохладой, предвкушая грядущее удовольствие от солнечного дня. А тут еще с запозданием известил о своем визите легкий насморк. Потеря обоняния не то что потеря кошелька, но тоже неприятность.

С трудом сдерживая раздражение, я глотала кофе. Исключительно из вредности (назло Димке) отказывалась от сделанных им бутербродов. Заодно завидовала Наташке, которой можно было не спешить. Свободный человек! Вернется в столицу к вечеру, и ладушки. Вот и пусть. Вернется, а мест для стоянки машины у дома не будет!

Наташка влетела вихрем и, сказав вместо «здрассте» «спасибо», сразу хватанула с тарелки бутерброд. И ладно бы – с сыром. Нет! Ей приспичило ухватить тот, который я мысленно облюбовала для себя – с вредоносной сырокопченой колбасой. Можно сказать, пила кофе вприглядку с ним. Нет-нет, да и косилась.

– Димочка, будь добр, налей кофейку, – ласково пропела подруга. – Я за это твою жену до работы довезу. Ир, тебе так повезло с мужем! Почти так же, как мне. Только с моим. С твоим бы мне точно не повезло.

Ободренная благой вестью насчет оказии, я быстро схватила бутерброд с сыром, радуясь тому, что еще не извела весь напиток. Помогая себе руками, Наташка с набитым ртом наглядно демонстрировала, как летела к нам, чтобы пере хватить меня до отъезда. Потом сказала, что везти Ольгу в Москву в таком состоянии, в каком она есть, невозможно. Как минимум еще пару дней надо отлежаться. Одну ее на это время не оставишь. Ужасно, когда некому даже воды подать. Кроме того, девушка собственной тени боится, да еще и врожденный комплекс неполноценности дает себя знать. Переживает за своих эксплуататоров-работодателей и захребетника Игорька, чтоб ему подавиться двумя десятками котлет из куриного филе, состряпанных Ольгой лично для него, причем на перспективу. Пока не слопает, точно не ударится в погоню за новым счастьем. В свой дом, отстроенный на деньги, сэкономленные за счет Ольги. Словом, Наташка поставила себе ряд задач. Одна из них официальная – привезти Ольгуне кое-какие шмотки из ее квартиры. Остальные – совсем наоборот. То бишь далекие от официоза. Тайком от нашей несчастной девушки планировалось радикально изменить условия оплаты ее каторжного бухгалтерского труда в ее же пользу, а также со всей определенностью намекнуть Дармоеду-Игорьку, что он слишком засиделся на Ольгиной шее. Если сразу не поймет, домыслит позднее – в травмпункте. В очереди на рентген. Пусть потом попробует доказать, что его шарахнула по башке скалкой прелестная незнакомка, померещившаяся ему в Ольгуниной квартире. Можно было бы огреть Дармоеда в другом месте и другим средством, но сим-карта Ольгиного мобильника после водных процедур не воскресла, на память она номер Игорька не помнила, а к городскому аппарату он вообще никогда не подходит. Признает только мобильную связь.

По дороге мы активно обсуждали из ряда вон неразумное поведение Ольги. Покойная мать слишком опекала ее при жизни, в конечном итоге окончательно подавив защитные силы организма. Как только находился «клин», которым выбивался прежний, так сразу возникала необходимость обзаводиться новым. Конца и края этому процессу не виделось. Не успел Ольгин братец освободить основные квадратные метры ее жилплощади, как на них прочно угнездилась молодая свистушка племянница. Та самая, которая Владика и выжила.

Считая себя благодетельницей, Елизавета рьяно принялась устраивать свою личную жизнь. Вначале добилась от Ольги регистрации по ее адресу. Далее, не считаясь с интересами бедной родственницы и уж тем более законных жен кандидатов, организовала отборный тур на звание мужчины ее, Лизаветиной, жизни. Тихими и спокойными были только утренние часы, когда племянница отсыпалась, но их прелести Ольга не могла оценить, поскольку спозаранку торчала на работе. По возвращении она не отходила от телефона, отвечая на звонки почитателей племянницы, которая в это время развлекалась в ресторанах или просто тусовалась в компаниях. Да ладно бы до утра. Увы, ночевать Елизавета всегда приезжала домой. То с одним, то с другим кандидатом. Ольга тайком удивлялась, как Лизка не путает мужиков по именам. До тех пор пока девица сама не призналась – у всех одно имя: «любимый».

Ольга всерьез затосковала по братику. Тем более что на попытку немного усмирить племянницу, та ответила как отрезала: «Сама не живешь, так другим не мешай!» А дальше намекнула, что Ольга не Берлинская стена. Даже ту снесли, а уж Ольгу-то…

Покидала Елизавета стены Ольгиной квартиры трудно – в добровольно-принудительном порядке. С истеричными рыданиями, обвинениями в неслыханной неблагодарности и прямыми угрозами наказать строптивую тетушку. Выселил ее скромный, мягкий по характеру Пал Григорич Конь (фамилия у него такая) – владелец ИЧП по пошиву рабочей одежды, Ольгин работодатель за номером один. Не сам, конечно. Куда ему, болезному, с тощей фигурой, отечным лицом, мешками под глазами да тихим голосом, прекрасно гармонирующим с глубокими залысинами на умной голове! Он в это время, страдальчески морщась от крепких Лизаветиных выражений, сидел на Ольгиной кухне и чайной ложечкой вкушал из чашки настой целебных трав, приготовленный ею заранее. Сама Ольга по его настоятельной просьбе сидела рядом и тихо мучилась. Собираться Елизавете активно помогали трое молчаливых ребят, с которыми Пал Григорич и приехал. Девица торопилась так, что вскоре на выступления не осталось сил. То, что она не успевала запихнуть в свои сумки и чемоданы, выбрасывалось «помощниками» прямо на лестничную клетку.

Со временем и благодаря неустанной заботе Оленьки, условно – женатый Пал Григорич посвежел и даже поправился. Ольгуня же сильно сдала. И дело было не только в том, что под мягким, но неотвратимым прессингом дорогого шефа шла на противозаконные действия, нарушая финансовую дисциплину и искажая финансовую же отчетность (а где на них не идут?), но и ничего за это не получала. Сумма начисленной ей заработной платы не выплачивалась по разным причинам, в основном производственного характера, а несколько раз прямо переходила в требовательные руки законной жены Пал Григорича – в порядке возмещения вреда за пользование Ольгуней б/у супругом. Запросы у законной постоянно росли. В случае их неудовлетворения она грозила забрать все свои денежки. Пал Григорич не раз корил себя за то, что согласился организовать фирму на паях с ней. Но тут же шел на попятный – супруга как соучредитель хороша уже тем, что не лезет ни в финансовые, ни в производственные вопросы. Кроме того, она просто очаровательная женщина, которой можно простить все. Первые три его жены таким очарованием не отличались.

Ради справедливости следует заметить, что кое-какие деньги Пал Григорич Ольге все-таки выделял – на ведение хозяйства. Не по ведомости, из собственного кармана, а посему очень неохотно. При этом всегда диктовал список необходимых лично для него приобретений. Не трудно догадаться, что сальдо всегда являлось минусовым.

Чтобы не выглядеть меркантильной иждивенкой, Ольга крутилась, как могла. Деньги от продажи немногочисленных украшений матери быстро «проелись», но Ольгуня весьма удачно устроилась на вторую работу. Пал Григорич посодействовал. Не мог отказать любимой (скорее, платонической, на ее счастье, любовью) женщине в просьбе разрешить этот маленький каприз. Но при этом лишил ее значительной части субсидий.

Весь ужас своего унизительного положения Ольга Сергеевна Бутакова поняла в один из летних подмосковных вечеров на нашей даче. Прямо в беседке, под ленивый шорох могучих еловых лап, вольготно раскинувшихся над крышей. Надо сказать, не сразу. Мне даже показалось, что до самой ели Наташкины доводы дошли быстрее. Ольга рьяно защищала своего благодетеля. Подруге пришлось поднапрячься и буквально по полочкам разложить Ольгино бытие, никак не определявшее сознание. Пал Григорич с супругой в это время отмечали его затянувшийся пятидесятилетний юбилей, совмещая это событие с отдыхом где-то на Средиземноморье. Вроде как добрые старые друзья, которым нельзя ссорится. А наша бессребреница боялась оставаться дома одна и с тоской думала о предстоящем возвращении в столицу.

Рискнув собственным семейным спокойствием и вопреки указаниям мужа прекратить вмешательство в чужую личную жизнь, Наталья выбрала время и свозила Ольгу на прием к психологу. Весьма удачно, поскольку специалисту за оплаченное время приема все-таки удалось вставить пару слов, содержащих существенные рекомендации. Ольга ушла от него с повышенной самооценкой и решимостью коренным образом изменить свое существование.

Результат не замедлил сказаться. Через пару часов она, припечатав второго работодателя к рабочему креслу заявлением о немедленном увольнении, получила прибавку к заработной плате и саму заработную плату за позапрошлый месяц. Вопреки сложившемуся стереотипу поведения заехала на оптовку и, ошарашенная товарным изобилием, прикупила себе пару обновок. К концу дня окончательно разгулялась. Записавшись в школу астрологии, не отправилась домой готовить Пал Григоричу диетический ужин, а, прячась от осеннего дождя, забежала в кафе, забегаловку, где уговорила себя выпить чашечку кофе с пирожным. Кафе находилось рядом с домом, был даже виден родной подъезд. Ольга намеренно села спиной к окну.

Нельзя сказать, что ее не пугало предстоящее объяснение с Пал Григоричем, которому следовало как-то указать дорогу домой. Более того, возрожденный инстинкт самосохранения начал поддаваться натиску сомнений и ложных угрызений совести. Но тут судьба не выдержала и подкинула ей новый «клин».

Игорек появился в Ольгиной жизни с подносом. Дежурное однообразие пластиковых упаковок с бизнес-ланчем оживляла бутылка пива. Простой вопрос «можно ли присесть рядом?», заданный мягким задушевным тоном, вызвал у Ольги легкую панику. Машинально оглянувшись по сторонам и заметив наличие свободных мест, удивилась, но не гнать же незнакомца в шею. Может, ему нравится вид из окна. Она немного успокоилась и, кивнув мужчине в знак согласия, торопливо принялась за пирожное. Мучилась при этом несказанно. Ей все время казалось, что он буквально заглядывает ей в рот. Бедняжке было и невдомек: на самом деле он в это время мысленно заглядывал в свое собственное будущее, оценивая его как весьма сомнительное.

Ольга решилась на него взглянуть только тогда, когда, покончив с мимолетной «сладкой» жизнью, встала и, раздумывая, прилично ли будет пожелать ему приятного аппетита, потянулась к своей сумке, висевшей на перекладинке стула. Короткого взгляда хватило, чтобы понять: мужчина очень несчастен. Бизнес-ланч оставался нетронутым, бутылка пива, которую он держал в руке, почти полной, а в глазах, устремленных на пластиковый стаканчик, застыла вселенская скорбь.

Ольгуня невольно замешкалась, неуклюже сдернула со стула сумку и уронила на пол оба предмета: и сумку, и сам стул. Следом из дрогнувшей руки Игорька выпала бутылка. В бесполезной попытке ее спасти Ольга смела на пол весь поднос с его бизнес-ланчем, а заодно и свой, с пустой кофейной чашечкой. Представились бывшие соседи по столику друг другу уже под ним. В процессе «спасательной операции», нарушаемой громкими сетованиями возникшей из ниоткуда уборщицы, пытавшейся отвоевать свое право на труд.

Немного позднее в небольшом скверике между жилыми домами оба уже хохотали, вспоминая отдельные детали казуса. А к девяти вечера Ольге вообще казалось, что она знает Игорька давным-давно. И еще… Ольгуня отчаянно жалела парня. Стандартная, набившая оскомину ситуация. Всю жизнь бедолага работал, как каторжный, обеспечивая безбедное существование горячо любимой жене, а на днях уличил ее в коварной измене. Ушел из дома в том, в чем был. И в данный момент ничего за душой не имеет – ни денег, ни жилья. Но это – за душой. А в душе с появлением Оленьки воспряла надежда на возрождение к новой, счастливой жизни.

Ольга чувствовала себя хуже некуда. При любом исходе – предательница. Обмануть надежды Игорька она не могла – человек на грани срыва. Бросить Пал Григорича на произвол жены тоже – черная неблагодарность. Не приведи, Господи, зарубцевавшаяся язва желудка активизируется.

Именно в этот момент Пал Григорич о себе и напомнил. Кротким голосом поинтересовался, есть ли у Ольги совесть и где его ужин вкупе с привычным набором лекарственных средств. Может быть, она предпочитает, чтобы он нашел искомое у смертельно больной жены? Что ж, у него нет выбора…

Ольгуня окончательно растерялась, и пока она покаянно молчала, быстро сориентировался Игорек, вкратце знакомый с Ольгиной ситуацией. Нет, она не жаловалась, более того – проявила сочувствие к нему. Игорек один-одинешенек, а вот ей есть о ком заботиться. Выхватив у нее мобильник, новый знакомый вежливо посоветовал «сироте» безотлагательно катиться к жене. Зачем смертельно больной женщине вообще мучиться в этой жизни? Да еще в одиночестве. Вместе куда как веселее.

Несмотря на активное сопротивление Олюшки, Игорек поехал домой вместе с ней. Как провожатый. Врученные ему Ольгой деньги принял с мучительным выражением лица и уверенностью на встречу с ней в самое ближайшее время – на следующий день. Не может же он быть в неоплатном долгу перед женщиной.

Встреча состоялась гораздо раньше. Уже через сорок минут после расставания Игорь позвонил в дверь Ольгиной квартиры и, потеснив в сторону изумленного Пал Григорича, не менее изумленный его видом перешагнул порог с огромным букетом цветов. Брякнувшись на колени, протянул его малиновой от волнения Ольгуне. В тот момент она даже не задумалась, что цветы приобретены на ее же деньги.

Мужчины выясняли отношения за закрытыми дверями, но без шума и пыли. По завершении переговоров Пал Григорич любезно попросил Оленьку собрать его вещички, за которыми наутро пришлет помощника. Попутно сообщил, что обиды на нее не держит. Он уже привык к тому, что все его окружение постоянно пользуется его исключительной добротой. Очередное разочарование в жизни, но ничего страшного. Лишь бы Оленька была счастлива. Вот только кому он теперь сможет доверить участок ее работы? Осчастливленная тем, что так легко отделалась, Ольгуня тут же клятвенно пообещала везти свой бухгалтерский воз и дальше. Бесплатно.

Игоре к казался джентльменом. Не пил, не хамил, курил только на балконе, к Ольге не приставал – терпеливо ждал, когда она сама призовет его к близости. И вообще, вел себя, как добропорядочный сосед по коммунальной квартире, а по совместительству – внештатный ее охранник. Правда, о возврате долга перестал заикаться через две недели. Но к тому моменту Ольга уже души в нем не чаяла. А какие счеты могут быть между близкими людьми, почти друзьями?

Спустя полгода Оленька наконец задумалась и поняла: ситуация мало чем отличается от предыдущей. Основное отличие было в том, что Пал Григорич выделял хоть какие-то деньги на свое содержание, сидел на диете и никогда не повышал голос, а Игорек, лопая все подряд в неограниченных количествах, не давал при этом ни копейки да еще позволял себе оскорбления в адрес подруги. Джентльменский налет с сожителя осыпался по мере того, как крепла Ольгина к нему привязанность. К тому времени наша совсем не молодая девушка твердо уверовала в свою несчастливую планиду – всю жизнь ею будут помыкать. Об этом же говорил личный гороскоп.

Благоприятный прогноз имелся, но на далекую и туманную перспективу. А раз так, к чему сопротивление? Надо просто плыть по течению. Когда-нибудь удастся прибиться к счастливому берегу.

Обсуждение чужого неправильного поведения – тема благодатная. Придает уверенности. Как-то сразу вырастаешь в собственных глазах. Совсем не то, что жаловаться на свои обиды, а в ответ принимать либо соболезнования, либо рекомендации незамедлительно поумнеть. В любом варианте выглядишь дурой, хоть и порядочной. Слабое утешение. Мы с Наташкой и не заметили, как добрались до Сокола. И это несмотря на привычные заторы автотранспорта. В запасе у меня имелся целый час свободного времени плюс пятнадцать-двадцать минут на задержку. С дачи же еду.

– Сначала позвоним в дверь. – Наташка бодро встряхнулась от утреннего холода. – Раза три-четыре с интервалом в тридцать секунд. Как думаешь, хватит этого времени Ольгиному Дармоеду, чтобы спрятать любовницу в шкаф? Все равно он у Ольги свободный. Ой, смотри, какой замечательный лабрадорчик! Иди, иди, милый, отсюда. Тебе деревьев мало? Ну ты ха-ам! Обдул колесо моей машины и ко мне же пришлепал за поощрением? Чья собака, граждане?

– Инга, ко мне! – спохватилась кругленькая толстушка, за разговором с другой собачницей успевшая забыть о цели прогулки.

Наташка укоризненно покачала головой и, позвякивая приготовленными ключами, направилась к подъезду девятиэтажного дома старой постройки. Мне не очень хотелось идти следом, но не могла же я бросить подругу в таком важном деле, как немедленное выселение зарвавшегося сожителя Оленьки, упорно маскируемого ею под титул гражданского мужа.

– Хорошо бы Дармоед не успел спрятать свою стерву в шкаф. Я бы выкинула их обоих прямо из постели да на лестничную клетку. Спросонья все люди бестолковые, особого сопротивления не окажут.

Требовательные Наташкины звонки в дверь, похоже, никого не спугнули. Если бы Игорек был дома, давно бы взбесился от назойливого трезвона. Вытащив из шкафа запрятанную туда любовницу и, используя ее как таран, разметал бы стенку из двух приятных, но надоедливых дам, дав наставления катиться туда, куда Макар точно телят не гонял. За дверью было на удивление тихо.

– Ну, кто не спрятался, мы не виноваты! – изрекла подруга, достала Ольгины ключи и, прежде чем вставить их в замочную скважину, на всякий случай подергала ручку двери. Квартира была на замке.

Я вздохнула с облегчением. Не люблю наносить визиты хозяевам в их отсутствие при открытых дверях и чуть меньше – при закрытых, но тот факт, что Игоря в данный момент не было дома, меня порадовал. Я машинально взглянула на часы, прикинув реальное время на комплектование Ольгиного заказа, и порадовалась возможности не опоздать на службу.

В квартире, по словам подруги, витал слабый запах забытого мусорного ведра с загнившими остатками капусты. Пока Наташка рылась на полках шкафа, ворча на неаккуратность Дармоеда, даже не удосужившегося застелить кровать, я изучала вид из окна – небольшой дворик со старыми деревьями, торопливую рысь прохожих, спешащих по своим делам, и думала о постоянности этой картины по будням. Не раньше чем через пару-тройку часов начнется массовый выгул детей, которым, в зависимости от обстоятельств, повезло либо не повезло попасть в детский садик. Этих временных дошкольных приютов, кажется, всегда катастрофически не хватает. Несмотря на снижение уровня рождаемости.

Хорошо помню, что заглядывать в кухню изначально не планировалось. Уже на выходе Наташку обуяла идея проверить холодильник. Своим острым нюхом она учуяла непонятно откуда исходивший странный запах. Я со своим легким насморком ничего не учуяла, а посему у меня возникло подозрение, что подруга просто решила проверить свое заключение. Ну, то самое, насчет двух десятков котлет, которые, судя по отсутствию Дармоеда, он слопал еще вчера. Со всей очевидностью, дома не ночевал.

Сунув мне в руки огромный пластиковый пакет, загруженность которого говорила о том, что Ольге предстояло отлеживаться на даче не меньше месяца, Наташка ринулась на кухню. Распахнув дверь, застопорилась. Заорала не сразу. Вначале удивленно выдала: «О, блин! Здрассте вам пожалста…» – и постаралась тихонько прикрыть дверь. Только потом, развернувшись ко мне, громко, на уровне вопля помянула маму.

Я сразу впечаталась в дверь, на ощупь определяя положение ручки. Одновременно уговаривала себя, что ничего страшного не случилось. Просто Дармоед поддался недавнему Наташкиному пожеланию и подавился-таки котлетами. Пустяки, дело житейское.

Наташка таращила на меня круглые от ужаса глаза и долдонила одно и то же: «Там… там… там…»