Текст книги "Особняк с видом на безумие"

Валентина Андреева
Особняк с видом на безумие

Часть первая
Кругом – психи!

1

Зима зазевалась. Удивленно похлопав белыми ресницами, с недоумением заметила, что ее крепкое хозяйство значительно подтаяло. К концу февраля попробовала взять реванш, но попытка не удалась – лень одолела, да и силы были уже не те…

В начале марта весна деловито избавилась от последнего снега. С установлением окончательно теплой погоды у Бориса «поехала крыша». Задумчиво поглядывая на пробивающуюся травку, желтые стебельки мать-и-мачехи, радующее душу нежное оперение деревьев, с опаской, но настойчиво распускающих клейкие почки, он мысленно был далеко не только от Москвы, но и от своего дачного участка. На Селигере лед действительно вскроется в рекордно короткий срок – к четырнадцатому апреля, изрек провидец и на всякий случай замолчал. Надолго. Готовился мужественно пережить Натальино выступление. Зря готовился! У Наташки изо рта выпало всего одно слово: «Что-о-о-о?!!» Вместе с сухариком «Три корочки», ловко подхваченным боксерихой Денькой на лету. Дальше подруга поперхнулась крошками и закашлялась. Борис – человек умный и проницательный, ему хватило этого суперкороткого монолога жены, завершенного многозначительной комбинацией из трех пальцев.

За работой и дачным отдыхом данное событие как-то стерлось из памяти и нехотя всплывало только из-за Наташки, в душе которой зародились серьезные сомнения в наших общих планах на предстоящие весенние праздники. Я бездумно радовалась теплым дням и Димкиным сражениям с одуванчиками, забивавшими газон. На мои ухоженные грядки и рабатки с цветами они не посягали.

Этой весной я окончательно уговорила свекровь не ездить в родную деревню, и она радовалась удивительному апрелю вместе со мной. Наталья со своими мрачными прогнозами на майские праздники напоминала назойливую муху и портила настроение всем, кроме Бориса. В конце концов, когда подруга предрекла, что свой день рождения мне придется встречать среди болот в камышах и на надувной лодке, отбиваясь веслом от комаров, я призадумалась. Но только над тем, что лучше: приводить все в порядок, готовить разносолы к праздничному столу и переживать из-за нехватки каких-нибудь продуктов на даче или просто сидеть в болоте. И то, и другое не нравилось. Тридцатое апреля – не очень удобный день рождения. Половина дня – как правило, фуршетная на работе, другая половина – в сборах на дачу и так далее. К вечеру уже и жалеешь, что родилась… именно в этот день. Торжество ежегодно плавно переносилось на 1 Мая.

Выручила свекровь. Это просто счастье, что я к такому замечательному человеку, как моя вторая мама, получила еще и хорошего мужа. Она будто угадала мои невеселые раздумья, поскольку моментально утешила:

– Не знаю, Наташа, зачем ты Иришеньку посылаешь в болото? Нам и на даче хорошо. Быстренько управимся со всеми гостями. И чего зря панику наводить?

Я успокоилась. Всю жизнь за ней как за каменной стеной. Со стороны, может, и незаметно, но я-то это точно знаю… На горизонте маячила целая череда дней отдыха, не следовало забивать себе голову Наташкиными нелепицами.

Бездумность улетучилась в один поздний апрельский вечер, когда мой дорогой муж глубокомысленно изрек:

– А ледоход на Селигере действительно начался четырнадцатого апреля. Замечательно! – Я напряженно вглядывалась в его невозмутимое лицо, ожидая продолжения. Оно не задержалось, хотя и не по существу начатой темы. Просто, когда я вместо сметаны шваркнула ему в тарелку с борщом столовую ложку сахарного песка, Димка вздохнул, как над диагнозом из истории болезни безнадежного пациента, и выдал новость: – Сахарнице положено демонстрировать себя во время чаепития. К обеду ей лучше держаться от стола подальше.

– Ну вот и скажи ей об этом сам! – огрызнулась я, убирая тарелку с борщом. – Кроме того, сейчас не обед, а ужин. И еще – для справки: времена моей юности безнадежно миновали. Мне уже не хочется откликаться на зов дикой природы, ночевать в палатке, готовить на костре, а между делом – бить по морде комаров. К твоему сведению, свой собственный день рождения я мечтаю провести на даче за весенней подкормкой садово-огородных культур, из которых на первом месте стоят цветочные.

– По-моему, цветочные культуры в разряд садово-огородных не входят.

– Это – по-твоему. Цветки настурции ты летом регулярно трескаешь в салатах и хвалишь их замечательный перечный вкус. А семена я постоянно мариную. Впрочем, вам, Дмитрий Николаич, это отмечать некогда. А кто сожрал три луковицы элитных нарциссов, которые мне дала Алла?

– Ну, во-первых, не я один… А во-вторых, мы решили, что это чеснок. Хорошо, хорошо… Больше не спорю, – торопливо добавил он, заметив мой разъяренный взгляд. Все же в руке у меня был половник… – Просто тебе надо хорошо отдохнуть. У тебя такой измученный вид! Уверен, тебе следует радикально сменить обстановку… – Он примолк. Уж не знаю, чем ему не понравился мой вид? Может, его не устраивало, что я никак не расстанусь с половником? – Ну хорошо, я несколько преувеличил. Мы с Борисом решили отметить твой день рождения на более высоком уровне…

– На Валдайской возвышенности?

– Ирина, перестань язвить. Просто выслушай спокойно. Решать тебе. – Это предложение выбивало оружие сопротивления из моих рук. Я бросила половник в мойку и выжидательно скрестила их на груди. – У Бориса в начале марта появился один знакомый по работе. Борис помог ему с установкой программы на новый компьютер… Ну да это тебе неинтересно. Словом, из чувства благодарности тот пригласил его на рыбалку на Селигер. Пожалуйста, не дергайся! Я же просил… Есть там такое место – Березовый плес. От турбазы «Селигер» на своем катере он довезет нас до острова, где стоит его особняк со всеми удобствами. Вот там и предлагаю отметить твой день рождения. Со свежей рыбкой, представляешь?! Детей с собой возьмем! Пусть посмотрят на настоящее чудо природы. – Я сделала протестующий жест рукой, но муж меня опередил: – Кошку оставим с мамой. Сам договорюсь…

Он все болтал и болтал, а перед моими глазами рисовалась совсем безрадостная картина: серый особняк на берегу серого озера. Туман, мелкий дождь, мужской состав народонаселения наших с Наташкой семей в серых прорезиненных плащах с капюшонами, в огромных резиновых бахилах. Лица искажены хищническим инстинктом ловли несчастных рыбешек. Руки крепко сжимают гарпуны…

Потом я увидела несчастные лица дочери и Натальи, вытирающие слезы тоски на подернутых печалью глазах. И мой день рождения – грустный праздник в чужом доме, в чужом месте, в печальном сером одиночестве на троих…

– Я никуда не поеду! – истерично вскрикнула я. – Мое место на даче. Я ее люблю и не могу без нее жить.

– Ну почему ты все стараешься сделать по-своему? Объясни, ну почему?! И почему я каждый раз вынужден идти у тебя на поводу? – Димка вскочил и заносился по кухне, жестикулируя руками так, что я вынуждена была уклоняться от прямого попадания.

– Хорошо, – тоном, не предвещавшим ничего хорошего, заявила я. – Поступай так, как считаешь нужным. Пусть все будет по-твоему: готовишь сам, стираешь сам, убираешь за собой и другими сам… Что еще? – Я наморщила лоб и прижала ладони к вискам. – Ах да! Мой день рождения отмечаешь тоже по своему усмотрению. Только без меня. Езжай на свой Селигер. Думаешь, не понимаю, к чему все эти разговоры, проникнутые якобы заботой обо мне? Просто тебе нужно вырваться на рыбалку. Борис давно на ней помешан. Одному ему скучновато и страшновато. Вот и тебя с ума свел. Два сумасшедших – это уже коллектив! Веселитесь на здоровье. А мы прекрасно отдохнем на даче!

Димка давно уже притормозил и с интересом следил за моим выступлением.

– Дорогая, ты увлеклась. С какой стати ты меня оскорбляешь?

– Я?! – От возмущения перехватило дыхание. – Значит, так: можешь ехать на все четыре стороны или… или… – Альтернативу своему предложению я так и не подобрала.

Димка развернулся и молча вышел из кухни, не поужинав.

Я немного постояла у окна, испытывая чувство негодования. Надо же! Меня готовы променять на какую-то рыбалку! Постепенно на смену негодованию пришло ощущение заброшенности и ущербности. Как же я себя жалела! Ухлопала на это не меньше пятнадцати минут.

Могла бы и больше, но помешал Дмитрий Николаевич. Голод действительно не был его теткой. Не оборачиваясь, слышала, как он моет половник в раковине и бубнит себе под нос нелестные замечания в мой адрес, сводившиеся к тому, что дни рождения у некоторых отмечаются только формально. Фактически они, эти некоторые, остановились в своем умственном развитии на уровне годовалого ребенка.

Задрав голову вверх, я гордо, но неосмотрительно покинула кухню. В том плане, что следовало смотреть себе под ноги. В результате в коридоре наступила Эльке на хвост. У этой домашней персиянки поразительная способность работать под коврик. Заорали мы обе.

С интервалом в секунду к нам присоединился Дмитрий Николаевич. От неожиданности он грохнул на пол тарелку с новой порцией горячего борща, которую старательно нес от стоящей на плите кастрюле к столу. Как и следовало ожидать, самостоятельность его сгубила.

«Вторая попытка отведать борща, – мысленно отметила я. – Впрочем, в первой ответственность можно поделить «пятьдесят на пятьдесят».

Димка в очередной раз вылетел из кухни, срывая с себя на ходу футболку, и исчез в ванной.

– Элечка, – уговаривала я забившуюся за кресло кошку, – я нечаянно. Вылезай, моя кисонька, я тебе вкусненький кусочек шницеля дам.

Элька с сомнением посмотрела на меня большими зелеными глазищами и нервно мяукнула.

– Хоть бы раз за весь день пообедать, а заодно и поужинать!!! – проорал муж, пролетая в спальню в одних трусах.

«Перепутал кухню со спальней», – удовлетворенно подумала я, но хамить в ответ не стала. Просто решила досадить ему другим путем. Бросила кошку на произвол судьбы, вернулась «к станку» и налила мужу третью тарелку борща. Немного поразмышляв, как ни в чем не бывало нанесла визит в спальню и кротко спросила Дмитрия Николаевича, демонстративно улегшегося спать в семь часов вечера, не желает ли барин откушать? Барин молчал, только шевелилось под ступней правой ноги одеяло – признак нервозности. Я его понимала – решение давалось трудно. С одной стороны – хотелось есть, с другой – считал, что жена недостаточно прониклась чувством вины. Неужели рассчитывал, что паду в ноги, как перед кошкой, и слезно буду умолять его не помирать с голоду?

Представив себе эту картину, я фыркнула, чем сорвала попытку мужа высунуться из-под одеяла с продуманными упреками в мой адрес. Он сделал вид, что улегся поудобнее.

– Ну хорошо, спи спокойно, не буду мешать, – покорно сказала я и вышла из комнаты в полной уверенности, что уже через пять минут Димка будет сидеть за столом и уплетать борщ.

Не угадала… На кухне сидел сын Вячеслав и, ловко орудуя ложкой, уплетал из отцовской тарелки этот самый борщ за обе щеки. Я заглянула в кастрюлю – зря вчера не сварила ведро.

– Ма, привет! Не вижу радости в глазах от моего появления.

– Привет, зайчик. Радость померкла, поскольку ты, сам того не ведая, объел родного отца и лишил меня возможности отмщения. Шницель с жареной картошкой будешь?

– Не-а. Я у бабушки пообедал. А борщ машинально съел – задумался. Пойду прилягу. Сегодня две задолженности скинул… – Сын с аппетитом зевнул, глянул на меня осоловевшими глазами и улыбнулся: – Будешь отстреливаться – зови на помощь. – Я еще раз заглянула в кастрюлю. На половину тарелочки хватит. – А за что мстишь-то, мам?

Ответ прозвучал непосредственного из уст обидчика:

– А за то, сынок, что я решил выгулять твою маму на лоне Селигера. Для ее же пользы. – Лицо мужа приняло скорбное выражение. – Но она, как истинный Телец, уперлась рогом в свою дачу, и просторы Родины ее не интересуют.

– Борщ кончился! – мстительно объявила я, но объявление повисло в воздухе.

Ожидаемой реакции не последовало. Сын с увлечением принялся делиться своими собственными неизгладимыми впечатлениями от поездки на озеро в компании избранных друзей. Я вспомнила, что Димка собирался показать красоты Селигера сыну, и хмыкнула. Моя усмешка была воспринята как обидное недоверие. Отец и сын в два голоса принялись уличать меня в невежестве.

– Между прочим, Славка слопал твой борщ! – попыталась я внести раскол в счастливый тандем.

– Ну и на здоровье! – добродушно ответствовал муж, заглядывая во все емкости, стоящие на плите. – О! Тут еще немного осталось! Замечательно! Картошечка… шницелек… О! Сала-а-атик! Иришка, ты умница. Иди, родная, иди… Отдохни…

Я резко развернулась, швырнула кухонное полотенце на стол, ловко угодив в тарелку с остатками борща, любовно пристроенную туда Димкой. Именно поэтому не выскочила сразу – удивилась прямому попаданию.

– Мам! Тебе бы копья метать! Цены бы не было, – за компанию удивился сын.

Димка уже ничему не удивлялся.

– Если ты немедленно покинешь территорию кухни, может быть, я еще сумею спасти второе? – грустно предположил муж.

И в этом было столько страдания, что я почувствовала угрызения совести, а далее – настоятельную необходимость слинять из кухни. Из прихожей донеслись сюсюканья Алены с кошкой. Следовало быстро организовать заговор под кодовым названием «Антитеррор».

Кошка при моем появлении насторожила уши и, шипя, попятилась задом – наверное, не узнала.

– Мамульчик, что с тобой случилось? Опять тебя Наталья Николаевна укорачивала? Сколько раз тебе говорила – не стригись так коротко. Похожа на бешеного ежика…

Взглянув на себя в зеркало и машинально отметив правоту дочери, я сквозь зубы процедила:

– Есть дело. Раздеваешься и тихо проходишь в комнату. Твой отец и твой брат сбрендили.

Не успела дочь удивиться, как из кухни донесся радостный вопль сыночка:

– Ленка, привет! Дуй сюда, есть радостная новость: на праздники мы едем на Селигер!

– Не слушай никого, они все борща объелись! – громко вмешалась я. – На праздники мы едем на дачу.

– Ма, не вноси разлад в счастливое семейство, – не обращая внимания на мое возмущение, снисходительно ответил сынок.

Вот так – растишь, растишь… и получаешь… ягодку.

– Ну, допустим, я борщ только понюхал, – поддержал Славку достойный отец своего сына, – но Вячеслав прав.

– Так кто куда едет? Можно как-нибудь потолковее? – Алена прошла в ванную мыть руки и оставила дверь нараспашку. У двери стояла я, кипя справедливым негодованием.

– Что ж тут непонятного, Алена? Борис и компания из двух наших сбрендивших мужиков едет на рыбалку на озеро Селигер: отмечать с комарами мой день рождения. Я вместе с бабушкой, тетей Наташей и кошкой еду отмечать это событие на дачу. У тебя право выбора.

– А Лешка?

– А Лешкины планы мне неизвестны.

– Я кошку не брошу, – решительно заявила дочь.

Если бы я умела плакать, умылась бы от благодарности слезами.

На кухне послышался возмущенный ропот. Он быстро перерос в перепалку, едва дочь вступила на ее территорию. Алену настырно соблазняли прелестями вольной жизни в особняке на безлюдном острове вдали от ядовитых плодов цивилизации. Она громко возмущалась мужскому эгоизму и сулила на майские праздники гром и молнию, полное отсутствие клева и, по непонятной причине, нелетную погоду.

Поняв, что мое присутствие излишне, я еще раз взглянула на себя в зеркало. Действительно, стрижка слишком короткая. Но я уже привыкла к такой. И потом – я быстро обрастаю. Волосы уже почти не стоят дыбом. Скорее всего, они топорщились от возмущения и с установлением торжества справедливости (Димка очень любит Алену и против нее не пойдет) спокойно улеглись на место. Покрасовавшись на себя в зеркало, лишний раз отметила, что себя надо любить. Тем более – есть за что. Серые глаза иногда приобретают зеленоватый оттенок и прекрасно гармонируют с цветом волос. Хорошо, что я шатенка. Надо бы выклянчить у Аленки новую розовую губную помаду. И еще…

– В грядках ты и в таком виде будешь прекрасно смотреться. А на фоне молодой зелени твой цвет лица вообще станет незаметен!

Я вздрогнула от злобной выходки пролетающего мимо Димки. Следом за ним в большую комнату несся разъяренный сын.

Павушкой из кухни выплыла дочь, довольно потирая руки:

– Территория кухни от сидевшего в засаде противника освобождена! – торжественно доложила она. – Пойдем выпьем чайку за правое дело. Меня Лешка по дороге в «Ростикс» затащил и насильно накормил…

– А я, между прочим, с утра голодный! И никого это не волнует! – Дверь большой комнаты приоткрылась специально для данного выступления и снова захлопнулась.

«Ничего! – торжествовала я в душе. – Комарами отъешься. На свежем воздухе…»

С чаем следовало повременить. Не сговариваясь, мы шагнули за порог, докладывать Наташке о полном разгроме членов семьи.

За дверью ее квартиры шел полномасштабный скандал с поминанием все тех же комаров, озера Селигер и Бориного здоровья. Наташка желала родному мужу наловить тонну лещей и лещих, у которых сейчас нерест, и этой же тонной подавиться. На пять секунд установилась полная тишина. Подруга поняла, что выразилась слишком резко, и тут же поправилась, предложив Борису подавиться этой тонной пополам с Лешиком. Потом она заголосила о своем разнесчастном положении служанки в доме, перемежая речи рыданиями и обвинениями мужа и сына в том, что они оба сели ей на голову, а теперь неосмотрительно рубят сук, на котором сидят.

Мы с Аленой молча переглянулись, решая, что она имела в виду, и с какой фразы начинать открытие второго фронта. Но тут из двери вылетела Наташка (мне с испугу сначала показалось, что ее выкинули). Хорошо, что успели посторониться.

– Привет! – гнусавя и вытирая слезы, жалобно сказала она. – Я к вам, вы дома?

– Ну-у-у… – протянула я.

– Нет, – сказала правду дочь. – Дома у нас только свихнувшийся папик и такой же, только от роду, мой братик.

– Пошли погуляем на лестничной клетке, – предложила я. – Там хорошо, тихо.

Со мной молча согласились.

– Это как считается: мы из дома сами ушли или нас выгнали? – поинтересовалась Алена.

– Думаю, нас вынудили уйти, – сказала я, и в голове тут же зародились умные мысли: – А если вынудили уйти, значит, эти психи нас окончательно достали. И если нас окончательно достали, то пусть они катятся на свой Селигер, поскольку нам настоятельно требуется от них отдохнуть. Спрашивается, по какому поводу надрываемся? Да радоваться надо! Господи! Только бы не передумали!

– Отец без тебя не поедет, – мрачно сказала Алена.

– Это он с голодухи, не подумав, решил. Пойти накормить? Из полотенца можно еще борщ выжать… Ну почему умные мысли так поздно приходят в голову?

– Тебе хоть так приходят, – пробурчала подруга. – И что теперь делать? – Я открыла рот, чтобы дать ей совет, но она сделала предупредительный жест рукой. – Сама знаю. Вот только если сейчас начну уговаривать своих мужиков ехать на эту чертову рыбалку, они будут мужественно отказываться, принося себя в жертву моим амбициям. Не могу же я прямо сказать, что сдуру упустила возможность пожить без них по-человечески…

Мы задумались, но в голову ничего не приходило, кроме необходимости полить на лоджии рассаду.

– Эврика! – воскликнула дочь, и мы испуганно вздрогнули. – Надо им сказать, что есть компромисс. Тридцатое апреля в женском обществе проведем на даче, а потом подъедем к ним. Вчетвером они прекрасно уместятся в нашей «Ниве». Даже если Деньку считать человеком, то и ей места хватит. А тридцатого позвоним им и скажем… Ну, не знаю. Короче, что-нибудь придумаем…

– В кого ты только пошла, такая умница? – умилилась Наташка. – Наверное, в меня. Только хочу добавить важную вещь – ни в коем случае не показывайте себя виноватыми. Потом от упреков не отмоемся. Помните: мы – жертвы! И еще – Деньку я мужикам не отдам. Из женской солидарности. Она, как и мы, – жертва.

Я с сомнением посмотрела на подругу. Это слово к ней плохо подходило. Ей бы сейчас кочергу в руки или автомат. Как пойдет приносить себя в жертву!..

2

Торжественные проводы четырех рыболовов состоялись двадцать седьмого апреля в час дня. Наталья за свою редкостную уступчивость была удостоена ценного подарка в виде любимых духов, а я – очередной порции наставлений: как заботиться о себе и дочери без мужского присмотра. Свекровь поучать себя не позволила, легкомысленно отмахнувшись рукой и пожелав сыну катиться туда, куда собрался, и не забывать самому за собой смотреть.

Ровно через два часа, веселые и довольные (все, кроме кошки и Деньки), мы ехали на дачу. Каждый раз по дороге на фазенду и обратно бедная Элька переживала стресс. Сначала забивалась в любой мало-мальски пригодный угол и изображала из себя белый меховой шар, время от времени жалобно мяукающий. Потом до ее сознания доходило, что в несчастном положении находится не она одна, поэтому пробиралась на колени к Аленке, демонстрируя стремление принять неизбежное вместе с любимой хозяйкой. К концу пути, а он у нас всего-то сорок минут, персиянка уже спокойно спала и недовольно урчала, если дочь пробовала пошевелиться. Денька же не любила ездить в стесненных условиях. Привыкла чувствовать себя барыней на заднем сиденье, но на этот раз пришлось ехать у меня на руках и терпеть соседство белой, пушистой мымры, надрывающейся так, что вяли купированные уши боксерихи.

Лесная дорога за неделю успела значительно измениться. Деревья и кустарники окончательно расправили зеленый наряд. За его новизной и свежестью скрылись ветки и сучки, казавшиеся скучными и неказистыми зимой. Сквозь траву проглядывали белые звездочки первых весенних цветов. Губы сами растягивались в улыбке. Даже новые выбоины на старом асфальтовом покрытии не раздражали…

Кто из нас первый услышал душераздирающий крик где-то впереди, уже не помню. Улыбки разом погасли, уступив место испуганной настороженности. Денька тихонько гавкнула, Элька взвыла. Я сразу вспомнила Димкины слова о том, что меня нельзя оставлять без присмотра. Накаркал! Свекровь истово, с размахом, перекрестилась.

Наташка сбросила скорость и осторожно поехала вперед на второй передаче. За поворотом открылась жуткая картина: на дороге валялся мужчина и сучил ногами. Рядом с ним стояла девочка лет тринадцати и, обхватив себя руками, в которых держала сумочку, за голову, истошно кричала.

Наталья свернула на обочину и остановила машину. Элька моментально сиганула под сиденье. Денька – тоже. Я уже хотела открыть дверцу и выскочить, но Наташка сделала предостерегающий жест:

– Погоди! А вдруг это ловушка? Сейчас вылезем из машины, а на нас как набросятся бандиты!

– Откуда? – растерялась я.

– Из леса, вестимо… Мужик-то живой. Может, пьяный?

– Нет, вы как хотите, а я так сидеть не могу, – решительно заявила Алена. – Маменька, освободи переднее сиденье. Я вылезу. Кошку берегите. Бабуля, сиди в машине и не давай ей удрать!

Пришлось выметаться из авто вместе с Денькой. Выскочив следом за нами, Алена подошла к мужчине и присела перед ним на корточки. Девчонка воплей не прекращала, только обернулась в нашу сторону.

Наталья вылезла из машины, а следом за ней и я, на ходу поймав Эльку и закинув ее на заднее сиденье к перепуганной свекрови. Денька так и сидела, сжавшись в комок в самом углу салона.

Аленка попыталась приподнять мужчине голову. Он был без сознания и дышал с трудом. Лицо бледное, пальцы рук скребли асфальт.

– Что случилось?! – попробовала Наталья переорать девочку. Она не реагировала – продолжала визжать на разные голоса, иногда переходя на «ой, мамочки!».

– Не пойму, – пробормотала Алена, – похоже на приступ эпилепсии…

– Хватит орать!!! – рявкнула Наталья на девицу так, что по лесу прекратился гул и смолкли птицы. Та замолчала, испуганно глядя на нас сухими, без слез, глазами. – А теперь слушай меня и отвечай на вопросы, – не давая ей расслабиться, продолжила подруга: – У отца раньше приступы эпилепсии были?

– Не-ет… – истерично пропела девица. – Мы к станции шли, он упал и все-о-о-о… Он умрет, да?

– Оторви от головы свой ридикюль вместе с руками и открой. Там наверняка найдешь носовой платок. Дашь его мне, – скомандовала девчонке Алена, поддерживая на весу голову мужчины.

– Ну точно, эпилепсия! Сейчас начнется… дискотека, – процедила Наташка. – Надо держать мужика. Ленусик, отходи, у меня сил больше, я сама сверну ему голову набок. Хорошо, что ты вытащила ему язык вовремя, а то мог бы и пальцы откусить. Вы обе валитесь ему на ноги и держите, сейчас брыкаться начнет…

Я привязала Деньку к березе и подскочила на помощь.

Со стороны дач подъехали две иномарки, из них высыпало четверо мужчин. Девица предприняла очередную попытку взвыть, но Наталья, успевшая поменяться местами с Аленкой, злобно прошипела:

– Сейчас прекращу спасательную операцию и надаю тебе по морде!..

Хорошенькое личико моментально скуксилось, но замолчало.

– Ребята, помогите удержать эпилептика, – обратилась Аленка к вновь прибывшим. – Сейчас начнутся судороги, боюсь, разнесет нас по ближайшим кустам. – Как бы в подтверждение этих слов мужчина встрепенулся и с бешеной силой рванулся в тщетной попытке оторвать голову от земли. Водители и пассажиры иномарок опомнились и кинулись на подмогу. Эпилептик рвался и метался с бешеной силой, выпученные глаза жутко вращались. Лицо от натуги приобрело неописуемый цвет. Девочка, пользуясь безнаказанностью, вопила с утроенной энергией – по-своему защищалась от страшной картины.

Наконец судороги стали стихать, но мужчина по-прежнему рвался, только уже в попытке высвободиться от оравы, как ему казалось, бандитов, прижимающих его к земле. Вполне осмысленный взгляд остановился на дочери. Она прекратила орать и с надеждой и страхом наблюдала за тем, как отец приходит в себя. Из-под дешевенькой сумочки раздавалось судорожное: «Папочка, папочка…»

– Все прекрасно, – заявила Наталья мужчине, ослабляя хватку. – Вы только что оклемались… или почти оклемались от приступа эпилепсии…

Ему помогли сесть, и он беспомощно оглядывался по сторонам в тщетной попытке понять, что произошло.

– Вам надо обязательно показаться врачу, – тихо сказала Алена и, повернувшись к девице, спросила: – Тебя как зовут?

– Катя, – промямлила та, опуская сумочку вниз.

– Так вот, Катя, в следующий раз ори ровно до того момента, как придет помощь. А то отца угробишь. Помощники со страху разбегутся. Ты говоришь, у папы первый раз такое? – Катя кивнула. – А вчера папа не выпил лишнего? – Отрицательное движение головы убедило нас в том, что девочка вообще решила не открывать рот. – Будет пить – будет продолжение… – сурово отчеканила Алена.

Мужчина уже встал и тщательно отряхивал брюки, но больше мазал их грязными руками. Кажется, он так ничего и не понял. Наталья уговаривала владельцев иномарок подбросить отца с дочерью на станцию, уверяя, что теперь бояться нечего. Один, однако, сослался на жуткую спешку, другой решил найти иную причину, но не нашел. В конце концов выяснилось, что он тоже очень торопится. В результате мы повезли эту пару назад – в дачный рай. Под дикую какофонию Элькиных завываний. Спасенный нами мужчина сидел впереди и бессмысленно пялился на дорогу. Катерина ехала сзади на коленях у нашей бабули, и та ласково поглаживала девочку по голове. Я полусидела посередине. Эльку зажала в углу расположившаяся на одном боку Алена. Вопли кошки уже никого не волновали. Впопыхах чуть не забыли привязанную к дереву Деньку. Сажать ее было некуда, поэтому бедную псину пристроили в багажник. Удивление с ее морды не сходило до конца поездки.

Надо отметить, что возвращение отца с дочерью у родственников радости не вызвало. Во всяком случае, нам не только не сказали «спасибо», но и одарили весьма неприязненными взглядами. Мы не стали ждать продолжения и моментально уехали. Меня радовало только одно – ничего страшного не случилось. Все, если не здоровы, так живы. Зря Димка каркал.

За суетой разгрузочных работ, беготней по грядкам с зеленеющими перышками лука, взошедшей редиской и салатом и обменом новостями с соседями время прошло незаметно. Ошалевшая от общения с природой, Элька вывалялась где-то в уцелевшем с прошлого года репейнике, и ее шикарная белая шуба теперь представляла собой единение отдельно взятых клочков. Особую жалость вызывал хвост. Колючие семена капитально склеили шикарный ворс, превратив его в тонкий крысиный хвостик.

– Го-о-осподи! – всплеснула руками свекровь. – Броненосец… персидской породы. – Элька мяукнула что-то напоминающее «Тьфу на вас!» и, помахивая обвисшим хвостом, проплюхала к компостной куче. – Ваша персидская княжна предпочитает шляться по злачным местам, – с укоризной заметила моя вторая мама. – Если она ночью уляжется на мою кровать, я ее, наверное, скину… Может, нам ее остричь наголо?

– Лапы свяжем и обдерем как липку, – мрачно изрекла Алена. – Каждый год одно и то же…

Вечером все уселись в беседке за большим самоваром.

– Как хорошо-о-о-о, – мечтательно протянула Наталья. – Даже готовить ничего не надо. Ну никаких забот… – И вздохнула. – Готовая курица, нарезка, мартини с соком… Что еще надо человеку для счастья? – И опять вздохнула. – Только воссоединения с семьей.

– Ирина-а-а-а! – послышалось от калитки.

Мы обрадовались – в гости пожаловала соседка Аннушка. Я пулей вылетела навстречу. Анюта выглядела как фотомодель в свободное от работы время. Когда только успела загореть? Дачный прикид прекрасно гармонировал с рыхлителем, который она уверенно держала в руках. Радостно улыбаясь, Анюта этим самым рыхлителем без конца поправляла то выбившуюся прядку волос, то очки. Рядом с ней стояла серьезная, смутно знакомая женщина, одетая не по дачной форме – «на выезд».

– Привет! Проходите, мы только что ухитрились вскипятить ведерный самовар, – довольная всем на свете, сказала я.

– Не мы, а Мария Ивановна! – восстановила справедливость Наталья, выглядывая из беседки. – А мы только вывозились в саже. Теперь не поймешь, кто страшнее выглядит: мы или кошка? До сих пор не отмоемся. Ирка придумала в самовар полено сунуть. Хорошо, не влезло. Мария Ивановна увидела, чуть сознание не потеряла и тут же заначку у Димки нашла – ведро с шишками. Растопка самовара – пожалуй, единственный неприятный момент, связанный с тем, что наш ограниченный мужской контингент нас на рыбу променял. Кстати, всем привет!

– Разрешите вопрос? – холодно спросила полузнакомая женщина, похожая на врача санэпидемстанции.

Улыбка невольно сползла с моей физиономии, а Наталья даже выбралась из беседки.

– Ах, да… – спохватилась Анюта, – дама искала, где вы живете, я проводила и заболталась… Мне еще ужин готовить, завтра забегу. – И, помахав нам рыхлителем, она отправилась назад, несколько раз оглянувшись и укоризненно покачав головой в адрес провожатой.