Текст книги "Бенефис чертовой бабушки"

7

– Поздравляю! Дама на полпути к детству. Чудесным образом заполучила обратный билет, – медленно проронила Наташка. – Прямо к юбилею. Маринка, вот тебе и замена выросшей дочери. Можешь теперь воспитывать свою свекровь, как ребенка в старых забытых традициях: до свадьбы ни одного свидания без присутствия взрослых. Ефимов, как тебе удалось к ней прорваться?

– Сами меня притащили. Сразу после того, как я махнул на толпу и бабушку рукой, она пошевелилась и потребовала переставить ее кровать в другую комнату, подальше от оптового рынка. Шум ее раздражает.

– А почему раньше не пускали?

– Тут какая-то темная история. Я плохо понял. Марина, у кого вы приобрели этот дом?

– У Кашеваровой Полины Ильиничны.

– А почему она его продала? Дом отличный, чувствуется, что вы в него много денег вбухали, но и до вас постарались. Только мне не нравится, что вход прямо с крыльца сразу в кухню. Надо подумать о прихожей и небольшом холле.

– Да у Полины Ильиничны сложилось тяжелое положение. Они с мужем его сами чуть больше года назад купили, а потом муж неожиданно заболел…

– А тебе известно что-нибудь о людях, которые продали его Кашеваровым?

– Не-ет… – Маринка так и застыла со сковородкой в руках, забыв переложить в тарелку очередную порцию фаршированных блинчиков. – А что? Что-нибудь не так с документами?

– Документы совсем ни при чем. Насколько я понял, тут в свое время выпала из окна второго этажа какая-то женщина. И сломала ногу. На крик прибежали люди. Среди них нашелся заезжий врач. Ему, разумеется, расчистили дорогу. И по его же требованию отошли на почтительное расстояние. Женщина дико кричала, просила людей о помощи, обзывала врача убийцей, но он ласково убеждал пострадавшую, что больно не будет. Она и вправду успокоилась. Уже потом выяснилось, что врач ввел ей какой-то смертельный препарат. А потом спокойно прошел через толпу, запретив приближаться к пострадавшей, чтобы не нарушить состояние покоя после инъекции обезболивающего. Сам якобы отправился вызывать «скорую», ну и, как догадываетесь, не вернулся. Деталей не знаю, но суть истории вроде уловил верно.

– Боже мой… – простонала Маринка, опустила руки, и блинчики вывалились из сковороды на пол.

– О, к-какую нам поляну накрыли!

Мы разом обернулись на голос. Удачно прилепившись к стенке, один из братьев Брусиловых сиял пьяной, весьма идиотской улыбкой.

– Н-не ждали? Мож-жно присесть?

Он потянулся к блинчикам, опрометчиво отлепившись от опоры, и в результате прилег. Но это его не смутило. Подхватив с пола сразу два блинчика, стал попеременно от них откусывать. При этом отчаянно сопел и дышал как паровоз. Мы задумались над вопросом, стоит ли поднимать то ли Александра Сергеевича, то ли Юрия Сергеевича, если они и так счастливы в своем положении.

– Ма-а-иночка, – ласково обратился неопознанный по имени экземпляр Брусиловых. – Там… – он попытался указать направление, но выронил блинчик, огорченно поцокал и поднял еще один. – Моя Ксюха так орет на твоего мужа… Сушай, на, отнеси ему блин. Пусть закусит.

Широкий жест Саши привел к тому, что очередной блинчик полетел в сторону, рассыпая мелкий фарш. Маринка неожиданно для самой себя шарахнула Александра Сергеевича сковородкой по голове. Не так, чтобы очень… Словом, не от всей души. Наташка удовлетворенно хмыкнула. Александр Сергеевич попросил у Маринки прощения и пообещал взять ее в жены, с ребенком, если она готова бросить неблагодарного Юрку.

– Скока лет я тя жду, а? Чем он луче меня, а? А-а-а! Вот!!! Ни-чем!

Судя по следующему закидону, Александр Сергеевич, благодаря съеденным блинчикам, обрел второе дыхание. Мощным рывком подтянул себя к Маринкиным ногам и, обхватив их, понес такое!.. Маринка визжала, отбивалась сковородкой и, если бы не своевременная помощь гостей – Димки и Бориса, точно улеглась бы рядом с Александром Сергеевичем. С большим трудом удалось утащить его в комнату, но сдать обманываемой им жене не получилось. К тому времени она, допив от злости остатки водки из литровой бутылки (которая теперь валялась на полу), спокойно спала на кровати. Вторую половину занимал анестезиолог Юрий Сергеевич, бережно прижимавший к груди початую бутылку с красным чертиком на этикетке.

Сцены ревности удалось избежать. Александр Сергеевич просто попросил брата подвинуться, тот плохо понял зачем, но просьбу выполнил. И свалился на пол, откуда его и переволокли на законное место. Подсуетившаяся Маринка успела разуть муженька. Какое-то время она еще торчала около него, терпеливо поясняя, где и почему он находится и откуда она такая взялась. Остальным эта волынка надоела, все вернулись в кухню.

За очень поздним завтраком молчали. Обстановка была гнетущая, и Димка поспешил откланяться, сославшись на какую-то неисправность в машине. Борис тут же вспомнил, что надо подкачать колеса и привязать презентованную Юрием Сергеевичем лодку к багажнику. Мы втроем – Маринка, Наташка и я остались сидеть за столом. Не хотелось двигаться.

– Самое интересное, – умываясь слезами, говорила Маринка, – оба они почти не пьют. Хотя Сашка и мог изменить привычкам, а Юрку только один раз пьяным видела – сегодня. Я вообще не понимаю, что у нас творится. Ну словно всех подменили. Честно говоря, горю желанием как можно скорее отсюда уехать. Но куда с ним таким?.. Мерзость! А завтра на работу. Еще и няня не объявляется. Телефон отключен. Наверное, пока не поправилась. Хотя… Могла бы и позвонить. Она же не знает, как ехать своим ходом. Если не приедет, придется Юльку уговаривать побыть со Светланой Никитичной. Вряд ли согласится. Даньке ведь тоже на работу. Кстати, он куда-то слинял. Борис говорил, что с собакой за грибами отправился. Хоть вы повремените с отъездом? Завтра рано утром вместе и выедем. В разные стороны. Страшно оставаться одной с этой неузнаваемой оравой. Ой, девчонки, что-то у меня так сердце прихватывает!

– Не удивительно – нервы. Выпей валокординчику. А до завтра еще дожить надо, – мрачно сказала Наташка. – Зачем Данька мою собаку в компаньонки взял? Она его в Москву заведет… Марин, пожалуй, тебе стоит попытать счастья в деревне. Может, найдется какая-нибудь энтузиастка по уходу за твоей в одночасье свихнувшейся свекровью. Как на нее девяносто лет-то подействовали! Словно кирпичом по голове схлопотала.

– Действительно, странно… – оживилась я. Как раз размышляла на эту тему, но рассматривая ее в другом ракурсе. Раньше особо не вглядывалась в Даму, испытывая к ней определенную неприязнь. Так, автоматом отмечала ее прекрасную сохранность. Слушать бабулю, и то надоело. – Девушки, а вам не кажется, что у нее начался обратный отсчет времени? Ей ни за что не дашь ее возраст, более того, она определенно молодеет.

– Так бабуля живет, как в вакуумной упаковке! – всплеснула руками Наташка. – На всем готовом. Питание нервных клеток – донорское, за счет Маринки.

– Природу не обманешь! – отрезала я. – От процесса естественного старения никуда не спрячешься. Пока еще нет лекарства от старости, одна только теоретическая болтовня, включая разработки в плане нанотехнологии по выращиванию новых запчастей к человеческому организму. Вместо устаревших.

– О, как загнула! Нанотехнология! Можно подумать, природа не делает ошибок. Маринка, твоя свекровь, точно, очередная ошибка природы. Она, случайно, не пьет по ночам твою кровь?

– Ей хватает лекарств. Сколько раз обследовали, здорова как… Словом, здоровее не бывает. А все какие-то отварчики пьет, порошочки глотает.

– Не иначе как из сушеных мухоморов. Ну и пусть глотает. – Наташка сунула Маринке зефирину. – Утешительный приз!

– А почему ты не выяснила у нее, что именно она глотает? – укоризненно спросила я. – Вдруг именно от этих порошочков с ума и сходит.

– Юрка время от времени притаскивает ей аскорбиновую кислоту или другие витамины. Под видом панацеи от всех недугов. Наверное, их и пьет. Да Бог с ней!

Девчонки, может, составите компанию? Давайте пройдемся по деревне, надо же что-то делать с няней.

Наташка мигом оживилась.

– Запросто! Засиделись мы тут в ваших бревенчатых стенах. Только кто ж согласится пестовать свихнувшуюся барыню? Деревенские – народ простой, цацкаться с ней, как ты, не будут.

– Ну и пусть почувствует разницу, – проворчала я, мучительно размышляя, куда могла упаковать кроссовки. – По Маринке соскучится.

– Не соскучится, – вздохнула Маринка. – Она считает меня виновницей разногласия между Сашкой и Юркой. Мы ведь с Саней больше пятнадцати лет не общались. По сути, только последние три года со скрипом, но все-таки налаживаются хоть какие-то родственные отношения.

– Понятно. Сашка, пока в ногах у тебя валялся, довольно толково промумукал положение. А Светлана Никитична наверняка уверена, что ты ни одного из братьев не стоишь.

– Сашка долго не женился. Светлана Никитична сама ему жену сосватала. Аринушку. В отличие от меня, она ее ласково называла.

– Не Родионовну, случайно? – живо поинтересовалась Наташка.

– Нет. Васильевну. Я в общем-то с ней совсем не знакома. В тот момент Юрка с братом не общался. На свадьбу нас, естественно, не пригласили.

– Не понимаю… Ну все бывает в жизни. А тут прямо какая-то братская ненависть. Странно для близнецов. Ир, скажи?

– А что говорить-то? Может, Маринка действительно повод дала?

– Да какой там повод! – вскинулась Маринка. – Хотя… повод был. Сашка меня и до свадьбы-то доставал. Ну не любила я его. Если заметили, у братьев глаза разного цвета – у Юры серые, у Саши серо-синие. Может, поэтому у них и взгляды на жизнь разные. Юрка – бессребреник и добряк, Сашка, родившийся на пару минут раньше брата, – циник и эгоист. В день нашей регистрации прикатил на машине в белом, как у Юрки, костюме, с букетом цветов… Некогда было ему в глаза смотреть. Тем более что он в темных очках был. Словом, в суматохе я не разобралась. С порога заявил, что время регистрации передвинули на два часа раньше. Ну вспорхнула и полетела… За мной подруги бежали, так Сашка им на прощание рукой помахал. Таксист, гад, как его ни упрашивала, так и не остановился. Я об Сашку весь букет исхлестала – свадебный веник получился, но он только ржал. Выскочить мне удалось лишь на Киевском шоссе. Там перед поворотом в аэропорт «Внуково» пост ГАИ. Таксист притормозил, Сашка зазевался, я и заголосила. Попыталась вырваться. На счастье, мое стремление гаишник заметил, такси остановил. Такое было!.. И все-таки мы с Юркой расписались, правда, во Дворец бракосочетания Юрочка меня привез «краше» некуда: без фаты, платье драное, на голове «воронье гнездо», косметика в основном на рукавах, на лице только ее пугающие следы… Не дал даже умыться и переодеться. Ничего, поахали, поохали, поворчали, но расписали. Ой, как вспомню… Давайте лучше по деревне пройдемся.

Мы с Наташкой недоверчиво переглянулись.

– Страсти! – подвела итог подруга. – Африканские. Со среднеазиатским и кавказским уклоном. Судя по меткому выражению «что у пьяного на языке, то у трезвого на уме», Александр Сергеевич до конца не перебесился. А твоя свекровушка и до самой смерти не простит тебе роль черной кошки, пробежавшейся между братьями.

– Мама, а бабушка очередной раз умерла, – входя в кухню, сообщила Юлька и направилась к холодильнику. – Ну скажи ты ей, сколько можно? Мне, конечно, блинчиков не оставили. А Данька не вернулся?

Забыв, зачем шла к холодильнику, Юлька застыла у окна.

– Похоже, у твоей бабули появилось стойкое пристрастие к игре «А ну-ка оживи!» – Наташка зевнула и лениво потянулась. – Не надо ей мешать, она развлекается, как умеет. В ее годы это простительно.

– Господи, ну почему она не подберет себе другого занятия! – схватилась за виски Маринка. – Юля, разогрей себе сама все, что сочтешь нужным. И мне с тобой надо серьезно поговорить. Будь добра, никуда из дома не выходить. Мы ненадолго отлучимся к соседям. До приезда няни следует обеспечить бабушке надлежащий уход. Я сейчас к ней загляну.

– Не стоит. Ничего хорошего не увидишь, – не оборачиваясь, проронила Юлька.

– Я сама загляну, – успокоила я Маринку, заметив, как дрожит в ее руках кухонное полотенце. Вне сомнения, бедняжке надо серьезно заняться своим психическим здоровьем.

– Ты с Дамой не справишься.

Наташка предприняла слабую попытку встать с табуретки, но охотно смирилась со своим сидячим положением.

– Главное, под ее волшебную палочку – клюку не попадай.

Я нетерпеливо отмахнулась и побрела в комнату Светланы Никитичны с твердым намерением высказать ей то, что накипело. Если она в своем уме, очень хорошо все поймет, а не в своем – тем более хорошо, не запомнит моих резких слов. К моему удивлению, сзади, не выказывая никаких намерений на обгон, плелась Юлька. Наверное, не хотела слушать вступление к обвинительной речи матери.

Дверь в комнату была приоткрыта. Я машинально оглянулась на Юльку, и она, почему-то шепотом, пояснила, что, уходя, плотно прикрыла за собой дверь. И предложила вернуться обратно. Также шепотом я отказалась и уставилась на дверной проем. Очень хотелось принять предложение Юльки.

– Еще чего! – громогласно заявила оторвавшаяся в конце концов от стула и догнавшая нас Наташка. – С какой стати вы тут расшипелись? – И первой вломилась в комнату.

Судя по тому, что она не вылетела обратно, а подбоченясь, принялась с порога напоминать Даме, сколько ей лет (мол, в таком возрасте так долго и на одну тему не шутят), все было в порядке, бабуля очередной раз благополучно ожила. Мы с Юлькой спокойно зашли в комнату.

– Нахалка какая!

Не считаясь с возрастом Дамы, о котором только что упоминала, Наташка решительно прошагала вперед и бесцеремонно потрясла сидевшую в кресле к нам спиной бабушку за плечо. Встряска дала результат, только не тот, которого мы ожидали. Светлана Никитична наклонилась вперед, медленно повалилась на пол и улеглась на бочок. Большого грохота не было. Шум падения заглушил старый ковер.

Наташка с Юлькой заорали на всю деревню. Мне пришла в голову дурацкая мысль спросить у девушки, не пела ли она в детстве в школьном хоре. Как Наталья Николаевна. И эта проклятая мысль так крепко засела в моей голове, что я совершенно равнодушно смотрела на мертвое тело бывшей юбилярши. Одним выпученным до невероятных размеров глазом она невидяще буравила плинтус пола. Вторая половина лица была прижата к полу. С темных, мелированных временем редкими нитями седины волос слетела гребенка, и они в беспорядке рассыпались по плечам, но не смогли полностью скрыть раздувшуюся шею, а видимая часть лица… Короче, эту часть лица я сразу же решила забыть. И до сих пор забываю. Получается плохо. С юмористической точки зрения к коварству смерти не подойдешь – всегда страшно.

Несмотря на обоснованность, дуэт двух «сирен» имел тяжелые последствия. У Маринки случился сердечный приступ. Она потеряла сознание именно в тот момент, когда собиралась вынести мусорное ведро – не квартира со всеми удобствами, включая мусоропровод. Значительная часть кухни превратилась в свежую компостную кучу. Маринку по праву следовало считать главным ее украшением.

На улице у Димки с Борисом дрогнула в руках срединная часть деревянной лодки и вместо багажника улеглась на спину не вовремя споткнувшегося от крика любимой и растянувшегося рядом с машиной Даньки. Результат – травмы спины в области правой лопатки, плеча, коленок, локтей и, разумеется, носа парня. Корзина с тремя белыми грибами, которую добытчик нес домой в качестве доказательства своей хозяйственности, с лету угодила Димке в физиономию, но он инстинктивно, наотмашь отправил ее Борису. Не ожидая такого подвоха, Борис Иванович попятился к крыльцу, где был окончательно сломлен подвернувшимся под ноги Басурманом. Денька рванула было за ним, но прижатый Данькой к земле поводок не пустил. Сверху же их обоих фиксировала третья часть лодки. Взвыв от досады, псина зашлась в диком лае.

Ксения и братья Брусиловы даже не проснулись.

8

Следственная бригада прибыла точно по расписанию. Прямо к моменту пробуждения Александра Сергеевича, Юрия Сергеевича и девушки Ксении, к нашему удивлению имевшей статус сожительницы, а не законной жены Брусилова-старшего. Именно поэтому она попросила следователя не впутывать ее в семейные разборки Брусиловых со смертельным исходом. Она просто-напросто составила компанию одинокому холостяку Александру Сергеевичу в поездке на мамин юбилей.

Следователю на семейно-родственные отношения было наплевать, в результате чего Ксению, Даньку и нас с Кузнецовыми до особого распоряжения задержали вместе с кланом Брусиловых в ставшей ненавистной деревне Кулябки. Исключение сделали только для Маринки и убиенной, как считалось, Светланы Никитичны. На одной машине их отправили в одну больницу, но в разные отделения. Маринку – в кардиологическое, Светлану Никитичну – в бывший рентгенкабинет, ранее располагавшийся в подвале больницы по соседству с моргом. Это соседство отрицательно сказывалось на физическом состоянии больных, ибо в какой-то мере позволяло им угадывать по снимкам свое будущее. В морге проводились ремонтно-дезинфекционные мероприятия, клиентов временно не принимали, «собачий холод» в бывшем рентгенкабинете обеспечили без проблем. Сложившееся положение не устроило только Наташку, ибо она рьяно принялась доказывать, что покойникам никакая инфекция не страшна. Ремонт тем более. Данька категорически отказался стать третьим пациентом больницы, ибо твердо уверовал в заключение хирурга Ефимова: гипс не нужен, до свадьбы все заживет. Ту часть рекомендации, где говорилось о необходимости рентгена, Данька проигнорировал. После общения со следователем он как самый бесполезный свидетель был отпущен на реабилитацию в летний домик. Денька увязалась за ним. Совместный поход за грибами породил между ними дружбу и взаимопонимание.

В доме к унынию добавилась напряженность. Верить в причастность кого-то из нашей группы к смерти Светланы Никитичны не хотелось, но подозрения невольно возникали – через «не хочу». Уж очень странная у нее отечность лица и шеи. А посторонних в доме не было. Уяснив с нашей помощью, что Светлана Никитична на сей раз умерла окончательно и бесповоротно, Димка едва глянул на покойницу, попытался проверить пульс и, не обнаружив его, дал отмашку. После этого с удовольствием занялся оказанием помощи Даньке, пояснив, что смерть юбилярши – дело милиции и экспертов. В конечном счете мы с Наташкой свалили вину за случившееся на покойного мужа Светланы Никитичны. Именно он являлся к ней и ночью, и днем, причем настоятельно звал к себе. В конце концов она его послушалась.

Были кое-какие колебания в отношении Юльки. Днем внучка ушла следом за бабулей, спешившей на глюкообразный зов мужа. По настоянию Маринки Юлька должна была охранять покой в одночасье свихнувшейся бабушки. Маринка усекла это опасное обстоятельство первой, а потому сразу оповестила показавшуюся на пороге очередь из членов оперативно-следственной бригады, что все мы – Наталья, Ирина и она с дочерью после убытия свекрови на покой постоянно находились на кухне. Кто ж мог подумать, что покой бабушки окажется вечным? Внести свои коррективы в это заявление равносильно сдаче восемнадцатилетнего ребенка следствию, в качестве реальной подозреваемой. Следом бы арестовали и Маринку – за преступный сговор с дочерью в подготовке и совершении преступления. Если оно имело место быть. Теплилась слабая надежда, что Светлана Никитична сама себя задушила, но мы ее даже не озвучивали.

Место фактического пребывания Юльки определили после отъезда оперативников. Димка из-под машины видел, как девушка, зевая и прикрывая рот ладошкой, направлялась в летний домик. Значит, привычно вылезла из окна. И даже успел позавидовать беззаботной юности. В принципе, время на убийство бабушки у Юльки хватало с лихвой, но мы сразу решили, что после преступления откровенно зевать в расчете на публику невозможно. Сама Юлия Юрьевна пожаловалась: все силы израсходовала на то, чтобы уложить бабулю в кровать. Дождавшись, когда она захрапела, тайком покинула комнату через окно – не хотелось вступать в бесперспективные пререкания с мамочкой на кухне – и отправилась досыпать в летний домик. Вернулась также через окно и очень испугалась бабулиной неподвижности.

Братья Брусиловы, терзаемые тяжелым похмельем, с трудом могли удержать в руках стаканы с огуречным рассолом и на полном серьезе выражали готовность прилечь рядом с погибшей матушкой. В бесчувственном состоянии, но временно – пока не полегчает. Нельзя сказать, что оба не отдавали себе отчета в трагичности ситуации, но воспринимали ее как-то тупо и эгоистично: матушке в данный момент легче, чем им, она свое отмучилась. Следователь злорадно надеялся, что понедельник для них станет в полной мере очень тяжелым днем.

Лично для нас пока самым тяжелым оказалось это воскресенье. В отличие от Александра и Юрия, Ксения, разбуженная диким воплем Юльки и Наташки, мигом присоединилась к дуэту. Орала от всей души, причем, по ее словам, не зная, по какому поводу. А за компанию. Без повода орать нормальные люди не будут, вот и решила оказать им посильную поддержку.

Постепенно разобравшись в ситуации, девушка решила слинять, напомнив Александру, что он ей не муж, не сват, не брат, а остальные тем более. Она не желает находиться в одном обществе с убийцей. Но Александр Сергеевич проявил твердость характера, вытряхнул из сумочки гражданской жены деньги и драгоценные безделушки, быстро обернувшись, вытащил ключи из машины, после чего добродушно предложил мотать, куда угодно. И пожелал бегать без остановок до самого ареста.

После отъезда следственной бригады и «скорой» показала «зубки» Юлька, заметив, что, перед тем как удрать в летний домик, она тщетно искала место для временного отдыха в комнате родителей, но на кровати дрыхли отец и дядя. В неравных условиях. Папа спал поперек кровати, а дядя – упираясь пьяным лицом в одеяло, коленями в пол. Юлькина надежда обрести долгожданный отдых в дядиной комнате рядом с Ксенией оборвалась на тонкой струне Ксюшкиного воя. Девушка пела печальную песню о родине, перемежая ее не очень цензурной лексикой. Такая невезуха сподвигла Юльку на получасовой возврат к бабуле. Дольше девушка не высидела и решилась на вылазку через окно в сад. Ей удалось немного поспать на раскладушке в летнем домике.

– А почему ты не отправилась в комнату Кузнецовых или нашу с Ириной Александровной комнату? – хмурясь, спросил Димка.

– Потому что в комнате Кузнецовых собака. Я же не знала, что ее там нет. А в своей вы дверь изнутри держали. Или просто чем-то подперли, – ехидно ответило догадливое дитя. – Другого времени для секса не нашли?

– Собаки дома точно не было. Она за грибами ушла, – влезла с замечанием Наташка.

– А меня тоже не было в комнате! И Дмитрия Николаевича – он под машиной лежал. Ты просто не в ту сторону дверь открывала, – торопливо заявила я и густо покраснела. Жуткое ощущение – пожар, который не потушишь водой. Главное – ни в чем таком не виновата. Терзаемая нехорошими подозрениями, я тихо пояснила, что все время была в присутственном месте – на кухне.

Юлька хмыкнула:

– Можно подумать, кроме вас, тетя Ира, других женщин нет!

Вне сомнения, Юлька была права. А если брать в расчет деревенских, женщин вокруг – навалом. Может, с кем-нибудь меня спутал? Чушь какая-то. Я с трудом подняла глаза на мужа, откровенно боясь ответного виноватого взгляда. Неужели тоже освоил оконные проемы? Похоже, здесь многие предпочитают их входной двери. Но встретила яростный, обвиняющий, жутко колючий взгляд. И очень обрадовалась:

– У меня – алиби! – чувствуя всю абсурдность ситуации и отмечая, что стихает сжигавшее меня пламя, гордо выдала я.

– Ефимов, да ты после общения со Светланой Никитичной никак сбрендил! – всплеснула руками Наташка. – Я прошу всех запомнить, что мы, Иришка, Маришка и я, безотрывно сидели за столом на глазах друг у друга. А вот с кем ты находился в комнате?!

Борис крякнул, шлепнув ладонями по коленям, поднялся со стула и изрек:

– Совсем помешались с этим сексом. Да Димка постоянно у меня на виду находился, ни на секунду не отлучался. Если у него и был секс, то только с машиной – он под ней лежал и ласково уговаривал какую-то железку не сопротивляться. Юля, ты что, видела Дмитрия Николаевича в комнате?

С интересом отследив небольшую свару, Юлька помотала головой.

– Как же я могла видеть его через закрытую дверь? Просто подумала: раз эту комнату выделили Ефимовым, зачем там кому-то еще шебуршиться? Ну и отправилась через окно проходной бабулиной комнаты прямиком в летний домик.

Обуреваемая смутной тревогой, я встала и на непослушных ногах поплелась в свою комнату. Все присутствующие, толкаясь и мешая друг другу, поспешили следом.

Внешне комната выглядела обычно: кровать, стул, шкаф. Все старенькое. Оперативники в нее только заглянули, осматривать не стали. И теперь я об этом пожалела. Не нашлась сумка с вещами, ранее стоявшая рядом со стулом. Остальной багаж мы с Димкой, не распаковывая, сунули в шкаф. Ощутив нервную дрожь в руках, я распахнула обе створки и была вознаграждена за это кучей шмоток, вывалившихся на меня в невообразимом хаосе. Откровенно удивившись тому, как вся эта гора уместилась в нескольких спортивных сумках, я легко стряхнула с себя лишнее, перешагнула через новые резиновые бахилы и откинула спустившееся кроватное покрывало. Мое и Димкино нижнее белье, флаконы с шампунем, гелем и жидким мылом, выкинутые из вроде как пропавшей сумки, кто-то зашвырнул под кровать. На Димкиной спортивной куртке возлежал кот и, щуря глаза, делал вид, что суета в доме его не касается. Но по его настороженно расширенным зрачкам и напрягшимся мышцам было понятно: Басурман в любую секунду готов броситься в бой. Или наутек. Как карты лягут. Целая их колода выпала из пачки и рассыпалась веером.

– Терпеть не могу карточные игры! – проворчал Димка. – Ира, зачем нам карты?

– Вкусы меняются. То ли через три года, то ли через пять лет, – растерянно заступилась за меня Наташка. – Иришка решила приобрести карты про запас.

– Ничего я не решила! И никакие карты с собой не брала! Была охота таскать никому не нужную вещь. Понятия не имею, откуда они взялись. Слушайте, я к ним даже не притронусь. Димочка, ты уж как-нибудь сам выгреби все из-под кровати. Только осторожно – там злой кот.

– Наверное, это он сам с собой в картишки перекидывался! Или с покойным дедушкой, который являлся бабуле, – обрадовалась Юлька и протянула к коту руки. Но Басурман, мяукнув что-то, наверняка нецензурное, стрелой вылетел из своего убежища и, петляя между ногами всей компании, исчез в коридоре.

– Боже мой… Мама умерла! – ахнул Юрка и, вцепившись в футболку брата, принялся отчаянно его трясти. – Сашка! Ты понимаешь? Мама умерла!

Наташка проворно отскочила в сторону. Трагическое событие дошло наконец до самых близких людей покойной.

После решительной встряски Сашка в долгу не остался. Повис на брате, парализовав его активность и, стараясь подавить рыдания, придавил Юрика к стенке. Мы растерялись, не зная, следует ли влезать со своими стандартными утешениями в процесс окончательного осознания братьями своего сиротского положения. И правильно сделали. Ибо глубокие совместные переживания сирот быстро переросли в сведение счетов и взаимные упреки. Братьям было не до нас. Они увлеченно вспоминали прошлое, с негодованием вопрошая друг друга: «А где ты был, когда мама…» Далее раскрывались негативные поступки каждого в отношении родительницы. Мы покинули комнату в тот момент, когда братья спорили, кто из них был маминым любимчиком. Похоже, сам факт ее гибели был успешно пережит.

– Не узнаю анестезиолога Брусилова! – сокрушался на кухне хирург Ефимов.

– А ты уверен в том, что хорошо его знал? – спросил Борис.

Вопрос поставил Димку в тупик. Он задумался, почесал макушку и пробормотал, что иной раз сам себя не узнает.

– Это ничего, – погладила его по плечу Наташка. – Главное, чтобы не забывал о своем семейном положении. – И, оглянувшись на меня, добавила: – Надо же, как все удачно сложилось. Теперь и няню по всей деревне искать не надо.

– Не надо… – согласилась я, вглядываясь через окно в приближающуюся к дому машину. Только ехала она не с той стороны, с которой положено. Почему-то катилась из леса, в котором мы с Наташкой позапрошлой ночью едва не заночевали. – Кажется, няня сама к нам приехала. Бедняжка! Не знает, что осталась без работы…

– Да-а-а… – задумчиво протянул Димка. – И так хорошо все начиналось – за здравие. А кончилось… Как по писаному.

– Ну, положим, еще не кончилось. Жизнь продолжается. Давайте считать, что Светлане Никитичне, прими, Господи, ее душу, повезло, – перекрестилась Наташка. – Все-таки до девяноста лет дожила, причем на своих ногах. Пусть и за счет чужого здоровья и нервов. Я надеюсь, ее не за это убили?

– Что вы такое говорите, тетя Наташа? – возмутилась Юлька. – Кому и за что ее убивать?

– Просто «Наташа». Не люблю ходить в тетях. А говорю то, что думаю. И вообще…

– Надо разложить все по полочкам и обсудить, – вмешался Димка. Борис согласно кивнул головой. – Где-нибудь на улице, без лишних ушей. Сворачиваем разговоры. Кажется, это ваша няня по крыльцу топает. Надо бы отправить ее обратно. Наталья, у тебя это получится лучше, чем у других.

– Запросто! – согласилась Наташка и, вытянувшись в струнку, изобразила на лице приветливую улыбку.

Момент появления няни Анны Петровны я прозевала – отвлекла Юлькина нахмуренная физиономия. Определенно, девушка мысленно выпала в другое измерение, поскольку не реагировала на мои попытки ее расшевелить. Только тогда, когда с улицы громко прозвучало басовитое «Здрассте!», Юлька вздрогнула, машинально поздоровалась со мной за руку (я тянула ее к носу заблудившейся в недрах своей души девицы в намерении проверить ее на вменяемость) и уставилась на меня круглыми, как фундук в шоколаде, глазами.

– Откуда он мог знать дорогу в нашу деревню? – еле слышно прошептала она.

– Кто? – также тихо спросила я.

– Дядя Саша. Папа перед отъездом предупредил, чтобы я с ним связалась, и они за мной заехали. Мама возразила – нечего связываться. Если ему надо – пусть сам звонит и узнает маршрут, а я прекрасно доберусь электричкой и автобусом.

– Но вы же приехали вместе, – повысила я голос. Анну Петровну невозможно было приглушить – она бурно убивалась по подопечной.

– Это мы подъехали вместе. Я предварительно дяде Саше не звонила, он тоже не позвонил. Электричкой тащиться не хотелось. Уговорила на поездку Даньку, он гнал всю дорогу, а встретились мы с дядюшкой недалеко от въезда в деревню. Там ручей протекает. Его почему-то речкой зовут. Дядя Саша машину мыл.