Текст книги "Чертовщина за свой счет"

Валентина Андреева
Чертовщина за свой счет

Дверь на лестничной клетке хлопнула со звуком разорвавшегося снаряда. Мы с Аленой вздрогнули и разом отпустили спортивную сумку, которую уже почти застегнули. Молния, лишившись контроля, вернулась на исходную точку. Сумка снова приобрела вид непомерно толстого монстра с разинутой пастью и нахально высунутым языком. В роли языка выступал вывалившийся рукав красного Аленкиного пиджака.

Не успели мы прокомментировать свои догадки по поводу очумевшей двери, как раздался трубный глас Натальи – нашей соседки по лестничной клетке и подруги по жизни:

– Нет, ты не мой сын! Мне тебя подменили в роддоме!

– Ничего страшного, – облегченно вздохнула дочь. – Лешик очередной раз объявлен незаконнорожденным. Наверное, опять постирал носки в стиральной машине.

Ситуация оказалась много хуже. Влетевшая к нам в комнату Наталья пылала праведным гневом. В принципе, нежный естественный румянец никогда не сходит с ее лица. И составляет прекрасное сочетание с таким же естественным пепельным цветом волос, отдающих благородной сединой. Но сейчас этот самый румянец по цвету напоминал злополучный рукав, торчавший из сумки. Красивое лицо подруги было искажено негодованием. Уперев левую руку в бок, она возмущенно жестикулировала правой:

– Нет, ну вы можете себе представить?! – Мы ничего себе представить не могли и поэтому, сидя на корточках перед сумкой, молча хлопали глазами. – Мало того что он только что заявился, так у Мишки сломалась машина, и теперь нам придется шлепать своим ходом! А это значит, что максимум через десять минут уже надо выходить. Если мы, конечно, не рассчитываем догонять свой теплоход вплавь.

Мы не рассчитывали. Поэтому, охнув от свалившейся неприятности, с новым энтузиазмом налегли на несдающуюся сумку.

– Говорила, надо меньше шмоток брать, – расстроенно проворчала я, – вот теперь волоки все это на себе…

– Мам, ну я и так неделю… изо дня в день общую кучку на вещичку сокращала.

– Ну да, сокращала… Только с какими муками! А в спорных случаях, когда из двух вещичек следовало оставить одну, укладывались обе. Во избежание конфликта между ними… И неделю назад эта кучка была высотой с Эверест…

– Что вы тут копаетесь? Кто ж так застегивает?! – Подруга решительно подвинула к себе сумку и навалилась на нее всем телом. – Давайте тяните молнию вверх… Не засте-е-е-гивается… Вы неправильно уложили вещи! Кто ж так укладывает?

– Нет!!! – заорала я что есть мочи. – Не вытаскивай! Все уложено как надо. Я сейчас только Аленкин пиджак суну в свою сумочку, и все застегнется… Не дай бог, опоздаем!

Наташка криво усмехнулась:

– Зря торопитесь! Я ведь еще не все сказала. Мало того что сыночек примчался за десять минут до отъезда с плохим известием об отсутствии транспортного средства, так ему еще приспичило срочно вымыть голову и постирать свои белые брюки. Без них он не мыслит жизни на теплоходе!

И это называется поехать отдохнуть и успокоить нервы!

Начиналось все действительно хорошо. В августе прошлого года нам довелось пережить весьма неприятную ситуацию, связанную с разъездом нашей семьи. Закончилась она моим попаданием в реанимационное отделение больницы и новым воссоединением семьи. Все бы ничего, но время от времени я продолжала вскакивать по ночам в поисках несуществующего в холле трупа, пугая всех домашних. В годовщину известного события муж и сын собирались отправить меня в краткосрочный круиз на теплоходе. Так сказать, радикально сменить обстановку, исключив возможность воскрешения прежних переживаний. Подозреваю, что они собирались воспользоваться моим отсутствием и спокойно отоспаться на даче. После пахотных работ. Моя дочь, пережившая всю трагедию заочно, вопрос со сном решила другим путем: она просто перестала спать. Вернее, засыпать-то она засыпала, но на час-полтора. Потом вступала в свои права бессонница. В принципе, сон уже давно пришел в норму, но Аленка категорически отказывалась отпускать меня одну.

Инициатором поездки являлась Наталья. Именно она подала моему Димке мысль о необходимости отдыха на воде. Вопрос о ее личном участии в плавании не обсуждался. Муж Борис дал «добро» на поездку жены еще до того, как она до конца договорила о своем плане отдыха.

– Кажется, он был счастлив, – с сомнением поведала мне подруга. – Еще бы! Теперь все шмотки будет безнаказанно разбрасывать где попало, рассветы и закаты встречать на рыбалке. А днем радоваться, что я не была тому свидетелем. Грядки для весны надо готовить, а он со своей рыбалкой…

Лешик, узнав о поездке, решил вопрос еще проще: выдал мамочке деньги на оплату своей путевки и попросил не брать некомфортабельную каюту. Пока Наташка думала, с чего начать возмущаться: с некомфортабельной каюты или вообще – с вопроса о целесообразности поездки сына, он добавил:

– Решаете все скоропостижно, а я тут таскайся с вами телохранителем.

Наташкино возмущение достигло крайней точки и лишило ее дара речи. Лешик вовремя смылся, а подруга, придя в себя, наорала на любимую собаку Деньку. Боксериха, насторожив купированные уши, вежливо выслушала монолог хозяйки и привычно зевнула.

– Долго будем копаться? – раздался в коридоре голос Лешика, и Наталья нервно взвизгнула. – Она еще и не одета! – закатил он глаза кверху. – Ну полная безнадега! Решили же, что через десять минут нам выходить. И не хлопай дверью. Надо закрывать форточки – сквозняк. – Последние слова Наталью не догнали. Она уже была в своей квартире.

– Ты решил ехать без штанов? – вежливо обратилась Алена к Лешику.

– Нажаловалась! – скривился он. – Нет, еду в штанах. Досушу в каюте. Вот этот поросенок твоя дорожная сумка?

– Наша. Ваша, уверяю, не меньше. Тебе будет удобно тащить. Вес сбалансирован – мы старались.

Такси поймать не удалось. Решили не тянуть время и отправиться на метро. Лешику пришлось хуже всех. С двумя громадными сумками наперевес и еще одной, небольшой, через плечо, он выглядел внушительным и… весьма несчастным в нашей общей компании. Мы были увешаны только небольшими пластиковыми пакетами и весело щебетали о необходимости прикупить по дороге фруктов. Эх, если бы предположить, чем обернется наш отдых! Я бы весь наш багаж на своих руках, ногах, голове, словом, как угодно, отволокла домой. Вместе с попутчиками.

Собратья по полу и разуму, молчаливо осудив нас взглядами, уступили Лешке место в вагончике метро. И он демонстративно сел. Мы втроем остались стоять в качестве приложения к нашим сумкам. Перекрывая звук движения поезда, по вагону прошлись продавцы шариковых ручек и зубных щеток. На зубных щетках меня заклинило. Я никак не могла вспомнить, взяла ли их с собой. Только ужас перед упрямой застежкой молнией остановил меня от попытки проверить свое сомнение. Алена, не долго думая, купила у молодого человека две зубные щетки. На некоторое время все внимание пассажиров переключилось на нас. Лешик не выдержал и сорвался с насиженного места.

– Решили уравновесить багаж? – с сарказмом вопросил он, нависая над Аленой. – Правильно. А то я чувствую явный дисбаланс.

– Нет, дорогой. Левая рука всегда слабее правой. А щетки – для тебя. Пыль счищать будем. Боюсь еще пара лишних пылинок… и рухнешь под тяжестью багажа.

– Ленка, по большому счету багаж следовало переть тебе, – огрызнулся Лешик. – С твоим весом ниже бараньего закон земного тяготения – мертвому припарка. Есть риск воспарить к облакам. Хочешь, отдам одну сумку? Как балласт.

– Спасибо тебе, родной. За заботу, за ласку, – прочирикала дочь. С твоего разрешения я дополнительно привяжусь к своему баулу, и ты не дашь мне воспарить. Во всяком случае, достаточно высоко. – Большие синие глаза с восторженным восхищением смотрели на Лешика. Только в уголках губ пряталась маленькая хитринка, но Лешик ее не заметил.

– Если хочешь, привязывайся, – вздохнул он и замолчал. Грохот поезда мешал разговаривать тихо. Перепалку с удовольствием слушали окружающие.

Доехав до станции «Речной вокзал», мы застряли на выходе из вагона. Сначала застрял Лешик. Вместе с сумками. Таких туристов, как мы, оказалось немало. Наша сумка зацепилась за чьи-то еще. Вывалившись из вагона, так сказать, в одной связке с рядом других пассажиров, мы долго отцеплялись от лишнего багажа. Какой-то тощий молодой человек, противно подхихикивая, уговаривал свою визгливую подружку оставить сумку Лешику, он донесет ее заодно со своими. Почти все нормальные люди уже давно отцепились, и только эта девица, возмущенно пища, судорожно дергала за ручку своей сумочки, пытаясь оторвать ее от массивной пряжки с ремешком, надежно охранявшей боковой карман нашего монстра.

– Ну оторвешь же застежку, болезная! – вмешалась Наталья. – Лови свою контуженую, – рявкнула она хихикавшему юноше. И легко отшвырнула к нему девицу. Он явно не ожидал такого маневра. Я тоже. Но он хотя бы успел инстинктивно развести руки в стороны. Я – нет. Завязывала шнурок на кроссовке. Сладкая парочка кувыркнулась через меня довольно ловко, тем не менее некоторое время мы валялись в кучке, поднимая и снова роняя друг друга. Пытавшаяся помочь родной мамочке Алена вспорхнула мотыльком и сразу же пополнила нашу безумную компанию. Лешик кинулся было на помощь, но она уже пришла со стороны. Молодой человек с фигурой культуриста моментально поставил нас на ноги. Даже не поблагодарив его, восставший коллектив ринулся сводить счеты с Натальей.

Лешик успел отцепить оторванный ремешок дамской сумочки от пряжки. Сама сумочка была в руках у мамочки. Наталья, сидя на корточках, нервно сгребала в нее остатки косметики, живописно разлетевшиеся по плиточному полу. Было очевидно, что косметики у пострадавшей больше нет, по моему прогнозу, девушке следовало разразиться истерикой. Но она растерянно молчала. Ее спутник незаметно исчез.

Наталья, уложив последнюю вещичку, молча протянула ее девице. Взгляд подруги красноречиво выражал крайнюю степень возмущения. Это меня не удивило. Наталья виртуоз в создании конфликтных ситуаций. И я еще не знала случая, когда последнее решающее слово осталось бы не за ней.

Мне стало жаль девчонку, которой отроду едва ли исполнилось восемнадцать лет. Она, красная от смущения, стояла под уничижительным взором подруги, упорно не отрывая глаз от черной сумочки из искусственной кожи. Ее руки бестолково пытались вернуть на место вырванные «с мясом» колечки крепежа ремешка. Рядом стоял Лешик с самим ремешком, уже явно бесполезным.

– Сила есть, ума не надо. Замечательные слова! – язвительно выдала я, отряхивая брюки на коленях.

Девчонка исподлобья взглянула на меня и поправила левой рукой крашеные белые волосы, лесенкой спускавшиеся на плечи. Ей бы немного меньше краски на физиономию. Косметика надежно скрывала приятные черты лица.

– Вот я сейчас дойду до первого милиционера и сообщу ему о тебе, красотка, – зловеще протянула Наталья.

Девица подняла голову и испуганно пискнула в никуда:

– Колян!

– Твой Колян – козел, умнее тебя! Его забава?

– Это не то, что вы думаете, – торопливо заговорила красотка. – Это просто так, поломанное… Мне на зажигалку переделали.

– Хороша зажигалка! А главное удобная! Даже в косметичку не помещается. Курить, а тем более прикуривать от такой зажигалки вредно для здоровья. Особенно окружающих. – Наташка фыркнула и, окинув нас еще не оттаявшим взглядом, скомандовала: – Вперед, завалящие вы мои! Есть угроза новой свалки! Подходит очередной поезд.

«Ну надо же, как мы своевременно рванулись в сторону эскалатора», – подумала я, стоя на его ступеньках. Внизу росла и ширилась большая толпа пассажиров. Все внимание Натальи и Алены было приковано к Лешику и сумкам. Наталья страховала сына снизу. Дочь – сверху.

Небольшой толчок заставил меня ткнуться подруге в спину. Эскалатор встал.

– Граждане пассажиры, – раздался металлический голос дежурной, – эскалатор временно остановлен по техническим причинам. Во избежание несчастных случаев просьба держаться за поручень

– Нет, сегодня у нас точно тридцать второй день месяца, – с тоской произнес Лешик. – Ни за что не пойду пешком.

Снизу ловко поднималась вереница молодых людей. Около нас движение парализовалось. Наталья, одной рукой держась за поручень, вторую уперла в бок, демонстрируя полную решимость стоять на страже нашего багажа.

– Ну в чем там дело? Почему затор? – раздались возмущенные голоса. – Уберите свои вещи. Наставили тут, как у себя дома, – надрывался рядом со мной какой-то тип в белой кепке.

Только я приготовилась извиниться, как подруга, развернувшись всем корпусом ходового сорок восьмого размера, сделала громкое объявление:

– Спокойно граждане. Наверху таможенный досмотр. Задержаны лица кавказской национальности с гранатометом.

На несколько секунд толпа притихла. Затем новость стала горячо обсуждаться, и это напомнило стихийный митинг.

Лешик схватился за голову и потребовал от матери прекратить разжигать национальную рознь, но ее лицо светилось безмятежным счастьем. В это время и тронулся эскалатор. Я снова ткнулась в спину Наташке.

Выйдя на улицу, наша основная тягловая сила с возмущением брякнула поклажу на асфальт и объявила забастовку. Наташка с достоинством выслушала все обвинения сына в свой адрес, а когда они иссякли, поправила у сына воротничок рубашки и сказала со вздохом:

– Отдохни, дружок. Мама пойдет за фруктами. – Видя, как у кровиночки вытянулась и перекосилась физиономия, торопливо добавила: – Ириша, ничего не поделаешь. Вся тяжелая работа, как всегда, нам с тобой. – И, подхватив меня под руку, шустро рванула к ближайшим палаткам.

Лешик чертыхнулся, подхватил сумки и, коротко бросив Алене:

– Догонят… – полетел вперед с приличной скоростью. Она со всеми пакетами, пакетиками и сумочками осталась в одиночестве.

Как вскоре выяснилось, долгим оно не было. Когда мы вернулись, моя дочь испуганно отбивалась от какого-то занюханного господина, усердно предлагавшего свою помощь по доставке вещей «куда надо». Едва она успевала вырвать у мужичонки один пакет, настойчиво уговаривая его идти своей дорогой, как он тут же хватал очередной. Оба практически не разгибались.

В какой-то момент господин поймал в поле зрения Натальину кроссовку, носком которой она многозначительно постукивала об асфальт. Не выпрямляясь, снизу вверх и как-то боком он медленно окинул взглядом всю фигуру подруги и, вернувшись взглядом назад, сказал ее кроссовкам:

– Я только помочь хотел… Смотрю, стоит бедняжка… Худенькая такая, а вещей много…

– А у тебя, как я погляжу, вещей мало! – рассвирепела Наталья. – Вот и катись отсюда… налегке!

Господин смущенно улыбнулся, суетливо поправил на плече спортивную сумку и, почему-то пятясь задом, покинул наше общество. Прощально сверкнув белыми носками из плетеных коричневых сандалий. Может быть, и вправду хотел помочь?

Раздумывать было некогда. Мы бодро пошагали в сторону Речного вокзала, надеясь догнать Лешика. Не догнали. На собственной злости, как на крыльях, он в рекордно короткий срок покрыл это расстояние и уже расслабленно встречал нас у входа.

По пути Наталья объяснила, что именно возмутило ее в содержимом сумки бедной девицы. Выяснилось, что, сгребая в сумку рассыпанную косметику, она заметила рукоять маленького пистолета. У Натальиного мужа такая же зажигалка, правда он ей не пользуется. Для успокоения она показала находку Лешику, и тот пофигистски махнул рукой – игрушка!

– Между прочим, – с достоинством произнесла подруга, – я этой девице двести рублей сунула в ее дерматиновую кошелку. В возмещение материального ущерба. Иначе бы она с этой сумкой стала мне являться в кошмарных снах.

В здании вокзала было прохладно и тихо. Небольшие группы пассажиров обособленно стояли в разных местах, но создавалось впечатление, что здание пустует.

Мы поторопились выйти к причалу. Вот там уже ощущался праздник предстоящего плавания. По всей линии причала стояли белые красавцы-теплоходы. У трапов толпился разномастный народ. Непоседливые дети, вывернувшись из рук родителей, ослабивших железную хватку, носились друг за другом. Почему-то никто не знал, где стоит наш лайнер.

Лешик, бросив свою ношу, без которой уже как-то и не смотрелся, понесся вдоль причала разыскивать наш корабль. Через пять минут выяснилось, что он стоит третьим по счету – после двух четырехпалубных красавцев, а потому и не виден. На причале сам по себе красовался белый круглый знак на ножке. Очень похоже на торшер. Надпись красными буквами в два ряда предупреждала: «Проход воспрещен. Опасная зона».

– Наверное, заминировано, – равнодушно проронила Аленка.

Чувствуя радостное волнение, мы преодолели два роскошных холла теплоходов и вступили на палубу нашего «Николая Корягина». Радость померкла сразу же. На смену пришла полная растерянность. Теплоходик был маленький – двухпалубный. И после шикарных соседей вызывал чувство жалости и ущербности. В основном к нам, любимым. Очередную порцию разочарования добавил неосторожный жест Алены. Она с сомнением потрогала поручень палубы, и деревянный брусок сантиметров двадцати остался у нее в руке.

– Не трогай ничего, сломаешь, еще утонем, – зашипела я на нее и заглянула в холл. Наталья с Лешиком получали ключи от наших кают и нас не видели.

Алена растерянно уставилась на сувенирную часть поручня, потом торопливо вернула ее назад. У меня зародились смутные сомнения в надежности нашей посудины. Но я их быстро подавила. Наталья, побрякивая ключами, радостно улыбалась из холла. Не стоило портить ей праздник.

По мере приближения к нашей каюте усиливался какой-то неприятный запах. Как оказалось впоследствии – солярки вкупе с машинным маслом. Сама каюта очень удачно расположилась почти напротив двери в машинное отделение. Спасаясь от мерзкого запаха, мы поторопились нырнуть в свои апартаменты, и, как оказалось, зря. Дивный аромат пропитал все, что только можно, включая постельное белье. Кондиционер отсутствовал. Бросив вещи, кинулись открывать окна, но тут же с визгом отскочили обратно. В углах квадратных окошек, не обращая на наши вопли никакого внимания, старательно обживались упитанные пауки.

Пауков я боюсь с детства. Они, независимо от размера, вызывают у меня чувства омерзения и панического страха одновременно. Вплоть до потери сознания. Аленка боится этих членистоногих не меньше меня. Однажды в деревне, куда уезжает на лето моя свекровь, мы полдня просидели дома, не решаясь выйти на улицу через дверь, над которой основательно занимался своим ремеслом паук-крестовик. Как выяснилось впоследствии, паук находился на содержании моего сына Славика, который, отдыхая на каникулах, откармливал милягу отборными мухами.

Не сговариваясь, мы вылетели из каюты и решили пойти в гости к Наталье и Лешику. Последнего планировалось задействовать в качестве эвакуатора паучьего семейства.

Каюта наших друзей располагалась по другую сторону машинного отделения. Соляркой не пахло. И почти напротив находился титан. Я вздохнула. Хоть им повезло.

Войдя в каюту, я сразу же увидела Наталью с огненно-красным лицом. Выяснить почему – не успела. В каюте был температурный режим сауны, и я мгновенно покрылась потом. Алена предусмотрительно нырнула в санблок, включила холодную воду и, намочив носовой платок, без конца протирала им лицо. Лешик, открыв окна, пулей вылетел в коридор. Дочь выскочила за ним. Я не могла, не имела права бросить подругу и спастись бегством.

– Ну почему мне все время не везет, – со слезами и надрывом в голосе простонала Наталья. – Даже за свои деньги отдохнуть по-человечески не удается. У вас, конечно, такого ужаса нет. Не понимаю, нас что, снизу поджаривают, что ли?

– Не расстраивайся. Пойдем к нам, сразу успокоишься. А оттуда – на палубу. Скоро отплытие. Надо взять видеокамеру.

– Слушай, а как же окна? Их нельзя оставлять открытыми. Влезет кто-нибудь… Ну и пусть влезет! Может, сварится… Я только кошелек возьму.

На подходе к нашему номеру Наталья окончательно успокоилась. Судьба и турагентство распределило нам неудобства поровну. Пауки с помощью Лешика уже сменили место жительства, и свежий воздух палубы отравлялся запахами солярки и машинного масла, поставляемого нашей каютой. Пассажиры, дефилирующие мимо открытых окон, удивленно принюхивались и, сморщив носы, торопливо уходили прочь. Крепла уверенность, что нас не будут беспокоить нудные разговоры отдыхающих на палубных креслах пассажиров. Все имеет свою прелесть. Закрывать окна мы не стали.

Детки совсем не расстроились из-за плохих жилищных условий и ускакали на нос корабля. Слегка подавленные, мы поплелись следом. Наталья сквозь зубы запела:

– «На палубу вышел – сознанья уж нет. В глазах у него помутилось. На миг увидал ослепительный свет…»

– И челюсть сама отвалилась, – перебила я ее. – Ну что теперь делать? Может быть, есть свободные каюты? В крайнем случае, доплатим.

Но администратор, закончившая свою миссию по размещению пассажиров и собравшаяся покидать ответственный пост, легко отделалась от нас профессиональной улыбкой и не менее профессиональной фразой, что свободных кают, к сожалению, нет.

На палубу мы выбрались в тот момент, когда наш белокрылый лайнер сильно затрясся и начал осторожно отчаливать. Из динамика вырвались звуки простуженного марша «Прощание Славянки», но тут же оборвались. Предприняв две безуспешные попытки, динамик наконец выдал продолжение. Мы уверенно покидали Северный речной вокзал. С причала усиленно махали руками провожающие. Появилось даже чувство, близкое к душевному подъему. Здание речного вокзала, похожее на старый двухпалубный пароход начала двадцатого века, медленно удалялось. Ситуацию немного подпортил проливной дождь, хлынувший из подобравшейся исподтишка тучи. Но ненадолго. На память остались мокрые поручни и небольшие лужи в доступных местах палубы. Тоже ненадолго. Трое корабельных спецов с тряпками в руках прошлись по палубе, насухо вытирая поручни. Вслед за ними команда из двух человек ловко размазала во все стороны лужи. Скопившиеся в холлах туристы, захваченные этим великолепным зрелищем, потихоньку стали выползать на свежий речной воздух.

– Во! – прокомментировала процесс уборки пробегающая мимо Аленка. – Чудо швабры!

Наталья увлеченно снимала процесс отплытия, мазохистски комментируя события сегодняшнего дня.

Народ стал потихоньку разбредаться по каютам. Динамик, разделавшись с «Прощанием Славянки», торжественно приветствовал туристов на борту корабля, многообещающе пожелал всем хорошо отдохнуть и пообещал вскоре пригласить на ужин. В двадцать один ноль-ноль планировался захватывающий вечер знакомств.

Мы старательно облазили весь теплоход. Особенно поразила взор корма на главной палубе. Вернее, то ее место, которое было отгорожено железной перегородкой. Там живописно располагались мусорные бачки, какие-то ободранные бревна и солидный мангал для шашлыков.

– Господи, они (имелась в виду команда лайнера) будут шашлык прямо на палубе жарить? – ужаснулась я. Наташка в очередной раз оторвалась от камеры и задумалась.

– Ну да, наверное. Видишь, бревна на дрова приготовили? Вообще-то я думаю, это не положено. По правилам техники безопасности. Но кто их знает… Напьются, и море по колено.

– Московское?

– Любое. Кто их тут контролирует?

– Слушай, что-то мне окончательно разонравилось отдыхать, – вздохнула я. Может плюнем на все и выйдем в Дмитрове?

Наташка задумалась и предложила:

– Давай сначала плюнем на все и поужинаем. А там посмотрим.

Небо подозрительно стало темнеть. И причиной этому был вовсе не стремительно вступающий в права вечер. Легкомысленный ветерок ощутимо менял характер. Стало холодно, несмотря на куртки. И мы, не сговариваясь, отправились в спасительное тепло.

Из дверей холла на нас вывалилась девица. Она неслась вперед, оглядываясь назад, не видя, куда летит. Наташка едва успела схватить ее за шиворот, чтобы прочесть нотацию. Но сразу же забыла о своем намерении, поскольку удивилась не меньше меня. Именно в компании этой красотки я валялась на мраморном полу метрополитена.

Девица вытаращила на нас испуганные глаза, ловко вывернулась и понеслась дальше. Мы с подругой переглянулись, и я прокомментировала:

– Наверное, у нее что-то в голове стряхнулось, когда ты зашвырнула ее к приятелю.

Наталья недоуменно пожала плечами:

– Скорее всего, это последствия родовой травмы.

Посторонние технические запахи почти выветрились из каюты, зато появилась легкая вибрация. Из двух зол – это было меньшее. И я решительно стала приводить себя в порядок.

Санблок оказался компактным и уютным. Все не так уж и плохо. И не надо никуда торопиться, заботиться об ужине… Посмотрев на себя в зеркало, я осталась довольна своим видом. Пожалуй, по возвращении надо будет немного укоротить стрижку. Нет, я определенно выгляжу моложе своих сорока пяти. Надо же, почему-то стали темнеть волосы. Наверное, к старости стану натуральной брюнеткой. А ведь были светлые – как у Аленки. Дочь вообще красивая девочка. Определенно в меня. Только глаза у нее синие, как у папы. А у меня – серо-зеленые.

Я вспомнила, как лет пятнадцать назад вот так же стояла перед зеркалом и мысленно старалась понравиться самой себе. Это не очень удавалось. И я прибегла к помощи мужа, старавшегося вставить какую-то маленькую фигушечку в какую-то неприглядную прибамбасину от автомашины. Мне было скучно в дурацком пансионате. И я, что называется, маялась дурью.

– Дима! Димон! – громко окликнула я мужа. Тот испуганно приподнял голову и вопросительно посмотрел на меня. – Я вот смотрю на себя в зеркало и думаю: какая же я хорошая!

Несколько секунд недоумения на лице любимого, и он смачно плюнул. Фигушечка из прибамбасины опять вылетела. Я тогда была жутко довольна. Вообще-то я не любительница торчать перед зеркалом. Три минуты на макияж – и бегом на работу. Но от безделья…

– Ма-а-а? – раздался негодующий голос дочери. – Куда вы слиняли?! Все уже в ресторане сидят, а мы все бегаем, вас с ключами ищем! Лешка, ну что стоишь? Иди, перехватывай свою мамочку, пока не унеслась. Их вообще нельзя оставлять, тем более вдвоем. Говорила же тебе, вместе они неконтролируемы.

Через пять минут мы чинно восседали в ресторане за красиво сервированным столом. Обстановка была более чем приятной, а еда – более чем вкусной. Бокалы с сухим вином окончательно разрядили обстановку. Мы неторопливо ужинали и так же неторопливо изучали пассажиров соседних столиков. Алена, наклонившись ко мне, прошептала:

– Узнаешь? – и выразительно показала глазами на спину какого-то седого мужчины.

Он немного повернул голову в сторону, и я узнала пожилого мужчину, пытавшегося навязать свою помощь дочери в перемещении многочисленных пакетов. Стало как-то не по себе. Мужчина неожиданно развернулся, увидел нас и добродушно поздоровался. Я ответила не очень уверенным кивком головы.

– Он занимает каюту на нашей палубе, – тихонько пробормотала мне дочь. – Мировой дядька. Один из старейших работников пароходства. Ему путевку бесплатно выделили. Плывет по местам трудовой славы.

– Здра-а-авствуйте! А я приняла вас за бомжа! – громко приветствовала подруга старейшего работника речного пароходства.

Все окружающие моментально уставились на беднягу. Он вжал голову в плечи и нервно заерзал на стуле.

– Ну что вы, – вступилась за него официантка. – Алексей Иванович бывший капитан нашего теплохода. Один раз в навигационный сезон плавает с нами почетным пассажиром…

Мы, как по команде, уставились на официантку.

Рослая девица с прекрасной фигурой и великолепными длинными ногами, но вот личико… Больше всего оно напоминало морду лошади. Из-за массивной нижней челюсти, от которой мы просто не могли оторвать глаз. Девушку, как выяснилось, звали Алиной. Она ласково улыбнулась, и я внутренне вздрогнула. Лучше бы она этого не делала.

– Кинг-Конг! – приклеила Наталья ярлык официантке, едва она отошла. – А все-таки хорошо! Даже мороженое дали. Кстати, а в кого оно уже не лезет? Или лезет с трудом? Могу протянуть руку помощи. – И, не дождавшись ответа, постаралась умыкнуть креманку с мороженым у сына.

Я тут же протянула ему свою. Алена решила поделиться со мной. В это время у Натальи проснулась совесть, и она с тяжелым вздохом передвинула креманку Лешика Аленке. Мороженое перемещалось по кругу не один раз. В конечном итоге подруга слопала дополнительно две порции, чьи – было уже не понять. Нам с дочерью хватило одной креманки на двоих.

Допивая сок, я от нечего делать попыталась отыскать глазами взбалмошную девицу, с которой судьба столкнула нас в метро. Но не нашла. Странно, у нее с собой не было никаких вещей, кроме злополучной сумочки. Может быть, они были у ее друга? Хотя нет, он валялся рядом без вещей. А как она вылетела на нас из холла! Как будто спасалась или скрывалась от кого-то…

– Алиночка, мы вас очень просим увеличить нам порцию хлеба. Нам бы хотелось взять несколько кусочков с собой, – отвлек меня от размышлений голос практичной Натальи, – вдруг нам захочется попозже кофейку с бутербродами.

Алина снова улыбнулась и мягко кивнула головой в знак согласия, а я поспешно отвела взгляд от ее лица.

– На вечер знакомств пойдем? – обратилась подруга к расслабленному после еды коллективу. Все отрицательно покачали головой.

Где-то далеко позади темное небо расцвечивалось всполохами молний. Очевидно, гроза была сильной, но раскатов грома слышно не было. Покинутая Москва явно умывалась дождем. Как хорошо, что не надо мыть посуду! Эта мысль приятно согревала душу, как и предвкушение удовольствия от возможности полежать и почитать книгу. Наталья, вероятно, была одержима той же мечтой. На ее физиономии светилась отрешенная улыбка удовольствия. Молодежь, заклеймив нас позором, решила гулять.

В каюте была приятная прохлада и благая тишина. Аленка, напялив теплый свитер и ветровку, упорхнула. Я достала коробку конфет с ликером и машинально подумала: надо было предложить остальным.

Съесть конфету мне не удалось – я ею подавилась. Причина имела материальное обличье – все той же встрепанной девицы из метро. Похоже, она была специально ниспослана кем-то, чтобы не дать мне расслабиться и отдохнуть. Влетела она столь молниеносно, что я невольно раздавила конфету во рту, часть ликера потекла по подбородку, остальной частью вместе с шоколадом я поперхнулась, что вызвало жуткий кашель. Хаотично замахав руками, я подумала: это наказание за попытку слопать конфеты в одиночестве. Что поделаешь, конфеты в коробках – моя слабость. Как у Наташки – мороженое.

Девица, не обращая на меня никакого внимания, хотя это, на мой взгляд, было ну просто невозможно, шмыгнула в туалетную комнату. Минуты три я приходила в себя, пытаясь унять удушливый кашель минеральной водой, и, вытирая слезы, мысленно поминала нехорошими словами виновницу моего состояния. Та вообще не подавала никаких признаков жизни.