Текст книги "Татуировка на запястье руки"

Уверенная в том, что Василий поддержит родителей Алексея, а ее родители будут нянчить ее сыночка, девушка, пристегнув ремень безопасности в самолете и закрыв глаза, думала о предстоящей встрече со своим единственным и любимым человеком. Она думала об одном: только бы он не умер, а любого его искалеченного она не оставит до конца своей жизни.

Выходя из здания аэропорта в Москве, девушка подошла к справочному окошку. Приветливо улыбаясь, сидящей за ней уже не молодой женщине, спросила: – Простите, вы мне не подскажете, как добраться до госпиталя Бурденко?

– Женщина, не поднимая головы от бумаг, ответила:

– Мы справок по городу не даем, мы справочная аэропорта! – Но, увидев расстроенное лицо девушки, сказала. – Я вам на бумаге начерчу, как добраться до госпиталя. – Она быстро начертила путь следования и, протягивая листок провинциалке, сказала. – Когда выйдите из автобуса, там спросите, госпиталь вам покажет любой москвич.

Маруся, поблагодарила женщину, села в автобус и через пару часов она уже стояла у входа в госпиталь имени Бурденко. Прочитав в душе молитву «Отче наш», как учила в детстве бабушка, она смело шагнула на территорию госпиталя. Больше часа она ходила между корпусами лечебного учреждения, когда, наконец, нашла нужное здание.

С замирающим сердцем Маруся открыла дверь в палату, где лежал ее любимый человек. Постояв несколько секунд на пороге, она увидела – почти у окна палаты, на специальной койке под капельницей лежал тот, к кому словно птица рвалась ее девичья душа. Она несмело подошла поближе к койке, на которой лежал капитан с забинтованными в гипсе обеими ногами и подвязанными к какому-то странному приспособлению. Голова больного тоже была забинтована. Маруся тихонько, едва передвигая ноги, подошла к постели Алексея. Она медленно, чтобы не разбудить его, опустилась перед ним на колени и, прижавшись губами к его левой руке, дала волю слезам. Капитан молча открыл глаза, запустив левую руку в пушистые волосы девушки и, потягивая носом идущий от них запах, сказал:

– Твои волосы, как и при первой нашей встрече, пахнут полевыми цветами.

– Это, Алеша, потому, что я мою голову цветочным шампунем, – шепотом сказала Маруся.

– Зачем ты приехала? Я ведь отцу позвонил и сказал, чтобы ты ушла обратно к своим родителям. Я с тебя снимаю обещание ждать меня с моря. Ты молодая, красивая, зачем тебе такой калека, как я?

Маруся молчала и по-прежнему продолжая держать руку капитана у своих губ. Потом прижала ее к своей груди и сказала:

– Мы с сыном тебя не оставим, даже если ты от нас полностью откажешься. Я, Алеша, тебя люблю. Я тебя верно ждала. Я тебе родила здорового и очень красивого сына, а ты меня отвергаешь. Если у тебя ко мне ничего серьезного не было, то я тебе себя не навязываю. И, как только ты поправишься, я тебя беспокоить своим присутствием не стану. А сейчас тебя в Калининграде ждут твои родители и твой маленький сын. И я буду находиться у твоей постели, пока ты не станешь на ноги. – И она молча вышла из палаты.

Разыскав лечащего врача, Маруся стала его со слезами просить разрешения ночевать ей в палате больного Алексея. Врач увидел в почти детских глазах мольбу:

– Я разрешу поставить в палате больного вам раскладушку, но она будет в палате стоять только в ночное время. Днем вы ее будете убирать в чулан. Кроме того, вы будете выполнять все обязанности санитарки.

– Хорошо! Поверьте мне, я буду делать все как надо и никому в палате мешать не стану. Я буду строго выполнять все ваши требования.

И девушка сдержала свое обещание. Она мыла в палате полы, меняла больному белье, выносила утку. Кормила его с ложечки и говорила ему самые нежные слова. Иногда, поздно вечером, она включала свой «Ноутбук» и просматривала все новые программы по юриспруденции и налогообложениям.

Однажды, после того, как врачи сняли с головы Алексея бинты, они авторитетно заявили больному, что капитан уже пошел на поправку и за голову ему беспокоиться не следует, сотрясение оказалось не таким уж серьезным. После очередного обхода больных лечащий врач заявил сидящей с больным девушке:

– Если все будет идти так благополучно, то на следующей неделе мы снимем гипс с левой ноги больного, а вот на правой ноге нам еще разок следует провести операцию. – Посмотрев на испуганное выражение лица Маруси, врач спокойно сказал. – Эта уже не такая сложная операция, как те три предыдущие. Когда врач ушел, Алексей упавшим голосом сказал:

– Естественно, после такого количества перенесенных операций в море ходить мне уже больше не придется. А на суше я делать ничего не смогу. Зачем я тебе нужен, такой тяжелый балласт?

– Почему балласт? Мы с тобой зарегистрируем свою фирму, ты будешь директором, а я буду у тебя работать по найму. Будешь заключать договоры, готовить исковые заявления в суды, а я буду в судах отстаивать интересы своих клиентов. И поверь мне, дорогой мой Алеша, я это умею делать хорошо. Я тебе не говорила, что у нас с тобою есть четырехкомнатная квартира в новом доме на первом этаже?

Алексей посмотрел на Марусю с недоверием и сказал:

– Почему-то за тобою раньше не замечал, что ты склонна к фантазиям.

Это, Алеша, не фантазия. Как-то мне позвонил генеральный директор одной очень крупной строительной компании и попросил представлять интересы его компании в арбитражном суде. Я согласилась, но когда ознакомилась с документами, на некоторое время даже растерялась. Дело в том, что эту строительную компанию проверяла за три года выездная налоговая комиссия, и инспектора начислили компании шестьдесят пять миллионов неуплаченного в бюджет налога на НДС и отчислений от прибыли. Бухгалтерская, финансовая и юридическая службы компании, естественно, с актом налоговиков не согласились и написали разногласие. Налоговики подали иск в Арбитражный суд на взыскание якобы не уплаченных налогов в бюджет. Руководитель строительной компании обещал мне заплатить десять процентов от той суммы, которую я выиграю в Арбитражном суде.

Я ознакомилась с делом и пошла к Любови Михайловне Шулениной с просьбой помочь мне разобраться с актом налоговиков. Эта женщина – двоюродная сестра Олега Омельченко, друга детства моего старшего брата Максима. Любовь Михайловна, хорошо изучив акт налоговиков со всеми к нему приложениями, сказала:

– Мы, Машенька, в Арбитражном суде этот акт оспорим. Ты давай серьезно готовься и подготовь для суда на мое имя доверенность.

Разбирательство в суде длилось больше трех месяцев, суд по нескольку раз откладывался по вине налоговиков, которые не являлись в суд. Наконец суд состоялся, он признал иск налоговиков всего на всего на два миллиона рублей, в том числе посчитали пени, набежавшие за три года. А я, прежде чем подписала договор на работу в Арбитражном суде с документами строительной компании, заключила с ними договор, что они мне в течение десяти дней выплачивают вознаграждение в размере десяти процентов от суммы, выигранной в их пользу. И, когда я пришла за своими деньгами, руководство стало крутить. Мол, мы рассчитаемся, но только не сейчас, а попозже и частями. А я им договор на стол и говорю: «Я буду с вами судиться». Тогда они мне сказали, что у них нет свободных денег, все они крутятся в бизнесе. И предложили мне вместо денег в новом доме четырехкомнатную квартиру на первом этаже восьмиэтажного дома по улице Красной. Я, естественно, согласилась на первый этаж, да и к тому же ниже первого этажа имеется еще и цокольный этаж, где размещаются магазины и парикмахерская. Так вот, я решила иметь лучше синицу в руках, чем журавля в небе. Я тут же заключила договор купли-продажи квартиры и составила акт приема-передачи данной квартиры. На второй день получила от нее ключи. Для полной уверенности мой отец заказал сейф двери и мне ее установили специалисты. Так вот мой дорогой, откроем свое дело и в одной из наших комнат сделаем собственный офис.

Алексей улыбнулся и тихим голосом сказал:

– Я даже не догадывался, что ты у меня такая молодая и не по годам умная.

– Да уж, мой дорогой, не обессудь, такую меня мама родила. Я тебе уже однажды рассказывала, что я с раннего детства чувствовала себя намного старше, чем фактически была и всегда чувствовала себя должной помогать всем своим родным и близким.

– Поэтому ты не позволила раньше времени мужчинам заглядывать себе под юбку?

– Ты прав, дорогой. Когда ты ушел в море, я долго не могла понять себя. Как это со мною так быстро и неожиданно произошло.

Алексей пошевелил правой ногой, сказал:

– А это потому, что меня в тот день к тебе привело само небо. Я, когда заблудился на дороге, по которой ездил десятки раз, то даже испугался, подумал, что меня вели лешие.

– Нет, мой дорогой, я думаю, тебя ко мне привел Всевышний. Потому что я тогда была девушка безгрешная, чистая как родниковая вода. – Она взяла руки парня в свои маленькие ладошки и, поцеловав их, сказала. – Я всегда благодарю небо за то, что эти сильные руки меня в те чудные два дня ласкали и прижимали к своему сердцу. В результате чего у нас появился наш замечательный малыш.

От разговора их отвлек вошедший в палату лечащий врач, он посмотрел в лицо больного, и сообщил:

– Завтра мы сделаем последнюю операцию вашей ноги, и после этого вы начнете у меня потихоньку ходить. Кости на ваших ногах срослись хорошо, и нам остается завтра сделать самое малое.

После операции прошло больше двух месяцев, и больному разрешили делать прогулки по территории госпиталя. Усадив больного в кресло, Маруся с нескрываемым волнением покатила его по двору. Не спеша прогуливаясь по асфальтированным дорожкам, она всячески пыталась развеселить парня, который сидел в коляске и, хмурясь, пытался предугадать свое будущее. Маруся читала ему стихи, рассказывала ему всякие небылицы и случаи из своей детской жизни. А потом запела песню, которую в детстве слышала как пел ее дедушка, который, как большинство калининградцев ходил в море:

 
– Чего ты, моряк, приуныл, не поешь,
– Гармонь твоя стонет и плачет,
– И ленты повисли, как траурный флаг,
– Скажи мне, моряк, что это значит.
 

Алеша долго молчал, а потом стал напевать, продолжая начатую Марусей песню:

 
– Я видел его близ Одессы родной,
– Когда в бой пошла наша рота,
– Он шел впереди с автоматом в руках,
– Моряк Черноморского флота.
 
 
– Он шел впереди, всем пример подавал,
– Рождением он был из Ордынки,
– А ветер шумел за широкой спиной,
– И в лентах его бескозырки.
 
 
– Тринадцать ранений хирург насчитал,
– Две пули засели глубоко,
– А бедный, моряк все в бреду напевал,
– Раскинулось море широко.
 
 
– Жене передай мой последний поклон,
– А сыну отдай бескозырку,
– И скажешь ему, пусть идет защищать,
– Меня и родную Ордынку.
 

Катившая кресло с больным капитаном Маруся посмотрела в белое, как полотно лицо парня, поцеловала его и сказала:

– А знаешь, Алеша, как только немного подрастет наш сын, он часто будет примерять твою капитанскую фуражку. – И, не дождавшись ответа, продолжила. – Мой старший брат в детстве часто примерял морскую форму дедушки, иногда отцовскую. А я, подражая ему, надевала широченную тельняшку и расхаживала по комнате в маминых туфлях на очень высоких каблуках.

Алексей улыбнулся, на его щеках появился слабый румянец. Он с восхищением стал вспоминать свое детство, которое почти не отличалось от детства Маруси и ее старшего брата.

– А мы с другом Васькой часто надевали военную форму моего отца капитана второго ранга. Мой отец тоже был моряком, но только военным. Он служил на Черноморском флоте. Потом его направили на Балтийский флот. Отец ушел в запас в расцвете своих мужских сил.

– А тебе приходилось бывать в тех местах, где служил Василий Дмитриевич Дьяченко?

– Нет, дорогая, на Черном море мне не пришлось плавать. Мои суда бороздили воды Атлантики и Тихого океана. Много раз бывал в Индийском океане, а теперь вот моя инвалидная коляска бороздит территорию госпиталя. – Заметив на лице девушки печаль, он собрался с силой и, чтобы успокоить и без того уставшую девушку, бодрым голосом, сказал. – А теперь мне не страшна беда. Теперь мне океан вода, когда со мною рядом находится моя боевая подруга.

– Это, мой родной, судьба всех моряков и военных и гражданских. Тебе не надо рассказывать, что произошло с судьбами моряков Балтийского флота после развала Советского Союза. Но Балтийскому флоту досталось не так сильно, потому, что в этот страшный для всех флотов период флотом командовал одаренный и мудрый человек – адмирал Егоров. Он сохранил флот, сохранил кадры и в самые трудные месяцы жизни новой России флот Балтики даже ни на один день не потерял свою боевую готовность. Если сказать кратко Балтийский флот гордится тем, что в это трудное для России время им командовал одаренный качеством флотоводца адмирал Егоров. – Маруся поняла по горящим глазам Алексея, что она затронула самую больную, самую актуальную тему.

– Ты, Маруся, далека от истины, а я хорошо знаю, что натворила местная мафия с гражданским флотом, рыбным флотом. Захватившие всю рыбную индустрию дельцы растащили флот по чужим государствам. Мне очень часто приходилось видеть калининградские морские суда под чужими флагами. На этих судах по-прежнему работали команды калининградских моряков. Ведь наша область – это кузница кадров, в ней три морских училища. Одно из них военно-морское, а два – гражданских. И вот получилось так, что наш регион готовил кадры для заграничных государств. Если бы только ты, родная, знала, сколько мне в заграничных портах приходилось встречаться с нашими арестованными судами и полуголодными и бесправными калининградскими моряками.

Маруся дождалась, когда парень выплеснет всю свою накипевшую боль, сказала:

– То что, Алеша, ты мне рассказываешь, наша семья перенесла на себе. Отец остался без работы, мой старший брат Максим вот уже три года не подает о себе ни одной весточки. Его друг Олег пропал в море, вот уже пошел шестой год. Родители Олега, тоже моряки, остались без работы и не перенесли потерю сына, а в скорости один за другим ушли в мир иной. Отец Олега ходил в море старпомом, мать на том же судне работала шеф-поваром или, как там у вас на флоте называют, коком. Она окончила торговый техникум и с первых же дней после его окончания ушла вместе с отцом в море. А вот Любовь Михайловна Шуленина, которая мне помогала в суде бодаться с налоговиками, двоюродная сестра Олега. Она Максиму и Олегу помогала в школе по физике и математике. Ну, хватит капитан Дьяченко, нам заниматься историей нашей морской державы. Давай мы с тобою начнем потихоньку ходить! – И тут же подставила ему свое худенькое девичье плечо.

Больной не спеша оперся, держась за костыль, со страхом оставил свою коляску. Маруся, поддерживая его, боялась даже говорить. Когда парень сделал несколько шагов и, тяжело дыша, остановился, Маруся, посмотрев в его бледное лицо, покрытое крупными каплями пота, сказала:

– Начало, мой дорогой, положено! Мы каждый день будем с тобой тренироваться. А сейчас мы сядем в наше уютное кресло и немного отдохнем.

– Нет! – сказал Алексей. – Я уже отдохнул, давай мы дойдем вон до того куста, – показал он глазами на аккуратно подстриженный куст.

И так они с небольшими передышками прошли более ста метров.

– Вот что, мой дорогой, – глядя на часы, сказала девушка. – Нам с тобою пора обедать, а после обеда мы снова будем делать небольшие прогулки.

После первой прогулки на улице прошло чуть больше месяца. Алексей с костылем и уже без помощи Маруси стал ходить по палате. Настроение у него значительно улучшилось, и от постоянных прогулок на солнце его лицо и руки покрылись слегка легким загаром. Алексей был благодарен Марусе за заботу. Обнимая девушку, он говорил ей такие ласковые слова, что у Маруси от них замирало сердце. И вот наступил день, когда лечащий врач, войдя в палату, сказал, обращаясь к больному:

– Ну что, Алексей Васильевич, завтра мы вас выписываем. Вы уже совершенно здоровый!

Алексей, приветливо улыбаясь, поблагодарил врача.

– Спасибо вам, дорогой доктор! Вы меня спасли, вы меня вернули к жизни!

– Да что благодарить, – махнул рукой хирург. – Это наша работа. Вы лучше благодарите свою жену, вашего Ангела хранителя.

В этот же день Маруся впервые оставила одного в палате мужа, а сама пошла в кассу аэрофлота, купить билеты на самолет до Калининграда.

Возвратившись снова в палату, она намыла свежих фруктов и, укладывая их на стеклянное блюдо, сказала:

– Угощайся, дорогой, фруктами, тебе сейчас нужно усиленно питаться, особенно требуются для тебя витамины. А знаешь, Алеша, за день до твоего возвращения с моря мне приснился страшный сон, который я до сих пор вспоминаю со страхом. Приснилось мне, дорогой мой, что якобы я тебя встречаю с сыном в аэропорту «Храброво». Стоим мы с сыном и через стекло смотрим, как из самолета по трапу выходят пассажиры. Я говорю Саше, что сейчас выйдет из самолета твой папа. Если увидишь человека в морской форме капитана, значит это твой папа. И вдруг вижу, ты вышел из салона самолета, снял с головы фуражку и поднял голову к солнцу, а в это время из салона самолета, выбегает женщина в белом подвенечном платье с фатою на голове. Она, обхватив тебя за шею, стала прижимать к себе, а ты повернулся к ней и стал ее целовать. На этом я проснулась и поняла из своего сна, что у тебя давно была близкая женщина. И что она тебя ждала, а ты был этой встрече очень рад. Я, конечно, ничего и никому не говорила. А когда от тебя несколько дней не было известий, подумала, что, я верно ждала чужого мужа. У меня в уме постоянно крутились слова песни «Красивая и смелая дорогу перешла, черешней скороспелою любовь ее была». Но когда узнала, что ты лежишь в госпитале, поняла, что в моем сне невеста в белом была твоя неожиданная болезнь.

Алексей обнял девушку за плечи, сказал:

– Женское сердце, оно всегда чувствует что-то экстремальное. Вот именно так со мною и было, как ты видела в своем сне. Я только вышел из салона самолета на трап, сделал всего несколько шагов и вдруг меня сзади кто-то подсекает. И я со всех ног лечу кубарем вниз по трапу, очнулся только в госпитале. Придя в себя, я позвонил отцу и сказал, что Маруся пусть меня больше не ждет. Я искалеченный, больше ей не буду интересен. И я освобождаю от обязательства, данного мне перед уходом в море. Выключив телефон, я подумал: «Теперь целовать она будет другого мужчину, а он будет ее любить». Эти мысли не давали мне покоя. Я забывал о тебе только когда был под наркозом. Но когда ты опустилась на колени перед моей койкой и поднесла мою руку к своим губам, я понял, что ты моя на всю оставшуюся жизнь.

– Я, Алеша, когда узнала, что ты лежишь в госпитале, забыла о своих родных, забыла о своем маленьком сынишке. У меня была только одна мысль, – если Алеша не выживет, то мне на этом свете больше жить не надо. – Она протянула руку к стеклянной вазе и, взяв из нее крупную краснобокую грушу, положила перед парнем и сказала. – Завтра у нас будет трудная дорога и тебе надо накопить больше сил.

Алеша посмотрел на худенькую девушку, подумал: «Милая моя, ты такая еще юная девушка и откуда ты только черпаешь силы, чтобы меня поддерживать и морально и физически?»

– Завтра мы будем, мой родной, дома. А там ты даже стены помогают.

На следующий день капитан Дьяченко, опираясь правой рукой на костыль, не спеша открыл заднюю дверь такси, помог усесться в салон автомобиля Марусе, сам он для удобства еще не совсем здоровой ноги, уселся на переднее сидение рядом с водителем. По пути в аэропорт были огромные пробки, но расчетливая Маруся вызвала такси за восемь часов до отлета их самолета. В аэропорту «Шереметьево» они зарегистрировали свои билеты и, не спеша, прошли в салон самолета, который летел до их родного Калининграда.

Когда самолет набрал нужную высоту, Маруся закрыла глаза, стала думать о доме. Ей не терпелось взять на руки сынишку и извиниться перед ним за то, что она оставила его на такое длительное время. Наблюдавший за девушкой капитан думал: «Не мог себе даже представить, что буду так безумно любить эту женщину. И за какие такие добрые дела Всевышний послал мне, грешному, в жены эту красивую, сильную женщину?» Маруся открыла глаза, сказала:

– Я, Алеша, боюсь, что мой сын меня уже забыл.

Капитан взял в руки маленькие ладошки девушки, сказал:

– Твои маленькие пальчики ни твой сын, ни твой муж, ни когда не посмеют забыть.

В аэропорту «Храброво» их встречал Василий. Ожидая, он по привычке крутил ключи от автомобиля на указательном пальце и, обнимая друга, сказал поговоркой:

– С золотыми нашивками, с папироской в зубах и с походкой твердою на обеих ногах! Когда увидишь своего крепыша сына, так и про костыль забудешь. Я его часто с родителями Маруси подвожу с улицы Горького на улицу Пролетарскую, и он уже ко мне так привык, что стал называть меня папой.

От этих слов Маруся заплакала. А Алексей сказал:

– Главное, чтобы он не называл чужую тетю мамой. А что папа его я, ему доказывать не придется.

Алесей был прав. Войдя в дом, он обнял и расцеловал родителей, а потом подошел к богато сервированному столу, с боку которого сидел в детском кресле его первенец. Тот с соской во рту беспрерывно колотил деревянной ложкой по столу. Алексей подошел к малышу, сказал:

– Ну, здравствуй, Дьяченко младший!

Малыш, выплюнув соску, перестал стучать ложкой и протянул ручки к отцу. Алексей взял мальчика на руки и, прижав к своей щеке, сказал:

– А твоя мама думала, что ты меня не признаешь.

Мальчик обхватил руками голову отца, тихонько вздохнул, а потом опустил ручки и попытался укусить отца за щеку. – Ох, ты какой у меня, ты уже кусаешься!

– Да, – подошла к ним Вера Яковлевна. – У него, сынок, уже прорезались четыре зуба.

В доме Дьяченко счастью не было конца. Отец Алексея, обнимая Марусю, сказал:

– Спасибо тебе, доченька, что ты в трудную минуту не оставила нашего сына.

Маруся, стеснительно улыбаясь, сказала:

– Я ведь, папа, очень люблю вашего сына!

Прошло время. Алексей с Марусей расписались в Загсе. Алексей зарегистрировал свою юридическую фирму, где они с Марусей работали по двенадцать часов в сутки. Когда на счет их фирмы стали поступать довольно серьезные суммы денежных средств, он перестал думать о море.