Текст книги "Истории Мнемозины (сборник)"

Валентина Чемберджи
Истории Мнемозины (сборник)
Второе издание

Истории Мнемозины

Я шла в Библиотеку.

Мой маленький друг С. дал мне объемистый список книг, которые ему хотелось прочесть.

Стояла жара, моя любимая погода. Сухо, солнечно, легкий ветерок. Люди – нарядные, в ярких одеждах, быстро проносятся мимо. Деревья шелестят не жалкими городскими листочками, а громадными, глянцевыми, темно-зелеными листьями. В воздухе реют мечты и надежды, а унылые несбывшиеся желания попрятались, словно их и не было вовсе.

В прекрасном расположении духа я отворила знакомую массивную дверь и оказалась в сумраке Библиотеки.

О несравненный запах книг! Ветхих и благоухающих свежей типографской краской, загадочных, безмолвных, покорных превратностям судьбы. Они с достоинством стоят на полках и ждут. Но каждая трепещет. Выберут или не выберут? Кому придется раскрыть свою тайну, другу? Врагу? Невежде? Равнодушному? Это ведь не шутки!

Библиотекарь Мнемозина Викторовна, конечно, была на месте. Она сидела за столом из темного дерева с блестящей поверхностью (что-то не припоминаю я здесь такого стола!), рассматривая затейливую шкатулку. Приоткрыв крышку, она задумчиво вытащила большую конфету и уже отправила было в рот, но увидела меня, смутилась, положила конфету обратно в шкатулку и приветливо поздоровалась.

Я люблю смотреть на Мнемозину Викторовну, потому что она очень красивая. Что годы! Стройная, со стремительной походкой, серебро волос обрамляет лицо с множеством разбегающихся морщинок, глаза сверкают.

Я перевела взгляд на блестящий, как зеркало, стол, и вдруг! – или мне показалось? – увидела в нем отражение Мнемозины Викторовны: будто бы и она, но совсем юная, прекрасная девушка: синие глаза вспыхивают ослепительным светом, тяжелыми складками льется с плеч белая ткань! Я зажмурилась, а потом снова быстро посмотрела: да! за столом обычная Мнемозина, а отражается совсем другая! Я уже представила себе, как рассказываю об этом моему другу С. и уверяю его в том, что это было, было, честное слово, было! – как Мнемозина Викторовна прервала мои мысленные заверения.

– В этом списке прекрасные книги, – сказала она.

– Да, мне тоже так показалось, – скромно ответила я, покосившись на стол, – красавицы как не бывало! – теперь он мне не поверит! – Можно мне получить их?

– Отчего же? Не хотите ли пройти со мной вместе в Главное Хранилище? За одной книгой… Хотя там, конечно, есть все: книги, рукописи, папирусы, свитки, письма…

– Впрочем путь в Главное Хранилище трудный. Разве что чудом попадешь туда. Но за этой книгой я все-таки схожу… Мне ничего не стоит.

– А где это Хранилище? – спросила я.

– Надо открыть эту дверь и идти, идти, потому что это очень далеко, к тому же льет как из ведра. Ливень.

– ЛИВЕНЬ?! – не поверила я своим ушам.

– Ну конечно же, посмотрите! – и она показала мне на дверь, слева от стола: не было здесь раньше никакой двери! Или я ее не замечала?..

Самая обыкновенная дверь, узкая, рассохшаяся. А-а-а! Так ведь это дверь нашего балкона! Верхняя половина из стекла (вот и знакомая трещина!), а за этим стеклом хлещет не какой-то заурядный дождик. Куда там! С неба низвергаются потоки воды, стоит стена дождя, и все это шумит, хлюпает. Даже страшно подумать о том, чтобы открыть дверь и высунуть нос наружу.

Пока я стояла с разинутым от удивления ртом, Мнемозина Викторовна исчезла.

Громко тикали часы.

Я стала думать. Почему же никогда в жизни я не слыхала ни про какое Главное Хранилище? Если в нем есть все книги, рукописи, папирусы, свитки и письма, то может быть, рискнуть и ринуться в этот потоп?..

Тут как раз появилась Мнемозина Викторовна, и в руках у нее были две книги.

– Вот «Мифы Древней Греции», которые просил ваш друг, – она протянула мне увесистый том, – а это, – она показала мне небольшую книгу, завернутую в золотую бумагу и перевязанную золотой же лентой, – вы просто передайте ему. Только, пожалуйста, не заглядывайте внутрь и ни о чем меня не расспрашивайте. Он сам все поймет и расскажет, если захочет. Эта книга предназначается ему одному.

Скрывая любопытство, я осторожно взяла обе книги, поблагодарила Мнемозину Викторовну и отправилась домой.

Каково же было мое удивление, когда, выйдя из Библиотеки, я снова очутилась на залитой солнцем улице. Никаких следов дождя. Я быстро вернулась назад, заглянула в сумрачный зал: ни двери, ни блестящего темного деревянного стола уже нигде не было, а Мнемозина Викторовна, хоть и по-прежнему красивая, но все же не похожая на греческую богиню, сидела за своим обычным столом, заваленном стопками сданных книг.

– Повезло, – думала я на обратном пути, – попасть в Библиотеку в день, когда выдают Золотые Книги, библиотекарши превращаются в богинь, а в солнечный день идет проливной дождь.

Скорее домой, к сыну, он ждет меня – мой маленький друг С.

По дороге я строила всяческие планы, как бы выведать у С, что за книгу ему дали. Я, конечно, помнила запрет Мнемозины Викторовны, но в глубине души не теряла надежды как-нибудь разузнать, что там такое написано.

Сын выбежал мне навстречу. Я протянула ему книги.

– «Мифы Древней Греции», – это здорово. – Потом он взял Золотую Книгу, задумчиво повертел ее в руках, сказал спасибо и ушел.

Необыкновенные происшествия продолжались, иначе не объяснишь, почему он нисколько не удивился.

Шло время. Я терпела. Ни о чем не спрашивала. Наконец, не выдержала:

– Тебе нравятся книжки? – спросила я как ни в чем не бывало.

– Очень!

– А что ты уже прочитал?

– Ой, там очень интересно. Например, про Троянскую войну[1]1
  Троянская война. Великая война греков с городом Троей. Началась из-за того, что Парис похитил обещанную ему богиней любви Афродитой красавицу Елену, жену царя Менелая. Он увез ее за море в Трою. В возмущении греки снарядили войско и двинулись против Трои. Война длилась десять долгих лет и принесла обеим сторонам много горя и бед. В конце концов греки захватили Трою. Эта война воспета греческим поэтом – слепым Гомером – почти три тысячи лет тому назад. Поэма Гомера называется «Илиада», потому что у Трои было и другое название – Илион.


[Закрыть]. Как греки воевали. И Гектор[2]2
  Гектор. Славный троянский полководец. Его необыкновенная сила и отвага наводили на греков ужас. Но Ахилл, решив отомстить Гектору за смерть друга, убил его, так как гнев и ярость придали ему еще большие силы. Гнев этот был столь велик, что Гомер начал «Илиаду», такими словами: «Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына, Гнев тот проклятый, принесший ахейцам страданья без счета»…


[Закрыть] был против Ахилла[3]3
  Ахилл. Легендарный греческий герой, один из главных участников Троянской войны. Когда он родился, его мать – богиня Фетида – взяла сына за пятку и окунула его в священные воды реки Стикс на границе царства живых и мертвых. Отсюда выражение «Ахиллесова пята». Ахилл стал из-за этого неуязвимым для вражеского оружия. Но узнав от прорицателя Калханта, что Ахиллу суждено в расцвете лет погибнуть у стен Трои, Фетида испугалась и надежно спрятала сына. Однако хитроумный Одиссей разыскал Ахилла, и Ахилл тотчас вступил в войну. Он доблестно сражался и совершил много великих подвигов, но, обидевшись на главного греческого полководца, покинул поле брани. Только узнав о гибели своего лучшего друга – Патрокла – Ахилл в гневе и ярости возвратился, учинил побоище, убил Гектора и продолжал громить троянцев, пока Парис по наущению Аполлона (см. раньше) не пустил стрелу в пятку Ахилла. Ахилл погиб. Его оплакивали все греки.


[Закрыть]. Ахилл – самый храбрый вообще. Но я все время жалел, что они становятся врагами и воюют друг против друга. Так это обидно! Лучше были бы заодно. И боги тоже разделились и сражались кто за кого. Афина[4]4
  Афина. Великая греческая богиня мудрости. Защитница и покровительница городов, государств, семьи, искусств, ремесел, наук. Родилась из головы Зевса (см. дальше) в полном облачении.


[Закрыть], например, за Ахилла, а Аполлон[5]5
  Аполлон. Один из самых великих греческих богов. Сын Зевса. Бог солнца, ветра, пророк, покровитель путешественников и строителей, вдохновитель поэтов и музыкантов, руководитель хора Муз.


[Закрыть] – за Гектора. И между ними завязался бой, и Ахилл победил…

– Да это все действительно необыкновенно интересно, ну а теперь что ты собираешься читать?

– Там много всего. Про Зевса[6]6
  Зевс. Главный греческий бог. Повелитель мира. Бог неба и света, властитель Олимпа, на котором жили все боги и богини. Зевсу подчинялись все, и боги, и богини, и герои, – вся вселенная.


[Закрыть] – главного бога. Он что хотел, то и делал, а его жена Гера[7]7
  Гера. Жена Зевса. Покровительница семейного очага, защитница влюбленных. В Троянской войне поддерживала греков, так как Парис нарушил семейную жизнь Менелая.


[Закрыть] сердилась и насылала на него всякие несчастья. Про Посейдона[8]8
  Посейдон. Брат Зевса. Всемогущий властитель и повелитель морей.


[Закрыть], – у греков ведь на все были свои боги… И про героев тоже. Подвиги Геракла[9]9
  Геракл. Самый знаменитый из героев греческой древности. Один из сыновей Зевса. Совершил двенадцать подвигов, воспетых в литературе и живописи.


[Закрыть]…

Так и есть! Про Золотую Книгу ни слова! Тогда я прямо спросила:

– Ну а другая книга, она про что?

С. задумался, помолчал.

– Знаешь, она состоит из разных историй… Иногда все идет в ней хорошо и справедливо, а иногда – нет, ничего не поделаешь. Не такая уж это простая книга…

– А мне можно ее почитать?

– Тебе? Понимаешь, это невозможно. Только я могу читать ее. У тебя просто не получится, и все будет совсем другое. Но я постараюсь что-нибудь придумать, – и с этими словами он пошел заниматься. С. учился в музыкальной школе, а, следовательно, каждый день должен был немало времени проводить у рояля.

Заниматься, конечно, было неохота. Хотя по опыту С. знал, что главное – это начать. Потом понемногу втягиваешься. Правда, рояль был с характером и иногда не поддавался никаким стараниям. Когда С. вошел в комнату, рояль стоял не глядя на него, с закрытой крышкой.

– Сейчас, – сказал мальчик.

Рояль промолчал. Он был уже немолод, привык работать не за страх, а за совесть и знал цену времени.

– Сейчас, – только часы проверю, продолжал тянуть время С.

– Чтобы не «перезаниматься», – мрачно подумал рояль и не издал ни звука в ответ.

Открыв крышку рояля, мальчик рассмеялся, потому что вспомнил, что было сегодня на уроке математики: Мишка, который по обыкновению не решил задачу, заданную на дом, в ответ на просьбу учительницы показать ей тетрадку, вдруг ни с того ни с сего выпалил:

– А можно, я вам лучше спою? Все, что только захотите.

Учительница опешила.

– Что-что?! – грозно спросила она. Но ответа не успела получить, потому что пока она удивлялась, а все хохотали, как раз прозвенел звонок, и Мишка был спасен. Он, правда, и сам немало удивился тому, что сказал, как-то само выскочило. С. и сейчас не мог удержаться от смеха, вспоминая всю эту сцену. В таком легкомысленном настроении он начал играть гамму, и рояль сначала отвечал ему раздраженным дребезжащим голосом. Мальчик, наконец, услышал его и взялся за работу. Рояль смягчился. Гамма зазвучала ровнее.

Все приходит к тем, кто умеет ждать.

– Давай попробуем так, – сказал мне в один прекрасный день С, – я выбираю какую-нибудь историю из этой книги и читаю тебе вслух. Потом, перед самым главным местом я останавливаюсь, и ты мне говоришь, как, по-твоему, кончилась эта история. Но это еще не все. Ты, во-вторых, говоришь, как бы тебе хотелось, чтобы она кончилась. И тогда я говорю тебе, вернее, читаю, как она кончилась на самом деле, то есть в книжке. Получится, что и ты как будто читаешь со мной вместе. Если, конечно, можно назвать это чтением, – с загадочным видом добавил С. – Ну как, согласна?

– Ты еще спрашиваешь! Конечно, согласна! Совершенно согласна и очень рада. Я только повторю, чтобы не перепутать: ты читаешь или рассказываешь мне разные истории, а я должна сказать, чем, по моему мнению, все кончилось; а потом – как бы я хотела, чтобы это кончилось. А потом ты мне говоришь, как все было на самом деле, то есть в книжке… Да! А вдруг я отгадаю? Тогда что?

– Ничего такого. Отгадаешь – и хорошо.

– Это даже похоже на какую-то игру, – сказала я.

– Может быть… Завтра начнем. Мне тоже очень хочется попробовать, – сказал С. и медленно вышел.

С. не забыл своего обещания. Назавтра, вернувшись из школы, он позвал меня к себе в комнату, открыл заветную книгу и произнес:

– Ну слушай. История первая.

История первая
мяу

Жила-была довольно толстая девочка. И не такая уж красивая. Все остальные девочки в классе любили над ней подшучивать. Во-первых, над толстыми всегда смеются, а во-вторых, она ничего не умела делать лучше всех или хотя бы как все, – ни шить, ни танцевать, ни играть на рояле; училась, правда, хорошо, но на это никто не обращал внимания. И, наверное, она часто грустила и думала, что родилась неудачницей.

Лиза – так ее звали – больше всего на свете любила читать, и когда читала, то воображала себя всеми героинями, которые, конечно, отличались красотой, добротой, ловкостью, все на свете умели делать, и обязательно в них было что-то необыкновенное. Все их любили, уважали, никто не дразнил и уж, конечно, ни про одну не было написано, что она толстая.

Как-то мама подарила Лизе котенка. Котенок рос и мяукал на разные голоса, и вот девочка научилась мяукать, она мяукала все лучше и лучше и в конце концов поняла, что вряд ли кто-нибудь еще умеет так замечательно мяукать. Теперь она лежала в кровати и думала перед сном не только о том, какое бы платье выбрала, оказавшись на месте Элизы из сказки Андерсена[10]10
  Андерсен Ханс-Христиан. Датский писатель. Сочинил самые лучшие сказки на свете.


[Закрыть] «Дикие лебеди», – небесно-голубое, серебряное или золотое, как солнце, – нет, она теперь не мечтала о платьях, а пробовала мяукать на разные лады, и стала повеселее. Потому что научилась делать что-то лучше всех.

Но никто об этом не знал, потому что девочка хвастаться не привыкла, и ей в голову не приходило взять да и объявить ни с того, ни с сего, что она умеет замечательно мяукать.

Однажды пришла на свой обычный урок учительница пения и сказала:

– Сегодня, ребята, мы с вами начнем разучивать песенку про киску, которую незаслуженно обижал повар. «Повар пеночку слизал, а на кисаньку сказал», – пропела учительница. – Этот повар свалил на киску свою вину. Вот, послушайте, какая музыка, – и учительница проникновенно сыграла на рояле печальную мелодию, – а припев у этой песенки такой, – продолжала учительница: та-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра МЯУ, – и она пропела так четыре раза подряд. – Главное при исполнении этой музыки – хорошее мяуканье. Мяукать надо жалобно, в то же время громко, и, главное, ЧИСТО. Ну, – спросила учительница, – кто из вас умеет мяукать?

Все молчали, потому что никто никогда не проверял себя «на мяуканье». Лиза же просто обомлела. Она, наверное, ослышалась. Не может такого быть. Ей, наверное, снится сон. Она подняла руку и сказала:

– Я умею мяукать.

Что тут поднялось, какой шум, смех, – все хохотали, даже учительница улыбнулась, – может быть, оттого, что Лиза произнесла эти слова чересчур торжественно. – Ха-ха-ха, кто бы мог подумать, она уверена, что умеет мяукать. Скажите пожалуйста, – пожимали плечами главные девочки в классе. Никто не верил Лизе, но учительница сказала:

– Что же, попробуй. Я буду тебе играть та-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра, а ты будешь на этой нотке, – она нажала клавишу рояля, – петь «мяу», и она сыграла свое та-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра, а девочка тоненьким голоском так чисто и жалобно вывела самое настоящее «мяу», что все сразу замолчали. Молчание сменилось восторженными воплями, все бросились к Лизе, окружили ее, стали наперебой просить ее помяукать еще и еще, так, что и учительнице с трудом удалось утихомирить разбушевавшийся класс. Когда все, наконец, успокоились, она сказала:

Ты так замечательно мяукаешь, что я включу эту песню в программу праздничного концерта, и мы обязательно споем ее в конце нашего выступления.

Вот это да! Сон продолжался. Кажется, вспомнила Лиза, это называется колесом фортуны[11]11
  Колесо фортуны. Фортуна – римская богиня счастья, удачи, случая. Изображалась с рогом изобилия и рулевым веслом в руках. Иногда с повязкой на глазах.


[Закрыть], которое может поворачиваться в разные стороны. К ней пришла удача. Лизу, правда, несколько смущало, что успех достался ей так легко. Но все равно это было признанием. Жизнь изменилась. Лиза стала героиней класса, никто уже не подшучивал над ней, и многие девочки, в том числе и главные, даже захотели с ней дружить, в то время как раньше будто и не замечали ее. А самая недоступная красавица в классе подарила ей переводную картинку, чтобы наклеить на обложку тетради.

Раз в неделю хор собирался в классе и репетировал праздничную программу. Время летело незаметно, – все пели очень охотно, но в глубине души ждали свою любимую песенку про киску. Лиза так натренировалась дома, что исполняла свою партию всегда одинаково прекрасно – ни разу не сфальшивила, не опоздала и так жалобно выводила «мяу», что песенка обещала стать украшением программы.

И вот настал день праздничного концерта. Все ребята надели красивые формы, в волосах девочек красовались затейливые белые банты, а мальчиков, причесанных и аккуратно одетых, было просто не узнать.

Концерт шел как по маслу. Номер за номером, – один лучше другого. В конце первого отделения должен был выступать хор младших классов.

– Теперь ты, – сказал С.

– Что я?

– Забыла? Рассказывай теперь, что было дальше.

– Вышел хор, – не задумываясь продолжала я, – все построились и в ярком свете огней, освещавших сцену, выглядели так красиво, что в зале заранее захлопали. Потом ребята стали петь, и после каждой песни слушатели бурно аплодировали. Но вот наступил долгожданный момент, зазвучали печальные аккорды вступления, все затихли, и Лиза исключительно промяукала положенные восемь раз. Все ребята в зале, мамы, папы, дедушки и бабушки, учителя и гости хлопали что есть сил, кричали «бис», и песенку про киску пришлось повторить.

С тех пор Лизу никто больше не обижал, со временем она похудела, и все у нее стало хорошо. В этой истории даже думать не надо, как все кончаюсь. Это ясно.

– Напрасно ты так думаешь, – грустно сказал мой маленький друг С. – Но теперь ты должна еще сказать, как бы ты хотела, чтобы кончилась эта история.

Трудный вопрос. Хотеть можно очень многое… Ну, например. Пусть бы в зале оказался какой-нибудь знаменитый профессор пения, и он бы обратил на Лизу внимание, на ее слух, голос, музыкальность. В антракте он подошел бы к ее родителям и сказал им:

Мне очень понравилась ваша девочка. Приведите ее ко мне, я хочу ее послушать.

И родители повели бы к нему Лизу, и он проверил бы ее как следует, и оказалось бы вот что:

– У вашей дочери незаурядные музыкальные способности, ей нужно учиться петь, сказал бы профессор, – и если она будет серьезно работать, и беречь голос, из нее может выйти превосходная певица.

И родители бы обрадовались, отдали бы Лизу учиться пению, и она стала бы знаменитой певицей…

И тут я, наконец, заметила, что сын слушает меня очень печально.

– В чем дело? Все неправильно?

– Все. Послушай, как все кончилось на самом деле, в золотой книге. Не у всех историй там обязательно бывает счастливый конец.

Хор построился, все выглядели очень торжественно. И дошла очередь до песенки про киску, и все затаив дыхание, приготовились наслаждаться жалобным, громким и чистым «мяу», как вдруг после та-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра раздался какой-то ни с чем несообразный хриплый вой, который издает кошка, если наступить ей на хвост.

Все, в зале и в хоре, оцепенели. Это была катастрофа. Лиза низко опустила голову, учительница виновато и робко улыбнулась и сыграла та-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра еще раз, но Лиза молчала.

Потом, конечно, плакала, и все сердились на нее, даже папа с мамой.

– Какой ужас! Но почему же так получилось?! – воскликнула я. – Это просто невероятно.

– Вероятно. Именно так все и кончилось.

С. загрустил. Я подумала и сказала:

– Может быть, все к лучшему.

– Как это к лучшему?!

– Да, представь себе, такие вещи случаются.

– Но что же в них хорошего?

– А то, что успех достался Лизе слишком легко. Сам подумай: сколько можно мяукать? Ведь рано или поздно это всем надоест, и ей в том числе. Лизина слава померкнет, и она снова начнет огорчаться.

– Ну а если бы это было не в книге, а по-настоящему, что надо было бы ей сказать, чтобы она не плакала? – спросил С.

– Что сцена – это дело очень серьезное, – с самыми великими артистами случались на сцене всякие несуразные происшествия, не говоря уже о начинающих.

– Расскажи, пожалуйста, – попросил С.

– Например: один молодой конферансье должен был во время концерта перед выступлением знаменитой певицы объявить: «Композитор Дюбюк! «Птичка»! – Он тщательно готовился к своему выступлению, десятки раз повторял «свой текст», репетировал дома перед зеркалом, а потом вышел, увидел сотни обращенных на него глаз и объявил: «Композитор Дюбюк! «Птючка»!»

С. долго смеялся, повторял на разные лады ошибку бедного конферансье, потом успокоился и сказал:

– Хорошо. Я понял. Тебе нравится моя книжка?

– Конечно! Очень-преочень. Пожалуйста, рассказывай мне все, что сочтешь возможным. Мне кажется, что когда-то давно, и в то же время не так уж давно, я тоже читала книгу вроде этой, – но стала понемногу забывать ее. Как же она называлась… Ладно, потом вспомню. Но ты напоминаешь мне о ней. Я тебе очень благодарна.

* * *

В школу С. ездил на троллейбусе. Он приходил на остановку заранее, потому что любил наблюдать за жизнью и приключениями троллейбусов, и чуть ли не каждого из них знал «в лицо».

«Какой я красивый, красивый и новый», – напевая эти слова на такой мотив:

к остановке на солидной скорости мчался трехдверный молодцеватый щеголь ЗиУ 682 В-1 (над дверью в кабину водителя прикреплена табличка для тех, кто этого не знает). Знатоку же достаточно прислушаться к мягкому и тихому шуму мотора, бегло взглянуть на сверкающую краску, огромные блестящие окна (на самом деле, это запасной выход!), и все уже ясно! Не говоря уже о таких деталях, как подфарники – наполовину желтые – наполовину белые, или, например, роскошные одиночные сидения по обе стороны средних дверей, и портрет готов!

Щеголь подлетел к остановке, гостеприимно распахнул перед пассажирами гармошки дверей, выпустил желающих выйти, впустил желающих войти, сверкнул стеклами очков, которые носил для солидности, и деловито помчался дальше.

С. не сел в него. Это был не его номер.

Вслед за ним, дребезжа и громыхая сидениями и стеклами, с усталым выражением широкого добродушного лица, пыхтя и отдуваясь вместо того, чтобы петь, подъехал старик ЗиУ 5. С натугой и скрежетом попытался он открыть задние и передние двери. Но из этого ничего не вышло. Как обычно, заело. Со второй попытки двери все-таки отворились, но только передние. С. знал эти фокусы троллейбуса, поэтому он не стал ломиться и стучать в задние двери, а спокойно после того, как оттуда вышли пассажиры, вошел в передние, и поехал.

У светофора ЗиУ 5 догнал ЗиУ 682 В-1 и сказал ему:

– Поживем – увидим. Цыплят по осени считают. Были и мы рысаками. Теперь-то все плачут по трамваям, где моя Аннушка[12]12
  Аннушка. Ходил когда-то на радость всем москвичам по московскому бульварному кольцу трамвай, а вместо номера была прикреплена большая буква «А». Поэтому все и называли его ласково «Аннушка».


[Закрыть], где моя Аннушка… А где она? То-то!

Все знаю. Все слышал. Каждому овощу свое время, – ответил молодой троллейбус.

В это время светофор позеленел, и оба ЗиУ устремились было по своим маршрутам, но в то время, как 682 В-1 уже скрылся из виду, у его старшего собрата что-то стукнуло, загромыхало, звякнуло, и одна из штанг бессильно повисла, потеряв провод, за который до этого держалась.

Пассажиры заволновались и стали выходить. Только не С. Пусть даже опоздаю, но не брошу его ни за что. Капитан покидает свой тонущий корабль последним. Выскочил из кабины водитель. Молниеносно поднялся на несколько ступенек, прикрепленных к задней стенке троллейбуса, руками в огромных рукавицах натянул как поводья толстые веревки, и вот уже штанги упруго вскочили на свои провода, сразу послышалось довольное урчание мотора и снова в путь!

– Терпение и выдержка, друзья. Не надо поддаваться панике, и вы вовремя будете на работе. Несмотря на дорожные происшествия, неизбежные в большом городе.

– Сегодня у меня был двухдверный день, – сказал С, возвратившись домой. Это обозначало, что у троллейбусов, на которых мой друг С. ездил сегодня в школу и из школы, двери были только спереди и сзади.

Дружба с троллейбусами возникла у С. с самого раннего детства. Троллейбусы жили возле его дома и после долгого рабочего дня возвращались сюда, чтобы отдохнуть в безлюдных переулках, прилегающих к их огромному, гулкому и таинственно прекрасному жилищу, в воротах которого можно было простоять долго-долго, и, если повезет, перемолвиться словечком с водителем.

Лежа в постели, С. прислушивался к звукам, которые доносились с улицы.

– Слышишь, – говорил он мне, – это ЗиУ 5. а это ЗиУ 682 Б. Хочешь, я научу тебя различать их по голосам?

Обыкновенно в это время он уже совсем засыпал, так что можно сказать, что колыбельную ему пели троллейбусы.

В «двухдверный» день С. сказал:

– Если у тебя есть время, я прочту тебе еще одну историю. Хочешь?

– Очень хочу, – обрадовалась я. – Прочитай, пожалуйста! Про троллейбусы?

– Нет, про Лизу. Хочешь?

– Конечно! Надеюсь, не очень печальная история?

– Увидишь. Подсказывать нельзя. Ты слушай, а потом увидишь, какой у этой истории конец.