Текст книги "1000 сказок, загадок, пословиц, рассказов, песенок, потешек. Времена года"

Как лиса волку шубу шила

Идёт волк по лесу. Видит, дятел долбит дерево; он ему и говорит: «Вот ты, дятел, всё долбишь и долбишь, работаешь, работаешь, а хатки за свой век построить не можешь!» А дятел волку и говорит: «А ты, волк, всё режешь и режешь скот, а кожуха за свой век не сошьёшь!» Подумал волк, что дятел правильно ему говорит, приходит к лисе: «Лиса, сшей мне шубу. А я тебе принесу овечек!»

Согласилась лиса. Вот волк приносит лисе овец: одну, другую, третью, а шубы всё нет. А лиса мясо съест, шерсть же на базаре продаст. Наконец волк и спрашивает: «Когда же, лиса, шуба готова будет?» А лиса говорит: «Сегодня к вечеру шуба готова будет, надо только на обводы шерсти. Пойди к людскому огороду, там лошадь стоит. Ты зарежь её и принеси хвост и гриву на обводы!»

Пошёл волк и видит лошадь. Подкрался к ней сзади и только хотел вцепиться в неё зубами, она как ударит его копытами – и убила насмерть…

И сейчас по снегу волчьи косточки блестят.

Про Королька, про Зиму, про Орла и про Королевского сына
(французская народная сказка)

В давние времена, много, очень много лет назад, говорят, повздорили между собой Зима и Королёк. Не знаю толком, из-за чего.

– Я тебя проучу, пичужка! – грозилась Зима.

– Это мы ещё увидим! – отвечал Королёк.

К ночи Зима наслала трескучий мороз.

Поутру Зима, видя, что Королёк как всегда весел и молодцеват, удивилась и спросила его:

– Где ты провёл ночь?

– В прачечной, где подёнщицы стирают, – ответил Королёк.

– Ладно, сегодня я уж до тебя доберусь.

В эту ночь стало так холодно, что вода замерзала в очаге.

Но Королёк был совсем не там, где всё замерзало, и на другое утро Зима, видя, что он по-прежнему бодр и весел, спросила его:

– Где ты провёл ночь?

– В хлеву, с волами, – ответил Королёк.

В следующую ночь настал такой лютый холод, такая небывалая стужа, что у волов хвосты примёрзли к заду, а Королёк утром всё же порхал и чирикал, словно на дворе был май.

– Как, ты ещё не помер? – спросила Зима, дивясь тому, что Королёк опять тут как тут. – Где же ты провёл ночь?

– У молодожёнов, в их постели.

– Вот где нашёл себе местечко! Кто бы догадался там его искать? Ну да ничего, за мной не пропадёт. Сегодня ночью я тебя доконаю.

– Это мы ещё увидим! – ответил Королёк.

В ту ночь Зима наслала такой мороз, стало так холодно, так холодно, что на другое утро молодожёнов нашли насмерть закоченевшими в постели.

Королёк приютился во впадине стены, возле жаркой печи булочника, где холод не мог его пронять. Но там он встретился с мышью, тоже искавшей местечка потеплее, и они не на шутку поссорились. Так как они не могли между собою поладить, то решено было покончить дело, назначив через неделю на горе Бре великий бой между всеми пернатыми и всеми четвероногими того края.

Все звери были оповещены, и в условленный день птицы всей округи с утра собрались на горе Бре. Длинной вереницей тянулись туда обитатели птичьих дворов – утки, гуси, индюки, павлины, петухи и куры – и всякие иные птицы: сороки, вороны, сойки, дрозды; там же сошлись лошади, ослы, волы, коровы, бараны, козы, собаки, кошки, крысы и мыши, – никто не мог помешать им в этом. Бой выдался жестокий; шёл он с переменным успехом. Перья так и летали в воздухе, а земля была усеяна клочьями шерсти, со всех сторон неслись крики, мычанье, ржанье, хрюканье, блеянье, мяуканье. Вот страшно было!

Уже казалось, что победа останется за четвероногими, как вдруг прилетел Орёл, сильно запоздавший; он бросился в самую гущу схватки. Куда бы он ни ударил, он всех разил насмерть, и вскоре перевес оказался на стороне пернатых.

Королевский сын следил за сражением из окна своего дворца. Видя, как Орёл расправляется с четвероногими, он улучил минуту, когда тот поравнялся с окном, и ударил его саблей так сильно, что у Орла сломалось крыло, и он упал наземь. Благодаря этому победу всё-таки одержали четвероногие. Однако Королёк, сражавшийся как герой, пропел свою пёсню на колокольне святого Эрве, которая по сей день ещё высится на горе Бре.

А раненый Орёл не мог больше летать и сказал Королевскому сыну:

– Теперь тебе придётся в продолжение девяти месяцев кормить меня куропатками и зайцами.

– Я согласен, – сказал Принц.

По прошествии девяти месяцев Орёл, совершенно исцелившись, сказал Королевскому сыну:

– Теперь я полечу к своей матушке; я желаю, чтобы ты отправился со мной поглядеть на мой замок.

– Охотно, – сказал Принц, – но как я туда попаду? Ведь ты летаешь по воздуху, а я ни пешком, ни верхом не могу за тобой угнаться.

– Садись ко мне на спину.

Принц так и сделал. Они понеслись над горами, над долами, лесами и морями.

– Здравствуйте, матушка, – сказал Орёл, прилетев домой.

– Это ты, дорогой сынок? Долго ты отсутствовал на этот раз, я уже тревожилась, что тебя всё нет.

– Я сильно хворал, милая матушка, – ответил Орёл и, указав на Принца, добавил:

– Это сын короля Нижней Бретани, он приехал повидаться с вами.

– Королевский сын! – вскричала старая Орлица. – Вот лакомый кусочек; мы попируем на славу!

– Нет, матушка, не делайте ему зла; он хорошо со мной обходился в течение тех девяти месяцев, что я прохворал у него; я пригласил его погостить у нас, в нашем замке, – надо его получше принять.

У Орла была красавица сестра, и Принц влюбился в неё с первого же взгляда. Орёл и его мать очень были этим недовольны.

Прошёл месяц, затем второй, третий; миновало шесть месяцев, а Принц и речи не заводил о том, чтобы вернуться домой. Старухе это совсем не нравилось, и, наконец, она сказала сыну, что если его друг не уберётся восвояси, то она изжарит его на обед и подаст под каким-нибудь вкусным соусом.

Услыхав, что задумала мать, Орёл предложил Принцу сыграть с ним в кегли с условием: если Принц проиграет, он теряет жизнь, если выиграет – сестра Орла станет его женой.

– Я согласен, – сказал Принц. – Где кегли?

Они вошли в широкую, длинную аллею старых дубов, где стояли кегли.

Когда Принц их увидел, у него сердце замерло. Кегли эти были чугунные, каждая из них весила пятьсот фунтов. Орёл взял одну из них и давай ею забавляться: он играючи подбрасывал её высоко-высоко, а затем ловил, словно яблоко. А бедный Принц свою кеглю даже сдвинуть с места не мог.

– Ты проиграл, теперь я хозяин твоей жизни, – сказал Орёл.

– А я отыграюсь, – сказал ему на это Принц.

– Так и быть, завтра сыграем ещё партию.

Принц пошёл к сестре Орла и со слезами на глазах рассказал ей обо всем.

– Вы обещаете хранить мне верность? – спросила она его.

– Да, до самой смерти, – ответил Принц.

– Тогда вот что надо сделать: есть у меня два больших бычьих пузыря, я выкрашу их в чёрный цвет, чтобы они стали похожи на кегли, и поставлю их между кеглями брата, в той аллее; завтра, когда вы туда явитесь, постарайтесь первым начать игру и выберите себе два пузыря.

Затем вы им скажете: «Косули, подымитесь повыше и скорее летите в Египет – вот уже семь лет, как вы здесь, и ни разу не отведали железа»; они тотчас взлетят в поднебесье, да так высоко, так высоко, что их и не видно будет. Мой брат вообразит, что это вы их так ловко подбросили; ему самому никак не удастся бросить свои кегли так же высоко, и он должен будет признать себя побеждённым.

И вот они снова пошли в аллею, где стояли кегли. Принц взял свои две кегли, вернее сказать – два бычьих пузыря, и принялся ими забавляться, подбрасывая их в воздух с такой лёгкостью, словно в руках у него были два мяча, набитых отрубями; а его противник дивился, глядя на него.

«Что бы это значило?» – с тревогой спрашивал себя Орёл.

Сам он первый подбросил свои кегли, да так высоко, что прошло добрых четверть часа, прежде чем они снова упали наземь.

– Ловко! – сказал Принц. – Теперь моя очередь.

Вслед за тем он тихонько прошептал слова:

– Косуля, лети на родину, в Египет, – вот уже семь лет, как ты здесь, и ни разу не отведала железа.

Тотчас же кегля поднялась в поднебесье, да так высоко, так высоко, что скоро её не стало видно; и сколько они оба ни ждали, она не упала наземь.

– Я выиграл! – сказал Принц.

– Значит, каждый из нас выиграл по одной партии; завтра мы сыграем в другую игру, – сказал орёл.

Он в слезах вернулся домой и поведал своё горе старой Орлице. Та сказала:

– Надо его зарезать и съесть, к чему ещё мешкать?

– Но ведь я его ещё не одолел, матушка; завтра мы сыграем в другую игру, посмотрим, как он выпутается.

– Пока что принесите мне воды из родника, во всём доме ни капли нет.

– Ладно, матушка, завтра утром мы с Принцем пойдём за водой, и я предложу ему потягаться, кто больше притащит за один раз в бочке.

Орёл тотчас отправился к Принцу и сказал ему:

– Завтра утром мы сходим за водой для моей матушки – посмотрим, кто из нас больше притащит за один раз.

– Отлично, – сказал Принц, – ты только покажи мне, в чем её надобно носить.

Орёл тотчас показал Принцу две бочки, вместимостью в пять бочонков каждая; сам он легко подымал по одной такой доверху полной бочке на ладони каждой руки – ведь он был то человеком, то орлом, по своей прихоти.

Принц обеспокоился пуще прежнего и опять пошёл к сестре Орла.

– Вы обещаете хранить мне верность? – спросила она его.

– До самой смерти, – ответил Принц.

– Так вот, завтра утром, когда брат возьмёт свою бочку, чтобы идти с ней к роднику, вы ему скажете: «Да на что нам бочки? Оставь их тут, они совсем не нужны, а лучше дай мне кирку, лопату и носилки». Брат спросит: «На что это тебе?» Вы ответите: «Чтобы снять родник с места и перенести его сюда, это ведь гораздо удобнее: можно будет брать воду, когда только вздумается». Услыхав это, он пойдёт за водой один – ведь ни он, ни матушка не захотят испортить прекрасный свой родник.

Утром следующего дня Орёл сказал Принцу:

– Пойдём за водой для моей матушки.

– Пойдём! – ответил Принц.

– Вот моя бочка, а ты возьми вон те, – продолжал Орёл, указывая на две огромные бочки.

– Бочки? На что они нам? Чтобы терять время понапрасну?

– А как же иначе нам наносить воды?

– Дай мне просто-напросто кирку, лопату и носилки.

– Зачем они тебе?

– Как зачем? Остолоп! Да затем, чтобы перенести родник сюда, к самой двери кухни, тогда не придётся ходить за водой в такую даль.

«Ну и силач!» – подумал Орёл, а вслух он сказал:

– Вот что, оставайся здесь, а я уж один, схожу за водой для матушки.

Так он и сделал.

Когда на другой день старуха опять стала говорить Орлу, что самый верный способ избавиться от Принца – это зарезать его, изжарить на вертеле и съесть, Орёл ответил, что с ним хорошо обходились у Принца и он не хочет выказывать неблагодарность, но что он подвергнет Принца другим испытаниям, из которых тому трудно будет выйти с честью.

И действительно, Орёл объявил Принцу:

– Сегодня я управился один, а завтра уж настанет твоя очередь.

– А какая завтра будет работа? – спросил Принц.

– Матушке моей нужны дрова, ей нечем топить кухню. Нужно будет срубить аллею старых дубов – вон там – и сложить их здесь, во дворе, чтобы у неё был запас дров на зиму; всё это должно быть сделано до захода солнца.

– Ладно, сделаю, – сказал Принц, притворяясь беззаботным, хотя на самом деле сильно обеспокоился.

Он и в этот раз пошёл к сестре Орла.

– Вы обещаете хранить мне верность? – опять спросила она его.

– До самой смерти, – ответил Принц.

– Так вот, завтра, когда вы с деревянным топором, который вам дадут, придёте в лес, снимите камзол, положите его на старый дубовый пень, что лежит там с вывороченными корнями, затем ударьте этим деревянным топором по стволу ближнего дерева, и вы увидите, что произойдёт.

Принц так и сделал: чуть свет пошёл в лес с деревянным топором на плече, снял камзол, положил его на тот старый, с вывороченными корнями дубовый пень, который был ему указан, затем деревянным своим топором ударил по стволу ближнего дерева, и оно тотчас затрещало и рухнуло.

«Ладно, – сказал себе Принц, – если это такое немудрое дело, я мигом с ним справлюсь».

Он тотчас хватил топором второе дерево, потом третье, – оба они с первого же удара повалились наземь, и так дело шло дальше, пока во всей аллее не осталось ни одного несрубленного дуба.

После этого Принц не спеша вернулся в замок.

– Как, ты уже всё сделал? – спросил его Орёл.

– Всё! – ответил Принц.

Орёл мигом побежал в свою аллею; увидя, что все его прекрасные дубы повалены наземь, он заплакал и пошёл к матери.

– Бедная моя матушка, я побеждён. Все мои прекрасные деревья срублены! Я не в силах одолеть этого дьявола, ему, наверно, помогает какой-нибудь могучий волшебник.

В то время как он жаловался матери, вошёл Принц и сказал ему:

– Я трижды тебя одолел, теперь ты должен отдать мне свою сестру!

– Увы, это так, – молвил Орёл. – Забирай её и уходи поскорее.

Вот как случилось, что Принц увёл с собой сестру Орла. Но она пока что не соглашалась выйти за него замуж и не хотела даже сопровождать его во владения его отца. Она сказала ему:

– Теперь нам придётся некоторое время пробыть в разлуке, потому что мы ещё не можем пожениться. Но будьте верны мне, что бы ни случилось, и, когда придёт время, мы встретимся вновь. Вот вам половинка моего кольца и половинка моего носового платка: берегите их – они помогут вам в будущем узнать меня, если в том будет нужда.

Принц сильно опечалился. Он взял половинку кольца и половинку носового платка и один вернулся в отцовский замок, где все от души рады были его возвращению после такого долгого отсутствия.

Сестра Орла нанялась в услужение к ювелиру, проживавшему в том городе и работавшему для королевского двора.

Спустя недолгое время Принц совершенно забыл свою невесту: он влюбился в одну принцессу, прибывшую ко двору его отца из соседнего королевства. Вскоре назначен был день свадьбы; стали готовить великое пиршество и созывать многочисленных гостей. Ювелира, которому были заказаны обручальные кольца и всякие иные украшения, тоже пригласили, вместе с его женой и даже с её прислужницей, которая славилась своей красотой и благородной осанкой.

Прислужница попросила своего хозяина отлить ей из чистого золота маленького петушка и такую же курочку и, отправляясь на свадебный пир, положила их в карман. За столом её посадили как раз напротив новобрачных. Она положила на стол рядом с собой половинку кольца, вторая половинка которого была у Принца.

Увидев эту половинку, новобрачная сказала мужу:

– У меня точь-в-точь такая.

Оказывается, Принц подарил ей свою. Тотчас обе половинки были приложены одна к другой; они сошлись, и кольцо снова сомкнулось.

То же произошло и с обеими половинками носового платка. Все присутствовавшие выражали изумление. Один только Принц оставался спокойным и, казалось, ни о чём не догадывался. Тогда сестра Орла поставила на стол перед собой сработанных из золота петушка и курочку, а затем положила на свою тарелку горошину. Петушок вмиг её проглотил.

– Опять ты, обжора, съел горошину, – сказала ему курочка.

– Молчи, – ответил петушок, – следующую я дам тебе!

– Как бы не так! Королевский сын тоже обещал, что будет верен мне до самой смерти, когда шёл играть в кегли с Орлом, моим братом.

Принц насторожился. Сестра орла бросила на свою тарелку вторую горошину; петушок и на этот раз склевал её.

– Опять ты, обжора, съел горошину! – снова сказала курочка.

– Молчи, – ответил петушок, – следующую я отдам тебе.

– Как бы не так! Королевский сын тоже обещал, что будет верен мне до самой смерти, когда брат мой Орёл велел ему пойти с ним вместе к роднику за водой.

Все присутствовавшие были крайне удивлены и терялись в догадках. Тем временем сестра Орла кинула на свою тарелку третью горошину, которую петушок мигом проглотил, как и те две.

– Опять ты съел горошину, обжора! – в третий раз сказала курочка.

– Молчи, милая моя курочка, следующую я уж непременно отдам тебе.

– Как бы не так! Королевский сын тоже обещал, что будет верен мне до самой смерти, когда брат мой Орёл послал его вырубить деревянным топором длинную аллею старых дубов.

Теперь Принцу всё стало ясно. Он встал и, обернувшись к своему тестю, сказал ему так:

– Дорогой тесть, мне надобно спросить у вас совета. У меня был прекрасный золотой ларец, заключавший в себе бесценное сокровище. Я его лишился и раздобыл другой. Но случилось так, что я снова нашёл первый ларец, и теперь у меня их два. Какой из них мне надлежит оставить у себя: первый или второй?

– Преимущество всегда должно быть отдано более давнему, – ответил старец.

– Я тоже так думаю, – сказал принц. – Так вот, до вашей дочери я любил другую девушку и обещал ей, что возьму её в жены. Вот она!

С этими словами он подошёл к служанке ювелира – а это ведь была сестра Орла! – и, к изумлению всех присутствующих, взял её за руку.

Другая невеста и её отец и мать, вместе с родственниками и гостями, удалились, сильно раздосадованные.

Несмотря на это, пиры, игры и забавы продолжались, так что свадьба Принца и сестры Орла была отпразднована с должным великолепием.

Г. Х. Андерсен
Ёлка
(новогодняя сказка)

Стояла в лесу этакая славненькая ёлочка; место у неё было хорошее: и солнышко её пригревало, и воздуха было вдосталь, а вокруг росли товарищи постарше, ель да сосна. Только не терпелось ёлочке самой стать взрослой: не думала она ни о тёплом солнышке, ни о свежем воздухе; не замечала и говорливых деревенских детишек, когда они приходили в лес собирать землянику или малину. Наберут полную кружку, а то нанижут ягоды на соломины, подсядут к ёлочке и скажут:

– Какая славная ёлочка!

А ей хоть бы и вовсе не слушать таких речей.

Через год подросла ёлочка на один побег, через год вытянулась ещё немножко; так, по числу побегов, всегда можно узнать, сколько лет росла ёлка.

– Ах, быть бы мне такой же большой, как другие! – вздыхала ёлка. – Уж как бы широко раскинулась я ветвями да выглянула макушкой на вольный свет! Птицы вили бы гнёзда у меня в ветвях, а, как подует ветер, я кивала бы с достоинством, не хуже других!

И не были ей в радость ни солнце, ни птицы, ни алые облака, утром и вечером проплывавшие над нею.

Когда стояла Зима и снег лежал вокруг искрящейся белой пеленой, частенько являлся вприпрыжку заяц и перескакивал прямо через ёлочку – такая обида! Но прошло две Зимы, и на третью ёлка так подросла, что зайцу уже приходилось обегать её кругом. «Ах! Вырасти, вырасти, стать большой и старой – лучше этого нет ничего на свете!» – думала ёлка.

По осени в лес приходили дровосеки и валили сколько-то самых больших деревьев. Так случалось каждый год, и ёлка, теперь уже совсем взрослая, всякий раз трепетала – с таким стоном и звоном падали наземь большие прекрасные деревья. С них срубали ветви, и они были такие голые, длинные, узкие – просто не узнать. Но потом их укладывали на повозки, и лошади увозили их прочь из лесу. Куда? Что их ждало?

Весной, когда прилетели ласточки и аисты, ёлка спросила у них:

– Вы не знаете, куда их увезли? Они вам не попадались?

Ласточки не знали, но аист призадумался, кивнул головой и сказал:

– Пожалуй, что знаю. Когда я летел из Египта, мне встретилось много новых кораблей с великолепными мачтами. По-моему, это они и были, от них пахло елью. Я с ними много раз здоровался, и голову они держали высоко, очень высоко.

– Ах, если б и я была взрослой и могла поплыть через море! А какое оно из себя, это море? На что оно похоже?

– Ну, это долго рассказывать, – ответил аист и улетел.

– Радуйся своей молодости! – говорили солнечные лучи. – Радуйся своему здоровому росту, юной жизни, которая играет в тебе!

И ветер ласкал ёлку, и роса проливала над ней слёзы, но она этого не понимала.

Как подходило Рождество, рубили в лесу совсем юные ёлки, иные из них были даже моложе и ниже ростом, чем наша, которая не знала покоя и все рвалась из лесу. Эти деревца, а они, кстати сказать, были самые красивые, всегда сохраняли свои ветки, их сразу укладывали на повозки, и лошади увозили их из лесу.

– Куда они? – спрашивала ёлка. – Они ведь не больше меня, а одна так и вовсе меньше. Почему они сохранили все свои ветки? Куда они едут?

– Мы знаем! Мы знаем! – чирикали воробьи. – Мы бывали в городе и заглядывали в окна! Мы знаем, куда они едут! Их ждёт такой блеск и слава, что и не придумаешь! Мы заглядывали в окна, мы видели! Их сажают посреди тёплой комнаты и украшают замечательными вещами – золочёными яблоками, медовыми пряниками, игрушками и сотнями свечей!

– А потом? – спрашивала ёлка, трепеща ветвями. – А потом? Потом что?

– Больше мы ничего не видали! Это было бесподобно!

– А может, и мне суждено пойти этим сияющим путём! – ликовала ёлка. – Это ещё лучше, чем плавать по морю. Ах, как я томлюсь! Хоть бы поскорей опять рождество! Теперь и я такая же большая и рослая, как те, которых увезли в прошлом году. Ах, только бы мне попасть на повозку! Только бы попасть в тёплую комнату, со всей этой славой и великолепием! А потом?.. Ну а потом будет что-то ещё лучше, ещё прекраснее, а то к чему же ещё так наряжать меня? Уж конечно, потом будет что-то ещё более величественное, ещё более великолепное! Но что? Ах, как я тоскую, как томлюсь! Сама не знаю, что со мной делается!

– Радуйся мне! – говорили воздух и солнечный свет. – Радуйся своей юной свежести здесь, на приволье!

Но она ни капельки не радовалась; она росла и росла, зиму и лето стояла она зелёная; тёмно-зелёная стояла она, и все, кто ни видел её, говорили: «Какая славная ёлка!» – и под рождество срубили её первую. Глубоко, в самое нутро её вошел топор, ёлка со вздохом пала наземь, и было ей больно, было дурно, и не могла она думать ни о каком счастье, и тоска была разлучаться с родиной, с клочком земли, на котором она выросла: знала она, что никогда больше не видать ей своих милых старых товарищей, кустиков и цветов, росших вокруг, а может, даже и птиц. Отъезд был совсем невесёлым.

Очнулась она, лишь когда её сгрузили во дворе вместе с остальными и чей-то голос сказал:

– Вот эта просто великолепна! Только эту!

Пришли двое слуг при полном параде и внесли ёлку в большую красивую залу. Повсюду на стенах висели портреты, на большой изразцовой печи стояли китайские вазы со львами на крышках; были тут кресла-качалки, шёлковые диваны и большие столы, а на столах книжки с картинками и игрушки, на которые потратили, наверное, сто раз по сто риксдалеров, – во всяком случае, дети говорили так. Ёлку поставили в большую бочку с песком, но никто бы и не подумал, что это бочка, потому что она была обёрнута зелёной материей, а стояла на большом пёстром ковре. Ах, как трепетала ёлка! Что-то будет теперь? Девушки и слуги стали наряжать её. На ветвях повисли маленькие сумочки, вырезанные из цветной бумаги, и каждая была наполнена сластями; золочёные яблоки и грецкие орехи словно сами выросли на ёлке, и больше ста маленьких свечей, красных, белых и голубых, воткнули ей в ветки, а на ветках среди зелени закачались куколки, совсем как живые человечки – ёлка ещё ни разу не видела таких, – закачались среди зелени, а вверху, на самую макушку ей посадили усыпанную золотыми блёстками звезду. Это было великолепно, совершенно бесподобно…

– Сегодня вечером, – говорили все, – сегодня вечером она засияет!

«Ах! – подумала ёлка. – Скорей бы вечер! Скорей бы зажгли свечи! И что же будет тогда? Уж не придут ли из леса деревья посмотреть на меня? Уж не слетятся ли воробьи к окнам? Уж не приживусь ли я здесь, уж не буду ли стоять разубранная зиму и лето?»

Да, она изрядно во всем разбиралась и томилась до того, что у неё прямо-таки раззуделась кора, а для дерева это всё равно что головная боль для нашего брата.

И вот зажгли свечи. Какой блеск, какое великолепие! Ёлка затрепетала всеми своими ветвями, так что одна из свечей пошла огнём по её зелёной хвое; горячо было ужасно.

– Господи помилуй! – закричали девушки и бросились гасить огонь. Теперь ёлка не смела даже и трепетать. О, как страшно ей было! Как боялась она потерять хоть что-нибудь из своего убранства, как была ошеломлена всем этим блеском… И тут распахнулись створки дверей, и в зал гурьбой ворвались дети, и было так, будто они вот-вот свалят ёлку. За ними степенно следовали взрослые. Малыши замерли на месте, но лишь на мгновение, а потом пошло такое веселье, что только в ушах звенело. Дети пустились в пляс вокруг ёлки и один за другим срывали с неё подарки.

«Что они делают? – думала ёлка. – Что будет дальше?»

И выгорали свечи вплоть до самых ветвей, и, когда они выгорели, их потушили, и дозволено было детям обобрать ёлку. О, как они набросились на неё! Только ветки затрещали. Не будь она привязана макушкой с золотой звездой к потолку, её бы опрокинули.

Дети кружились в хороводе со своими великолепными игрушками, а на ёлку никто и не глядел, только старая няня высматривала среди ветвей, не осталось ли где забытого яблока или финика.

– Сказку! Сказку! – закричали дети и подтащили к ёлке маленького толстого человечка, и он уселся прямо под ней.

– Так мы будем совсем как в лесу, да и ёлке не мешает послушать, – сказал он, – только я расскажу всего одну сказку. Какую хотите: про Иведе-Аведе или про Клумпе-Думпе, который с лестницы свалился, а всё ж таки в честь попал да принцессу за себя взял?

– Про Иведе-Аведе! – кричали одни.

– Про Клумпе-Думпе! – кричали другие.

И был шум и гам, одна только ёлка молчала и думала: «А я-то что же, уж больше не с ними, ничего уж больше не сделаю?» Она своё отыграла, она, что ей было положено, сделала.

И толстый человечек рассказал про Клумпе-Думпе, что с лестницы свалился, а всё ж таки в честь попал да принцессу за себя взял. Дети захлопали в ладоши, закричали: «Ещё, ещё расскажи!», им хотелось послушать и про Иведе-Аведе, но пришлось остаться при Клумпе-Думпе. Совсем притихшая, задумчивая стояла ёлка, птицы в лесу ничего подобного не рассказывали. «Клумпе-Думпе с лестницы свалился, а всё ж таки принцессу за себя взял! Вот-вот, бывает же такое на свете!» – думала ёлка и верила, что всё это правда, ведь рассказывал-то такой славный человек. «Вот-вот, почём знать? Может, и я с лестницы свалюсь и выйду за принца». И она радовалась, что назавтра её опять украсят свечами и игрушками, золотом и фруктами. «Уж завтра-то я не буду так трястись! – думала она. – Завтра я вдосталь натешусь своим торжеством. Опять услышу сказку про Клумпе-Думпе, а может, и про Иведе-Аведе». Так, тихая и задумчивая, простояла она всю ночь.

Поутру пришёл слуга со служанкой. «Сейчас меня опять начнут наряжать!» – подумала ёлка. Но её волоком потащили из комнаты, потом вверх по лестнице, потом на чердак, а там сунули в тёмный угол, куда не проникал дневной свет.

«Что бы это значило? – думала ёлка. – Что мне тут делать? Что я могу тут услышать?» И она прислонилась к стене и так стояла и всё думала, думала. Времени у неё было достаточно. Много дней и ночей миновало; на чердак никто не приходил. А когда наконец кто-то пришёл, то затем лишь, чтобы поставить в угол несколько больших ящиков. Теперь ёлка стояла совсем запрятанная в угол, о ней как будто окончательно забыли.

«На дворе зима! – подумала она. – Земля затвердела и покрылась снегом, люди не могут пересадить меня, стало быть, я, верно, простою тут под крышей до весны. Как умно придумано! Какие они всё-таки добрые, люди!.. Вот если б только тут не было так темно, так страшно одиноко… Хоть бы один зайчишка какой! Славно всё-таки было в лесу, когда вокруг снег, да ещё заяц проскочит, пусть даже и перепрыгнет через тебя, хотя тогда-то я этого терпеть не могла. Всё-таки ужасно одиноко здесь, наверху!»

– Пип! – сказала вдруг маленькая мышь и выскочила из норы, а за нею следом ещё одна малышка. Они обнюхали ёлку и стали шмыгать по её ветвям.

– Тут жутко холодно! – сказали мыши. – А то бы просто благодать! Правда, старая ёлка?

– Я вовсе не старая! – отвечала ёлка. – Есть много деревьев куда старше меня!

– Откуда ты? – спросили мыши. – И что ты знаешь? – Они были ужасно любопытные. – Расскажи нам про самое чудесное место на свете! Ты была там? Ты была когда-нибудь в кладовке, где на полках лежат сыры, а под потолком висят окорока, где можно плясать по сальным свечам, куда войдёшь тощей, откуда выйдешь жирной?

– Не знаю я такого места, – сказала ёлка, – зато знаю лес, где солнце светит и птицы поют!

И рассказала ёлка всё про свою юность, а мыши отродясь ничего такого не слыхали и, выслушав ёлку, сказали:

– Ах, как много ты видела! Ах, как счастлива ты была!

– Счастлива? – переспросила ёлка и задумалась над своими словами. – Да, пожалуй, весёлые были денечки!

И тут рассказала она про сочельник, про то, как её разубрали пряниками и свечами.

– О! – сказали мыши. – Какая же ты была счастливая, старая ёлка!

– Я вовсе не старая! – сказала ёлка. – Я пришла из лесу только нынешней зимой! Я в самой поре! Я только что вошла в рост!

– Как славно ты рассказываешь! – сказали мыши и на следующую ночь привели с собой ещё четырёх послушать её, и чем больше ёлка рассказывала, тем яснее припоминала всё и думала: «А ведь и в самом деле весёлые были денёчки! Но они вернутся, вернутся! Клумпе-Думпе с лестницы свалился, а всё ж таки принцессу за себя взял, так, может, и я за принца выйду!» И вспомнился ёлке этакий хорошенький молоденький дубок, что рос в лесу, и был он для ёлки настоящий прекрасный принц.

– А кто такой Клумпе-Думпе? – спросили мыши.

И ёлка рассказала всю сказку, она запомнила её слово в слово. И мыши подпрыгивали от радости чуть ли не до самой её верхушки.

На следующую ночь мышей пришло куда больше, а в воскресенье явились даже две крысы. Но крысы сказали, что сказка вовсе не так уж хороша, и мыши очень огорчились, потому что теперь и им сказка стала меньше нравиться.

– Вы только одну эту историю и знаете? – спросили крысы.

– Только одну! – отвечала ёлка. – Я слышала её в самый счастливый вечер всей моей жизни, но тогда я и не думала, как счастлива я была.

– Чрезвычайно убогая история! А вы не знаете какой-нибудь ещё – со шпиком, с сальными свечами? Истории про кладовую?

– Нет, – отвечала ёлка.

– Так премного благодарны! – сказали крысы и убрались восвояси. Мыши в конце концов тоже разбежались, и тут ёлка сказала, вздыхая: – А всё ж хорошо было, когда они сидели вокруг, эти резвые мышки, и слушали, что я им рассказываю! Теперь и этому конец. Но уж теперь-то я не упущу случая порадоваться, как только меня снова вынесут на белый свет! Но когда это случилось… Да, это было утром, пришли люди и шумно завозились на чердаке. Ящики передвинули, ёлку вытащили из угла; её, правда, больнёхонько шваркнули об пол, но слуга тут же поволок её к лестнице, где брезжил дневной свет.

«Ну вот, это начало новой жизни!» – подумала ёлка. Она почувствовала свежий воздух, первый луч солнца, и вот уж она на дворе. Всё произошло так быстро; ёлка даже забыла оглядеть себя, столько было вокруг такого, на что стоило посмотреть. Двор примыкал к саду, а в саду всё цвело. Через изгородь перевешивались свежие, душистые розы, стояли в цвету липы, летали ласточки. «Вить-вить! Вернулась моя жёнушка!» – щебетали они, но говорилось это не про ёлку.