Текст книги "Город греха"

Глава 4
Турбулентность

Москва – Амстердам, наши дни

Попутчик Эле попался в этот раз чрезмерно разговорчивый. Впрочем, она приняла данный факт со стоицизмом, уверяя себя, что виновата сама. Она обратила внимание на этого щуплого мужичка ещё в очереди на регистрацию. Обратила, потому что тот периодически тёр ладонью о ладонь, будто «мыл руки» под несуществующим напором воды.

«Расстройство у него какое-то, что ли?..» – тогда подумала она, заворожённо наблюдая за манипуляциями гражданина. Мужичок выглядел, прямо скажем, так себе. Маленький, худенький, с короткой бородкой, которая должна была, видимо, акцентировать нынешнюю модность, но демонстрировала скорее безвкусие обладателя. Жидкие русые волосы потенциального пассажира казались жирными и неприятно блестели.

Когда же мужичок, смущённо улыбаясь, протиснулся мимо коленок Эли и уселся на соседнее кресло в салоне самолёта, девушка смирилась с неизбежностью: если бы она посмотрела в очереди на мамашу с капризным младенцем, можете не сомневаться, те обязательно бы устроились рядом с ней, а ребёнок, не переставая, вопил бы весь перелёт.

Эля, не дожидаясь объявления стюардессы, сразу же пристегнула ремень и стала с тревогой прислушиваться к басовитому гулу двигателей: самолёт, впрочем, ещё не двинулся с места.

Сосед рядом ёрзал и шебуршился. Эля не смотрела в его сторону принципиально.

Когда самолёт очень плавно двинулся по рулёжной дорожке, Элис поняла, что кресло, расположенное у иллюминатора в их ряду, так и останется свободным.

«Мог бы и отсесть от меня! – раздражённо подумала она про мужичка; тот занимал центральное кресло, а сама Эля сидела у прохода.

Но мужчина с бородкой явно не собирался отсаживаться. Напротив, он повернулся к соседке и какое-то время изучающе на неё пялился: Эля прямо ощущала его взгляд кожей. Впечатление было не из приятных.

– А вас как зовут? – сказал, наконец, мужчина. – Меня зовут Богов. Ну, это фамилия такая. Все спрашивают, это что, типа от Бога, значит, а я им отвечаю: да нет, ошибка просто. У моего деда, когда данные в паспорт заполняли, не расслышали, что он Вогов, и записали Богов. А он только потом заметил, но уже переделывать не стал. Занимательная история, правда?

Эля коротко глянула на соседа, ничего не ответила и снова отвернулась. Лайнер застыл на исполнительном, гул турбин усилился, стал выше по тону, салон едва заметно завибрировал. Элис вцепилась в ручки кресла так сильно, что побелели костяшки пальцев.

– Самые опасные в полёте, – сказал мужичок, – это взлёт и посадка. Потому что после набора высоты включается автопилот и пассажирам уже ничего не грозит. А вот взлетать и садиться приходится в ручном режиме. Отсюда – человеческий фактор. – Богов потёр ладони одну о другую.

Эля же боролась с искушением взять в руки какой-нибудь тяжёлый предмет и со всей силы зазвезденить соседу по макушке, чтобы он на хрен заткнулся. Останавливало её только то, что самолёт начал стремительный разбег, и она боялась, что, стоит ей убрать руку с подлокотника, кресло тут же развалится.

Земля в иллюминаторе резко ушла вниз, а желудок девушки, напротив, подскочил к самому горлу.

– Оторвались, – деловитым тоном прокомментировал Богов.

У Эли на висках выступили капельки пота, но постепенно её немного отпустило: желудок вернулся на своё привычное место; лайнер теперь более плавно набирал высоту, и перебоев в работе двигателей вроде бы как не намечалось.

– Так я не расслышал, – снова обратился к попутчице сосед. – Как вас зовут?

– Элис, – сказала Эля мужским басом. От пережитых треволнений у неё перехватило горло.

– Понятно, – немного настороженно проговорил мужичок, скользнув взглядом по сильно выпирающей из блузки груди девушки. – А моя фамилия Богов, – напомнил он. – Еремей Мартемьянович. А вы знаете, зачем на самом деле выпадают маски в аварийной ситуации? Вы думаете, чтобы пассажиры могли дышать кислородом? Ха-ха! Как бы не так!

Эля повела взглядом по сторонам, надеясь-таки отыскать какой-нибудь массивный предмет.

– На самом деле, – продолжил Богов как ни в чём не бывало, – это новшество ввели по согласованию с психологами. При любых нештатных ситуациях в салоне немедленно начинается паника, люди кричат, и наступает цепная реакция. Для этого и маски. Когда пассажир натягивает кислородную маску, он, как вы понимаете, кричать уже не в состоянии. Сидит себе спокойно и ждёт неминуемого конца!

Эля сжала кулаки, а потом прикрыла глаза.

«Накаркает же, – с холодным отчаянием подумала она, – падла бородатая!»

В какой-то степени Эля в своих предсказаниях оказалась права. Когда это произошло, полёт уже подходил к концу; судя по всему, лайнер начал снижение.

Элис, которая почти всё воздушное путешествие делала вид, что дремлет, – что не мешало, впрочем, Богову развлекать её идиотскими историями, – встрепенулась и привычно, для надёжности, стиснула ладонями подлокотники.

– …Аэрофобия, – говорил Еремей Мартемьянович, «моя руки», – возникает в основном у тех, кто привык управлять своей жизнью и контролировать свои поступки. Судите сами: в салоне самолёта или вертолёта человек оказывается в положении, когда никакое из его действий, по большому счёту, не может даже незначительно повлиять на ход процесса. Всё в руках пилота и, если хотите, судьбы. Из-за этого и случается сильнейшая психологическая травма, в итоге развивающаяся в хроническую боязнь полётов.

«Бу-бу-бу… – слышалось Эле, которая полуприкрыла веки. – Бу-бу. Бу-бу…»

И надо же такому случиться: именно в этот момент самолёт сильно накренило, а турбины, казалось, взвыли на закритическом режиме.

– Ахххх… – непроизвольно пронеслось по салону.

Эля в ужасе распахнула глаза.

Началась турбулентность, самолёт затрясло, будто лайнер летел не по небу, а быстро ехал по деревенской дороге с колдобинами. Кто-то истерически взвизгнул, по рядам пронёсся уже различимый ропот. Элис случайно бросила дикий взгляд в иллюминатор: кончик крыла, который увиделся ей с этого ракурса, казалось, вот-вот отвалится, он раскачивался явно с ненормальной амплитудой.

Липкий и холодный ужас заполнил всё нутро девушки. Она оцепенела, уже не чувствуя ни рук, ни ног. Казалось, ещё чуть-чуть, и её разорвёт взрывом изнутри, вместе с остальными пассажирами, самолётом и всей Вселенной.

На крошечном краешке сознания она ещё воспринимала какие-то звуки: панические вскрики, душераздирающий вой турбин, непонятный свист.

Через несколько мучительных секунд ожидания конца она почувствовала на себе некие прикосновения. Создавалось впечатление, что по ней кто-то ползёт. Несмотря на всю сюрреалистичность происходящего, она скосила взгляд вправо и увидела, что тактильные рецепторы её не обманули. Богов с обезумевшим выражением лица, некрасиво перекосив рот, наваливался на неё сбоку и хватал руками, будто хотел опереться и уползти куда-то вверх к багажным полкам.

Несмотря на тотальный ступор, Элис высвободила из-под шевелящегося рядом тела свою правую руку и, отчаянно размахнувшись, отвесила попутчику такую смачную пощёчину, что тот дёрнулся-откинулся назад, а потом обескураженно осел в своём кресле.

Впрочем, аварийная ситуация продлилась минуты полторы, не больше. Самолёт вышел из турбулентности, плавно качнулся пару раз и продолжил штатное снижение. Волнение в салоне тоже постепенно стихло. Очень красивая проводница, очаровательно улыбаясь, объявила на двух языках правила поведения при посадке. Богов после своего позорного демарша наконец успокоился и прикусил язык. Он отстранённо сидел в своём кресле и молча «мыл руки».

А Элю вдруг начало трясти. Зубы клацали друг о друга, а всё тело сотрясали приступы неконтролируемой дрожи. Во многом из-за этого она не успела толком поволноваться из-за посадки; пытаясь справиться с новой напастью, даже не заметила, как шасси самолёта коснулось взлётной полосы. Только когда включился реверс, она осознала, что полёт практически завершился: что «боинг» не развалился в воздухе, не упал в океан и что, слава всем богам, она никогда в своей жизни больше не встретится с Еремеем Мартемь-яновичем Боговым.

Собственно, на этом можно было бы и закончить рассказ о приключениях, связанных с перелётом Эли в Нидерланды. Но есть один нюанс.

Девушка намеревалась добраться до железнодорожной станции, чтобы сесть в поезд до Амстердама, и, когда шла по просторному и многолюдному зданию аэровокзала Схипхол, ей внезапно показалось, что она оглохла.

Элис озадаченно остановилась, вертя головой, как локатором. Но ощущение внезапной неполноценности не пропало, а только усилилось: девушку огибал совершенно беззвучный поток людей. Она не слышала ни голосов, ни неизменного гула огромного общественного пространства, ни пиликанья динамиков, предваряющих объявления диктора. Ничего. На неё обрушилась тотальная ватная тишина.

Наверное, она даже не успела в очередной раз испугаться. Потому что после того как девушка машинально поставила свой небольшой чемодан на пол, у неё пропали ноги. Их попросту не стало. А лощёный кафель пола в зале аэровокзала вдруг резкими тычками стал приближаться к её лицу. И она никак не могла этому воспрепятствовать.

Эля словно бы сложилась в самом центре зала, беспомощно распластавшись рядом со своим чемоданом.

Последнее, что она увидела перед тем, как её сознание заполнила чёрная пустота, – чью-то ногу у своего лица; нога была обута в красивый лакированный ботинок из крокодиловой кожи. Пожалуй, вполне обычный, если не считать необычной трещинки на глянцевом носке в виде перевернутой буквы F.

Глава 5
Психи

Амстердам, 15 сентября 1889 года

Остаток раннего утра Эрих провёл за химическими опытами. Разумеется, после потрясения на причале о досыпании не могло быть и речи.

А до визита в управление полиции оставался определённый временной зазор.

Но дело не спорилось. Цепочка химических реакций, что ещё вчера выстраивалась в непротиворечивый логический ряд, сегодня давала сбой, вызывая дополнительную неудовлетворенность.

Около восьми утра Эрих досадливо отодвинул от себя реторты и стал собираться. Он облачился в официальный рабочий сюртук и удобные брюки; обулся в лакированные штиблеты, на голову надел охотничью шляпу с двумя козырьками – Краузе всегда предпочитал её кургузому и неудобному котелку. Дождь за окном устало стих, и Эрих решил пройтись до здания управления пешком.

Город уже начинал свою суетливую жизнь, на узеньких улицах появлялись хмурые рабочие, спешащие на смену, открывались ставни лавок и ремесленных мастерских, спешил в конторы служивый люд.

Эрих прошёл вдоль нескольких каналов: ветер, как и дождь, тоже успокоился, и вода в руслах казалась мёртвой, стоячей. Лишь иногда редкое в это пасмурное сентябрьское утро солнце играло на поверхности короткими бликами, выбираясь из-за серых туч.

Возле главного входа в управление уже стоял немногочисленный пикет.

Трое взлохмаченных мужчин, при виде которых напрашивалось слово «бродяги», топтались под фанеркой на длинной ручке, на которой было написано: «Остановите пришествие дьявола». Бородач, что держал древко, когда Эрих проходил мимо, вытянул руку в его сторону и изобразил на лице соответствующую гримасу, стремясь привлечь внимание. Однако Краузе прошествовал мимо без всяких эмоций на лице. С другой стороны от входа мыкался ещё один неприкаянный гражданин, который при ближайшем рассмотрении оказался полузнакомым газетчиком-репортёром. Увидев Эриха, он дёрнулся было к нему, но Краузе, ускорившись, ловко юркнул за надёжные двери городского управления полиции.

Судебно-медицинская экспертиза располагалась во дворе учреждения, во флигеле, и занимала два этажа. Эрих, показав пропуск дежурному, сразу же проследовал туда. Требовалось произвести более детальный осмотр трупа Эммы де Беккер и доложить результаты инспектору Винку.

Но в кабинет к инспектору Эрих попал только к обеду.

– Никак не могу взять в толк, откуда эти писаки немедленно узнают о происшествиях? – брюзгливо заметил Винк, нахохлившись за своим массивным столом. Внушительное мясистое лицо инспектора выражало очевидное неудовольствие. – Не успели мы отвезти тело в морг, как у порога уже дежурят репортёры…

– Вашему рядовому составу никогда не мешала лишняя пара десятков центов, – заявил Эрих, проходя по кабинету и усаживаясь в кресло перед столом. – А то и пара гульденов, – добавил он.

– Не замечал, что эти писаки настолько щедры…

– Каждый крутится, как может. Скажите лучше, откуда у вас пикеты под окнами, вы что, не можете принять меры?

– У меня связаны руки! – негодующе воскликнул Винк. – Придётся писать докладную бургомистру, чтобы усмирить этих мерзавцев. Ведь на данный момент они де юре не нарушают общественных законов. Мирный пикет и всё такое. Чёртовы городские сумасшедшие!

– Весело у вас тут, я смотрю, – хмуро заметил Эрих.

– Веселье начнётся, когда вечерняя пресса выйдет с кричащими заголовками. Мне уже сделали втык из префектуры! Убитая имела кой-какой вес в светском обществе. Да и её папаша тоже!.. Что там по отчёту?

– Я уже отдал распечатать. Могу озвучить основные моменты устно.

– Будьте так добры, Краузе, – с нотками сарказма попросил Винк. – У меня сегодня ожидается крайне напряжённый день.

– Я понимаю. Причина смерти – асфиксия, это подтвердилось. Существенная деталь – девушку не повесили, а задушили. Причём не руками, предположительно верёвкой или тонким канатом, рубцы на шее достаточно характерны. Разрезы сделаны посмертно, но почти сразу после удушения. Резал профессионал. Из грудины извлечено сердце. Относительно аккуратно, тоже профессионально. Шрамы в виде треугольника на левой стороне грудной области не глубокие, предположу, что нанесены как некий особый знак. Версию подтверждает то, что «грани» треугольника имеют следы термообработки, возможно, их прижигали неким раскалённым инструментом.

При этих словах Винк отчётливо крякнул.

Эрих кинул на инспектора быстрый взгляд и продолжил:

– Следов борьбы нет, будто бы девушка смирилась со своей участью и не сопротивлялась. Следы сексуального насилия отсутствуют. Под ногтями – чисто. Других повреждений конечностей или органов не обнаружено. Время смерти – полночь прошлой ночи плюс-минус.

– Скверно! – Лицо Винка скривилось, лоб собрался в озабоченных морщинах. – У нас появился какой-то псих, а мы ни сном ни духом! Что за варварство?! Убивать, да ещё и вырывать сердце?! Зачем? Я понимаю, когда с катушек съезжают всякие насильники, но тут? Убить просто так?!

Краузе на тираду инспектора особо не прореагировал, только склонил голову, как бы соглашаясь с неутешительными доводами.

– Вы полагаете, что её убили неподалёку от рыбной биржи? – поинтересовался Винк после паузы, достав из кармана жилетки платок и вытирая им своё вспотевшее лицо. – Мы отправили туда людей, чтобы обошли окрестные здания.

– Полагаю, нет. Её привезли в экипаже. Тащить тело до причала, пусть и ночью, довольно рискованно. Если же подъехать к площади у пирса в экипаже…

– Не проще ли тогда скинуть труп в ближайший канал? Эти чёртовы каналы у нас чуть не в каждом квартале!

– В каналах, как правило, нет необходимой глубины. Скрыть труп в них очень проблематично. Его обнаружат сразу, как рассветёт.

– Вы, Краузе, как-то очень лестно отзываетесь об умственных способностях этого психа. Послушать вас – так он всё распланировал заранее.

– Думаю, так и было. К тому же что-то мне подсказывает, что мы имеем дело не с одним психом, как вы изволите выражаться.

– С группой психов? – Брови Винка поползли вверх. – Ещё не лучше!

– Вырезанный на груди убитой треугольник наводит меня на определённые мысли, – задумчиво проговорил Эрих. – А на вашем месте я бы рекрутировал группу, что производят водолазные работы.

– Что-что? Это ещё зачем? Труп же не успели скинуть в бухту!

– Этот труп – нет. Но вдруг были другие? У вас за последнее время люди не пропадали? Быть может, у убийц отработанная тактика? Якорь к ноге, и за борт, чтобы без следов. Ну, не за борт, а с причала – в воду, имею в виду.

– Чем больше я вас слушаю, Краузе, – заметил Винк кисло, – тем меньше мне всё это нравится.

– Работа у нас такая, – пожал плечами Эрих. – Что по свидетелям?

– Ищем, но пока негусто. Есть письмо, которое Эмма оставила своему женишку.

– Письмо? – оживился Эрих. – Оставила письмо Симону?

– Ну да, – нехотя признался Винк. – Тот нашёл его уже после… после того, как… Там она пишет, что решила отправиться путешествовать, чтобы он не держал на неё зла и тому подобное. Короче, дала ему полный от ворот поворот.

– А могу я взглянуть? – заинтересовался Эрих. – Довольно любопытно. И когда она его написала?

– Дата стоит вчерашняя. Краузе, вы же знаете, что я не имею права передавать вам улики. Как и обсуждать этапы следствия. Вы внештатный сотрудник! Я делаю это только из-за моего к вам расположения. Иногда вы даёте действительно ценные советы, а у меня не так много толковых помощников.

– Винк, вы же меня знаете! – Эрих даже прижал ладонь к груди. – Всё, что сказано в пределах этого кабинета или даже управления, тут и останется.

– Знаю, знаю, – проворчал инспектор.

– И потом, я не прошу передать мне вещественное доказательство, я прошу лишь взглянуть на него.

– Ладно, – смирился Винк. – Дам распоряжение Брендону из канцелярии, подойдёте потом к нему. Ещё есть один ненадёжный свидетель, который утверждает, что видел де Беккер с каким-то представительным молодым повесой. Якобы голубки мило беседовали, хотя эта де Беккер, чёрт бы её взял, числилась на тот момент невестой адвокатишки.

– Хм… И где этих «голубков» видели?

– Позавчера, на выставке живописцев в Рейкс – музеуме.

– Э-э-э… Винк. – Эрих поднял голову и взглянул инспектору в глаза. – Должен вам признаться, что… Короче говоря, ваш свидетель не врёт, но тем самым повесой, как бы это подозрительно теперь ни звучало, был я.

Винк некоторое время молча и непонимающе смотрел на собеседника, а потом вдруг закашлялся. Ему даже пришлось некоторое время прикрывать рот платком.

– Вы… – Инспектор кашлянул ещё раз, сделал новую попытку прочистить горло, захрипел, но в итоге справился. – Вы были знакомы с убитой? – На лице Винка застыло озадаченное выражение.

– Не то чтобы близко, – признался Эрих, понимая, что рано или поздно эта информация так или иначе всплывёт. – Мы познакомились лишь три дня назад на приёме у бургомистра.

Глава 6
Клиника

Пригород Амстердама, наши дни

Эле показалось, что прошло минуты две, не больше, с того момента, как она отключилась. Это выглядело, по её ощущениям, как крепкий предутренний сон, когда ты погружаешься в него без остатка и представляешь, что проспала часа три, но трель будильника ясно даёт тебе понять, что прошло всего десять минут.

С другой стороны, за пару минут она вряд ли смогла бы перенестись в свою нынешнюю локацию.

Элис лежала на удобной и современной медицинской кушетке-кровати, а с внутренней стороны локтя была вставлена гибкая поливинилхлоридная трубка. Прозрачный шланг вёл к стойке капельницы с висящим на нём прозрачным мешочком с жидкостью. Чуть поодаль, установленный на перемещающуюся штангу, виднелся столик с медицинским оборудованием; некоторые кнопочки на аппаратах мигали. Из большого окна в помещение лился приятный приглушённый свет. Лёгкий тюль цвета морской воды создавал определённый уют. Всё вокруг в палате было выдержано в светло-салатовых тонах и выглядело аккуратно и чисто.

Эля повернула голову в другую сторону, чтобы окончательно осмотреться, и испытала некое потрясение. Оказывается, она лежала тут не одна. На соседней кушетке, отделённой от девушки блоками следящей аппаратуры, покоился некий молодой субъект. Глаза парня были открыты, и, судя по всему, он сейчас сосредоточенно разглядывал потолок.

Уловив Элино движение, субъект немедленно повернул голову на звук и радостно осклабился. Широкая улыбка констатировала отсутствие у него одного из верхних передних зубов.

– Быстро ты очнулась! – заявил парень на чистом русском. – Сразу видно…

– Сразу видно что? – недовольно пробормотала Эля, пытаясь разобраться со своим внутренним состоянием: вроде бы ничего не болело, голова не кружилась, тошноты не чувствовалось.

– Меня Ганс зовут, – вместо ответа сообщил парень, сев на кушетке и свесив ноги, обутые в тапочки. Облачён сосед по палате был в салатовый же медицинский халат. – Для близких – Гансик, – доверительно добавил он.

– А мы где? – поинтересовалась Эля, потому как этот вопрос занимал её сейчас более всего.

– В частной клинике, – с готовностью заявил новый знакомый, легко вскакивая на ноги.

Эля присмотрелась к парню получше. Возраст на вид года двадцать два – двадцать три, среднего роста, худощавый и с очень осунувшимся лицом: ввалившиеся щёки, впалые глаза. А большой нос пациента, наоборот, словно слишком выпячен вперёд. На голове – волосы коротким ёжиком.

– А почему ты по-русски разговариваешь? Мы разве не в Голландии… ну, то есть, я хотела сказать, не в Нидерландах?

– И в Голландии, и в Нидерландах, не парься, – успокоил её Ганс. – Что, по-твоему, тут русских, что ли, нет? Главный док тоже русский. Да и пациентов «наших» хватает.

Парень подошёл к кушетке Элис и выдернул иголку из её локтевого катетера.

– Ой! – машинально сказала Эля, потирая рукой оставшуюся белую нашлёпку. – Ты что?

– Пошли воздухом подышим на балкон, – предложил Ганс, кивая в сторону окна.

Он легонько взял девушку за руку. Эля встала на ноги, обнаружила, что одета в такой же стандартный халат, как и сосед, и проследовала за Гансом к ажурному тюлю. Оказывается, в окне, сбоку, была дверца, ведущая на небольшой балкончик, забранный снаружи узорчатой решёткой.

Балкон располагался на уровне третьего этажа, а вид с него открывался не очень-то и живописный. Слева ещё один трёхэтажный корпус, впереди чётко расчерченная дорожками территория с клумбами и газонами, а чуть поодаль приземистое административное здание со шлагбаумом и воротами, вмонтированными в забор, что опоясывал всё видимое пространство.

– Ого, – вырвалось у Эли. – Это военная часть, что ли?

– Не-а, – покачал головой Гансик. – Частная клиника. Больничный городок. Для… ну, короче, для больных.

– Звучит логично, – вполголоса проговорила Элис, вдыхая прохладный воздух: лёгкий ветерок развевал её волосы. – Больница для больных.

– Точно так, – не распознав иронии в её голосе, отозвался новый знакомый. – На… – Он протянул девушке скрученную цигаркой сигаретку явно кустарного производства.

– Чего это? – Она попыталась отпихнуть руку парня.

– Да не бойся, тебе точно не повредит! – улыбнулся Ганс, сверкая дыркой от зуба. – Успокаивает, только в путь!

– Не, – покачала головой Эля. – Я пока – пас. А Амстердам где? У меня просто там дела и…

– Там. – Гансик неопределённо махнул рукой. – Дела теперь твои подождут… – Он сделал некое вытягивающееся движение вверх и извлёк протянутой рукой откуда-то из-под козырька балкона дешёвую одноразовую зажигалку. Потом засунул цигарку себе в губы, цвиркнул огонёк и поднёс его к самокрутке.

– Почему это подождут?! – возмутилась Эля, раздумывая, как бы побыстрее связаться с руководством клиники.

– Шуба! – неожиданно сказал Ганс, делая круглые глаза.

Он заметался, попытался затушить подушечками пальцев цигарку, что у него с грехом пополам получилось, а потом судорожно выкинул её вместе с зажигалкой в проём балконной решётки.

Элис смотрела на него со смесью страха и удивления.

Впрочем, тут же причина такого странного поведения Гансика стала очевидна. Выяснилось, что в эту секунду в палату входил некий мужчина, облачённый в белый халат, что Эля, естественно, заметила не сразу. Но заметил Ганс.

Парень суетливо вытолкал девушку через балконную створку обратно в палату и сразу же зашёл следом сам: прямо пред очи «заглянувшего на огонёк» доктора.

Мужчина в белом халате выглядел представительно. Высокий, широкоплечий, с властным выражением лица – этакий хрестоматийный суровый, но справедливый док. Немного диссонировали с остальным обликом светло-голубые глаза, которые хотелось назвать детскими.

– Балабанов! – резким и не очень приятным голосом проговорил врач. – Ты опять за старое?!

– За какое старое, за какое старое? – речитативом забормотал Гансик, прикрываясь Элей, как щитом. – Наоборот же, за новую, смотрите, какая девушка новенькая…

– Прекрати! – гаркнул док, а Эля вздрогнула. – Зубы мне заговаривать! Отпусти немедленно девушку! Вы уж извините, – тембром на два тона ниже обратился он к Эле. – Вам пока вставать на ноги противопоказано, надо немного окрепнуть. Отпусти, я сказал! – снова приказал он парню.

Тот повиновался и уныло побрёл к своей кушетке.

– Балкон в твоей палате я отныне распоряжусь закрыть! – заявил доктор ему вслед. – Твоя миссия заключалась в том, чтобы оповестить персонал, когда она придёт в себя. И только! Ты мне что обещал? А получается, что тебя, Балабанов, нельзя даже на час самого-то оставить без присмотра!

– Я больше не буду! – быстро проговорил Ганс.

– Ступай в свою палату, разговор у нас ещё не окончен! Позже дообсуждаем…

Гансик, который хотел было присесть на кушетку, снова встал и, понурив голову, пошёл к выходу из помещения.

– Вы уж извините, – повторил доктор, провожая Элю до её места. – Будьте добры, прилягте, вам пока необходим постельный режим.

– Мне срочно надо позвонить! – строптиво заявила Эля, тем не менее выполняя просьбу доктора. Она легла на кушетку и прикрылась простынёй.

– Безусловно! – Доктор посветил девушке маленьким фонариком в зрачки, потом ощупал шею под скулами. – Меня зовут доктор Краузе, – отрекомендовался он, закончив с мини-осмотром. – Я главный врач этой частной клиники.

– Краузе? – в некотором оцепенении повторила Эля. – Не Эрих ли, часом?

– Верно, Эрих, но откуда вы…

– Угадала почему-то… – не стала вдаваться в подробности девушка. – А я – Элис.

– Я знаю, – краешками губ улыбнулся Краузе. – Элис Герцена, подданная РФ. Собственно, поэтому вы и здесь. Я не мог пройти мимо соотечественницы, которая попала в беду.

– Вы тоже русский?

– Не совсем. Я родился в Нидерландах, но учился в Москве. В нашем роду до сих пор очень сильны русские традиции, а многие родственники живут в России. Я взял за правило помогать в первую очередь соотечественникам, поэтому в моей клинике всегда много русскоязычных пациентов.

– Типа Балабанова?

– Да, и его тоже. – Док еле заметно поморщился.

– Так что со мной случилось?

– Пока однозначно сказать нельзя. – Краузе покачал головой. – Надо дождаться результатов исследований. Вы внезапно потеряли сознание, но это не совсем похоже на стандартный обморок.

– Доктор, – подбородок Элис вдруг задрожал, – вы что, чего-то недоговариваете? У меня что, рак?

– Да что вы! – Краузе даже всплеснул руками. – Прекратите! Ни о какой онкологии речи даже не идёт. По истечении пары дней я дам вам квалифицированный предварительный диагноз. Но никаких предпосылок к чему-то серьёзному я пока не вижу.

– Значит, я могу идти?

– Элис, вам требуется покой. Я организую вам связь по Интернету, вы сможете решить все срочные дела дистанционно. Поверьте, я пекусь прежде всего о вашем самочувствии!

Эля внезапно вспомнила о решётке на балконе.

– Но вы же не хотите сказать, что я здесь, если можно так выразиться… э-э-э… закрыта?

– Да что вы! – снова возмутился док. – У меня нет ни малейших оснований держать вас тут насильно. Ваша доставка в клинику из аэропорта согласована с официальными лицами. Вас никто не ограничивает в передвижениях! Вы хоть в эту секунду можете покинуть стены клиники, но… зачем? Чтобы часом позже свалиться без сознания в какую-нибудь придорожную канаву? Нет ничего важнее здоровья! За пару дней никуда ваши контакты не убегут, зато мы дадим вам уверенность в завтрашнем дне. Возможно, назначим щадящее амбулаторное лечение. Но для этого надо немного потерпеть.

Элис некоторое время помолчала, раздумывая.

– Ну, если вы дадите мне телефон…

– Обязательно дадим, я распоряжусь. Правда, у нас тут мобильная связь работает нестабильно, клиника находится, так сказать, на отшибе. Но если постараться, дозвониться можно! – Краузе ободряюще улыбнулся. – Вы поймите, у вас ведь нет местной медицинской страховки, из любой муниципальной больницы вас бы отправили на улицу, как только вы пришли бы в себя. Я же, учитывая обстоятельства, беру вас на полный пансион. Абсолютно для вас бесплатный! Таких условий вы в Амстердаме больше не найдёте.

– С-спасибо…

– Отдыхайте и набирайтесь сил. – Краузе отечески похлопал Элю по руке. – А меня ждут другие пациенты, как вы понимаете. Приятно было познакомиться!

– Взаимно, – пробормотала Элис, погружаясь в некое задумчивое состояние. – Взаимно, – повторила она уже в спину удаляющегося доктора.