Текст книги "Крылатое счастье. Дилогия"

Глава 8

– Катя! – Чей-то смутно знакомый голос проник в сознание сквозь толщу сна. – Катя, ты жива?

С трудом разлепив хранящие чужое прикосновение губы, я хрипло прошептала:

– Да…

И замерла, прислушиваясь к ощущениям. Перед глазами продолжали искрить золотые огни, от них не помогали избавиться ни твёрдая холодная земля под спиной, ни общее ощущение качественного избития… в смысле, ощущение во всём болящем теле было такое, будто меня били, долго и со вкусом, не жалея сил.

– Я уж думала, не вернёшься! – Облегчённо выдохнула… бабушка Оля.

Это было похоже на удар, от которого вздрогнуло всё моё тело.

С трудом открыв слезящиеся глаза, я сфокусировала взгляд на обеспокоенном лице склонившейся надо мной старушки, убедилась, что это действительно бабушка Оля… и тёмное, затянутое тяжёлыми тучами небо у неё над головой, и край её дома… потом перед глазами всё поплыло, а сами глаза так нестерпимо зажгло, и ком в горле, и боль, бесконечная невыносимая боль в груди…

– Я всё сделала правильно, – говорить громко не получалось, едва сдерживаемые рыдания сжимали горло и грудь, – я не могла остаться там, мой дом здесь…

– Ох, девочка, – позвала старушка с сожалением, – что с тобой случилось?

И я рассказала. Всё-всё-всё рассказала, вообще всё. Как перенеслась в этот мир, как больше месяца провела на раскопках с учёными, как познакомилась с драконами и духами и… Садхором. Про него говорить было больно, хоть разум и понимал, что это глупо. Совершенно глупо. И больно…

Я проревела до самого вечера.

А потом позвонила мама.

Мы на тот момент допивали уже не знаю какую кружку чая с успокаивающими травами, сидя в кухне у окна, когда где-то совсем рядом зазвонил телефон. Мой.

– Она каждый день звонит, – грустно вздохнула бабушка Оля, виновато отводя взгляд.

Мгновенно побледнев, я отставила кружку на стол, потому что руки задрожали, и тихо спросила:

– Что вы ей сказали?

Наверно, мама уже объявила меня в розыск… Она же с ума сходила всё это время!

– Ну-у-у, – протянула бабушка таким тоном, что я сразу заподозрила что-то совсем нехорошее.

И не прогадала, потому что старушка подняла на меня виноватый взгляд и выпалила:

– Пришлось немного поиграть с голосом… в общем, она думает, что всё это время разговаривала с тобой.

– А на самом деле? – Сглотнув, испуганно прошептала я.

– Со мной говорила, – поджала бабушка губы и замерла.

Я не злилась, нет, хотя бабушка Оля как раз этого и ожидала, судя по её взгляду. Я не злилась, я была ей очень благодарна. Очень.

А вот отвечать на звонок было страшно… сердце сжалось при звуке маминого голоса – звонкого, умиротворённого, ничего не подозревающего. Впрочем, уже спустя пару моих настороженных фраз мама насторожилась и сама, спросила, всё ли у меня в порядке и заставила рассказать события последнего дня.

А я была просто очень рада слышать её голос. И даже решила, что обязательно съезжу к ним в ближайшее время. Да хоть завтра!

После разговора с мамой мне стало куда спокойнее. Намного спокойнее.

Пока улыбающаяся бабушка Оля весело так не сказала:

– Кстати, тебя уволили.

И моя истерика пошла на второй круг. Работу я пусть и не любила, но что же мне теперь без неё делать? Что мне делать?!

Закончилось всё тем, что бабушка накормила меня успокоительным со снотворным эффектом и отправила спать, сказав, что все проблемы я буду решать потом.

Засыпала я в слезах, так некстати вспомнив о всё-таки забытом пузырьке с капельками, что дал тот лекарь.

* * *

Собственная квартира показалась мне чужой и незнакомой. Странное чувство, раньше у меня подобного не было.

Какое-то время я просто бродила из комнаты в комнату, ничего не трогая, только глядя, будто это всё и не моим было.

В итоге ушла в горячую ванну. Это было бесподобно! Восхитительно настолько, что я пролежала в душистой пене часа два точно, пока не начало клонить в сон, хотя я и так проспала до обеда, наверно.

Выбравшись из ванной, замоталась в полотенце, на волосы накинула другое и пошла на кухню, крайне недовольная тем фактом, что потом пришлось ещё и в магазин идти. А потом убираться.

Зато был во всём этом и плюс – я не думала про Садхора. Не думала о том, что он там подыскивает себе спутницу жизни, что через два месяца у него тоже появится своё полотно, не думала…

Вечером снова засыпала в слезах.

А уже утром началась операция под кодовым названием «Новая жизнь».

Я выкинула весь ненужный хлам из дома. Давно собиралась, да всё как-то жалко было, а тут… выкинула. Я у меня просто умница.

Собрала все свои сбережения и съездила к родителям. Я у них последний раз была на Новый год, а это почти год назад, так что моему появлению немало удивились. Случившимся со мной преображениям тоже. Потом, конечно, обрадовались и приняли с распростёртыми объятьями, оставив у себя на добрую неделю.

Которую я тоже не стала тратить просто так.

Я решила попробовать кое-что кардинально новое для меня – начала писать книгу. Несмело, боязливо, не зная никаких правил, собственно, написания… Я просто писала о том, что было у меня на сердце. И даже не пыталась думать о том, почему его занял мужчина с чёрно-золотыми глазами.

Я писала очень много – целые дни и даже ночи, боясь потерять мысль, настроение или этот важный образ… В итоге всё привело к тому, что вернувшаяся от родителей я провела бессонную ночь, а потом и ещё три последующих дня за созданием детального портрета Садхора.

Он был красив… он был красив настолько, что я, не удержавшись, на время забыла о книге и просто рисовала, рисовала и рисовала… Иногда плакала, иногда глупо улыбалась со слезами на глазах, и да – рисовала.

И я не жалела нисколько. А понимание того, что я всё делаю правильно, пришло вместе с постучавшей ко мне в дверь Машей. Этот солнечный лучик узнала о моём возвращении и забежала разузнать обо всём, заодно и работу у себя предложила, и я даже согласилась… а потом она увидела Садхора.

– Вау, – выдохнула она полной грудью, с приоткрытым ртом глядя на моего золотоглазого дракона, что стоял в гостиной. – Это ты нарисовала?

Глупый вопрос, если учесть, что я живу одна…

– Да, – немного смутившись, призналась я.

Смущаться начала ещё после появления Маши, врать о том, что я якобы всё это время отдыхала у бабушки в деревне, было вообще противно, так что я ходила вся напряжённая, и её внимание к моим работам меня заметно насторожило…

– Он как живой, – прошептала девушка с восторженным трепетом, протягивая ручку, но не касаясь полотна.

А потом она резко повернулась, посмотрела на меня с безумием, которого я у неё раньше не замечала, и вдруг сказала:

– Один мой друг работает в художественной галерее.

Честно говоря, тогда я не понимала, к чему она это сказала. Я не понимала даже тогда, когда девушка-солнечный-лучик заставила меня собраться и поехать куда-то с ней… Непонимание было со мной и на пороге светлой художественной галереи, и даже при знакомстве с её владельцем Максом – пепельным блондином в белом костюме и с очками в модной деревянной оправе.

Доходить до меня начало только после того, как Маша достала телефон и начала показывать Максу… приглядевшись, я с удивлением опознала свои собственные картины, которые она когда-то успела нащёлкать в квартире.

Через час я была счастливым обладателем контракта о сотрудничестве с модной галереей, ещё через час двое мужчин вывезли из моего дома всех Садхоров, не забыв напомнить о том, что в ближайшие пару недель от меня ожидают ещё как минимум три работы… которые будут участвовать в благотворительной выставке и которые есть неплохой шанс очень выгодно продать…

Это, наверно, была шутка… Или просто невероятная удача, я не знаю, но ощущение такое, будто меня разыгрывают. Я и ходила с плавающей головой, с трудом веря в то, что начало происходить в моей жизни.

А потом улыбнулась и решила, что нельзя упускать такой счастливый шанс. В конце концов, моя психика выдержала даже драконов, неужели я не справлюсь с парой картин?

Справилась. Этот месяц пролетел перед глазами за одно слившееся в неясное пятно мгновение. Я убегала утром на свою новую бесподобную работу, с усталой улыбкой на губах возвращалась вечером в свою пустую квартиру, несколько часов сидела за книгой, затем полночи рисовала, а в итоге падала без сил на кровать, чтобы проснуться уже через часа четыре в лучшем случае и снова побежать на работу.

Всё это слилось в одно сплошное счастливое мгновение.

Работа была бесподобной! Улыбчивый коллектив, адекватное начальство, обед… боже, обед! Горячий вкусный обед! Я плакала несколько первых рабочих дней. На меня после этого начали странно коситься, но в целом моей жизни это не испортило.

Выставка в галереи Макса прошла даже лучше, чем удачно: какой-то мужчина, имени которого я даже не смогла узнать, купил четыре мои картины. За бешеные деньги купил, серьёзно! Я в принципе даже и не думала никогда, что за картины можно столько получать… оказалось, что можно.

К слову, Макс тоже был крайне удивлён. Очень. И на радостях подсунул мне ещё пару каких-то договоров, собираясь увести оставшиеся картины на свою следующую выставку в столицу. Я всё на тех же радостях всё подписала.

А потом одно крупное издательство взялось за черновик моей книги. Уверена, Маша и тут помогла, за что я была ей очень благодарна, но мой солнечный лучик ни в чём не признаётся и лишь загадочно улыбается.

За две недели нам с черновиком пришлось несладко. Нас безжалостно мучили и днём, и ночью. Серьёзно, редактор один раз в три ночи позвонил! Я тогда ещё тоже не спала, поэтому мы проболтали с ним часа полтора, сверяя наработки и уточняя массу деталей.

А потом её издали! Мою книгу! Издали! Снова пришедшая в гости Маша нашла меня прыгающей в обнимку с книгой по гостиной, потом мы с ней прыгали уже вместе, а потом как-то так вышло, что мы уже сидели на кухне в обществе фруктов, шоколадных конфет и чего-то светло-розового с цветочным ароматом…

Страдать от похмелья пришлось уже по дороге в столицу на вторую выставку. Не частную, конечно, Макс показывал людям и другие работы других художников, но как-то в шутку он сказал, что обязательно устроит мне только мою личную выставку…

Каким-то удивительным образом моя жизнь устремилась резко в гору. И если поначалу я разбегалась, заставляя себя делать каждый шаг, то теперь этот безумный водоворот поглотил меня с головой и мотал по часовой стрелке, нещадно закручивая и грозя разорвать на кусочки, если я вдруг посмею хотя бы попробовать затормозить…

Голова шла кругом от всего этого, в происходящее верилось с трудом, но я была рада, действительно очень рада. Даже больше: я была почти счастлива.

Но в душе, где-то глубоко настолько, что даже я находила с трудом, притаился комочек горькой тоски. Иногда он, не выдерживая заточения, вырывался на свободу, и мне становилось невыносимо больно настолько, что слёзы сами собой текли по щекам, а грудь разрывали рыдания.

Мне было больно – внутри больно, даже невзирая на все последние события. Мне было больно настолько, что хотелось не улыбаться незнакомцам, а выть в подушку.

Мама с папой были счастливы за меня. Бабушка с дедушкой были счастливы. Бабушка Оля, к которой я продолжала ездить в гости, тоже была искренне счастлива. И даже Маша с Максом, и мой издатель, потому что у книги были весьма неплохие продажи, и ещё куча народа, которые меня по сути даже и не знали…

Все были счастливы.

И мне бы тоже быть счастливой, потому что теперь у меня были совсем неплохие деньги, и картины, и работа, и книга… но вырывающаяся на свободу тоска приводила за собой сожаление и жгучее желание увидеть его ещё раз.

Всего раз.

Всего один раз.

Именно в один из таких вечером в мою входную дверь и постучали.

Сердце болезненно сжалось в груди. Интуиция настойчиво твердила о том, что дверь мне лучше не открывать, но ко мне должна была придти Маша, так что… так что я открыла.

И утонула в сверкающем золоте чужих глаз.

Сердце сделало один глухой удар и замерло, поражённое. Мои собственные глаза ощутимо округлились, рот приоткрылся и с губ сорвался тихий выдох…

Это была девушка. Высокая и грациозная, с распущенными гладкими чёрными волосами, улыбкой на добром лице и глазами, которые я уже видела и которые не смогу забыть никогда.

Золотые глаза с чёрным зрачком.

Глаза матери Садхора, которую я видела на тех картинах.

Ещё несколько мучительно долгих секунд мне понадобилось на то, чтобы сравнить эту девушку с тем мужчиной, что не оставляет меня даже во снах вот уже полтора месяца… и ещё очень много времени на то, чтобы переварить происходящее.

– Ты Катя? – Вообще без акцента спросила девушка удивительно звонким голосом, радостно мне улыбаясь.

Не ожидая подобного, я лишь скованно кивнула, продолжая рассматривать это самое настоящее чудо во все глаза.

А чудо тем временем сверкнуло белыми клыками и спокойно прошло в мою квартиру, посторонив меня и взмахом руки закрыв за собой дверь. И пошла она куда-то туда, я слышала стук её каблучков по полу, но сама я продолжила стоять на месте, смотреть на закрывшуюся дверь и не верить… просто не верить…

Она так похожа на него… и она так похожа на его мать. И Садхор говорил мне о своей сестре, я это точно помню.

Но неужели она сейчас… в моей квартире? Спустя столько времени? Когда я уже смирилась с тем, что его больше не будет в моей жизни? Когда я почти убедила себя в том, что это был просто прекрасный сон?..

– Ого! – Её громкое звонкое восклицание вывело меня из ступора, заставило дёрнуться, развернуться и медленно, не отрывая ног от пола, пойти в гостиную.

Девушка стояла там… И картины Садхора, которые я снова нарисовала исключительно для себя, тоже здесь стояли. Они были везде, у каждой из стен, на самих стенах, даже на диване. Это была комната Садхора.

И незнакомка видела всё это. И даже больше – она это с каким-то странным восторгом осматривала, чтобы в итоге повернуться к смутившейся, но всё равно ничего не понимающей мне и сказать:

– А я думала, один Садхор с ума сходит.

– Что? – Голос был хриплым, но меня это сейчас нисколько не волновало.

Загадочно улыбнувшись, отчего вновь сверкнули её белоснежные клыки, девушка решительно сменила тему:

– Я Ахара, младшая сестра Садхора. Но ты ведь и сама догадалась, я права?

Не нашлась, что ответить, поэтому просто снова кивнула. Ахара явно была довольна моим немногословием, потому что уже через секунду живо продолжила:

– Удивительно, что братик тебя отпустил, он вообще жуткий собственник, а ты его, похоже, сильно зацепила, раз мужика не отпускает уже второй месяц. Кстати, весь Даркхайм должен сказать тебе спасибо – у нас теперь на одну горную гряду меньше, к эльфам новые торговые пути проложили, а преступность за одну неделю всего изобрела и применила новую оборонительную тактику.

– Какую? – Запоздало улавливая смысл её быстрых звонких слов, заторможено переспросила я.

– Свали из города, пока большой злой правитель не свалил тебя с обрыва, – беззаботно поведала девушка, – чтоб ты понимала, случаи были.

Под её многозначительным взглядом стало жутко. Нервно сглотнув, я невольно глянула в окно, вспомнила, что живу я совсем не на первом этаже и снова с опаской посмотрела на Ахару.

Весело улыбнувшись моей реакции, она продолжила:

– Он невесту себе нашёл – мрак полный. Драконица из восточных кланов, а они там все двинутые на традициях и обрядах. Ты представь, мы с ней знакомились три дня! Ей и парный танец с кинжалами подавай, и чаепитие на двенадцать часов с поминутно расписанной дегустацией двух сотен пирожных! Я сладкое люблю, ты не подумай, но двести пирожных с трудом пережил даже мой драконий желудок. А как она говорит!

И я чисто из любопытства спросила:

– Как?

Мне одобрительно улыбнулись и ответили:

– Она доброго утра желает три минуты – я засекала. Все речи спокойные, неторопливые и с её извечной доброжелательной улыбкой на бледной морде. Достала уже улыбаться! Я Садхору сразу сказала, что она странная даже в большей степени, чем я, но, думаешь, послушался? Даже дослушивать не стал! Кстати говоря, он её избегает. Он теперь даже завтракает на час раньше, чем обычно, лишь бы с этой ненормальной, которую в наш дом притащил, не пересекаться.

Я улыбнулась. Заставила себя улыбнуться, не позволяя слезам наворачиваться на глаза – я не имею права плакать. Это не мой мужчина, он вообще теперь чужой будущий муж.

Он вообще… с драконицей теперь живёт.

А я вернулась домой, хотя он предлагал остаться. Я сделала свой выбор и теперь не должна о нём жалеть.

Всё же самовнушение – хорошая штука, действенная такая, я даже улыбнулась уже куда увереннее и добродушно предложила:

– Чаю?

Сияющая улыбка, осветившая на мгновение красивое женское лицо, мгновенно померкла, сменившись настороженностью.

– А пирожных нет? – С тихим ужасом боязливо уточнила Ахара.

– Нет, – клятвенно заверила я её.

И мне снова улыбнулись. Снова ослепительно, обнажив белоснежные зубы.

– Тогда пошли, – решила девушка.

И мы действительно пошли в кухню. На мою обычную кухню с сестрой самого настоящего правителя драконов.

Торопливо затолкав подальше ещё одну картину, я с самым невозмутимым видом направилась к чайнику. Ахара же в свою очередь, хмыкнув, столь же решительно пошла к картине, которую я между стеной и диваном запихнула. Вытащила, рассмотрела внимательно, одобрительно кивнула, а потом как-то странно улыбнулась и махнула рукой. И картина, моя собственная картина, медленно взмыла в воздух, подлетела к стене на уровне моей головы, да так там и осталась висеть.

Удивительно!

Ахара, довольная результатом своих лап, села на диван у стола, повернулась ко мне всем телом и продолжила прерванный пересказ событий, о котором я вообще не просила, но кто же меня спрашивал?

– В общем, она у нас уже неделю. Целую неделю! После её традиционных печенек с корицей и изюмом я поняла: ещё немного, и кто-то умрёт. Вероятнее всего она, потому что я и физически сильнее, и Садхор меня в обиду не даст.

Звучало… внушительно. Доставая из шкафчика кружки и делая сладкий травяной чай, я всё вспоминала правителя драконьего народа, его движения, фразы, мои на это реакции… Да, он точно не даст сестру в обиду.

И он вполне себе может скинуть кого-нибудь с обрыва. И от целой горной гряды избавиться тоже, наверно, может, пусть это и сложно было представить.

Поставив кружки с дымящимся чаем на стол, я села напротив драконицы на стул с мягкой сидушкой, обхватила чашку обеими ладонями и осторожно спросила о том, что не давало покоя уже очень давно:

– А что с… пророчествами?

– О! – Беззаботно воскликнула она, сделала приличный глоток горяченного чая, даже не поморщилась и весело продолжила: – Они прекратили сбываться сразу после того, как ты ушла. Садхор занимается восстановление городского храма, они уже, к слову, почти закончили…

И мы обе обменялись понимающими взглядами, после чего спрятались за кружками с чаем.

Но мне всё же было очень интересно:

– А зачем вы…

– Ты, – исправила она тут же, этим вновь напомнив мне брата.

– Ты, – послушно повторила я и кивнула, говоря, что поняла её, – зачем ты пришла сюда? Ко мне.

– Ну так я к тому и веду, – вздохнула Ахара устало, – эта пусть будет драконица меня уже достала. Я её скоро точно придушу. Но делать этого нельзя, потому что Садхор обидится, а я в принципе не люблю его обижать. Поэтому мне нужно спустить пар, но тут проблема.

Она снова сделала глоток чая, поставила кружку на стол и проникновенно заглянула мне прямо в глаза, чтобы честно сказать:

– Есть лишь одно место, где я могу это сделать, но Садхор запрещает мне ходить туда одной. Из всех существ во всех мирах есть лишь одна девушка, которую я могу взять с собой и которую Садхор потом не убьёт за то, что согласилась пойти со мной.

И на меня посмотрели ооочень выразительно, непрозрачно намекая на то, что эта самая девушка сейчас сидит в этой кухне и пьёт чай. Точнее, пила, потому что теперь перестала, отставила кружку и возмущённо посмотрела на сестру правителя драконьего народа.

– Нет, – не зная вообще никаких деталей, решительно отказалась я от сомнительного предприятия, едва поняла, к чему ведёт Ахара.

Потому что нет. Я не вернусь туда, я не буду ещё раз встречаться с мужчиной, которого после всего одной встречи не могу забыть уже больше месяца, я не стану переживать весь этот ужас ещё раз.

Нет. И ещё сотню раз – нет.

Даже если хочется взглянуть на него в самый последний раз, и в самый-самый последний раз утонуть в чёрно-золотых глазах.

Притворно скорбный вздох со стороны Ахары мне совершенно не понравился, как и её спокойное:

– Как жаль, что у тебя всё равно нет выбора… У тебя пять минут на то, чтобы собрать вещи, если ты, конечно, хочешь что-то с собой брать. Кстати, с семьёй не прощайся, возьмёшь телефон с собой.

Ничего никуда брать я не собиралась – я вообще никуда не пойду! Но всё же:

– Откуда ты знаешь, что такое телефон? И смысл мне его брать, если в вашем мире всё равно нет связи?!

Но я всё ещё никуда не собиралась, нет. Мне просто интересно было узнать.

Ахара коварно улыбнулась, продемонстрировав мне кончики верхних клыков, склонила голову к плечу и снисходительно посмотрела на меня.

– Я не брат, – хмыкнула она, – я не стану избегать мир только потому, что там поселился дорогой мне человек. Наоборот, я узнаю о нём столько, сколько в принципе сумею. Вот, например, знаешь, сколько времени у меня ушло на изучение вашего языка?

Я знала, что учителем у неё был явно не литератор, а какая-нибудь дворовая гопота, судя по мелькающим в речи словечкам. Да и в целом по построению предложений всё было ясно.

– Сколько? – Спросило моё любопытство.

– Сутки, – с заслуженной гордостью ответили мне, важно вздёрнув подбородок, а потом всё же ответили на ранее прозвучавшие вопросы: – Про телефон узнала легко – он тут у каждого встречного. И о проблеме со связью я на досуге тоже подумала, поэтому свой телефон ты оставишь здесь, где связь есть, а с собой возьмёшь всего лишь рабочую проекцию. Мне нужно три минуты, чтобы создать её.

И она поднялась, чтобы спокойно так уйти куда-то туда, а вернуться уже через мгновение с моим телефоном в руках. Села обратно, даже не посмотрев на меня, полностью сосредоточилась на телефоне и меланхолично бросила:

– У тебя осталось крайне мало времени и… А хотя, ты знаешь, лучше ничего не бери. Мы с тобой знатно повеселимся!

Её слова не внушали совершенно никакого доверия, скорее неконтролируемый ужас и желание сбежать куда-нибудь подальше. Но бежать мне некуда, это всё же мой дом, а вот выгнать некоторых я могу.

И я действительно решила это сделать, не заботясь о последствиях, которые может повлечь мой глупый поступок. Отставила кружку, решительно поднялась и, стараясь выглядеть невозмутимой, набрала в лёгкие побольше воздуха.

Но не успела сказать и слова, потому что радостно улыбнувшаяся Ахара провозгласила:

– Всё.

И ослепительно яркий свет затопил пространство!