Текст книги "Самый лучший мужчина"

Глава 3. «Студенческая свадьба»

 
Я его, возможно, любила.
Он меня, возможно, любил.
И однажды вечером летним
Он руки моей попросил.
И как в омут холодный бросившись,
Я ему ответила: «Да».
Так в Степановке вечером теплым
И связала нас вместе судьба.
 

Томск 1984 июль

Мы вылетели из Степановки на маленьком самолете Ан-2 в Томск. Взлетное поле в поселке было больше похоже на футбольное поле, чем на летное, но без травы, все вытоптанное и в выбоинах. На поле прямо перед самолетом стоял огромный местный племенной бык и никак не хотел нам уступать взлетную полосу. Местные боялись к нему подойти, и он это знал, разгуливая возле самолета, и смотрел, найдется ли желающий с ним потягаться. Стоило кому-то сделать хоть шаг, как он бросался в сторону смельчака и все разбегались врассыпную. Больше часа ушло на то, чтобы сбегали за местной женщиной с фермы, которую он слушал и подпускал к себе, и она его увела. Мы сели в самолет и все смеялись над местной экзотикой. Мы с Рахматом часто вспоминали это взлетное поле, быка и тот самолетик, в котором летели. И хотя нас просто вымотало от тряски в самолете, мы пошли в ЗАГС, не откладывая (не помню, как себя чувствовал Рахмат, а лично я три дня ходила с зеленым лицом, меня мутило и раскачивало из стороны в сторону после полета на этом самолете).

Ближайшие даты были все заняты, нам сказали, что ждать надо три месяца, но нам нужно было как-то решить этот вопрос, потому, что я ехала по распределению в Челябинск, а Рахмат в Душанбе и нам надо было через месяц быть на местах.

Рахмат нашел знакомого, который вместе с ним пошел в ЗАГС, они договорились с заведующей, отделались бутылкой коньяка на презент, тогда коньяк был страшный дефицит и его обычно приносили, чтобы уладить те вопросы, которые обычным способом не решались.

Нам назначили дату регистрации на 27 августа и просили подойти к концу рабочего дня. (запись сделали 24-м числом, там пара не явилась и оставалась свободная графа). Мы с Рахматом и нашими друзьями, уже приехавшими со стройотряда пришли в ЗАГС 27 августа к концу рабочего дня и ждали когда закончится очередная регистрация. Тут заявились наши ребята только что прилетевшие из Степановки, все в зеленой форме, они проходили мимо ЗАГСА и увидели курившего на улице дружку, узнав что мы расписываемся, они заявились с бутылкой шампанского и огромной круглой хрустальной вазой, которую нам подарили. Вазу эту я до сих пор храню и ставлю ее с фруктами на стол по праздникам.

Бутылку шампанского открыли тут же в коридоре и, вылив добрую половину напитка в вазу, пустили ее по кругу. Нас пригласили в зал для росписи. Все ребята были веселые, шутили, предлагали сначала выпить шампанское заведующей, а потом уже говорить и, хотя она была очень серьезная, но глядя на нашу разношерстную кампанию, где кто-то был одет в костюм с галстуком, а кто-то в зеленую стройотрядовскую форму, не могла сдержать улыбку. Так, еле сдерживая смех, она зачитала нам те слова, что предназначены были для молодоженов. Мы расписались, кто-то из ребят уже налил шампанского в хрустальную вазу и предложил ей выпить за нас, и снова пустили вазу по кругу.

Затем на следующий день мы поехали с друзьями в загородный ресторан «Кедр», он считался самым лучшим рестораном в Томске, и отпраздновали там нашу регистрацию, догуливали мы далеко за полночь в общежитии, где в комнату заходили все желающие нас поздравить или просто выпить и потусить.

На следующее утро в комнату, где мы жили с Рахматом, постучались его друзья из группы, помню, что там был Юра Митюряев, он учился с Рахматом в одной группе, остальных смутно припоминаю, они прятали за спиной букет с цветами и бутылку шампанского. Первый вопрос был:

– Рахмат, это правда?

– Что, правда?

– Говорят, ты женился.

– Ну, если говорят, значит, правда. Проходите.

– Нет, сначала паспорт покажи.

– А, что если не покажу, не будете поздравлять?

– Нет, мы не верим, что ты женился.

И только после того, как Рахмат показал паспорт, Юра протянул мне цветы, а Рахмату шампанское.

Для всех одногруппников и знакомых Рахмата его женитьба была полной неожиданностью.

Он не встречался с девушками в Томске и совсем не собирался обзаводиться семьей.

Вечером, выходя из общежития, мы с ним встретили большую кампанию его знакомых, там были девушки и парни, помню, одна девушка спросила, правда ли, то, что он женился, Рахмат ответил, что правда. Она искренне рассмеялась и сказала, что всегда знала, какой он шутник, даже попросив паспорт и увидев штамп, она сказал, что не верит этому.

Мне почему-то стало обидно – нашу регистрацию никто не принимал всерьез.

Глава 4. «Имя Рахмат»

Свое имя Рахмат получил от своего дедушки Узакова Олиджона Хасановича.

Дедушка долго болел и очень хотел увидеть внука перед смертью. Когда ему поднесли новорожденного внука, он сказал: «Рахмат» – благодарение Богу, что он дождался рождения внука. Рахмат был вторым внуком, первой родилась его сестра Муттабар, но в мусульманских семьях особенно рады рождению мальчика – продолжателю рода и фамилии.

Рахмат часто мне рассказывал о смешных ситуациях, связанных с его именем. Я не все помню, но кое-что могу рассказать.

После нашей регистрации в Томске, мы решили поехать в Уштобе к моей маме, я дала телеграмму, что приезжаю с мужем.

Когда мы приехали, я первая зашла во двор, следом шел Рахмат, загорелый, черный с бородой в зеленой стройотрядовской форме с нашивками.

Он нес наши чемоданы.

Мама выбежала, поцеловала меня, потом говорит Рахмату:

– Молодой человек, вы можете поставить чемоданы и идти.

А сама все выглядывала за угол дома и кого-то высматривала.

Я ей говорю:

– Мама, ты кого-то ждешь?

– А где твой муж, Валя?

– Мама, это мой муж Рахмат, разве вы не получили телеграмму?

Мама совсем растерялась:

– Я думала, это парень просто помог вам донести багаж и жду, когда твой муж зайдет.

– Я же написала, что еду с мужем Рахматом.

Она принесла телеграмму, на ней написано:

«Приезжаю с мужем. Рахмат.»

Я рассмеялась и сказала, что на почту дала текст: «Приезжаю с мужем Рахматом.»

Мама мне отвечает:

– А я подумала, при чем здесь «рахмат», кому это Валя «спасибо» сказала.

После этого я подшучивала на Рахматом, что я вышла замуж за «спасибо», то есть просто так и в шутку спрашивала, почему он калым за меня не заплатил?

Как-то раз, Рахмат с сыном Зарифом возвращался из Ташкента на маршрутном такси Ташкет-Шымкент. Пассажиры были, в основном, узбеки, выходя из маршрутки, каждый благодарил водителя: «Рахмат».

Зарифу тогда было лет пять примерно, когда они вышли из маршрутки он спросил отца:

– Папа откуда тебя тут все знают?

Глава 5. «Мои первые стихи мужу»

Первые стихи, посвященные моему мужу, появились летом 1984 года в Томске, где мы с ним познакомились, стихи были слабенькие, неровные, я только начала писать первые рифмованные строки в своей жизни, которые нигде не печатала и никому не давала читать.

Сейчас, набравшись смелости, я могу их напечатать, мне уже неважно, что они несовершенны, я сейчас вижу разницу и горжусь тем, как я выросла за это время как поэтесса.

 
Скажи мне, что с тобой?
Скажи мне, что с тобой?
Нужна ли я тебе? Если нужна,
Я растоплю в твоем сердце лед,
Буду с тобой очень нежна.
Приду к тебе заснеженной тропой,
Пусть злится вьюга и стелет мгла,
Только скажи мне, что с тобой?
Скажи мне хоть слово, а лучше два.
 

1984 год. Томск.

 
Жара
Жара, асфальт уж плавится,
Уходит почва из-под ног,
Тягучий воздух патокой
Над городом плывет.
И чувствам моим надо бы
Расплавиться, но все наоборот,
Любовь не расплавляется,
А крепнет и растет.
И кажется, расплавлюсь я
И растекусь как мед,
Нашелся бы желающий
Ко лбу приставить лед.
 
 
Жасминовый снег
Под песню снежную пурги
С тобою сядем у камина.
Варенье в вазе из ирги,
Тарелочка печенья с тмином.
 
 
Жасминовый заварим чай,
Зажгу я палочку пачули,
Все это, будто невзначай,
Напомнит о хмельном июле.
 
 
Когда гуляли мы вдвоем,
Жасминовым кружило снегом,
Заросший ряской, водоем
Под синим парашютом неба.
 
 
Мы были счастливы с тобой,
Студенты – ни гроша в кармане.
Ты пел мне песни под луной,
Мечтал о новом барабане.
 
 
Я в непогоду и пургу,
Пекла тебе печенье с тмином.
Мечтала посадить иргу
У домика с большим камином.
 

Позже я написала много стихов посвященных Рахмату, на протяжении всей совместной жизни он был моей музой.

Его друзья немного завидовали ему, подшучивали над ним: «бородатая муза, а нет, бородатая мужа», он смеялся и отшучивался, иногда ему становилось неловко от моих проявлений чувств открыто, пусть и в стихах. Рахмат был скромным и на мои комплименты в его адрес всегда старался отшутиться или скромно опускал глаза и замолкал. Если не знать его так, как знала я, можно было подумать, что они ему неприятны. Но я-то знала, что он ждал и моих комплиментов и даже моих стихов.

Глава 6. «Аналогия в жизненных ситуациях наших родных»

Я не знаю, бывают ли в жизни случайности, но мне кажется, что в ней все предопределено, даже наша встреча с Рахматом. Я как-то задумалась над этим и провела аналогию в жизненных перипетиях его и моей семьи и нашла много общего: наши прадеды имели высокий духовный сан и были потомками паломников.

Мой дедушка по маминой линии был пастором, и все мои предки тоже проповедовали христианскую религию.

У Рахмата прадед был особой касты – торяляр, как сказала мне мама Рахмата, это люди которых относят к святым, им поклоняются, они молитвами лечат людей.

Мой дедушка был пастором баптистской церкви, звали его Отто Готлибович Кнауэр, жил он в Мариуполе, у него был свой дом, на этой же улице жили все его братья с семьями, их было девять братьев. Моя бабушка говорила, что они все были очень богатые и зажиточные и репрессии начались в городе именно с их семей, сначала забрали мужчин в лагеря, где многих расстреляли. Потом их жен и детей сослали в Казахстан, а все имущество и дома конфисковало государство. Это было в августе 1941 года, когда был издан Указ о насильственном переселении поволжских немцев в Сибирь, Алтай и Казахстан.

Дедушку репрессировали и сослали в концлагеря под Красноярском. Он писал моей бабушке, что его взял личным водителем военный начальник, так как знал, что дедушка очень порядочный и честный, тогда многие понимали, что невинные люди страдали от сталинских репрессий. Через какое-то время дедушка умер и похоронен был где-то под Красноярском. Я помню дедушку только по фото, где он в военной форме стоит возле машины, на которой возил своего начальника. Дедушка у меня очень смуглый, черные волосы, черные глаза, открытый прямой взгляд.

Бабушку с четырьмя детьми сослали в степи Казахстана, их просто высадили на станции Лепсы и поезд уехал дальше. Им пришлось начинать жизнь с нуля.

Бабушка у меня была светлокожая, у нее была настолько тонкая белая кожа, что через нее просвечивали голубые вены. У бабушки были голубые глаза, светлые волосы и большой нос с горбинкой – он мне достался. Дома бабушка с мамой разговаривала только на немецком языке. С нами она говорила на жуткой смеси русского, украинского и немецкого языков.

В 2008 году я побывала на родине моих предков в Северной Рейн-Вестфалии, в селе Бракель. Мои предки выехали добровольно на Северный Кавказ по решению императрицы Елизаветы предоставить недавно завоеванные земли немецким колонистам, для развития сельского хозяйства, но основной целью было укрепление христианства на этой территории. Потому-то и переселялись, в основном, религиозные деятели с семьями. Я видела копии документов – выписку из церковной книги о рождении моих предков и так же документы, подтверждающие их выезд в Россию, на Северный Кавказ.

Папиных родных помню плохо, знаю только, что он родился в селе Зеркалы, Алтайского края, что у папиного отца были рыжие вьющиеся волосы и веснушки и что у него был веселый нрав. К нам приезжали папины двоюродные браться с Кавказа. Братья были чем-то похожи на папу, у всех были черные волосы, светлые серые глаза, они были высокие, крепкого телосложения. На фото я видела их одетых в черкесски и папу тоже. Папу моего часто принимали за чеченца, в нашем городе их было очень много, все переселенцы с Кавказа.

Мама говорит, что я пошла ростом и телосложением в папиных сестер, сибирячек, они все высокие, статные, белокожие. А я часто думаю, что если нас все время принимали за чеченцев, то какая же кровь в нас течет? Фамилия у папы чисто русская – Севальников, имя и отчество тоже русские – Василий Андреевич. У него были серо-голубые глаза, кожа светлая, на лице веснушки, черные волосы, нос с горбинкой. Папа был невероятно храбрым и честным человеком. А еще он был добрым и щедрым, он часто ездил на рыбалку и охоту и щедро делился уловом и добычей с соседями.

Мама моя невысокого роста, полная, со смуглой кожей, карие глаза, волосы густые и черные, сохранившие свой цвет до 80-ти лет. Мама была истинно верующей, посещала собрания баптистов по субботам и воскресеньям, она в эти дни не работала и все время проводила там в молитвах и общении с членами паствы (братьями и сестрами, как она их называла). Маму помню очень прямой, честной и отчаянно храброй. Она по первому нашему крику бежала на улицу нас защищать. Мама очень строго воспитывала нас, и мы все ее слушали. Но все же, мне казалось, что добрее ее нет на свете никого, то же самое говорят и все ее дети и внуки.

Нрав у мамы был веселый и добрый, она с оптимизмом и терпением переносила все жизненные невзгоды. Мама моя была очень грамотной, она была главным бухгалтером районной ветеринарной клиники в нашем городе Уштобе. Мама каждый день читала газеты по вечерам, она выписывала их много, в том числе и по работе, слушала новости по радио. К ней часто приходили соседи или знакомые посоветоваться, что делать в том или ином случае. Она знала все законы и могла помочь людям написать нужные документы в соответствующие органы. Мама была невероятно справедливой и не терпела ложь и обман и всегда старалась помочь соседям и знакомым, если с ними несправедливо обошлись.

Прадед Рахмата по материнской линии был особой касты, он совершил хадж пешком в Мекку из Ферганы. Это сейчас правоверные летают самолетом или добираются на каком-либо транспорте в комфорте, а вот пройти пешком к святому месту по пустыне дано не каждому, таких редких паломников причисляли к святым. Бабушка Рахмата рассказывала, что когда ее отец выходил на улицу, там его всегда ожидала толпа людей, которые хотели хотя бы коснуться полы его одежды, потому как считали его святым. В доме он принимал людей, которых лечил молитвами. Людей всегда было очень много. Родные Рахмата все время говорят, что они особенные – белая кость. У прадеда Рахмата была своя красильная фабрика, рабочие на ней красили нити и ткали полотна. Это был влиятельный и известный в городе человек. Бабушка Рахмата Узакова Фазилятхон, была очень образованной, она умела читать и писать на арабском языке, играла на струнных инструментах, пела, впоследствии она лечила людей, читая молитвы. Я тоже помню, когда моя маленькая дочь Диля плакала, и я не могла ее успокоить, она взяла ее на руки, почитала молитву и дочка уснула. У бабушки был очень проницательный взгляд, мне всегда казалось, что она смотрит прямо в душу и читает все мои мысли.

Во время прихода Советской власти, фабрику у прадеда забрали, дом разгромили, бабушка Рахмата спряталась на чердаке, ее вывез ночью из города дедушка Рахмата – Узаков Олиджон Хасанович, который потом и женился на ней. Дедушка Рахмата был заведующий ГОРФО. Он привез бабушку в Таджикистан, где она взяла его фамилию, сменила свое имя и никогда никому не говорила кто ее родители и что она жила в Узбекистане. Только перед самой смертью, она рассказала откуда родом и кто ее предки.

Мама Рахмата, Мукарам Алиджановна Узакова, смуглая, невысокого роста, полная женщина, похожая на индианку, очень образованная и грамотная. Она окончила Высшую Партийную Школу в Москве и работала в обкоме Партии города Курган-Тюбе. Затем она по настоянию ее мужа, ушла из обкома и стала заведующей в детском саду, где проработала более двадцати лет. После этого она преподавала русский язык в педагогическом училище города Курган-Тюбе. Я часто видела ее, читающей художественные книги на ночь. Она читала каждый вечер не менее двух часов. Одевалась она в национальные пестрые платья, часто посещала парикмахерскую и делала красивую укладку. Волосы у нее были очень длинные и густые, иногда она просто собирала их сверху в пучок и закалывала. Когда она надевала на голову яркий платок, в сочетании с очками в дорогой оправе, она напоминала мне Индиру Ганди. Речь у мамы Рахмата грамотная, правильная, она умеет говорить и официальным деловым языком и может общаться очень тепло и ласково с домочадцами. Мама Рахмата любит общение, помню, в ее квартире в Курган-Тюбе часто собирались ее коллеги по работе, женщины – русские и немки. Они были очень дружны и проводили вечера в приятном общении. В ее баре всегда были дорогие шоколадные конфеты и дефицитные ликеры, и коньяки для ее подруг. Рахмат мне рассказывал, что они дружат очень давно, и все стали почти как родные.

Мы часто приезжали к ней в Курган-Тюбе из Душанбе, где мы жили. В ее доме всегда были гости, вся многочисленная родня приходила пообщаться с нами. Мама Рахмата очень хлебосольная, стол у нее просто ломился от угощения и фруктов. Она настолько щедрая, любящая и заботливая мама для всех своих детей, что я думаю, с нее надо брать пример всем будущим мамам. Когда у нас дома в Уштобе мама Рахмата сидела с моей мамой рядом, и они разговаривали, я обратила внимание на их сходство. Они одного роста, обе полные, одной комплекции, смуглые, с черными глазами, черные длинные волосы одинаково убраны, платки на головах, у них даже форма носа была похожа, и обе в очках.

Папа Рахмата Хасанов Адильжон Кадырович был главным инженером СМУ. Это был высокий, очень красивый мужчина, со светлой кожей, правильными чертами лица, как мне казалось, немного высокомерный. Ходил он всегда одетый с иголочки, в костюме с галстуком, ездил на хорошей дорогой машине. Даже дома он говорил со мной и с домочадцами начальственным тоном.

Рахмат внешне был похож на него, те же черты лица, светлая кожа от природы, тот тип мужчины, который с годами не теряет своей привлекательности, а наоборот, становится все красивее. Я мало знаю об отце Рахмата, через месяц после нашего приезда, родители Рахмата развелись и его папа уехал в Узбекистан.

Теперь-то я понимаю, что в нашей жизни нам даются испытания, как карма.

У наших с Рахматом предков и родителей очень схожая судьба. Они принадлежали к высоким религиозным санам, подвергались репрессиям и гонениям, их убивали, расстреливали.

Мы все отвечаем за действия предков, и нам выпадает на долю и хорошее и плохое.

Глава 7. «Знакомство с Таджикистаном»

Мое знакомство с Таджикистаном началось с прилета в Ленинабад ночью, куда мы с Рахматом и его мамой прилетели из Томска. Мы поселились в гостинице возле аэропорта и переночевали. Утром мы поехали на местный базар, у нас было еще достаточно свободного времени до вылета самолета в Душанбе.

Я с любопытством разглядывала мужчин одетых в пестрые полосатые халаты, с тюрбанами на головах, на женщин, облаченных в атласные цветастые платья и пестрые национальные штаны. То тут, то там стояли арбы, запряженные ослами, видела мужчин на лошадях. Для меня все это было непривычно после Томска. В Казахстане, где я родилась, все ходили одетые в современную одежду, а осла можно было увидеть крайне редко. То, что я увидела здесь, было впервые.

– А когда будут снимать фильм? – спросила я у Рахмата.

– Какой фильм? – не понял он.

– Ну, ты разве не видишь, все оделись, как на съемки, наверное, фильм про басмачей сейчас снимать будут.

Тут до Рахмата дошло, о чем я говорила и он развеселился.

– Ты теперь всю свою жизнь не только будешь смотреть это кино, но и участвовать в нем.

Мне сразу стало как-то грустно. Я совсем не ожидала такого поворота событий. Мне казалось, что меня ждет современный город и уж никак не вот такая дореволюционная обстановка.

Мы походили по рынку, я помню, что купили мне туфли «Цебо», которые свободно продавались по не очень высокой цене. Они были бежевого цвета, как раз мой любимый цвет и подходили к моему бежевому костюму. Как я поняла потом, они не были востребованы на рынке, редко какая женщина имела размер ноги 39-й. Моя мама носила обувь 33 размера, да и многие женщины в основном носили 36—37 размер. Я была очень высокой, для местного населения, женщиной. В Томске я одевалась, тщательно подбирая по тонам себе одежду, и была рада туфлям бежевого цвета, подходившим к моему костюму. Глядя, как одеты местные женщины, я все пыталась найти хоть какую-то гармонию и сочетание цветов в их нарядах.

Позже, как-то я спросила у мамы Рахмата, что в моде у них в Душанбе, следят ли за модой местные женщины и как они подбирают себе одежду. Она мне ответила, что в национальной одежде нет моды, все платья шьются на один фасон, а ее сестра сказала:

– Валя, у нас здесь, чем страшнее, тем моднее, одевают все что блестит, все самое яркое и ничего друг с другом не сочетают.

В Курган-тюбе, куда мы приехали с Рахматом, мы остановились в его родном доме. Меня по очереди знакомили то с одними, то с другими родственниками.

Приходили друзья и одноклассники Рахмата, их было много, его закадычные друзья бывали у нас почти каждый день, иногда они оставались ночевать, они могли валяться прямо на полу на паласе и слушать музыку, разговаривать, играть на гитаре. Я старалась им не мешать, приготовив ужин, кушала с ними и уходила в свою комнату.

Эта привычка общения с друзьями, у Рахмата осталась на всю жизнь, когда они приезжали к нам в гости, они ночи напролет говорили, пили, курили, играли на гитаре, слушали музыку. Рахмат мог не спать до самого утра, утром выпить кофе и идти на работу.

Родные Рахмата настояли на том, чтобы сделать свадьбу как положено, то, что мы делали вечер в Томске, не считалось. Здесь отыграли свадьбу по полной программе, во дворе у его бабушки накрыли стол на 150 человек. Мне купили фату, кольца, и сестра Мутабар дала свое свадебное платье. Рахмат, одеваясь на свадьбу смеялся, что второй раз женится на мне и сейчас мы будем играть в спектакле каждый свою роль. Он тогда еще не подозревал, что будет и третий раз жениться на мне, но это будет уже национальная свадьба по местным обычаям, где мужчины собираются вместе и готовят плов, сидят, кушают и общаются.

А для женщин другое развлечение: невеста сидит с покрытой головой в комнате, где разложено ее приданое, и все женщины, которые захотят на нее посмотреть, должны будут принести подарок.

А еще нам делали никях, приходил мулла и по мусульманскому обычаю нас поженили.

Так вот мы с Рахматом три раза «играли в свадьбу». Я думаю, что, наверное, поэтому брак был такой прочный и долгий.

После свадьбы мы уехали в Душанбе, куда распределили Рахмата после института. Его взяли в НИИ «Фонон» конструктором, а меня туда же инженером – разработчиком радиоаппаратуры.

Поселили нас в общежитии через дорогу от завода. Мы жили в комнате в 12 квадратных метрах в секции на двух жильцов. Как говорится, в тесноте, да не в обиде. Мы быстро нашли себе друзей, я из своей лаборатории, а Рахмат из своего отдела. Рахмат очень быстро освоился, сразу нашел единомышленников, стал ходить в горы, собирался с друзьями и они пели под гитару. Жили мы неплохо, город Душанбе очень красивый, мы гуляли по нему, ходили на концерты известных певцов. Культурная жизнь была интересной, в городе было 60 процентов русскоязычного населения, все грамотные, интеллигентные, специалистов присылали сюда из самых лучших российских вузов.

Я работала по специальности, но с рождением дочери задумалась о том, что мне нужно будет работать на полставки, чтобы больше времени уделять ребенку.

Так, как я очень деятельная по натуре, то не могла сидеть, сложа руки, времени было много, я все успевала и за ребенком посмотреть и приготовить, и постирать.

Я умела хорошо шить и вязать, еще со школы моделировала одежду и шила себе модные вещи, а в Душанбе начала подрабатывать в местном ателье, шила в основном для жен начальников и модных дам.

Рахмат был весь поглощен своей работой, ходил на компьютерные курсы вечерами, он все время читал, выписывал техническую литературу. Он рос в плане знаний по своей работе.

Я была рада, что он так стремится к знаниям и вскоре он стал начальником лаборатории.

Я понимала, что в ближайшем будущем нам не светит улучшение жилищных условий. Мы с Рахматом часто думали, что делать и как заработать на кооперативную квартиру, потому как очередь на бесплатное жилье была такая длинная и двигалась так медленно, что даже к старости мы бы не получили квартиру.

Проработали мы с Рахматом примерно три года, когда я решила бросить работу и заняться своим делом. Это было рискованно. Тогда очень мало людей занимались предпринимательством, и я тоже не сразу решилась бросить свою работу. Сначала работала на полставки, а дома шила и вязала детские вещи, которые сдавала в кооперативный отдел в ЦУМЕ. Мои вещи уходили с молотка. Хозяин этого отдела предлагал мне организовать кооператив по изготовлению детской одежды. Но я все же работала одна. Вскоре мы смогли скопить большую сумму денег. Помогли наши мамы – они внесли недостающую сумму. Мы купили шикарную трехкомнатную кооперативную квартиру в новом микрорайоне Заравшан на окраине города, где из наших окон были видны горы. Мы обустроились в квартире, к нам часто приезжали друзья, всем нравилось у нас, многие оставалась с ночевкой, благо места было теперь, хоть отбавляй.

Жизнь текла размеренно, работа, отдых, гости. Рахмат часто ездил в горы с дочкой и с друзьями. Казалось, ничего не предвещало беды, но начались волнения, погромы на национальной почве, которые, то затухали, то возникали снова.

Нам пришлось испытать на себе голод и лишения во время погромов и военных действий в Таджикистане. Мне пришлось бежать с детьми в Казахстан, имея на руках маленьких детей, без денег, захватив только сумку с детской одеждой, пришлось все начинать с нуля, здесь в Шымкенте.

Рахмат смог приехать в Шымкент позже. Нас он отправил последним рейсом самолета из Душанбе. Он спас нам жизнь, просто затолкав нас без билетов в самолет – уговорил в аэропорту служащих и дал деньги кому-то, чтобы нас посадили. Я с детьми, его тетей и двоюродными братьями прилетела в Ленинабад.

Рахмат остался в Душанбе, продал нашу шикарную квартиру соседям за чисто символическую цену (денег хватило на то, чтобы мы все выехали, и он вывез вещи, включая и мебель). Он нашел грузовую машину и отправил вещи в Ленинабад, там встретили машину его родные и разместили все на съемной квартире, где собрались все его родные, бежавшие из разгромленного поселения в Курган-Тюбе. Нас тоже там приютили на время и хотели, чтобы мы все там жили, но я настояла на том, что хочу уехать к родным в Казахстан. Я с детьми села на поезд до Ташкента и кое-как добралась до Шымкента. Меня не пускали на границе в Казахстан. Я долго доказывала, что имею право вернуться на родину и только благодаря записи в паспорте о месте рождения в городе Уштобе, меня пустили на мою родную землю.

Позже приехала машина с нашими вещами и потом, через какое-то время, и Рахмат. Я очень переживала и боялась за него, связи с ним не было, и я не знала что делать, и как узнать, где он. Так я оказалась в Шымкенте, где и живу в данное время.