Текст книги "Капкан. Спасет только любовь…"

Борт 811

Лайнер – Боинг747 вот уже целый час летел над океаном, делая трансатлантический перелет из Нью-Йорка в Москву. Скользя над облаками, самолет летел точно по расписанию в открытом для него коридоре, оставляя за собой белую полосу отработанного газа. Закрытый перистыми облаками океан тихо дремал, слегка раскачивая волны, солнце ярко светило, игриво переливаясь в иллюминаторах самолета, заставляя его пассажиров задернуть шторы.

А пассажиры рейса №811 были, в основном, люди неординарные и небезызвестные в своих кругах. Кто-то возвращался домой, кто-то летел по делам, кто-то совершал круиз. Каждый из летящих пассажиров был занят по-своему, но всех их объединяло замкнутое пространство летящего самолета.

Алексей Александрович летел эконом – классом, и его раздвижное кресло находилось прямо над крылом самолета. Он откинулся на кресле и прикрыл глаза, воспоминание прожитой жизни кадр за кадром всплывали в памяти, вызывая то восторг, то мягкую негу по отдельным эпизодам удачно сложившейся жизни Алексея Александровича. Сам себя он относил к классу олигархов, пока его фамилия не стояла в списке богатейших людей планеты, но в недалеком будущем он планировал попасть туда. А сейчас он возвращался из Нью-Йорка в Москву, где являлся заместителем генерального директора одного из крупнейших холдингов, объединяющих множество предприятий и комбинатов в металлургической промышленности. Вообще-то, он по личным делам прибыл в Нью-Йорк. Доллар падал, и необходимо было разобраться с личным активом, он приобрел огромную виллу на берегу океана и оформлял покупку новой яхты класса «Люкс», когда раздался звонок из Москвы, срочно вызывая его в офис по неотложным делам холдинга.

Алексей Александрович решил не ждать личного самолета компании, а вылететь рейсом Нью-Йорк – Москва. Он позвонил в аэропорт, и ему забронировали место в эконом – классе рейса №811, вылетающего днем. До вылета оставалось два часа. Алексей Александрович сделал последние распоряжения своему адвокату и доверенному лицу по оформлению покупок, быстро забросал самое необходимое в кожаный чемодан, и вот он на борту рейса №811, летящего в Россию. До приземления в аэропорту Шереметьево оставалось еще много времени, и Алексей Александрович, прикрыв глаза, продумывал следующие шаги в условиях наступающего мирового экономического кризиса, когда голос стюардессы, предлагающей напитки, вывел его из состояния полудремы. Он приоткрыл глаза ровно на столько, на сколько были видны длинные и красивые ноги стюардессы.

«Да, сколько таких ножек я имел в своей жизни, но не на одних не остановился. Вот уже сорок два, а я не женат. Да и что-то не очень-то и задумывался на эту тему. Работа, бизнес, богатство, свалившееся ниоткуда прямо на голову, закружили, перевернули всю жизнь на сто восемьдесят градусов. Да, жизнь у меня, можно сказать, удалась на сто процентов, -Алексей Александрович еще раз посмотрел вслед удаляющейся стюардессе, и прикрыл глаза. «Пожалуй, после всех дел вернусь в Нью-Йорк и сделаю круиз на новой яхте, возьму с собой Оленьку. Может, она меня чем-нибудь удивит, что мне и захочется семейного тепла», – думал Алексей Александрович. Он вспомнил, как отметил свой сорокалетний юбилей два года назад, откупив на неделю остров, недалеко от Испании. Это был фурор, праздник достойный короля. Сколько таких ножек мелькало перед глазами, омывая ему ноги. Да, если бы не вездесущая желтая пресса, то никто бы и не омрачил все впечатления, оставшиеся от праздника. Очередной свой день рождения Алексей Александрович наметил провести «скромно», купив виллу и яхту, сделав круиз от Нью-Йорка до ближайших островов и обратно, не вызывая тем самым большого интереса у прессы. Вообще, деньги, а вернее, большие деньги и бизнес не терпят шума. Деньги любят тишину, и тогда они рождаются в геометрической прогрессии, не вызывая особого интереса у публики, принося баснословные доходы своему владельцу.

«Это точно», – думал Алексей Александрович, засыпая под монотонный, легкий шумок работающих турбин самолета.

Алексей Александрович проснулся от резкого толчка и открыл глаза, ему показалось, что он оторвался от кресла и снова на него упал.

«Воздушная яма, но, откуда на высоте десять тысяч метров?» – он повернул голову к иллюминатору и отодвинул штору и тут от ужаса побледнел, и покрылся потом. Со второй турбины вырывалось пламя, переходя на крыло самолета.

– О, ужас, мы горим! – только и успел воскликнуть Алексей Александрович. Он увидел, что и остальные пассажиры тоже видят огонь с левой стороны авиалайнера. Кто-то сорвался с места и побежал к кабине пилота, кто-то призывал Аллаха помочь. В салоне начиналась паника. Тут вышла стюардесса и дрожащим голосом попросила всех сесть на места и пристегнуть ремни, руки положить на голову и наклонить туловище вниз.

– Самолет находится в аварийной обстановке, и экипаж делает все возможное, чтобы ситуацию держать под контролем, – она сделала сообщение на английском и русском языке и быстро пошла в хвост самолета. Алексей Александрович тоже рванулся в хвост самолета, но затем резко сел на место и посмотрел в иллюминатор, языки пламени уже подбирались ко второй турбине и к фюзеляжу самолета. «Ситуация критическая», – подумал Алексей Александрович, – Продержимся, самое большое минут двадцать, а значит, и жить осталось всего – ничего». В такой ситуации, когда имеешь все: деньги, власть, яхты, клубы, заводы, а сделать ничего не можешь, Алексей Александрович был впервые. Он закрыл лицо руками и раскачивался взад и вперед, припоминая каждую минуту сегодняшнего дня, где и что он сделал неправильно. С утра, вроде бы, было все нормально, пока не прозвучал звонок из Москвы, а потом он принял решение лететь рейсовым самолетом. Пожалуй, два предупреждения он получил, чтобы задуматься и не лететь этим рейсом. Первое – это по дороге в аэропорт он вспомнил, что забыл папку с банковскими документами в сейфе на вилле– пришлось вернуться. И второе – это перед посадкой в самолет он позвонил в Москву и сообщил время прилета, чтобы встретили. На другом конце телефона ему ответили, что уж лучше бы он подождал свой самолет, но он отказался и сообщил, что через пятнадцать минут он вылетает. И вот он здесь, в терпящем крушение самолете, и ничего сделать не может. Алексей Александрович еще сильнее сжал голову руками и заплакал, он почувствовал, что самолет начал терять высоту и скорость, они входили в зону облаков.

В салоне самолета была паника: кто-то кричал матом на русском языке, дети плакали, у кого-то была истерика. Соседи, муж и жена, летевшие в круиз в Россию, взялись за руки и не отпускали друг друга. Алексей Александрович с ужасом посмотрел еще раз в иллюминатор. Он видел, как крыло стало рушиться на глазах. Сначала оторвалась горящая турбина, унося вниз часть крыла, а затем самолет резко принял деферент в левую сторону, и его нос наклонился вниз, заворачивая правым крылом в штопор– до воды оставалось всего несколько сот метров.

Океан на редкость был спокоен и могуч, он был готов принять обреченных.

Через двадцать минут все закончилось, масляное пятно от топлива расплывалось по зеркальной глади океана, указывая место падения авиалайнера.

Тишину эфира нарушал испуганный голос авиадиспетчера: «Борт 8. 1. 1., где вы, назовите свои точные координаты…..

– Борт 8. 1. 1., где вы, назовите свои точные координаты……

Но в ответ была только тишина.

Настино счастье

Солнце почти село, его последние лучи пробивались сквозь тучи, делая закат багрово – красным. «Это к перемене погоды, – думала Настя, – Завтра будет ветер и, возможно, дождь. Надо бы успеть собрать сено до дождя». Поставив ведро с надоенным молоком на стол возле крыльца, она посмотрела на небо.

Сибирская деревня Петровка находилась недалеко, всего в семидесяти километрах, от города и входила в состав нескольких деревень, подчиняющихся колхозу «Заветы Ильича». Колхоз был на хорошем счету. Сама деревня располагалась в живописном месте. Ее с трех сторон окружали смешанные леса и одна дорога в город. Небольшая речушка текла по правую сторону деревни, в основном, она была неглубокой, за исключением нескольких мест, где повороты крутые и высокие берега поднимали уровень воды до нескольких метров. Живность тоже водилась: налимы, щуки, даже хариус заходил, так как речушка брала свое начало в горах, то и вода в ней была быстротечной и прохладной, даже за лето не успевала прогреться. Всего в Петровке было домов двадцать, одна кузня в конце деревни, загон для лошадей и небольшая ферма для колхозных коров с летним выпасом и дойкой. Сельхозартель находилась в метрах двухстах от деревни по дороге в город, а сельсовет был в центре, над крыльцом его развивался красный флаг.

Дом Насти стоял третьим от конца. Он был достаточно большим, три окна, выходившие на улицу, были окаймлены резными ставнями, труба была каменной, а наверху сидел петух и поворачивался в противоположную сторону дующего ветра, указывая его направление. Настя жила одна с тремя детьми: сыном и двумя дочерями. Маленькой Сонечке было всего три года, и недавно мама перебралась к ней после смерти отца, оставив свой дом сыну. Насте шел двадцать седьмой год, и три из них она была уже вдовой. Василь, ее муж, умер, проболев всего неделю, оставив ее беременную с двумя детьми на руках. Она сильно горевала. За восемь лет их совместной жизни привыкла к нему, даже полюбила. Почему даже, она часто думала об этом. Счастье, в чем оно – это счастье? Любила одного, а замуж пришлось выйти за другого, нелюбимого. Но ведь потом его, Василя, полюбила. И вот оно счастье… Только недолго оно продлилось. Настя повернулась на другой бок, вспоминая свою жизнь с Василем, его руки, красивые и сильные, ласкающие ее, его нежные поцелуи. Особенно по ночам возникала тоска по ушедшему счастью, и она тихонько плакала в свою подушку.

Росла Настя бедовой девчонкой, невысокого роста, но хорошо сложенной, с красивым лицом и косой цвета спелой пшеницы. Ее отец был конюхом, поэтому лошадей, их повадки, их настроение Настя знала не понаслышке. Она освоила верховую езду, разбиралась в породе. По вечерам, когда молодежь собиралась на танцы, она пела и плясала лучше других. Ребята так и заглядывались на нее. Но она любила Ванечку, парня из соседней деревни. Они изредка виделись на праздниках, и Настя ему тоже нравилась. Как– то при встрече он ей намекнул, что скоро сватов пришлет. Настя от счастья на седьмом небе была, но тут грянул гром среди ясного неба. Она и раньше замечала, что соседский парень Василь, он был старше ее лет на семь, посматривает в ее сторону. Он был высок, худ, на вечерних посиделках бывал редко и то молчал. Но в Настину сторону смотрел. Однажды она даже поймала его взгляд. Он быстро опустил глаза и ушел, потому что в тот вечер она его больше не видела. Василь жил, в основном, на колхозной пасеке, занимался пчелами, а зимой – ремонтом техники.

В тот вечер Настя возвращалась домой одна. Было темно, и она шла небыстро, пробираясь на тропинку через кусты, до дому оставалось немного. И тут за кустом раздалось ржание лошади, она обернулась и в этот момент оказалась в каком – то мешке, накинутом на нее. Мужской голос тихо сказал: «Не вздумай кричать, а то хуже будет». Настя от неожиданности даже испугаться не успела и как оказалась на лошади не поняла. Кто– то ее крепко держал, а лошадь рысцой бежала, но куда, Настя не знала, да и голос она не могла узнать. Когда лошадь остановилась, сильные руки ее подхватили и понесли через проем дверей, это она ощутила, касаясь косяков ногами. Затем ее поставили на ноги, и она услыхала, как дверной засов закрывают. После этого с нее был снят мешок, и каково было ее удивление, когда она увидела Василя. Он стоял, опустив руки, и смотрел на нее. «Ты что наделал?» – в ярости закричала она и ринулась к выходу, но дверь была закрыта. Она подбежала к Василю и стала бить его кулаками и царапать. Он сдерживал удары, обороняясь руками. Наконец Настя притихла и села на скамейку.

Зачем ты это сделал?

А, то… я узнал, что Ванька собрался к тебе сватов засылать и решил – не бывать этому. Я давно тебя люблю, и хочу на тебе жениться.

А ты спросил у меня, хочу ли я этого? – проговорила Настя.

Теперь поздно об этом говорить. Дело сделано. Завтра отсюда мы идем к моим родителям просить благословения, а потом– к твоим и подадим заявление в сельсовет, чтобы нас расписали. Вот так. – Василь подошел к Насте и сел рядом. Через год они уже переехали в свой собственный дом, построенный Василем при поддержке колхоза, и там уже родился их первенец, которого Настя назвала Иваном, как не противился ее муж. Василь был хозяйственным мужиком, знал толк в технике, в колхозе его уважали.

Вот оно, ее женское счастье, пришло неожиданно и не с той стороны, откуда она его ждала. «Вот уж поистине – счастье придет -и на печи найдет», – думала Настя. Но не долгим оно оказалось, всего восемь лет. Неожиданно пришло горе, болезнь скосила Василя, оставив ее одну беременной и с двумя детьми на руках. Настя лежала с открытыми глазами. «Вот уже скоро рассвет, и новый день придет с утренней зарей, надо бы хоть чуть – чуть вздремнуть, – думала она, -с утра дел невпроворот».

С домашним хозяйством управиться, а потом бежать на колхозную ферму, к утренней дойке успеть. Настя по-прежнему помогала ухаживать за табуном лошадей. Ей председатель колхоза выделил коня по ее желанию, за хорошую работу. Настя, как и раньше, любила верховую езду. Она взяла себе жеребца по кличке Туз. Молодой, говорили, что он из Орловской породы. Туз был огненным и по окрасу, и по характеру, он чем – то напоминал свою хозяйку. Поэтому они и понимали друг друга с одного взгляда. Настя приподнялась, на улице начинало светать. « Ну, вот за ночь и глаз не сомкнула», – думала она. Томящая тревога закралась к ней в сердце. Здесь недавно заезжал председатель, спрашивал, не нужно ли чего, может чем помочь, а сам игриво в усы улыбался. Настя заметила его «пламенный настрой» и дала от ворот поворот: «Ты бы, Михалыч, на других – то баб не засматривался, а то смотри, не ровен час твою зазнобу кто – ни будь выкрадет, вон какая краля».

У меня все надежно, а ты вот о детях подумай, тяжело, небось, без мужика да и помочь некому, – ответил Михалыч, разворачивая своего скакуна к воротам, – Ты бы подумала…

А мне и думать нечего, женатый ты, и все тут, а лишние разговоры мне ни к чему. – Но не из-за ухаживаний председателя у Насти сердце томилось. Была и другая причина.

В один из вечеров она возвращалась пешком, своего Туза оставив в табуне с подружкой. Переходя речку по камням, она увидела силуэт человека – это был Макар. Он ждал Настю, и когда до берега оставалось немного, он протянул руку. Она подала ему свою, и он помог ей выбраться на берег, но руки Насти он так и не отпустил.

Макар, что случилось? – Настя посмотрела на него в упор. Перед ней стоял молодой, не по годам взрослый парень, среднего роста, широкоплечий.

Я,…я люблю тебя и хочу взять в жены, – заикаясь, проговорил Макар. Настя расхохоталась:

Ну что ты, посмотри, как на тебя Анютка смотрит. А она первая красавица на деревне.

Ну и пусть смотрит, а я люблю тебя, да и детям твоим батька нужен.

Ну, какой ты батька, молодой еще, – смеялась Настя.

Ну и что, что молодой, я еще пацаном был в тебя влюблен. Даже стал верховой езде учиться, чтобы ты на меня внимание обратила. Я себе места не находил, когда узнал, что ты замуж за Василя вышла. А когда, после службы пришел и узнал, что ты одна с ребятишками осталась, то решил, что стану им батькой, а тебе мужем. Настя перестала смеяться: «Ну, хватит нести чепуху». Она резко выхватила свою руку из рук Макара и быстро побежала к своему дому. Макар остался на берегу, а Настя в эту ночь долго не могла уснуть. Какая – то искорка пробежала к ее сердцу. Она пыталась ее заглушить, но она возникала вновь и вновь.

Несколько дней Настя не видела Макара. И вот однажды утром, когда она, управившись с домашним хозяйством, собиралась выехать на своем скакуне, выводя его за калитку, увидела Макара. Он вел свою лошадь, направляясь в сторону кузнецы. В это время она садилась на своего гнедого, но не успела натянуть уздечку, как Туз, встав на дыбы и заржав, галопом бросился в сторону табуна – у него там была подруга. Настя только и успела схватиться за гриву. Обстановка была опасной, она могла упасть с лошади. Макар, быстро оценив ситуацию, одним махом вскочил в седло, помчался вслед за Настей. Поравнявшись с Тузом, он на скаку наклонился к морде лошади и одним прыжком, обхватив ее шею, завис всем торсом, тормозя ногами. Туз встал как вкопанный, тяжело дыша, кося свои глаза на Макара. Настя спрыгнула с лошади и только потом, опомнившись от страха, заплакала. Ее плечи содрогались мелкой дрожью. Макар отпустил Туза, а сам подошел к Насте, обнял и стал успокаивать, касаясь своей щекой ее волос. Наконец, она успокоилась и подняла голову, глядя в лицо Макару. Он взял ее за плечи и тихо сказал: «Настя, я сегодня сватов к тебе пришлю». Настя молчала, она была согласна. Ну, вот оно, бабье счастье, судьба ей вновь дарит сильного мужчину, и она с благодарностью принимает этот подарок. Но сколько отмерено ей этого счастья? А отмерено было совсем мало. Уже на западе красной зарею поднималось багровое пламя, слизывая все на своем пути, неся с собой страшный 1941год.

* * *

Война! Люди собирались возле одного динамика, висящего на столбе, и слушали последние новости, а они были неутешительные. Советские войска оставляли город за городом, двигаясь вглубь страны. Немец шел к Москве. Была объявлена всеобщая демобилизация. Макара тоже забирали. Ну, вот и пришел их последний день с Настей. Демобилизованных увозили на нескольких подводах. Женщины плакали, провожая своих мужей, сыновей, братьев на войну, не зная, что большинство из них они видят в последний раз. Настя стояла молча, плакать уже не было сил, да и малыш, которого она носила под сердцем, все время напоминал о себе, будто чувствовал, что его матери плохо. Трое их детей стояли рядом. Макар по очереди попрощался с каждым. Сначала он обнял Ивана и сказал ему, что он -мужик, и его Макар оставляет за старшего, чтобы матери помогал. Затем он поцеловал Марию, а потом Сонечку, подбросив ее, она обхватила его шею ручонками и плакала, прося, чтобы папка не уезжал. Затем Макар подошел к жене: «Настя, береги себя и детей, я скоро вернусь. Родиться сын – назови Вовкой». Он притянул ее к себе и поцеловал прямо в губы, крепко прижимая к себе.

Жди меня, я буду тебе писать, как только будет возможность. Прощай! – он быстрым движением запрыгнул в повозку к сидящим мужикам, и они двинулись навстречу своей нелегкой судьбе.

Настя долго стояла, держа Сонечку за руку, и смотрела вслед уезжающему от нее Макару. Ситуация повторялась, и она чувствовала, что видит его в последний раз. Слез уже не было, душа плакала молча.

Настя проснулась в холодном поту, вот уже которую ночь подряд ей снится один и тот же сон: она бежит по полю снежному навстречу Макару, а он идет по другому концу поля и улыбается. Она бежит к нему, падает, поднимается и вновь бежит, но догнать его не может. Снежная полоса их разделяет. И здесь Настя просыпается, сердце учащенно бьется, а на лбу выступает холодный пот: «К чему бы это? Неужели что– то с Макаром случилось? Вот уже третий месяц нет никаких вестей от него». Она повернулась к стене и обняла рядом мирно спящего сынишку Вовку. Ему шел уже третий годок, похож на Макара, такой же крепкий и упрямый. Настя поцеловала его в лоб и накрыла одеялом. Сон прошел, скоро вставать. Она вот уже год, как была председателем колхоза. Ее избрали на общем колхозном собрании, а рекомендовал секретарь обкома партии Шевчук Павел Борисович. Это после того, как бывший председатель ушел на фронт добровольцем, а вскоре пришла похоронка на него. Вот так. Как она не упиралась, что ей тяжело, четверо детей на руках, но Шевчук напомнил: «А кому сейчас легко? Наши соотечественники бьют фашистов, в том числе и твой муж, а мы должны им помогать здесь, в тылу. Работать, не покладая рук, приближая нашу победу».

Забот прибавилось. За домом старенькая мать помогала присматривать, да и дети уже подросли. Иван и по дому помогал, и в колхозе работал. Мужских рук не хватало. Все легло на женские плечи. Чего за год только не случилось: то молодняк на ноги упал из-за отсутствия нормальных кормов, то полконюшни сгорело. Но Настя всю себя работе отдавала, ее теперь звали Настасья Михайловна. Вот и сегодня с утра она собиралась на ферму для отбора скотины для сдачи. Да и посевная скоро, надо было с зерновыми разобраться, соседний колхоз просил помочь. Но сегодняшним планам не суждено было сбыться. Хромой Евсей, деревенский почтальон, уже подходил к дому председателя, когда его в окно увидала Настя. В груди все оборвалось – Макар. Значит, сон, который она видела вот уже несколько ночей подряд, вещий. Она села на лавку возле дверей и стала ждать, когда зайдет почтальон. Евсей поднялся на крыльцо и долго шаркал ногами по самотканой дорожке у входа, наконец, открыл дверь и вошел. Не глядя на Настю, достал конверт и подал ей. Она дрожжащей рукой вернула его назад и попросила прочитать. Евсей развернул конверт и стал читать. Только одно слово обожгло и ранило душу. «Погиб». Макара больше нет, он погиб под Курском как герой 9 июля 1943 года. А сейчас уже конец октября. Вот поэтому писем не было от него. Макара уже в живых -то три месяца нет. Настя сидела на лавке, раскачиваясь из стороны в сторону, обхватив лицо руками. Дети подошли к матери и обняли ее, жалея и плача. Только один Вовка залез под стол и ловил кота за хвост, не понимая, почему все плачут. Вечером был накрыт скромный стол, в центре стоял стакан, налитый доверху и кусок хлеба сверху. Настя сидела в черном платке, завязанном сзади узлом. Она встала и взяла свой стакан:

– Ну что, бабоньки, помянем моего Макара.– Все встали.

– Хороший был мужик, любил меня и детей, хозяйственный. Мне очень не хватает тебя, Макарушка, – Настя смахнула рукой слезы, – Пусть земля будет тебе пухом.– Она залпом выпила и поставила стакан на стол, затем села и тихо запела своим красивым голосом:

«Скатилось колечко со правой руки,

забилось сердечко о милом дружке…»

Женщины дружно подхватили. Эта песня прошла чуть ли не каждый двор, и где она слышалась, была вдова. Только Антонине повезло, ее Костик пришел в сорок втором без ног, но с руками и головой. Приспособился и такие деревянные бочки, коромысла, корзины делает, отбою нет. Да и сына успели родить. Поздно разошлись женщины, поплакали, погоревали и – по домам. Настя просидела до утра, обдумывая свою жизнь и с Макаром, и без него. А за окном уже начинался новый день, и легким он не будет – это Настя знала наверняка. Но надо было жить и не сломаться, принимая все удары судьбы с гордо поднятой головой, она это может, ведь она сильная.

На дворе стоял июль 1947 года. Шел третий год без войны. Колхозные хозяйства понемножку стали подниматься. Настин колхоз «Заветы Ильича» числился в первых рядах. Она смогла себе подобрать толкового агронома и счетовода. В прошлом году оставила двадцать гектаров земли под пары. А в этом – засеяла рожью больше нежели пшеницей, за что ее вызывали на бюро обкома и сделали выговор, пригрозив пальцем. Но все обошлось, Настя вот уже три года состояла в партии и знала, чем может грозить невыполнение постановления.

Сегодня был особенный день: во первых, воскресенье, а во вторых, день рождения. Настя открыла глаза, утро было тихим, день обещался быть солнечным и теплым. Она уже давно не чувствовала на душе такой легкости и какой – то непонятной радости, ей даже захотелось подойти к зеркалу. Настя встала, расплела косу и осторожно подошла к висящему зеркалу, боясь увидеть старую бабу, она даже глаза зажмурила, а когда открыла – из глубины зеркала на нее смотрела взрослая, умудренная нелегкой жизнью женщина. Да, под глазами были небольшие круги, и мелкие морщинки присутствовали, но она по-прежнему оставалась привлекательной и даже красивой. Настя провела рукой по бровям, глазам. Ну, еще и ничего, улыбнулась она сама себе. Вот так. Она быстро выбежала во двор, ополоснулась холодной водой, утренняя прохлада нежно ласкала еще молодое и крепкое тело, затем Настя вошла в дом, чтобы одеться. Она достала новую цветную блузку, купленную в городе случайно. Одна женщина подошла к ней и предложила:

– Тебе она очень красива будет, ну а мне поможешь с деньгами, да и недорого. Настя купила. Вот сейчас она ей и пригодилась. Вытаскивая ее из комода, старого, ручной работы, еще от Василя оставшегося, Настя нашла еще и забытую ею помаду, и старую пудреницу. Она даже расхохоталась сама про себя, как будто специально ее кто – то наряжал. Заплела и уложила косу вокруг головы, зацепив ее приколками, чуть припудрив нос и подкрасив губы, она сама себя не узнала– ну просто красавица. Домочадцы проснулись, Настя наказала дочерям все по дому, а Иван должен был подъехать на своем скакуне, он пас ночью табун лошадей и должен был захватить Туза. Она решила сегодня до соседней деревни проскочить верхом, чтобы не запрягать лошадь в колку. А сейчас спешила в контору, вовсю шла подготовка к сенокосу, и Настя собирала правление, чтобы обсудить все детально. Туз так и оставался ее любимым конем. Правда, он уже не проявлял такую прыткость, как тогда, когда Макар на нем повис, но стать и резвость в нем остались, и Настя его любила за это, и он ее всегда понимал, особенно, когда она слезно ему жаловалась в минуты отчаяния. А он кивал ей в такт и даже тихонечко ржал. Вот такая любовь у них была с хозяйкой.

Настя до обеда, управившись со всеми делами в конторе, собиралась в соседнюю деревню Соловьевку, там находилась ферма. Что– то последнее время надои упали, ей надо было разобраться в ситуации и принять меры. До Соловьёвки было километров двенадцать, десять – по дороге в город, а два – по лесной дороге. Настя любила быструю езду, поэтому Туз с места взял галопом, а потом побежал рысью. Настя наслаждалась легким дуновением ветра и хорошим солнечным днем. Ей сегодня -тридцать девять, и она еще молода, здорова и красива, и это ей давало новые силы и хорошее настроение.

Подъезжая к свороту, Настя увидела идущего человека и тоже сворачивающего на Соловьевку. Это был мужчина в солдатской форме, с вещмешком за спиной, а на голове была пилотка со звездой. Настя подъехала ближе и своим глазам не поверила:

– Ванечка? Неужели это ты?

– Да, а что я стал таким не узнаваемым? -Иван улыбнулся, -Я тебя, Настя, издалека заприметил. Только ты одна умеешь так грациозно ездить верхом.– Он помог ей слезть с лошади, – Ты куда?

– В твою деревню. Я ведь теперь председательствую, вот уже пять лет, -Настя вздохнула и посмотрела на Ивана. Перед ней стоял, лет под пятьдесят мужчина, почти весь седой, хотя ему было всего сорок пять. -А ты домой возвращаешься?

– Да, отца с матерью проведаю и назад. Хочу на завод в город возвратиться.

– Сколько мы не виделись? – спросила Настя, взяв коня за узду.

– Да пожалуй, около двадцати лет прошло. С тех самых пор, как ты от меня сбежала, – Иван замолчал и отвернулся в сторону.

– Да не сбегала я, Ванечка, меня Василь выкрал и почти два дня держал на пасеке. А потом деваться было не куда, – Настя замолчала. Иван остановился. Они втроем шли по дороге.

– Дело прошлое. Ты лучше о себе расскажи. Женат? – она снова пошла потихоньку.

– А я после того, как ты вышла замуж, подался в город, вернее сбежал. Документы мне помогли сделать. Устроился на завод, женился, две дочери родились. А здесь -война, меня забрали, а жена с двумя детьми уехала в Ленинград к родителям. Ну, вот там они все и погибли. Мне уже потом соседи написали. А сам я служил в полковой разведке, ранение имею. После войны вот два года бандеровцев на западной Украине вылавливал, снова ранение– и вот я здесь, – Иван замолчал, остановился, достал пачку папирос и закурил, – Ну а ты, замужем?

– Вдова, да и четверо детей в придачу, правда, они уже совсем взрослые. Иван – уже жених, – Настя посмотрела на Ванечку.

– Иван? У тебя сына зовут Иван?

– Да, хоть и против был Василь, а я сына назвала твоим именем, – Насте вдруг стало так тепло на душе, и ей захотелось сделать все, чтобы Иван не уезжал. Неужели ей судьба дает еще один шанс быть счастливой?

Иван, а зачем тебе ехать в город, у нас в колхозе столько работы. Вон сельхозартель стоит почти колом, столько тракторов с войны надо отремонтировать. Вот и занялся бы этим, а я тебе помогать буду.

Иван докурил папиросу:

Посмотрим, – он повернулся к Насте и заглянул в ее зеленые лучистые глаза, – Если ты этого хочешь?

Хочу, – тихо сказала она. И быстро повернув к лошади, стала садиться на нее. Уже запрыгнув на Туза, она сказала:

Ванечка, у меня сегодня именины, тридцать девять, я тебя вечером приглашаю, будут только родственники. Приезжай, я буду ждать.

Она ударила коня сзади ладонью, и Туз тронулся с места. Настя обернулась, Иван стоял там же и смотрел ей вслед. До самого вечера, чтобы не делала, она все время думала о Ванечке. Неужели влюбилась? Или это продолжение той первой, юной любви? Она не могла понять. Настя ждала вечера и загадала, если Иван придет, то это судьба. И он пришел. Но не один, а сразу со сватами.

Ванечка, ты с ума сошел, сразу сватать, – смеялась Настя.

А что мне ждать, чтобы еще раз кто-нибудь тебя увел у меня из подноса, – Иван улыбался.