Текст книги "Капкан. Спасет только любовь…"

Цунами

Посвящаю памяти своего отца

Сычева Ивана Евгеньевича

Колеса вагонов монотонно отстукивали дробь, унося состав далеко на запад. Поезд мчался вперед, оставляя после себя пространство, разделяющее мир на «до и после трагедии». Но об этом люди узнают намного позже. А пока состав, окутанный дымовой завесой от пыхтящего паровоза, набирал скорость.

Иван сидел возле окна, непрерывно глядя в одну точку. Стакан с недопитой водкой стоял напротив, а закуска была нетронутой. Вот уже пятые сутки демобилизованные солдаты ехали на запад, домой. В вагоне стоял дым от выкуренных папирос, но сильно пьяных не было. Какая – то нагнетающая тишина окутала весь вагон, только изредка были слышны разговоры вполголоса. Сергей, друг и однополчанин Ивана, стал толкать его в плечо:

«Вань, ты бы сыграл чего – нибудь. Так душу тянет».

Иван посмотрел на него отсутствующим взглядом, затем повернулся назад, взял гитару, находившуюся за спиной. Семиструнная, с потрескавшимся от влаги лаком, она досталась ему по случаю тех трагических событий, которые разыгрались всего полтора месяца назад. Память о них была свежей и печальной. И вот раздались первые аккорды вальса «Гибель Титаника». Музыка лилась вначале плавной волной, медленно набирая скорость. И вот она обрушилась всеми аккордами сразу, цепляя и выворачивая душу.

Иван был виртуоз своего дела. Игре на гитаре он был обучен с детства соседом, пришедшим с фронта без ног, но руки и слух у него от «великого музыканта», и это все он вложил в мальчугана, который приходил каждый день и часами мог слушать и учиться сложному ремеслу игры на гитаре. А учеником он оказался способным.

Голоса стихли. И остальные солдаты стали подходить ближе к месту, откуда раздавалась мелодия вальса.

Это был вальс – реквием о погибших товарищах, друзьях, командирах и, конечно же, о ней, о Марусе, дочери командира, семнадцатилетней девушке с огромными карими глазами и этими роскошными волосами ниже пояса. Образ Маруси преследовал Ивана. Ее грустные глаза смотрели с укором, как будто спрашивали: «Ваня, почему?». Почему и зачем в то холодное утро 5 ноября судьба распорядилась так жестоко, Иван не мог ответить. Только белое серебро преждевременно покрыло его виски. Иван ниже наклонил голову, чтобы не было видно слез, омывающих звенящие струны. Это был конец декабря уходящего навсегда 1952 года…

Если посмотреть на карту России, то на самом Дальнем Востоке, между Камчаткой и Японией можно увидеть цепочку островов, которые и есть Курилы. Большая Курильская гряда, ее протяженность составляет 1200 километров и малая – ее протяженность всего 120 километров и простирается она от острова Хоккайдо (Япония) на юге к Северо-востоку. Остров Шумшу находится между полуостровом Камчатка и островом Парамушир, омывается он с двух сторон проливами Первым Курильским и Вторым Курильским.

Иван попал служить на остров Шумшу в середине пятьдесят первого. Их полк сухопутных войск наземного базирования, входящий в состав Морфлота, был переброшен из Владивостока дальше, на Курилы, на остров Шумшу. Сам остров был небольшой, в диаметре не более 25 – 30 километров, с одной стороны были сопки, а с другой – болотистая равнина. Всем известно, где прозвучали первые выстрелы Второй Мировой войны, а вот последние – 1 сентября 1945года на острове Шумшу.

Курильская десантная операция началась, когда повсюду уже перестали стрелять. Уже была разгромлена Квантунская армия в Манчжурии, атомные грибы развеялись над Нагасаки и Хиросимой. Прыгавшие десантники в прибой туманным утром попали под перекрестный огонь – стреляли из выдолбленных в скалах укреплений. Многие тогда утонули, поглощенные волнами и свирепыми течениями. Прорвавшиеся с берега вглубь острова оказались на чахлой кочковатой равнине, поросшей кедровым стлаником. Больше всего жертв на счету дота «171». С него простреливалось почти полострова. Без его усмирения тишины на Шумшу ждать не приходилось, японцы это понимали не хуже, а потому и дрались отчаянно. Высота трижды переходила из рук в руки. Но это уже история.

Солдатские казармы были отстроены сразу после войны и находились в метрах двухстах от сопок, а ниже располагались селения. В основном, там жили семьи офицеров, обслуживающий персонал и коренное население. Всего население не превышало тысячи. Надо сказать, природа на Курилах очень богата и разнообразна, насчитывающая до полутора тысяч растений. И это при довольно холодном и влажном климате. Летом туманы, тайфуны и шторма с ураганными ветрами, зимой – метели и шторма.

Остров жил своей обыденной, повседневной жизнью. Главной задачей было охранять восточные рубежи нашей необъятной Родины, и она выполнялась отлично.

Взвод, где служил Иван, обслуживал аэродром, оставшийся после японцев. На нем была одна взлетная полоса. По рассказам она служила дорогой в один конец. По ней взлетали самолеты, управляемые «камикадзе» – летчиками-смертниками. Весь остров был усеян японскими трофеями. Искореженные танки, развороченные доты, подземные тоннели, склады оружия и боеприпасов, подземные кладовые с провизией. Солдаты частенько бегали в самоволку полакомиться сладкими трофеями. И Иван был не исключением. Однажды, обнаружив подземный склад с продуктами, он с другом Санькой Кошелевым решил посмотреть, что хранится в ящиках. Оттащив в сторону пару ящиков, стали вскрывать. Вдруг Санька схватил Ивана за руку: «Тише, Ваня, кто-то идет».

Они сели за кучу ящиков и притихли. Из лабиринта показались трое небольших людей с рюкзаками за плечами. Ивану показалось, что они были в японской военной форме. Трое подошли с другого конца склада и посветили фонарями, при этом они тихо разговаривали, языка нельзя было разобрать. Затем они нашли, что искали, и стали сыпать в рюкзаки. А потом так же внезапно скрылись. Ребята немного подождали, а затем подошли к месту, где находились незнакомцы. На полу был рассыпан рис. Поговаривали, что будто бы здесь где-то находится тоннель, прорытый пленниками – китайцами. Он должен был соединять материк с островами. Но это легенда. А тут? Ребята решили об этом никому не говорить. Мало ли что, может, показалось, а, может, кто-то местный. На этом и порешили. Но одни больше туда не ходили.

Командира полка, капитана Савичева Петра Ивановича, любили все в полку – это был их «батька». К солдатам он был добрым, но справедливым. Жил Петр Иванович пока один. Все никак не мог семью перевезти с материка: то дом был еще не достроен, то жена с детьми не торопилась, потому что дети доучивались. И вот в июне 1952 года все получилось, и он наконец– то перевез жену и детей. Только старшая дочь должна была подъехать позже, она оканчивала курсы фельдшеров в училище.

Небольшой бытовой скарб помогали разгружать два солдата, среди них был и Иван. Он молча носил цветы в горшках и ставил, куда указывала супруга капитана. Но вот ему на глаза попалась гитара. Большая семиструнная в темно-коричневой лакировке под старинный раритет семнадцатого года. Взгляд Ивана заметил Петр Иванович:

– Что знаком этот инструмент и играть умеешь?

– Да, – ответил Иван, – знаком и играть умею.

– Ну, тогда закончим, и ты нам сыграешь, – продолжил капитан.

Иван был рад держать гитару в своих руках. Как он соскучился по ней! Он подтянул струны, пробежался по каждой, настраивая ее. И вот первая мелодия вырвалась на свободу и заполнила всю комнату. Жена командира накрывала на стол, она с удивлением повернулась в сторону Ивана, затем села на стул и стала слушать. И это продолжалось больше часа. Иван проиграл весь свой репертуар. Все были в восторге, и командир обещал, что организует местную полковую самодеятельность, и Иван будет в ней участвовать. Но этого не случилось. Произошедшие события изменили всю траекторию жизненного пути каждого, кто выжил.

С этих самых пор Иван стал часто бывать в доме командира полка. То дрова помогал колоть, то крышу крыть на бане, но, в основном, он играл на гитаре. До дембеля оставалось каких-то пять – шесть месяцев, и Иван мечтал, как он вернется домой и какая у него будет жизнь. В очередной раз он получил увольнительную и по просьбе жены Петра Ивановича должен был прийти к ним домой. Намечался праздник, и по этому случаю Ивана пригласили как гостя, но он понимал, что его будут просить играть, и был этому рад. Подходя к дому командира, он увидел девушку, она спускалась с крыльца. Иван обратил внимание, что девушка была необыкновенно красива. Она быстро сбежала и подошла к нему, улыбнулась:

– А мне рассказывали про вас, – она протянула ему руку, -Маруся.

– Иван, – ответил он, беря Марусину руку в свою ладонь.

Их взгляды встретились. На него смотрели такие нежные, лучистые глаза, что он стоял, как завороженный. Сердце учащенно забилось, а на лбу выступил пот. Маруся опустила глаза, щеки ее слегка зарделись. Она убрала руку с ладони Ивана и смущенно сказала:

– Проходите.

Иван пошел за ней. Весь вечер у него все валилось из рук, он даже чашку чая умудрился пролить на себя. Только когда взял гитару в руки, почувствовал себя свободно. Он в этот вечер играл так, как не играл никогда. Он играл для Маруси.

О любви Маруси и Ивана знал весь остров. Сослуживцы и друзья так и звали их женихом и невестой и тайно завидовали Ивану. А они, молодые, мечтали о своем счастье. Однажды, в сентябре, прогуливаясь по местному пляжу, Маруся решила искупаться в океане. Стоял жаркий осенний день. Она зашла в воду прямо в платье и поплыла. Ее шикарные волосы расплелись и опутали плывущее тело вокруг ореолом. Иван сильно испугался за нее, быстро разделся и поплыл ей навстречу. На берег они вышли вместе. Маруся громко смеялась своим звонким смехом, отжимая волосы и заплетая их в косу, затем она отжала платье, попросив Ивана отвернуться. А потом они сидели на валуне, на берегу океана.

– Ваня, а ты веришь в русалок?

– Верю, – ответил Иван.

– А вообще, речные и морские русалки отличаются?

Иван подумал и ответил:

– Отличаются. Речные русалки – это утонувшие девушки, которые иногда выходят из воды, чтобы затащить туда одиноких путников. А вот морские русалки – это серены. Если морские корабли попадают в область их владений, то живым корабль оттуда не возвращается. Говорят, серены хорошо поют, что тот, кто их слышит, сам прыгает в воду с корабля, а иной раз и весь корабль уходит под воду, потому что становится неуправляемым.

– Да, как интересно, – Маруся повернула голову к Ивану. – А вот, если бы я вдруг утонула, то стала бы русалкой или сереной?

Иван посмотрел на Марусю, затем чуть придвинулся к ней и нежно поцеловал ее в алые губы.

– Маруся, я не хочу, чтобы ты стала русалкой или сереной. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты согласна?

Маруся посмотрела на Ивана широко открытыми глазами, улыбнулась и кивнула.

– Нет, ты скажи мне, – настаивал Иван.

– Да, – ответила Маруся, быстро соскользнув с камня, и побежала вдоль берега. Иван бросился за ней. Так они еще долго смеялись, догоняя друг друга.

Раннее утро пятого ноября 1952 года было тихим, весь небосклон был усеян яркими звездами, и ничего не предвещало беды. Она пришла внезапно в четыре утра. Сначала раздался большой гул, как будто несколько реактивных самолетов взлетели одновременно, затем земля стала раскачиваться.

Казарму, где спал Иван, трясло так сильно, что сыпалась штукатурка, стены, потрескались, а кровати сдвинулись. Ребята соскакивали и выбегали на улицу кто в чем, а там уже одевались на ходу. Никто сразу и понять не мог, что происходит. Землетрясения случались и раньше, но все быстро заканчивалось, больших неприятностей не было. А здесь что– то не так. Все гудело и содрогалось. Через полчаса пришла тишина, и все стали возвращаться в казармы, и никто не заметил, что океан как-то отступил от берегов, освобождая территорию для нового удара, но уже в другом формате. Из тишины, со стороны океана, стал слышен нарастающий гул, он быстро приближался. Те, кто остался на улице, смотрели в сторону океана. Оттуда шла волна большой высоты. Раздались крики:

– Волна, волна, спасайся, кто может.

Сами они бежали к сопкам, но было уже поздно. Подошедшая волна накрыла остров, унося все, что можно было унести с собой в океан. Иван не успел выбежать на улицу, и поэтому первая волна накрыла его в казарме, продавив окна и двери. Те, кто пытался бежать в сопки, были унесены в океан, уцелевших было немного. Те, кто остался в казарме, спаслись. Казарма осталась, только крышу снесло. На острове была паника, раздавались крики о помощи. Первая волна спала, оставив большую часть построек без крыш и сараев. Все в этом аду перемешалось, и среди криков и воплей заметили не сразу, что со стороны океана неслась волна еще более мощная, огромной высоты, разрушая и громя все на своем пути. Она шла с интервалом в двадцать пять– тридцать минут, и у спасшихся от первой волны шансов выжить почти не осталось. Только те, кто находились недалеко от сопок, могли спастись, забравшись на них.

Иван после первой волны, выбравшись из казармы, решил найти Марусю. Он бросился туда, вниз, где была улица, но не успел. Вторая волна с огромной скоростью, со страшным скрежетом и шумом неслась на остров. Времени, чтобы выжить, оставалось все меньше и меньше. Сергей и Пашка, решив помочь Ивану найти Марусю, бросились к нему, крича:

– Ваня, уже поздно, бежим в сопки, или мы все погибнем.

Они схватили Ивана и стали тащить в сторону сопок, но он упирался, крича на ребят, чтобы те отпустили его, и что он найдет Марусю. Пашка повернул Ивана к себе и ударил наотмашь, чтобы тот пришел в себя. Затем они с Сергеем подхватили его под руки и стали быстро двигаться в сопки. Уже поднимаясь на высоту, они обернулись. В предрассветной мгле картина, которая развернулась, была ужасной.

Остров весь ушел под воду, и она еще прибывала. На поверхности плавало все, что было легче воды. Крики о помощи и безысходности слышались со всех сторон. Иван присел на корточки, закрыл голову руками и зарыдал.

Только к полудню вода стала убывать, открывая глазам страшную картину произошедшего. На месте поселений ничего не осталось: все дома, казармы и штаб были смыты в океан, осталось в живых не более сотни человек. Еще целую неделю океан выносил трупы на берег. Но среди погибших Иван не нашел тела Маруси. Видимо, океан не захотел ее отдать. Он забрал Марусю к себе, и теперь она одна из них – Серена. Ивану так было легче думать о своей любимой. На берегу он нашел гитару своего командира и отца Маруси. Он оставил ее себе на память о том, чего у него уже никогда не будет.

Через две недели оставшихся в живых солдат и офицеров перебросили по морю в город Владивосток, на военную базу. Уже в пути от команды логгера, перевозившего их, Иван узнал правду о том, что произошло ранним утром пятого ноября 1952года.

В ста тридцати километрах от мыса Шипунского полуострова Камчатка произошло землетрясение. Очаг его находился на глубине всего семи – восьми километров. Им было охвачено побережье на протяжении семисот километров, от полуострова Кроноцкого до Северных Курильских островов. Сила толчков достигала девяти баллов. Затем последовало две волны – первая шла высотой шесть – восемь метров, частично разрушая и унося в океан постройки, людей, скот. А следом, с интервалом в двадцать пять -тридцать минут, шла вторая волна, высотой до пятнадцати метров. Ее разрушительная сила и мощь была огромной. Пострадало восточное побережье Камчатки. Остров Шумшу уходил под воду, оставались незатопленными только сопки. Сильно пострадал остров Парамушир. На нем были полностью разрушены и унесены в океан город Северо – Курильск и еще пятнадцать населенных пунктов, находившихся ниже. Пострадали острова Алаид, Онекотан и другие. Всего погибло более шести тысяч человек (точной цифры нет). Если бы острова имели плотность населения больше, то и жертв было бы намного больше.

А пока под звуки музыки – реквиема, в память о погибших, состав с бешеной скоростью нёсся вперед, на запад, унося с собой ту правду, которую знал и сохранил в своем сердце каждый, кто остался в живых.

Судьба

Солнце стояло в зените, когда две кудрявые головки показались из-за кустов, поднимаясь от речки прямо в гору по каменистому обрыву. Это были Ванюша и Валечка. Семилетний Иван крепко держал за руку пятилетнюю Валечку, а она другой ручкой, приподняв подол платья, несла кучу разноцветных камней, которые они насобирали с Ванюшей. Солнце лучами игриво гладило две кучерявые головки, наделяя их светом и теплом текущего дня.

Дети дружно разговаривали, решая, где и как они применят находку. Пройдя вдоль берега еще немного, сели под небольшую березку, чтобы выбрать самые красивые камни. Разобравшись, они растолкали их по карманам, а остальные собрали в кучу и прикрыли травой. Ну вот, дело сделано. Иван быстро поднялся на ноги, помогая встать Валентине, затем они, смеясь, бросились бежать вдоль огородов, сверкая голыми пятками по зеленой траве. День близился к обеду.

Село Раздольное было средней величины и состояло из нескольких улиц. Это была центральная усадьба одного из зажиточных совхозов. Только что закончилась дневная дойка, и доярки спешили домой к обеду. Дети выскочили из проулка на свою улицу. Валечка побежала навстречу своей матери, на ходу доставая из карманов камни и показывая их ей. Иван развернулся и пошел к своему дому. Недалеко от дома Ульяна, мать Ивана, ждала его с кнутом в руках. Она несколько раз прошлась по спине Ивана, приговаривая:

– Я тебе сколько раз говорила не играть с Валькой, тебе что мало других ребятишек?

Ульяна потащила Ивана за руку к дому. Всю эту картину наблюдал сосед, сидя на завалинке. Дед Прошка не помнил точно сколько ему лет, зимой и летом он выходил посидеть на завалинку в одних и тех же валенках и шапке– ушанке. Вот и сейчас Прошка сидел на завалинке, прищурив свой единственный глаз, второй, как он утверждал, потерял в Финскую, и наблюдал, как Улька бьет своего сына.

– Ты что это, Улька, своего сына лупишь? Чай что натворил?

– Не твоего ума дело. Ульяна зло посмотрела на деда и снова ударила кнутом сына.

Она не любила деда Прошку, он всегда ее подковыривал, давая повод посмеяться. От этого Ульяна его еще больше ненавидела. Вот и сейчас Прошка, повернувшись в ее сторону, проронил:

– Ну и злая же ты, Улька, баба, не зря тебя мужик– то хотел бросить, а сейчас запил, я бы от тоски повесился.

Улька от злости чуть не поперхнулась, развернув свои телеса в сторону Прошки, она галопом пошла в атаку на деда, бросив руку сына:

– Ты чего несешь, старый хрыч, помирать пора, а ты все туда же.

Улька замахнулась кнутом на деда, тот еле увернулся, подставив свой костыль.

– Ну и дура же ты, баба, дети– то здесь причем?

Прошка сплюнул в сторону и стал медленно подниматься с завалинки:

– Вот был бы я чуток помоложе, проучил бы тебя, змея ты гремучая.

Но последних слов Улька уже не слышала. А причина не любить Валечку у нее была. Полтора года назад муж Татьяны, матери Валечки, попал под гусеницы своего же трактора и погиб, оставив жену с двумя детьми на руках. Вот ее– то и присмотрел Николай, муж Ульки, по натуре робкий застенчивый мужчина, работящий, немногословный. Стал захаживать, но всякий раз получал от ворот поворот. Татьяна была, симпатичной и спокойной женщиной, и Николай ей нравился, но он был женат, да и его взбалмошный жены она побаивалась.

Но каким– то образом до Ульки дошли слухи, что ее муж захаживает к соседке. Ну, конечно же, она устроила дома скандал, побив супруга скалкой и опозорив на всю улицу, да и Татьяне досталось. После этого случая Николай даже запил, сетуя на свою семейную жизнь с женой– мегерой, но ничего не поделаешь, трое детей надо растить, смирился, но иногда украдкой продолжал поглядывать в сторону дома соседки, тяжело вздыхая.

А вот Ванюшка, его младший сынишка, и Валентина, Татьянина дочь, подружились, чем сильно раздражали Ульяну. Но несмотря на угрозы матери Ванюшка продолжал играть с соседской девочкой. Их часто видели вместе. Соседи с умилением смотрели на этих двух ребятишек, похожих на двух ангелов, только один -белокурый, а другая– темноволосая. И в сердцах ругали грозную Ульяну, которая мешала дружбе двух юных созданий.

Время шло, дети росли, и дружба между ними плавно переросла в любовь, из детской в юношескую. Они мечтали, что никогда не расстанутся. Но Ульяна думала по-другому. Она так и не смирилась с тем, что ее сын против ее воли дружит с дочерью Татьяны. Да и супруга можно было бы простить, но не тут – то было, она еще больше увеличила контроль за своим мужем, так как он частенько, вечером, управляясь по хозяйству, таинственно исчезал, а потом появлялся навеселе и при нападении на него супруги молчал, стараясь уйти подальше с глаз.

Ульяна все– таки выследила своего мужа, куда это он исчезает, и как оказалось, оседает он у деда Прошки. Дед Прошка год назад похоронил свою жену и теперь слыл бобылем. Взрослые дети и внуки его проведовали часто, помогали по хозяйству: то дрова кололи, то воду приносили, убирались в доме, но в основном Прошка был один, вот Николай к нему и стал захаживать, чтобы с ним выпить да душу излить о своей житухе нескладной. А главное, рассказать о своей несостоявшейся любви к соседке Татьяне.

Однажды Ульяна и застала их за очередным распитием бутылки самогона и откровенной беседой. Николай, увидев жену на пороге, чуть стакан не выронил, но пока жена двигалась, как танк на амбразуру, он успел выпить содержимое и быстро встать. Николай только и успевал уворачиваться от оплеух, потому что руку на женщину никогда не поднимал. И когда дело дошло до Прошкиного костыля, стоявшего возле Прошки, то дед не выдержал и поднялся, чтобы встать между Николаем и Улькой, угрожая ей, что он вызовет милицию по поводу ее дебоша в его доме. Улька повернула голову в его сторону и с размаху так толкнула Прошку, что он отлетел в угол комнаты, ударившись о кровать и падая на пол. Прошка застонал, Николай подбежал к нему, поднял его и положил на кровать. С нее уже Прохор Иннокентьевич больше не встал. Как оказалось, он сломал бедро, так через полгода он и помер, придав забвению тайну своей болезни.

Ульяна в глубине души понимала, что виновата в смерти деда, но себя она оправдывала.

– Не спаивал бы мужа старый пень, ничего бы и не было, туда тебе и дорога, – думала Ульяна всякий раз, когда вспоминала деда Прошку.

– Ну вот, с одной бедой покончено, но что делать со второй? – думала она всякий раз, когда видела своего младшенького Ванюшку с Татьяниной дочкой. Ульяна поставила себе цель, во что бы то ни стало разлучить их, только наступил бы нужный момент, и он наступил.

Близился июнь, Ивана должны были забрать в армию. Его задержали на год, пока училище механизаторов закончит, а Валентина готовилась к выпускным экзаменам, заканчивая десятый класс средней сельской школы. Им предстояло расставание на два года. Вот этим– то и хотела воспользоваться Ульяна, видя, какой красавицей стала Валентина.

Иван и Валентина сидели на берегу, прижавшись друг к другу. Иван уезжал утром от сельсовета. Июньские ночи так коротки, а надо столько успеть сказать, Иван сильнее прижал Валентину к себе и стал нежно целовать. Эта ночь была для них ночью любви и страсти, счастья и слез, она дала импульс новой жизни, но об этом они узнают позже, а сейчас слова любви и обещаний ждать, любить надеяться и верить звучали, как клятва, которую они дали друг другу. Только вот судьба – то уже расставила свои невидимые сети.

Шло время, Иван служил. Друг другу они писали нежные и трогательные письма. Валентина ждала ребенка, их с Иваном ребенка, поэтому она отложила поступление в медицинское училище на год. Круг замкнулся, и все было бы хорошо, если бы Ульяна не питала столько ненависти к Татьяне, матери Валентины, и к самой Валентине. Да здесь еще после ухода Ивана в армию, Николай, муж Ульяны, как взбесился, встал на колени перед ней и стал упрашивать, чтобы она отпустила его, бедолагу, с Богом к Татьяне. Ульяна расплакалась от обиды, таская Николая за волнистый чуб, приговаривая: «Ишь, чего задумал, а обо мне ты подумал? Неужто, я хуже твоей Таньки? Сейчас, жди, я ей сделаю такой подарок! Не бывать этому никогда!» Николай стоял на коленях перед женой, закрыв глаза, и молчал. После этого случая Ульяна замкнулась сама в себе и стала усиленно думать, как избавиться от Татьяны и ее дочери. И что ей приходило в голову, так это магические отвороты, которыми владела тетка Груня, местная колдунья, живущая на соседней улице в самом конце. Ее дом находился почти возле леса, поэтому солнце редко посещало его, делая тем самым это место таинственным и тёмным. Вот туда– то и собралась идти одним из вечеров Ульяна со своими проблемами. Дойдя до калитки дома колдуньи, она тихонько приоткрыла ее. Во дворе никого не было, посередине двора стоял большой чан, а под ним горело небольшое пламя, вода уже закипала, вокруг чана стояли разные мешки с травами разных мастей и наименований. Тетка Груня варила новое зелье, травяной запах терпко бил в нос, вызывая легкое покалывание. Ульяна зашла в калитку, оглядываясь по сторонам:

Тетя Груня, вы дома?

Со стороны бани заскрипела дверь, в нее высунулась голова тетки Груни:

Дома, дома. Проходи, Ульяна, в дом. Я тебя уже давно поджидаю.

Ульяна удивленно посмотрела на тетку Груню, но спрашивать ничего не стала. Она зашла в дом, закрывая за собой двери. Дом колдуньи, тетки Груни, был небольшим, ставни в нем были закрыты, поэтому в комнате было темно и прохладно. Дом разделяла на две половины русская печь, всего было три окна – два в комнате, они выходили во двор, и одно окно– в кухоньке, оно смотрело на лес. Скарб тетки Груни был весьма скромным, кровать, самодельный стол, комод да большой старинный сундук, стоявший возле кровати в углу. На столе стояла небольшая керосиновая лампа, освещая висящую икону Божьей Матери.

Ну что случилось, Ульяна? – скрипучим голосом громко спросила тетка Груня. Ульяна вздрогнула. Она не видела, как вошла хозяйка.

Да, вот…, – Ульяна прошла к столу и села на лавку напротив стоящей на столе лампы так, чтобы свет на нее не падал. И Ульяна рассказала все о своей жизни невеселой. Тетка Груня ее выслушала внимательно, а затем сказала:

Николая я верну тебе, а вот детей-то зачем разлучать, ведь у них-то дитя будет. Грех.

Тут– то Улька и разошлась, рисуя картину, какая Валька плохая, ведь и ребенок не Ивана, гуляет она, и, вообще, сын ее заслуживает другого счастья.

Ну ладно, приходи завтра, ровно в половине двенадцатого ночи, я все приготовлю, поняла?

Ульяна кивнула головой, а сама быстро достала из сумки узел с продуктами, расчет. «Забери свой узел, принесешь завтра. А сейчас иди и не оглядывайся».

Ульяна встала с лавки, положила узел в сумку и быстро направилась к двери.

На другой день она все сделала, как говорила ей тетка Груня. И уже в половине двенадцатого была дома у колдуньи.

Слушай меня внимательно, – тетка Груня взяла мел и очертила большой круг возле русской печи, – Я встану в круг и буду читать заклинания, ты сидишь тихо и держишь вот этот крест на веревке. Я буду читать долго, то, что ты увидишь, не бойся и ничего не говори, как только закукарекает петух, сразу войдешь в круг и оденешь мне этот крест на шею, возьмешь меня за руку и сведешь с круга. Ты все поняла?

Да, – Ульяна взяла крест и села на лавку под икону. Тетка Груня сняла свой дневной наряд, одела холщовую белёную рубаху, распустила свои волосы и ровно в двенадцать вошла в круг, становясь лицом к трубе русской печи, по центру круга. Она открыла широко глаза и, глядя, не мигая, в одну точку, стала произносить очень быстро заклинания. Ульяна урывками всё только слышала и ничего не могла понять. Ближе к двум часам ночи Ульяна увидела, как над кирпичной трубой, доходящей до потолка, появилось вначале белое пятно, затем оно росло, и, наконец, она увидела живой прозрачный силуэт своего мужа Николая, он был на расстоянии от пола и постоянно вибрировал, при этом глаза его были закрыты. Колдунья стала громко его спрашивать: «Ты любишь свою жену Ульяну?» Николай или то, что было похоже на Николая, чуть слышно ответил: «Нет», – и стал снова исчезать. Ульяна поняла, что колдунья вызывает душу Николая. Тетка Груня снова начала произносить заклинания, и по мере увеличения интонации голоса силуэт Николая снова стал появляться, колеблясь, как горящая свеча. Ульяна смотрела и боялась даже шелохнуться. Колдунья снова стала спрашивать Николая, любит ли он свою жену, но он молчал, затем стал исчезать. Колдунья подняла руки вверх и снова стала повторять заклинания, четко выделяя слово «приди». Рассвет забрезжил за кухонным окном. Ульяна обратила внимание, что ставни на этом окне были открыты. Тетка Груня читала заклинания, держа руки в направлении трубы. Ульяна заметила, что силуэт Николая снова стал высвечиваться, сначала чуть заметно, затем все ярче и ярче и, наконец, он появился, зависая над трубой. Колдунья снова спросила:

Ты любишь свою жену, Ульяну?

Силуэт молчал и только на третий раз, когда его спросила колдунья, ответил дрожащим голосом: «Да». Колдунья опустила руки, но заклинания продолжала читать. Образ Николая стал таять. Через некоторое время Ульяна услышала кукареканье петуха, она встрепенулась, как ото сна, и ничего не могла понять, ей казалось, что она спала, только тетка Груня стояла в кругу, опустив голову, длинные седые волосы спадали на лицо. Ульяна быстро встала, взяла крест, что ей дала колдунья и, зайдя в круг, быстро накинула ей на шею, затем взяла за руку и вывела за круг. Еще постояв немного молча с опущенной головой, тетка Груня стала потихоньку приходить в себя. Затем она медленными движениями сняла рубаху, надела свое платье, волосы собрала в пучок и уложила аккуратно на голове.

Ну, вот и все. Сейчас ты пойдешь домой, не оглядываясь и не говоря ни с кем, возле дома тебя будет ждать твой муж. Я тебе дам зелье, ты его добавишь в еду или в вино. Слушай меня внимательно, вот эти иголки, – она достала несколько штук иголок, открыв створку висячего ящика возле стола на кухне, – ты постарайся отослать своему сыну, главное, чтобы он их взял руками и сам положил в определенное место, и вот эту землю ты высыплешь незаметно, возле ворот подруги своего сына. Ты все поняла?

Да, – сказала Ульяна. Она открыла свою сумку и достала большой узел с продуктами для колдуньи.

Ульяна все сделала, как говорила ей тетка Груня. Возле ворот своего домаона встретила мужа, он схватил ее за руки:

– Ты где была? Я всю ночь не спал и себе места не находил.