Текст книги "Капризная вдова"

7

Оставив сестер в библиотеке, Генриетта вышла вслед за горничной и поплотнее прикрыла за собой двери. Что привело Короля Брэндиша в Раскидистые Дубы? Его приезд кажется тем более странным, что леди Рамсден наверняка выразила свое недовольство намерением племянника. Что бы это могло значить?

По дороге в прихожую Генриетта на мгновение остановилась возле зеркала и, поправив локоны у лба, бросила оценивающий взгляд на свое отражение. Намокшие под дождем длинные пряди перестали виться, поэтому на затылке их пришлось стянуть в узел. Пожалуй, она выглядит неплохо, но ей, конечно, далеко до элегантных дам Бродхорна.

Генриетта торопливо спустилась по лестнице и увидела того, с кем не надеялась больше встретиться. Сидя на корточках перед ретривером, Король чесал ему за ушами. Замерев в блаженстве, пес преданно глядел на своего спасителя.

– Мистер Брэндиш! – воскликнула Генриетта. – Признаюсь, я не ожидала увидеть вас у себя в доме.

Он поднялся в полный рост и повернулся к ней. Молодая женщина вдруг почувствовала, что ноги стали как ватные. Маленькая прихожая куда-то исчезла – Генриетта видела перед собой только его, Короля Брэндиша. На нем был черный фрак, безупречно сидевший на широких плечах, затейливо повязанный галстук, белый жилет и черные панталоны. Вечер выдался холодный, поэтому Король надел начищенные до блеска ботфорты и пальто с капюшоном.

В полном соответствии с модой, введенной знаменитым лондонским денди Бруммелем, законодателем мод начала девятнадцатого века, в его костюме не было ничего вызывающего: фрак безупречного покроя, из кармашка жилета свешивался лишь один брелок. А вот Фредерик любил щегольнуть широкими лацканами, накладными плечами и носил столько разнообразнейших брелоков и печаток, что даже звенел при ходьбе. Тогда, шесть лет назад, Генриетте это очень нравилось, но с тех пор многое изменилось, и, глядя на Брэндиша, она снова убедилась в том, как жестоко ошиблась в муже, как наивны и романтичны были ее представления о любви и жизни.

Держа в руке шляпу и перчатки, Брэндиш поклонился.

– Прошу извинить меня за поздний визит, – с ледяным спокойствием произнес он, – но завтра утром я покидаю Бродхорн, поэтому решил повидать Бетси сейчас, ведь она просила меня приехать. Вы разрешите мне увидеться с ней? Обещаю, что не задержу ее надолго!

Ей показалось, что взгляд его пронзительных голубых глаз стал чуть мягче.

– Боюсь, я не знаю, где она сейчас, – подчеркнуто вежливо ответила Генриетта, чувствуя, как беспокойно бьется сердце. Перед ее мысленным взором промелькнула сцена в овраге. Нет, это уже слишком! Надо как можно скорее освободиться от его чар! – Прошу меня извинить, пойду ее поищу!

Она направилась в сторону кухни, но вдруг приостановилась и обернулась к Брэндишу.

– Бетси будет безумно счастлива, что вы приняли ее приглашение! – бросила она и прежде, чем молодой человек успел ответить, скрылась в коридоре.

Кук сказала, что прибежал помощник конюха с известием о рождении жеребенка, и Бетси, захватив фонарь, отправилась в конюшню посмотреть на новорожденного.

Генриетта была уверена, что, услышав об этом, Брэндиш вежливо раскланяется и уедет, но она ошиблась.

– Со мной коляска, если можно, проводите меня в конюшню – я могу попрощаться с милой Бетси и там, – к безмерному удивлению молодой женщины сказал он.

Она уставилась на него так, словно впервые увидела.

– В конюшне грязь, сквозняки. Вы уверены, что хотите там побывать? Позволю себе предположить, что ваш камердинер вряд ли одобрит это намерение!

С досадой хлопнув шляпой по мускулистой ноге, он окинул Генриетту сердитым взглядом.

– Мы знакомы совсем недолго, но у меня такое ощущение, дорогая Генриетта, что вы меня испытываете. Хорошо же, я принимаю ваш вызов! Проводите меня, или вы предпочитаете остаться дома, как какая-нибудь глупая, жеманная старая дева?

Его ответ пришелся ей по душе. Днем, в овраге, он поступил с ней жестоко, всколыхнув в душе бедной женщины те чувства, которые она старалась похоронить в себе. Ах, как она на него рассердилась! Зато сейчас он само очарование, и это очень опасно… Впрочем, ничего страшного, ведь наутро он уедет в Лондон! Иначе бы она, конечно, просто показала ему дорогу и предоставила действовать по своему усмотрению. Но раз он все-таки уезжает…

– Знаете, мне тоже очень хочется посмотреть на жеребенка. Пожалуй, я с удовольствием проедусь с вами к конюшне.

– Буду очень рад! – обольстительно улыбнулся Брэндиш.

У Генриетты тревожно и сладостно забилось сердце, на щеках выступил предательский румянец…

Как хорошо, что этого искусителя завтра же здесь не будет.

Стараясь на него не смотреть, она быстро накинула пальто.

На улице он помог ей взобраться в двуколку, запряженную единственной гнедой лошадью. К неудовольствию молодой женщины, он не стал погонять лошадь, и они двинулись в путь неспешным шагом.

– Похоже, вы очень понравились Бетси, – начала Генриетта, предусмотрительно направляя разговор в наиболее безопасное русло. – Это должно вам льстить, потому что она редко с такой теплотой относится к новым знакомым.

– Я действительно польщен, – ответил Брэндиш, – ведь Бетси почти так же очаровательна, как и вы.

Генриетта подняла на него удивленные глаза.

– Очаровательна?! – саркастически воскликнула она. – Да уж! Может ли быть очаровательной женщина, способная осудить человека, не обменявшись с ним и десятком слов, не зная ни его характера, ни достоинств, ни недостатков? – Брэндиш хмыкнул, а она продолжала: – Если таково ваше понятие о женском очаровании, то вы, наверное, считаете меня самой очаровательной из всех знакомых женщин и заодно даете повод сомневаться в ваших умственных способностях!

Он расхохотался и взмахнул вожжами, но еле-еле, так что лошадь даже не ускорила шаг.

Дождь стих, но небо по-прежнему застилали густые тучи, отчего на земле воцарились мрак, холод и безмолвие. Единственный фонарь двуколки освещал покрытую щебнем дорогу. Генриетта зябко обхватила плечи руками. Видны были только клубочки пара, вырывавшиеся из ее рта.

Оба они молчали, поддавшись очарованию тихого весеннего вечера. Генриетта взглянула на Брэндиша. Он хмуро смотрел на дорогу. О чем он думает? Трудно догадаться, ведь они едва знакомы. Может быть, он все еще сердит на нее за резкость и незаслуженную обиду? И зачем она только сказала, что он такой же, как Фредерик! Надо попросить прощения!

– Послушайте, Брэндиш, сегодня днем я не хотела вас обидеть! Все произошло так неожиданно, что я очень расстроилась и потеряла самообладание. Простите, если мои слова вас обидели, но, надеюсь, вы понимаете, что я была слишком молода, когда вышла за Фредерика, а умер он всего через два месяца после свадьбы. Его смерть роковым образом повлияла на мою судьбу, и в этих обстоятельствах ваше поведение показалось мне предосудительным. Это, конечно, не извиняет моей несдержанности и резкости, поэтому я прошу у вас прощения.

Брэндиш не сразу нашелся, что ответить.

– Я сам виноват, – помолчав, сказал он негромко. – Я так ужасно себя вел, что вам нет нужды просить прощения. Извиниться следует мне. Знайте, Генриетта, что я очень сожалею обо всем, что в запальчивости наговорил о вашем муже. Не понимаю, какая муха меня укусила. Мне ли клеймить его пороки? Я и сам далеко не святой! Господи, вспоминая сегодня тот наш разговор, я почувствовал себя последним лицемером, более того, я ужаснулся, поняв, что начал вести себя, как тетя Маргарет, чьим ханжеством всегда возмущался! Признаюсь, – продолжал он, – что, собираясь в Раскидистые Дубы, я надеялся и на встречу с вами – хотел извиниться, прежде чем покину эти места. Сегодня днем в Бродхорн-холле я имел случай убедиться, как несправедлива моя тетка к вам и вашей матери. Вы совершенно не виноваты в самоубийстве Фредерика и к его привычкам, которые, собственно, и стали причиной его печального конца, не имеете никакого отношения. Я считаю величайшей несправедливостью, что в нашем обществе вы, ваша семья и подобные вам женщины до конца своих дней обречены нести бремя чужой вины. Поэтому я хочу извиниться перед вами не только за себя, но и за свою тетку.

Потрясенная и обрадованная, Генриетта молчала, не отрывая глаз от носков своих полусапожек. Она не ожидала встретить такое понимание в человеке, которого считала легкомысленным и для которого главное в жизни – погоня за удовольствиями.

Она поблагодарила Брэндиша за добрые слова и попросила свернуть на запад. Конюшня и ферма находились довольно далеко от господского дома, но их освещенные окна можно было увидеть ярдов за двести. Когда двуколка подъехала к конюшне, Брэндиш накрыл руку молодой женщины своей рукой.

– В сегодняшней истории есть только одно, о чем я не жалею, – сказал он с улыбкой, от которой его лицо, освещенное тусклым светом фонаря, приобрело добродушно-лукавое выражение.

Сердце Генриетты снова сладко заныло. С буйной гривой черных волос, развевавшейся на ветру, он был так красив.

– Пожалуйста, молчите! – воскликнула она, угадав, что он имеет в виду. – Забудьте обо всем, что случилось сегодня в овраге!

– Ни за что! – поспешно ответил он. – И потом, разве это не ваши слова, что воспоминание о том поцелуе будет преследовать меня даже во сне?

– Я сказала глупость!

– Ничуть! Вы произнесли пророческие слова!

– Брэндиш, – в отчаянии воскликнула Генриетта, – вы самый отчаянный, самый безнадежный авантюрист из всех, кого я встречала! Вы ведь уезжаете утром, почему бы нам не расстаться друзьями?

Остановив двуколку в нескольких ярдах от входа в конюшню, он обнял молодую женщину за талию и сказал:

– Потому что я хочу от вас совсем не дружбы!

С этими словами он склонился к ее лицу, и она почувствовала исходивший от него аромат хереса. Его губы маняще раздвинулись, и Генриетта поняла, к своему ужасу, что больше всего на свете ей хотелось бы вновь почувствовать их прикосновение. Эх, зря она отправилась с ним, нужно было просто рассказать, как ехать. Но вместо этого она сидит возле него, и у нее бешено бьется сердце…

Губы Брэндиша коснулись ее щеки, у Генриетты закружилась голова…

– Эй, мистер Брэндиш! – послышался недовольный голос Бетси. – Что это вы делаете с моей сестрой? Сейчас же перестаньте! Послушай, Генри, мне неприятно это говорить, но он тебя чуть не поцеловал!

Слава богу, что сейчас темно, подумала молодая женщина, чувствуя, что от стыда заливается краской. Застигнутый на месте преступления Брэндиш, напротив, ничуть не смутился. Выпустив спутницу из объятий, он по-приятельски поздоровался с Бетси и легко выпрыгнул из двуколки, всем своим видом показывая, что не случилось ничего особенного.

Потом он обошел коляску и протянул руку Генриетте, чтобы помочь ей сойти на землю.

– Вы слишком наблюдательны, мисс Бетси! – воскликнул он, оглядываясь на девочку. Та стояла у дверей конюшни и, неодобрительно качая головой, смотрела на нежданных гостей.

Немного поколебавшись, Генриетта все-таки подала ему руку, которую он тут же крепко схватил и дернул, едва молодая женщина собралась сойти вниз, так что она потеряла равновесие и оказалась прямехонько в его объятиях.

– Как вы смеете так себя вести?! – обиженно воскликнула она, поняв, что он подстроил это нарочно. – Да еще на глазах у Бетси! Сейчас же отпустите меня!

– Я всего лишь поддержал вас, иначе бы вы упали! – ответил он с самым невинным видом, но все же разжал руки, и она, оттолкнув их, принялась одергивать юбку.

– Вы дернули Генри за руку, я видела! – вскричала потрясенная Бетси. – Вы сделали так, чтобы она упала к вам на руки! Зачем вам это понадобилось?

– Признаю, виноват, – подмигнул ей Брэндиш, – но Генри так мило вспыхивает, когда я поддразниваю ее таким образом, что я не могу удержаться! Я просто вынужден подстраивать ей маленькие каверзы!

– Понимаю, это называется флирт, – ответила девочка, – то есть чепуха, которая мне совершенно неинтересна! Но я советую вам не делать этого на глазах у мамы. Пойдемте в конюшню, вы ведь приехали посмотреть на жеребенка, правда? А как вы узнали?

– Я ничего не знал до тех пор, пока не приехал в Раскидистые Дубы минут пятнадцать назад. Вы сами пригласили меня заезжать, помните? Вот я и решил нанести вам визит без предупреждения – попрощаться, потому что утром уезжаю в Лондон и не смогу повидать вас завтра. Надеюсь, вы не против?

– Нет, конечно, – великодушно согласилась Бетси. – К тому же теперь вы сможете увидеть жеребенка, это гораздо интереснее, чем обмениваться любезностями со мной и моими сестрами.

Брэндиш с готовностью согласился.

– Представляете, мистер Брэндиш, малыш только сегодня появился на свет! И вы будете вторым человеком, который его увидит! Правда, здорово?

– А кто же удостоился чести первым лицезреть это чудо? – спросил Брэндиш с кротостью обреченного на заклание ягненка.

– Помощник конюха, разумеется!

Брэндиш расхохотался, чем страшно удивил Бетси, – бедняжка не понимала, отчего он так развеселился.

Слышавшая их разговор Генриетта не могла не улыбнуться наивности младшей сестры, совершенно не придававшей значения высокому положению Брэндиша в обществе. И, похоже, его не обидело такое, на первый взгляд, пренебрежительное отношение девочки, которая поставила его в один ряд с ничтожным слугой, чистившим конюшни.

Это открытие поразило Генриетту. Судя по всему, Брэндиша можно было подозревать в каких угодно грехах, только не в чванстве, иначе простодушный комплимент Бетси вывел бы его из себя, тогда как молодой человек, напротив, не только не обиделся, но даже рассмеялся, оценив комизм ситуации.

Генриетта постояла несколько мгновений у коляски, собираясь с мыслями. Конечно, простота Брэндиша, отсутствие спеси – весьма достойные качества, но другие черты его характера не могли не вызывать у нее тревоги. Застигнутый при попытке поцеловать ее, он нимало не смутился, и это было очень странно. Генриетта решила, что, несмотря на уже приобретенный ею некоторый жизненный опыт, она совершенно не понимает Брэндиша. Во всем, что касалось сердечных дел, его поведение казалось ей верхом легкомыслия и непоследовательности: то он ее целовал, то запросто объявлял, что хотел ее только подразнить. Впрочем, чего еще можно ожидать от такого ветреника, как он? – вдруг кольнула Генриетту неприятная мысль. Он ведь не давал лживых любовных клятв, а честно признался, что просто любит целоваться. За что же его винить? Она сама виновата, что позволила ему так вольно себя вести.

Придя к столь неутешительному выводу, Генриетта направилась к дверям конюшни и, подобрав юбки, уже собралась войти, как ее с лаем догнал Винсент, тоже намеревавшийся заглянуть внутрь. Почуяв запах собаки, лошади забеспокоились, начали всхрапывать и бить копытами землю.

– Опять этот проклятый пес! – воскликнул помощник конюха. – А ну-ка, Винсент, убирайся вон, пока не натворил тут дел!

Генриетта прикрикнула на собаку, велев ей оставаться снаружи, а сама, осторожно ступая по крытому соломой полу, подошла к дощатому загону, возле которого, заглядывая в щель, стояла Бетси.

– Посмотри, Генри, какой он хорошенький! – восторженно сияя глазами, затараторила девочка. – Я назову его Гром, потому что он родился в грозу, и еще – я сама научу его ходить под седлом и стану первым в его жизни седоком!

Внезапно она побледнела, замолчала и отодвинулась от загона. «Что с ней?» – испугалась Генриетта.

Лицо Бетси исказилось отчаянием, словно ей в голову пришла какая-то ужасная мысль, дотоле никогда не тревожившая ее детского воображения. Девочка с болью взглянула на сестру.

– Я вспомнила, – проговорила она негромко, и по ее щекам полились слезы. – Гром ведь теперь не наш. И он, и его мать принадлежат мистеру Хантспилу… О, Генри, если бы ты знала, как я не хочу покидать Раскидистые Дубы! Я так люблю наш дом!

Она бросилась Генриетте на грудь и разрыдалась, несмотря на отчаянные попытки сдержаться.

– Милая Бетси, – печально сказала Генриетта, обнимая ее, – мне тоже очень жаль, что придется отсюда уехать, но что делать? Скоро мы найдем себе новый дом, и кто знает, может быть, нам удастся упросить мистера Хантспила отдать тебе жеребенка, если ты к тому времени не передумаешь.

Она погладила девочку по голове и поцеловала в лоб.

Когда Бетси немного успокоилась, Генриетта тихо сказала:

– Милочка, ты не забыла о своем госте, который хочет попрощаться с тобой перед отъездом? – надеясь на понимание и сочувствие, она посмотрела на Брэндиша и опешила, наткнувшись на дерзкий, страстный взгляд его пронзительно-голубых глаз.

Тяжело вздохнув, Бетси высвободилась из объятий сестры и подошла к молодому человеку. Стараясь сохранять учтивый тон, она объяснила ему, что к середине лета они покинут Раскидистые Дубы и неизвестно еще, где поселятся. Потом Бетси пожала ему руку, поблагодарила за визит и, присев в реверансе, попрощалась. После этого она вышла к вскочившему при ее появлении Винсенту и, обняв его со словами «Хотя бы ты у меня остался!», побежала к дому.

Генриетта проводила сестру полными слез глазами, потом обернулась к виновнику ее горя – прелестному вороному жеребенку, мирно спавшему на мягкой подстилке из душистого сена. Глядя на него, Генриетта с новой силой почувствовала горечь предстоящей разлуки с милым домом, любимыми с детства вещами и воспоминаниями, которые они навевали. Здесь, в Раскидистых Дубах, она и ее сестры появились на свет, здесь в любви и спокойствии проводили свои дни… При мысли, что летом с этой жизнью будет покончено, у Генриетты перехватило горло.

Только вернувшись с Брэндишем к коляске, она сообразила, что в конюшне он не произнес ни слова. «Наверное, чувствует себя неловко», – решила она и сказала:

– Вы должны извинить нас, Брэндиш, моя семья переживает сейчас очень трудное время.

Он ласково погладил ее по руке, не делая попытки начать разговор, только смотрел полным участия взглядом. Ужасная слабость и тоска навалились на Генриетту, но она постаралась взять себя в руки. Не время предаваться горю, особенно сейчас – на глазах у этого, по сути дела, чужого человека. Он скоро уедет, и они уже никогда больше не встретятся… Как жаль, что завтра его уже не будет рядом, – такого чуткого, понимающего…

Через несколько мгновений она почувствовала, что силы к ней возвращаются.

– Мне пора, – сказала она, пожимая ему руку.

– Не спешите, – шепнул он. – Вы уверены, что благополучно доберетесь до дому?

– Да, конечно, – кивнула она.

Он взял ее за подбородок, чтобы лучше видеть глаза.

– Что такое? Что-нибудь не так? – спросила она, заметив, что он смотрит на нее так же странно, как несколько минут назад, когда Бетси расплакалась в конюшне.

– У вас благородное сердце, Генри, – сказал он и прежде, чем она успела возразить, поцеловал ее.

Сладостное прикосновение его нежных губ принесло ей долгожданное успокоение, и, склонившись ему на грудь, она ответила на поцелуй.

Он тотчас отодвинулся, хотя и продолжал оставаться достаточно близко, так что она чувствовала на щеке его дыхание.

– Я хотел только выразить вам свое восхищение, – сказал он, не выпускал ее руку из своей, – утешить вас, насколько это возможно. Поверьте, мною руководила отнюдь не прихоть избалованного хлыща! Однако сейчас вам лучше уйти, иначе я за себя не ручаюсь! Не понимаю почему, но я желаю вас так сильно, что с трудом сдерживаю себя…

Генриетта почувствовала, что он коснулся губами ее щеки. Надо бежать, пока не поздно, подумала она, но ноги ее не слушались. Какая-то непреодолимая сила заставила ее наклониться к нему и искать его губы до тех пор, пока она вновь не ощутила их восхитительный вкус.

– Король… – простонала она и замерла.

Выпустив руку молодой женщины, он сгреб ее в свои могучие объятия, прижал к себе так, что она едва не задохнулась, и впился в ее рот. Влажный вечерний воздух овевал прохладой ее горевшее лицо, а Король раз за разом приникал к ее губам, не в силах насытиться их пьянящим вкусом. Чувствуя, как по жилам разливается огонь желания, Генриетта хотела попросить Короля взять ее, однако вовремя опомнилась и принялась ругать себя за непростительную слабость. Но все же, как упоительны прикосновения его языка, ласкающего ее губы! Никогда прежде она не испытывала подобного наслаждения… Каким блаженством было бы отдаться этому человеку, стать единой с ним плотью…

Когда Брэндиш наконец оставил ее губы и прижался лбом к ее лбу, Генриетта была почти бездыханной. Он взял ее руки в свои и сжал их.

– Хорошо, что я завтра уезжаю, Генри, – заговорил он низким, страстным голосом. – Жениться я сейчас не расположен, но если б я остался, то наверняка сделал бы тебя своей любовницей. Ты меня понимаешь?

– Да! – ответила она. – Я тоже рада, что ты уезжаешь, Король! И напоследок скажу: даже сделай ты мне предложение, я бы не стала твоей женой!

Он бросил на нее недоуменный взгляд.

– Думаешь, я тебя недостоин?

– Не в этом дело, – покачала она головой. – Мне кажется, что судьба словно связала нас какой-то незримой нитью. Ты это почувствовал? Я никогда и никому не позволяла таких вольностей, – почему же позволила тебе? И тем не менее я не могу назвать свое чувство к тебе любовью. Пожалуй, я даже не знаю толком, что такое любовь. А ты знаешь? Если я когда-нибудь снова выйду замуж, то только по большой любви, которая способна превозмочь все превратности судьбы. Я слишком много страдала, чтобы второй раз совершить роковую ошибку.

В его взгляде появилось отчуждение.

– Зачем ты это делаешь, Генри? Зачем смущаешь меня, зачем так откровенно пытаешься влезть мне в душу, выведать мои сокровенные мысли?

Он попытался освободиться от ее объятий, но она не выпускала его, заставляя смотреть себе в глаза.

– Ты прав только в одном: если бы ты остался, то я стала бы твоей любовницей.

В последний раз поцеловав его в губы, она разжала руки.

Не оглядываясь, он вскочил в коляску, хлестнул лошадь, пустив ее вскачь, и уже через несколько секунд скрылся из виду.

Увидев, что двуколка Брэндиша быстро покатила в обратный путь, укрывшаяся в тени живой изгороди Бетси повернулась посмотреть, что делает сестра.

Каково-то сейчас у бедняжки на душе! Девочка понимала, что на таком расстоянии Генриетта не может ее разглядеть, но все же боялась быть обнаруженной – зачем Генри знать, что кто-то видел, как неприлично она вела себя с этим мистером Брэндишем!

Сначала вид целовавшейся парочки неприятно поразил Бетси, но спустя несколько мгновений она, при всей своей ребячливости, сообразила, что происходит нечто незаурядное. После поцелуев Генриетта и Брэндиш о чем-то довольно долго и горячо говорили – это показалось девочке особенно важным. Неужели они влюбились друг в друга? Не может быть, ведь они только сегодня познакомились! Энджел, например, никогда не влюблялась раньше, чем через месяц после знакомства, она всегда проявляла необычайную разборчивость во всем, что касалось ее чувств.

Когда Генриетта, утерев слезы, направилась по дорожке в сторону Бетси, девочка немедленно нырнула в арку каменных садовых ворот и помчалась домой.

Мама с сестрами могут сколько угодно строить прожекты насчет мистера Хантспила, поездки в Бат, но у нее, Бетси, план куда лучше, и главная роль в нем отведена мистеру Брэндишу! Вбежав в дом, девочка прокралась в коридор возле кухни и принялась оттуда следить за Кук. Как только та на минутку вышла в кладовую, Бетси заскочила в кухню и, выхватив из большой солонки свою пращу, быстро ретировалась.

Из кухни она побежала к себе в комнату, переоделась к обеду и, взяв в руки пращу – небольшой прямоугольный кусочек кожи с двумя привязанными по краям веревками, – принялась вращать ее над головой. Два года назад ее изготовил для Бетси помощник конюха, который и научил девочку обращаться с этим оружием. Никто не ожидал, что со временем Бетси так хорошо им овладеет, что сможет даже охотиться на мелких животных. Курица, разумеется, не в счет, просто несчастный случай: Бетси собиралась сбить несколько перьев из ее хвоста, но не рассчитала и убила бедную птицу.

Праща со свистом рассекала воздух. Уж завтра-то я прицелюсь получше, думала Бетси, и Брэндиш не сможет уехать из Гемпшира. А вдруг что-то пойдет не так, и он поранится? Нет, это невозможно, решила Бетси. Она была слишком уверена в своем мастерстве, и помощник конюха оказался превосходным учителем.