Текст книги "Капризная вдова"

8

Когда Генриетта появилась на пороге прихожей, там среди дюжины тюков и картонок суетилась миссис Литон. Ничего не замечая вокруг, Генриетта сделала было шаг, но застыла на месте, в ужасе схватившись за щеку. Боже, как у нее язык повернулся сказать, что она стала бы его любовницей, если бы не его отъезд! Слава богу, что этому не суждено сбыться… Даже теперь, когда Брэндиша не было рядом, от тоски по невозможному счастью у нее заныло сердце.

Как сквозь вату, до нее донесся голос матери:

– Генри, что с тобой? Ой, да ты вся горишь! Почему у тебя такой безумный взгляд? Ты не заболела?

Генриетта подняла на мать невидящие глаза. Воспоминания о недавней встрече с Брэндишем преследовали ее, мешали воспринимать происходившее вокруг. С трудом отогнав их, она вернулась в реальный мир.

– Господи! – вскричала она, с ужасом оглядывая мать, – та была в новой шляпке с розовым страусовым пером, ярко-желтых перчатках и блестящих щегольских полусапожках. – Что ты наделала?

Миссис Литон обиженно надула губы.

– Не понимаю, о чем ты, Генриетта! – воскликнула она, с раздражением стягивая перчатки, и ее пухлые щеки пошли красными пятнами. – И откуда у тебя этот непочтительный тон, милочка? Дочь не должна так разговаривать с матерью! К тому же я не сделала ничего дурного, всего лишь купила себе несколько совершенно необходимых вещей для обновления гардероба! Ты же знаешь, что я вынуждена донашивать одно старье!

Миссис Литон положила перчатки на столик вишневого дерева, стоявший у подножия лестницы, и громко позвала горничную, чтобы та отнесла покупки наверх, в хозяйскую спальню.

Подойдя к куче обновок, беспорядочно сваленных на выложенном белыми и черными плитками полу, Генриетта подняла две картонки.

– Мама, – с тревогой сказала она, – ты не можешь не знать, что мы разорены. Уже через три месяца нас выставят из Дубов без гроша в кармане!

– О господи, Генри! – воскликнула миссис Литон. – Досадно, что при всем твоем уме ты такая непонятливая! Неужели ты забыла, что в июле приезжает мистер Хантспил, который даст мне хорошую ренту? Не меньше десяти тысяч фунтов, я уверена, ведь он богатый человек! Он знает, что у меня на руках пять дочерей, поэтому намекнул в письмах, что его щедрость даже превзойдет мои ожидания! У меня нет оснований сомневаться в его добрых намерениях.

– Но неужели ты никогда не задумывалась о том, что у тебя и у мистера Хантспила могут быть совершенно разные представления о щедрости?

– Ерунда, у меня такие же понятия о щедрости, как у всех! К тому же наше будущее – моя забота, а не твоя, так что тебе совершенно не о чем беспокоиться, голубушка. А вот и горничная! Будь добра, Сьюзен, отнеси эти мелочи в мою спальню!

При виде коробок и свертков глаза крупной, крепко сбитой горничной округлились.

– Ничего себе мелочи, миссис Литон! – воскликнула она. – Да вы, никак, унесли весь товар из нескольких лавок! Бьюсь об заклад, сегодня у их хозяев настоящий праздник!

Миссис Литон метнула на нее гневный взгляд, и горничная, попросив прощения за вольность, стала подбирать коробки. Было ясно, что ей придется спуститься за ними не один раз.

Миссис Литон ступила на лестницу, попросив Генриетту следовать за ней.

– Куда ты ходила, дорогая? – спросила она, заметив, что дочь в пальто. – Неужели в парк? Тогда понятно, почему ты не в духе, ведь сегодня для прогулок слишком холодно, сыро и ветрено! Кстати, когда я возвращалась из деревни, какой-то человек промчался мимо меня в двуколке так, словно за ним гнался сам дьявол! Напугал до полусмерти нашего кучера, бедняжку Тимоти! Ты не знаешь, кто это был?

– Мистер Брэндиш, мама.

Миссис Литон остановилась как вкопанная посреди лестницы и повернулась к Генриетте. Она открыла рот, но несколько секунд молчала, не в силах вымолвить ни слова, и в ее больших голубых глазах застыл испуг, как у зайца, застигнутого врасплох на грядке с морковкой.

– Брэндиш? Которого называют Король? – наконец сказала она, одной рукой берясь за плечо Генриетты, а вторую в волнении прижимая к груди. – Впрочем, что я говорю, наверняка это тот самый Брэндиш, племянник той женщины. Что ему понадобилось у нас? А-а, должно быть, он как-то увидел мою прелестную дочь Энджел, узнал ее имя и адрес и вот теперь примчался за ней, как на крыльях! О, моя дорогая Генри, мы спасены! Он женится на Энджел! Поистине, судьба нам благоволит!

Изумленная силой воображения матери и живостью, с которой она придумала целую историю, объяснившую неожиданное появление молодого человека в Раскидистых Дубах, Генриетта улыбнулась и покачала головой.

– Боюсь, ты ошиблась, мама, – он приехал повидаться с Бетси. Видишь ли, сегодня днем мы с ней и Шарлоттой повстречали мистера Брэндиша на дороге, и он был так очарован твоей младшей дочерью, что решил ее навестить. К сожалению, она слишком молода для брака.

– Но это же прекрасно! – воскликнула миссис Литон, нисколько не обескураженная тем, что ее первоначальные предположения оказались ошибочными. – Пусть Бетси пошлет ему приглашение у нас отобедать, он встретится с Энджел, а там все пойдет как по маслу!

– Мне жаль тебя разочаровывать, мама, но мистер Брэндиш заезжал попрощаться. Завтра утром он уезжает в Лондон, и мы никогда его больше не увидим.

Все воодушевление миссис Литон мгновенно испарилось. Она удрученно вздохнула, потом наклонилась к Генриетте.

– Я только не понимаю, – сказала она со страдальческой гримасой, – почему все мои дочери, такие красивые и умные, все еще не замужем!

Она отвернулась и, тяжело ступая, двинулась наверх.

Генриетта же будто приросла к месту – ей внезапно открылось, как она виновата перед матерью. Миссис Литон, конечно, не предполагала, что ее слова могут ранить дочь, но в них была правда, жестоко уязвившая молодую женщину. «Это я должна была удачно выйти замуж, – думала с горечью Генриетта, в отчаянии сцепив руки, – я должна была разделить бремя ответственности, которое моя бедная мама вынуждена нести все это время на своих слабых плечах».

Вдруг ей пришел на ум собственный план восстановления пошатнувшегося положения семьи.

– Мама, подожди, я хочу тебе кое-что рассказать! – воскликнула она и бросилась вслед за матерью.

В комнате миссис Литон она вкратце изложила свой план, особенно напирая на то, что Энджел уже согласилась принять в нем участие.

Когда Генриетта закончила, миссис Литон нахмурилась.

– Я, конечно, полностью одобряю твой план, Генри, потому что и сама задумала нечто подобное, но с чего ты взяла, что для его осуществления нам придется продавать драгоценности и, сократив расходы, жить относительно скромно? Вот увидишь, когда мистер Хантспил приедет…

– Не придавай значения этой части плана, – быстро сказала Генриетта. – Я предложила ее на случай, если мистер Хантспил окажется не таким щедрым, как ты надеешься.

Миссис Литон приготовилась уже снова броситься на его защиту, но Генриетта шутливо подняла руки и рассмеялась.

– Сдаюсь, сдаюсь и обещаю больше никогда не говорить о нем плохо! – воскликнула она. – Отныне он будет для меня образцом щедрости и благородства!

– И правильно, милочка, ты не должна терять веру в людскую добродетель!

После ужина все семейство вновь собралось перед жарко горящим камином в маленькой уютной гостиной. Как и утром, Шарлотта взяла в руки моток янтарно-желтой пряжи, а миссис Литон принялась сматывать его в клубок. Энджел играла на арфе, Генриетта начала читать вслух «L'Аllеgrо» Мильтона, а Бетси села рядом, прижавшись к ее плечу. Внезапно к миссис Литон подошла Арабелла. Глаза ее были полны слез. Генриетта умолкла.

– Почему ты остановилась, продолжай! – воскликнула Бетси, но старшая сестра шикнула на нее.

– Мама, – начала Арабелла таким напряженным голосом, что даже Энджел, осознав важность момента, перестала играть. – Сегодня на твое имя пришло письмо от мистера Хантспила. Он и мне написал, подробно объяснив причины своего решения. Боюсь, у него для нас недобрые вести.

Это сообщение всех ошеломило. Бетси выпрямилась, Шарлотта нервно поправила на носу очки, а Энджел водрузила свою арфу обратно на подставку. У Генриетты похолодело в груди.

Мать семейства взяла протянутый Арабеллой конверт и, торопливо сломав сургучную печать, принялась за письмо. По мере чтения лицо ее все больше и больше мрачнело.

– Не может быть! – вскричала она. – Он… он хочет, чтобы мы выехали из Раскидистых Дубов к концу месяца! У нас осталось только три недели!

9

В свой последний вечер в Бродхорн-холле Брэндиш, небрежно развалясь на атласном сиденье изысканного позолоченного стула, слушал Фанни Маршфилд. Она стояла возле рояля из красного дерева и пела красивую, с замысловатыми фиоритурами арию, изящно взмахивая руками и по очереди обращая улыбающееся лицо к своим немногочисленным слушателям. Одетая по последней моде в белое муслиновое платье с высокой присборенной талией и не очень длинным шлейфом, в высоких белых перчатках, доходивших почти до пышных рукавов фонариком, с ниткой жемчуга на грациозной шее, она была обворожительна. На вид не старше Генриетты, и тоже уже вдова.

Брэндиш пристально разглядывал Фанни, пытаясь понять, почему эта признанная красавица с золотисто-каштановыми волосами и большими карими, с поволокой, глазами навевает на него такую безысходную скуку. Красота вкупе с безупречными манерами и прекрасным воспитанием, которое чувствовалось в каждом ее жесте, создали Фанни репутацию совершенно исключительной молодой леди. Вдовство, похоже, ничуть на ней не отразилось. Возможно, именно в этом и загвоздка, подумал Брэндиш, устраиваясь на стуле поудобнее. Она овдовела всего восемнадцать месяцев назад, но в отличие от той молодой вдовы не выглядела особо несчастной. Впрочем, тут же отругал себя Брэндиш, глупо придираться к бедной Фанни, да и сравнение с Генриеттой совсем некстати.

Едва он подумал о ней, как его сердце переполнилось смешанным чувством радости и сожаления. Если бы она знала, каких усилий ему стоило от нее уйти, какое бешеное желание переполняло каждую клеточку его тела! Она была права, между ними действительно протянулась какая-то таинственная нить. Как и Генриетте, ему не хотелось называть свое чувство любовью.

Но если это не любовь, то что же тогда? Никогда еще поцелуи не доставляли ему такого острого наслаждения. Брэндиш попытался понять, что все-таки произошло между ним и Генриеттой, но не смог и, досадуя на себя, стал вновь слушать Фанни.

Новую строфу она пропела, с улыбкой глядя на него. Из вежливости он улыбнулся в ответ, однако когда Фанни, перейдя к следующей строфе, обратила свой взор на его отца, лорда Эннерсли, он почувствовал облегчение.

– Изумительная женщина, – пробормотал лорд, кладя руку на плечо сына.

– Да, – бросил Король небрежно, стараясь не волновать отца, пока не представится удобный случай уведомить его о своем отъезде. Лорд Эннерсли определенно рассчитывал, что в гостях у тетки Брэндиш сделает предложение миссис Маршфилд, поэтому он наверняка примет решение сына об отъезде в штыки.

Между тем Фанни закончила арию и грациозно поклонилась. Тетя Маргарет, леди Рамсден, тотчас встала и, не переставая хлопать, направилась к своей протеже.

– Дорогая, вы так замечательно пели, что от восторга у меня замирало сердце!

– Благодарю вас, мэм, – ответила молодая вдова, скромно потупившись, – но я бы не смогла петь и вполовину так хорошо, если бы не аккомпанемент моей мамы.

С изяществом, выработанным годами практики, она отступила в сторону, открывая взглядам хозяев и гостей сидевшую за роялем миссис Кемпшот. На ней было кремовое шелковое платье и кашемировая шаль, на голове красовался тюрбан с фазаньими перьями.

Суетливо вскочив, мать Фанни принялась уверять, что ее роль ничтожна, просто у дорогой доченьки большой талант к пению. Эта льстивая, подобострастная женщина сумела завоевать расположение леди Рамсден тем, что всегда и во всем соглашалась с ее сиятельством.

Король еще немного понаблюдал за тремя женщинами – дорогая тетушка, как всегда, с важным видом начала о чем-то вещать, миссис Кемпшот сразу заулыбалась и принялась раболепно кивать, покачивая фазаньими перьями, а Фанни слушала разговор с выражением вежливого внимания. Подавив зевок, молодой человек повернулся к отцу.

– Не хотел говорить вам об этом раньше, сэр, чтобы не портить вечер, – сказал он негромко, – но у меня в Лондоне неотложное дело, поэтому рано утром я должен уехать.

Он, конечно, предполагал, что его намерение покинуть Бродхорн будет встречено в штыки, но такой резкой реакции не ожидал. В гостиной воцарилась напряженная тишина. Тетушка, казалось, увлеченная разговором со своими гостьями, тотчас повернулась к Королю – лицо ее было искажено гневом, глаза метали молнии. Миссис Кемпшот приняла озабоченный вид, а Фанни, сконфузившись, стала сосредоточенно разглядывать кончики затянутых в перчатки пальцев. Даже дядя, лорд Рамсден, только что мирно дремавший в большом полосатом кресле, вдруг пробудился.

– Как, – воскликнул он, – ты хочешь уехать? Впрочем, я тебя не виню. Этот вечер с самого начала не обещал ничего, кроме скуки.

Увидев, как щеки Фанни заливает густой румянец, Брэндиш вскочил.

– Напротив, сэр, вечер прекрасно удался, просто я забыл об одном неотложном деле. Так что если кого-то и винить, то только меня за мою забывчивость!

Лорд Эннерсли, сцепив за спиной руки, угрюмо покачивался на каблуках. Услышав слова сына, он бросил на него свирепый взгляд, и Брэндиш понял, что ему не миновать сцены, как только они окажутся вдвоем.

Хмыкнув, лорд Рамсден поднялся.

– Однако удобная же у тебя память, Король! Когда-то, до женитьбы на твоей тетке, у меня была такая же, но в семейной жизни от нее одни неприятности, – он рассмеялся собственной шутке и пригладил благородные седины, растрепавшиеся, пока он дремал, откинувшись на спинку кресла.

Добродушный пожилой толстяк, он никогда не упускал случая пройтись по адресу жены, и по окаменевшему лицу тетушки Маргарет было видно, что и на сей раз он достиг своей цели.

– Мне надо сказать тебе несколько слов, сын, – сдавленным голосом шепнул лорд Эннерсли.

Король, уже приготовившийся к отцовской нотации, кивнул. Он посмотрел на тетку – та что-то оживленно обсуждала с миссис Кемпшот.

– Не надо, умоляю вас! – проговорила слушавшая их разговор Фанни.

Через мгновение он понял, в чем дело. Выпучив глаза, миссис Кемпшот прижала руку ко лбу.

– Моя дорогая леди Рамсден! – трагическим голосом начала она. – У меня внезапно закружилась голова. Мне надо прилечь, иначе я упаду в обморок. Будьте добры, проводите меня в мою комнату.

– Что с вами, Джорджиана? – воскликнула леди Рамсден не менее фальшиво. – У вас, наверное, спазм! Хорэс, помогите мне отвести ее в спальню, бедняжке очень плохо, она так побледнела! Наверное, виноваты птифуры с омаром – когда их готовят, из кухни всегда идет такой ужасный запах! Ах, я должна была предупредить об этом бедную Джорджиану!

К чести Фанни, она не стала им подыгрывать, только взглянула на Брэндиша и пожала плечами, а потом вернулась к роялю и принялась спокойно перекладывать ноты.

– Хватит ломать комедию! – возмутился лорд Рамсден. – Почему бы вам не оставить молодых людей наедине и не дать им самим разобраться в своих чувствах!

Жена смерила его презрительным взглядом.

– Вы единственный, кто пытается ломать комедию! Сейчас же помогите мне отвести Джорджиану к ней в спальню! А вы, Чарльз, – обратилась она к лорду Эннерсли, – сходите, пожалуйста, на кухню и попросите приготовить посеет![3]3
  Горячий напиток из молока, вина и пряностей.


[Закрыть]

Бессильно махнув рукой, лорд Рамсден тяжело вздохнул.

– Ничего не поделаешь, Король. Иногда им лучше уступить.

Попросив разрешения удалиться, лорд Эннерсли с самым суровым видом прошествовал к дверям. Возле Короля он приостановился, взял его руку и стиснул ее.

– Надеюсь, ты воспользуешься новой возможностью и не разочаруешь меня! – прошипел он и, гневно раздувая ноздри, вышел из гостиной вслед за лордом Рамсденом.

Брэндиша охватила злость. Он приехал в Бродхорн по настоятельному требованию отца, не видя ничего плохого в том, чтобы погостить недельку у родственников, с которыми редко виделся. Однако через день, когда в имении появилась Фанни и он сообразил, что его заманили в ловушку, в его душе начало расти раздражение. Сейчас оно было готово выплеснуться наружу, потому что после слов отца он с ошеломляющей ясностью понял: виконт хочет, чтобы он без промедления сделал Фанни предложение!

Стараясь не смотреть на вдову, чтобы не испугать ее яростным взглядом, Король стиснул кулаки и, круто повернувшись, отошел к высокому окну. За стеклом бушевал ветер, немилосердно гнувший и трепавший ветви росших вдоль аллеи лип. Пожалуй, это к дождю, но ни плохая погода, ни угрозы отца не заставят его остаться, решил Брэндиш.

– Мне нравится слушать, как ветер бьется в стекло, – послышался сзади спокойный голос Фанни.

Брэндиш обернулся. Похоже, поведение матери и леди Рамсден не вызвало у нее досады. Наверное, вдовушка тоже участвует в заговоре!

– Надеюсь, вы не рассчитываете, что я брошусь перед вами на колени с объяснениями в любви? Вам ведь не безразличны мои чувства, как моим родным? – зло сказал он и тут же пожалел об этом, потому что бедная женщина залилась краской.

Он хотел извиниться за свою несдержанность, но Фанни подняла затянутую в перчатку руку, прося его замолчать.

– Мистер Брэндиш, – сказала она со спокойным достоинством, – мне совсем не безразличны ваши чувства, и я не жду никаких объяснений, потому что вы явно остались равнодушны к моим чарам! – Она улыбнулась одними уголками рта и продолжала: – Забавно было наблюдать за ухищрениями ваших родственников, в то время как вы откровенно зевали в моем присутствии.

– Вовсе нет! – быстро возразил он, неприятно пораженный тем, что она его раскусила. Фанни укоризненно посмотрела на него, и он с сожалением сказал:

– Извините, если я вас обидел. Эти несправедливые слова вырвались у меня случайно!

– Вам не за что извиняться, – ответила она учтиво. – Вы всего лишь заподозрили меня в неспособности понять ваши чувства. Это так естественно в подобной ситуации! Когда мы с мамой сюда только приехали, я надеялась, что вы поймете, каких усилий стоило вашей тете, да и моей матери, убедить меня пойти на этот шаг! – Она вдруг хихикнула. – Если бы вы могли видеть выражение своего лица в тот момент, когда мы впервые встретились в гостиной! Вы стояли как громом пораженный! И я вас хорошо понимаю, поэтому прощаю вашу несдержанность. Надеюсь только, что когда-нибудь у нас еще будет шанс узнать друг друга получше. И еще: пока что я не хочу выходить замуж, даже за Короля Брэндиша!

– Разумеется, – ответил Брэндиш, обрадованный и удивленный. Не странно ли, что в один и тот же день уже вторая женщина отказывается выйти за него замуж?! К чему бы это?

– Но у меня есть к вам одна маленькая просьба. – Ее большие карие глаза кокетливо блеснули. – Надеюсь, она не будет вам в тягость.

– Можете на меня рассчитывать, если, конечно, я в силах ее выполнить, – с легким поклоном ответил Брэндиш. – Похоже, я у вас в долгу. Будь на вашем месте менее благородное создание, мне бы не избежать истерики, а я не выношу женских истерик! Да и отцовский гнев после ваших слов уже не так страшен.

– Для вас моя просьба сущий пустяк. Видите ли, я опрометчиво заключила одно глупое пари со своей подругой, мисс Тэвернер, если вы ее помните…

– Такая хорошенькая, круглолицая, в веснушках, любит похохотать и повеселиться?

– Иногда даже чересчур! – воскликнула Фанни. – Ах, мне неловко сознаваться, какую я совершила глупость! Но что делать! Так вот, хотя я и знала, что вы не собираетесь за мной ухаживать, тем не менее поспорила с мисс Тэвернер, что вы меня поцелуете! Она поставила свой новый жемчужный веер, а я – карманные деньги за три месяца. И теперь только вы в силах мне помочь!

С этими словами Фанни умоляюще протянула руки к Брэндишу.

Он был поражен. Карманные деньги за целых три месяца – не пустяк, да и Фанни, оказывается, не такой уж несокрушимый образец добродетели, каким казалась!

– Как, услышать такое от вас, миссис Маршфилд! Не верю своим ушам! Неужели я в вас ошибался?

– Вот именно, Брэндиш! Ведь я женщина, хотя вам было трудно осознать этот несомненный факт, потому что вам до меня не было дела. Так как насчет пари? Вы поможете мне его выиграть?

– Не в моих правилах отказывать в помощи женщине, попавшей в затруднительное положение! – пылко воскликнул Король.

Фанни спокойно, дружелюбно за ним наблюдала. Он порывисто обнял ее и поцеловал. Ее мягкие, бархатистые губы с готовностью ответили на поцелуй. Внезапно ощутив страстное желание, Брэндиш сжал в объятиях ее полную манящей неги плоть. Фанни, укоризненно покачав головой в золотисто-каштановых локонах, напомнила, что речь шла только об одном поцелуе. Она высвободилась из его объятий и направилась к двери.

– Да вы просто со мной заигрываете! – воскликнул с досадой Король.

– Может быть. – Она сделала книксен и вышла, бестрепетной рукой затворив за собою дверь.

Он улыбнулся – хотя Фанни не справилась с задачей, поставленной перед ней их уважаемыми родственниками, ей удалось пробудить в нем интерес к себе, а это гораздо важнее.

Король с минуту смотрел на закрывшуюся за ней дверь, размышляя, что свидания следует заканчивать именно так, как это сделала Фанни, легко и просто. Любопытно, удастся ли ему соблазнить ее и сделать своей любовницей и сколько времени на это понадобится? Хотя она и ответила на его поцелуй, но ее умение владеть собой говорило о недюжинной твердости характера.

Неожиданно он подумал о Генриетте. Он вспомнил, как они расстались возле конюшни, и у него сжалось сердце. Она откровенно дала понять, что готова отдаться ему, но в первый раз в жизни он не почувствовал скуки, обычной для него в подобных обстоятельствах. Напротив, он ощутил, что его влечет к Генриетте еще сильней. Это открытие его совершенно обескуражило.

«Пожалуй, решение покинуть утром Бродхорн разумно во всех отношениях», – думал Король. Надо поскорее уехать, чтобы больше не видеть эту странную миссис Генриетту Харт, иначе вся его жизнь полетит в тартарары. В Лондоне же можно приятно провести время – разыскать там Фанни и флиртовать с ней.