Текст книги "Нобели. Становление нефтяной промышленности в России"

Первой гилдьдии минер

Весной 1837 года в Стокгольм для заключения со Швецией договора о дружбе и мирной торговле прибыл российский чиновник, мэр города Або[21]21
  Або, шведское название Турку (фин. Turku) – город и порт на юго-западе Финляндии, административный центр провинции Варсинайс-Суоми. Расположен у впадения реки Аурайоки в Архипелаговое море.


[Закрыть] и председатель комиссии по делам торговли и сельского хозяйства Ларс Габриель фон Хартман[22]22
  Ларс Габриэль фон Хартман (Lars Gabriel von Haartman, 23,09,1789 Турку – 16,12,1859 Меримаску), в России – Лаврентий Гаврилович фон Гартман, барон (1849), действительный тайный советник, заместитель председателя экономического отделения Сената Финляндии, член Государственного Совета Российской империи (1858). Видный финский политик, видевший будущее Финляндии как важной части Российской империи.


[Закрыть]. Эммануил, уже прекрасно понимавший, что на родине его ничего хорошего в ближайшее время не ждет, поднял все свои еще оставшиеся связи, и добился встречи с посланцем восточного соседа. Тут его, наконец-то, оценили по-достоинству. В отличие от родных военных, этот шведоговорящий русский фин сразу увидел огромный потенциал изобретателя и посоветовал ему перебраться в Россию.

– Здесь вам сложно будет чего-либо добиться, а русский царь ценит энергичных иностранцев, – сказал Хартман.

Россия тогда и правда нуждалась в образованных людях. Несмотря на военную и экономическую мощь, в техническом отношении она сильно недотягивала даже до нищей Швеции, не говоря уж о более развитых европейских государствах. Фон Хартман пригласил Эммануила в Або, обещая оказать ему протекцию, как в Финляндии, так и потом – в Санкт-Петербурге. Нобель долго над предложением не думал и 4-го декабря того же 1837 года подал прошение о выдачи паспорта для выезда из страны. 15-го декабря прошение было удовлетворено, документ на имя «Э. Нобеля, механика» получен и Нобель, распрощавшись с семьей, водным путем отбыл в недалекую, таинственную и многообещавшую Россию.

Сложно было отправляться в неизвестность, оставляя любимую жену с тремя малыми детьми, старшему из которых едва исполнилось 8 лет, на руках, но брать их с собой было бы еще большим безумием. Поэтому супруги договорились, что Эммануил вызовет их в Россию, как только его материальное положение там позволит это сделать без опасений затащить семью из одной нищеты в другую, еще более тяжелую. Пока же он отдал жене практически все имевшиеся у него деньги, на которые Андриетта открыла крошечную молочную лавку. Торговля приносила ей мизерный доход и Людвиг Нобель потом часто вспоминал, как они с Робертом, подобно героине сказки Андерсена, торговали на улице спичками, зарабатывая на лечение постоянно болевшего маленького Альфреда. Альфред же рассказывал: «Моя колыбель была похожа на кровать мертвеца, и в течение долгих лет рядом со мной бодрствовала моя мать, беспокойная, испуганная; так малы были ее шансы сохранить этот мерцающий огонек». Тем не менее, несмотря на нужду, матери удалось выскрести денег на образование детей в весьма неплохой школе и весь период жизни в Швеции они получали вполне достойное образование.

Уже на следующий день по прибытии в Або Эммануил пришел на прием к вытащившему его сюда фон Хартману. Тот сдержал свое слово. Он с радостью встретил у себя гостя, помог снять квартиру в доме семейства Шариин, свел с нужными людьми и даже помог с получением первых архитектурных заказов. Дурная слава осталась на родине, и тут, на новом месте, люди весьма активно набросились на нового заграничного архитектора. Из нескольких, спроектированных и построенных им за год пребывания в Або домов до нас в изначальном виде дошел один. Если будете в Турку, посмотрите, адрес – Nylandsgaten – 8. Это двухэтажное, классическое строение, с ломающей строгость конструкции коринфской колоннадой и покоящимся на ней небольшом балконе.

С помощью фон Хартмана, Нобелю, еще будучи в Або, удалось продать российскому военному министерству несколько своих резиновых конструкций. Но все это было мало для кипучей нобелевской натуры. Небольшой даже по тем временам город с 13 000 человек населения никак не мог в полной мере удовлетворить амбиции потомка Рудбека. Прожив здесь год и познакомившись с тремя важными столичными чиновниками, Эммануил решил двигаться дальше – в Санкт-Петербург. Уверенности в том, что его там, как в Або, встретят с распростертыми объятиями, не было, да и не могло быть, но Нобель верил в свою счастливую российскую звезду. В декабре 1938 года он отправился покорять Питер.

Город, построенный на землях, отвоеванных русским царем у его страны менее чем полтора столетия назад, произвел на архитектора Нобеля тяжелое впечатление. Он прекрасно понимал, что тут, где каждый дом построен если не Франческо Растрелли[23]23
  Франческо Бартоломео Растрелли (итал. Francesco Bartolomeo Rastrelli; (в православном крещении – Варфоломе́й Варфоломе́евич); 1700, Париж – 1771, Санкт-Петербург) – знаменитый русский архитектор итальянского происхождения; граф, кавалер ордена Святой Анны (1762), академик архитектуры (1770). Среди самых известных работ – Зимний дворец и комплекс Смольного монастыря.


[Закрыть], то либо Карло Росси[24]24
  Карл Иванович Росси (итал. Carlo di Giovanni Rossi; 1775–1849) – русский архитектор итальянского происхождения, автор зданий Главного штаба, публичной библиотеки, Александринского театра (Санкт-Петербург)


[Закрыть], либо Джакомо Кваренги[25]25
  Джакомо Антонио Доменико Кваренги (итал. Giacomo Antonio Domenico Quarenghi; 20 сентября 1744, Бергамо – 18 февраля (2 марта) 1817, Санкт-Петербург) – известный архитектор и живописец, один из ярких представителей классицизма в русской архитектуре. Состоял почетным вольным общником Императорской академии художеств. Автор зданий Академии наук в Санкт-Петербурге, Мариинской больницы, Александровского дворца в Царском Селе.


[Закрыть], ему как архитектору пробиться будет сложно, но он на это и не рассчитывал. В его колоде были другие козыри, которые он собирался выложить на русский стол.

Россия была, не в пример Швеции, большой державой и ей было что терять. Поэтому, потребность в тех же минах, по словам все того же фон Хартмана, у нее была самая, что ни на есть, насущная. Да и резиновые ранцы вполне могли пригодиться.

Обустроившись в столице российской империи, Эммануэль уже через несколько дней отправился на прием к одному из близких знакомых своего финского покровителя. Там шведского изобретателя представили двум солидным господам: командиру саперного батальона русской армии генерал-адъютанту Карлу Андреевичу Шильдеру[26]26
  Карл Андреевич Шильдер (1785–1854) – выдающийся российский военный инженер. Генерал-адъютант, начальник инженеров действующей армии. Занимался разработкой подводной лодки, подводных мин с гальваническим взрывателем и так далее.


[Закрыть] и недавно приглашенному из Кенигсберга в Санкт-Петербург, но уже успевшему прославить российскую науку постройкой первого электродвигателя[27]27
  Двигатель, созданный Якоби в 1834 году, работал от 69 тогдашних батареек, называвшихся «элементами Грове», и развивал 1 лошадиную силу, что было чудовищно много. До его изобретения существовали только электро-механические устройства с возвратно-поступательным или с колебательным движением, сам Якоби говорил о них: «такой прибор будет не больше, чем забавной игрушкой для обогащения физических кабинетов, его нельзя будет применять в большом масштабе с какой-нибудь экономической выгодой»


[Закрыть] и изобретением гальванопластики[28]28
  Гальванопластика – нанесение тонкого слоя металла на другой металл посредством электролиза. Якоби придумал, как с помощью электричества, покрывать железо тончайшим слоем меди. Чуть позже лейтенант прусской армии Вернер Сименс научится делать покрытие из серебра и золота.


[Закрыть], профессору Борису Семеновичу (на самом деле – Морицу Герману фон) Якоби, о котором мы уже рассказывали в самом начале. Те как раз обсуждали тему защиты Кронштадтской гавани. Якоби предлагал перекрыть ее цепью плавающих пороховых бомб, которые можно было бы, в случае необходимости, подорвать с помощью электрического разряда по подводному проводу. Проект был бы хорош, если бы не одно «но»: в те далекие времена еще не было нормальной изоляции и провести подходящий провод, по которому можно было подавать разряд для подрыва, под водой на несколько сотен метров так, чтобы его нигде не «пробило» и не закоротило, было почти нереально. Якоби к тому времени провел уже десятки опытов, пытаясь заизолировать медные электрические провода самыми разнообразными материалами, от бумаги и просмоленной ткани, до стеклянных трубок, но все они для подводных проводок не подходили, а до изобретения Вернером фон Сименсом гуттаперчевой изоляции было еще несколько лет.

Карл Андреевич предлагал другую концепцию. Он вынашивал проект защиты гавани подводными лодками с «минными таранами», как тогда называли шестовые мины. О самой лодке, построенной на Александровском литейном заводе еще в 1834 году, Шильдер особо не распространялся. Генерал свято хранил в тайне технические секреты, и об ее устройстве мало что знали даже те, кто участвовал в испытаниях. До нас дошли лишь чертежи первого ее варианта. Водоизмещение лодки было 16 тонн, длина – 6 метров, высота – 1,8, экипаж состоял из 13 человек, четверо из которых были гребцами, вместо гребного винта у нее были весла, работавшие по принципу гусиных лап, а погружаться она могла на глубину до 12 метров. Зато генерал охотно говорил о ее вооружении – насаженных на шесты минах, которыми его лодка должна была поражать вражеские корабли. В сущности, это был проект даже не столько подводной лодки, сколько первой боевой торпеды. Забегая вперед, скажем, что дальше испытаний дело так и не пошло: проект оказался по тем временам слишком затратным, а скорость лодки, приводимой в движение мускульной силой гребцов, и ее маневренность были слишком малы, чтобы угнаться за кораблями противника, поэтому в 1845 году проект был свернут. Впрочем, об этих недостатках генерал знал уже тогда, и это было главный минус его предложения. Но другого выхода он пока не видел.

Эммануилу как раз эта ситуация не представлялась тупиковой. Недолго думая, он выложил новым знакомым проект своей автономной подводной мины. Якоби признал идею вполне здравой и осуществимой, а Шильдер попросил изобретателя продемонстрировать ему мину в действии. Срок для проведения демонстрации был поставлен предельно конкретно: так скоро, насколько это возможно.

На подготовку к опасной презентации Эммануилу Нобелю потребовалось несколько дней. Специально для проведения испытаний, Шильдер выделил дальнюю часть своего имения, расположенного на реке Петровка недалеко от Выборга. Из предоставленных ему материалов, Нобель быстро снарядил несколько действующих экземпляров своего «устройства для подводного взрыва» и поставил их на якорях в паре десятков метров от берега реки. В качестве «неприятельского судна» была использована старая рыбацкая лодка, управляли которой четыре матроса. Эммануил чрезвычайно беспокоился за то, чтобы они не пострадали при проведении испытаний, ибо за убийство российского военнослужащего, даже при таких «смягчающих» обстоятельствах он вполне мог угодить в тюрьму. Поэтому изобретатель лично несколько раз проинструктировал, как мог, экипаж о порядке действий при выполнении поставленной боевой задачи: подорвать лодку и не подорваться самим. К счастью, русские моряки поняли шведа правильно. Они направили лодку прямо на одну из установленных мин, а за несколько секунд до столкновения легли лицом вниз на корме и закрыли головы руками. Прыгать в воду Нобель категорически запретил, дабы избежать тяжелой контузии: взрывная волна в воде была значительно сильнее воздушной. Все прошло как нельзя лучше. Едва лодка коснулась торчавшего из мины кончика активатора, раздался взрыв, в воздух поднялся средних размеров столб воды смешанный со щепками, в которые превратился нос судна. Оставшаяся ее часть быстро погрузилась в воду, а моряки, одетые в надувные рюкзаки Нобеля, выбрались на берег целые и почти невредимые. Во всяком случае, данных о том, что кто-то пострадал во время испытаний, у нас нет.

Постановка мин Нобеля под Кронштадтом, акварель Э. Нобеля

Хотя сам Нобель сначала с ужасом подумал, что пострадавший все-таки есть, и этот пострадавший – генерал Шильдер. Потом Эммануил рассказывал сыновьям, что когда мина взорвалась, начальник инженерного корпуса дико закричал, бросился на Нобеля, сдавил его в объятиях так, что у него чуть не треснули ребра, несколько раз поцеловал, после чего пустился в пляс. Эммануил, конечно, тоже был рад успешному исходу испытания, но на такую бурную реакцию никак не рассчитывал. Поэтому он не на шутку испугался, подумав, что пятидесятичетырехлетний военный повредился рассудком и теперь ему придется ответить за это перед строгим русским императором Николаем I. Но все оказалось значительно проще и интереснее. Успокоившись, обычно невозмутимый генерал объяснил иностранцу причину своей столь бурной реакции. Оказалось, что царь уже давно и во все более категоричной форме требовал от него разработки средств защиты российских гаваней на случай военных действий, однако ни его подводная лодка, ни гальванические мины Якоби не могли удовлетворить монарших требований, и теперь все генеральские надежды обернулись на молодого шведа.

Нобель наивно ждал, что Шильдер сразу бросится к царю на прием и уже через месяц, в крайнем случае – через пару месяцев, российское правительство купит у него патент на подводную «пиротехническую мину», как назвали в России его «устройство для взрыва» в отличие от «гальванической мины» профессора Якоби. Не тут-то было. Не совсем понятно почему, но дальше испытаний в имении дело не пошло. Что-то изменилось при дворе, и генерал так и не стал хлопотать за «иностранного господина Нобеля».

В октябре 1839 года по личному указу Николая I был создан специальный «Комитет о подводных опытах», в число «главных предметов» которого входило «Усовершенствование… подводных мин, исследование силы действия их на тела, плавающие и погруженные». В его состав вошли и Шильдер и Якоби, а руководил комитетом генерал-инспектор по Инженерной части Великий князь Михаил Павлович. Тут Эммануилу повезло, ибо адъютантом у Великого князя состоял его близкий знакомый, почти приятель, будущий генерал-адъютант, а тогда еще полковник Николай Александрович Огарев[29]29
  Огарёв, Николай Александрович (1811–1867) – генерал-лейтенант, генерал-адъютант, совещательный член временного артиллерийского комитета и заведующий редакцией «Российской военной хроники».


[Закрыть]. Известный писатель Мельников-Печерский[30]30
  Павел Ива́нович Мельников (псевдоним: Андрей Печерский), также известен как Мельников-Печерский (25 октября 1818, Нижний Новгород – 1 февраля 1883, Нижний Новгород) – русский писатель, этнограф-беллетрист. Действительный статский советник.


[Закрыть], не раз сталкивавший с Огаревым по службе, так его описывал: «Огарев – старого закала человек; он добрый приятный господин, но с ним надобно держать себя осторожно: играй как с медведем, все ничего, все ничего, а как вдруг озлится, да ни с того, ни с сего и тяпнет». Как именно держал себя с полковником Нобель точно неизвестно. Наверное хорошо, потому, что уже в конце того же 1839 года Огарев передал Михаилу Павловичу от шведского изобретателя «письмо с тремя чертежами… о новом способе воспламенения мин под водой», секрет которого он, изобретатель, готов продать российскому правительству.

Генерал-инспектор работой Нобеля заинтересовался, и ему было поручено подготовить расширенную презентацию проекта. Эммануил подошел к делу со всей основательностью, понимая, что от исхода зависит вся его дальнейшая жизнь и жизнь его семьи. Изобретатель лично рисовал акварелью презентационный альбом, чертил схемы, создавал дизайн-макеты, писал обоснования и, конечно, клепал мины для демонстрации в маленькой, арендованной им при поддержке группы шведско-финских предпринимателей, питерской механической мастерской. На подготовку ушел почти год. 12 октября 1840 года на реке Охта, во время испытания, на котором кроме Великого князя присутствовал «Комитет о подводных опытах» в полном составе, мина Нобеля в щепки разнесла спущенный на нее по течению деревянный плот. Результаты испытания были признаны успешными, в заключении, данном комитетом, было сказано, что «Посредством способа, предложенного г. Нобелем… подводная мина может быть воспламенена… без участия людей, одним только столкновением с плавучим телом». Сразу после посвященного удачному взрыву банкета, представители комитета приступили к переговорам с изобретателем.

И вот тут Нобель, что называется, дал маху. Возможно он слишком долго чувствовал себя нищим, может переоценивал щедрость богатого русского царя, может просто, как в анекдоте, очень деньги были нужны, но Нобель выдвинул совершенно неподъемные для начинающего изобретателя требования: 25 тысяч рублей сразу за передачу секрета «аппарата» (так называл Нобель самую секретную часть мины – взрыватель) и по 25 рублей в сутки содержания на период, в течение которого он наладит производство мин в стране. На 25 000 рублей тогда можно было купить несколько деревень или довольно приличное имение, а по 25 рублей в сутки получали министры. Прекрасный изобретатель, Эммануил был не просто посредственным, но можно сказать, слабым предпринимателем и совсем никаким дипломатом. Назначив один раз условие, он уже от него не отступал несмотря ни на какие доводы. В конце концов, представителям комитета надоело спорить с упрямым шведом, не желавшем уступать ни копейки, и они рекомендовали генерал-инспектору отказаться от приобретения устройства Нобеля, как от неоправданно дорогого. Кроме непомерных претензий на вознаграждение ими были названы еще две причины: Нобель не знал русского языка и вместе с ним надо было содержать за отдельные деньги еще и переводчика, а кроме того, аналогичный нобелевскому способ зажигания мин можно было разработать и собственноручно, силами членов комитета, тем более, что похожие предложения уже были. Для моральной и материальной компенсации изобретателю, подготовившему дорогую презентацию, предлагалось выдать 1000 рублей серебром единовременно. Великий князь так и поступил.

Но Нобеля этот поворот конечно не устроил и в начале 1841 года он, через того же Огарева, вновь обратился к князю с просьбой рассмотреть проект новой, усовершенствованной «пиротехнической мины». На эту просьбу генерал-инспектор не ответил вообще никак. Эммануил собрал все что мог и в декабре того же года предложил Его Сиятельству на рассмотрение целый пакет изобретений: усовершенствованную пиротехническую подводную мину, способ делать заграждение из пиротехнических подводных мин безопасным для прохода своих кораблей (минный перемет), движущуюся по воде мину и способ площадного применения подземных (саперных) мин. Не вдаваясь в подробности скажем только, что при помощи «минного перемета» подводные мины опускались к самому дну, делая проход в заминированную гавань безопасным, а «движущиеся по воде мины» были, как легко догадаться из названия, предтечами современных торпед. Надо сказать, что к этому времени комитету так и не удалось придумать ничего подобного нобелевскому «аппарату» и Великий князь порекомендовал подчиненным присмотреться к предложению повнимательнее. Складывалась весьма интересная ситуация: или комитет «присматривается» к изобретению, или его закрывают ввиду бесперспективности и охлаждения к нему руководства страны.

В комитете решили «присмотреться получше». Изобретателю выделили деньги, 3000 рублей серебром, для подготовки новых испытаний, которые прошли опять на Охте 9 июня 1842 года и завершились полным успехом. Теперь в заключение комиссии было написано: «Находя, что способ устройства подводных мин Иностранца Нобеля основан на ясных, остроумно приложенных и опытом опробованных законах физики и механики, Комиссия полагает, что без сомнения полезно обратить на сии мины особое внимание». Жизнь комитета была продлена по крайней мере еще на несколько лет, которые должны были потребоваться на окончательное внедрение нобелевского изобретения. Новые испытания было решено провести уже в Высочайшем присутствии самого Государя Императора. Прошли на уже хорошо освоенной Охте 2 сентября. Кроме царя в качестве почетного гостя на них присутствовал и наследник престола, двадцатичетырехлетний цесаревич Александр Николаевич. Успех демонстрации, во время которой на глазах юного наследника престола, был уничтожен трехмачтовый парусник, был полный и уже вскоре император в своем указе «Высочайше повелеть изволил:

1. Выдать сему иностранцу (Нобелю)… единовременно двадцать пять тысяч рублей серебром в награду за сообщение нашему правительству секрета о изобретении им подводных мин и

2. Передать изобретение… Комитету о подводных опытах, пригласив к оному Нобеля».

Председателю комитета сообщалось, что «Иностранец Нобель при объявлении о своих секретах обязался оного никакой другой державе не открывать».

На полученные, спустя три месяца бюрократических проволочек, деньги, Нобель, на пару со своим протеже Огаревым, приобрели в северной столице «Механическую и чугунолитейную фабрику». Переименовав ее в «Полковника Огарева и мистера Нобеля колесный и литейный завод», они, кроме мин и колес, наладили производство еще множество полезных конструкций, от чугунных литых решеток, до паровых котлов и первых, изобретенных Нобелем, систем централизованного парового отопления.

Но главное – теперь уже можно было безбоязненно выписывать в Россию Андриетту с детьми. 2 октября 1842 года она получила паспорт на себя «и 2 детей малого возраста», которыми, судя по всему, были 11-летний Людвиг и 9-летний Альфред. 13-летний Роберт считался уже почти взрослым и мог путешествовать самостоятельно.

Между тем, комитет зорко следил за тем, как Нобель выполняет госзадание. Эммануил никогда не славился экономической сметкой, и для того, чтобы он не спустил все деньги на очередной, не связанный с военными нуждами, полуфантастический прожект, к нему был приставлен специальный шведоговорящий офицер, Карл Август Стандершельд. Этот спокойный финн зорко следил за всеми расходами своего подопечного и вскоре из простого соглядатая и ревизора превратился в солидного делового партнера и даже друга шведской семьи.

Семейство поселилось в собственном доме рядом с фабрикой. Ко времени переезда в новую страну, Роберт учился в 5-м классе, Людвиг – в 3-м, а Альфред – в 1-м. Уже в России, в 1843 году у Нобелей родился еще один сын – Эмиль. Таким образом, будущая великолепная четверка была сформирована. Справедливости ради надо сказать о еще двух детях Эммануила и Андриеттты – Рольфе (1845) и Бетти Каролине (1849), но им не удалось внести в историю семьи почти никакого вклада, поскольку они умерли еще в младенчестве.

В России детям иностранцев, тем более – иноверцев, категорически запрещалось обучаться вместе с детьми российских подданных, дабы они не могли заразить иностранной идеологически вредной либеральной заразой неокрепшие детские умы. С младшими Нобелями занимались частные педагоги. Эммануил по своему опыту знал, что значит хорошее образование, и на учителей не скупился. Больше всего детям нравился господин Ларс Сантессон, преподававший историю и языки. В отличие от отца, младшее поколение Нобелей в совершенстве владели шведским, русским, немецким, французским и английским языками. Альфреду, например, больше всего нравился английский. Он даже говорил, что предпочитает думать по-английски. А вот Людвигу по душе был русский, и большая часть его писем написана на русском языке. Но, пожалуй, наибольшее практическое влияние на детей оказал преподаватель химии, знаменитый русский ученый Николай Николаевич Зинин[31]31
  Николай Николаевич Зинин (13 августа 1812, Шуша, Карабахское ханство, ныне Азербайджанская Республика – 6 февраля 1880, Петербург) – выдающийся российский химик-органик, академик Петербургской АН, первый президент Русского физико-химического общества (1868–1877).


[Закрыть], состоявший тогда профессором химии медико-хирургической академии.

Эммануил уже тогда, в середине 1840-х годов, чувствовал огромный потенциал, заложенный в сыновьях. Конечно, такой потенциал чувствуют почти все родители, но Эммануил в своих предчувствиях не ошибся. По его мнению, «Роберт больше наделен склонностью к спекуляции, Людвиг – гениальностью, а Альфред – трудолюбием». Успокаивая родственников, а в особенности – тестя Алселля, волновавшегося о том, как Нобели живут в варварской стране, Эммануил говорил:

– Если сыновья мои столкуются и продолжат начатое мною предприятие, полагаю, с Божьей помощью им не придется думать о куске хлеба, поскольку в России дел невпроворот. Хотя я уже не молод, я и сам искренне надеюсь, что если все пойдет как должно, я буду иметь возможность уже в течение нескольких ближайших лет освободить вас, так много для меня сделавших, от долгов и забот, какие вам доставил.

А для того, чтобы сыновья и правда продолжили семейное дело, Нобель старший все чаще вытаскивал детей на завод, ставший для них настоящей школой.

Эммануил вовсе не собирался останавливаться на достигнутом. Уже к середине 1840-х годов он представил комитету новый минный проект. В шведском архиве семьи сохранились переводы двух писем в военное министерство. Кто их писал точно неизвестно, но считается, что они принадлежат перу полковника Огарева:

«Господину Военному министру.

Ваше превосходительство написали мне в сообщении от девятнадцатого сентября, 1841, № 597, по распоряжению Его Величества, что иностранцу Нобелю допускается проводить эксперименты в порядке развития методы, которую он создал для уничтожения врага на значительном расстоянии.

С тех пор Нобель постоянно занят подготовкой и проведением этих экспериментов, хотя он и отвлекался от дела в силу различных причин, главной из которых был тот факт, что он лично взял на себя обязательство разработать улучшенные морские мины, в каком вопросе достиг весьма удовлетворительных результатов.

Кроме того, в конце 1844 Нобель осуществил в моем присутствии экспериментальный подрыв в воздухе, с помощью прикопанной пиротехнической мины, и этот эксперимент оказался вполне успешным.

Последняя система заслуживает особого внимания, в связи с простотой механизма, насколько можно судить по поверхностным впечатление. Саперное подразделение могло бы заложить такие мины в требуемых местах в очень короткий срок, поле чего попытка врага занять соответствующие позиции была бы сильно затруднена и сопряжена с угрозой полного его (врага) уничтожения. Такие методы минирования могут быть применены с большим успехом в следующих случаях:

I. В походе, для защиты слабого арьергарда от преследования противника.

2. В деревнях, которые должны быть оставлены врагу, имеющих большое значение для прохождения войск и артиллерии

3. Для того, чтобы держать противника на расстоянии, которое может быть признано необходимым на подходах к мостам.

4. Для усиления обороны укрепленной позиции, когда такая позиция была выбрана преимущественно по стратегическим соображениям, и не представляет особых трудностей для вражеских нападений.

5. Для защиты от неожиданных нападений на изолированных фортификационных позициях, как, например, на восточном побережье Черного Моря и в других подобных местах.

6. Для того, чтобы окружить такими минами жизненно важную позицию; в таком случае мины могут быть заложены в два или три ряда друг за другом, с целью борьбы с последовательными вражескими нападениями.

В моем сообщении от 6-го сентября, 1841, № 2803, я сообщил Вашему Превосходительству, что Нобель хотел бы получить вознаграждение от 40 000 рублей серебром, если его устройство будет принято. Хотя для достижения результатов, которые являются результатом его опытов, ему не только приходилось потратить много времени и энергии, но и нередко рисковать жизнью при создании различных аппаратов, поскольку он не мог доверить их кому-либо еще, в этой связи, хотя он и считает, что его эксперименты заслуживают того, чтобы быть признанными, он готов на данный момент пока отказаться от награды, так как он, по всей видимости, не считает, что серии экспериментов, которые он сейчас проводит, может быть достаточно для того, чтобы убедить правительство в реальной ценности этого изобретения. Он попросит только предоставить единовременное и окончательное возмещение в 3000 серебряных рублей в счет расходов, которые он вынужден был понести на приобретение участка земли, приобретение материалов, наем рабочих и, в целом, на покрытие расходов по предварительным механическим работам в отношении его начинания, постольку, поскольку они превышают первоначальную сумму, предоставленную ему для выполнения экспериментов.

Я считаю, что запрос Нобеля полностью обоснован, а эксперимент, который он выполнял в моем присутствии, укрепил мою уверенность в том, что расходы, которые компенсировались ему в течение 3 лет, были оправданными. Я хотел бы, поэтому, просить Ваше Превосходительство, при подготовке докладов Его Императорскому Величеству, рекомендовать Его Величеству выплатить Нобелю запрашиваемую им сумму.

Считаю необходимым добавить, что Нобель не получает гонорар от комитета об экспериментах под водой, и поэтому он вынужден просить о компенсации за время и расходы, которые эта работа отнимает у него в ущерб занятиями другими видами деятельности».

«Господину Военному министру.

Ваше превосходительство было достаточно любезно, чтобы известить меня в сообщении № 112 от 5 марта 1842, что Его Императорское Величества милостиво разрешило проведение экспериментов, предложенных иностранцем Нобелем с якорными и движущимися минами, в соответствии с просьбой, которую я просил Вас представить Его Императорскому Величеству.

Я имею смелость предположить, что нобелевские якорные мины, с которыми Ваше Превосходительство уже знакомы, были приняты, и что нам остается только ждать, чтобы они как можно скорее были введены в практическое использование. Поэтому я имею честь препроводить Вам сообщение, которое я получил от Нобеля, в отношении предложенного им эксперимента с движущимися минами, и прошу Ваше Превосходительство быть настолько любезным, чтобы представить их на рассмотрение Его Величества, и сообщить мне, насколько Государь Император может быть милостив, для того, чтобы разрешить эксперименты с этими минами, и чтобы выделить Нобелю 3000 рублей серебром, которые он просит для этой цели. В связи с этим я считаю своим долгом подчеркнуть, что успех, который до сих пор сопутствовал Нобелю во всех его экспериментах, доказал его талант и перспективность изобретений такого рода, что является гарантией надежности его заявлений в отношении этих предложений, а также, что если изобретение будет успешным, то последствия могут быть настолько важными, что, на мой взгляд, суммы, потраченные на подготовку и проведение эксперимента будут казаться крайне незначительными».

7 сентября 1846 года в Высочайшем присутствии был проведен первый опыт с использованием сухопутных мин, получивших название «полевые», ныне известных нам, как «противопехотные». Кроме императора на испытаниях присутствовали молодой цесаревич Александр, которого живо интересовали все военные новинки, военный министр генерал Александр Чернышев[32]32
  Александр Иванович Чернышев (светлейший князь) – генерал-адъютант, генерал от кавалерии (1786–1857). Военный министр.


[Закрыть], собственно Нобель, генерал Шильдер, Борис Якоби, ставший к тому времени уже академиком Императорской Академии Наук, и другие государственные лица. Были проведены подрывы трех разных видов мин. Первые срабатывали после прокатывания по ним мантелетов – больших щитов, использовавшихся при осаде объектов для того, чтобы подобраться как можно ближе к укреплению. Вторые взрывались после того, как кто-то задевал за прикрепленный к взрывателю шнурок. Наконец третьи реагировали на вес человека и взрывались после того, как на них наступали. Император остался результатами опыта весьма доволен. Он назвал мины «дьявольскими» и велел провести боевые испытания на Кавказе. А Людвиг Нобель в скором времени получил требуемые 40 000 рублей.

Но, не минами едиными жив был швед в России. Одним из самых прибыльных видов деятельности в то время считалось прокладка железных дорог. Строительством Нобель не занимался, зато ему удалось через того же генерала Шильдера в 1848 году получить крупный госзаказ на поставку комплектующих для Путиловского завода, на котором под руководством американских спецов производились первые российские паровозы.

Нобелевский завод рос ударными темпами. К началу 1850-х годов на нем работало уже около тысячи человек. «Всякое дело требует здесь строгого надзора, – писал Людвиг своему шурину, – и мне постоянно приходится бороться с недисциплинированными работниками, которые хотят получать как можно больше, работая при этом как можно меньше. Я проболел все Рождество, а когда выздоровел, выяснилось, что почти ничего из того, что должно было быть сделанным не сделано. При этом в качестве заработной платы, было выписано 21 000 рублей». Дел было невпроворот. Новые прожекты рождались в голове изобретателя с такой скоростью, что отследить их не успевал даже Стандершельд, тщательно следивший за разумностью финансовой политики растущего предприятия. Это было совсем непросто, так как Людвиг, несмотря на дружбу, старался скрыть прохождение любой копейки, мечтая поскорее расплатиться с долгами. И это частенько играло против него. Эммануил спроектировал и начал производство для мастерских Кронштадта специальных токарных станков и пятитонных паровых молотов. Под это дело Стандершельду удалось выбить неплохой бюджет. Зато после того, как правительство заказало Нобелю изготовление двух больших линий по производству тележных колес, он так вдохновился этим крупным заказом, что построил отдельно от завода фабрику по сборке колесных станков, даже не подумав об экономической эффективности предприятия. В результате, фабрика благополучно загнулась уже через несколько лет, сожрав несколько десятков тысяч рублей. На заводе Нобеля и Огарева были отлиты чугунные оконные решетки для Казанского Кафедрального собора Санкт-Петербурга, бутафорские пушки для украшения мостов города, его системы центрального отопления ставились в гостиницах, больницах и богатых домах. В 1853 году на Мануфактурной выставке в Москве Нобель получил малую золотую медаль за представленные образцы оригинальной металлической мебели и за «обширное производство на механическом его заведении». А двумя годами позже его, за работы по оборудованию мастерских нового Арсенала, представили и к правительственной награде – ордену Святого Станислава 3-й степени. Это был самый младший орден в империи, он представлял собой маленький золотой крест, который следовало носить в петлице, а его кавалеру полагалась государственная пенсия в 86 рублей.