Текст книги "Демидовы. Пять поколений металлургов России"

Одним из крупнейших уральских государственных заводов был железный завод, построенный в 1669 году Дмитрием Тумашевым[14]14
  Тумашев, Дмитрий Александрович, плавильщик медной руды, просил о дозволении приискивать руду в Верхотурском уезде и построить острог около своего завода для защиты от башкирцев 1666 г.


[Закрыть]. Вот как он описывался в посланном царю воеводой отчете: «В бору поставлен двор, а на дворе изба. Да против избы домница рублена, а в ней три горна, а позади домницы кузница, а в ней два горна и две наковальни, шесть молотов больших и малых, девять клещей, один осушник железный, четверо мехов, пять кирок и пять топоров, клещи большие домнишные, ножницы большие, чем режут железо и медь. А железные руды от двора его Митькина в бору. Первый вал в полуверсте. Длина тому валу 17 сажен[15]15
  1 сажень примерно равна 2,13 метра.


[Закрыть] (36 метров, – В. Ч.), поперек 8 сажен с четвертью, в глубину пол-аршина[16]16
  1 аршин примерно равен 0,71 метра.


[Закрыть]. А вынуто из того валу руд на железное плавление 6 сажен. Другой вал от двора в версте, а в длину 18 сажен, поперек 2 сажени без аршина, в глубину пол-аршина, а вынуто из того валу руд на плавление 8 сажен. В третьем месте, верстах в полуторах, мерою будет 6 сажен, поперек сажен с лишком.

Как-то более-менее по-государственному металлургия начала развиваться лишь в царствование Тишайшего царя Алексея Михайловича[17]17
  Алексей Михайлович Тишайший (19 марта 1629 – 8 февраля 1676) – второй русский царь из династии Романовых (14 июля 1645 – 29 января 1676), сын Михаила Фёдоровича и его второй жены Евдокии, отец Петра I Великого.


[Закрыть]. Тут уже в сборниках документов мы видим прямые царские распоряжения, «Наказ Дьяку[18]18
  В царской, допетровской Руси «дьяк» было отнюдь не церковной, а вполне светской государственной должностью. Это был руководитель приказа, по нашему – начальник управления или министр.


[Закрыть] Василию Шпилькину, отправленному для отыскания серебряной руды на Канином носу[19]19
  Канин Нос – мыс, расположенный на северо-западной оконечности полуострова Канин, в Ненецком автономном округе Архангельской области (север Европейской части России). Характеризуется крутыми и обрывистыми склонами. Высота 15–20 м. Омывается с юго-запада Белым морем, с северо-востока – Баренцевым морем. Здесь и далее в примечаниях, относящихся к географическим объектам, приводятся современные данные. Просто потому, что главная задача именно таких примечаний – дать читателю понять, исходя из его познаний, о какой территории или местности вообще идет речь. Конечно в XVII веке никакого Ненецкого авономного округа не существовало, он был создан лишь в 1977 году.


[Закрыть] на Югорском шаре[20]20
  Югорский Шар – пролив между берегами острова Вайгач и материка Евразии, соединяет южные части Баренцева и Карского морей. Длина около 40 км, ширина от 2,5 до 12 км. Наибольшая глубина 36 м. Большую часть года покрыт льдом.


[Закрыть] и близь реки Косвы[21]21
  Косьва – река в Пермском крае, левый приток Камы. Длина – 283 километра.


[Закрыть]» (1661 год), указание двинскому воеводе думному дворянину Ивану Чаадаеву «о всевозможном вспомоществовании Полковнику Густаву фон Кампену[22]22
  Кампен, Густав фон – полковник, в 1666 году присланный на северную Двину для осмотра алебастровой горы и других руд.


[Закрыть], отправленному для сыску различных руд по вине» (1666 год), грамота воеводе Василию Самарину в село Кевроль, под Архангельском, и на реку Мезень «о всевозможном вспомоществовании отправленным из Москвы для сыска в тех местах серебряной и других руд, рудознатцам Князьям Милорадовым и Стрелецкому Сотнику Некрасову»(1671 год), отчеты воевод о ходе поисков и разработок, челобитные местных рудознатцев. О том, какое большое значение царь придавал «исканию руд» можно судить уже по тому, что занимались ими не простые люди, а дорогущие западные специалисты и даже князья. Полномочия им давались самые широчайшие. В грамоте, данной тем же князьям Милорадовым, было сказано:

«По нашему Великого Государя указу посланы с Москвы рудознатцы князь Богдан да князь Степан Милорадовы, да сотник стрелецкий Клим Некрасов, а с ним два человека стрельцов, для сыску на Кевроли и на Мезени серебряной и иных всяких руд. И как к тебе ся наша Великого Государя грамота придет, а рудознатцы князь Богдан да князь Степан и сотник с стрельцами в Кевроль и в Мезень приедут, и ты б, дав им по подорожной подводы, отпустил в те места, в которых всяких чинов люди при тебе и при прежних воеводах признавали какие руды, и тех людей, которые те места знают, послал с ними, и велел им рудознатцам указать и в иные места, где они искать похотят, ездить им велел, и к рудокопному делу велел им давать работников всяких, и железных и деревянных снастей, сколько чего им будет надобно, безо всякого задержания, чтоб у них тому делу ни за чем ни где мотчания не было, и всякое вспомогательство им во всем чинил. А будет они учнут к нам, Великому Государю, писать, и ты бы те их отписки посылал к Москве наскоро. И в котором числе он князь Богдан с сотником и с стрельцами в Кевроль и на Мезень приедут, и в которые места их ты отпустишь, и что у них учнет делаться: и ты б о том писал к нам, Великому Государю, а отписки велел подавать в приказ наших Тайных Дел дьяку нашему Федору Михайловичу».

Тогда же, при Алексее Михайловиче, на Руси был запущен первый металлургический завод по передовому европейскому образцу. Построил его в Боровском уезде на реке Истье, в 90 верстах от Москвы, по жалованной грамоте царя, немец Вахромей (Вернер) Миллер. Состоял железный завод из нескольких плавильных печей и десяти механических молотов, приводимых в действие водяным двигателем. Производством командовали мастера, привезенные Миллером из Голландии. В основном на заводе варили чугун и лили из него пушечные ядра, картечь, мортиры, лафеты пушек и другую военную продукцию, которую потом сплавляли по реке на плотах и стругах или везли обозами в Москву.

Уже в 1722 году на этом заводе долгое время прожил сам император Петр Великий. Сын основателя завода, уже русский подданный и дворянин Петр Миллер рассказывал об этом в своих воспоминаниях:

«Петр I, вводя всякие полезные заведения в России, тщательно посещал все фабрики и мастерские, побуждал и одобрял работников. Между прочим, ходил он часто на железные Миллеровы заводы в Истии за 90 верст от Москвы по Калужской дороге. Там он однажды чрез четыре недели употреблял тамошнюю минеральную воду и между своими ежедневными государственными делами избрал себе посторонним упражнением не только со всевозможным тщанием все рассматривать и всему учиться, но даже при плавлении и ковании пособлять собственными своими руками и тянуть в полосы железо. Научившись сей работе и в один из последних дней своего там пребывания, вытянул оного осмнадцать пуд и каждую полосу означил своим штемпелем, причем его свиты камер-юнкеры и бояра носили уголья, разводили огонь, раздували оной мехами и другие работы при его величестве должны были отправлять. Спустя несколько дней пришел он к самому заводчику Вернеру Миллеру в Москве, похвалял учреждения его на заводах и спрашивал, сколько каждый мастер получает там за работу с пуда поштучно выкованных железных полос? По алтыну, ответствовал Миллер. Очень хорошо, подтвердил царь, так ты должен мне заплатить осмнадцать алтын. Вернер Миллер тотчас пошел в ящик, где были у него деньги, вынул осмнадцать червонцев и отсчитав оные царю, сказал: «Такому работнику, как Ваше величество, менее дать не можно». Но царь, отвергнув их, сказал: «Возьми свои червонцы, я не лучше других мастеров работал; заплати мне то только, что ты обыкновенно платишь другим мастерам; за сии деньги я куплю себе новые башмаки, которые мне теперь нужны». Тогда его величество показал однажды уже подкинутые и опять подпоровшиеся свои башмаки, взял осмнадцать алтын, поехал на рынок и действительно купил себе новую пару башмаков, которые он часто в компании на своих ногах показывал, и обыкновенно говаривал: «Вот башмаки, которые я выработал собственными своими руками».

Примечание

Такого собственного его величества руками тянутого железа и поныне еще находится одна полоса с царским штемпелем на миллеровых железных заводах в Истие, за 90 верст от Москвы, а другая, которую сей монарх потом вытянул в Олонце на Ладожском озере, в Кунсткамере Санкт-Петербургской Академии Наук.

Уж кто-кто, а Петр понимал, как важно для страны иметь собственное железо.

Основатель династии Никита Демидов (Никита Демидович Антюфеев)

Переходим на личности
Первые Демидовы

Как это часто бывает с древними предпринимательскими родами, первый из Демидовых был отнюдь не Демидовым, а вовсе даже Антюфеевым. Демидом Антюфеевым, со спорным отчеством. Скорее всего Демид был Климентьевичем, хотя некоторые биографы отдают предпочтение другой версии, по которой основатель одной из самых знаменитых российских династий был Григорьевичем. Известно так же, что родом он был из Павшино, но вот из какого, тут тоже существуют разногласия. Практически везде написано, что Демид Антюфеев был из крестьян (по сословной принадлежности) села Павшино Алексинского уезда Тульской губернии, но есть еще версия, что на самом деле он был изначально туляком, родившемся в Павшинской слободе. Сторонники последней говорят, что в переписной книге Алексинского уезда за 1647 год среди жителей деревни никаких Антюфеевых не значится, зато в списках жителей слободы оброчных кузнецов таковых аж восемь. Про сына Демида, Никиту, тоже почти точно известно, что он ниоткуда не приезжал и был тульским уроженцем. Источник в буквальном смысле каменный: в эпитафии на его надгробной плите белым по граниту написано, что «Никита Демидович, прозванием Демидов родился в граде Туле в лето от рождества Христова 1656 года марта в 26 день[23]23
  по новому (Григорианскому) стилю – 5 апреля


[Закрыть]». А раз так, мы смело можем предположить, что Демид, если он действительно приехал в оружейный центр России из деревни, сделал это не позже указанной даты. Об этом говорит и список жителей Тулы, выживших после «морового поветрия» 1654 года, составленный год спустя. Тут, в росписи казенных кузнецов, четко написано: «Деменьтеи Клеменов сын Антюфеив сам третеи, живы». Из этого же документа можно сделать вывод, что Демеид Антюфеев был грамотным, что было большой редкостью.

Однако и тут находятся люди, считающие, что Никита, как и отец, родился в деревне, а в город перебрался даже раньше, чем Демид, пытаясь тут, в Туле, бывшей тогда одним большим оборонным предприятием, спрятаться у родственников от грозившего ему рекрутского набора.

В Туле Демид сумел из оброчных кузнецов «свободного состояния», каким он безусловно изначально был, записаться в казенные. Состоять казенным оружейником было значительно выгоднее, чем оброчным, они мало зависели он конъюнктуры рынка, у них всегда была работа, крупные госзаказы. Кроме того, среди казенных кузнецов, тем более, мастеров оружейных дел, существовала четкая и строгая специализация. Судя по «смотренным спискам» 1669 года, Демид был «ствольным заварщиком». Ружье было сложным техническим прибором, и над его созданием работала целая куча узких специалистов. Кроме ствольного заварщика над ним работал замочный ковщик, ствольной отдельщик, ствольной присадчик, штыковой присадчик, мелочный ковщик, ложевой отдельщик, ствольный сверлильщик, мелочный отдельщик, штыковой ковщик, шомпольный ковщик и множество других, еще более специализированных мастеров.

В Туле Демид, будучи действительно хорошим мастеровым кузнецом, довольно быстро обзавелся собственным домом и двором. Сына Никиту он, по достижении им рабочего возраста, устроил в подмастерья к другому кузнецу. Казалось бы, в этом не было никакого смысла: зачем отдавать сына в работники к чужому дяде, когда его можно было вполне и с успехом привлечь к труду в родной кузнице? Однако, в те далекие времена это было частой практикой: работая у конкурента парнишка узнавал чужие кузнечные секреты, которые потом бережно прибавлял к тайнам мастерства, полученным от отца.

В начале своей трудовой деятельности Никита получал по одному алтыну[24]24
  1 алтын равнялся 3 копейкам


[Закрыть] в неделю. Деньги он тщательно откладывал и, накопив пять первых алтын, отдал их матери, сказав при этом историческом акте передачи: «Вот тебе, матушка, за то, что ты меня поила и кормила!» На этом Никита посчитал свой сыновний долг исполненным и далее уже работал на свой карман. Работником он был хорошим, исправным, непьющим. Такой подмастерье был нужен многим. Соседний кузнец, приглядевшись к молодому парню, попытался переманить к себе ценный кадр, предложив Никите втрое больший оклад. Тот обещал подумать, а сам пошел к своему работодателю, рассказал ему о заманчивом предложении соседа и попросил повысить оплату. Мастер давно ждал этого и без лишних разговоров согласился. Демидыч остался работать у него. Сколько точно Никита трудился на стороннем предприятии, нам неизвестно, но в смотренных списках 1676 года он уже числится ствольным заварщиком в кузнице отца: «Демка Клеменов сын Антюфеев, у него сын Микитка».

Точная дата смерти Демида Антюфеева неизвестна, но считается, что умер он, скорее всего, в 1690 году, и уж точно не позднее. А уже в документах 1691–1692 годов мы можем встретить первый развернутый документальный сюжет, относящийся и к Никите Демидовичу.

В Тульской оружейной слободе, на территории которой располагались дом и предприятие Антюфеевых-Демидовых с давних времен существовала площадь, на которой жители торговали углем. Ее же часто использовали как стрельбище для проверки изготовленного оружия. С этим был категорически не согласен стольник Михаил Арсеньев.

Как это ни печально, но у нас часто путают две древних должности – «стольника» и «сотника». Вполне возможно, что виновато в этом обиходное название сторублевой купюры. Между тем, это два кардинально разных термина, обозначающие две кардинально разных должности. «Сотник» – это всего лишь мелкая офицерская должность, примерно соответствующая нашему ротному, нечто на уровне старшего лейтенанта. «Стольник» же это не что иное, как целый придворный официант. В росписи чинов они «по чести» занимали почетное пятое место. Сначала шли бояре, за ними – окольничьи (по-современному – министры), думные дворяне, думные дьяки, а сразу за ними – стольники. Брали на эту почетную должность исключительно дворян из хороших, проверенных фамилий. Именно стольники обслуживали царские и княжеские трапезы. На банкетах, посвященных приему иностранной делегации, один из стольников обязательно усаживался за общий стол. Тут в его обязанности входило потчевать заморских гостей. Со временем, хорошо зарекомендовавший себя на ниве правительственного общепита и доказавший свою преданность администрации стольник мог получить должность царского кучера, приказного, посла, судьи и даже воеводы. В последнем случае он, дабы избежать путаницы, назывался «наместником». При этом все они не переставали быть «стольниками». Последним стольником в истории России был брат царицы Прасковьи Федоровны, жены предшественника Петра I, царя Ивана Алексеевича, Василий Федорович Салтыков, долгое время предпочитавший этот старинный чин пожалованному ему званию генерал-аншефа.

Михаил утверждал, что площадь эта испокон веков принадлежала его семье. Используя административный ресурс, он добился того, что специально проведенное на месте следствие признало за ним спорную территорию и выдало ему в том надлежащие документы. Но, если рукописи, как известно, не горят, то документы полыхают еще как. В 1669 году в принадлежащей стольнику тульской деревне произошел пожар, во время которого царская отказная грамота на тульскую оружейную площадь была уничтожена. Михаил попытался ее восстановить, но ни в каких местных книгах сведений о том, что площадь принадлежит именно Арсеньевым, к большой радости оружейников, найти не удалось. Для того, чтобы получить от царя новую грамоту, стольник отправил в Москву челобитную, в которой утверждал, что «о том де дворовом месте ни от кого спору и челобитья и ныне, и впредь не будет». И опять, подвластный высокому чиновнику административный ресурс сделал свое дело. Уже в марте 1691 года тульскому воеводе Кондратию Чертенскому из Москвы пришла бумага с указанием измерить площадь и записать ее «за ним, Михайлом, в отказные книги», каковые книги следовало немедля отправить в столицу. Однако воевода вовсе не спешил выполнять царское задание. Время шло, площадь не мерялась, книги не писались и в Москву не отсылались. Вновь обращаться к царю за помощью было уже неудобно, у молодого Петра в начале 1690-х и так было забот невпроворот, и Михайло решил подстегнуть дело другим способом. А именно, привлечением кузнецов, которые, по его мнению, саботировали процесс передачи земли ее владельцу, к суду. В конце июня Михаил Арсеньев написал заявление, в котором просил «дати ему на поруки Тулы города казенной слободы старосту Микифора Орехова, да Никиту Демидова, да Исая Масалова, тоеж казенныя слободы кузнецов с товарыщи, от Михайла Арсеньева Тульскаго уезду Нюховскаго стану деревни Клоковой, Селезнево тож, в вотчинном владеньи во всяком, по цене в тысячи рублях, по челобитной, к суду». Ответного шага от оружейников ждать пришлось не долго, менее суток. Все три указанных в заявлении кузнеца находились в то время в Москве все по тому же делу о спорной площади. Узнав об исковом заявлении они моментально составили ответную бумагу и подали ее в свою головную организацию – Оружейную палату. В бумаге говорилось: «Против приставной памяти стольника Михайла Арсеньева в иску его, отвечать мы без совету мирских людей, своей братьи, тульских казенных кузнецов, не смеем, для того, что он, Михайло, в приставной памяти написал иск свой всей слободы на кузнецах, и ручаться по нас в Москве некому, для того, что мы люди приезжие, и живем в Туле, а приехали мы к Москве бить челом великим государем на него, Михайла Арсеньева, об отчистке торговой нашей площади, которую загородил он, Михайло, себе во двор и завладел без крепостей». Далее туляки просили «чтоб великие государи указали ему, Михайлу, иску своего искать всей слободы на кузнецах» ибо иной порядок может помешать им ответственно выполнить госзаказ по изготовлению 2000 пищалей[25]25
  Пищаль – средне– и длинноствольное огнестрельное оружие с прямым стволом.


[Закрыть].

Чем там кончилось дело нам неизвестно, да это и не суть важно. Важно другое. Среди трех указанных Михаилом Арсеньевым лиц Микифор Орехов был действующим старостой Оружейной слободы, Исай Масалов происходил из старого тульского кузнечного рода, так же давшего слободе по крайней мере четырех старост, и лишь 35-летний Никита Демидов был простым кузнецом без заслуг и древней истории. Он же оказался, в составе все той же троицы, в делегации, которую представители слободы отправили в столицу для того, чтобы защитить свои интересы. Раз так, значит Никита уже тогда пользовался среди коллег большим авторитетом. Учитывая, что в среде мастеровых людей авторитет, как правило, сочетается с материальным благополучием, можно предположить, что Никита был не только уважаемым, но и зажиточным оружейником.

О близком знакомстве и даже дружбе Никиты Демидова и царя Петра известно хорошо, но вряд ли стоит утверждать, что началось все с этого земельного дела. Слишком уж незначительным был повод для того, чтобы царь лично принимал челобитчиков. Можно смело утверждать, что историческая встреча произошла несколько позже.

Три легенды
Знакомство с Петром I

Молодого и амбициозного Петра I вовсе не устраивала ситуация, когда его Россия считалась в мире диким захолустьем, а на самого самодержца за границей смотрели, как на некое диво, на уровне дрессированного медведя. Имидж страны нужно было срочно менять, а способ сделать это был в те времена один – провести какую-нибудь, желательно немаленькую. и желательно победоносную войну. На самом деле, страна тогда находилась в состоянии весьма затянувшегося военного конфликта.

Все началось еще во время царствования сестры Петра Софьи. В 1683 году польский король Ян Собески и австрийский император Леопольд загорелись целью изгнать из Европы турков. Они взяли в союзники Венецию, заручились благословением Римского Папы Иннокентия XI и заключили «священный союз против турок». Однако, Османская империя тогда находилась на подъеме, была сильна и европейские монархи прекрасно понимали, что своими силами им столь грозного соперника не одолеть. Требовалась поддержка какого-нибудь другого мощного государства, такого, как Россия. Но у России с османцами был заключен договор о мире. Однако это не помешало представителям российского правительства начать в 1684 году в селе Андрусове, недалеко от Смоленска, переговоры о поддержке священного союза. Продолжались они два года и окончились подписанием 21 апреля 1686 года «Вечного мира». По нему Речь Посполитая отказывалась от всяческих притязаний на спорный Смоленск, за 146 000 рублей отдавала Москве в аренду на 3 года Киев и соглашалась на разделение сфер влияния на Украину, когда правобережная ее часть оставалась под ее властью, а левобережной командовала Россия. Россия же брала на себя обязательство разорвать мир с турками и, вместе с донскими казаками, напасть на Крым.

До этого туркам только один раз приходилось отражать серьезное наступление на свои территории. До этого на них посягал лишь Тамерлан в самом начале XV века. Первые удары союзников были весьма успешны. Герцог Лотарингский взял в 1686 году Офен, как тогда назывался Буда, расположенная на правом берегу Дуная часть сегодняшней столицы Венгрии Будапешта, а через несколько месяцев в битве при венгерском Мохаче наголову были разбиты войска главного османского военачальника, великого визиря Сулеймана-паши. А вот на российском фронте все было совсем не так удачно. Как и полагалось по договору, Россия разорвала союз с Турцией и отправила в Крым совместное войско под командованием князя Василия Голицына и гетмана Самойловича. Видя приближающуюся опасность, турки не стали особо суетиться и просто подожгли степь. В результате, войско, у которого окончились запасы провизии и воды, повернуло домой, даже не дойдя до Крыма. Недовольные таким исходом казаки обвинили в неудаче Самойловича, сослали его в Сибирь, а новым гетманом выбрали Ивана Мазепу[26]26
  Мазепа Иван Степанович (1644–1709), гетман Украины (1687–1708). Стремился к отделению Левобережной Украины от России. Во время Северной войны 1700–21 перешёл на сторону вторгшихся на Украину шведов. После Полтавской битвы (1709) бежал в турецкую крепость Бендеры вместе с Карлом XII.


[Закрыть]. Для Голицина, который изначально был против войны с турками, поход закончился куда более удачно. Царица Софья щедро наградила своего возлюбленного и похвалила за то, что он помог свергнуть Самойловича. Несколько более успешно прошел второй поход, который Голицын во главе 112-тысячного войска предпринял в 1689 году. На этот раз князь дошел до полуострова, одержал несколько побед над турками, но, в конце концов, опять был вынужден вернуться домой ни с чем. И опять по причине окончания запасов.

Вот эту войну и решил продолжить в середине 1690-х юный Петр. Поначалу он и не думал исполнять условия священного союза. Он имел на это полное право, ведь заключала его еще Софья, которая к тому времени вот уже несколько лет искупала свою вину перед государством в стенах Новодевичьего монастыря, став после пострига инокиней Сусанной. Но война была нужна, греческое духовенство усиленно просило Москву о защите от зверствовавших османцев, а турецкие войска, стараниями поляков и австрийцев, все больше теряли свою силу.

Первый свой Азовский поход Петр предпринял в начале 1695 года. 22-летний царь участвовал в нем лично, но не в качестве командующего, а всего лишь как дипломированный бомбардир. Успешным его назвать было нельзя, российским войскам удалось всего лишь занять две охранявшие выход в море каланчи. Но главный вывод для себя из этого похода молодой Петр сделал. Первое, надо было создавать нормальный морской флот. И второе, армию надо перевооружать. Поэтому, вернувшись, кстати, через Тулу, домой, царь зачастил в Воронеж, где тогда рождался российский флот. А кратчайшая дорога до него лежала опять же через Тулу.

Такой науки, как история тогда в России еще не существовало. Ее еще только предстояло создать Василию Татищеву[27]27
  Василий Никитич Татищев (1686–1750) – известный российский историк, географ, экономист и государственный деятель; автор первого капитального труда по русской истории – «Истории Российской», основатель Ставрополя-на-Волге (ныне Тольятти), Екатеринбурга и Перми.


[Закрыть], о котором мы еще вспомним несколько позже. Если бы она уже была, кто-нибудь из историков наверняка написал бы о том, как произошло знакомство царя с крупнейшим тульским оружейником. А Никита Демидов Антюфеев, судя по дошедшим до нас сведениям, из всех кузнецов оружейной казенной слободы поставлял в Оружейную палату больше всех ружей. Но, поскольку историков в конце XVII века не было, приходится о жизни Никиты судить по устным преданиям, а о передвижениях и встречах Петра – по дневникам сопровождавших его в походах офицеров-иностранцев. В которых об исторической встрече ничего не сказано. Так что, приходится слушать предания.

А их в народе было сложено немало. Наиболее правдоподобно выглядят три из них.

Согласно первой, известной нам от биографа Демидовых, Григория Спасского, все началось с того, что через Тулу проезжал не Петр, а его сподвижник, дипломат Петр Шафиров.

Петра Павловича, сына перекрещенного польского еврея Павла Шафирова, юный царь нашел, просто гуляя по Москве. Зайдя в лавку купца Евреинова, он увидел там за прилавком молодого приказчика, шустро толковавшего о чем-то с каким-то иностранцем на иностранном же языке. Петр, знавший кроме родного русского еще немецкий и голландский, заинтересовался русским полиглотом и, дождавшись, пока тот разберется с покупателем, тщательно его допросил. Оказалось, что юношу, а ему тогда только исполнился 21 год, зовут Петром, он сын переводчика посольского приказа (читай – министерства иностранных дел), перекрестившегося в православие польского еврея Павла Шафирова, и он в совершенстве владеет немецким, польским и французским языками. Петр Павлович пришелся Петру Алексеевичу по душе и последний приказал первому назавтра явиться к нему лично «ибо де ты мне надобен». Сообразительному юноше сопутствовал успех. Он довольно быстро из простого переводчика стал настоящим дипломатом, сопровождавшим царя почти во всех его заграничных поездках и выполнявшем весьма сложные дипломатические поручения. Он состоял в торговой миссии, занимавшейся закупкой материалов для создававшегося российского флота, участвовал в переговорах с Данией и Польшей, союз с которыми перед войной со Швецией был для государства стратегически важен, и даже самостоятельно вел переговоры с Польшей на их заключительном этапе. В 1703 году, всего через 12 лет после того, как царь взял его в посольский приказ, он уже стал его руководителем, а к тому времени он уже два года возглавлял почтовое ведомство. Однако, хотя Шафиров и был у Петра Великого на хорошем счету, такой же дружбы, как с Меньшиковым или с Лефортом у них не было. Для царя он всегда был человеком из второго ряда приближения. Что не мешало им общаться вполне по-свойски. Шафиров частенько участвовал в царских попойках, да и в общении с западными дипломатами он часто использовал алкоголь как прием для достижения политических целей. В одном из своих отчетов о встрече с иностранной делегацией в 1706 году он писал царю: «Вчера угощал я их обедом: так были веселы и шумны[28]28
  то есть, пьяны


[Закрыть], что и теперь рука дрожит». В 1708 году царь наградил своего выдвиженца тремя сотнями крестьянских дворов «за свои верные и усерднорадетельные к Государю службы; а особливо при бытности Его Величества в чужих краях; также за непрестанное его пребывание в воинских походах от самого начала Шведской войны, равно как и за неусыпные его труды и советы в Государственных Посольских секретных делах», а годом позже, по случаю «Полтавской виктории», он был назначен вице-канцлером. Тогда же Шафирову высочайше был присвоен титул барона. В 1711 году он, после того, как лично Петр I вместе с будущей женой Екатериной попал в турецкое окружение около реки Прут[29]29
  Прут – река на Украине, в Молдавии и Румынии, левый приток Дуная длиной в 953 км. Исток Прута находится в Ивано-Франковской области в восточных Карпатах.


[Закрыть], фактически спас страну. Положение было угрожающим, и вполне могло закончиться поражением России не только в войне с турками, но и в Северной войне со Швецией. Раздав на 200 000 рублей взяток, Шафиров добился наиболее благоприятных и вполне приемлемых условий для мирного договора. Но одним из дополнительных условий было то, что сам Шафиров, а вместе с ним – российский фельдмаршал, генерал-майор Михаил Шереметьев останутся в Стамбуле у турецкого султана на положении заложников, как гарантия того, что Россия выполнит взятые на себя обязательства в полном объеме. В плену, условия которого были далеки от идеальных, они пробыли до 1714 года. «Султан посадил нас в ноябре месяце в эдикуль[30]30
  Эдикуль – турецкое название семибашенного замка в Константинополе, места заключения.


[Закрыть], – писал Петр Шафиров графу Шереметьеву, – где мы и доныне обретаемся с сыном вашим Михаилом Борисовичем, и живем с великой нуждой, имея свет только сверху сквозь решетку, и терпим от тесноты и от смрада великую нужду. Если война продолжится, в таком случае мы в сем своем бедственном заключении принуждены будем помереть». Заключение подорвало здоровье фельдмаршала и он, уже после освобождения, по пути на родину, скончался в Киеве. Шафиров же был встречен в столице с великими почестями, как спаситель России в общем, и царской семьи – в частности и высочайше осыпан всяческими милостями. А в 1723 году вице-канцлер был обвинен в злоупотреблениях и хищениях в особо крупных размерах в подведомственном ему почтовом ведомстве, лишен всех званий титулов и имущества и приговорен к смертной казни, которая в последнюю минуту была заменена вечной ссылкой в Сибирь, которую потом облегчили ссылкой в Новгород. Вечная ссылка продлилась чуть больше года. Сразу после смерти царя Петра императрица Екатерина, помня о том, что Шафиров спас ее от турецкого плена, вызвала его в Петербург, вернула ему все отобранное и сделала председателем Коммерц-коллегии (министерства торговли). Вместо отобранной при аресте шпаги, которую так и не удалось найти, он получил личную шпагу Петра Великого. Петр Павлович Шафиров умер в 1739 году в достатке и почете.

Фаворит Петра был страстным охотником до хорошего оружия. В его коллекции были пистолеты и ружья самых различных систем и самых известных иностранных оружейников. Как-то раз в 1695 году на пути из Воронежа в Москву у него сломался ценный дорожный пистолет работы знаменитого немецкого мастера Кухенрейтера[31]31
  Кухенрейтеры – Семейство ружейных мастеров. Наиболее известен Иоганн-Андрей, работавший в Регенсбурге в начале XVIII в. Самое известное оружие работы этого мастера хранится в коллекциях Вены, Парижа, Дрездена.


[Закрыть]. Путь проходил через Тулу, где московскому чиновнику посоветовали отдать оружие в починку кузнецам-оружейникам, самым умелым из которых считался Никита Демидович Антюфеев. Вызванный Никита осмотрел пистолет и согласился взять его в ремонт.

Спустя некоторое оговоренное время Шафиров вновь приехал в Тулу для того, чтобы забрать дорогой пистоль. Принесенное Никитой оружие было в полной исправности и царский посол не мог им нарадоваться. После того, как он похвалил кузнеца и собрался уже достать деньги для того, чтобы рассчитаться с мастером, тот неожиданно остановил высокого гостя и сказал:

– Так что, ваша милость, этот пистолет – собственной моей работы. У того, что вы мне дать изволили, при починке сломалась затравка, и я ее исправить никак не мог.

Для того чтобы понять юмор кузнеца, надо знать, что затравкой в кремниевых пистолетах называлась даже не деталь, а расходный материал, с помощью которого в каморе поджигался порох. В зависимости от модели пистолета это мог быть специальный легковоспламеняющийся от искры затравочный порох, который насыпали на затравочную полку или в затравочное отверстие, а мог быть и особый химический капсюль, надевавшийся на затравочный стержень и возгоравшийся после того, как его разбивал спускающийся курок. С таким же успехом кузнец мог сказать: «В пистолете при починке промок порох, а я порох ремонтировать или производить не умею». Пошутив таким образом, Никита достал из-под полы точно такой же, как и предыдущий, пистоль:

– Вот ваш. Не угодно ли Вашему Превосходительству взять двух пистолетов вместо одного, потому что вина моя, так я и поплатиться должен!

Так шутить с высокопоставленным вельможей было небезопасно, но Никита рискнул. И Шафиров по достоинству оценил его шутку. Осмотрев и опробовав оба пистолета, он убедился, что они ничем не отличаются друг от друга. В восторге от работы тульского кузнеца был не только он, но и все присутствовавшие при этом местные чины. Они знали, сколь искусно может Никита сделать солдатское ружье или карабин, но такой степени мастерства, чтобы так точно воспроизвести чрезвычайно тонкий и изящный иностранный механизм, от него не ожидали. Шафиров щедро расплатился с мастером, а приехав домой рассказал о тульском самоделкине царю Петру.