Текст книги "Баксы для Магистра"

Он нес всю эту белиберду с одной-единственной целью – найти себе защитников, пускай даже мифических.

На Оглоедова, похоже, подействовало. По крайней мере он отпустил наконец ворот растерзанной рубахи бедного Фирсова.

– Твоя, говоришь, машина, – произнес задумчиво.

– Моя! – немного осмелел Фирсов.

– И документы у тебя на нее есть…

– Есть! – еще более осмелел Фирсов.

Оглоедов заглянул в салон и попросил до сих пор остававшегося в машине Кирилла:

– Слышь, братан, выйди-ка на минутку!

Кирилл перечить не стал. Вышел. В следующее мгновение Оглоедов своим кулаком, огромным, как кувалда для забивания свай, шарахнул по крыше фирсовского «жигуленка», отчего в той крыше образовалась внушительных размеров вмятина, а лобовое стекло вывалилось и упало на капот. Оглоедову этого показалось мало. Он примерился и ударил в дверцу ногой, закованной в устрашающего вида ботинок пятьдесят неизвестно какого размера. Поскольку машина у Фирсова была довольно древняя и коррозия уже сделала свое черное дело, дверцу Оглоедов пробил насквозь. Только ошметки ржавчины по сторонам разлетелись.

– Ох! – наконец-то подал голос близкий к состоянию невменяемости Фирсов.

– Можешь ездить, если она твоя! – мстительно сказал Оглоедов. – Дарю!

Но все-таки машина еще казалась ему недостаточно подготовленной для передачи в надежные фирсовские руки, и он последовательно ударами своих ужасных ботинок проломил фальшрадиаторную решетку, разбил две фары, проломил еще одну дверцу – со стороны пассажира, а другую дверцу просто отломал и бросил ее на асфальт. Еще он хотел оторвать крышку багажника, но там то ли крепления оказались понадежнее, то ли металл не так был изъеден ржавчиной – в общем, не получилось. Зато он эту крышку здорово изуродовал, чуть ли не в трубочку свернул, и о том, чтобы закрыть багажник, теперь не могло быть и речи. Ну, про вырванную с «мясом» приборную доску, сломанный руль, оторванный воздушный фильтр и карбюратор я вообще молчу. Через какие-нибудь пять или десять минут это уже и не «Жигули» были вовсе, а груда искореженного железа, которая не только не стоила ничего, но еще требовалось понести кое-какие расходы для транспортировки этого металлолома до ближайшего пункта вторичной переработки черных и цветных металлов.

Фирсов наблюдал за чинимым погромом в полной неподвижности. Не торопитесь его за это осуждать. Если вам когда-то довелось побывать в подобной переделке и вы вели себя как-то иначе – возмущались, к примеру, или даже и вовсе сумели отстоять свое движимое или недвижимое имущество, – это вам удалось только потому, что вы имели дело с кем-то другим, а никак не с Оглоедовым. Потому что воспрепятствовать Оглоедову в этой ситуации было так же нереально, как голыми руками остановить взбесившегося индийского слона. Что в одном, что в другом случае результат был бы один – мокрое место и слезы безутешной вдовы. Нас чему родители в детстве учат? Шут с ними, с железками, – была бы голова цела. Вот это Фирсову, наверное, и вспомнилось. Всплыло откуда-то из подсознания.

Оглоедов тем временем ломать притомился. Да и бессмысленность дальнейших действий его, наверное, удручала, потому что в любом деле важно видеть результат. Вот ударил, допустим – вмятина. Еще раз ударил – выставил стекло. А ежели ты лупишь по машине, а новых вмятин не видно, потому что вся машина уже одна сплошная вмятина – тут у кого хочешь руки опустятся.

– Бери! – предложил Оглоедов с великодушием монголо-татарского захватчика, только что превратившего город в руины. – Дарю!

Хорош подарок. Толпа сочувствующе зароптала. Оглоедов глянул строго. Толпа смолкла и отступила.

– Андрюха! – с чувством сказал Кирилл. – Ты понимаешь, какая чепуха приключилась…

Он обнял своего непутевого родственника. Фирсов беззвучно плакал у него на плече.

– Переборщили мы малость, – каялся Кирилл. – Ты уж прости. Но ты и сам виноват, если разобраться…

Фирсов никак не мог взять в толк, о чем речь, и потому молчал.

– Просто я узнал про все про это, – вещал Кирилл. – Про розыгрыш, в смысле…

Тут Фирсов отлепился от родственника и пытливо заглянул ему в глаза. Кирилл смешался.

– В общем, решили не меня разыгрывать, а тебя, – сообщил он упавшим голосом.

Сделалось тихо, как перед грозой. Фирсов обернулся и посмотрел на меня. Я не первый сюжет снимаю, я в курсе. Я отступил, но и это бы меня не спасло, если бы не Оглоедов. С кровожадным воплем Фирсов прыгнул на меня и разорвал бы на части, безусловно. Если бы Оглоедов не перехватил его прямо в полете.

– Убью! – угрожал мне уголовно наказуемым деянием Фирсов. – Отбивную сделаю!

Он рвался, пытаясь до меня дотянуться, но молодчага Оглоедов крепко его держал. Вполне возможно, что в этой ситуации я Оглоедову был просто-напросто жизнью обязан.

Сквозь толпу, громко сигналя, пробивался какой-то автомобиль. Все думали, что милицейский, и расступались. На самом деле к органам правопорядка это авто не имело никакого отношения. Тут дело вот в чем. Мы обычно стараемся не портить и не уничтожать вещи, принадлежащие героям снимаемых нами сюжетов. И фирсовскую машину мы не тронули бы и пальцем, если бы в процессе подготовки к съемкам жена Фирсова случайно не обмолвилась о том, что супруг ее уже намучился с этой развалиной и хотел бы поменять ее на что-нибудь поновее, да денег на покупку нет. Вот тут мы и решили отступить от принципов. Фирсовскую машину раскурочили для пущего эффекта, а ему подарили новую.

Машина продралась наконец сквозь толпу. Бока сверкали, крыша блестела, сигналы аварийной остановки красиво подмигивали. На переднем сиденье рядом с водителем сидела жена Фирсова. Ей нравилось. Я уже нисколько не сомневался в том, что она очень быстро сможет его убедить – все было сделано правильно, потому что честно заработанная переживаниями Фирсова машина того стоит.

– Многоуважаемый Андрей Андреевич! – сказал я Фирсову. – Позвольте поблагодарить вас за участие в съемке очередного выпуска нашей программы и преподнести вам в подарок этот вот автомобиль!

– Мне?! – обмер Фирсов.

Оглоедов его отпустил. Фирсов даже не сделал попытки напасть на меня. Я понял, что уже прощен и буду жить.

– А что? – спросили из толпы. – За участие в программе дают автомобиль?

– Случается, – подтвердил я.

– А как бы поучаствовать? – заволновались самые нестойкие.

Фирсов смотрел на них ошарашенно.

– Да вы чего! – попенял он людям растерянно. – Ведь нервов сколько! Я чуть не спятил, честное слово!

– А хоть бы и спятил, – был ему ответ. – Псих, зато с машиной. Не так уж плохо.

А Светлана боялась, что наша программа может умереть. Не умрет. Она бессмертна.

* * *

Я был в офисе, когда мне позвонила Светлана.

– Колодин! – сказала она. – Ты сейчас телевизор смотришь? Нет? А зря. Там очень интересно показывают. Включи. Тебе понравится.

Я включил, перебрал один за другим каналы и наткнулся на Мишу Каратаева. Миша красиво стоял в кадре, вполоборота к камере, а у него за спиной я видел знакомый мне дом – это был дом, в котором сейчас жила Просто Мария и где все мы побывали совсем недавно. Миша, судя по сделанному им репортажу, наведался туда повторно и отснял горячий и чертовски рейтинговый, по его представлениям, материал о подпольной миллионерше, проживающей в рязанской глубинке.

– Сволочь! – оценил я Мишину пронырливость, одновременно слепо шаря рукой в поисках телефонной трубки.

Я взгляда не мог от Каратаева оторвать. Давненько мне не доводилось видеть человека, который что-либо сделал так не хорошо и так не вовремя.

Наконец я нащупал трубку и торопливо набрал телефонный номер.

– Светлана! Каратаев упоминал в своем репортаже, где происходит действие?

– Кажется, он район назвал и сказал, что это Рязанская область. А что?

– Ничего. Я перезвоню тебе позже.

После этого я связался с людьми, которые помогали нам арендовать вертолет.

– Вылет? Немедленно? – переспросили они у меня с таким недоумением, будто я просил их о срочном полете на Луну. – Это невозможно, Евгений Иванович. Любой вылет утверждается за двое суток. У нас ведь небо принадлежит Министерству обороны, а не господу богу, увы. С богом легче было бы договориться.

Я скрипнул зубами. Поделать ничего было нельзя. Остается надеяться на себя и на свою машину.

Уже из машины я позвонил Демину.

– Илья! Срочно нужен автобус! Большой!

– Прямо сейчас? – осведомился Демин.

Он был расслаблен и нетороплив.

– Ты его еще не нашел?! – заорал я. – Я думал, ты уже гонишь автобус к месту назначения!

– Что случилось? – испугался Илья.

– Этот чертов Каратаев показал в своем репортаже Марию и раскрыл место ее обитания!

Ответом мне была длинная деминская тирада. Из печатного одни только предлоги да восклицательные знаки. Когда что-нибудь подобное выдают герои снимаемых нами сюжетов, мы потом при монтаже заменяем это безобразие писком. «Отпищав» свое, Демин перевел дух и спросил уже на вполне литературном языке:

– Куда подать автобус?

– «Куда подать»! – взъярился я. – На кудыкину гору! К Марии, конечно! Срочно вывезти ее оттуда вместе с детьми, пока их там не повырезали! Я как раз еду к ним! И ты подваливай с автобусом!

Я психовал, потому что боялся не успеть. Если кто-то из тех, от кого Мария спряталась в рязанской глуши, вдруг так некстати включил телевизор – многодетная мать обречена. Я торопился и гнал машину. Я рвался из Москвы на загородные просторы, где нет ни перекрестков, ни светофоров, где я мог выжать из движка все, на что он был способен.

Уже возле Кольцевой я попался. Неизвестно откуда вынырнувший инспектор взмахнул жезлом. Я бы не подчинился и проехал мимо. Но ведь будут стрелять вслед. И я остановился.

* * *

Из припаркованной за деревьями машины вышел и второй инспектор – с погонами старшего лейтенанта. Он узнал меня и тотчас изобразил на лице такую вселенскую скорбь, что я сразу понял – дела мои плохи. Вы будете смеяться, но я уважительно отношусь к работе гаишников. Да, они зачастую хамят, да, они для водителя на дороге очень редко друзья, а гораздо чаще противники, да, они берут взятки, придираются по пустякам и даже – страшно сказать! – бывают нетрезвы на посту, но все это я им сразу же прощаю, едва представлю, что было бы, если их не было вообще. Потому что каждый наш водитель на дороге – член банды батьки Махно, который свои анархические устремления маскирует только на время нахождения в пределах прямой видимости инспектора. Любую анархию всегда можно подавить только силой. А любая сила поневоле вызывает уважение. Так что моя логика вам теперь ясна. Но я не уважаю силу злую. Силу, которая давит злонамеренно. Вот как этот старлей.

Я еще попытался спасти ситуацию.

– Виноват! – сказал я покаянно, выходя из машины. – Скорость у меня была сто двадцать, и вон там, перед перекрестом, я пересек сплошную…

Обычно это срабатывает. Меня штрафуют и отпускают. Ну какие могут быть вопросы к человеку, который ничего не оспаривает, а честно признает свою вину? Бывает, что я и вовсе без штрафа уезжаю. Но сегодня этот номер не пройдет, я это понял сразу.

– Все шутки шутите? – еще больше помрачнел старлей. – Документики ваши, пожалуйста!

Я с инспекторами подобного рода сталкивался. Для них в работе с проштрафившимся водителем важен сам процесс. А уж если этот водитель личность известная, так это и вовсе праздник души. Потому что известный – это ты там, в телевизоре. А тут, на дороге, хозяин я, и я, инспектор Пупкин, докажу тебе это в два счета.

– Шутки в телевизоре будете шутить, – не стал разочаровывать меня мой Пупкин. – А тут я сам могу так пошутить, что никому смешно не будет.

Он строго посмотрел на меня, пытаясь определить, оценил ли я шутку. Наверное, выражение моего лица совсем его не вдохновило.

– Откройте багажник!

Я понял, что дрессировать он меня будет по полной программе.

– Товарищ старший лейтенант! – взмолился я. – Женщина в опасности! Там вопрос жизни и смерти! Ее могут просто-напросто убить!

– Откройте багажник! – повторил инспектор, заметно озлобляясь.

Я подчинился, потому что понял – пока он не проведет образцово-показательный шмон, от меня не отцепится.

После багажника инспектора заинтересовал еще и перчаточный ящик в салоне машины, потом он заставил меня там же, в салоне, поднять все коврики, потом вдруг озаботился, не на угнанной ли машине я передвигаюсь по московским дорогам, и потребовал открыть капот, где долго сличал номер двигателя. Со своим напарником, молоденьким сержантом, старлей совсем не общался. Мне показалось даже, что старлей преподает подчиненному наглядный урок общения с телезвездами. Я обрадовался, что оказался за рулем совершенно трезвым, а иначе меня тут раскрутили бы по полной программе – с изъятием водительского удостоверения и водворением моего авто на штрафную площадку.

А время убегало. Я бы и не дергался, если бы не думал о Марии. Было такое чувство, что с нею уже происходит что-то страшное – в это самое время, когда я брожу как неприкаянный вокруг своего автомобиля.

– Товарищ старший лейтенант! – сказал я. – Оштрафуйте меня! Права отберите! Что угодно сделайте, но только отпустите!

– Вы что же – с народом общаться брезгуете? – осведомился инспектор.

И тогда я про него понял все окончательно. Он будет изгаляться здесь надо мной еще очень долго, потом все-таки оштрафует, но штраф на месте не возьмет, а отправит меня в ближайшую сберкассу, и все это только ради того, чтобы вечером за ужином, хлопнув полстакана водки, как бы невзначай сказать своей жене:

– Чуть не забыл! Я сегодня Колодина остановил. Ну того, из телевизора. Знаешь? Прет, паразит, через сплошную на скорости сто двадцать, и море ему по колено. Ну я ему это «по колено» и показал. Он сначала борзой, конечно, из машины вышел, но я его быстро поставил на место. Ходил за мной, скулил. Штрафанул я его для первого раза.

– Колодина? – округлит глаза старлеева жена.

– А что? – пожмет он плечами с деланым равнодушием. – И не таких обламывали!

– Ох! – восхитится жена и прижмется к нему крепко-крепко. – Какой ты у меня!

– Какой?

– Принципиальный!

Я не против того, чтобы мужчины самоутверждались. Я против того, чтобы Просто Марию резали на куски, пока я тут загораю.

– Я с народом общаться не брезгую, – сообщил я старшему лейтенанту. – Я вообще человек не заносчивый и даже не гордый. Вот хотите сейчас прямо здесь, на дороге, перед вами лезгинку станцую?

Мое предложение явно поставило его в тупик. То есть пляшущего специально для него Колодина он хотел бы увидеть, но не представлял, как сформулировать свое согласие, и потому растерялся. Я помог ему. Просто вышел на дорогу и стал танцевать. Движение машин тут же застопорилось. Через минуту уже образовалась внушительных размеров пробка. Задние, не видя, что происходит впереди и в чем причина задержки, нервно сигналили. Старлей зло выматерился и вернул мне документы.

– Можно ехать? – кротко осведомился я.

Он отвернулся, сделав вид, что не услышал.

* * *

Уже в дороге я подумал, что неплохо было бы заехать к Антону Николаевичу Иванову, тому чиновнику из районной администрации, который не так давно помог нам разыграть Мишу Каратаева. Он мог бы договориться о выделении нам милиционеров из местного райотдела – силовое прикрытие было бы совсем не лишним.

Время вечернее. У здания районной администрации я увидел одну-единственную машину джип «Чероки». Номера московские. А чиновники уже разошлись по домам, наверное.

Я пробежал через пустынный вестибюль. Топот моих ботинок гулко и страшно отдавался эхом. В приемной Иванова обнаружилась секретарша. Но в двери его кабинета торчал ключ.

– Ушел? – обескураженно выдохнул я.

– Антон Николаевич здесь…

Я не дослушал ее и торопливо распахнул дверь. У Иванова были гости – двое.

– Извините! – сказал я. – Антон Николаевич! У меня к вам крайне срочное дело!

– Евгений Иванович! – пропел он радостно. – Женя!

Поднялся и пошел ко мне, огибая стол.

– Я по поводу Марии. Той женщины, помните…

– Как же, как же! Личность она у нас известная. Вот и товарищи как раз приехали из московского журнала, интересуются. Они из «Огонька», будут статью писать.

Я переключил свое внимание на эту парочку. Клонированные близнецы Оглоедовы. Короткая стрижка, взгляд исподлобья, у одного татуировки, которые он не слишком ловко прячет. И тот припаркованный у входа джип, который я видел, почти наверняка принадлежит им. Как-то иначе я всегда представлял себе огоньковских журналистов.

Те двое переглянулись между собой. Это они так совет держали. Я понял. Выхватил из кармана пистолет и приставил его к затылку ближайшего ко мне «журналиста».

– Сидеть! – скомандовал я. – Пристрелю!

Напарник моего подопечного нисколько не испугался.

– Пистолетик наверняка газовый, – сказал он пренебрежительно.

– Хочешь проверить? – осведомился я и передернул затвор.

– Не надо проверять! – быстро сказал тот, которому ствол пистолета упирался в затылок.

Когда опасность угрожает непосредственно тебе, ты становишься намного доверчивее.

– На пол! – скомандовал я. – Оба! На пол!

Тот, которого я держал под прицелом, бросился на пол первым. Второй было замешкался, но я направил на него пистолет, и он вдруг тоже остро осознал, как коротка, в сущности, человеческая жизнь. Упал, опрокинув при этом стул.

– Вызывайте милицию! – скомандовал я Антону Николаевичу.

– Давай перетрем этот базар сами, без мусоров, – предложил один из «журналистов», все так же лежа на полу.

– Не перетрем! – огрызнулся я.

– Нет, так базара не будет. Нам терять нечего. Если ты ментам отсемафоришь, я тут лежать не буду.

Он фактически предлагал мне сделку. Хотел, чтобы мы разошлись по-хорошему. Фильм «Адъютант его превосходительства» помните? В плену у бандитов оказались сразу и белые, и красные, им удалось сбежать, и вот они смотрят друг на друга напряженно – хотя и враги, но не понятно, на чьей они сейчас территории, чья возьмет, если вдруг начнут выяснять между собой отношения, и потому не лучше ли просто разойтись в разные стороны.

Я кивнул Антону Николаевичу. Он все понял и попятился к двери. Я прикрывал его отход, а когда он очутился за дверью, я тоже выскочил из кабинета, захлопнул дверь и запер ее на ключ. Антон Николаевич торопливо накручивал телефонный диск.

– Что же у вас хотя бы на входе в здание милиционер не дежурит! – попенял я ему.

– Так вроде спокойно у нас!

За дверью кабинета раздался грохот и звон разбиваемого стекла.

– Ничего себе – спокойно! – пробормотал я, наблюдая за тем, как выскочившие из окна кабинета «журналисты» запрыгивают в свой джип.

– Уходят! – всполошился Иванов, швыряя телефонную трубку на рычаг. – Стреляйте же, Евгений Иванович! Уйдут!

Я приставил ствол пистолета к своему виску и спустил курок. Раздался громкий щелчок. Выстрела не было.

– Он даже не газовый, – сказал я потрясенному до глубины души Антону Николаевичу. – Игрушка, хотя и очень похожая. Друзья подарили на день рождения.

* * *

Я приехал к Просто Марии в сопровождении двоих вооруженных автоматами милиционеров.

– Что-то случилось? – встревожилась Мария.

– Илья еще не приехал? – ответил я вопросом на вопрос.

– Случилось! – окончательно определилась Мария и прижала руки к груди.

Я вкратце обрисовал ей обстановку.

– А может, еще обойдется? – неуверенно предположила она.

– Не обойдется, – открыл я ей глаза на неприглядную правду. – Всего полчаса назад я уже видел двоих бойцов. Наше счастье, что они не знали точного адреса и заехали в администрацию района на разведку. У вас есть на примете какое-нибудь надежное место?

– Какое место?

– Где можно укрыться. Пожить какое-то время, не привлекая к себе излишнего внимания.

– Нет, – покачала она головой. – У меня тридцать ребятишек. Как же с ними так, чтобы не привлекать внимания?

Тут прибыл автобус. Взмыленный Демин ворвался во двор, зло топорща усы. У него был такой растрепанный вид, будто он не автобусом сюда добирался, а бегом бежал от самой Москвы.

– Детей в автобус! – сказал я ему. – На все даю пятнадцать минут!

– Понял! – с ходу уяснил задачу Илья.

Я повернулся к милиционерам.

– Поедете с нами! Кого будете охранять – знаете?

– Нет.

– Очень ценного свидетеля, – я указал на Марию. – Как раз сегодня ее хотели убить.

Служивые подобрались и вцепились в свои автоматы так, будто враги были уже близко.

– А куда едем-то? – спросил один из них.

– Не знаю, – честно признался я, – как можно дальше от этого места. В общем, драпаем.

* * *

Ближе к ночи мы пересекли границу Рязанской и Тульской областей. Это было очень важно – уехать с Рязанщины, где Марию будут искать. Я хотел сбить ищеек со следа. Дети спали, Мария прохаживалась по автобусу, с тревогой вглядываясь в лица своих подопечных.

– Вы хоть понимаете, что все это значит? – спросил я у нее. – Они ничего не забыли, эти люди. Они ждали весь этот год.

Мария судорожно вздохнула в ответ. Я понимал ее чувства. Год назад она поспешно бежала, не ожидая ни от Магистра, ни от его людей ничего хорошего. Прошел год. День за днем, каждый из которых был наполнен большими и малыми хлопотами. И за этими хлопотами постепенно забывались подробности того панического бегства и все неприятности, которые предшествовали бегству или сопутствовали ему. И так хотелось верить, что все уже позади. Не позади. Вот оно – аукнулось.

– Мы найдем для вас безопасное место, – сказал я. – Но только на время, невозможно прятаться вечно. Не получится. Надо решать проблему кардинально.

– Как?

– Нужно найти Магистра, – подсказал я. – Вы должны не таиться, не надеяться на то, что все обойдется, что рассосется само собой, а помочь его найти!

– Как же я помогу, Женя, если я ни разу его не видела?

– Вы видели других! – сказал я убежденно. – Тех, кто составлял его окружение! Вот у него был помощник… Как его фамилия?

– Сабадаев, – подсказала Мария.

– Да, точно. Вот он мог видеть Магистра?

– Думаю, что да.

– Значит, надо найти этого Сабадаева! Человек не может существовать сам по себе, не может находиться в вакууме. Он с кем-то непременно общается, встречается, созванивается. Надо только найти этих людей – с кем он связан. Восстановить цепочку.

Она все еще сомневалась.

– Если их не удастся найти, – сказал я, – они сами найдут вас.

И тогда ее не ждет ничего хорошего. Она поняла.

– Мне просто страшно, – призналась она. – Вот и все.

– Я попробую договориться, чтобы вам обеспечили охрану. Но только не нужно таиться. Надо поделиться той информацией, которая вам известна. Чтобы их нашли как можно скорее. Если они так быстро среагировали… Если сразу же послали бойцов… Если у них все так хорошо организовано – это значит, что они по-прежнему действуют и по-прежнему сильны. Это значит, что они по-настоящему опасны.

* * *

Мы долго колесили по области, пока не наткнулись на какой-то пансионат. Место было достаточно глухое, до ближайшей деревни километров пятнадцать, до областного центра – все пятьдесят, и тут можно было бы оставить Марию на время, пока мы что-нибудь придумаем.

Двадцать лет назад, вполне возможно, в этот пансионат было не попасть, путевки в это чудное уединенное место распределяли заводские профкомы, и передовики производства приезжали сюда поправить свое пошатнувшееся в битве за проценты плана здоровье. Все изменилось до неузнаваемости. Здания обветшали, асфальтированные дорожки растрескались и превратились в заросшие густой травой тропинки, а много лет не подстригавшийся кустарник вокруг памятника товарищу Ленину поднялся так высоко, что казалось – Ленин прячется в кустах и очень боится быть обнаруженным.

Я даже не стал выходить из автобуса. Прятался, как товарищ Ленин. Не хотелось привлекать всеобщего внимания. Все должно быть шито-крыто. Вместо себя я отправил Демина. Он договаривался с хозяином всего этого на глазах разваливающегося хозяйства. Собственно, настоящим хозяином тот человек не был. Формально пансионат пока принадлежал какому-то тульскому заводу, давно пребывающему в нерабочем состоянии. Но покупатели на пансионат уже нашлись, и не позднее конца года все это хозяйство должно было перейти в новые руки. До конца года – это нас устраивало. Предпродажная подготовка обычно не способствует притоку постояльцев. Марии будет тут спокойно – в отсутствие посторонних, вдалеке от города.

Демин заплатил за проживание Марии и ее ребятишек за месяц вперед. Плюс питание. Директор пребывающего в коме заведения даже пообещал расконсервировать и вернуть к жизни пищеблок и завезти из города продукты – надо было как-то кормить три десятка невесть откуда свалившихся на его голову «отдыхающих».

– Только чтоб без воровства! – строго сказал директору Илья. – Чтоб мы не ссорились!

– Да как же можно! – закатил глаза директор.

Я попрощался с Марией. Она прятала глаза и вздыхала.

– Вы так ничего и не надумали? – осведомился я.

– Вы о чем?

– Все о том же. О Магистре.

– Я ведь с ним не общалась, – напомнила она.

– Я понимаю. Но искать его где-то все-таки надо. Хотя бы через Сабадаева.

– Где же я вам Сабадаева возьму?

– А где вы его обычно брали? – улыбнулся я ей ободряюще. – Как вы его разыскивали, если он вам был нужен?

– По телефону.

– Подскажете номерок?

Она продиктовала номер по памяти. Я записал.

– Только ведь у него наверняка номер сменился, – сказала Мария. – Все-таки год прошел. Да и прячется он, наверное.

Может быть, прячется. А может, его убили. Как убили всех тех, кто стоял совсем рядом с Магистром. Я эти свои мысли озвучивать при Марии не стал. Зачем нам говорить о неприятном.

– Разберемся, – пообещал я. – Что-нибудь придумаем.

Захлопнул блокнотик.

– А что после звонка происходило? Вот вы ему позвонили – а дальше что?

– Встречались.

– Где?

– На квартире.

– Где? – повторил я свой вопрос.

– В центре. Большой Козихинский переулок.

– У него там офис? Или квартира?

– Мне кажется, это просто место для встреч, – не очень уверенно сказала Мария. – Может быть, он эту квартиру снимал. Или она ему принадлежала, но он в ней не жил. Там и мебель была, и книги, но обстановка какая-то нежилая. Это всегда чувствуется, когда жилье пустует. Я даже объяснить не могу. То ли слишком уж пылью пахнет, то ли вещи как-то не так лежат. Но мне казалось, что сам Сабадаев там появлялся минут за двадцать до моего прихода.

– Номер дома помните?

– Я его и не знала, этот номер. Только визуально могу определить, если вдруг снова там, в Козихинском, окажусь.

* * *

Вышагивая по длинным коридорам телецентра, я едва ли не нос к носу столкнулся с Мишей Каратаевым, но демонстративно его не заметил и проследовал мимо. Обычно Миша себе цену знал и ни к кому никогда в друзья не набивался, но тут он дрогнул. Развернулся, нагнал меня и осведомился:

– Ты на меня за что-то обиделся?

– Пошел вон!

– Но почему?! – возопил Миша.

Кажется, он совсем не хотел со мной ссориться. И даже испугался.

– После твоего репортажа о Марии бедную женщину едва не прикончили. Я еле успел вывезти ее из опасного места.

– Неужели?! – неискренне удивился Каратаев. – И где она теперь?

Я уже догадывался о причине, по которой Миша не хотел со мной ссориться. Он наверняка уже пронюхал об исчезновении Марии, и я для него был теперь путеводной звездой. Если я буду к нему благосклонен, он сможет снова выйти на след исчезнувшей было Марии и продолжить свою летопись. Вот снял он первый репортаж, а женщину после этого едва не убили. Теперь он снимет еще один сюжет. Про то, как бедная Мария прячется. Зрителям будет интересно. Только я сейчас не думал о телезрителях, а думал о Марии. Ведь в следующий раз я могу и не успеть к ней на помощь.

– У меня нет никакой информации! – отрезал я. – И думаю, что никогда не будет!

Миша не обиделся и продолжал идти рядом со мной.

– Она мне не очень-то и нужна, – сообщил он с деланым равнодушием. – Я сейчас совсем другим делом занимаюсь.

– Вот и занимайся, – посоветовал я.

– С твоей подачи я набрел на очень интересную тему, – как ни в чем не бывало продолжил Миша. – Финансовые пирамиды в России.

Я быстро взглянул на него. Лицо Каратаева сохраняло полную невозмутимость. Все-таки у него выучка. Если бы я не знал Мишу так близко, я бы сейчас запросто поверил в его равнодушие.

– И что же насчет пирамид? – поинтересовался я.

– Ты не поверишь, но они есть и развиваются.

– Неужели?

– Угу, – кивнул Миша. – Про пирамиды сейчас практически не слышно. Мода на них прошла. Отработанная тема. Вроде бы написано все, что можно написать, и даже больше. Теперь про клонированную овечку Долли людям читать интереснее, чем про пирамиды. А я вот случайно со всем этим соприкоснулся и обнаружил – жив курилка! Только в тень переместился. Там теперь очень интересные процессы проистекают. Тебе интересно? – вдруг озаботился Миша.

– Очень, – честно признался я.

– В общем, там действительно идут большие преобразования. Во-первых, пирамидальные структуры разделились на два больших потока: для богатых и для бедных. Те, что для бедных, – более массовые, но там каждый участник приносит относительно мало денег. Обороты делаются именно на массовости.

– И что – много людей участвует? – недоверчиво осведомился я.

По моим представлениям, людей еще можно было обманывать так, как их обманывали в финансовой пирамиде, о существовании которой я узнал год назад. Там все было основано на грамотной агитации потенциальных участников пирамиды. Агитаторов даже специально учили тому, как ненавязчиво подвести клиента к мысли расстаться со своими деньгами. Деньги были большие, и потому имело смысл возиться с каждым. Но если все это имеет массовый характер и при том суммы небольшие…

– Валом валят, – сказал Каратаев. – От желающих отбоя нет.

– И это после всех громких скандалов? – удивился я. – После всего, что люди узнали о пирамидах?

– Так ведь это теперь не пирамиды, – просветил меня Миша. – Я же тебе сказал – там все меняется, умные люди думают день и ночь над тем, как других людей заставить свои деньги приносить.

– Получается придумать?

– Еще как! Теперь никто не несет деньги в пирамиду. Теперь все несут деньги в серьезную фирму, занимающуюся производственной деятельностью. Люди в эту фирму принимаются на работу. И даже получают там зарплату.

– Но это все-таки пирамида? – уточнил я.

– Классическая! – кивнул Миша и даже причмокнул от удовольствия.

– Но ты же говоришь – зарплата.

– Зарплата, – подтвердил Миша.

– Тогда в чем смысл? Ведь не им должны зарплату платить, а они свои деньги носить должны.

– Они и приносят, Женя, – сказал Каратаев. – Как сумму залога за сырье, выдаваемое им на дом. А сырье это – камушки.

– Камушки?

– Ага, – бестрепетно подтвердил Миша. – Обыкновенный щебень из близлежащего строительного карьера. Этот щебень принятым на работу людям выдают на руки под расписку, чтобы они его дома рассортировали.