Текст книги "Чемпион. Том 3"

Пельмень пожал в ответ. Подниматься правда не стал, он то в отличии от слесаря не соизволил зад с лавки поднять. Не кайф, жарко. Мастерок этого жеста не понял, резко дернул Пельменя за руку на себя. Удивительно, но у него вполне хватило сил, чтобы Саню от лавки оторвать. Пельмень аж изумился – во даёт, мелкий, а силищи хоть отбавляй, за малым руку не оторвал.

– Ты жопу от лавки приподнимай, когда со старшими здороваешься. Направление твоё где?

Может, конечно, и следовало быкануть в ответ, но Саня смекнул, что сам не прав, поэтому вытащил скомканное направление из кармана. Мастерок на документ взглянул, но брать не стал.

– Будешь у меня на втором участке практиковаться, идём бумажки подпишу, оформимся как следует.

Саня ничего не ответил и двинулся вслед за мастерком внутрь корпуса, думая, как бы этому товарищу намекнуть на то, что он не прочь практику не проходить и взамен проставится или че там надо ему будет.

Зашли в госк где сидели ещё несколько мастеров других участков, вернее должны были сидеть – все уже по цеху разойтись успели. Помещение было маленьким, как конура, столы едва друг на друге не стояли, вместо стен вмонтированные стеллажи с ячейками, а в них технологии с инструментами.

Дмитрий Дмитриевич сел за стол, руки сложил.

– Давай сюда направление.

Саня снова скомканный лист вытащил, расправил как мог, на стол перед мастером положил.

– Ты его где носил? Аккуратнее нельзя с документами? – мастер поставил дату принятия Пельменя на практику сегодняшним числом и свою заковыристую подпись. – Надо будет потом у начальника подписать и печать поставить, но пока у меня полежит. Каждый день отмечаемся, смена в 7 утра начинается, чтобы без десяти на рабочем месте как штык был. Лично буду проверять. Ясно все?

– Без бэ…

– Все, иди давай к Михал Елисеечу, он тебе рабочее место покажет, в курс дела введёт, а я потом приду посмотрю, как ты обустроился, – сказал Дмитрий Дмитриевич, а потом хмыкнул и добавил, покачав головой. – Хитрый он, конечно жук, твой Елисеич.

– А че хитрый? – поинтересовался Саня.

– Ну как, ему за таких как ты воробушков доплачивают прибавку, за ученичество.

– Понятно все с ним…

Пельмень переступил с ноги на ногу, прикидывая как так завернуть мастеру, что практику ему проходить не кайф и приходить сюда каждый день в 7 утра – тем более. Как вспоминал Саня, что в автобусе сюда пиликать в час пик, так дрожь пробирала. Помявшись, решил прямо залупить, че ходить вокруг да около.

– Слышь, Дмитрий Дмитриевич, может это, чиркнешь где галочек, распишешься в направлении наперёд? Ну типа я практику проходил, а я потом, когда надо, подойду, не с пустыми руками, разумеется, – начал Пельмень. – Мне оно особо не надо сюда каждый день ходить, да и тебе морока эта не нужна. У меня руки под другое заточены, а тебе итак гемора прибавиться из-за этого как его, – Саня припомнил имя мужика из медсанчасти, который как раз со второго участка был. – Лопатова…

– Ты что его знаешь? – мастер приподнял бровь. – В том то и дело, что Лопатов на больничном с обеда. Из медчасти мне звонили, чи вросший ноготь, чи геморрой, работать не может – домой пошёл. А мне надо детали сдавать, вот Елисеич тебя и научит ничего сложного.

– Может договоримся как? – не отступал Пельмень.

– Пацан, – Дмитрий Дмитриевич обернулся. – Ты мне прекращай эту лабуду на уши вешать. Мне ж Пал Саныч звонил вчера. Говорит за тобой глаз да глаз нужен.

Пельмень теперь бровь приподнял, удивился. Однако тут же попытался ситуацию в свою сторону вывернуть.

– Ну так тем более, если тренер звонил, Дмитрий Дмитриевич. У меня же областные на носу…

– Боксёр, а боксёр, а потом кем работать будешь? Дворником? Я тоже думал в своё время, что Леонарду просраться дам в Мэдисон сквер гарден, а потом разрыв крестов и девичья фамилия. Теперь вот здесь мастером работаю, тренеру спасибо говорю, что дурака на верный пусть наставил. Иначе бы спился, как Хренов или дворником работал, – Дмитрий Дмитриевич вздохнул. – А я между прочим мастер спорта СССР и когда кресты порвал должен был на Олимпиаду отбираться… ещё вопросы?

Пельменю было нечего ответить. Пал Саныч и тут его достал.

– Все, Саня, иди. У меня совещание, – на столе мастера зазвонил телефон.

Глава 7

 
«Я у станка весь день стою -
Дневную норму выдаю.
Мне нравится работа,
Хоть мучает зевота.
А после я домой тащусь -
Поем, попью и спать ложусь.
Зато мне будет премия,
Почёт и уважение»
 

песня легендарной группы «Бригадный подряд»

* * *

– Расписывайся.

– Слышь, бабуля красотуля, на кой мне этот набор юного слесаря вдался?

Пельмень смотрел на нехилую такую горку инструмента, разного самого. Ну и щетину задумчиво скрёб. Напильник, сверлильный патрон, штангенциркуль, надфиля и прочая приблуда. Не то чтобы Саня инструмент по жизни не видел, всякое бывало – и ринг собирать помогал на соревнованиях, и ремонт в зале делали своими силами, но тут че то лабуду такую выдали, что и не сориентируешься сходу че к чему. Например, на хрена трехметровый резиновый шланг нужен… вот и непонятно – на хрена? А лежит в куче, как миленький, смотанный.

Но не о том разговор.

Михал Елисеич подвёл его к инструментальной кладовой, где в окошке выдачи сидела тучная тетка с коротким фиолетовыми волосами кучеряшками и толстой жопой, халатом белым обтянутой. У них здесь что – соревнование ударное на самый толстый зад, вяло подумал Пельмень. Если так, то у этой мадам призовой пьедестал, ваще без вариантов.

Сидела бабуля на табуретке, но Саню попутало – по первой показалось, что тело у неё как будто висит в воздухе, жопа то табуретку нещадно съела… Есть ещё такой популярный видос на Ютубе, где дядька как будто в воздухе сидит.

– Кто бабуля то, внучок блин?! – вспыхнула кладовщица. – Окуляры протри, сам толстожопый, кто бы что говорил!

Понятно, Саня не приметил сразу губы бабы, накрашенные в ярко красный цвет. Ну это дело меняет, как минимум Клаудия Шифер сидит – прости бабуля, бес попутал. Все же первое впечатление о себе Пельменю следовало исправлять. Мало ли побежит мастеру жаловаться, на кой эти проблемы на ровном месте нужны.

– Не бухти, я ж любя, – Саня сунул руку в карман и достал леденец «Дюшес», в зале пацаны угостили, ешь такие ништяки и голод меньше чувствуется. Вон сам уже пять штук таких леденцом с утра слопал. Сахара конечно много в таком добре, но обманка неплохая.

– Вот паршивец, каждый раз новые способы познакомиться с женщинами придумываете, – заохала кладовщица и облизала своим змеиным язычком тонкие едва различимые полоски, губы в смысле. Ну и уже собралась имя назвать – мол, подкат зачтён, но Пельмень поспешил ретироваться.

– Ещё увидимся! За инструмент спасибо!

Сгрёб слесарный «набор» с подоконника окошка инструменталки – скрученный шланг через плечо перекинул, штангелек в карман сунул, патрон в другой, остальное в руках понёс. Ну и поплёлся гружённый к верстаку.

– Погоди, куда пошёл, увидится он, а кто за тебя расписываться в журнале будет? У нас вообще-то отчётность!

«Клаудия» аж по пояс вылезла из своей кладовой, не застрять бы как Винни Пух в норе у кролика. Рожа возмущённая.

Пришлось возвращаться.

– Где расписываться? – уточнил Саня.

– Вот, здесь поставь, – ткнула кладовщица в строку в журнале учета. – Роспись, фамилия и инициалы.

Следом упёрла локти в подоконник и сложила на них подбородок.

– Как-то мы с тобой не с того начали. Меня Алла Игоревна зовут… для тебя просто Аллочка, ты заходи если что.

Бля… Пельмень сглотнул, черканул в журнале и давя лыбу ретировался. Она ж несерьёзно, не? Ей в натуре седьмой десяток, Аллочке.

Верстак находился в самой жопе, в уголку корпуса с солнечной стороны и больше напоминал адовый противень для прожарки куриных бердышек, чем рабочее место.

«Чтобы мастерку бегать далеко было и Митька часто не заглядывал, а то он любит нос совать», как сказал поучительно Елисеич.

Внешне верстак представлял из себя обычный стол с громоздкими намертво посаженными на болты тисками, да инструментальный шкафчик (в стол вмонтированный, такой с полочками ещё). На полу перед верстаком лежала деревянная решётка, видать, чтобы током не зашибало, а там кто его производственные приблуды поймёт. На деревяшках решётки прилипла стружка вперемешку с мазутом.

И все бы ничего, но помимо палящего в глаза солнца, бензином у верстака несло за версту. Саня покосился на два железных ведерка, кое-как накрытых такими же железными крышками колпаками.

– Эгей, ученичок!

Михал Елисеич вырос перед Пельменем, усами зашевелил. Ну и расчувствовался походу или в себя поверил, но сблизившись с Саней потрепал его по плечу.

– Буду тебя уму-разуму учить, станешь слесарем от бога, – Елисеич озорно хлопнул в ладоши.

Перегаром от бедолаги пахнуло за версту, видать пока Саня за инструментом ходил, Елисеич успел полтишок в себя запрокинуть. Лихо они тут за воротник закладывают. Сюда бы Игоря Борисыча пристроить – заживет и какую никакую деньгу в дом приносить начнёт. Может мамке идею такую подать?

– Слышь, слесарь от Бога, руки при себе держи, а то самым случайным образом окажешься на больничном. Куда это все? – Саня кивнул на набор инструмента в своих руках.

И не дожидаясь ответа сгрузил все на верстак одной кучей. Михал Елисеич залыблился, видя, что Саня не в зуб ногой с инструментом.

И в этот момент к ведёркам подошёл дядька, что-то насвистывающий себе под нос. Дядька, держа в руках проволочку, на которой барахтались шайбочки, покрытые густо синькой, открыл первое ведерко и Саня почувствовал едкий тошнотворный запах ацетона. Вонь даже, какой там запах. Сунул шайбочки в ацетон, несколько секунд потряс в жидкости, прополоскал отчего запах стал совершенно невыносим. Следом сменил ведерко – бензином пахнуло. Ну и закончив с процедурами свильнул к себе за верстак, в самом начале слесарного ряда, уже с чистыми детальками. А запах то остался. И Пельменю его нюхать пришлось.

– Давай ка сходи в материальную кладовую, а я пока подготовлю все, – предложил Михал Елисеич.

– Куда идти?

– На кудыкину гору… к Веньке, блин – идешь вперед, не доходя до сортиров, закуток будет.

– Ясно.

Саня недолго думая взял ведерки ну и отнёс к вёрстаку мужичка, прежде чем в материальную кладовую топать.

– Это че, – слесарь глаза выпучил.

– Хер в очо, – буркнул Пельмень, у которого запах бензина и ацетона вперемешку поперёк горла встал. – Тебе надо, пусть у тебя стоит.

– Я мастеру скажу…

– Да хоть папе римскому.

Оставил ведёрки с химикатами, с трудом сдерживаясь чтобы не сунуть этого мужичка головой в ведро с ацетоном. Мужик глаза попучил, ну и в госк побежал – жаловаться походу, как и обещал. Саня только рукой махнул. В материальную кладовую пошёл. Надо себя сразу правильно в коллективе трудовом поставить.

После перерыва работа закипела и цех превратился в один большой улей. Мастерки бегали туда-сюда, кто с технологиями в руках, кто детали таскал или тягал инструмент, а кто руки в карманы – делать не хер, все на мази, вот и слоняются. Также и рабочие – кто чем занят. Большинство пахало, стремясь выполнить сменное задание, перевыполнить план, получить премию и оказаться на доске почёта. Кто-то менее ответственный валял дурака, ковыряясь в носу на своём рабочем месте. Некоторые чесали языком, делая вид, что обсуждают рабочие нюансы – ну типа как бы так технологию обойти, чтобы и деталька получилось и меньше делать понадобилось. А пару бедолаг вовсе успели в курилку смайнать через пятнадцать минут после обеда. Шустрики.

Помещение материальной кладовой находилось ровно там, где и сказал Михаил Елисеич. Едва заметная дверь в закутке перед поворотом в сортир. Уже здесь неприятно воняло дерьмом и можно только представить какого Вене кладовщику было работать в таких условиях. Наверняка от того дверь в кладовую была плотно заперта, несмотря на духоту. У кладовой стояло пару работяг, переминавшихся с ноги на ногу – токарь и фрезеровщик, их Саня прежде приметил и рожи запомнил.

Пельмень подошёл к двери в кладовую, хотел открыть, но фрезеровщик с красной потной рожей его опередил.

– Закрыто там.

– Че так?

– Че, ниче, Веня пока не открывает, – пожал плечами фрезеровщик.

– Он же всегда после обеда задерживается, – добавил токарь, ковыряясь в носу рукой, на которой отсутствовали сразу два пальца.

– А постучать не пробовали? – предложил Пельмень.

Токарь и фрезеровщик заржали. Ну а Саня стукнул трижды в хлипкую дверцу материальной кладовой, а потом на себя потянул. Ну и совершенно случайно сорвал щеколду, сила есть ума не надо. Дверь распахнулась. Веня (наверняка это был он, никого другого в кладовой не нашлось) от такой подачи аж со стула за малым не перевернул.

– Извините простите, – пробубнил Пельмень, косясь на поломанную дверь. – А мне спецовку получить, выдадите?

Веня оказался мужичком пенсионного возраста, который занимался тем, что в рабочее время собирал кубик Рубика. Хотя посмотрев на него пристальнее, Саня прикинул, что судя по всему Веня, собирая кубик, развивает моторику руки и старым выглядит потому, что его инсульт бедолагу пробрал – половина лица мужика отвисла.

– Орнел, блть пцан, – он как на идиота на Саню уставился.

Что Веня сказал Пельмень. Не разобрался, говорил тот будто с кашей во рту. И тотчас взяв ручку начал что-то писать на листике. Закончив вручил листик фрезеровщику. Тот зачитал.

– Слышь, молодой – Веня спрашивает ты не охренел?

Кладовщик выдернул листик и дописал.

– Щеколду кто чинить будет? – прочитал продолжение работяга.

Веня тотчас уставился на Пельменя своим единственным глазом, который шевелился и немного косил.

– Че он нормально сказать не может? – нахмурился Саня.

– У него врожденное заболевание с детства, – шепнул на ухо токарь. – Ты с ним поаккуратнее. Ему начальник разрешил обед на двадцать минут продлять, упражнения делать, как врачи советовали.

Вот блин. Саня переступил с ноги на ногу. Предупреждать о таком надо. Токарь и фрезеровщик похватали нужный материал заготовок, все сами нашли, сами же расписались в журнале. Ну и ушли, оставив Пельменя один на один с Веней.

– Вень, ты это, не обессудь, не знал, – Пельмень пожал плечами и извинился как мог. – По щеколде я с Елисеичем перетру, а ты если проблемы какие, суета где нарисовывается – обращайся, впрягусь. Я тут на практике.

Веня кивнул, взял лист и написав на нем, вручил Сане.

«Че хотел то», – было написано корявым почерком.

– Ну спецовку получить, туда-сюда, – ответил Пельмень, возвращая листик.

Веня окинул собеседника взглядом и снова начал писать: «ты бы ещё в домашнем халате пришёл… размер какой?».

– Хрен его знает, 60.

Веня заржал. Кивнул на вешалку, где висела спецовка.

– Щи, – выдал он, что видимо можно было интерпретировать как предложение поискать себе спецовку самостоятельно.

Саня от такого предложения отказываться не стал и пошёл к вешалке. Веня вернулся к своим манипуляциям с кубиком.

Спецовка на вешалке висела в разнобой, не по размеру ни разу. Причём ладно бы новая была, так нет – одно старьё ношеное-переношеное, явно с чужого плеча. Не то чтобы Саня особо жаждал в куртку кутаться по пятидесяти градусной жаре, но портить единственную нарядную рубашку тоже не хотелось. Поэтому поискав самый большой размер из предложенных, коим оказался 52 размер, Пельмень попытался напялить куртку на себя.

Маленькая, будь она не ладна. Налезть то налезла, а тесно – руки не сходятся, нормально по швам не опустить. Ну и на пузе не застегнуться – от пуговицы до пуговицы сантиметров по пятнадцать расстояние.

– Дядь, а по шире че есть?

Веня покачал головой.

Понятно. Не ну ладно, всяко лучше, чем в рубахе. Брюкам Сани повезло меньше – к куртке прилагались штаны, но их он даже не рискнул примерять. А ещё были ботинки. Пельмень в новом теле гонял с 46 размером ласты и нужный размер нашёлся сразу. Не то чтобы ходовой особо, но в наличии. Ботинки были громоздкими дерматиновыми, закрытыми полностью и ходить в таких по жаре значило устроить мини сауну для собственных ног. Но убивать туфли хотелось ещё меньше, чем рубашку, можно помучится с дискомфортом. Пельмень вспомнил как туфли скрипели о металлическую стружку, которой был устелен пол в корпусе и переобулся-таки.

Укомплектовавшись вернулся к Вене. Тот с улыбкой взглянул на Пельменя, показал большой палец и велел расписаться в журнале. Кивнул на ботинки и показал сверлящие движения большим пальцем.

Саня не понял ни хрена, но в журнале расписался. Напоследок Веня ему ещё очки защитные выдал и перчатки тряпочные.

На этом закончили – ушёл Пельмень, держа в голове, что надо попросить Елисеича щеколду глянуть, а то и в правду некрасиво получилось по незнанке.

Возвращаясь у верстаку, Пельмень заметил кореша того самого сварщика, с которым случился в медсанчасти мимолётный конфликт. Опаньки… видать в одном цеху придётся работать, ну ничего. Глядишь удастся между делом поинтересоваться у него, когда эта парочка собирается свои обещания исполнять. Работяга, запоздав маленько с обеда, кинул пропуск табельщице, которая к тому моменту давно разложила пропуска по ячейкам и отметила отсутствующих. К нему подошёл тот самый тип из курилки, который на обеде ставки собирал, и они о чем-то переговорили. Руки подали друг другу, разошлись.

Елисеич уже успел к этому времени место трудовое обустроить. Инструмент по местам разложил, шланг к воздушной магистрали присоединил. В патрон сверлильный конус вставил. Теперь работай не хочу. Приметил Саню.

– Во, теперь ты на человека хоть стал похож!

– Ну так. Че делать то, Михал Елисеич?

– Ща, мгновение!

Слесарь подключил к шлангу подачи воздуха дрель, вставил сверло восьмерку, и похлопал по столешнице верстака.

– Тапку положь.

– Зачем?

– Дырки проковыряем, вентиляция.

Пельмень припомнил вращательные движения Вени в кладовой – вон оно оказывается че. Ну и задрал ногу на верстак, благо растяжка после тренировок имелась теперь уже.

– Сапог сними, – засмеялся слесарь.

Снял, один-другой. Михал Егисеич отверстия просверлил, чтобы нога дышала, по кругу. Пельмень наблюдал с изумлением, тюнинг. А когда одел тапки обратно, почувствовал, что ноге стало куда легче дышать.

– Спасибо! Я думал париться придётся.

– Угусь. Ладно работничек, пока ты жопу в инструментальной мял, мастерок наш заходил, – Елисеич кивнул на ящик с детальками на верстаке, накрытый технологией. – Работу тебе первую подогнал.

– Че делать то?

– Ходь сюды, все объясню.

Пельмень подошёл. Слесарь странно так огляделся по сторонам, как будто смущаясь чего. Потом – опа, и аккуратненько железную финтифлюшку из ящичка достал.

– Берёшь напильник и аккуратненько заусенчик сбиваешь по краям.

Дабы подкрепить свои слова, Михал Елисеич взял напильник и плавными выверенными движениями посбивал заусенчик. Показал, что делать нужно.

– Понял? Это второй разряд, хоть и третий взяли моду писать в маршрутках. Справишься?

– Нех баловаться, – заверил Пельмень.

Ума много не надо заусенцы подпилить. Считай, как ногти маникюрной пилочкой подровнять.

– А технологию там поглядеть, чертёж? – решил уточнить.

– Ты давай делай, что велено, – Михал Елисеич наклонился к ученику и шепнул. – Это шабашка. Как заусенчики посбиваешь – домой пойдёшь.

– Понял. Михал Елисеич… А мне с шабашки сколько на карман причитается?

– Ишь ушлый какой, далеко пойдёшь…

– Давайте так, я там щеколду у Вени в кладовой навернул, глянете? А я пока че надо тут послесарю.

– Ты че к нему ломиться полез? – хохотнул слесарь. – Посмотрю, мне как раз в кладовую заглянуть надо. Ты только аккуратненько тут, не спеша. Я скоро вернусь.

И с этими словами слесарь потопал в инструментальную, оставив Саню один на один с целым ящиком деталек.

Пельмень покосился на ящик, взял технологию, полистал. Ну так и есть – точно шабашка, чертёж вставлен другой совершенно, ничего общего с детальками из ящика не имеет. Ну и хрен бы с ним, как расплачиваться договорились. А что именно делать, Пельменя особо не колышило, побыстрее управится лишь бы. Если существовал вариант скорее управится и слинять – хотелось бы таким вариантом воспользоваться.

Саня взял детальку, покрутил повертел, попробовал подрочить напильником – с одной стороны, с другой потёр. Также ловко как показывал наставник ни разу не выходило, тут приноровиться нужно. А деталек целый ящик, штук двести. Если на каждую столько времени убивать, до проторчишь тут до конца рабочего дня, а чего хуже в первый же день задерживаться придётся. Подумать бы как ускорить производство…

Саня огляделся и увидел, как неподалёку один из слесарей подошёл к херовине, смахивающей чем-то на стиральную машинку, которая вращалась с умеренной скоростью и издавала странные звуки. Слесарь машину выключил, открыл крышку, ну и высыпал на решётку внизу кучу мелких камней, а среди них – детали.

– Братское сердце, ты че такое мутишь?

Пельмень заинтересовался, подошёл ближе, глянуть.

– Галтовал, – буркнул слесарь не поднимая глаз и закидывая детальки в ящик. Гладенькие такие из барабана детали вышли, блестят.

– Эм… на хрена?

– Заусенцы посбивать, – как и большинство местных работяг этот был не особо расположен к разговору, взял ящичек и затопал к своему верстаку.

– Дядь, а на сколько барабан запускать?

– Полчаса с головой хватит! – ответил слесарь не оборачиваясь.

Бинго!

Саня довольно потёр руками. Ну а че, сейчас он свои финтифлюшки в барабан тоже побросает, прополоскает с камушками как следует, и дело в шляпе. Елисеич тоже жучара, хоть бы сказал, что такая опция есть. Вернувшись к верстаку, Пельмень взял свой ящик, приволок к галтовочному барабану, высыпал в него детали и следом камушки побросал. Крышку закрыл, болты прикрутил, ну и включил. Через секунду барабан начал трястись, снимая заусеничики с деталей.

Саня время засёк, вернулся к верстаку, предвкушая, что через какие-то полчаса отстреляется и встанет на лыжи.

Детали барахтались минут пятнадцать, когда подошёл Дмитрий Дмитриевич.

– Ну че Саня, как твои дела?

– Пока не родила, – Саня широко зевнул. – Жду, когда сваливать, у меня тренька в пять.

– Где Михал Елисеич? – мастерок огляделся.

– Да в материальной кладовой.

– А он тебе шабашку приносил?

– Ну так.

– Ты сделал?

– В процессе, – Пельмень кивнул. – Сказал, как сделаю – я свободен на все четыре стороны. Поэтому за мной не заржавеет.

– И… где детали? – насторожится мастер.

Пельмень кивнул на галтовочный барабан.

– Заусенчики сбиваем, Дмитрий Дмитриевич. Все как сказано делаю.

И тут стало видно прям как разгоряченная рожа мастерка бледнеет.

– Где?! – бывший боксёр аж подпрыгнул на месте.

И не дожидаясь ответа бросился к галтовочному барабану, остановил и вывалил детали и не на секунду не боясь перепачкаться в мутной водице, сунул туда руки. Даже рукава на рубашке засучивать не стал.

Ровно в этот момент из материальной кладовой возвращался Михал Елисеич – присвистывая себе что-то под нос. Завидев мастерка ковыряющегося в галтовке, слесарь резко остановился, оторопел. Ну и пулей бросился к барабану. Пельмень понял – что-то пошло не так…