Текст книги "Детектив, смартфон и шифер"

Валерий Гусев
Детектив, смартфон и шифер

© Гусев В., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2016

Глава I
«Здрасьте, я ваша тетя!»

И вот в одно прекрасное утро кончилось лето, и уже вечером пришла осень. Никакая не золотая, а пасмурная. Расплакалась, заморосила. Откуда-то налетел противный ветер, зачем-то закружил прилипшие к асфальту листья и погнал их, как метлой, вдоль улицы, швырнул на детскую площадку и куда-то умчался налегке.

– Прогуляться, что ли? – предложил Алешка, прислушиваясь, как барабанят за окном дождевые капли. – Перед сном полезно.

– Самое время, – сказала мама.

– И погода подходящая, – добавил папа.

– Только очень жарко, – всерьез возразил я.

– А я в шортах пойду, – успокоил нас Алешка. – И босиком.

Мы еще немножко похихикали и занялись важными делами – мама включила телевизор, папа развернул газету, я забубнил Некрасова: «… коня на скаку остановит, в горящую избу войдет».

– Зачем? – спросил Алешка. Он забрался с ногами в кресло со своим любимым Шерлоком Холмсом.

– Погреться, – ответила мама, не отрываясь от телевизора.

Алешка хмыкнул, пошелестел страницами и вдруг важно сообщил:

– Мне в голову мысль вошла.

– Поделись, – попросил папа из-за газеты, – пока она не вышла.

Алешка поделился:

– Я, оказывается, запросто могу стать гениальным сыщиком!

– Кто сказал? – спросила мама. – Крышкин?

– Шерлок Холмс! – И Лешка прочитал вслух: – «Три качества, необходимые гениальному сыщику: умение наблюдать, строить выводы и обладать знаниями». Все мои особые приметы.

– Далеко не все, – возразил папа. – Еще ты умеешь здорово подслушивать.

– И неожиданно оказываться там, – добавила мама, – где от тебя вреда больше, чем пользы.

– И врать классно умеешь. – Это Алешка от меня, от старшего брата, услышал. И совсем не обиделся, а наоборот – ему это польстило.

– И знаниями богат, – напомнил папа. – Семью семь – сорок семь, да?

– Это еще что! Я еще и угадывать умею, – пополнил Алешка список своих достоинств.

– Ну-ка, – предложил папа, – угадай, что сейчас будет? – И он, взглянув на часы, сложил газету, словно подсказывая, что сейчас пойдет спать.

Но Алешка подсказку не принял. Он сделал вид, что призадумался, сосредоточился и ляпнул:

– Щас кто-нибудь в гости заявится. Ждите какую-нибудь тетку из какой-нибудь деревни.

– Вот уж ни к чему! – испугалась мама. – Мне наша соседка Зинка сегодня уже пять раз надоела.

И тут же раздался звонок. Мама надела приветливую улыбку и пошла открыть дверь своей любимой соседке Зинке. Которая ей уже пять раз за день надоела.

Однако там, в прихожей, маму ждал сюрприз. Она радостно ахнула и зазвенела веселым голосом:

– Танечка! Вот радость! Раздевайся скорей, промокла вся.

Мы с папой переглянулись, а Лешка глазом не моргнул. Только буркнул:

– Я ж говорил: тетка из деревни.

Но это была не совсем тетка, хоть и из деревни. Это приехала девчонка Танька, с которой мы познакомились летом на даче. И с которой разыскали в болоте боевой танк Великой Отечественной войны, отбили его у жуликов, вытащили из леса и установили на постамент – как памятник нашим героическим предкам[1]1
  Об этом приключении Алешки и Димки читайте в повести «Болотный клад».


[Закрыть].

Танька нам всем очень понравилась, а наша мама в ней души не чаяла. И все время ставила Таньку нам в пример. «А вот Танечка так бы сделала». Или наоборот: «А вот Танечка никогда бы так не сказала». Мама восторгалась даже тем, что «Танечка каждое утро умывается и чистит зубы!» На что Алешка всегда с усмешкой возражал: «Таньки грязи не боятся».

Когда они летом сражались за танк, то очень крепко сдружились. Правда, все время друг друга подначивали. Наверное, потому что были очень похожи характерами (хоть Танька и немного, года на два, постарше): оба смелые и надежные. Вредные и нахальные. Как два воробья…

– Ну, – спросил Алешка, выходя в прихожую, – чего ты нам привезла?

– Алексей! – возмутилась мама. – Вот Танечка никогда бы так невежливо не спросила.

– А как бы она спросила? – не смутился Алешка – не в его правилах.

– А я бы спросила так. – Танька сняла мокрую куртку и отдала ее маме. – Я бы спросила: «Как ты доехала, Танечка? Сильно промокла? Наверное, и проголодалась? Как ты себя чувствуешь?» И еще бы я сказала: «Как я тебе рада! И как ты похорошела за это время!»

– Не слабо, – согласился Алешка. – Многовато только. Можно короче: «Как мы тебе рады, и что ты нам привезла?»

Мама всплеснула руками, папа усмехнулся. Конечно, Алешка был очень рад Таньке, но не такой он человек, чтобы показывать свои чувства. Тем более – девчонке.

– Я привезла, – сказала Танька, – кучу новостей и приветов. Но они все намокли.

Тут мама опять заахала и заохала, собрала ее мокрую одежду и повесила сушиться в ванной, а Таньке дала папин пушистый халат, который он терпеть не может и никогда не надевает. Танька запахнулась и подпоясалась. Алешка хмыкнул:

– Тебя надо сфоткать. И фотку твоим родителям послать.

– Ни в коем случае, – усмехнулся папа. – Они этого не переживут.

– Запросто, – ответила Танька. – Они у меня закаленные.

– Погнали на кухню, – предложил Алешка и подхватил ее рюкзачок с новостями и приветами.

Танька чуть подобрала полы халата, чтобы на них не наступать, и пошла, как принцесса в бальном платье.

Мама поставила чайник, а Танька стала выгружать на стол новости и приветы. Обращаясь в основном к Алешке:

– Это тебе пирог от меня. Это тебе варенье от бабушки. Это тебе мед от деда Степы, это молоко от Майки.

– Майка – это его очередное увлечение? – спросила мама.

– Майка – это бабы Лены коза. Алешке козье молоко очень понравилось.

У Алешки такое свойство – где бы он ни появился, его тут же хотят покрепче накормить. Что под руку подвернется.

– А ты чего вообще-то заявилась на ночь глядя? – вежливо спросил Алешка – в одной руке кружка с молоком, в другой – здоровенный ломоть пирога. – Соскучилась?

– А то! Прямо вся извелась без тебя. Нужен ты мне больно – я учиться приехала. Буду в лицей поступать.

– Тебе это надо? – искренне удивился Алешка. Для него учиться – даром время терять. – А в какой лицей? В танковый? Таньки танков не боятся, да?

– В художественный, – сказала Танька. – Художником буду.

– Вот еще! – фыркнул Алешка. – Учись лучше на балерину.

– Это почему? – Таньке стало интересно.

– Потому! Если будешь художником, все будут смотреть на твои картины, а не на тебя. А станешь балериной, все будут только на тебя любоваться и пальцем показывать. И приговаривать: «Это кто же такая хорошенькая? И как она доехала? И не проголодалась ли по дороге? И как она себя чувствует в доме Оболенских?»

– Пошел черт по бочкам, – усмехнулась мама. Она всегда так говорит, когда Алешку «заносит».

– Ваш Алешка, – совсем по-взрослому сказала Танька, – почти не изменился.

– Вредные не меняются, – объяснила мама.

– Жалко. А я ему хотела свои рисунки показать.

Оказывается, чтобы поступить в этот лицей, нужно сначала пройти конкурс. Представить свои рисунки – акварельные и карандашные. А уж комиссия из художников решит: допускать тебя к экзаменам или нет. Будут потом на твои картины пальцем показывать или лучше идти прямо в балерины.

– Ладно, – согласился Алешка, – показывай свои шедервы.

И все пошли в нашу комнату и уселись живописной группой на Алешкиной тахте. Разглядывать «шедервы».

Сначала Танька показала свои акварельные пейзажи, с которых так и повеяло прошлым летом. Я, конечно, не такой специалист, как Алешка, но мне эти картины очень понравились. Сразу было видно, что художник Танька писала их с любовью.

Вот наше любимое озеро, правда, в непогоду. Морщится от ветра, гнутся стебли камыша, даже слышно, как он шуршит. Набегают на песок волны, растекаются мутной пеной.

Вот наша любимая березовая роща. Так и кажется – чуть шагни в ее прохладную и тенистую глубину, тут же под ноги бросятся наперегонки стаи грибов.

Вот колышется под солнцем и облаками наше задумчивое разноцветное поле, и звенит над ним всякая птичья мелочь.

Вот наш любимый фургон со спущенными колесами, в котором мы с Алешкой жили летом. Он такой родной и близкий, что прямо захотелось снова оказаться под его доброй крышей.

Да, хорошие приветы привезла нам Танька.

– Это я рисовала, – объяснила она про фургон, – когда особенно без вас скучала.

На рисунке рядом с фургоном высилась наша любимая береза со скворечником, откуда торчала мышиная мордочка.

– Опять! – взвизгнул с возмущением Алешка.

Опять… В одно лето в скворечнике вместо скворцов поселилось семейство мышей-полевок. Но Алешка живо с ними расправился – переселил их в подвал нашего вредного соседа, который все время ворчал, что береза затеняет его грядку с клубникой, и грозился ее срубить (березу, конечно, а не клубнику).

– Ничего, – сказала Танька, убирая в папку рисунок. – Весной скворцы их выгонят.

Потом она стала показывать карандашные портреты наших летних друзей и знакомых. Получилось у нее очень похоже, все они узнавались с первого взгляда, но чего-то не хватало. Алешка очень внимательно эти портреты рассматривал, а потом взял свой карандаш и спросил Таньку:

– Можно?

Танька кивнула – она знала, что Алешка рисунок не испортит, а сделает его еще лучше.

– Это Рустам? – спросил Лешка.

Рустам. Или Рахим. Точно никто не знал. Продавец в нашем магазине.

– Я его сразу узнал. – Алешка прищурился и вытянул руку с листом подальше. – Только у него глаза другие.

– Какие? – удивилась Танька.

– Вот такие. – Алешка растянул глаза пальцами до узких щелочек. А потом чуть тронул карандашом рисунок.

– Здорово! – ахнула Танька.

Надо же – всего два штриха – и Рустам (или Рахим) ожил, засветилась в его узких глазах дружелюбная хитринка.

Алешка взял следующий рисунок – портрет дяди Юры. Это наш местный тракторист из деревни Пеньки. Он всегда немножко небритый и немножко лохматый. Очень хороший человек.

Еще пара штрихов, и дядя Юра тоже ожил. И сейчас, глядя на его портрет, очень многое можно было рассказать об этом человеке. Лицо задумчивого и растерянного добряка, который все время что-то забывает и не может вспомнить. Что-то теряет и никак не может найти.

А это наш дядя Боря, папин брат, танкист-полковник. Лешка всего лишь наметил морщинку возле глаза, а все тут же вспомнили, как дядя Боря говорит свою любимую приговорку: «Более-менее». «Боря, ты проголодался?» – спросит мама. «Более-менее», – ответит дядя Боря.

Тетя Зоя, жена дяди Юры, под Алешкиным карандашом вытянула губы в ниточку – сердится на мужа.

Тут Танька не выдержала и завопила:

– Лешка, ты волшебник!

– Ага, – лениво согласился Алешка. – Дед Мороз. Более-менее.

– Я буду твоя Снегурочка, ладно?

– По его характеру, – засмеялась мама, – ему Снежная баба нужна. – Она забрала Танькины рисунки, аккуратно собрала в стопочку и положила на стол. – Все, детишки, спать!

– Кто сказал? – спросил Алешка.

– Крышкин.

Этот неизвестный Крышкин почему-то всегда выручает нас, когда сказать нечего, а сказать хочется. Откуда он взялся, уже сейчас и не припомнишь. Кажется, Алешка его притащил.

– Кстати, – спросил я Алешку, – а как ты догадался, что Танька к нам приедет?

– Ты бы тоже догадался, – великодушно объяснил Алешка, – если бы она тебе об этом на мобильник сообщила.

Мама постелила Таньке в папином кабинете, но когда ушла, Танька потихоньку перебралась к нам, и мы еще полночи шепотом вспоминали наши боевые летние дела. Не догадываясь, что теперь нас ждут новые дела – осенние. Но тоже боевые…

Конкурс Танька благополучно прошла, рисунки ее похвалили, особенно портреты, и она начала сдавать вступительные экзамены. А мы продолжили свою учебу. Я – в девятом классе, Алешка – в третьем. Все у нас шло своим чередом, как всегда осенью, когда учиться еще не очень надоело. Правда, у Алешки начались проблемы с их учительницей Любашей. Так ее прозвали из-за детского роста и детского характера. Они оба были упрямые и часто спорили, как дети, доказывая свою правоту.

В этом учебном году разногласия у них начались, когда Любаша раздала по классу список книг для внеклассного чтения. Алешка пробежал по нему глазами; почти все из этого списка он уже давно прочитал, еще до школы, а любимые книги и не по одному разу. Но тут он наткнулся на одного знакомого автора и вычеркнул его фамилию красным фломастером.

– В чем дело, Оболенский? – спросила его Любаша.

– Я эту книгу читать не буду. Плохой писатель.

– Ну, не тебе судить.

– Почему не мне? – удивился Алешка. – Он же не для себя пишет книги. А для нас.

– Ну и чем же он плох? – Любаша была уверена в себе. Но она, видно, еще не совсем разобралась в Алешкином характере. – Чем он тебе не угодил?

– Много лишних слов у него.

Тут Любаша немного озадачилась. А Лешка спокойно объяснил:

– «Санька помахал рукой. Дядька топнул ногой. Тетка моргнула глазом».

– И где же тут лишние слова? – ехидно спросила Любаша.

– Рукой, ногой, глазом. Топают только ногой, моргают только глазами…

– Хватит, Оболенский, садись!

– Двойка во всю страницу, – проворчал Алешка, садясь. – Только не мне. Топнул глазом и моргнул ногой.

Любаша сердилась, класс веселился.

Дома Алешке немного попало от мамы за вредную запись в дневнике: «Весь урок спорил с учителем и отказался выполнить задание по внеклассному чтению».

– Леха, – сказал я ему, – с учителями можно спорить только на каникулах. Они тогда добрые и послушные.

– Ты сам добрый и послушный, – отрезал Алешка. – А у меня другие личные качества.

Упрямство, например. Что он и продемонстрировал буквально следующим днем.

Любаша, видно, на него обиделась и решила проучить в назидание всему классу.

– Оболенский, – сказала она, сдерживая улыбку, – ну как же можно так писать, ведь смешно. Вот, все слушаем: «Холмс вынул изо рта трубку, как старый гончий пес, услышавший зов охотника». Где это ты видел собаку с трубкой во рту?

Весь класс охотно рассмеялся.

– Так написано в книге, – Алешка насупился.

– Этого не может быть. Опять лишние слова?

– Так написано, – упрямо повторил Алешка и сердито засопел.

– Хорошо, – сказала Любаша, – покажи. Мы подождем.

Алешка сбегал в нашу школьную библиотеку и принес потрепанную книгу «Записки о Шерлоке Холмсе». Открыл нужную страницу.

– Прочти вслух.

– «Холмс вынул изо рта трубку», – звонко и бодро начал читать Алешка и запнулся.

– Дальше, дальше, – злорадно настояла Любаша.

– «…вынул трубку и насторожился, как старый гончий пес…»

– Ты пропустил слово «насторожился». По-твоему – лишнее? И получилась смешная ерунда.

– Так написано, – уперся Алешка. И добавил в духе Винни-Пуха: – Это неправильная книга.

– Хорошо, принеси завтра правильную. Или получишь за свой рассказ и за упрямство большую двойку.

Когда Любаша очень сердится на ошибки в письменной работе, она ставит за нее двойку красным фломастером на всю страницу. Такую двойку не стереть и не исправить.

На переменке к Алешке подошел Толстый Мальчик и с усмешкой сказал:

– Собака вынула изо рта трубку и…

Что дальше сделала собака, он договорить не успел – схлопотал в лоб. Но в долгу не остался. Оба получили по «неуду» за поведение на всю неделю, авансом, так сказать, про запас.

Толстый Мальчик – это такое прозвище одного Алешкиного одноклассника. Никто уже не помнил, что зовут его Левой. Он как пришел в первый класс Толстым Мальчиком, так и в третьем им остался. Наверное – до десятого.

Это прозвище случайно получилось. Его мама слишком заботливая и очень за сыночка беспокоится. И всех учителей замучила: «Вы уж приглядите за Левушкой, он такой неловкий». Вот так и получилось: «Так, построились. А где толстый мальчик? Так, выходим в рекреацию. А где толстый мальчик?..»

Алешка пришел домой с фингалом и злющий. И сразу же схватил любимую книгу. Это было другое издание – с лупой, зонтиком и револьвером на красной обложке. Быстро пролистал и фыркнул:

– Ну, и кто прав? И за что мне эти неприятности?

Папа взял у него книгу, прочел, засмеялся:

– Тут опечатка. Слово «насторожился» пропущено. Память у тебя хорошая, а внимания не хватает. «Холмс вынул изо рта трубку и насторожился, как старый гончий пес».

Тут как раз позвонила Любаша, жаловаться на Алешку. Папа ему подмигнул:

– За фингал ты уже отомстил – отомстим теперь за недоверие.

– Да, Любовь Михайловна, – сказал он в трубку, – неприятный инцидент.

– Вот видите! Алеше не хватает внимания.

– Любовь Михайловна, нам всем чего-то не хватает. Кому – внимания, а кому – терпения. Не расстраивайтесь из-за вашей ошибки. От них никто не застрахован.

– Какой ошибки, Сергей Александрович? Это Алексей ошибся.

– К сожалению, в данном случае он прав. Вот я вам прочту. – И папа прямо по книге прочитал эту злополучную ошибочную фразу.

Сначала было молчание. А потом:

– Этого не может быть!

– Любовь Михайловна, – притворно вздохнул папа, – полковник полиции не станет лгать по мелочам. И, кстати, Алексей тоже никогда не врет. Почти. Иногда только, ради справедливости. Он принесет завтра книгу, и вы в этом убедитесь.

– Есть, товарищ полковник.

– Отбой, – сказал папа и положил трубку.

– Молодец, полковник, – сказала мама.

Она немного недолюбливала Любашу за то, что та частенько придиралась к Алешке не по делу.

Танька на отлично сдала все экзамены, но пришла почему-то не очень веселая. Хотя и сказала, что ее зачислили в лицей.

– Вот, – сказала мама, – учитесь, как надо учиться!

Но тут Танька совсем погрустнела. И почему-то стала задумчиво собирать в рюкзачок свои вещи.

– Что такое, Танечка? – забеспокоилась мама. – Что-нибудь не так? И куда ты собираешься?

Танька сначала отнекивалась, что-то бормотала, а потом выяснилось: обучение в лицее бесплатное, но нужно внести плату за общежитие. А на это у нее денег нет. И у родителей тоже.

– Какое еще общежитие? – изумилась мама. И позвала: – Отец, Танечка собралась в общежитие! Что ты скажешь? Чем же ей там лучше, чем у нас?

– Интересно! – задумался папа. – А почему ты об этом меня спрашиваешь, а не Таню? Я в общежитие не собираюсь. Мне и здесь хорошо. А тебе, Татьяна?

– Более-менее, – улыбнулась Танька, незаметно смахнув слезинку с ресницы.

– А меня не надо спросить? – вмешался Алешка. – Она и так у меня полстола забрала! И вообще – достала!

– Ну, спрашиваем, – сказала мама.

Алешка сделал вид, что задумался. Потом спросил:

– Посуду вместо меня будешь мыть?

– Буду.

– В магазин вместо меня за хлебом будешь ходить?

– Буду.

– Уроки за меня будешь делать?

– Не слишком ли, Алексей? – притормозила его мама.

– В самый раз! Избу на скаку остановишь?

– А то! Была бы изба на скаку.

– Зашибись, – это вырвалось у мамы.

Вот так и получилось, что в нашу команду вошла еще и Танька. И, как оказалось, очень кстати. Потому что нашему гениальному сыщику, который умел наблюдать и подслушивать, очень скоро понадобились эти его личные качества. А Танькина помощь пришлась очень вовремя и кстати…

Глава II
Загадочная стена

– Все, – решительно сказал папа с улыбкой. – Вы мне надоели, уезжаю от вас в командировку.

– И далеко? – спросила мама с тревогой. Она не любит папины командировки. Она знает, какие они опасные у полковников полиции.

– В Европу, – уклончиво сказал папа.

Алешка понимающе покивал головой (вот и я от лишнего слова не удержался) и сказал:

– Европа – большой город.

– Кто сказал? Крышкин? – спросила мама.

– Большой знаток географии, – усмехнулся папа. – Но ты ему не верь.

Наш папа служит в Российском отделении Интерпола. Это такая международная организация, которая разыскивает международных жуликов. Сейчас папина группа «разрабатывает» одну банду мошенников – они похищают картины из частных коллекций для наших богачей, которые обосновались на всяких виллах в «большом городе Европе».

Дело это было непростое. Во-первых, сами обворованные коллекционеры редко обращались в полицию. Они опасались разоблачения – у них самих в коллекциях много краденых картин. А во-вторых, покупатели этих картин тоже ими не хвастались – вдруг кто-нибудь опознает украденный шедевр. Но у Интерпола много своей агентуры по всему свету, и папа надеялся напасть на след.

Мы пожелали ему удачи и помахали, как обычно, в окошко, когда он садился в машину.

Начались скучные дни без папы. Но мы старались не унывать. Алешка и Танька делали Алешкины уроки, мы с мамой по очереди ходили по магазинам, но избы на скаку не останавливали – не пришла еще пора. Тем более, что папа вернулся довольно скоро. Он рассказал, как им повезло. В маленьком городке на берегу большого Средиземного моря нашелся один богатенький Буратино, которому очень хотелось чем-нибудь похвалиться. Своей, как папа говорит, культуркой. Вот он и выставил в местной «Галерее современных искусств» краденый этюд знаменитого художника Шишкина. Этому любителю живописи совершенно одинаково было – что «Шишки на отдыхе», что «Мишки на сосне». Главное – прослыть знатоком и обладателем.

А дальше было просто – установили продавца картины, а через него вышли на всю банду.

Вечером за чаем папа рассказал о тех краях, где он побывал, и раздал нам местные сувениры. Маме он привез каменный кулон на цепочке с изображением какой-то греческой богини – хранительницы домашнего очага.

Мама тут же повесила ее на шею и прокомментировала:

– Покровительница домработниц.

Алешке он вручил настоящую старинную лупу.

– Мне сказал торговец, – объяснил папа, – что это лупа самого Шерлока Холмса. Он когда-то потерял ее на берегу моря.

– Наверное, когда лаял, как охотничья собака, – сказала мама.

Но Лешке эта лупа очень понравилась. На деревянной ручке, покрытой потрескавшимся лаком, в позеленевшем медном ободке. Правда, стекло ее было такое мутное от времени, что через него не только книжный текст, а даже номер машины не разберешь.

Тем не менее Алешка тут же припрятал ее в папин стол, где уже хранился еще один замечательный сувенир – точная копия револьвера Шерлока Холмса. Ее подарили папе в Скотленд-Ярде. Револьвер был совсем как настоящий, только стрелял специальными холостыми патронами. Но с огнем из ствола и грохотом на всю округу.

Он уже однажды сослужил Алешке добрую службу.

Он был один дома, когда раздался звонок:

– Сантехники! Открывай, пацан, батареи будем менять!

– А вот нет! – решительно ответил Алешка. – Я один дома и дверь не открою.

Тут они стали названивать и барабанить ногами в дверь:

– Отпирай сейчас же! Весь подъезд от отопления отключен. Не задерживай!

«Ладно, – решил Алешка, – вам же хуже», – и открыл дверь.

Сантехники, гремя сапогами, разошлись по всей квартире осматривать батареи. Алешка сразу же сообразил, что они ищут спрятанные семейные ценности, и когда они вернулись в прихожую, где оставили (для вида) свои инструменты, то вдруг увидели в руке безобидного мальца здоровенный черный револьвер. И мигом вылетели на площадку.

Алешка запер дверь и позвонил в полицию. Очень быстро пришел наш участковый и… отругал Алешку. Потому что это были никакие не грабители, а самые настоящие сантехники. Батареи менять они нам категорически отказались, а папа после этого случая стал запирать ящик с револьвером на ключ. Но это – ерунда, у нас этих ключей полная кладовка, в ящике с инструментами. Но меня никогда не покидала мысль, что этот, совсем как настоящий, револьвер когда-нибудь нас здорово выручит. И вовсе не от нападения сантехников в сапогах…

Мне папа подарил одноглазую подзорную трубу, тоже старинную.

– В нее, наверное, – сказала мама, – адмирал Нельсон смотрел на морские сражения.

Самый ценный сувенир достался, конечно, Таньке – деревянная палитра, вся в древних трещинах.

– Торговец сказал, – похвалился папа, – что она принадлежала самому Леонардо да Винчи.

– Ага, – сказал Алешка, – он на ней колбасу резал.

Но Танька была в восторге. Она сразу же повесила эту палитру над тахтой в кабинете и воткнула в дырку для пальца самую красивую кисть.

– Натюрморт, – оценил Алешка. – Со Средиземной барахолки.

Позже выяснилось, что он не ошибся. В городке этом, где папа ловил своих жуликов, всегда было много художников. И местные мастера приспособились оформлять разделочные доски под палитры – так они хорошо продавались. Добавлю еще, что в скором времени эта деревяшка перебралась на кухню. И мама стала использовать ее по назначению. И овощи с этой доски плюхались в кипящую кастрюлю в очень красивом виде. В художественном беспорядке.

– Искусство, – говорил при этом папа, – облагораживает даже чистку картофеля.

Когда мы разобрались с папиными дарами, он показал нам несколько снимков. Конечно, не оперативных. А таких… туристических. Со всякими видами на море и памятниками старины.

– Вот это, – сказал папа про очередной снимок, – та самая «Галерея современных искусств», где мы обнаружили этюд Шишкина.

На снимке был такой длинный коридор, увешанный картинами, а на переднем плане разговаривали наш папа и какой-то иностранный офицер очень высокого роста.

– Это инспектор Скотленд-Ярда, – объяснил папа.

– Лестрейд? – резво проявил Алешка свои знания рассказов о Холмсе.

– Почему это обязательно незадачливый Лестрейд? – обиделся папа. – Это очень толковый инспектор Джон Смолл.

– Какой же он «смол», – ехидно возразил Алешка. – Он даже выше тебя.

– Никогда не суди человека по его фамилии. Я знаю еще одного талантливого инспектора. Его фамилия Фул. Ясно?

– Более-менее. – Что такое «фул» по-английски, даже первоклассник знает.

А Танька почему-то все внимательнее вглядывалась в этот снимок. Словно что-то хотела там разглядеть непонятное.

– Дядя Сережа, подарите мне эту фотку, – вдруг попросила она. – Вы на ней такой симпатичный.

– Сережа везде симпатичный, – сказала мама, разглядывая фотографию. – Хотя здесь… пожалуй, в самом деле неплохо выглядит. Особенно на фоне этой дикой стены.

Гладкая белая стена уходила куда-то в необъятную даль. И вся была, как разноцветными обоями, увешана картинами. Современными такими – черными квадратами и красными треугольниками, которые всем давно уже надоели. Нормальные картины попадались редко, случайно затесались.

На фоне этой мешанины инспектор Смолл и наш папа выглядели особенно симпатично.

Папа с мамой остались на кухне – пить чай дальше и разговаривать, а мы пошли в свою комнату.

– Лешк, – сказала вдруг Танька, – давай свою волшебную лупу.

– Хочешь получше дядю Сережу разглядеть? Держи.

Танька взяла лупу и стала разглядывать снимок, потом вернула ее Алешке.

– Она у тебя какая-то мутная.

– А у тебя и такой нет! – обиделся Алешка. – Что ты там разглядываешь?

– Вот, видишь, две нормальные картины?

– Ну! Пацан какой-то и тетка. А чего там подписано?

В нижних уголках рам были пришпилены карточки с названием картин и автора. Только никак не разобрать, очень мелко. К тому же стена уходила вкось, и картины смотрелись как-то боком.

– Никак не разберу, – пробормотала Танька.

– Тебе это надо?

– Надо! – решительно сказала Танька. – Очень надо!

Как сказал бы Буратино, здесь какая-то тайна.

– Дим, – сказал Алешка, – тащи свой одноглазый телескоп. – Он прикнопил снимок к полке и отступил на несколько шагов.

Танька взяла подзорную трубу и уставилась на снимок.

– Так я и знала, – прошептала она. – «Мальчик со скейтом» и «Биатлонистка». Только вот художника не разберу. Какой-то Чушкин, что ли?

Алешка взял у нее подзорную трубу и подтвердил:

– Точно: Чушкин! Или Кашкин!

– Более-менее! – высказалась Танька. – Мне надо знать точно. Здесь какое-то очень плохое дело. Вот если бы эти портреты немного развернуть и увеличить…

– Легко, – сказал Алешка. – У папы есть одна сотрудница, рыжая такая…

– Дяде Сереже пока не надо говорить.

– А я и не собирался, – фыркнул Алешка. – Больно надо! Завтра я ей звякну и распоряжусь.

Танька вопросительно глянула на меня. Я кивнул:

– Звякнет и распорядится. Тетя Женя его побаивается.

– Так! – Распахнулась дверь, и появилась мама. – По очереди в душ и – спокойной ночи.

– Я свою очередь Таньке уступаю, – расщедрился Алешка. – Чего я в душе не видел!

– Воды и мыла, – отрезала мама. – И, по-моему, уже очень давно. – Тут она увидела приколотую к полке фотографию папы и Смолла и одобрила: – Хорошо смотрятся.

– Стараемся, – сказал Алешка.

– Иди стараться в ванной.

Тетя Женя работает у нашего папы в научно-техническом отделе. Они там делают всякие экспертизы, составляют на компьютерах разные оперативные программы, устанавливают неустановленных граждан и разыскиваемых лиц. Тетя Женя очень хороший специалист, папа ее очень ценит, а с Алешкой они большие друзья.

Как только мы пришли из школы, Алешка ей сразу же позвонил на работу:

– Теть Жень, вы тайны любите?

– Вообще-то не очень. Они мне уже поднадоели.

– А я люблю!

– Понятно, – вздохнула тетя Женя. – И что тебе надо?

Алешка объяснил.

– Не вопрос. Пришли мне снимок по электронке.

– А я не умею.

– Так я и поверила. Самолетом управлял, поезд водил, экскаватор по всему району гонял, а компьютер…

– Папа не велит, – перебил ее Алешка.

– Я его понимаю. Тогда вот что. Я сегодня в вашем районе буду, подходи со снимком. – И уточнила: – Сергей Александрович не должен об этом знать?

– Какой Сергей Александрович?

– А у тебя их много?

– А! Полковник Оболенский? Конечно, теть Жень, это ему сюрприз.

– К Новому году? Или ко Дню полиции?

– Как получится.

– Ладно, к трем часам к Дому туриста подходи.

Алешка быстренько сунул снимок в ранец. И вовремя – пришла мама из магазина.

– Привет, – сказала она. – Какие новости в школе?

– Старые, – нехотя отозвался Алешка.

– Понятно. И куда ты собрался?

– В школу. Меня после уроков оставили.

– А почему ты дома?

– Отпустили пообедать.

– Достукался, – огорчилась мама.

– Ага, – согласился Алешка. – Перестарался. Я пошел?

– Иди. Отбывай наказание.

Алешка вернулся довольно быстро, подмигнул мне (глазом или ногой), мол, порядок, и уселся за стол.

– Ты что? – удивилась мама.

– Обедать.

– Ты же уже обедал.

– Проголодался. Нельзя, что ли?

– А вот Танечка…

– Никогда не обедает, – по-своему закончил Алешка мамину фразу. – Фигуру стережет. А зачем художнику фигура? Не балерина же.

– Я хотела сказать, что балерина руки перед едой моет.

– Какая балерина, мам?

– Художница.

– И художница тоже руки моет? А фигуру не бережет. А вот балерина…

В руках у мамы был половник. И как она удержалась? Наверное, потому что Алешка вовремя «заткнул фонтан».

Тут пришла из лицея Танька. Балерина-художница.

– Ща руки пойдет мыть, – сказал Алешка, – а потом будет фигуру беречь.

Он угадал: Танька помыла руки и на мамин вопрос ответила:

– Спасибо, я не проголодалась.

– Вот! – сказала мама. – А некоторые по два раза обедают, лишь бы уроки не делать.

Если бы вдруг Танька отказалась, например, спать по ночам, то мама, конечно же, нас упрекнула:

– Вот! Некоторые дрыхнут до полудня, а Танечка – молодец! – третью ночь не спит.

А Лешка бы добавил:

– И руки по ночам не моет. И головой не топает.

После обеда мама ушла поболтать к соседке Зинке, а мы втроем уселись на Лешкиной тахте обсуждать сами не зная что. Потому что Танька вернулась домой еще более задумчивой, чем уходила.