Текст книги "Улица Чехова"

Горный профессор

В «Ведомости о доходах дома» № 5 за 1912 г. наше внимание среди владельцев привлек тайный советник Александр Евгеньевич Лагорио, проживавший в шикарной квартире № 3, состоявшей из 9 комнат и 3 людских.[394]394
  Там же.


[Закрыть]

Эта фамилия хорошо известна в художественном мире, но Александр Евгеньевич принадлежал к миру научному. Дополнительную информацию о нем мы почерпнули из «Адрес-календаря» на 1912 г. и адресной книги «Весь Петербург» за тот же год. Среди его почетных и научных званий – заслуженный профессор, член-корреспондент Императорской Академии наук, а среди занимаемых им должностей – член Горного ученого комитета, управляющий отделом и председатель совета по учебным делам Министерства торговли и промышленности. Сам же Александр Евгеньевич Лагорио больше всего гордился тем, что внес большой вклад в развитие горного дела в России и в подготовку кадров для этой промышленности.

Дав общий обзор культурной жизни улицы, сосредоточимся теперь на богатейшей истории суворинского дома, сыгравшего выдающуюся роль в культуре Петербурга.

Литературный парламент

Алексей Сергеевич Суворин прошел «суровую школу чернорабочего в газетном деле». Писатель, историк, журналист, газетчик, театральный деятель, художественный критик, редактор, издатель, предприниматель, репортер, идеолог, общественный деятель, короче – основатель и «президент» огромного и сложного организма, который один из газетчиков остроумно назвал Государством Суворина. Он был другом Н.А. Некрасова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, И.Н. Крамского и многих, многих известнейших людей второй половины XIX – начала XX вв., одной из самых ярких фигур нескольких исторических периодов, пережил почти всех своих великих современников и остался для нас едва ли не самой загадочной личностью. Ни в одном из энциклопедических справочников и учебников ему не уделено должного внимания, пожалуй, ни об одном из крупных деятелей русской литературы за последние десятилетия не было сказано столько тенденциозных, ошибочных, а порой и просто оскорбительных слов. Современники же Суворина, в том числе и те, которые критически относились к его деятельности, чрезвычайно высоко ставили его талантливость, искренность, душевную молодость и такие замечательные человеческие качества, как доброту, отзывчивость, щедрость.

А.С. Суворин, сын крестьянина-солдата, затем штабс-капитана, участника Бородинского сражения, был выпускником Воронежского кадетского корпуса, работал учителем уездного училища. Там же, в Воронеже, опубликовал свои первые рассказы («Гарибальди» и др.). Перебравшись в Москву, Суворин стал писать популярные книги для широкого читателя по истории России. Его рассказы и очерки появились в «Современнике», в журнале Л.Н. Толстого «Ясная Поляна», в «Отечественных записках». С 1863 г. Алексей Сергеевич жил в Петербурге, выступал как беллетрист, рецензент, фельетонист. В романе «Всякие» (1866 г.) сочувственно изобразил Н.Г. Чернышевского. В русскую литературу той поры вошел как писатель-демократ, мастер фельетона под псевдонимом «Незнакомец».

В 1876 г. Суворин совместно с Владимиром Ивановичем Лихачевым приобрел газету «Новое время» (выходила с 1868 г.), основную деятельность редакторы сосредоточили на издании газеты, которая благодаря исключительному трудолюбию и энергии Суворина стала едва ли не самой популярной и влиятельной не только в Петербурге, но и во всей России. С 1869 г. она выходила ежедневным тиражом в 60 000 экземпляров.[395]395
  Соловьева И., Шитова В. А.С. Суворин: портрет на фоне газеты. Вопросы литературы. 1977. № 2. С. 162–199.


[Закрыть] Это была политическая и литературная газета; с 1881 г. у нее два издания – утреннее и вечернее; с 1891 г. – еженедельное иллюстрированное приложение.

Менее трех лет продолжалось сотрудничество в «Новом времени» Суворина и Лихачева, по существу оно было формальным. Очевидно, Лихачев вместе с Некрасовым и Салтыковым-Щедриным содействовал приобретению Сувориным этой газеты, которая до 1868 г. редактировалась второстепенными литературными деятелями, часто сменявшими друг друга. В первые годы редакция помещалась в старой квартире Суворина на Малой Итальянской (ул. Жуковского), 47. Там же находилась и типография, контора газеты помещалась на Невском пр., 38.

А.С. Суворин. Портрет работы И.Н. Крамского

В.И. Лихачев

Совладелец Суворина В.И. Лихачев – правовед, известный судебный деятель, в 1880-е гг. – городской голова. Весьма интересной личностью была жена Владимира Ивановича Лихачева – Елена Осиповна, литератор, автор жизнеописаний Яна Гуса и Лютера, сотрудник «Отечественных записок», где печатались ее статьи по женскому вопросу, занималась переводами и выпустила ряд популярных изданий.

Первое время в суворинской газете сотрудничали Н.А. Некрасов и М.Е. Салтыков-Щедрин, наиболее активным автором был сам Суворин. В годы Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. он военный корреспондент своей газеты, занявшей патриотическую позицию, что обеспечило поддержку правительства.

В нем не было самодовольства, позерства, журналистского снобизма, что выгодно отличало его от многих газетчиков и журналистов. Он в полном смысле слова жил интересами газеты: «Я люблю свою газету больше семьи своей, больше своей жены…».[396]396
  Розанов В.В. Уединенное. М., 1990. С. 119, 120.


[Закрыть] Недаром современники ставили его рядом с Иваном Федоровым.

В 1891 г. газета уделяла внимание новым явлениям в искусстве, архитектуре, науке. Суворин приучал сотрудников (их было около 70, не считая так называемых нештатных) гордиться достижениями страны, интересоваться наукой, экономикой, политикой, от него можно было услышать интересные суждения обо всем, чем жило общество, он радовался открытиям Д.И. Менделеева, В.М. Бехтерева, привлекал их к сотрудничеству. Так, в 1896 г. в газете публиковались материалы Д.И. Менделеева о Всероссийской художественно-промышленной выставке в Нижнем Новгороде.

В помещении редакции, находившемся на первом этаже, частыми были споры. Каждый мог свободно высказывать свое мнение, которое порой не совпадало с мнением Суворина, и он не без гордости утверждал, что его газета – «литературный парламент». Парижским корреспондентом был революционер, участник процесса 1913-х гг., бежавший из сибирской ссылки И.Я. Павловский (1853–1924). Здесь говорили о «Мире искусства», модерне, о русских революционерах, причем сам Суворин выше всех ставил декабристов.

В 1890 г. он опубликовал два совершенно разных отзыва о «Крейцеровой сонате» Л.Н. Толстого – восторженный и резко критический, что говорило о постоянной внутренней борьбе Суворина с самим собой.

Самобытный писатель, публицист и философ В.В. Розанов, много и мучительно размышлявший о судьбах России и русского народа, назвал Суворина «Ломоносовым русской ежедневной прессы».[397]397
  Письма А.С. Суворина к В.В. Розанову. СПб., 1913. С. 40.


[Закрыть] Розанов относился к Суворину с большой любовью и написал о нем самые теплые, трогательные слова.

Многими сторонами своей страстной натуры Суворин напоминал также Савву Морозова и других энергичных и патриотически настроенных деятелей эпохи. Среди них – знаменитый московский издатель Иван Дмитриевич Сытин, любивший бывать у Суворина в Эртелевом переулке. Встречались они и в Москве. Сытин лучше других понимал одиночество и терзания Суворина в связи с издательским делом, в частности с подпиской на газету, с отходом некоторых авторов. Сам Суворин называл это «болезнью духа». Тревожили его, конечно, не столько денежные дела, сколько усложнявшиеся взаимоотношения с редакцией, сотрудниками, порой и разногласия. Поэтому столь высоко ставил он Алексея Петровича Коломнина, своего зятя, ведавшего всей хозяйственной частью газеты, человека сдержанного и тактичного, хорошо влиявшего на него.

Литературно-критический отдел газеты возглавлял Виктор Петрович Буренин (1841–1926), едва ли не ежедневно бывавший в доме Суворина. Его пародии и эпиграммы читал весь Петербург, многие знали его стихотворения наизусть.

Выпускник Архитектурного училища, сын архитектора, внук крепостного, Буренин в молодости сотрудничал в «Колоколе» А.И. Герцена, писал фельетоны, стихи, драмы, переводил (его называли корифеем переводной поэзии), публиковал свои произведения в «Современнике» и «Отечественных записках», был прекрасным стилистом. Писатель-демократ начала 1870-х гг., Буренин стал ведущим публицистом «Нового времени». А.П. Чехов говорил «что многими нелюбимый Буренин способен будоражить, вызывать одобрение или гнев, но не оставлять равнодушным», он даже коллекционировал его эпиграммы, считая их лучшими произведениями автора. В то же время Антон Павлович хорошо знал истинную цену человеку с «игривым», по словам И.С. Тургенева, пером: «Обличать умеет каждый газетчик, издеваться умеет и Буренин, но открыто презирать умел один только Салтыков. Две трети читателей не любили его, но верили ему все. Никто не сомневался в искренности его презрения».[398]398
  Чехов А.П. Полн. собр. соч.: В 18 т. М., 1949. Т. 14. С. 365.


[Закрыть] Эти слова из письма Чехова к его духовному наставнику А.Н. Плещееву (1889 г.).

А что же Буренин? Увы, критическое отношение писателей разных поколений сопровождало его всю жизнь.

В.П. Буренин

С 1890-х гг. субъективизм стал преобладать в его оценках. Критические стрелы Буренина все чаще стали попадать совсем в другие цели – в передовых деятелей литературы и искусства, и Суворин вынужден признать, что «Буренин литературу презирает и глумится над нею».

Так, в начале XX в. Буренин обрушился на новые направления в искусстве, в частности на «Мир искусства». С этими же явлениями порой сражался и В.В. Стасов, однако в его критике не было той скандальности, которая часто сопровождала Буренина. Поистине символично, что после одного из оскорбительных для «декадентов» в 1899 г. выступлений Буренина в «Новом времени» к нему явился С.П. Дягилев и устроил скандал. Только после этого нападки на «Мир искусства» прекратились. Дягилева поддержал В.А. Серов, в эти годы связанный с «Миром искусства». Казалось бы, инцидент исчерпан, но…

Отношения Суворина и Буренина были чрезвычайно сложными. Доверив опытному автору важный раздел газеты, Суворин вовсе не отождествлял себя с Бурениным да и с самой газетой, а в ответ на замечания оппонентов говорил, что в его газете каждый имеет возможность высказаться. Позиция эта представляется очень уязвимой – нередко сам редактор и издатель устранялись от руководящей работы, и со страниц газеты раздавалось немало фальшивых звуков. Буренин, пользуясь слишком большой властью в редакции, часто шел против Суворина, особенно в своих «Критических очерках» (выступал под псевдонимом «граф Алексис Жасминов»), постоянно печатавшихся в газете. В значительной степени именно его публикации определяли отрицательное отношение части читателей к газете.

Однако, признавая сегодня справедливость резких высказываний о нем, стоит задуматься о психологическом и социальном портрете этого человека, о его пресловутом «бойком пере» говорили многие, как и о его феноменальной плодовитости. Противник Виктора Петровича, Н.К. Михайловский посвятил ему объемистую и, откровенно говоря, трудночитаемую и малоинтересную статью «О г. Буренине» (сочинения Н.К. Михайловского, СПб., 1897. Т. 6. С. 415–435).

Буренин не придумал ничего лучшего, чем взглянуть на него свысока, отказал ему даже в литературных способностях, у него не хватило интуиции увидеть большой талант Чехова, который для него – лишь один из многих литераторов своего времени. Михайловский, конечно, прав, называя его полемистом по своей природе, мастером пародии, но только ли им он был? Неужели проницательный и чуткий к талантам Суворин многие годы сотрудничал с заурядной личностью? Выше уже говорилось об архитектурном образовании В.П. Буренина, архитектором был и его отец.

Сам литератор начинал как архитектор строительными работами в Калужской губернии, а перебравшись в Петербург, участвовал в возведении одной из крупнейших и лучших больниц города и страны – хирургической клиники Я.В. Виллие на углу Боткинской улицы и Большого Сампсониевского проспекта (автор проекта – военный инженер К.Я. Соколов, 1865–1872 гг.). Буренин не стал зодчим, но совершенно бесспорно, архитектурно-художественное образование и, пусть небольшой, опыт в строительном деле сыграли не последнюю роль в формировании своеобразного и одаренного, хотя и не ровного критика. Это, быть может, в какой-то степени объясняет, почему же он стал (вопреки брюзжанию Михайловского) корифеем переводной поэзии, причем, сохраняя прелесть первоисточника, он творчески подходил к переводу, владея «в совершенстве русской речью». Он автор либретто к операм П.И. Чайковского («Мазепа»), Ц.А. Кюи («Анджело»), драм («Медея», совместно с А.С. Сувориным и др.), в которых играли Ермолова, Савина, Федотова и прочие примы театра.

Будучи правой рукой Суворина и в газете, и в театре, Буренин, конечно, допускал немало просчетов, что вызывало резкую критику у самого издателя, но тот, несмотря ни на что, поддерживал острого и нередко строптивого сотрудника, лучше других зная его человеческие качества: «Злой в критике, но необыкновенно добрый и деликатный человек в жизни. Я много раз это испытал». Эта запись, сделана Сувориным не для публикации, а для себя.

И, наконец, самое, быть может, важное в наше сумбурное время – переоценка ценностей, свержения кумиров и авторитетов: отношение Буренина, а вместе с ним и «Нового времени» к современному искусству, ко всему тому, что сегодня называют Серебряным веком. Дело в том, что в 1900-е гг. он резко выступил против новых течений в искусстве, в частности против «Мира искусства», на эти же явления с иных позиций обрушивался и В.В. Стасов. Печатная и устная полемика, противостояние враждующих лагерей порой принимали скандальный характер, хотя время в значительной степени сгладило остроту этих противоречий. На рубеже веков, как и сегодня, было довольно четкое разделение литературы и искусства по лагерям, кланам, идейным и иным соображениям. Деятели «Нового времени», как правило, не печатались в «Отечественных записках», а художники «Мира искусства» пренебрежительно смотрели на стареющих передвижников и не пускали в свой клан инакомыслящих. Появилась так называемая обывательская «улица» в литературе, нечто вроде нынешней «массовой культуры». Щедрин, например, ревниво оберегал свой журнал «Отечественные записки» от этой «улицы», Суворин, наоборот, называл свою газету «парламентом мнений», привлекал высокими гонорарами. Газета, во многом усилиями Буренина, претендовала на роль руководителя общественного мнения. Борьба лагерей и кланов была суровой и порой беспощадной, как любая литературная борьба в России. Острые стрелы могли поразить каждого, так было и с известным скандалом, «героями» которого явились Буренин и один из идеологов «Мира искусства» С.П. Дягилев (по Сурикову – «Гадилев»).

В действительности все обстояло гораздо серьезнее. За внешней резкостью, даже скандальностью современники, даже такие чуткие и проницательные, как Серов, конечно же, не могли разглядеть рационального зерна буренинской критики. Сегодня, зная долгие и противоречивые пути искусства XX в., мы можем понять и правоту Буренина, справедливо опасавшегося влияния декадентства во всех его проявлениях. Он уловил его опасность для будущего развития искусства, те негативные тенденции, которые в предреволюционные годы в конце концов завели его в тупик. В потоке формальных экспериментов, во всевозможной «клубничке» тонули здоровые силы искусства. Буренин, имея архитектурное образование и многолетний творческий опыт, наверно, не хуже дилетанта западного покроя Дягилева разбирался в искусстве, в тонкостях рисунка, цвета, композиции… Выступал против засорения русского языка, литературной речи. А главное, конечно, его полное неприятие антирусских, антинациональных тенденций, укоренявшихся в искусстве, в том числе и в объединении «Мир искусства». Поэтому и не следует отвергать голословно позицию «нововременской печати», далеко не однородной.

Помимо Буренина в работе редакции активно участвовали другие видные литераторы. Много лет, почти до смерти в 1895 г., трудился крупный прозаик С.Н. Терпигоров (Атава), который вел постоянный раздел «Воскресный фельетон» (опубликовал около 600). Его очерки, посвященные жизни городских окраин, провинции и деревне, пользовались очень большой популярностью. Именно он, по воспоминаниям другого видного литератора – И.И. Ясинского, обратил внимание Суворина на молодого писателя А.П. Чехова. Суворин высоко ценил Терпигорева за удивительную работоспособность, обязательность, лаконичность языка. Жанр короткого рассказа в «Новом времени» был едва ли не самым почитаемым.

Большую часть своих блестящих и выразительных очерков опубликовал в «Новом времени» И.Ф. Горбунов, известный всему Петербургу актер Александринского театра, мастер короткого рассказа и устной импровизации. Суворин, как и все члены редколлегии, обожал талант этого человека, любил слушать полные тонкой наблюдательности его драматические сценки народной жизни.

Н.С. Лескова более всего сближала с Сувориным привязанность к богато одаренным людям из народа, у обоих было удивительное чутье на таланты. Будучи знакомы с 1860-х гг., в 1879–1889 гг. Лесков сотрудничал в газете в качестве публициста, а в 1889–1890 гг. Суворин издал его собрание сочинений, что было довольно смелым шагом, если учесть чрезвычайно сложное положение замечательного писателя в литературе той поры. Почти весь тираж шестого тома уничтожили по распоряжению цензуры за его антиклерикальный характер. Их отношения были сложными – они ссорились и сходились снова…

Популярный писатель 1890-х гг. И.Н. Потапенко выступал на страницах газеты со статьями о творчестве И.А. Бунина, А.П. Чехова и других современных писателей.

С 1879 г. в «Новом времени» стал печататься М.И. Пыляев, известный краевед, историк Петербурга, вошедший в состав редакции.

Писатель и публицист А.В. Амфитеатров в 1891–1899 гг. вел в газете рубрику «Москва. Типы и картинки», талантливый поэт К.М. Фофанов с конца 1880-х гг. до кончины в 1911 г. – постоянный сотрудник «Нового времени», более всего обязан Суворину своим материальным благосостоянием.

Любимцем Суворина был широко известный театральный критик, драматург, журналист, друг Ф.И. Шаляпина и Мамонта Дальского Ю.Д. Беляев. С 1890-х гг., будучи театральным рецензентом газеты, членом редколлегии, Суворин справедливо считал Беляева своим преемником в деле театральной критики, остроумным рецензентом.

Сам Алексей Сергеевич публиковал в газете свободные по форме, живые, непосредственные «письма» о художественной литературе, о русских писателях, обращенные к «читателю-другу», то есть рассчитанные на столь же искренний и непредвзятый отклик.

Важнейшую роль в делах «Нового времени» с 1899 по 1917 г. стал играть писатель, философ, публицист Василий Васильевич Розанов (1856–1919), книги которого после долгого забвения сегодня возвращаются к читателю. Суворин, чуткий ко всему новому, оригинальному, «открыл» этого на редкость богато одаренного человека, который бывал у него почти ежедневно и, вдохновленный беседой, спешил домой на Шпалерную ул., 39.

Более того, зная о его тяжелом материальном положении, необходимости содержать большую семью, заботливый редактор дал ему возможность спокойно, не разбрасываясь, заниматься исключительно литературным трудом. Он писал о религии, природе, семье, истории, социологии, философии… В типографии Суворина издавались книги Розанова. До конца дней своих, многое пережив и во многом разуверившись, Розанов сохранил самую сердечную привязанность к Суворину, берег память о нем. Их дружба и сотрудничество – одна из светлых страниц в истории взаимоотношений русских писателей на рубеже XIX–XX вв.

В.В. Розанов

Ведущим публицистом «Нового времени» с 1901 по 1917 г. был благородный и честный Михаил Осипович Меньшиков (вел рубрику «Письма к близким»), мужественно выступавший против крайне левых и крайне правых, против террора, лжи, анархии, развала государства. Именно за эти статьи его расстреляли троцкисты в 1918 г.

Имя этого человека почти не встречается даже в специальной справочной литературе. Между тем это один из самых выдающихся русских журналистов, противостоявших утратившей национальное самосознание части интеллигенции начала XX в., все больше и больше переходившей на прозападные позиции, чем был особенно близок Суворину, и это вызывало на обоих огонь как слева, так и справа. Они проницательно, как очень немногие, предчувствовали трагические последствия этой позиции, по сути своей глубоко враждебной России. Не поняв этого, мы никогда не поймем ни Суворина, ни Буренина, ни Меньшикова, многие десятилетия именуемых реакционерами, шовинистами, мракобесами и пр. А мягкий, действительно интеллигентный М.О. Меньшиков вызывал особую, почти патологическую ненависть. Его рубрика в газете «Письма к близким» затрагивала все наболевшие вопросы. Конечно, он тоже мог ошибаться, быть субъективным, но вряд ли даже его враги могли сомневаться в его честности и бесстрашии. Вызывая злобу, он заставлял читателя мыслить, его статьи во многом способствовали огромной популярности газеты во всех слоях русского общества, о чем говорил В.В. Розанов: «Точно нет других газет, причем довольно читаемых – был до того глух в России, до того на них всех, кроме одного „Нового времени“, не обращал никто внимания – не считались с ними, не отвечали им, не боялись их ругани и угроз и, увы, не радовались их похвалам и одобрениям, как бы они все печатались на „гектографе“ и вообще домашним способом, как ученические школьные журнальчики. На много лет, на десятки лет „Новое время“ сделало неслышным ничей голос, кроме своего».

Здесь нет преувеличения, достаточно обратить внимание на бесчисленные упоминания о газете в прессе тех лет, в художественной литературе, мемуарах и т. д. Газета не только воздействовала на читателя, она формировала внимательное, серьезное отношение не только к себе, но и к чтению периодических изданий в целом. Ни одна из нынешних газет, ни один из нынешних журналов не могут претендовать на подобную роль. И, может, главная причина ее популярности – отсутствие «изма»: она не была узко партийной, клановой, хотя, по иронии судьбы, в этом ее более всего обвиняли. В том, что она выше сиюминутного, конъюнктурного, – большая заслуга Меньшикова, наряду с самим Сувориным – главным идеологом газеты. Проповедовал ли он консервативные тенденции? Отнюдь нет, он, как и многие, был за преобразования, но, прежде всего, в интересах большей части русского народа. Столь модные сегодня рассуждения об «общечеловеческих ценностях» рассматривались этими духовно здоровыми людьми как обычное пустословие, ибо они понимали, что общечеловеческое – это органический сплав всего самого ценного, что дает культура каждого народа. Культура для них была неизмеримо более высокое понятие, нежели пресловутая цивилизация, которую и сегодня понимают как безоговорочное следование западным образцам. Сколько дней и ночей говорили об этом в суворинском кабинете, сколько захватывающе интересных, свежих мыслей было высказано в этих стенах, и можно лишь пожалеть, что бóльшая часть этих бесед, импровизированных лекций, полемических суждений нам неведома. Ни Суворин, ни Меньшиков, ни Розанов не вели систематических записей. Часто они спорили, но были у них общие незыблемые понятия: Родина, народ, культура, созидательный каждодневный труд.

М.О. Меньшиков

Весьма интересна биография Меньшикова, напоминающая суворинскую: он также приобрел солидный жизненный опыт, прежде чем полностью посвятить себя журналистике. Уроженец Новоржева (Псковская губерния), выходец из мещанской среды, окончив сначала уездное, а затем морское училище, участвовал в дальних плаваниях, одновременно пробуя писать, причем довольно успешно. Как и Суворин, оказался под обаянием творчества Н.С. Лескова, затем познакомился с Чеховым и Толстым, но не стал их последователем, настолько значительна была его самобытная личность. Оба великих писателя высоко оценили молодого журналиста. С 1892 г., уйдя в отставку, работает в газетах «Русская мысль», «Русь», «Неделя», а с 1901 г. сосредоточился на деятельности в «Новом времени». Лучше всего позицию Михаила Осиповича объясняют его собственные слова: «По самой природе философской мысли ей всегда приходится сражаться на два фронта против крайностей утверждения и отрицания, которые одинаково ведут к абсурду. Честной политической мысли приходится всегда бороться с теми же логическими опасностями. Возьмите частный случай – „политику момента“. Не я один, надеюсь, огромное большинство здравомыслящих людей искренне думают, что для России одинаково опасна – как реакция, так и революция. Если разоблачаешь ложь справа, это не значит, что присоединяешься ко лжи слева. А у нас установился со странным упорством именно этот глупый взгляд: если вы против революции, значит за реакцию, если против реакции, значит за революцию». Мы намеренно цитируем это длинное высказывание Меньшикова, ибо под ним мог бы подписаться и сам Суворин. Именно подобные утверждения (1906 г.) вызывали неприязнь как Николая II и его министров, так и Троцкого. Для первых Меньшиков был бунтарем, ниспровергателем, для вторых – черносотенцем.

А разве не актуально для нынешних дней вышеприведенное утверждение? Оно не устарело, как и дневниковые записи тех лет А.С. Суворина, также проникнутые гневом, тревогой, предчувствием грядущих катаклизмов. И редактор-издатель, и публицист-единомышленник словно предвидели угрозу разрушения русского национального характера, самого жизненного уклада и образа мысли. Немногие из их современников оказались наделенными столь редкой проницательностью. Можно только изумляться глубине наблюдений и предвидений Меньшикова: «…Падает физический тип, а с ним неотвратимо падает и духовный облик племени, когда-то богатырского, падает мускульная сила, падает душевная крепость. Это и в самом деле „крепость“, всенародная твердыня, как сдаваемая какому-то тайному врагу».

А как злободневны его мысли о «господской» культуре, об интеллигенции Серебряного века, отвернувшейся от собственного народа! Подымая сегодня на щит художников «Мира искусства», поэтов-символистов и пр., одновременно «сбрасывая с парохода современности» Маяковского и Шолохова, не уподобляются ли нынешние агрессоры от культуры тем мракобесам, с которыми отважно сражался Меньшиков? Решительно выступая против всевозможных декадентских течений в искусстве начала XX в., он вовсе не был ретроградом и не призывал к подавлению творческой индивидуальности. Он, как и Суворин (и, кстати, Буренин), лишь отстаивал душевное здоровье народа и требовал, именно требовал, чтобы художники оставались русскими, а не «петербуржцами» или «общечеловеками». В этом – корень разногласий, непримиримой вражды и противостояния Суворина и Меньшикова, с одной стороны, и Дягилева и его единомышленников – с другой. И Суворин, и Меньшиков могли ошибаться в оценках отдельных художников и поэтов, а Дягилев и Бенуа, наоборот, могли высказывать более верные суждения о тех же явлениях – дело не в этом! Дело в более широком, перспективном взгляде, и прошедшие десятилетия показали историческую правоту публициста «Нового времени»: только искусство, проникнутое национальным духом, имеющее глубинные, вековые корни, живет, развивается и имеет перспективы. «Петербургское» же (и любое другое местное) зашло в тупик, и Меньшиков увидел это в последние предреволюционные годы на многочисленных выставках (кстати, не о том ли блистательные острые статьи молодого Маяковского, хотя и написанные с других позиций?).

В годы Русско-японской войны Суворин и Меньшиков заняли резко критическую позицию по отношению к тем, кто пытался дискредитировать армию, и к тем, кто бездарно ею руководил, и к тем, кто сделал себе состояние на крови солдат и офицеров. Николай II и его окружение пришли бы в ужас, услышав высказывания руководителей «правительственной» и «монархической» газеты в свой адрес. Они (Суворин и Меньшиков) оставались в гораздо большей степени государственниками (в лучшем смысле слова) и патриотами, чем те, кто стоял у руля правления. А в 1909 г., осмысливая печальные уроки Русско-японской войны и Первой русской революции, Михаил Осипович писал: «Быть России или не быть – это главным образом зависит от ее армии. Укреплять армию следует с героической поспешностью, – вот как черноморские моряки когда-то укрепляли Севастополь. Армия – крепость нации, единственная твердыня, которою держится наша государственность». Жаль, что подобные немногие голоса, как бы громко и убедительно они ни звучали, оказываются голосами вопиющих в пустыне.

Такова же его позиция и в годы Первой мировой войны, и здесь важно подчеркнуть, что для Меньшикова интересы государства и общества были выше интересов личности (ныне – «прав человека»), опять же в соответствии с русскими национальными традициями: русский человек всегда привык жить, чувствуя локоть соседа, «в миру», в коллективе. Меньшикову ненавистен культ индивидуализма западного толка, для него понятие соборности было наполнено глубоким смыслом, самой сущностью русской жизни. В полном согласии со своими философскими воззрениями, с взглядами на культуру, православие (как непременное условие национального бытия), государство и личность, Меньшиков рассматривал и самые коренные вопросы: труд крестьянина, сельское хозяйство как основа национальной экономики. Широта его творческого диапазона, стремительность отклика на главные наболевшие вопросы, обширные знания во многих областях создали Меньшикову громкое имя, и с ним приходилось считаться всем – независимо от политических взглядов.

Предметом специального рассмотрения могли бы стать взаимоотношения Меньшикова (как и вообще «нововременцев») и Л.Н. Толстого. Отношение журналиста к «Льву Великому» было сложным. Увлекшись сначала взглядами писателя, он не стал толстовцем, а затем даже резко выступал против идей непротивления злу насилием и других взглядов писателя. Не принимал он и некоторые его взгляды на государство, религию и прочее. Бывая у Толстого, он спорил с ним, однако неизменным оставалась любовь к великому писателю земли русской.

В свою очередь Толстой высоко ценил журналиста, следил за его статьями, его внимание, в частности, привлекла статья Меньшиков «Две России» о картине М.В. Нестерова «Святая Русь» (ныне – в Русском музее), опубликованная в «Новом времени» 21 января 1907 г. Надо сказать, что творчество художника высоко ценили и Суворин, и Розанов, и все трое весьма чутко относились ко всем проявлениям национального начала в искусстве, стремились увидеть в зародыше ростки будущего подъема – само собой разумеется, здесь не могло не быть издержек, преувеличенно высоких оценок и просто не выдержавших проверку временем утверждений.