Текст книги "Мы из подводного космоса"

3. Прощай, детство!

До чего красив Петергоф, летняя резиденция русских царей. Город самых красивых в мире фонтанов, даже Версаль не может с ним сравниться. Свыше ста-пятидесяти фонтанов, огромный парк и все это на берегу моря. Когда Андрей Ильин приезжал в отпуск в Ленинград навестить маму и брата, он всегда ездил на свою малую Родину – в родной Петергоф, где он имел счастье родиться. Здесь все связано с воспоминаниями. «Какие приятные и наивные были мои детские грезы», – задумался Андрей Николаевич. «В детстве хочется поскорее стать взрослым. У взрослых совсем другая жизнь. Как я страдал, что я ещё маленький… Она была необычна во всем. Я не мог оторвать от неё глаз. Она была взрослая! Мне и моему другу Вальке было по тринадцати лет, но мы были в её глазах ещё детьми. Ей было больше двадцати, и она была взрослая, недостижимая для нас королева, «королева Шантеклера».

Она встречалась с офицерами из находящегося рядом военно-морского училища. Они водили её в Нижний парк Петродворца на танцы, угощали мороженым. Она ходила с ними под ручку, радостно смеялась. И я каждый раз страдал, подглядывая за ней из-за деревьев. Она была прекрасна, и я, действительно, не мог оторвать от неё глаз. Она была необычна во всем. И имя её необычно – Валерия. И одевалась она красиво. И улыбка у неё была красивая. Мы все после войны, в конце сороковых – в начале пятидесятых годов, жили бедно. Отцы наши погибли на фронте. Матери еле-еле сводили концы с концами. И Валькина сестра, с необычным именем, вдруг как роза распустилась в нашей простой, полуголодной жизни. Как я завидовал Вальке Свиридову, что у него такая красивая сестра! Но я об этом ему не говорил, мне было стыдно. Я страдал молча, втайне. Любовался ею, и страдал. Я страдал, что я маленький!..Как-то после утренней рыбалки, гремя удочками, мы пришли домой к Вальке. Он понёс карасей на кухню, а я вошел в комнату. Валерия сидела возле зеркала и наносила на лицо «боевую раскраску». Это она так называла уход за лицом после сна. Я замер от неожиданности. Потерял дар речи, покраснел и опустил глаза. Она меня не замечала, как говорится, в упор. Она видела, что я вошел, но я был … ничто. Как будто щенок или котенок вошел в комнату. Мы с Валькой в её глазах были слишком малы и ничтожны, чтобы обращать на нас внимание. Валька задерживался на кухне, а я стоял как вкопанный. Понимал, что надо выйти, но словно какой-то «столбняк» напал на меня. Валерия закончила прихорашиваться у зеркала, встала, прошла около меня, обдав ароматом чего-то неземного, и зашла за открытую дверцу шкафа, как за ширму. Зашуршала ткань, она одевалась. Через несколько минут Валерия вышла из-за шкафа в нарядном платье. Увидела, что я всё ещё стою – красный, потерянный, в каком-то ступоре. Она, походя, потрепала меня своей ласковой рукой по щеке. Это была награда. Во мне проснулись какие-то давно забытые гены. Видимо, в прошлой жизни я был собакой, потому что невероятная щенячья преданность мгновенно вспыхнула во мне. Если бы моя хозяйка, моя королева, дала бы сейчас мне команду «Фас!», я бы разорвал в клочья любого обидчика. Она что-то сказала, засмеялась, а я выскочил в коридор и забился в темноте. Я заплакал от избытка чувств. Я был переполнен какими-то новыми эмоциями. Наверное, это были первые ростки моего превращения в юношу…

В начале лета, когда наступают в Ленинграде белые ночи, в Петергофском парке вся природа, все живое поет гимн жизни. Солнце почти не заходит, поэтому все буйно растет, цветет, наслаждается жизнью. Это же происходит и с людьми. Валерия налилась весенними соками и превратилась в роскошную молодую женщину, излучающую флюиды любви. Ни один мужчина не мог пройти мимо, чтобы не оглянуться и не посмотреть ей в след. Я торжествовал! Я гордился, как будто это была моя девушка! Мальчишеская наивность… По субботам мы с Валькой, как обычно, наблюдали из-за забора за танцующими на танцплощадке в Нижнем парке. Иногда мы обменивались не очень приличными комментариями. Оркестр играл по моде того времени вальсы, краковяк, польку «Бабочку», танго, иногда фокстроты. Меня особенно затрагивали красивые мелодии танго, и душевное исполнение песен знаменитым певцом, как я потом выяснил, Вадимом Козиным. Меня поражало танго «Утомленное солнце». Я готов был слушать его без конца:

 
«Утомленное солнце нежно с морем прощалось,
В этот час ты призналась, что нет любви.
Мне немного взгрустнулось без тоски, без печали.
В этот час прозвучали слова твои…»
 

И мелодия, и наивные слова песни будили в душе что-то тревожное, и в то же время радостное. В мальчишеских грезах появлялись какие-то жаркие страны, загорелые красавицы, страстная любовь, и тоска, и страдание, сопровождающая любовь. И ещё что-то непонятное, волнующее, зовущее. Скорей бы стать взрослым!.. Танцы закончились. Несмотря на поздний час, солнце и не думало уходить за горизонт. Мы с Валькой вслед за молодежью, расходящейся по аллеям парка, пошли к морю. Оно нас всегда влекло, в любое время дня. Такова великая сила моря. Мы вышли к Монплезиру, так в Нижнем парке Петродворца называется место, где находится летний домик Петра I. Это одно из самых красивых мест. Оно утопает в цветах. Старинные постройки, полуразрушенные во время войны, уже восстановлены. Веет стариной. Так и кажется, что сейчас появится Петр I и продолжит «пробивать окно в Европу». Ласковые волны Финского залива с тихим шелестом подходили к берегу и исчезали в камнях, охранявших берег от разрушения. На море был штиль. Ярко красный шар солнца медленно приближался к Кронштадту, который слева виднелся на горизонте. Казалось, вся природа замерла, наслаждаясь красотой белой ночи. Тишина и спокойствие царили вокруг. О, чудо! Я не верю своим глазам. На берегу, опираясь на мраморный парапет, стояла моя богиня. Она была вся в белом. Красивое белое летнее пальто, белая шляпа и даже белые перчатки. Она кого-то ждала, задумчиво глядя вдаль. Она была прекрасна. Девушка из простой трудовой семьи, выросшая без отца, напоминала мне графиню петровских и екатерининских времен. И красотой, и статью эта русская красавица ничем не уступала княжнам и графиням голубых кровей. В золотом свете уходящего солнца она казалась мне Екатериной II. Вот она обернулась, радостно заулыбалась, и я увидел её Потемкина. Красивый морской офицер с букетиком ландышей подошел к ней, поцеловал в щеку и они, счастливые и радостные, скрылись в тенистых аллеях старинного парка. Я, опустошенный, в муках ревности, подошел к тому месту, где недавно стояла Валерия, и замер. Я страдал, я хотел быть на месте этого офицера. Душа моя была переполнена нежности. И вдруг я вздрогнул. «Утомленное солнце нежно с морем прощалось, В этот час ты призналась, что нет любви…», – проникновенное пение понеслось над морем. Прогулочный теплоход, украшенный разноцветными огнями, под музыку этого танго медленно выходил из бухты.

 
«Расстаемся, я не в силах злиться,
Виноваты в этом ты и я.
Утомленное солнце нежно с морем прощалось,
В этот час ты призналась, что нет любви…»
 

Вот корабль развернулся и направился в сторону Ленинграда, позолоченный купол Исаакиевского собора, сверкающий в лучах заходящего солнца, был для него ориентиром. Утомленное за день солнце, действительно, нежно с морем прощалось. Песня лилась из репродуктора, то усиливалась, то затухала. Звук над морем еще долго был слышен. Теплоход уже превратился в точку. Подул легкий ветерок, и вдруг на несколько секунд я ясно услышал с корабля грустную мелодию другой песни, слова которой рвали мне душу: «У меня есть сердце, а у сердца песня, а у песни тайна, тайна – это ты». И всё стихло.

Больше я Валерию не видел. Белый теплоход как будто навеки увез мою тайну, мою первую безответную любовь, мои мальчишечьи мечты и грёзы. Этим летом кончилось моё детство. Наши пути с Валькой разошлись. Он поступил в Риге в мореходную школу, стал классным рулевым. Повидал мир. Я стал моряком-подводником. Много ярких впечатлений детства осталось в памяти, но самое яркое – это Валькина сестра Валерия. Как мне повезло!.. Я видел чудо!..

4. Морской парад на Неве

Большая океанская подводная лодка проекта 611, вышедшая утром из Кронштадта, величаво и торжественно прошла по Неве под Кировским мостом и аккуратно и красиво стала на бочки напротив Летнего сада. Курсант первого курса Игольников Алексей поднялся на палубу и, восхищенный открывшейся красотой Питера, вдохнул полной грудью. Через два дня – День Военно-морского флота, один из самых любимых ленинградцами праздников. В этом – 1957 году праздник планировался быть необычным, он посвящался 40-летию Великого Октября. Юноша с восторгом ощущал значимость исторического события, в котором ему выпала честь участвовать. Впервые на Неве встали в парадной колонне корабли трёх флотов нашей страны. С Северного Флота, совершив переход вокруг Скандинавского полуострова, прибыли крейсер «Александр Невский» и эскадренный миноносец «Оживленный».

Отряд кораблей Черноморского Флота в составе крейсера «Михаил Кутузов», эсминца «Безукоризненный» и двух сторожевых кораблей, впервые пройдя Черное и Средиземное моря, вышел в Атлантический океан, обогнул Европу. С подходом к берегам Норвегии отряд расстался со сторожевыми кораблями, пожелав им «Счастливого плавания». Сторожевики шли в Североморск на усиление Северного Флота. Крейсер и эсминец под флагом командующего эскадрой Черноморского Флота контр-адмирала Чалого Василия Филипповича продолжили плавание по маршруту Севастополь – Таллинн – Ленинград. Черноморские корабли стали на бочки перед мостом Лейтенанта Шмидта. Краснознаменный Балтийский Флот направил на Неву свои надводные корабли и подводные лодки из Кронштадта. Тысячи ленинградцев высыпали на набережные Невы, с восхищением и гордостью рассматривая корабли, и особенно – новые дизельные подводные лодки проекта 611 и 613. «Да, – подумал Алексей Игольников, – наша промышленность после Великой Отечественной войны набирает силу». Он знал, что серийное производство новых лодок было развернуто на верфях Ленинграда, Горького, Комсомольска-на-Амуре. В последние годы обострялась «холодная война», на море она принимала особую бескомпромиссность. Поэтому страна не жалела средств на развитие флота… Завершив дела, связанные с постановкой на бочки, подводники лодки, где проходил летнюю практику курсант Игольников, с удовольствием помылись, по пояс раздевшись, в импровизированном умывальнике прямо на палубе, сделанном боцманом из пожарной магистрали. Это вызвало аплодисменты у большей части женщин, стоящих на берегу, с восторгом наблюдавших за красивыми крепкими телами моряков. Затем с ещё большим удовольствием пообедали, выпив по 50 граммов сухого виноградного вина. И хотя был объявлен «адмиральский час» (послеобеденный сон) многие матросы не спали. Они наводили последний лоск на свою морскую форму – планировался культпоход на берег.

Действительно, через час была дана команда: «Выделенным на берег для осмотра исторических мест Ленинграда построится на палубе для проверки формы одежды». Курсант Алексей Игольников, коренной ленинградец, с удовольствием тоже встал в строй – сойти на берег для моряка всегда большая радость. Боцман мичман Чвокин с лицом артиста Пуговкина, получивший закалку ещё в военное время, внимательно осмотрел каждого подводника. Белая бескозырка, белая форменка с тщательно отутюженным синим воротником, матросские клеша со стрелками, о которых можно было обрезать руки, хромовые ботиночки блестят, как у черта глаз. Боцман – человек бывалый, поэтому не ограничился только поверхностным осмотром. «Показать белоснежные носовые платки. Показать расчески. Снять бескозырки, показать в них наличие иголки с белой и черной нитками». Замечаний нет. По багровому лицу боцмана было видно, что он доволен своими матросами: «Молодцы! Такие Флот не опозорят». Алексей Игольников давно заметил, что моряки любят свою морскую форму и содержат её в идеальном состоянии. Он удивился, когда три дня назад отправился в отпуск по поощрению матрос Николай Подколзин, штурманский электрик, у которого стажировался Алексей. Матросы одели его во всё новое. Кто дал бушлат, кто брюки, кто тельняшку. Затем матросы собрали отпускнику небольшой чемоданчик с шоколадом. Ежедневно подводники получают по плитке шоколада, но они его не едят, а собирают «на отпуск». Когда выпадает счастье – «тридцать суток отпуска с выездом на Родину», это значит, что тридцать плиток шоколада должны лежать в чемоданчике у отпускника. Такова традиция у всех подводников. Алексей восхищался демократизмом в экипаже подводной лодки. Все едят с одного котла: и офицеры, и мичманы, и матросы. Все находятся в одинаково тяжелых условиях при плавании под водой. Офицеры обращаются друг к другу по имени и отчеству, к матросам обязательно на «Вы». Кроме боцмана, практически никто не использует бранных слов. Да и тот – только на швартовке. Алексей с волнением прочитал однажды высказывание Героя Советского Союза, командира дивизиона подводных лодок Северного флота в годы войны капитана 2 ранга Магомеда Гаджиева: «Нигде нет и никогда не будет такого равенства в бою перед лицом славы и смерти, как у экипажа подводной лодки, где все либо побеждают, либо погибают». Великие слова о великих людях! Осмотр закончен. Подошел катер и моряков доставили на набережную Кутузова, прямо к Летнему саду. С какой гордостью Алексей сошел на берег. Их окружили люди, интересовались, спрашивали. «Да, мы подводники с океанской большой подводной лодки!» Девушки робко смотрели на красивых юношей, они боялись даже приблизиться к этим витязям морских глубин. Алексей торжествовал, всё-таки жизнь прекрасна!..

ПЛ пр.611

На следующий день заместитель командира по политической части капитан 3 ранга Жаворонков Виктор Семенович приказал курсантам принять участие в торжественной церемонии. Оказывается моряки-черноморцы, флагманским кораблем которых был крейсер «Михаил Кутузов», предложили почтить память фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова и возложить цветы на его могиле в Казанском соборе. Для ленинградцев это было потрясающее событие. Морской десант, человек 600, сошли на берег с черноморских кораблей. И офицеры, и матросы одеты по форме № 1 – во всём белом с ног до головы. Эта форма для моряков Северного и Балтийского флотов непривычна, да и ленинградцы никогда не видели такой формы. Моряки развернули шелковое знамя – Военно-морской флаг СССР. Корабельный оркестр грянул марш и сотни моряков, чеканя шаг, направились на Невский проспект к знаменитому Казанскому собору, построенному архитектором А.Н.Воронихиным в 1801–1811 годах. Народ неистовствовал, толпы любопытных обступили моряков. Многие спрашивали: «Это моряки какой страны?» Командир крейсера капитан 2 ранга Голота Григорий Емельянович вежливо отвечал: «Мы – моряки Советского Черноморского флота, прибыли к вам из Севастополя на празднование Дня Военно-морского Флота». – «Ура! Это наши севастопольцы!» Все начинали аплодировать и часто слышалось: «Молодцы!» Под звуки Гимна Советского Союза моряки возложили венок на могилу фельдмаршала М.И.Кутузова. А затем под гордую музыку «Варяга» направились в обратный путь. Всё движение на Невском проспекте было остановлено. Сотни, тысячи людей аплодировали морякам. У многих, кто пережил ленинградскую блокаду, на глазах были слёзы. Каждый испытывал гордость за наш славный Военно-морской Флот. Патриотический подъём в Ленинграде в эти дни был чрезвычайно высок…

В день ВМФ напротив Дворцовой набережной стоят корабли Балтийского Краснознаменного флота

Наступил День Военно-морского Флота. Морским парадом командовал Главнокомандующий ВМФ адмирал Горшков Сергей Георгиевич. Принимал парад Министр обороны маршал Советского Союза четырежды Герой Советского Союза Жуков Георгий Константинович. Курсант Игольников с волнением стоял в строю моряков-подводников на палубе нарядно украшенной подводной лодки. Вот из под Кировского моста показался белоснежный катер с начальством. Катер, мощно разрезая воду, подходит к подводникам, замедляет ход. Георгий Константинович Жуков весь в белом: и фуражка, и тужурка, и брюки, даже ботинки на нем белого цвета, здоровается с моряками и поздравляет их с праздником. Протяжное «Ура» несется вслед катеру. А он уже подходит к легендарному кораблю – крейсеру «Аврора» и оттуда доносится зычный голос маршала, усиленный микрофоном, и тоже протяжное «Ура». Как только катер отошел от «Авроры», оглушающий холостой выстрел знаменитого на весь мир бакового орудия прогремел над Невой. Стёкла зазвенели в домах. Тысячи людей, толпящихся на набережной, от неожиданности затихли. «Что это? Опять сигнал к штурму Зимнего?» Нет, это праздник набирает обороты. (Выстрел «Авроры» действительно был. В.К.). Катер с маршалом и адмиралами, закончив обход кораблей, на полном ходу понесся по Неве в обратную сторону. С каждого корабля, возле которого проходил катер, неслись восторженные крики «Ура!» Народ на берегу аплодисментами приветствовал Георгия Константиновича Жукова.

Его авторитет в этот момент неимоверно возрос. Народ любил Флот и любил Жукова, который, ради праздника военно-морского Флота оделся в морскую форму. Одним словом, налицо было самое настоящее единение армии и народа. Через несколько часов командиры кораблей, участвующих в параде, адмиралы и несколько курсантов, в том числе и Алексей Игольников, прибыли в Дом офицеров Ленинградского военного округа на прием, который проводил Министр Обороны. Здесь впервые близко увидел Алексей маршала Победы. Георгий Константинович оказался «…немного ниже среднего роста, плотный, с крупным лицом и тяжелым подбородком. Голова его слегка наклонена набок, обводы глаз чуть припухшие. Во всей его небольшой, но мощной фигуре ощущалась концентрация силы, воли, энергии. Лицо и наклон головы придавали всему облику маршала властность и величие». Именно в тот момент, когда молодой моряк Алексей Игольников рассматривал Г.К.Жукова, он понял, что этот человек может очень многое сделать для нашей страны. За ним будущее…

Через два месяца Никита Сергеевич Хрущев, напуганный необычайным авторитетом Г.К.Жукова в Ленинграде и его властностью при решении вопросов обороны Страны и развития Вооруженных Сил, некрасиво снял его с должности Министра Обороны и отправил в отставку в возрасте 61 года. Он, видимо, посчитал, что Страна должна иметь одного авторитетного руководителя. И в стране восторжествовал культ «нашего дорогого Никиты Сергеевича». Так драматично закончился морской парад на Неве в 1957 году.

5. Как молоды мы были

Четверо юношей, курсантов училища подводного плавания, только прибывших в Феодосию на практику на дизельную подводную лодку «С-338», сразу же решили отметить это дело. Порылись в карманах, бросили в бескозырку всю имеющуюся наличность, пересчитали и убедились, можно идти за «горючим». Как раз хватило на бутылку «портвейногого» вина «Три семерки». (Да, да, именно так говорил начальник факультета в училище, клеймя пьяниц: «Курсант такой-то напился портвейногого вина. Флоту пьяницы не нужны. Списать курсанта такого-то на флот».)

Подводная лодка проекта 613 («Whiskey»)

Только сели, вытащили бутылку – патруль. Оказывается, это место под единственным в округе кустом было приманкой для таких салажат, как наши мореманы. Подвели задержанных к комендатуре, там какой-то «зэк» мыл последние ступеньки парадной лестницы. По мокрой, блестящей лестнице (трап поморскому), поднялись к помощнику коменданта. Тот мгновенно, даже радостно, весь засветившись, приветствовал новых заключенных и тут же приказал: «Мыть трап!» Курсанты подождали, пока «зэк» закончит мыть самую последнюю ступеньку, взяли у него тазик, обрез по-морскому, и начали мыть еще влажные первые ступеньки.

– Сизифов труд, – сказал отличник Владик Иванов. Он всегда все знал, даже законы Мерфи. Что тут же подтвердил, – Если какая-нибудь неприятность может случиться, она случается.

Остальные, молча сопя, обозленные, что сорвалось неплохое мероприятие и так глупо попались, засучили рукава, закатали брюки и водили тряпкой, ветошью по-морскому, по идеально чистому трапу, устраняя зазор между тряпкой и полом.

– Такое впечатление, что его постоянно моют, – опять изрек отличник Иванов.

«Хорошист» Боря Переборов с издевательской радостью изрек:

– Сейчас домоем до конца и снова начнем! – Все вздрогнули, уж очень похоже на правду, скорей всего, так и будет. Вот начали практику на подводной лодке!.. Мальчишкам повезло: только закончили по первому разу мыть, в комендатуру привезли в термосах обед. Им приказали идти в камеру и сидеть там. Всем раздали обед, курсантам не хватило, они же не стояли на довольствии, их привели без аттестатов. Аромат обеда витал на гауптвахте, а наши подводники сидели голодные и пытались прекратить слюноотделение. Умный Иванов опять изрек: – Если может случиться несколько неприятностей, они происходят в самой неблагоприятной последовательности. Расширенный закон Мерфи. Борис Переборов покрутил пальцем у виска, а практичный Саня Макаркин, видя, что один из арестованных несет остатки обеда выбрасывать, заскулил и упросил за одну сигаретку разрешить ему сделать это «грязное» дело. Матрос с радостью согласился. Курсанты молча, не глядя друг на друга, немного перекусили. Иванов даже облизал кастрюлю. Хорошо, не надо мыть.

Алексей Игольников, старшина класса, немногословный и решительный, молча приказал Иванову вынести посуду. Гордый Иванов понес, но успел сказать последнее слово:

– Под давлением все ухудшается! Закон термодинамики Мерфи.

Практичный Макаркин крикнул:

– Мерфист Скажи коменданту, что мы голодные!

Через полчаса пришел помощник коменданта. Оказывается, комендант в отпуске, а помощник за него. Явно наслаждается властью. Курсанты встали по стойке «Смирно». Армейский капитан внимательно осмотрел их, потом почему-то остановился у Иванова и сказал:

– Товарищ курсант, не делайте умное лицо! Не забывайте, что вы будущий офицер!

Мальчишки невольно расхохотались. Помощник взвился:

– Равняйсь. Смирно. Отставить. Равняйсь. – Наконец, он решил им пояснить, – Команда «Равняйсь» касается всех, а не каждого в отдельности.

Борис Переборов только было открыл рот, как получил:

– А вы бы лучше помолчали, товарищ курсант, у вас еще лапша на ушах не обсохла. Тут только моряки поняли, какой перед ними противник. С таким шутить нельзя. Полное отсутствие чувства юмора. – Когда курсант виноват, он должен встать и покраснеть, – продолжал воспитательную работу помощник коменданта с совершенно серьезным лицом.

– Вы пьющие молодые люди. Я вам подготовил несколько своих умных высказываний. Садитесь. Можно будет записать, для памяти. —

Видимо, после обеда на него нашло вдохновение, и он начал изрекать очень мудрые истины. В стихах:

 
Пей только воду, иногда чай.
Глядишь, до старости доживешь невзначай.
 

Его лицо светилось, глаза сверкали. Он казался себе великим поэтом, Нероном нашего времени:

 
Если тебе нальют вдруг,
Соверши подвиг, откажись, друг!
 

Но вот он перешел на более глубокие философские высказывания. Его лицо преобразилось от работы мысли:

 
Знаю, что тянет, вопрос не простой.
Как выпить захочешь, хоть волком вой.
Одно поможет, если поймешь,
Что с этой заразой в могилу сойдешь.
 

В заключение он выдал даже на морскую тематику:

 
Моряк! Кругом зеленый змей.
Отраву эту ты не пей.
Чем меньше гадости сопьешь,
Тем больше в жизни проживешь!
 

Юноши были поражены. Гигант мысли. Иванов даже кое-что записал. Но когда поэт сказал:

 
Я в звездном мире – Водолей,
Не пью вина по многу дней.
И только в праздники могу
Позволить рюмочку одну!
 

Когда он это сказал, молодежь зааплодировала. Он, распираемый гордостью, поклонился. Успех был полный. Вот так надо воспитывать современную молодежь! Помощник коменданта удалился, исчез с сознанием выполненного долга. Что он еще выкинет? Подозрительно и опасно. Юные моряки помолчали. В животе пусто, голова наполнена духовной пищей. Умный Иванов вполголоса сказал:

– Здоровым называется человек, который не знает, что он болен.

Все согласились, втихаря кивая головой. И вдруг Алексей Игольников, всегда молчаливый и меланхоличный, произнес цитату:

– Алексей Максимович Горький: «Из нас – как из дерева: что икона, что дубина».

Иванов, пораженный, открыл рот – он этого не знал. Все опять молча кивнули. Напряжение нарастало. И как оказалось, не напрасно. Открылась дверь камеры, вошел старшина гауптвахты, настоящий Билли Бонс. Гибрид Бабы Яги и Бармалея! Только что кинжалов не было за поясом и оба глаза на месте, Улыбаясь, он приказал: – Раздевайтесь до трусов. Пришла машина с углем. Ваша задача загрузить его в кочегарку.

Разгрузка угля. Клод Моне (Франция)

Курсанты разделись, взяли совковые лопаты и вышли на двор. И только тут они поняли весь трагизм положения. Огромная куча угля возвышалась в середине двора. Уголь надо было бросать в люк, а затем тащить его корзинами под землей по длинной, метров пять, узкой шахте в кочегарку. Высыпать корзину в хранилище и снова бесконечно повторять эту процедуру. Какой архитектор придумал это дикое устройство? Иванов застонал: – Это посложнее, чем вычистить авгиевы конюшни. Деловой Алексей Игольников быстро распределил обязанности: двое во дворе, двое в кочегарке. Каждые полчаса меняться. И юные подводники познали, каков труд рабов на алмазных копях в шахтах Южно-африканского Союза. Как на известной картине Перова, где дети тащат огромную бочку с водой, изнемогая от усталости и напряжения, так и наши «морские волки» почувствовали всю тяжесть подневольного труда. Под утро работа была закончена. Прямо из шланга во дворе окатили друг друга и рухнули от усталости на дощатые щиты, «самолеты». Заснули мгновенно. Проснулись к обеду от манящего запаха еды.

Им опять ничего не привезли. Сердобольный морской лейтенант, дежурный по комендатуре, заступивший с вечера, в отличие от вчерашних армейских, взмолился:

– Ребята, чем же вас кормить? Вы не стоите на довольствии. В списках не значитесь. И вообще, мы не имеем права вас держать. Вы даже не арестованы.

Алексей Игольников, на правах старшего группы, скомандовал:

– Накормите остатками и отпустите нас.

Идея была свежая и оригинальная. Все законно арестованные гуманно поделились остатками обеда: надо поддержать моряков, здорово поработали с углем. Лейтенант говорит:

– Я вас отпущу, если только за вами кто-нибудь придет и распишется в получении. Без росписи не имею права.

Курсанты оделись по форме и сели на сверкающем чистотой трапе. Денег нет, курить нечего, есть нечего. А очень хочется! Через час случайно возле комендатуры проходил офицер с подплава. Мальчишки бросились к нему, как котята к мамке:

– Возьмите нас домой. Мы хотим есть!

– Это был очень убедительный довод.

– А отдадут мне вас? – засомневался штурман с подводной лодки. – Я же не имею права.

Дежурный по комендатуре с радостью вцепился в подводника:

– Берите, берите! Здесь сплошное беззаконие. Ни аттестатов, ни записок об арестовании, ни справки от врача – ничего нет. Забирайте и скорей уходите. Я прошу вас.

Офицер расписался не своей фамилией и строем повел наученных жизнью курсантов на береговую базу подводников. Первым делом их накормили на камбузе и обедом, и ужином одновременно. Жить стало намного лучше. А через два часа лодка, к которой они были приписаны, вышла в море. Тишина, штиль, сверкают маяки. Легкий ночной бриз приносит с берега какие-то манящие запахи.

Южная ночь

– Где там наши курсанты? – обратился молодой веселый командир к старшему помощнику.

– Пусть идут на мостик изучать маяки. Пора им становиться моряками. Юность быстро промчится. Глядишь, завтра уже придут офицерами.

Так наша юная четверка познала морское братство. Началась подводная служба, полная романтики и трагизма…

А стихи «Нерона» каждый раз они вспоминают с юмором, когда садятся за праздничный стол и поднимают первый бокал. Действительно, «как молоды мы были…».

.