Текст книги "Реквием «Вымпелу». Вежливые люди"

– Ты откуда всё знаешь? – изумился я.

– Что, и Розин это утвердил? – задал более приземлённый вопрос Юра.

– Розин всегда всё знает и всё понимает, – философски подытожил капитан.

– Хорошо, давай выкладывай, чего ты задумал. А то ты тут нам про какие-то туманы спецназовские рассказываешь, а на самом деле у тебя, я вижу, конкретный план имеется, – сказал я.

– Конечно, имеется, – удовлетворённо заговорил Борис. – Банда, которая совершила убийство солдата, теперь мне известна. Представляете, через Кабул информация пришла. А банда и главарь – местные… Находятся в Самангане, здесь, в нашем районе. А задумка у меня такая…

На следующий день мы, уже как неразлучные друзья, не отходили от нашего нового боевого товарища и сопровождали его везде, где бы он ни появлялся. К нам присоединились ещё несколько офицеров нашей подгруппы. Теперь такая небольшая, но внушительного вида боевая единица присутствовала с ним круглосуточно. Правда, у Бориса рядом всегда были и афганцы, мы сразу же обратили внимание на его охрану… Наш внешний вид, даже по афганским меркам, где оружие не является, что называется, роскошью, был впечатляющим. Во-первых, необычного вида каски «сфера», бронежилеты другого цвета и моделей, чем у армейцев, особенно навороченные всякими карманчиками и замками. Во-вторых, лихо торчащие на касках защитные очки от пыли и обмотанные какими-то непонятного цвета тряпочками снайперские винтовки. И в-третьих, на ногах вместо ботинок – кроссовки. Ходить в такой обуви было разрешено только особым подразделениям. Но «цимус» этому виду придавал пистолет за поясом, причём у каждого офицера – самого разного типа… Появление в нашем арсенале нештатного вооружения за поясом – это была полностью идея и заслуга Бориса.

Рано утром после памятного вечера с «макаронами по-флотски» и по случаю зарождения новой дружбы, капитан отвёл нас с Юрой в свой секретный контейнер. Когда он открыл дверь этого огромного, размером с железнодорожный вагон железного ящика, который был прикопан в земле на границе какого-то хадовского хранилища, мы от изумления открыли рты…

– Выбирайте, – гордо произнёс капитан. – Это мой оперативный арсенал…

Чего здесь только не было: и автоматы Калашникова, и пулемёты, и старые «Буры»[54]54
  «Бур» – самая первая винтовка Ли Энфильд (Lee-Enfield Mk.1), была разработана и принята на вооружение британской армией в 1895 году. Название данной винтовки происходит от имени оружейного конструктора Джеймса Париса Ли. Одно из встречающихся наименований винтовки – «Бур 303». Название «Бур» происходит, скорее всего оттого, что данное оружие активно использовалось в период англо-бурских войн. Англия активно вела боевые действия, направленные на расширение границ своих колоний. В это время и появились первые образцы данного оружия в Африке, Индии, Афганистане.


[Закрыть]. В середине вагона-склада были навалены горы пистолетов всевозможных калибров и типов. Тяжёлые пулемёты ДШК[55]55
  ДШК – 12,7-мм крупнокалиберный станковый пулемёт Дегтярёва – Шпагина образца 1938 года.


[Закрыть] и даже две небольшие пушки. Из этого импровизированного склада можно было бы легко вооружить роту спецназа. Железное непроветриваемое помещение терпко пахло оружейным маслом. В нём было почти темно, но нам с Инчаковым это не мешало. Нам стало очень уютно и комфортно. Мы с головой зарылись в увлекательнейшее занятие по отыскиванию «самой нужной вещицы». Я сразу же выбрал себе чёрный кольт армии США. Это был огромных размеров, по сравнению с нашим ПМ, воронёный, «сорок пятого калибра» пистолет. С удовольствием пацана, познавшего блатную жизнь, я засунул его за пояс и продолжил поиски. Покопавшись ещё некоторое время в груде пистолетов, с удивлением обнаружил маленькие, размером не больше пачки из-под сигарет, почти игрушечные пистолетики…

– Мама дорогая! – как ребёнок обрадовался я. – А это что за игрушки?

– Испанского производства, называется «Star», – прокомментировал Инчаков, неплохо разбиравшийся в импортных моделях. – У нас в Мозамбике такие тоже появлялись. Нужны специальные малокалиберные патроны. Штука хорошая. Спрятать можно везде, а пуля пробивает даже хороший бронежилет… Ну, это понятно, потому что она – маленькая… Боря! А вы как используете их? Могу рассказать, как у нас там, в Африке, делали…

– Используем. Конечно, используем, – обрадованно говорил капитан, полностью удовлетворённый происходящим. – Но ваш опыт обязательно тоже используем, товарищ подполковник…

А я в карман брюк своих спецназовских штанов уже засовывал маленький пистолетик, конечно, с разрешения Бориса… Юра выбрал парабеллум и ТТ. Когда мы с Инчаковым появились среди своих товарищей с таким дополнением за поясом – предела восхищению этими игрушками не было. Наш советник оперативных батальонов, конечно, хорошо понимал, что и наше расположение надо было чем-то стимулировать. А подарить пистолет, который у него без надобности и так валяется в куче этого оружия, для него было самым простым решением.

– А не боишься, что оружие пропадёт? – спросил я. – Нападут, своруют… Мало ли что?

– Нет! Не боюсь, тут снизу такой фугас стоит, что ничего от этого железа не останется, – ухмыльнулся Боря. – Сам лично устанавливал. Школа Бориса Андреевича… КУОС чудаков на букву «М» не готовит…

– Ты нашего Плешкунова, что ли, имеешь в виду?

– Ну а кого же ещё? Борис Андреевич Плешкунов, преподаватель по минно-взрывной подготовке, с нами столько провозился, что только тупой не научится. А во-вторых, если кто-то сунется и взорвётся… Считайте – это запланированная спецакция с моей стороны. Типа, заманил бандитов в ловушку и уничтожил. А чё! Пускай не лезут, – по-детски коверкая язык, сказал Борис. – Главное, справку правильно после этого написать. Как установлена мина-ловушка, и как она сработала, заманивая противника. А вот как она отключается, знаю я один. Поэтому, товарищи офицеры, как говорится: «Не боись!» У меня всё здесь продумано…

Несколько дней мы демонстративно ездили с советником провинции Саманган по всем точкам, где дислоцировались его батальоны. Одновременно продолжая решать и свои задачи, мы бывали в ХАДе, Царандое, наших армейских подразделениях. Борис как бы показывал нас окружению: «Вот, смотрите, какие у меня люди!» А через свою агентуру и всех, через кого возможно, пропихивал информацию: «Приехал очень крутой спецназ, который займётся подготовкой наших оперативных батальонов и из них сделает таких бойцов, которые разгромят любого, кто будет мешать жить этим батальонам. А ещё они приехали, чтобы отомстить за того убитого солдата, которому отрезали голову…» Правда, то, что, как и кому Борис рассказывал, это было и его инициативой, и секретом даже от нас. Об этих нюансах мы узнали значительно позднее…

Через несколько дней мы, как и договаривались с капитаном и по согласованию с нашим руководством, приступили к занятиям с его людьми. Событие это вдруг оказалось очень популярным. Вокруг места проведения занятий собралось такое количество любопытных, что это походило на парад войск всей провинции. Представители Царандоя, ХАДа, сам Нур Мохаммад, местный руководитель МГБ провинции, с которым мы, конечно, по инициативе Бориса уже познакомились, партийные деятели Айбака, наши военные съехались на представление. Как оказалось, потом, с вершин окружающих гор в бинокли за нами наблюдали ещё десятки глаз тех, кого на данное мероприятие по разным причинам ни мы, ни местная власть не пригласили…

Увидев такое положение дел, Боря особенно воодушевился и произнёс речь перед своими офицерами и солдатами с таким пафосом и верой в справедливость, что его слова проникли в умы всех присутствующих. А наш советник гнул свою линию и внушал:

– К вам сегодня сюда из самой Москвы специально приехали офицеры в званиях полковников, чтобы научить вас воевать лучше любых других. Это люди, – Боря размахивал руками и указывал на нас, – которые умеют и знают, как побеждать… И ни один американский или пакистанский инструктор не сравнится с ними!

После такой речи собравшийся народ замер в ожидании чуда. Как только переводчик закончил переводить речь своего командира, наступило наше время. Боря подошёл к нам и нарочито по-военному отдал честь и ободряюще произнёс:

– Ну, братцы, ваш выход. Не подведите!

Для проведения этих комплексных занятий нас приехало человек двадцать. Каждый из офицеров был специалистом и знал, что называется, «свой манёвр». План занятий был у нас опробован уже не один раз и даже в этом составе отработан и с солдатами, и отдельно с офицерами в крепости Ташкурган. Поэтому занятия начались, что называется, по плану… Легко и эффектно мы, как артисты, показали различные варианты нападения на часовых, захвата на маршрутах движения, нападения на автотранспорт и защиту при этом. Всё это происходило с большим количеством специальных средств, взрывчатки, стрельбы, сигнальных ракет и… внезапного исчезновения группы прямо на глазах у изумлённой публики.

Мы применили дымовые шашки и специальную технику маскировки, которой теперь владели благодаря кубинцам и вьетнамцам.

Когда дым от шашек рассеялся, на поле, где до этого стояла наша группа, никого не было. Боря, который стоял поближе к Нуру Махаммаду, начальнику управления, пытался как-то комментировать происходящее и, подыгрывая нам, говорил:

– Та-ак, а где они?

А мы лежали под специально заранее подготовленными покрывалами, замаскированными под грязь, пыль и камни пустыни… Прошло пять минут, и мы по общей команде появились перед глазами собравшихся. Впервые в жизни и, пожалуй, единственный раз я услышал от афганцев аплодисменты. Борис был вне себя от восторга. Его фигура распрямилась, и было такое впечатление, что он выше всех остальных, стоящих рядом с ним. Гордость от причастности к этим людям, только что пропавшим, а теперь появившимся из-под земли, читалась в его глазах. Борис со своим неординарным характером сегодня уже, как будто бы только что, одержал победу во всей этой военной кампании…

Начались практические занятия на местах. Каждый из нас тренировал выделенную ему группу оперативного батальона на учебной точке. Мы с Юрой занимались практической стрельбой из автомата. Никарагуанская школа стрельбы одиночным выстрелом пригодилась и здесь. Борис до этого убеждал нас с Инчаковым, что моим батальонам именно это и надо. Мы сначала противились и возражали: «Сейчас научим их стрелять и не расходовать попусту боеприпасы, а завтра они будут обстреливать таким образом наших солдат…» Борис спорил с нами: «Нет! Ни в коем случае. Эти всегда будут воевать на нашей стороне!» «Ну, смотри, капитан. Ты отвечаешь за победу социализма в этой стране…» – заключил Инчаков.

В самый разгар занятий, когда над окрестными горами стоял невообразимый шум от стрельбы и я, как и положено по методике, последовательно исправлял ошибки и подбадривал каждого обучаемого в отдельности, вдруг увидел своего старого знакомца, который участвовал в грабеже автобуса несколько дней назад у того памятного нам с Юрой кишлака. Я же хорошо помнил его глаза, расширяющиеся тогда от вида моего подствольного гранатомёта. И он, безусловно, помнил мой безумный взгляд, гипнотизирующий его оружие. Это открытие сейчас вдруг пронзило меня вновь той очень необычной ситуацией. Я и сейчас с содроганием вспомнил всё то, что тогда происходило со мной. Я не подал виду и прошёл мимо него. Но я заволновался и испугался, как будто на меня вновь наставили заряженный автомат. Я не знал и не понимал, как мне реагировать на такое обстоятельство. Это явно была физиономия того духа. Улучив момент, я подошёл к Юре и на ухо прошептал ему:

– Слушай, вон та морда точно была на дороге, где грабили автобус. Я же прямо в глаза ему тогда заглянул. Он в метре от меня находился, я не мог перепутать…

– Я в Мозамбике с одним чёрным подружился, – начал рассказывать мне почему-то совершенно другую историю Инчаков. – Хороший парень. Доброжелательный, общительный и очень разговорчивый. От меня ни на шаг не отходил, вопросами всё доставал… Так вот, сидим как-то с ним вдвоём под каким-то там местным баобабом, а он меня вдруг спрашивает: «Послушай, советник! Я всё время стесняюсь задать тебе этот вопрос, но всё же вот решился… Ты извини, если что-то не так…» А парень такой образованный, грамотный, пожалуй, один из самых умных и подготовленных командиров был. Так вот он и спрашивает: «Почему вы, белые, все, как один, на одно лицо? Все похожие такие. Различить вас невозможно!»

Я смотрел на своего друга и не мог понять: шутка это или… Я ему серьёзную вещь говорю, а он мне про негров заливает…

– Мы все одинаковые?! – округлив глаза, наконец поняв смысл истории, задал я свой вопрос. – Ну, это уж слишком… Так ты хочешь сказать, что для меня они все одинаковые? – наконец дошла до меня суть. – Да нет! Это точно та бородатая морда…

– Знаешь, они ещё некоторое время все для тебя на одно лицо будут. Чалма, одежды эти немыслимые, борода, загар у всех схожий. Нас сюда в такие командировки и посылают, чтобы эта одинаковость местного населения пропала. А ещё у тебя пока и увиденной отрезанной головы не было, вон как у Бори… А то бы память на лица сразу же обострилась и бандиты везде не мерещились…

Чуть позднее и как будто бы не случайно, именно в этот вечер Борис познакомил нас с человеком, которого представил как «Джангул». С этим самым Джангулом было ещё несколько его людей, по виду которых мы подумали, что это «форменные бандиты…»

Их нескладные, на европейский взгляд, одежды были в основном тёмно-коричневых цветов. Огромные штаны с какой-то мотнёй посередине, казалось, каскадом беспорядочно свисающих и болтающихся в разные стороны каких-то фалд, придавали фигурам нечеловеческую аморфность. Невозможно было понять, особенно от обилия развевающихся на ветру концов одежды, где руки, где концы от платка или рукава рубах. В этой бесформенности мог легко незаметно затеряться автомат, а в огромных штанах, казалось бы, легко мог поместиться пулемёт или даже гранатомёт и надёжно скрыться от взгляда окружающих. Эта одежда, наверное, для жизни гор и пустыне была самой целесообразной и практичной…

Видя наше напряжение, Борис сказал:

– Джангул – человек Мохаммада Нура… Считайте, что это самый доверенный и надёжный человек здесь. А на вид его внимания не обращайте…

Позднее мы узнали, кто же такой этот самый афганец, о котором так уважительно говорил наш друг… А поведал он нам об этом вот что…

* * *

…Прошло уже месяца два командировки Бориса, когда начальник управления МГБ, убедившись, что новый советский советник, который занимался оперативными батальонами, умный и профессиональный, познакомил капитана со своим приближённым человеком. Это и был Джангул. Мужчина, молодой, как казалось Борису, не больше двадцати пяти лет, узбек по национальности, возглавлял в МГБ разведывательную группу. У него в группе было примерно двадцать человек, по крайней мере тех, которых видел Борис, таких же молодых и молчаливых парней. Одеты они были, несмотря на службу в правительственных войсках, в гражданскую одежду. «Это для маскировки, – пояснил Мохаммад Нур, – вы же понимаете, рафик[56]56
  Товарищ.


[Закрыть] Борис, они же не должны быть открытыми для всех. Это очень верные мне люди. Я хочу, чтобы вы научили их всему, что умеете сами…»

Особые отношения с Джангулом, перешедшие в дружбу, у Бориса сложились сразу. Афганец оказался очень талантливым учеником. Его пытливый ум схватывал всё на лету. Стоило советнику лишь заикнуться о чём-то, Джангул, как будто бы предвидя это, уже показывал результат. Позднее Мохаммад Нур сказал Борису: «Они, кроме всего, будут вас охранять от всех остальных… Ну, короче, вы понимаете – без этого нельзя. Наши люди не все надёжные, а вы – человек ценный…»

– Что, денег много стою? – как всегда с иронией спросил Борис.

– Да, много… Очень много! – серьёзно ответил подполковник.

С тех пор за советским советником, иногда на удалении, иногда совсем рядом, следовали попеременно люди Джангула – по два-четыре человека. Они ходили с ним на рынок, ездили по провинции и, конечно, сопровождали в самом батальоне или в удалённых ротах и в Управлении МГБ. Все быстро привыкли, что при появлении советника оперативных батальонов МГБ как тень за ним теперь ходили вооружённые охранники.

Группа специального назначения «Вымпел» без любого офицера, проходившего службу в подразделении, не будет являться тем, чем она стала… Каждый офицер, отдавший свои годы жизни подразделению, ценен и уникален. И все до одного из них внесли свой вклад в её уникальность. Это не мог сделать кто-то один, даже если бы он был самый умный и исключительный. Это смогли сделать только все вместе. Каждый из этих, часто неординарных, людей лично создавал и строил уникальную структуру. А уникальность её в том, что спецназовцы научились и могли выполнить любую задачу… Командиры и начальники творили стратегию, а цементировали отношения офицеры среднего и нижнего звеньев. Но есть и такие люди, которые положили кирпичики в тот фундамент, что держал всю систему. На опыте их философии, их отношения к жизни и войне, их личных взглядов на подготовку шло строительство всего здания разведки специального назначения. К таким людям, по моему мнению, относился и Борис Сынков.

Хотя он и не был в штатной структуре Отдельного учебного центра, его воздействие нельзя недооценивать. Не случайно в этой командировке, которая называлась учебно-боевой, командиры свели нас всех вместе. Я, Юра Инчаков и ещё десяток офицеров подпали под влияние советского советника оперативно-боевых батальонов МГБ провинции Саманган. Подпали в хорошем смысле слова, потому что было и чему поучиться, и о чём поговорить…

Высокий, худощавый и, видно по задору в глазах, очень целеустремлённый человек. Он, одетый в джинсы, разбитые, видавшие виды кроссовки и немыслимого цвета и рисунка свитер, внешне не производил впечатление спецназовца. Видно, сама природа позаботилась, чтобы скрыть его внутреннюю энергию и силу за простой и неброской внешностью. Это действительно была внешность хорошего опера. Его не надо бояться и опасаться. Ему можно доверять. И его улыбка, и открытость в беседе всегда вызывали ответное расположение. Боря как будто бы с детства учился быть оперработником и разведчиком. Он всегда хорошо учился, много и серьёзно занимался спортом, даже боксом, изучал испанский язык и очень любил и, главное, умел общаться с людьми. Он всегда был окружён друзьями и приятелями, к нему тянулись и хотели с ним провести время, с ним было комфортно. И действительно, будучи ещё совсем пацаном, он сам, уехав из родного города под Магнитогорском, один, после окончания восьмого класса, прибыл в Москву, где поступил в техникум, выказав тем самым свою независимость и самостоятельность, но, самое главное, подтвердив для всех своих друзей целеустремлённость и уверенность в себе… После окончания учёбы сам пришёл в военкомат и попросил, чтобы его призвали в десантные войска. Служил пулемётчиком и был счастлив от единения с братством крылатой пехоты и принадлежности к лучшим солдатам родной страны. Именно всё это дало себя знать, и его отобрали для службы в органах государственной безопасности. Не случайно судьба в роли мудрых кадровиков определила Сынкова на соответствующее его характеру место: он попал на учёбу в Высшую школу КГБ, затем на КУОС, а ещё через полгода – в Афганистан…

Он из касты людей, для которых служение Родине – наивысший смысл жизни. Он из тех, которые сами приходят туда, где они нужны. Он – из касты воинов!

Инициатива и целеустремлённость Бориса выделили его и в советнической работе. Он довольно быстро и близко сошёлся с начальником МГБ провинции и стал незаменимым движущим механизмом оперативных батальонов. Через несколько недель после его вступления в должность батальоны без него и шагу не могли ступить. Их эффективность в провинции приобрела решающее значение. С ними стали считаться все. Причём без исключения все: и свои, и враги. Сила начальника Управления МГБ Мохаммада Нура, в большой степени благодаря новому советскому советнику, теперь стала очень значимой – если даже не главной. Борис почувствовал смысл своей работы и стал изобретателен и непредсказуем. Именно в такой замечательный период становления его как спецназовца и оперативного работника появились мы…

Дружба наша возникла, что называется, раз и навсегда и стала взаимодополняющей в наших познаниях спецназовского мастерства. Мы находились днём и ночью вместе, темы наших разговоров кружились вокруг профессии и любви. Профессии – потому что мы этим жили… Любви – потому что без этого жить нельзя вообще.

– Самая важная фаза операции, – говорили мы с Инчаковым, стараясь поначалу произвести на нашего нового друга впечатление, – это планирование и подготовка…

– Вот поэтому я и считаю, что подготовка оперативных батальонов, – вступал, перебивая нас, Боря, – и есть главное. Сначала надо иметь базовые умения, а затем отрабатывать множественное повторение тактических приёмов. Тренировки по тактике должны происходить много раз. Мои батальоны каждую ночь выходят на занятия. Вообще, война в Афганистане – это девяносто процентов войны в ночных условиях…

– Да-да, – продолжал Юра. – В момент самой операции уже почти ничего изменить нельзя. Только опыт участников и предыдущая тренировка – залог успеха… Но всё равно, важнейшая часть – планирование. Даже если будут очень профессионально подготовленные люди, которые задействованы в какой-либо операции, вполне может быть, что вас ждёт неудача, если план не продуман до мелочей…

– Но план возможно продумать до мелочей, – вставил я, – когда есть максимальная разведывательная информация. План можно составлять только тогда, когда есть данные. В противном случае – это авантюра…

– Да, авантюра! Это военная удача или везение! – опять перебивал и горячился Борис. – Где я вам здесь и через кого соберу информацию? Меня вон в батальонах гэрэушники[57]57
  Аббревиатура по заглавным буквам: Главное разведывательное управление (ГРУ) Министерства обороны СССР – подразделение, занимающееся, как и КГБ, разведкой и оперативной работой на территории противника.


[Закрыть] замучили. Ведь раньше, пока меня не было, в оперативных батальонах «паслись» офицеры ГРУ. Они собирали информацию только через своих людей в моих батальонах. Такое ощущение, что у них других источников нет…

– Ну и правильно. Молодцы ребята…

– Я не против. Я своим в батальонах тоже сказал, что делаем общее дело и информацию им обязательно давать, но… копировать всю информацию мне. А лучше сначала мне, а уже потом им, – радостно улыбался Боря. – А то чё это они по моим батальонам лазают? Хотя работают ребята очень хорошо. Но они и побогаче нас будут… Через меня иногда просят: «Отвези там таким-то своим пару ящиков пластида или гранат… типа, мы обещали». Я говорю: «Конечно, давайте…», а сам отвожу в другую роту. Они обижаются: «Ну ты же обещал!» Я им говорю: «Ну некогда, не доехал пока, отвезу попозднее…» А так информацию о том, что, где и как, мы собирали через своих оперработников в МГБ. В оперативных батальонах тоже всех опрашиваем, кто, где, куда ездил, обязательно с ними разговариваем… Но этого мало. Они здесь тебе такого наврут, что век потом не разберёшься. А если за деньги, так сами за тобой ходят и просят: «Мушавер! Давай я тебе расскажу что-то, а ты мне заплатишь за это…» В прямом смысле слов: «Информация чего-то стоит…» Но мне с деньгами хорошо Мамадур помогает, а наше представительство на эти цели денег не имеет. По крайней мере, мне не дают… Поэтому хорошо планировать, как вы говорите, когда информация есть! А вы попробуйте тогда, когда её просто нет.

– А Мамадур – это кто такой? – спросил я.

– Ха! Так это Мохаммад Нур, начальник МГБ… Это его так наш Котов – старший советник в провинции прозвал… Он выговорить не может Мохаммад Нур, у него и получается сокращённо «Мамадур». Так и приклеилось. Ну, мы, конечно, его только между собой так зовём…

– У тебя очень непростая работа. Но, именно в таких непростых условиях появляется навык сбора информации, – сказал Юра, продолжая всё же свою тему разговора – сбора информации из отрывочных и порою несвязанных фактов. – Это, Боря, многого стоит…

– Во-во. Вы потом об этом Котову, а лучше Розину скажите, что это много стоит… Мы здесь уже давно не учимся, а просто живём. Воюем, планируем и стараемся не попасть под какую-нибудь случайную пулю… От специальной, приготовленной для тебя пули, не убережёшься… Какой бы ты ни был, ты не знаешь, что будешь делать, до тех пор, пока в тебя не стреляли на самом деле… А когда хоть раз мимо тебя просвистела пуля, которая, как ни странно, была предназначена тебе, ты становишься другим человеком… Как говорится: «Жизнь – до! И жизнь – после…» И информация, которую ты соберёшь, становится не просто информацией, а чем-то значительно большим. Я бы даже сказал: «Тем, от чего будет зависеть стрельба по тебе лично!» В такой ситуации, – стал ёрничать Борис, – так хорошо и быстро вырабатываются боевые и разведывательные способности…

– Ну, то чему нас КУОС учил? – сказал я, даже не поняв подковырки нового друга.

– КУОС хорошо учил, – как-то обречённо и без энтузиазма проговорил Боря. – Без КУОСа здесь выжить трудно. Но…

– Что? Ты бы что-то в обучении изменил? – изумился я.

– Да! – сказал капитан. – Они нас сделали слишком безрассудными и самоуверенными. Они нас научили ничего не бояться…

– Согласен! – вставил Инчаков. – Бесстрашными…

– Здесь даже смелым быть, – продолжал Боря, – надо осторожно. А самоуверенным – и того опаснее… А то мы думаем, что мы всё знаем и можем! А это не так… Совсем, совсем не так! Эти неграмотные и необразованные душманы часто нас за это очень сильно наказывают. Знаешь, – обратился Борис ко мне. Он почему-то выбрал именно меня, объясняя какие-то детали, – когда стреляют, глупо не укрываться от пуль… У многих наших «каскадёров» духа и смелости столько, что из них, из любого, Александра Матросова сделать можно… Прятаться не хотят и не умеют. Их такими смелыми на КУОСе сделали, жуть!

– Ну, так разве плохо то, что люди такие смелые? – спросил я.

– Что не трусы – это хорошо, – ответил Борис, глядя мне прямо в глаза и как бы переживая за то, что я не пойму его мысль. – Но перебора здесь не должно быть. А у нас готовность умереть выше, чем необходимость победить!..

– Ого! – обрадовался такой фразе Юра и повторил: готовность умереть выше, чем необходимость победить… Это хорошая мысль, многое объясняющая, как результат происходящего здесь, а заодно и наших побед, и промахов…

– Да, да… результат промахов, – повторил теперь уже я.

Боря за то время, как окунулся в оперативно-боевую работу в Афганистане, действительно, стал другим человеком. И его ночные походы с батальонами, и отрезанная голова солдата на воротах части, и то, что стреляли в него уже не единожды, а самое главное то, что он общался с афганцами один на один уже продолжительное время, – всё это делало его постепенно другим человеком. Он с каждым днём всё больше и больше становился для них ближе, а они ему роднее и дороже. Он проводил с ними всё своё время. Он теперь даже ел с ними за одним столом в столовой для личного состава батальона. Да, это было естественно, ему не хватало времени готовить для себя еду на вилле, и он, часто перебиваясь случайным куском хлеба или фруктами, купленными на базаре, был постоянно голодным. А бывая в расположении батальона чаще, чем ещё где-то, конечно, заходил в столовую для проверки. Кормёжка в батальоне оказалась настолько качественной, что желать больше ничего и не надо было… Теперь он даже стал пахнуть, как афганец…

Заметил это Борис в первый раз, когда собаки, которых держали на всех советских блокпостах наши солдаты и натаскивали их на запах афганцев, чтобы они надёжно охраняли территорию, стали с остервенением кидаться на советского советника. Теперь он стал у своих собак чужим, а у чужих – своим. И тогда он понял: «У меня же совсем другой запах!» Поэтому, с учётом этого и очень нужного для оперработника перевоплощения, предыдущие слова Бориса были очень важны. Это был уже взгляд почти изнутри. Этот взгляд мог быть ошибочным, неверным, но это – то, что было в голове у нашего русского офицера, втянутого в эту войну и в эти отношения между нашими народами. Честно говоря, я, как менее опытный в этих нюансах и не погружённый пока в глубину всех событий, был склонен верить абсолютно всему, что он говорил. Это был теперь мой новый боевой товарищ, и поэтому тогда я полностью с ним согласился…

А Юра Инчаков по этому поводу сказал:

– Мы живём, работаем и учимся здесь не для того, чтобы познать опыт других, а для того, чтобы приобрести свой. И этот опыт и есть та истина, ради которой мы здесь…

А я, почему-то именно в этот момент, вспоминал мой КУОС и начало тех, уже далёких наших занятий… Для меня это было временем открытий человеческих отношений и профессии настоящих мужчин, живущих в особых условиях.

С самого начала тех курсов мне больше всех запомнился Сергей Александрович Голов. Руководитель курсов на своих занятиях начал с фразы, которая была для меня тогда необычной и удивительной:

– Каждый из вас стоит для государства миллионы рублей. Если хотите, это не только необходимость сегодняшнего дня. Это – проект будущего!..

Считать себя, как личность, проектом будущего я ещё не привык, но это было настолько лестно и заманчиво, что я к занятиям стал относиться как к самому важному делу своей жизни. Как необходимо, оказывается, преподавателю найти такую фразу, которая воздействует на сознание ученика настолько глубоко, что изменяет его отношение к учёбе резко и навсегда. Этот преподаватель, начальник курсов, был человеком, по-видимому, недюжинного интеллекта, потому что смог это сделать одной фразой. Не знаю, запомнил ли кто-то ещё это выражение. Но я…

Участник штурма дворца Тадж-Бек в Афганистане, в прошлом офицер «Альфы», двухметрового роста и с такой же огромной и неукротимой энергией, Голов после гибели Бояринова[58]58
  Григорий Иванович Бояринов – руководитель Курсов усовершенствования офицерского состава (КУОС). Погиб в 58 лет во время штурма дворца Тадж-Бек в Афганистане в 1979 году. Из участников Афганской войны ему первому было присвоено звание Героя Советского Союза.


[Закрыть] возглавил КУОС. Он, подхватив дело ветеранов войны, сам с большой долей осмысленности и философской мудрости вёл многие занятия. Как преподаватель и руководитель, он состоялся сразу. Его любили, уважали, слушали, у него учились…

Во время боя в декабре 1979 года в него сыпался град пуль. Сгибаться при таком гигантском росте было бессмысленно. Повезло? Нет! «Альфа» умела воевать. Он шёл в атаку, стрелял, выполняя поставленную задачу, и ещё успевал оказывать раненым помощь. По первому своему образованию – медик, и смелости был завидной. Наверное, именно эта завидная смелость и несгибаемость и были причиной назначения его на должность руководителя курсов после гибели Григория Ивановича. Назначение оказалось очень правильным. КУОС стал ещё более эффективным подразделением.

И Бояринов, и Голов обладали талантом рассказывать о сложных вещах так, что эти вещи немедленно становились понятными.

Рассказывать они умели обо всём, но главное – их умение – настроить человека на мужественный поступок. Голов сам был героем и доказал это в том бою в декабре 1979 года. И он, продолжая дело своего предшественника, точно знал, что его ученики не имеют права быть хуже. Лучше – да! Хуже – нет. Это чувствовалось в его отношении к нам. Всегда уважительный и обходительный, но никогда не дающий ни одного шанса позволить себе усомниться в искренности и справедливости всех преподавателей курсов. Механизм занятий работал как часы: без отставаний в прошлое и забегания вперёд. Преподаватели занимались только тем, что нужно было сегодня на войне. Большинство из них сами воевали в Афганистане и знали это, что называется, не понаслышке… А я запомнил и словно выхватил слова из одной лекции Голова, поверил тогда этим словам безоговорочно: