Текст книги "Золото мертвецов"

Глава 5
Герои Нарвика и Крита

Подлетая к аэродрому на окраине лесного массива, Шульц запросил разрешение на посадку и, приземлив самолет, подрулил к алюминиевому ангару. К нему тут же заспешил механик, а за ним несколько летчиков эскадрильи.

Заглушив двигатель, майор сдвинул назад фонарь, выбрался из кабины и, спустившись вниз, освободился с помощью механика от парашюта.

– А где же Отто, герр майор? – поинтересовался кто-то из пилотов.

– Погиб во славу рейха, – поглядел на него прозрачными глазами командир.

– Макс, – обратился затем к механику, – проштампуй на капоте еще один крест. Мы с лейтенантом сбили дальний бомбардировщик русских.

– Яволь, господин майор, – щелкнул тот каблуками. – Будет сделано!

К группе, стоявшей у «мессершмитта», рысцой подбежал дежурный по эскадрилье, доложив майору обстановку.

– Вызовите мне машину, – приказал тот и в сопровождении подчиненных пошагал к двухэтажному кирпичному строению, расположенному за ангарами.

Через час, благоухающий чистотой и облаченный в отутюженный мундир с двумя Рыцарскими крестами, Шульц уселся в подъехавший к дому черный «опель» и уехал на доклад к командиру полка в расположенный неподалеку городок Рованиеми, именуемый у финнов столицей Лапландии.

После европейских столиц эта дыра майору чертовски надоела, поскольку здесь не было ни одного приличного ресторана или борделя.

Штаб соединения разместился в каменном особняке в центре, с высокой, готического стиля крышей и широким крыльцом. Перед ним росло несколько карельских сосен, а у входа застыли два часовых с винтовками.

При появлении майора оба вздернули подбородки и вытянулись.

В расположенном на втором этаже, отделанном светлым кленом кабинете находился сам оберст, похожий на высохшую хищную птицу, и командир горнострелкового полка подполковник Вульф – коренастый и жизнерадостный крепыш.

Сидя в креслах друг напротив друга, они неторопливо пили кофе и обсуждали план взаимодействия в предстоящей наступательной операции.

– Хайль Гитлер! – выбросил руку в нацистском приветствии Шульц, появившись на пороге кабинета.

– С возвращением вас, Рихард, – сказал оберст, аккуратно поставив чашку на стол, и, подойдя к майору, пожал тому руку.

– Рад вас видеть, Рихард, – кивнул бритой головой Вульф, продолжая пить кофе.

– А где же наш юный «Зигфрид»? – поинтересовался оберст.

– Лейтенант Отто фон Вернер погиб в бою, – пафосно сказал майор. – Смертью героя.

Оберст, печально опустив глаза, вздохнул:

– Бедный мальчик, он был так молод.

«А к тому же еще чертовски богат», – подумал про себя Шульц.

– И кто же его сбил?

– Дальний бомбардировщик русских. Шел на Мурманск и отчаянно сражался. Я давно не встречал такого противника.

– Как погиб фон Вернер?

– Выбросившись из машины, он не успел раскрыть парашют и разбился.

Лицо оберста приняло скорбное выражение, и он нахмурил белесые брови. Вульф, участливо поморщившись, для вида вздохнул.

Затем командир гарнизона вернулся к столу, пригласив майора сесть, что тот и сделал.

– Курите, Рихард, отличные бразильские сигары, – придвинул к нему лакированную коробку. – Подполковник Вульф только что оценил их достоинство.

– Табак высший класс, – улыбнулся подполковник.

Шульц отрезал переданными ему оберстом миниатюрными щипцами конец извлеченной из коробки сигары, щелкнул зажигалкой, и его окутали клубы ароматного дыма.

– Ну, как вам? – поинтересовался Вульф.

– Недурно. Подобные я последний раз курил в Париже.

– О! Франция, – почмокав губами, закатил глаза майор. – Кафе, варьете, жизнерадостные парижанки. Это вам не Суоми со жгучими морозами и мужеподобными бабами.

– Господа, насколько вам известно, – обратился к офицерам оберст, – лейтенант Отто фон Вернер – отпрыск старинного германского рода и крестник самого рейхсмаршала. Я считаю своим долгом немедленно доложить ему об этом. Предлагаю встретиться через час.

Вульф с Шульцем встали, энергично кивнули и вышли.

Когда в назначенное время они снова появились, оберст внимательно изучал лежавшую перед ним карту.

– Присаживайтесь, господа. Шульц, вы можете показать место гибели Вернера?

– Безусловно, я этот квадрат хорошо знаю. Там озеро, напоминающее сверху оленью голову.

Командир эскадрильи встал, взял из подставки на столе синий карандаш и быстро нашел на карте нужное место.

– Действительно, – одобрительно хмыкнул оберст. – Форменная голова оленя, отличный ориентир. Господа! – встал из-за стола, – рейхсмаршал лично поручил нам отыскать тело любимого крестника и транспортным самолетом доставить его в Германию для торжественных похорон. Вышестоящее командование о его приказе я уже проинформировал. Прошу учесть, что рейхсмаршал не забывает об оказанных ему услугах.

Итак, Рихард, судя по измерениям, которые я сделал на карте, до этого квадрата чуть больше двухсот километров.

– Так точно, господин полковник.

– Людвиг, – последовал вопрос к подполковнику, – ваши егеря бывали в этих местах?

– Нет, так далеко мы еще не забирались.

– Что ж, придется их навестить. Какое количество людей и сколько времени нам понадобится на поиски?

– Я думаю, достаточно отделения егерей с опытным проводником. А по времени это займет не меньше недели.

– Почему так долго?

– Начало лета, – пожал плечами Вульф. – Тундра растаяла, и бронетранспортер далеко не пройдет. Основную часть пути придется идти пешком. Да и обследование квадрата займет немало времени.

– Тогда за дело. Я займусь проводником, а вы готовьте группу.

Когда офицеры покинули кабинет, фон Штимлер – так звали оберста – снял трубку и вызвал к себе начальника охраны аэродрома. Он был финн, хорошо знавший местных жителей.

– Послушайте, Тикконен, – обратился оберст к явившемуся по вызову светловолосому капитану. – Нам для наземной разведки необходим хорошо знающий тундру проводник – финн или лопарь. Найдите такого.

– Лучше лопарь, господин полковник, – чуть подумав, сказал Тикконен. – Они всю жизнь там проводят, и я знаю одного такого. Он сейчас как раз здесь, в гестапо, – доставил туда сбежавшего из лагеря норвежца.

– О! Местный патриот? – заинтересованно взглянул на капитана Штимлер.

– Скорее коммерсант, – чуть улыбнулся тот. – Получит за беглеца щедрое вознаграждение.

– Немедленно найдите его и доставьте ко мне.

– Слушаюсь! – вздернул подбородок капитан, повернулся кругом и пошел к выходу.

Через час в кабинете оберста стоял низкорослый человек с узкими глазами и хитрым лицом, в высокой шапке на голове, меховой куртке и остроносых, с загнутыми вверх носками, сапогах из оленьей кожи.

За спиной у него висела длинная винтовка Бердана, а на широком цветном поясе висел нож и замшевый мешочек с огнивом.

– Скажите туземцу, что мы дадим ему целую банку спирта и списанный парашют, если он проведет наших людей вот к этому озеру, – обратился Штимлер к стоящему рядом капитану, указав карандашом на карту.

Тот с минуту что-то говорил оживившемуся и утвердительно кивающему головой лопарю, затем выслушал ответ и обернулся к Штимлеру:

– Он согласен, господин полковник, и проведет к озеру, если вы разрешите посмотреть на него на карте.

– А разве туземец умеет ее читать? – удивился начальник гарнизона.

– Да, – последовал ответ. – Он был несколько месяцев проводником в шведской экспедиции до войны.

– Отлично, – согласился оберст. – Пусть смотрит.

Тикконен бросил лопарю несколько слов, тот, по-кошачьи мягко, подошел к столу, наклонился и стал внимательно рассматривать карту в том месте, куда уткнулся карандаш оберста.

Затем вернулся назад и, жестикулируя, что-то залопотал финну.

– Господин полковник, – обернулся капитан. – Лопарь сказал, что это очень плохое озеро. Называется оно Оленьим, и охотники всегда обходят его стороной.

– Почему? – скрипнул креслом оберст.

Капитан снова вступил в беседу с проводником, а затем перевел:

– Когда-то, очень давно, целая община местных аборигенов погибла там от козней каких-то злых карликов, якобы живущих под землей. Лопари называют их «сайвок» и очень боятся. С тех пор они считают озеро проклятым и не посещают.

– Это все детские сказки, – ухмыльнулся Штимлер. – А почему оно называется Оленьим?

– Лопарь не знает, говорит, так было всегда. Название пришло от предков.

– Так он готов оказать услугу великой Германии? Или нет? – забарабанил пальцами по столу Штимлер.

Капитан перевел слова оберста лапландцу, тот, опасливо косясь на начальника, что-то пробормотал, подняв вверх два пальца.

– Он требует банку спирта и два парашюта.

– Жадная каналья, – усмехнулся Штимлер. – Ну что же, я согласен.

Утром следующего дня майор лично инструктировал вызванного к себе старшего фельдфебеля Ирвина Кранка, ветерана соединения, не раз успешно проводившего поисковые операции.

– Я надеюсь на вас, – напутствовал он стоящего перед ним в походном снаряжении коренастого фельдфебеля, похлопал того по плечу.

– Мы выполним все, что требуется, господин майор! – подобострастно рявкнул тот. – Можете не сомневаться!

Из штаба полка фельдфебель проследовал к стоящему неподалеку гусеничному бронетранспортеру, у которого весело балагурили, дымя сигаретами, егеря его группы. Их было девять, со служебно-разыскной собакой. Здесь же, рядом, сидел на корточках лопарь, невозмутимо сосавший трубку.

При виде командира егеря замолкли, швырнули наземь окурки и быстро выстроились у машины.

Звеня шипами ботинок по граниту, Кранк прошел вдоль строя, оглядывая солдат. Это были рослые спортивные парни, с жесткими обветренными лицами, экипированные в форму альпийских стрелков. С кинжалами у пояса, шмайссерами на груди и горными ранцами за плечами.

– В машину! – приказал довольный осмотром фельдфебель, направляясь к кабине водителя.

Перебрасываясь шутками, егеря ловко забрались в кузов бронетранспортера, туда же сиганула и овчарка, а последний дал замешкавшемуся лопарю крепкого пинка.

– Вперед, герои Нарвика и Крита! – хрипло проорал кто-то в кузове, и, взревев мотором, машина сорвалась с места.

 
Мчись, могучий поток,
Выше головы, парни,
Вы теперь не в Баварии,
Путь ваш вперед на Восток! —
 

донеслось из ее боевого отсека.

Сидевший в кабине Кранк не обратил внимания на допускающих вольности солдат. Их можно было понять.

Полк недавно был отведен на отдых с передовой из-под Мурманска, а в небольшом лапландском городке никаких развлечений не было. Письма и газеты с фатерлянда доставлялись с опозданием, а старые фильмы были все пересмотрены.

Вот и сидели парни целыми днями в казармах – дрыхли, резались в скат да потягивали шнапс, изредка наведываясь в город.

И этот необычный выезд в летнюю тундру для них был словно прогулка на пикник.

Унтер-офицер Ланге, взводный балагур и пройдоха, даже предложил поискать там местных туземок, чтоб поразвлечься с ними.

– А что? Было бы неплохо.

Фельдфебель мечтательно улыбнулся, отстегнул с пояса обшитую войлоком флягу и сделал из нее изрядный глоток.

Между тем, лязгая гусеницами, бронетранспортер уже около часа двигался в солнечном мареве тундр, оставляя за собой рубчатый след сорванного мха и дерна. По пути встречалось все больше образовавшихся от талого снега озер с топями, которые приходилось объезжать, и продвижение вперед было не столь быстрым, как того хотелось.

Опытный Кранк не испытывал иллюзий по поводу того, что на тяжелой машине удастся добраться до конечной точки пути, указанной на карте. Рано или поздно их маршрут станет для нее непроходимым.

В таком случае машина с водителем останутся на месте, а поисковая группа проследует дальше. Затем они вернутся с телом летчика, которое, фельдфебель был уверен, найдут, вновь погрузятся в машину и отправятся назад, достойно выполнив задание.

Перед очередным, явно реликтовым озером фельдфебель приказал водителю остановиться и, хлопнув дверкой, выпрыгнул из кабины.

Обозрев окрестности в бинокль, он разрешил солдатам оправиться и перекурить, а сам, достав из планшета карту, подозвал к себе проводника с Ланге, который неплохо владел финским языком и местными наречиями.

– Судя по карте, мы в этом месте, – ткнул пальцем в голубую точку на листе. – Спроси у лопаря, так ли это?

Ланге, подбирая слова, спросил, и проводник, взглянув на точку, утвердительно кивнул.

– А теперь выясни, как зовут эту обезьяну?

– Мунк, – белозубо оскалился унтер-офицер. – По-ихнему волк, насколько мне известно.

– Вперед, Мунк! – взмахнул рукой командир, направляясь к машине.

На следующий день тундра стала менее проходимой для машины, и та, увязая в грязи, с трудом продвигалась по зыбким марям.

При очередной остановке командир вновь рассматривал карту и прокладывал маршрут вместе с проводником при участии Ланге, а затем, отпустив их, поднялся на сопку, у подножия которой приткнулся бронетранспортер, остывая и потрескивая мотором.

В бинокль он внимательно оглядел далекий горизонт, заметив на юго-востоке едва различимую струйку дыма.

Через несколько минут покрытая грязью и болотной тиной рычащая машина, оставляя позади синие выхлопы, поползла в ту сторону.

Спустя час она достигла обширной, покрытой карликовым лесом и редким кустарником долины, в центре которой стояло неказистое строение из шестов, покрытое шкурами.

Перед ним горел жаркий костер, над которым парил закопченный котел, и стояла небольшая группа людей, а чуть в стороне несколько тощих после долгой зимы ездовых оленей на привязи.

В десятке метров от жилища бронетранспортер резко затормозил, и егеря спрыгнули на землю. Затем, во главе с Кранком, подошли к костру, охватив его полукругом.

Стоявшие у огня люди – средних лет мужчина с женщиной, к которой прижимались девочка-подросток и мальчишка, испуганно смотрели на незнакомцев. Впереди, ощетинившись загривком, скалила белые зубы лайка.

Приказав солдатам осмотреть жилище и ближайшие окрестности, фельдфебель подозвал к себе Ланге с проводником, указав пальцем на людей:

– Выясните, кто они и откуда.

Мунк задал мужчине несколько вопросов, и тот, отвечая ему, махнул рукой в сторону востока.

– Это саамы из кочевого стойбища. Возвращаются домой после зимней охоты, – перевел Ланге.

– Спроси, не встречали ли они в тундре других людей?

На вопрос проводника мужчина отрицательно повертел головой.

В это время к Кранку подошел ефрейтор, доложив, что жилище и окрестности вокруг него осмотрены, ничего подозрительного не обнаружено.

– Правда, в чуме много пушнины. Даже не верится, что столько добыл один туземец, – кивнул на саама.

– Хорошо, выстави охранение, и разбивайте лагерь. Здесь остановимся на ночлег, – приказал фельдфебель.

Внезапно проводник что-то пробормотал, сделал шаг вперед и, сдернув с головы мальчика суконную шапку, протянул ее Кранку.

На ней алела маленькая звездочка с отколовшейся на одном луче эмалью.

Тот взял шапку, повертел в руках и поднес к лицу охотника:

– Откуда?

Саам что-то ответил, кося глазами.

– Господин старший фельдфебель! – донеслось от жилища, и к Кранку поспешил один из егерей.

– Вот, нашел в их конуре, – протянул рваные кирзовые сапоги. – Такие носят иваны.

– А это что? – кивнул фельдфебель на обувку и, не получив ответа, ударил охотника кулаком в лицо, коротко и сильно.

Саам покачнулся, но устоял на ногах и схватился за висящий на поясе нож, успев выдернуть наполовину.

Тут же грохнуло несколько выстрелов, и он, вместе с хрипящей лайкой, попытавшейся вцепиться Кранку в горло, покатился наземь. В руке хищно ощерившегося Ланге дымился «парабеллум».

– В отношении туземца ты несколько поторопился, Фриц, – бросил ему Кранк, бесстрастно наблюдая за рыдающей на груди мужа женщиной и онемевшими от ужаса детьми.

– Ничего, баба нам все расскажет, – ухмыльнулся унтер-офицер, схватив мальчика за шиворот, и приставил ему к голове ствол «люгера».

Ребенок стал вырываться и визжать, а мать, оторвавшись от мужа, поползла к немцам на коленях, заливаясь слезами и что-то бессвязно лепеча трясущимися губами.

Из ее слов выяснилось, что неделю назад у саамов останавливались на ночь двое чужих людей. Утром они собрались и ушли на восток.

– Как выглядели люди и имели ли оружие? – обратился Кранк к Ланге.

Через проводника тот установил, что они были измождены, в рваной одежде и с автоматом.

– Расстрелять, – приказал командир Ланге, и тот с одним из солдат потащил обезумевшую женщину в ближайший кустарник.

Спустя минуту оттуда донеслась короткая очередь, а егеря вернулись к костру, спокойные и невозмутимые.

После этого они сняли с догоравшего костра благоухающий свежей рыбой котел и поставили его на расстеленную у бронетранспортера плащ-палатку.

Затем по знаку командира все уселись вокруг, поджав ноги, и принялись с аппетитом хлебать из котла складными алюминиевыми ложками наваристую уху. Свою долю, в чашке из бересты, получила и овчарка.

Одиноко сидевшему по другую сторону костра Мунку кто-то со смехом бросил пачку черствых галет в яркой упаковке.

После обеда, а точнее ужина, поскольку незакатное солнце висело у западной кромки горизонта, егеря разморенно сидели на плащ-палатке, дымили сигаретами, передавая по кругу флягу, и лениво болтали.

Основным предметом разговора являлись несколько связок найденных в саамском жилье песцовых шкурок, среди которых имелись три необычно редких – коричневых с серебристым отливом.

Это были так называемые голубые песцы, при виде которых даже невозмутимый Мунк оживился и зацокал языком, выражая восхищение. Их уже упаковали в кожаный мешок и по указанию Кранка поместили в кабину бронетранспортера.

Егеря гадали – поделится с ними прижимистый фельдфебель или нет. За шкурки в лапландской столице можно было достать хорошую выпивку.

А тот, провожаемый косыми взглядами, уже вразвалку шагал к чуму, где спрятались оставшиеся в живых дети. Подойдя, он наклонился, откинул полог и исчез в проеме.

Через минуту из жилища донесся громкий ребячий плач, а чуть позже душераздирающий крик девочки.

– Ну и хваткий парень наш командир, – ухмыльнулся ефрейтор. – Даже в тундре найдет, где поразвлечься.

Солдаты загоготали и стали отпускать сальные шутки.

Спустя некоторое время крики в чуме прекратились, и оттуда появился довольный Кранк, застегивая штаны и блаженно щурясь на солнце.

– Ланге, твоя очередь. Ты сегодня заслужил! – бросил он резво вскочившему унтер-офицеру и, присев на корточки у костра, подбросил в него несколько сухих веток.

Затем, приказав одному из егерей сварить кофе, забрался в кабину бронетранспортера, пихнул себе под голову мягкий мешок с пушниной и, развалившись на сиденье машины, погрузился в приятную истому.

Очнулся Кранк от металлического щелчка. У открытой бронированной дверцы стоял Ланге.

– Кофе с ромом готов, Ирвин, прошу. – И протянул кружку с ароматно дымящимся напитком.

Фельдфебель поднес ее ко рту, сделал глоток, довольно прищурился:

– Настоящий бразильский.

– Да, – ответил Ланге. – Как в старые добрые времена на Крите.

Допив кофе, Кранк отдал кружку унтеру, закурил и выбрался из кабины.

На плащ-палатках, вповалку, храпели его солдаты, а из чума доносились приглушенные всхлипы и рычание ефрейтора.

– Это наш Гюнтер ублажает саамскую девку, – рассмеялся бодрствующий Ланге.

Рано утром идущая след в след цепочка людей, в сопровождении навьюченных ранцами двух оленей, удалялась в безмолвие тундр, а у бронетранспортера остался водитель, провожавший ее взглядом.

Глава 6
Находка

Высоко в арктическом небе парил старый кречет – небесный хозяин этих мест. Он изредка взмахивал широкими крыльями и вглядывался все еще зоркими глазами в проплывающую под ним тундру.

Вся мелкая живность – полярные куропатки, зайцы, песцы и лемминги спешили укрыться в камнях, щелях и норах при появлении бесшумно несущейся по земле тени громадной птицы.

На очередном витке своего полета хищник что-то заметил у далекой гряды сопок и спланировал к ней. Затем мгновенно взмыл ввысь, заскользив обратно.

За свою долгую жизнь кречет не раз встречал то, что увидел. Это были двое бескрылых существ, способные метать громовые молнии. Одна такая давным-давно сразила его подругу, и хозяин небес помнил это.

– Санек, смотри, какой обед летает, – с тоской поглядел вслед удаляющейся птице, бредущий впереди Тим, волочивший за собой по мху давно бесполезный автомат. Плетущийся сзади продолжал слепо двигаться, пока не уткнулся ему в спину и не упал на изумрудный мох, такой мягкий и пахнувший свежестью.

– Все, Тим, я больше не могу, – прошептал он, закрыв глаза, в которых все плыло и кружилось.

Старшина устало сел рядом, утер изодранным рукавом ватника вспотевшее лицо и уронил голову на грудь.

За прошедшую неделю ребята еще больше осунулись и почернели – рыба в мелких озерцах больше не попадалась, да и ловить ее было не на что: кончилась наживка.

Питались молодым ягелем, изредка встречавшейся прошлогодней вымороженной морошкой и вызывавшими тошноту сырыми грибами, поскольку варить их было не на чем.

Выбираясь из зыбкого болота, куда они ненароком забрели, беглецы едва не утонули и лишились котомки с огнивом, кресалом и котелком.

К тому же Сашка вывихнул ногу, которая посинела и опухла, а Тим, постоянно жевавший всякого рода зелень и даже кору деревьев, мучительно страдал животом, часто отходя в сторону.

Все эти дни с пугающим упорством за ними следовали волки. Теперь их было два. Близко звери не приближались, но то и дело возникали на дальних сопках.

Через некоторое время Сашка со стоном приподнялся, морщась от боли в ноге, сел, бросил мутный взгляд на поникшего головой Тима и прислушался.

Откуда-то издалека, с простирающегося справа плато, едва различимо доносился волчий вой, низкий, протяжный и тоскливый.

Сашка вздрогнул, повернул на него голову.

В самом начале уходящего к горизонту массива белело какое-то пятно. И не такое, как остатки снега, тающего в его складках, – яркое и меняющееся.

– Тим, – хрипло прошептал он.

– Чего?

– Посмотри, что там, справа, за белое пятно, или мне мерещится?

Напарник поднял голову, потер руками лицо и стал бессмысленно озираться.

– Да справа, я тебе говорю. Вон, у плато, – показал дрожащей рукой в ту сторону приятель.

– И точно, Сань, что-то белеет. На снег не похоже, а? – широко раскрыл воспаленные глаза Тим.

– И мне так кажется.

Они с трудом поднялись, опираясь друг на друга, и стали пристально вглядываться в даль, затем, едва волоча ноги, побрели в сторону возвышенности.

Примерно через километр пятно увеличилось, показалось, что оно шевелится.

– Дак это ж купол парашюта! – внезапно прохрипел Тим и, спотыкаясь о кочки, заспешил к пятну. Едва поспевая, Сашка направился за ним, то и дело падая, но снова поднимаясь.

Спустя полчаса, тяжело дыша, напарники стояли у лежавшего на земле купола парашюта. Его шелк серебристо блестел в солнечных лучах и едва уловимо колыхался от порывов легкого ветра.

– А где летчик? – посмотрел Сашка на Тима.

– Хрен его знает, – мрачно пробурчал тот, – наверное, в тундру ушел. Чего ему тут делать?

Он видел, что парашют не такой, с какими приходилось иметь дело, и насторожился.

– Давай по-быстрому, сворачиваем купол. Шелка на портянки нарежем, а стропы на снасть распустим.

Сопя, парни потянули к себе неподатливый купол и обнаружили под ним наполовину ушедшее в мох тело человека.

– Вот он, твой летчик, – сказал Тим, опускаясь на колени, – совсем свежий.

Через секунду в его руке появился извлеченный из кобуры на поясе мертвеца пистолет.

– «Вальтер», – восхищенно прошептал моряк. – У меня такой был. – И выщелкнул из рукоятки обойму с блестевшими там патронами.

Загнав ее обратно, сунул оружие за пояс.

– А ну-ка, давай вытащим этого аса, – обернулся к стоявшему рядом с открытым ртом приятелю.

Вместе, путаясь в стропах, они с трудом извлекли из пропитанного водой мха неподатливое тело, оттащив чуть в сторону.

Вместо лица у немца была размокшая в воде бесформенная маска и пряди прилипших ко лбу волос.

– Ты смотри, какой был красавчик, – хмыкнул Тим, протягивая ему извлеченное из нагрудного кармана немца удостоверение пилота люфтваффе и пухлый кожаный бумажник с золотой монограммой.

С фотографии на документе на Сашку холодно смотрел молодой симпатичный парень с аккуратной прической и пробором на голове, чем-то похожий на артиста.

– Лейтенант Отто фон Вернер, – по складам прочитал матрос. – Ты слышишь, Тим? Целый «фон», это у них вроде нашего графа.

– Да, парень, видать, был не бедный, гляди, какие у него часы.

Сашка принял из рук приятеля отсвечивающие тусклым металлом необычно тяжелые часы с браслетом и внимательно стал их рассматривать. На задней крышке имелось клеймо – орел со свастикой, а также какая-то гравировка.

– Фельдмаршал Геринг, – разобрал он последние слова. – Ни хрена себе! Тим, эти часы от Геринга!

– Я ж тебе и говорю, что не простой это немец. Надо отсюда быстро валить, его могут искать. Стоп, а коль фриц дохлый, значит, НЗ у него цел. Как это я сразу не догадался?

Он отстегнул на груди немца карабины, а затем, перевалив на живот, стащил парашютный ранец. Потом, отщелкнув клапаны карманов, извлек две плитки шоколада, пачку прессованного изюма, небольшую ракетницу, таблетки сухого спирта и спички, в непромокаемой упаковке.

– Живем, Санек! – радостно воскликнул старшина, сунув ракетницу и шоколад тому в руки, а остальное быстро распихал по карманам.

После этого Сашкиной финкой они отрезали от купола несколько строп и большой кусок шелка, которые затолкали в оставшуюся котомку. Парашют же свернули, туго перетянули стропами, сунули внутрь несколько камней и утопили в блестевшем неподалеку снеговом озерце с талой водой.

Затем вернулись назад, Тим стащил с ног летчика меховые унты и швырнул Сашке:

– Переобувайся.

– Не, – повертел тот головой. – Оставь себе, твои пьексы вовсе развалились.

– Бери, я тебе сказал! У меня сорок пятый, а это как раз твой размер.

Друг сунул унты в мешок, затянув его веревкой.

Сняв с Вернера летный планшет, который Тим повесил на плечо, моряки отволокли тело к озерку, где утопили парашют, и тоже столкнули в воду. Знакомец Геринга побулькал и утонул, словно его и не было.

После этого, съев по кусочку шоколада, вернулись к своей последней остановке.

У сиротливо лежавшего на небольшом валуне «суоми» остановились.

Тим, утерев рукавом губы, взял автомат в руки, вывинтил шомпол и с размаху саданул прикладом по камню. Затем сунул металлическую часть под слой мха, а приклад с шомполом спрятал за пазуху.

– Пригодится для костра, – сказал Сашке. После чего они снова отправились в путь, стараясь побыстрее уйти как можно дальше.

С плато донесся тоскливый волчий вой.

– Шалишь, – обернулся старшина. – Теперь нас хрен возьмешь. Ходу, Санек, ходу.

Когда солнце завершило свой бесконечный путь к горизонту, а с затянувшегося тучами неба начал сеять мелкий зернистый снег, друзья, еле двигая ногами, подошли к преградившему им путь озеру.

Его извилистые берега поросли карликовым лесом и чахлым кустарником, в котором жалобно пищала какая-то птица.

– Ушли порядком. Тут сделаем привал, – покосился Тим на бредущего за ним в импровизированной накидке из парашютного шелка друга.

Они нашли место посуше, оставили там котомку, шомпол и приклад, после чего исчезли в леске, откуда вернулись с охапкой хвороста и полной шапкой красно-бурых подберезовиков.

Пока Тим колол финкой на тонкую щепу приклад и разводил костер, Сашка достал из кармана их самодельную снасть, взял из вороха две палки подлиннее и пошаркал к ближайшему заливчику.

Там он привязал к ним узловатую шелковую нить, наживил крючки половинками размоченной во рту изюмины, после чего забросил в воду.

Когда старшина, щурясь от едкого дыма и прихватив рукавом ватника конец шомпола, пек над огнем издающие дразнящий запах грибы, на берегу раздался радостный вопль, и вскоре оттуда появился Сашка. Улыбаясь, он нес в руке среднего размера рыбину.

– Подвезло нам, – оживился Тим. – Что за порода такая?

– Да похожа на хариуса, а там кто его знает? Здесь все по-чудному.

Старшина положил шомпол с уже испекшимися грибами на лежащий на камне лоскут шелка, вытащил из кармана пакетик с прозрачными таблетками и протянул другу:

– На, Санек, погрызи.

– Что это?

– Леденцы с ментолом, у фрица в планшете нашел. Там, кстати, и карта. Идем мы, судя по ней, верно. Разве чуть отклонились к югу. Но топать еще далековато, километров триста. Ну? Как тебе леденцы? – поинтересовался он, снизывая финкой грибы на шелк и насаживая на шомпол рыбину.

– Фкусные и во рту холодят, – прошепелявил Сашка.

– Я ж тебе говорю, с ментолом, это от простуды. Я такие на Северо-Западном фронте пробовал, отобрал у пленного офицера. Готовились все-таки фрицы к войне основательно. Все предусмотрели, не то что мы, – нахмурился Тим, – шапками закидаем.

– А все равно под Москвой и Сталинградом фашистов разбили. Да и здесь, на Кольском, они увязли.

– Это точно, – подбросил старшина в костер просохших веток.

– Хлипкие они уж очень. Вот мы с тобой из плена третью неделю идем. Полуживые и без всего. А тот фриц, – кивнул назад, – с раскрытым парашютом в мох свалился, и рожа всмятку. Ну да черт с ним, давай шамать, кишки марш играют.

Тим разломил парящую рыбу на две части и большую отдал Сашке.

– Чего это ты меня все время подкармливаешь? То свою долю шоколада отдал, то эти таблетки, а теперь вот и кусок побольше? – обиделся ленинградец.

– Это потому, что салажонок ты еще, Санек, да и в лагере почти дошел. Так что давай наворачивай. А мне не впервой. Считай, третий раз к своим выхожу, – жестко прищурился глазами.

Приятели стали жадно глотать рыбью мякоть, обсасывая кости, а потом взялись за грибы, пресные, но вполне съедобные.

– На вот еще, хлебни, у фрица в кармане была, – протянул старшина другу миниатюрную плоскую фляжку.

– Когда успел, я даже не заметил.

– И в Ростове мало кто замечал. Я пацаном водился с беспризорными и по карманам ловко притыривал, – беззвучно рассмеялся Тим.

Сашка отвинтил колпачок, сделал глоток из фляжки и поморщился.

– Ну как? Получше шила?

– А я его на охотнике один раз только и пробовал, боцман не давал. Тоже говорил, что салага.

– Это коньяк, – приняв назад фляжку, сделал глоток и Тим. – Давай теперь ногу твою поглядим, и на боковую. День выдался напряженный.

Морщась, Сашка поднял до мосластого колена штанину робы. Нога от щиколотки до лодыжки у него посинела и распухла. Тим, отчекрыжив финкой от парашютного лоскута длинную ленту, туго забинтовал ею ногу матроса.

– Вроде тугой повязки. А теперь спать, утро вечера мудренее.

Утром, когда проснулись, вся тундра была покрыта тонким слоем снега.

– Лето и зима одновременно, – пробурчал Сашка, стряхивая его с шапки, и сладко зевнул. – Впервые хорошо выспался, без кошмаров.

Затем друзья встали, умыли снегом чумазые лица, и старшина ощупал унты, они были сухие.