Текст книги "Золото мертвецов"

– Снимай гады, – кивнул на Сашкины истертые до дыр ботинки.

Матрос уселся на котомку, сбросил ботинки с ног, стряхнул с них драные ошметки мешковины и пошевелил бледными, распухшими от сырости, стертыми в кровь пальцами.

Тим разрезал надвое служивший им скатертью за ужином кусок шелка и протянул товарищу. После этого стащил с ног размокшие пьексы и отчекрыжил от одной из шелковых накидок еще два куска аналогичного размера.

Приятели туго обернули ноги этими шикарными портянками, снова обулись и немного подкрепились изюмом.

– Так, – утер губы старшина, – давай, Санек, достругивай приклад и готовь костер, а я к озеру. Может, рыба какая сдуру поймалась, заодно и веток наломаю.

Отсутствовал он довольно долго, потом над озером гулко разнесся выстрел, и Сашка дернул из ножен финку.

Через минуту из кустарника появился Тим, неся в руке какую-то птицу и волоча за собой несколько корявых сухостоин.

– Ух ты, куропатка! – удивленно воскликнул Сашка, пряча нож, и всплеснул руками.

– Держи, – бросил ему еще теплую, рыжеватой окраски птицу старшина.

– В березнячке подшиб. Там их целая стайка почками кормилась. Хороший у «вальтера» бой, – похлопал по рубчатой рукоятке торчащего за поясом пистолета.

– А вот рыбы нету, удочки я снял. Дай-ка мне лопатник фрица, там много бумажек. Я с вечера мха подсушил, глядишь, сверну цигарку.

Сашка достал из внутреннего кармана бумажник, протянув его Тиму, а сам начал ощипывать куропатку.

Тот же, присев на корточки, достал оттуда тонкую пачку рейхсмарок, несколько фотографий и какие-то сложенные вчетверо листки, судя по виду письма.

Фото привлекли внимание старшины, и он стал внимательно их разглядывать.

На одном погибший был в парадной форме офицера люфтваффе и с какой-то расфранченной девицей, на втором – в летном комбинезоне у «мессершмита», а на третьем – рядом с грузным человеком, в высокой фуражке и мундире с аксельбантом, увешанном крестами, спесиво смотревшим в объектив.

– Вот тебе Геринг, – показал Сашке фото Тим. – Я видел его портрет в одной немецкой комендатуре, которую мы разгромили под Оршей.

– Ну и боров, – нахмурился матрос, заканчивая ощипывать птицу и смахивая рукой перья с коленей, – пудов на десять.

– И карта у этого фрица интересная, с их аэродромами и воинскими частями. Пригодится нашим. А вот из этого послания я себе самокрутку и сварганю, – развернул старшина одно из писем. – Судя по всему, от фрау, бумага тонкая и духами пахнет.

Он ловко свернул из странички козью ножку, достал из кармана бриджей горсть сухого перетертого мха и засыпал внутрь, примяв большим пальцем. Потом, взяв из горящего костра ветку, прикурил.

– У-у-у, – с наслаждением затянулся и выпустил носом густую струю дыма, – даже башка закружилась.

После этого, попыхивая цигаркой, Тим взял из рук Сашки ощипанную и ставшую намного меньше тушку, ополоснул ее в ближайшей лужице и насадил на шомпол.

– На, жарь пока, – протянул другу. – А я вон на ту горку взберусь, погляжу, как нам лучше озеро обходить. – Он показал на высокую сопку.

Когда зарумянившаяся птица начала издавать дразнящий запах и постреливать в языках пламени голубоватыми искрами капающего сока, старшина вернулся и, тяжело дыша, присел к огню:

– Черт! Как вкусно пахнет. Да ты настоящий кок, умеешь.

Глава 7
Смерть у озера

Достигнув вершины очередной сопки, где тонко свистел ветер, друзья остановились.

Внизу, на десяток километров, примыкая одной стороной к озеру, а другой уходя в тундру, тянулась обширная низменность, в центре которой что-то неясно чернело.

Старшина стал всматриваться в ту сторону, затем протер слезящиеся глаза и сдавленно пошептал: кажись самолет.

Не сговариваясь, друзья упали в мох, замерли.

– Это, наверное, тот, из которого немец выпрыгнул, – сдавленно прошептал Сашка.

– Щас узнаем, – хищно ощерился Тим и потянул из-за пояса «вальтер». – Ты давай лежи и наблюдай, а я малость разведаю.

После этого, передернув затвор, ужом пополз вниз.

Сашка достал из-за пазухи ракетницу, взвел тугой курок и ощупал висевший на поясе нож. Потянулись утомительные минуты.

Наконец сбоку послышался шорох, и возникла голова Тима.

– Кажись, наш бомбер, но вокруг никого, – сообщил он хриплым голосом.

– Ур… – радостно вскинулся Сашка и осекся под яростным взглядом.

– Молчи, карась, – прошипел старшина. – Я ж сказал «кажись», точно не разглядел. Вот туман рассеется, тогда и увидим.

Они вновь замерли на вершине и стали внимательно осматривать раскинувшийся вокруг ландшафт, расцвеченный бледными красками Заполярья. Остатки последнего снега под лучами солнца таяли, и согревающийся воздух призрачно дрожал над тундрой.

Когда стрелки швейцарского «лонжина» на Сашкиной руке подобрались к полудню, туман поредел, и сквозь него проступили очертания уткнувшегося в землю самолета.

– Точно, наш русский Ил-4, – взволнованно произнес старшина. – Нас на таком под Ржевом сбрасывали. А теперь, матрос, двигаем вперед, только тихо, – бросил Сашке.

Друг молча кивнул, они крадучись спустились с сопки и, чутко прислушиваясь и озираясь по сторонам, медленно двинулись к машине.

Первое, что бросилось в глаза, – оторванное от фюзеляжа искореженное крыло с красной звездой на нем и многочисленные рваные дыры в корпусе. Были погнуты также лопасти одного из винтов, а правый двигатель густо закопчен и со смятым капотом.

– Да, досталось ему, – прошептал старшина и, когда друзья приблизились к машине почти вплотную, заметил лежавшее у самого корпуса, напротив большой пробоины, застывшее тело человека в оленьей одежде, с размозженной головой. Рядом валялся искореженный автомат ППШ с круглым диском.

Старшина поднял вверх согнутую в локте левую руку, приказывая напарнику оставаться на месте, и на секунду замер. Потом скользнул вперед, поднял автомат и прижался к обшивке машины чуть в стороне от пробоины. Затаив дыхание, прислушался – вокруг тишина, нарушаемая размеренной капелью где-то внутри бомбера.

– Гранатой саданули, – мелькнуло в голове Тима, когда он заметил на одежде убитого многочисленные, разной величины дыры.

Он сделал Сашке жест занять позицию с другой стороны от зияющего пролома, а когда тот выполнил, приложил палец к губам – тихо.

Затем, размахнувшись, левой рукой швырнул ППШ через пролом внутрь машины. Там грохотнул металл, и снова наступила тишина.

Держа в крепко сжатых пальцах «вальтер», старшина осторожно переступил мертвое тело и, пригнувшись, сквозь дыру нырнул внутрь самолета.

– Саня, залазь, – послышалось через минуту оттуда, и матрос, оглянувшись, последовал за напарником.

Тот молча стоял посреди искореженного отсека, куда из повреждений и дыр в корпусе проникали солнечные лучи.

В их свете были видны разбросанные по отсеку в самых немыслимых позах изломанные тела людей в военном обмундировании и с оружием.

– Точно, наши, – втянул голову в плечи Сашка, поднимая с рифленого пола новенькую фуражку с синим околышем и рубиновой звездочкой.

– Да, судя по всему, НКВД, – хмуро сказал Тим. – Не иначе на задание летели.

– Смотри, этот даже полковник, – дернул кадыком Сашка, указывая пальцем на одного, в плаще и с полевой сумкой.

– С чего ты взял? – хмыкнул старшина. – Так уж и полковник.

– У него погоны с тремя звездами. А вон тот, что рядом лежит, в кожане, – майор.

– Я таких знаков различия в сорок втором не встречал, – озадаченно сказал Тим, покосившись на приятеля. – Откуда знаешь?

– Точно, Тим. Погоны совсем недавно ввели, после Сталинграда. Мне один пленный рассказывал. А ты не знал?

– Нет, – коротко ответил старшина и поднял с пола отсека валяющийся автомат. – Новенький, – ласково провел рукой по лакированному прикладу и отстегнул диск. Тот был полностью снаряжен золотистыми патронами. – Теперь и воевать можно, – вщелкнул его старшина на место и повесил ППШ на плечо. – Отличная машинка. Знаешь, Сань, не люблю я этих чекистов. Очень уж они въедливые. Один майор-особист стрелковой дивизии, когда мы вышли после задания на ее охранение, мордовал нас трое суток, пока не выяснил, что десантники. Так, Сань, на тебе тоже ППШ, – вывернул из закостеневших рук чернявого сержанта автомат. – Собери у всех документы, а заодно и личные вещи. Они мертвым ни к чему. А я пока летчиков в кабине посмотрю, вдруг есть кто живой. Чем черт не шутит?

Он отпихнул ногой какой-то валявшийся на проходе блестящий металлический брусок и выбрался наружу.

Когда Сашка появился из самолета с туго набитым вещмешком в руках и полевой сумкой на шее, Тим сидел неподалеку, молча дымя папиросой.

– Ну, как? – опустил у его ног сидор матрос, присев рядом.

– Всем хана, – безнадежно махнул рукой старшина. – А ребята, видно, смелые были. Пилот так со штурвалом в руках и застыл – капитан, с двумя орденами Красного Знамени. Штурмана расшибло в лепешку о приборную доску. Оба стрелка тоже мертвые. Верхний в турели завис, а нижнего при ударе размазало вдрызг. Это, видать, они того фрица и завалили, а он их. Только вот что непонятно. Парашютов у экипажа нет, или сейчас без них летают?

– А мне вроде все ясно, Тим. На вот, погляди.

Сашка достал из кармана бушлата и протянул вспыхнувший на солнце ярким светом небольшой слиток.

– Что это? – взял его старшина в руку и едва не уронил. – Тяжелый!

– Ты посмотри повнимательней.

Напарник повертел слиток перед глазами и обнаружил на одной из граней небольшое клеймо в виде герба СССР, а чуть ниже выбитые цифры.

– Никак золото? – удивленно вскинул брови.

– Именно. Там, в самолете, два ящика таких, и на полу еще много валяется. Ты этот брусок ногой пнул, – рассмеялся Сашка.

– Ну, дела-а, – протянул Тим. – Теперь и до меня дошло, отчего у летчиков парашютов нет. Они перевозили особо ценный груз, а которые в бомбовом отсеке – охрана. Видать, энкавэдэшники заставили оставить, чтобы те не выпрыгнули, если собьют. Не доверяли, гады. Интересно, а куда мог лететь этот бомбер, а, парень?

– Судя по документам, которые у полковника, – из Москвы в Мурманск.

Матрос отстегнул клапан офицерской полевой сумки, вынул из нее сложенную вчетверо бумагу, малинового цвета удостоверение и протянул старшине:

– Ознакомься.

В удостоверении, с двумя красными, расположенными по диагонали полосами, имелось фото человека в военной форме с четырьмя шпалами на петлицах и надписью «Главное управление контрразведки Смерш» на правом развороте. А чуть ниже «Полковник Азаров Алексей Иванович – начальник отдела», синяя гербовая печать да неразборчивая подпись.

– Да, – нахмурился Тим. – Не повезло тебе, полковник. – И развернул плотную бумагу.

Там значилось, что полковник Азаров и майор Коваленко с отделением бойцов следуют в Архангельск для выполнения особо важного задания. На бумаге синели оттиски печати и углового штампа «НКВД СССР».

– Те, что с ними, – кивнул Сашка на справку, – из мотострелковой бригады НКВД особого назначения. Я никогда не слышал про такую.

– А мне доводилось, – ответил Тим. – Когда после первой операции нас из Белоруссии доставили в Подмосковье перед второй заброской, из этой бригады два инструктора приезжали, мастера спорта. Проводили с личным составом занятия по подрывному делу, стрельбе и рукопашному бою. Неплохие ребята. Так, ладно, – вернул он Сашке документы. – А что это у тебя за сидор? – хлопнул по мешку ладонью.

– У переборки лежал, в нем продукты. Наверное, сухой паек.

– Ну что ж, в таком случае давай порубаем, – сказал Тим. – Жаль парней, но мы пока живые.

Сашка достал из мешка кирпич серого хлеба, банку консервов с иностранной этикеткой и завернутый в газету солидный шмат сала.

– «Правда», – уважительно произнес старшина, вскрыв финкой банку и нарезая пахнущее чесноком сало на крупные ломти.

Затем друзья без особого аппетита поели, думая каждый о своем.

Далее, желая узнать новости, которых были долгое время лишены, с интересом прочли все, что имелось в газетном листе, от корки до корки.

В том числе передовицу о наступлении советских войск под Курском.

– Да, совсем другая пошла война, – значительно сказал Тим. – Не все коту масленица. Саня, так ты говоришь, там, – кивнул на самолет, – два ящика такого добра? – Он взвесил на ладони слиток.

– Ну да, деревянные. Один – на котором майор развалился, а второй такой же. Только целый и опломбирован.

– И на хрена в Мурманске это золото? Пули из него отливать, что ли?

– Кто его знает, – пожал плечами Сашка. – Может, оно для союзников.

– Каких таких союзников? – вскинул брови приятель.

– Ну, вон тушенку мы с тобой ели, – показал Сашка на пустую банку, – вкусная?

– Ага, я раньше никогда такой не пробовал.

– Так вот, она американская. «Второй фронт» называется. Англичане и американцы гонят в Заполярье по морю караваны судов с военной техникой, снаряжением и продовольствием. После их разгружают в портах Мурманска и Архангельска.

– Не трави.

– Гадом буду! Наш «охотник» один такой до Соломбалы сопровождал. А на палубах транспортов самолеты, танки и грузовики. Сам видел. Неужели ничего про это не слышал?

– Откуда? В лагере, сам знаешь, не до разговоров было.

– Ну так вот. Как нам рассказывал замполит, это все доставляется в СССР в качестве военной помощи.

– Так возможно, золото везли в Мурманск как оплату за нее?

– Ну, этого я не знаю, – почесал Сашка затылок. – Может, и так. Замполит не говорил, а мы не спрашивали. Кстати, оружие у них неплохое. На нашей коробке английский «эрликон» стоял – это зенитный пулемет. Так мы с боцманом из него немецкого «фоккера» срезали.

– Не врешь?

– Честное слово. Нас даже к медалям «За отвагу» представили.

– Да, – пристально взглянул на приятеля старшина. – Не такой уж ты и салажонок, Санек. Держи краба! – протянул другу руку.

– А ты думал? – стеснительно улыбнулся матрос, крепко ее пожав. – Чего-чего, а стреляю я неплохо.

– Ну что ж, отдохнули, а теперь за работу, – встал на ноги Тим и взглянул на фонарь верхнего стрелка на фюзеляже, с мутным от трещин и пулевых пробоин плексигласом.

– Для начала того бедолагу вытащим, чтоб, в случае чего, организовать круговую оборону. Сектор обстрела оттуда подходящий.

– Точно, – сказал Сашка. – Во все стороны.

Вслед за этим парни снова забрались в самолет и бережно спустили в отсек тело стрелка, зависшего на турели, уложив его рядом с другими.

– Сможешь с ним управляться? – кивнул старшина на пулемет.

– Обижаешь, Тим, я ж по боевому расписанию был вторым номером на «эрликоне». Конечно, смогу.

Далее они внимательно осмотрели ящики со слитками, и старшина попытался сдвинуть целый.

– Тяжелый, черт. Кило на сто будет, не меньше.

Затем уселся на него, чуть подумал и обратился к Сашке:

– План у нас будет такой, матрос. Поскольку ты и я люди военные, а это золото народное, мы за него в ответе. И о ящиках, кровь из носу, нужно сообщить нашим. До ухода их где-нибудь поблизости спрячем. А то видал, у бомбера лопарь без башки? Не такая уж тундра и пустая. Вот только кто его подорвал, непонятно.

– Может, сам? Вот этим. – Сашка снял с пояса и продемонстрировал рубчатую лимонку. – Они у солдат в подсумках.

– Возможно, – сплюнул Тим. – «Феньки» нам в дорогу пригодятся. Короче, шхерим ящики, забираем документы и идем дальше. Как можно быстрей. Тем более что оружие, жратва и карта у нас теперь есть.

– А куда мы их спрячем? – повесил гранату на пояс Сашка. – Кругом одна тундра и мох. Опять же, вечная мерзлота. Сложно.

– Да хоть бы в озеро, – не согласился Тим. – До него рукой подать, айда взглянем. И стропу от парашюта заодно прихвати, глубину измерим.

Моряки в очередной раз покинули чрево самолета, Сашка достал из лежавшей снаружи котомки аккуратно свернутый в бухту трос, и они пошли в сторону видневшегося метрах в пятистах от машины озерного залива.

Там Тим размотал бухту, прикрепил к ее концу небольшой гранитный окатыш и, держа приспособление на весу, подошел к кромке низкого берега. Вода на поверхности была чуть голубоватой и кристально чистой, а ниже темной. Камень с плеском шлепнулся в нее, быстро утащив за собой часть троса.

– Ну, вот видишь, всего метра четыре будет, – вытащил старшина намокшую стропу. Затем сделал еще несколько забросов чуть дальше и по сторонам. Глубина существенно не изменилась. – В самый раз. С берега не видно, и дно скальное, не заилит.

– А я знаю, как дотащить сюда ящики, – предложил Сашка. – На листе обшивки, что валяется у самолета. Она гладкая и будет хорошо скользить по мху, к тому же тут небольшой уклон.

– Точно, Саня, молоток, – на руках их едва ли осилим, очень уж тяжелые.

Смотав трос, пошли назад, при этом Сашка морщился и слегка припадал на ногу.

– Ты чего? – покосился на него старшина.

– Да лодыжка что-то сильно заныла. Когда из самолета выбирался, зашиб. Ну да ничего, скоро пройдет. Ты не беспокойся.

После того как они подошли к машине, Тим заставил Сашку сесть, стащил с него унт и осмотрел ногу. Она еще сильнее опухла.

– Да, с такой ходулей ящики мы сегодня не потащим, еще больше ее разбередим. Ты пока сиди, а я слажу в кабину к летчикам, может, там какая аптечка есть?

Через пару минуту старшина выглянул из разбитого окна кабины и помахал защитного цвета флягой:

– Во, спиртягу нашел! Отличное лекарство.

Затем вылез наружу и спустился на землю.

– Под сиденьем у штурмана лежала, в заначке, почти полная. А аптечки, к сожалению, нету.

В течение нескольких минут, поливая на ладонь сладковато пахнущую на воздухе жидкость, он втирал спирт другу в лодыжку, а потом снова туго забинтовал.

– Порядок. Нога за ночь прогреется и, даст бог, отойдет. Только ходи поменьше. На вот, хлебни чуток, – протянул Сашке флягу.

Тот сделал глоток и закашлялся, на глазах выступили слезы.

– А ты? – вернул ее другу.

– Я уже дерябнул в кабине, чистый ректификат. Ты пока полежи, отдохни, – бросил он матросу мягкую котомку. – А я пока в дорогу все соберу, завтра с утра и двинем. Путь не близкий, а медлить нельзя, себе дороже.

После чего исчез в самолете.

Когда старшина снова появился, в руках у него был еще один солдатский вещмешок, офицерский пояс с кобурой и почти новые яловые сапоги с железными подковками.

Положив все около Сашки, присел рядом.

– Так, сначала сапоги. Похоже, мой размер, у сержанта одолжил. Крупный парень.

Сбросил с ног остатки пьексов и, перемотав портянки, натянул обнову.

– Как по мне шили, – улыбнулся. – А это тебе, – протянул Сашке ремень с кобурой. Здесь ТТ с запасной обоймой, а ракетницу выкинь.

Вслед за этим Тим встал на колени, перевернул сидор и вывалил из него в мох несколько звякнувших дисков с гранатами.

– По три на автомат и шесть «фенек».

Затем потянул к себе мешок с продуктами и, раздернув горловину, тоже опорожнил его.

Там оказались два кирпича хлеба, початый ими кусок сала, три банки тушенки, пачка кускового сахара и три – чая.

Старшина все это разложил в вещмешки поровну: боеприпасы и продукты. Потом, побулькав у уха, сунул в один флягу со спиртом.

– Все, морской порядок, – удовлетворенно прогудел, затягивая бечевками горловины и захлестывая их наплечными лямками. – А теперь давай налаживать костер, похлебаем горячего, сил надо набираться.

Через короткое время у самолета потрескивал небольшой огонь, на котором побулькивал, исходя паром, котелок с похлебкой из оленьего мяса. К этому Тим прибавил половину одной рыбины, два ломтя черствого хлеба, несколько кусков сахару и отсыпал из пачки с чаем горсточку на заварку.

Вскоре друзья с аппетитом хлебали горячее варево и жевали соленую рыбу, а потом, сполоснув котелок, вновь пристроили его на костер, для чая.

– Давно так не ел, – сыто икнул Сашка, похлопав себя по тощему животу. Тим же внимательно следил за котелком, а когда тот закипел, высыпал туда чай и снял с рогульки.

Спустя несколько минут, прихватывая бока посудины рукавами, они по очереди прихлебывали из нее, хрустя сахаром.

После трапезы разморенный Сашка откинулся на мешок и стал бездумно глядеть в небо, а Тим, вытащив из-за пояса «вальтер», разобрал его и стал смазывать маслом из ружейной масленки.

– Слышь, старшина, а чего у тебя имя такое чудное, «Тим»? – поинтересовался Сашка.

– Меня вообще-то Тимофеем кличут, – ответил тот. – Просто кореша так прозвали, давно, еще на флоте. И фамилия подходящая – Воронов. А у тебя какая?

– Солнцев.

– Красивая фамилия.

На некоторое время приятели замолчали.

– Послушай, Тим, – чуть повернул голову к старшине Сашка. – А эти ребята так и будут лежать в самолете?

– А куда ж мы их денем? Так и будут. Хоронить их негде, кругом вечная мерзлота и камень, бомбер самое подходящее место. Когда ящики утопим, приладим обшивку на место, чтобы звери не растащили, и пусть себе лежат. Вроде как в братской могиле.

– Да, наверное, это все, что мы можем для них сделать, – вздохнул Сашка.

Однако осуществить свои планы друзьям не удалось, как часто бывало в таких случаях.

На следующее утро, когда они, позавтракав, возились с листом дюраля, прилаживая к нему найденный в самолете трос, из тундры донесся тоскливый вой волка, а за ним эхо едва различимого выстрела.

Моряки на мгновение замерли, потом Тим, приказав Сашке оставаться на месте, передернул затвор ППШ и рысцой побежал к ближайшей сопке.

Забравшись на ее вершину, он прилег и, запаленно дыша, стал вглядываться в тундру. Выстрел прозвучал с той стороны, откуда они пришли, с запада.

Через некоторое время старшина заметил на горизонте едва различимые точки и услышал позади громкое сопенье.

К нему по склону сопки, забросив за спину автомат, карабкался Сашка.

– Я ж тебе приказал оставаться на месте, – прошипел Тим.

– Не, я с тобой, – мотнул тот головой, стряхивая рукавом пот со лба и устраиваясь рядом.

– Ну, салага, – бормотнул Тим и вновь впился глазами в чуть туманную даль, искрившуюся на солнце.

Через час точки увеличились, и стало ясно, что это идущие в сторону озера люди.

– Один, второй, третий… девять человек, – сосчитал старшина. – И позади еще что-то. Вроде олени.

– Может, вепсы или лопари? – с надеждой взглянул на него Сашка.

– Или немцы. Ищут своего летчика, – парировал Тим. – Слушай, Сань, ты оставайся пока здесь, а я быстренько вниз, за боезапасом.

Когда он вернулся с несколькими дисками за пазухой и лимонками в карманах, Сашка внимательно наблюдал за караваном. Внезапно оттуда что-то на миг взблеснуло и погасло.

– Бинокль, – в сердцах сплюнул Тим. – Теперь все ясно, это немцы или финны…

Дав идущим за ним егерям знак остановиться, Кранк вскинул к глазам тяжелый горный бинокль и внимательно оглядел открывшуюся впереди гряду сопок, с изогнувшимся в долине озером.

– Кажется, пришли, – обернулся фельдфебель к стоящим позади Ланге с лопарем. – Ты хороший проводник, Мунк, и заслужил глоток рому, – удовлетворенно похлопал лапландца по плечу. Тот растянул губы в улыбке. – Привал на пятнадцать минут! – взглянул на наручные часы командир. – Мы у цели!

Егеря устало опустились на землю, закурили и стали прихлебывать из фляг, лениво перебрасываясь фразами.

– А палить в того волка тебе не стоило, да еще из «парабеллума», – сделал фельдфебель замечание сидевшему рядом с ним Ланге.

– Надоел его вой, очень уж тоскливый. Да и наш Тор нервничает, – кивнул тот на овчарку.

– Больше так не делай, лишний шум нам ни к чему.

Затем он подозвал Мунка, налил в металлический стаканчик немного рому из фляги и протянул проводнику:

– Держи, обезьяна.

Тот с почтительностью принял, выпил жгучую жидкость и что-то залопотал, утерев рукавом губы.

– Переведи, – кивнул Кранк унтер-офицеру.

– Он говорит, что в тундре, кроме нас, есть еще люди. У волков особенный вой на двуногих.

– Ну, вот видишь, не стоило шуметь. Здесь могут бродить и иваны. Как те, что мы обнаружили зимой.

Ланге нахмурился. В январе, в поиске, они действительно уничтожили в тундре разведгруппу русских. В схватке погибли и трое егерей, в том числе его приятель.

Докурив сигарету, фельдфебель ткнул окурок в мох, вновь осмотрел в бинокль окрестности и, приказав проверить оружие, сделал знак продолжить движение…

– Опять пошли, – бормотнул Тим, когда цепочка людей и животных стала менять очертания. – Значит так, Санек, – обернулся к матросу. – Давай в самолет и готовь турельный пулемет, боеприпасов там хватает. А я останусь здесь. Судя по направлению, выходить они будут на эту сопку, а затем по долине, вниз к озеру. Тут мы их и прищучим. Я с фланга – очень уж здесь удобная позиция, а ты в лоб, из бомбера. Но огонь открывай только после меня, как подойдут к самолету метров на триста. Усек?

– Точно так, старшина, – ответил Сашка и уполз вниз по склону.

Когда он исчез в брюхе самолета и фонарь с пулеметом в хвостовой части бесшумно повернулся в сторону сопки, Тим удовлетворенно хмыкнул, положил рядом с собой один из запасных дисков, пару гранат и посмотрел в сторону обретающих все более четкие контуры людей.

Через некоторое время он уже различал альпийские кепи с длинными козырьками, болотного цвета униформу и «шмайссеры» у них на груди. Немцы двигались размеренным походным шагом. Позади виднелся человек в меховой одежде с винтовкой за спиной и два мелко ступающих оленя с грузом.

Старшина обернулся назад, бросил взгляд в сторону самолета и взмахнул рукой, призывая к готовности.

Ответом было вращение пулеметной турели в одну и другую сторону.

Когда караван приблизился еще ближе и начал спускаться в низину, егеря заметили распластанный в ней самолет и, по знаку переднего, быстро развернулись в цепь, оставив в тылу человека с оленями.

Теперь они шли медленно и осторожно, выставив перед собой автоматы и внимательно оглядывая окрестности. Затем остановились, и один из солдат, по взмаху руки ближайшего к Тиму коренастого егеря с биноклем на груди, согнувшись, побежал к машине.

Медлить дальше было нельзя.

Старшина поймал в прорезь мушки его спину и плавно нажал на спуск.

Автомат знакомо отдал в плечо – егерь по инерции пробежал еще несколько шагов вперед, а затем упал головой в мох, широко разбросав руки.

В ту же секунду от самолета, в сторону остальных, понеслись гулкие пулеметные трассы. Двоих немцев они срезали сразу, а остальные, попадав кто где, открыли ответный огонь по машине. Несколько стали палить по вершине сопки, откуда огрызался короткими очередями автомат Тима.

Дуэль крупнокалиберного «шкаса» с немецкими «шмайссерами» оказалась неравной, в результате через несколько минут, отстреливаясь и делая короткие перебежки, альпийцы попытались вырваться из долины. Однако им это не удалось: пулеметная трасса перерезала еще одного, а старшина длинными очередями из ППШ отсек единственный для врагов путь к спасению.

Тогда коренастый что-то гортанно прокричал, и стрелки, бросаясь из стороны в сторону, устремились к сопке – уничтожить засевшего там автоматчика.

– Шустрые, суки, – прохрипел Тим и, выдернув чеки, одну за другой метнул вниз две лимонки. Те рванули с оглушительным грохотом, и еще два фашиста остались на месте, у дымящихся воронок.

Однако оставшиеся двое продолжали быстро продвигаться вверх, и огромного ефрейтора Тим свалил последней очередью почти в упор. Затвор ППШ лязгнул, выбросив в мох горячую гильзу.

А Сашкин пулемет продолжал мести очередями склон сопки у самой вершины, высекая из нее гранитные крошки. Оставшийся немец с рвущейся с поводка овчаркой, вопя от боли, исчез в их круговерти.

В это время за одной из кочек приподнялась голова в высоком колпаке, щелкнул выстрел, и пулемет замолк.

– Твою мать! – зарычал Тим, всаживая в кочку очередной диск до упора.

Затем он отщелкнул его, вставил новый и чутко прислушался. Тишину нарушал лишь хрип лежащего неподалеку ефрейтора.

Старшина кошкой прыгнул к нему и хряснул прикладом в висок. Тот дернулся и затих.

Держа наготове автомат, Тим быстро заскользил по склону, задержавшись у трупа коренастого. Тот лежал на боку, прижав к животу руки, старшина шевельнул носком сапога тело и сделал несколько шагов вперед. За спиной коротко свистнуло, он отпрыгнул вбок, одновременно дав назад очередь.

Морщась от боли, Тим вырвал из предплечья финский нож и швырнул его в сторону трупа. Потом, скрипя зубами, зажал рану ладонью и, спотыкаясь, побежал к бомберу.

Когда он нырнул в мрачную утробу машины, Сашка лежал на спине под турелью. Он еще жил – наполненные болью глаза были широко открыты, а на губах вскипали розоватые пузырьки и лопались.

Тим упал на колени, раздернул на друге бушлат и задрал ветхий тельник.

На худой мальчишеской груди, чуть ниже правого соска, чернело небольшое пулевое отверстие, из которого толчками выбивалась кровь.

– Браток, ты держись, я сейчас, – зашарил непослушными пальцами старшина в карманах и внезапно замер.

Сашка, чуть повернув к нему голову, прошептал:

– Ти-и-ма.

Потом глаза его навсегда закрылись…

На следующее утро пролома в самолете больше не было. На его месте, плотно приваленный элероном и камнями, темнел дюралевый лист обшивки.

У машины, понурив голову, стоял Тим с вещмешком, автоматом в руке и без шапки.

– Ну что ж, прощай, Александр, – прошептал старшина. Надел шапку, повернулся и зашагал в тундру, туда, где на востоке всплывало солнце.