Текст книги "Сыновья Горгоны"

С началом войны наш отряд реорганизовали в десятую флотилию малых штурмовых средств. В состав соединения входят малые подводные лодки, используемые в качестве носителей управляемых торпед, быстроходные штурмовые катера и группы боевых пловцов-диверсантов. С лета сорок первого им командует известный вам, капитан 2 ранга Валерио Боргезе, по приказу которого мы с Торриани и находимся здесь.

В порядке обмена боевым опытом. И, мне кажется, наше сотрудничество является достаточно плодотворным. Не так ли, сеньор капитан? – взглянул Магро на Глюкенау.

– Безусловно, Джованни, – кивнул тот головой. – Благодаря вам мы имеем свою группу подводных диверсантов, а вы ознакомились с практикой подготовки боевых дельфинов. Все это, безусловно, послужит на пользу нашим общим интересам.

– А не могли бы вы рассказать о какой-нибудь значительной операции, проведенной вашими людьми? – поинтересовался Росс, забросив ногу на ногу.

– О! – воскликнул Магро. – Их было не мало. Но, самыми значимыми, на мой взгляд, были наши действия в Гибралтаре осенью 41-го. Незадолго до этого мы получили сведения о нахождении там значительного количества английских кораблей и в том числе линкора «Нельсон». Операцию разработал и лично возглавил князь Боргезе.

Глубокой ночью на подводной лодке «Шире» мы вошли в подводном положении в бухту Альхесирас, где шестеро из нас, включенных в кислородные аппараты, выбрались на палубу и извлекли из контейнеров управляемые торпеды. После этого уселись на них верхом по двое и, двигаясь под водой на малой скорости, направились к порту.

Так как видимость была почти нулевой, мы с водителем первой торпеды, лейтенантом Визинтини, подвсплыли, и вода скрывала нас только до пояса. Благополучно миновав брандвахту*, где стояли английские сторожевые катера и определив точное направление движения, мы вновь погрузились на глубину, после чего проследовали к противолодочным заграждениям. Их стальные ячейки оказались вполне проходимыми для торпед, и мы проскользнули в базу. Здесь снова подвсплыли и на фоне неба, на расстоянии примерно в двести метров заметили силуэт большого транспорта. Он был выбран в качестве первой цели.

Мы поднырнули под днище судна и, прикрепив к боковым килям трос, подвесили на него зарядное отделение торпеды, включив на нем механизм взрывателя. После этого, находясь в подводном положении, тем же путем вернулись назад, где в заранее обусловленном месте, нас подобрала «Шире». Спустя непродолжительное время, на ее борт были приняты остальные группы, успешно минировавшие еще один транспорт и груженый нефтью танкер. К утру, уже находясь в открытом море, мы услышали со стороны гавани серию глухих взрывов. Наши заряды сработали.

По этому поводу даже были сообщения в итальянской прессе. Вот, пожалуйста, убедитесь сами, – и Магро протянул Россу извлеченную из бумажника небольшую газетную вырезку.

– Позвольте мне, полковник, я неплохо знаю итальянский, – взял ее в руки Глюкенау.

«Штурмовые средства королевского военно-морского флота проникли на рейд и во внутренний порт крепости Гибралтар. Потоплены танкер грузоподъемностью 10000 тонн, другой танкер (6000 тонн) и транспорт (6000 тонн), груженый боеприпасами. Еще одно судно (12 000 тонн), груженное военным имуществом, выбросилось на скалистый берег и может считаться надолго выведенным из строя», – прочел он и со значением посмотрел на Росса.

– Да, впечатляющая операция. Я просто поражен, – заявил тот. – Ваши парни, Магро, заслуживают всяческих похвал.

– Еще более значительным по результатам, был наш поход в Александрию, зимой того же года, – продолжил итальянец.

– В декабре «Шире», под командованием Боргезе совершила переход из Специи на нашу базу в Леросе. Несколько дней спустя, на гидросамолете, туда же были доставлены три группы боевых пловцов в количестве шести человек. В середине декабря, приняв их на борт вместе с управляемыми торпедами, лодка вышла в Средиземное море и взяла курс на Александрию, где по сведениям нашей разведки базировались английские линкоры «Вэлиент» и «Куин Элизабет».

Согласно разработанному командиром плану, нам предстояло скрытно преодолеть минные заграждения, установленные на входе в базу, спустить за борт три управляемые торпеды с диверсионными группами, после чего вернуться в Италию.

Членам групп, снабженным необходимыми денежными суммами, после минирования кораблей предписывалось скрытно выйти на побережье и укрыться там. Затем приобрести у местных жителей гражданское платье и лодку, на которой через пять суток находиться в обусловленном месте в районе маяка Розетта. Там, ночью, их должна была принять на борт итальянская подводная лодка и доставить на базу.

В ночь с 20 на 21 декабря, благополучно пройдя минные поля, «Шире» всплыла на подходе к Александрии и с нее на воду были спущены три управляемые торпеды с шестью боевыми пловцами. После того, как запустив двигатели, группы скрылись из виду, мы погрузились и отправились на базу. А по приходу туда получили известие, что оба линкора пущены на дно.

Однако наши парни с того задания не вернулись, и что с ними сталось неизвестно. Скорее всего, англичане захватили героев в плен. Или те погибли при возвращении.

За эти операции все участники и в том числе я, были награждены орденами и медалями, а наш командир удостоен аудиенции самого короля. Виктора Эммануила Третьего.

– Я очень рад, что познакомился с вами и лейтенантом Торриани, – сказал Росс, когда Магро закончил свой рассказ. – Вы смелые люди и заслуживаете всяческого уважения. Думаю, у нас будет достаточно время и для других, не менее интересных бесед, при возвращении на родину.

– А когда и каким образом это планируется, сеньор полковник? – спросил Торриани.

– В самое ближайшее время, лейтенант. Как только я завершу здесь некоторые свои дела, судно Крюгера доставит нас на борт одной из немецких субмарин, крейсирующих в этих водах. На ней мы и отправимся в Рейх. Который, уверен, вам понравится.

– Сеньор полковник, – переглянувшись с Торриани, обратился Магро к Россу. – У нас к вам небольшая просьба. Ранее мы обращались с ней к сеньору капитану, однако без ведома Берлина, он отказался ее удовлетворить.

– В чем дело, Людвиг? – начальственно взглянул Росс на Глюкенау. – Я думаю, таким парням ни в чем не должно быть отказа.

– Безусловно, – рассмеялся тот. – Но они желают получить наши материалы по подготовке боевых дельфинов. А это не в моей власти.

– М-да, – нахмурился полковник. – Здесь вы правы. Такое распоряжение может дать только Дениц. Но вы не расстраивайтесь, капитан, – дружески похлопал он Магро по плечу. – Как только мы прибудем на место, вы сможете поставить этот вопрос перед гросс – адмиралом. И он, думаю, не откажет.

– Очень на это надеюсь, – ответил Магро. – Желаете еще кампари?

Глава 5
Кураре

На закате дня, попрощавшись с итальянцами и сев в подъехавший автомобиль, Росс с Глюкенау вернулись в миссию. Там, после ужина, за чашкой душистого кофе с коньяком и сигарами, полковник конфиденциально сообщил капитану 1 ранга еще об одной цели своего визита.

– Как мы вынуждены с сожалением констатировать, – сказал он, – война приобрела затяжной характер. И в этих условиях мы обязаны противопоставить врагу не только боевую мощь вермахта и кригсмарине, но и диверсионные возможности нашей разведки.

Во вражеском тылу «абвер» создал серьезные агентурные позиции и разветвленную сеть резидентур, перед которыми в настоящее время поставлена задача физического устранения политических руководителей и высших военачальников, противостоящих нам стран.

По имеющимся оперативным сведениям, в конце этого года в одном из ближневосточных государств, в режиме строгой секретности, готовится встреча лидеров России, США и Великобритании.

В настоящее время, по личному указанию фюрера, мы готовим операцию по ликвидации всех троих. Для этого задействованы лучшие силы разведки и имперской службы безопасности.

Мне поручено доставить в их распоряжение, для оснащения наших агентов-боевиков, яд кураре. Надеюсь, вы слышали о таком?

– Безусловно, – ответил Глюкенау. – Но что это такое, представляю довольно смутно.

– В таком случае, я вас немного просвещу.

Кураре является одним из сильнейших ядов, растительного происхождения и применяется индейцами Южной Америки для охоты и ведения войны. Проникая в кровь с наконечника пущенной в жертву стрелы, он вызывает мгновенный паралич мускулатуры и дыхания, завершающийся смертью.

Для изготовления яда индейцы используют различные виды тропических растений и их компоненты. В Европу рецепт кураре доставили в 1745 году из Перу, французы. Впоследствии, в 1938 году, американцы определили растение, из которого возможно приготовление наиболее сильного яда, назвав его «Chondrodendron tomentosum». Растение произрастает на территории западной Амазонии. Это крупная лиана с сердцевидными листьями, стебель которой достигает восьми сантиметров в диаметре. В пору цветения она покрыта гроздьями мелких белых цветов, на месте которых вызревают небольшие ягоды.

Располагая необходимыми рецептурой и сырьем, мы произвели кураре в лабораторных условиях и испытали полученный яд в концлагерях. Однако его поражающие факторы оказались несопоставимыми с кураре, который готовят индейцы.

В связи с этим, руководство, в лице Кальтенбрунера и Канариса, поручило мне добыть его с вашей помощью у дикарей, причем любыми средствами. После чего переправить в Берлин. От этого зависит исход стратегической операции. Я надеюсь, вы понимаете важность задания, Людвиг? – доверительно наклонился Росс к Клюгенау.

– Безусловно, Гюнтер. Но это достаточно рискованное предприятие. Индейцы сельвы воинственны и коварны. Тем более что при строительстве базы, в целях безопасности нам пришлось уничтожить одно из проживавших в этих местах племен. Впрочем, мы можем обратиться за помощью к пастору. Райнике возглавляет эту миссию много лет, возвращая дикарей в лоно святой церкви и пользуется у них определенным авторитетом. К тому же он боготворит фюрера и фанатично предан Рейху.

– Что ж, это дельное предложение, – согласился Росс, – и на то были причины. Пастор, как и его родители, переселившиеся в Бразилию из Польши в конце прошлого века, давно и успешно сотрудничал с германской разведкой, формируя в этой стране «пятую колонну» из числа эмигрантов и обращенных в христианство индейцев, а заодно «присматривал» за ходом испытаний на базе. Глюкенау, естественно, об этом не знал. И доверял служителю культа.

– В таком случае, побеседуем со святым отцом, – сказал он, позвонив в стоящий на столе изящный, прошлого века колокольчик.

Через минуту дверь кабинета бесшумно открылась и на пороге появилась монахиня.

– Марта, пригласите, пожалуйста, к нам господина пастора, – обратился к ней капитан 1 ранга.

– Слушаюсь, – наклонила та голову в белом капоре* и исчезла.

– А каков персонал сотрудников миссии? – поинтересовался Росс, поудобнее устроившись в кресле.

– Он совсем небольшой. Пастор, три монахини, врач и повар. Все постоянно живут здесь. Продукты питания, медикаменты и почту для миссии, доставляет сюда по реке Крюгер. Через него же Райнике навещает своих католических патронов в Рио и Манаусе.

Разговор собеседников прервало появление пастора.

Тот вошел как всегда со смиренным видом, тихо шурша сутаной, и благостно поприветствовал собеседников.

– Святой отец, – обратился к нему Глюкенау, когда тот уселся в кресло. – Нам нужна Ваша помощь в одном важном деле.

– Я всегда к вашим услугам господа, – бесцветно произнес Райнике, перебирая в руках янтарные четки.

– Вы давно живете в этих местах и, насколько мне известно, пользуетесь уважением местных аборигенов, – продолжил капитан 1 ранга.

– В некотором роде да, – кивнул головой пастор.

– А также знаете их образ жизни, обычаи и культы.

– Это часть моей работы.

– В таком случае скажите, что вам известно о яде кураре, которым пользуются дикари для войны и охоты?

– О! – воскликнул Райнике, сделав испуганное лицо. – Это чудовищное орудие убийства. В свое время, в этих местах от кураре погиб мой предшественник. А несколько лет назад, при посещении племени араваков, я наблюдал, как этот смертельный яд готовил местный знахарь.

– И каким образом это делалось? – заинтересованно спросил Росс, поглаживая пальцами подбородок.

– Знахарь варил его на огне из измельченных корней и стеблей какого-то растения, добавляя туда кровь лягушек и непрерывно помешивая кипящую массу. Когда яд был готов, он представлял собой темную густую жидкость с терпким смолистым запахом. Ею смазывались миниатюрные стрелы, которые индейцы выдувают из полых трубок во время охоты.

– Наших ученых очень интересует этот яд, святой отец, мне поручено его отыскать и доставить в Берлин, – значительно сказал Росс. – Это очень важно для Рейха и победы.

– Я понимаю вас господин полковник и готов помочь, – не сразу ответил пастор. – Но нужна экспедиция в джунгли. Людвиг, вы дадите мне нескольких солдат для сопровождения?

– Безусловно, – ответил Глюкенау. – Сколько человек вам нужно?

– Достаточно пятерых, хорошо подготовленных и более-менее знакомых с сельвой*.

– В таком случае это будет Ланге со своими людьми. Они воевали в Африке и не раз бывали в джунглях.

– Ну что же, – согласился Райнике. – Это меня вполне устраивает.

– А сколько дней продлится экспедиция? – поинтересовался Росс.

– При благоприятном исходе около недели.

– В таком случае, пастор, я тоже пойду с вами. Вы не против?

– Как сочтете нужным, полковник, – бесстрастно ответил Райнике. – Вы наш гость. Но это путешествие далеко небезопасно.

– Да, Гюнтер, я согласен со святым отцом, – поддержал Клюгенау пастора. – Джунгли Бразилии не лучшее место для прогулок.

– Ничего господа, мне приходилось бывать в местах и похуже, – ухмыльнулся Росс. – Так что не стоит особо беспокоиться.

– В таком случае, позвольте мне покинуть вас, чтобы отдать нужные распоряжения своим людям, – встал Райнике, поправляя сутану.

– Да, святой отец, – кивнул Глюкенау. – Когда думаете отправляться?

– Завтра утром, от здания миссии. И пришлите ко мне, пожалуйста, господина Ланге. Мы с ним оговорим кое-какие вопросы.

Хорошо, – благосклонно кивнул головой Глюкенау. Он будет у вас через несколько минут. До встречи.

…Ранним утром, когда первые лучи солнца забрезжили над бесконечным морем туманной сельвы, небольшой отряд двинулся в путь.

Помимо пастора с Россом и Ланге с пятью солдатами, облаченных в армейское хаки и высокие кожаные ботинки, в нем были три босоногих индейца. В набедренных повязках, с орлиными перьями в волосах и красноватого оттенка кожей. Один – в наброшенной на плечи леопардовой шкуре, шел впереди, а его соплеменники, с тяжелой кладью на спинах, замыкали шествие.

Европейцы, исключая Райнике, были вооружены шмайсерами и морскими парабеллумами в кобурах, а индейцы луками с копьями. Кроме прочего, все члены группы имели при себе острые мачете.

– Насколько я понимаю, святой отец, – кивнул Росс на шедшего впереди высокого индейца, – этим парням можно доверять?

– Безусловно, господин полковник, – ответил пастор. – Эти дети природы обращены мною в христианство и вполне безобидны.

– По их виду этого не скажешь, – хмыкнул майор, – очень уж зверские у всех рожи.

– Что делать, полковник, такими этих людей создал Господь.

– Мы идем к их племени?

– Нет. Эти люди из племени гуарани. Они живут в селении, расположенном за каскадом водопадов, в десятке километрах от миссии. Выращивают маниок, занимаются охотой и рыбалкой. Следующий впереди проводник – их вождь Акарая, мой крестник и друг. Несколько лет назад я вылечил от болезни его дочку.

– Так почему бы у него и не получить нужное нам снадобье?

– Гуарани довольно мирный народ и его знахари готовят яд только для охоты на птиц и мелкую дичь. Рецепт же кураре для военных целей, известен лишь жрецам более диких племен, которые живут в нескольких переходах к северу. К одному из таких мы и идем.

– И что же это за племя?

– Тукано. Они проживают небольшими группами и достаточно агрессивны. По словам Акараи, жрецы этого племени готовят наиболее смертоносный яд, рецепт которого передается из поколения в поколение. Несколько лет назад гуарани помогли тукано в войне с карибами и Акараи надеется на теплый прием. К тому же, по его совету я приготовил для старейшин тукано и их жен подарки. Во вьюках у индейцев – носильщиков пять винчестеров, ром, табак и масса блестящих побрякушек.

– Дикарей интересует огнестрельное оружие?

– Для воинственных тукано это самый желанный подарок, взамен которого мы с Акараи и надеемся получить у них кураре. Причем только сам яд, но не рецепт его приготовления. Это бесполезно.

– А если все-таки попытаться, захватив жрецов в плен и доставив их на базу? Там, я уверен, они бы у меня заговорили.

– Вы плохо знаете индейцев, – вздохнул Райнике. – В этом случае мы бесследно исчезнем в джунглях. К тому же, Гюнтер, и это вам известно, я здесь для того, чтобы использовать аборигенов в интересах Рейха. И, смею вас заверить, в этом направлении сделано немало.

Обращенные в христианство дикари надежно охраняют нашу базу от появления нежелательных гостей, и в первую очередь английских коммандос. А, кроме того, из них можно готовить уникальных диверсантов для этих мест. С вступлением Бразилии в войну, Германии совсем не помешает «пятая колонна» в джунглях. Не так ли?

– Что ж, пастор, вы правы, – рассмеялся Росс. – Беру свои слова обратно. Кстати, мне поручено вам сообщить, что эта работа достойно оценена, и на ваш счет в Швейцарии, переведена очередная сумма в валюте.

– Спасибо, полковник, – бесстрастно ответил Райнике. – Эти деньги пригодятся для богоугодных дел. Мирские искусы меня не интересуют.

– Я в этом не сомневаюсь, – улыбнулся Росс, подумав про себя, – явный фанатик.

Между тем, отряд все больше углублялся в джунгли. Начинавшийся за миссией густой кустарник, перемежавшийся отдельными группами агав и кактусов, сменился густыми рощами арековых пальм, цедрел и других высокоствольных деревьев, причудливо увитых всевозможными лианами.

В их густых, блестящих под яркими лучами солнца кронах, издавали резкие крики многочисленные попугаи, и разноцветными искрами мелькали колибри. Внизу же, куда солнечный свет едва проникал, царил полумрак и от земли поднимались пряные испарения. С каждым шагом тропический лес становился все гуще и непроходимее. Шедшие впереди, обливаясь потом и постоянно меняясь, прорубали путь мачете.

В полдень была сделана первая остановка у прозрачного лесного озера. Уставшие европейцы, сбросив армейские ранцы, тяжело повалились на землю, а индейцы присели на корточки чуть в стороне и невозмутимо чавкали какие-то листья.

– Что они жуют? – прополоскав горло теплой воды с хиной, поинтересовался Росс, обращаясь к пастору. Тот, присев на ствол поваленного дерева, невозмутимо читал извлеченный из кармана миниатюрный требник*.

– Ах, это, – перевел глаза миссионер на живописную группу. – Листья коки. Кстати, весьма полезное растение. По латыни оно именуется «Erythroxylum coca» и обладает удивительными свойствами.

– Какими?

– Снимает усталость, придает бодрость и силу. Индейцам Южной Америки кока известна с доколумбовских времен. В государствах ацтеков с инками* ее давали царским гонцам, и те могли бежать сутками, покрывая фантастические расстояния.

– Так вон оно что, – хмыкнул Росс, внимательно выслушав пастора и косясь на дикарей. – Нужно будет организовать поставку этого допинга* в Германию. Он может здорово пригодиться нашим специальным подразделениям.

Через час, отдохнув и немного подкрепившись, двинулись дальше.

К вечеру, когда небесное светило стало клониться к закату, а лесные запахи и испарения усилились, путешественники вышли к небольшому скальному плато где остановились на ночевку у его подножья.

Пока европейцы разбивали лагерь и налаживали костер, индейцы отправились в заросли и спустя некоторое время, вернулись оттуда с убитым стрелой крупным молодым пекари*. Вскоре все лакомились его нежным, испеченным на углях мясом, слышались дружное чавканье и хруст костей. Отряд здорово проголодался.

С заходом солнца джунгли погрузились во мрак и огласились звуками ночной жизни.

В зарослях раздавались крики неизвестных животных и птиц, высоко над костром мелькали летучие мыши, где-то в дебрях рычал ягуар. Царственно и злобно.

Впрочем, все это, не особенно мешало уставшим людям. Завернувшись в плащ-палатки и положив рядом оружие, они крепко спали. И только один из гуарани, сидя с копьем у гаснущего огня, чутко прислушивался к ночной мелодии леса.

На третий день путешествия отряд вышел к широкой реке, с каскадом живописных водопадов на ней, низвергавшихся с высокого нагорья. Индейцы отыскали в зарослях, спрятанное там каноэ и переправили всех по очереди на другой берег зарождавшейся здесь реки, тропившей свой путь к водам великого океана.

После этого, гордо ступая Акарая подошел к пастору и, сопровождая свою речь жестами, что-то сообщил ему на языке индейцев.

– Мы почти у цели, господа, – обратился Райнике к стоящим рядом полковнику и Ланге. – До селения тукано остался десяток километров вниз по реке.

– Что-то я не нахожу эту реку здесь, – нахмурился капитан, разглядывая свою походную карту и вопросительно взглянул на пастора.

– И не удивительно, Рихард, – улыбнулся тот. – Здесь вряд ли когда ступала нога европейца.

– Ну, что ж, в таком случае мы будем первыми, – сказал Росс. – Вперед господа!

Теперь их путь шел вдоль поросшего мангровыми зарослями берега. Причудливо изогнутые деревья с оголенными корнями и топкая болотистая почва затрудняли движение отряда, а тысячи москитов немилосердно жалили в лица, шеи и руки.

Наконец отряд вышел на более сухое место и двинулся от реки в сторону густо поросшего лесом плоскогорья. Вскоре оттуда послышались далекие звуки барабанов, а в небо поднялась густая шапка дыма.

Тукано обнаружили нас и подают сигналы своим соплеменникам в других селениях, – сказал Райнике.

– А вот и они, – пробормотал, вглядываясь в бинокль Ланге. – Кранк, – обернулся он к бородатому фельдфебелю, – прикажите вашим парням приготовить оружие.

– Слушаюсь, – ответил тот, после чего солдаты взяли автоматы наизготовку и с лязгом передернули затворы.

– Только не вздумайте открывать огонь Рихард, – предупредил капитана Райнике. – Иначе мы все покойники.

В это время шедший впереди Акарая остановился, поднял вверх мускулистую руку и издал, леденящий душу пронзительный крик.

Из джунглей донесся ответный, и вскоре на поляну, где находился отряд, высыпал десяток вооруженных индейцев. В отличие от высоких и стройных гуарани, они были низкорослыми, более смуглыми и вооружены духовыми метательными трубками, мачете и дубинками.

Один из индейцев, с татуированным лицом, подошел к вождю гуарани и что-то гортанно произнес.

Акарая гордо выпрямился и, сопровождая свою речь жестами, вступил с ним в переговоры. Райнике тоже принял участие в беседе и, судя по дальнейшему поведению тукано, они благожелательно восприняли появление непрошенных гостей. Те с облегчением вздохнули.

В результате, через несколько минут, европейцы со своими спутниками, сопровождаемые хозяевами, последовали дальше.

– Насколько я вижу, святой отец, вы достаточно свободно изъясняетесь и на языке тукано? – удивился Росс.

– Наречия проживающих в сельве племен достаточно схожи, и поэтому общение с ними у меня не вызывает особого труда, – ответил Райнике.

– Правда в этих местах есть одно довольно необычное, – вздохнул он. – Его члены называют себя пираха и вкорне отличаются от всех известных мне людей. Образом мыслей и поведением.

– Вот как? – высоко вскинул брови, шагавший рядом полковник. – Это интересно.

Например, что говорят друг другу люди, отправляясь спать? – между тем продолжил пастор.

– «Доброй ночи», «спокойного сна» или что-то в этом роде – пожал плечами Росс.

– То-то и оно, – поднял вверх палец Райнике.

– В разных культурах эти пожелания звучат, по-разному, но в основном все они высказывают надежду говорящего на то, что его оппонент будет спать крепко и спокойно, а утром проснется свежим и полным сил.

По-пирахски же «Спокойной ночи!» звучит как «Только не вздумай дрыхнуть! Тут всюду змеи!» Пираха считают, что спать вредно.

Сон, по их мнению, делает человека слабым. Кроме того эти язычники полагают, что во сне люди как бы умирают и просыпаются немного другими. Теряя часть своего «я» и индивидуальности. Таким образом, они считают, что если часто и много спать, можно совсем потерять себя. Став кем-то другим и непонятным.

В результате пираха не спят по ночам. Дремлют урывками, по двадцать-тридцать минут, прислонясь к стене хижины или прикорнув под деревом.

А остальное время охотятся, рыбачат, танцуют у костров и играют с детьми или собаками.

– Неоценимое качество для караульной службы, – констатировал Росс. – Продолжайте, святой отец. Я весь внимание.

– Ну так вот, – отмахнулся от жужжащей мошкары Райнике, – сон в понимании этих дикарей, изменяет их и любой из них помнит, что раньше вместо него были какие-то другие люди. «Те были гораздо меньше, не умели совокупляться и даже питались молоком из женских грудей. А потом они все куда-то делись, и теперь вместо них – я. И если я не буду подолгу спать, то, возможно, и не исчезну».

Обнаружив же, что он уснул и вроде как поменялся, пираха берут новое имя.

В среднем хитрецы меняют его раз в шесть-семь лет, причем для каждого возраста у них есть свои. Отвечающие запросам. Так что по имени всегда можно сказать, идет речь о ребенке, подростке, юноше, мужчине или старике. Такая вот интересная особенность.

Возможно, именно названное устройство жизни, при котором ночной сон не разделяет дни с неизбежностью метронома, позволило этим детям природы установить очень странные отношения с категорией времени.

Они не знают, что такое «завтра» и что такое «сегодня», а также плохо оперируют понятиями «прошлое» и «будущее».

Из примет колеса времени в сельве – лишь частые сезоны дождей, сменяющиеся сезонами относительно сухими, так что никаких календарей, счета времени и прочих условностей эти дикари не знают.

А потому никогда не задумываются о будущем, так как просто не знают что это такое.

Кроме того, пираха не делают запасов еды. Как все остальные.

Они просто ловят ее и едят (или не ловят и не едят, если охотничье-рыбацкое счастье им изменяет).

Мысль о том, чтобы засушить, закоптить, заготовить что-либо впрок, просто не приходит им в голову. Хотя это можно понять.

Зачем стараться, если в следующий раз вместо тебя может проснуться какой-нибудь совершенно посторонний человек? Пусть мерзавец сам попотеет, махая острогой на реке или стреляя из лука.

Их женщины сажают овощи и некоторые злаки на маленьких огородах в сельве – что у пираха единственный пример хозяйственной дальновидности, дальше этого дело не идет. Когда у пираха нет еды, он относится к этому безразлично.

Едят в племени не чаще двух раз в сутки и нередко устраивают себе разгрузочные дни даже тогда, когда пищи в деревне много.

Ни один белых мессионеров, побывавший в племени, в том числе и я, – вздохнул Райнике, – не сумел выучить их язык. Поскольку он уникален.

Ничего похожего на Земле больше не встречается.

То, что в языке племени всего семь согласных и три гласных, – это еще ничего. Куда больше проблем со словарным запасом.

Местоимений, скажем, индейцы почти не знают, и, если им очень нужно показать в речи разницу между «я», «ты» и «они», пираха неумело пользуются местоимениями, которые употребляют их соседи – индейцы-тупи (единственный народ, с которым пираха до сих пор кое-как контактирует).

Глаголы с существительными у них особо не разделяются, и вообще любые привычные нам языковые нормы тут, похоже, утоплены за ненадобностью.

Например, пираха не понимают смысла понятия «один». Вот барсуки, вороны и собаки понимают, а пираха – нет.

Для язычников это настолько сложная философская категория, что любой, кто попытается им поведать, что это такое, заодно может пересказать им теорию относительности.

Цифр и счета они тоже не знают, обходясь всего двумя понятиями: «несколько» и много». Две, три и четыре пираньи – это несколько, пять – туда-сюда, а вот шесть – это уже явно много. А что такое одна пиранья? Это просто рыба. Проще европецу растолковать, для чего нужны артикли перед словами, чем объяснить пираха, зачем считать пиранью, если это пиранья, которую незачем считать.

Поэтому индейцы никогда не верят в то, что они – маленький народ.

Сейчас их более тысячи, а это, безусловно, много.

Про семь миллиардов с ними говорить бесполезно: семь миллиардов – это тоже много. Вас много, и нас много, это просто замечательно.

– Так они что, полные идиоты? – хмыкнул полковник. – Не похоже.

– В том-то и дело, – вздохнул Райнике. – Вот тут – то начинается самое интересное.

Зная, что такое деньги и какие замечательные вещи можно выменять на эти бумажки, пираха отлично управляются со своими финансами.

Не умея считать и не понимая номинала купюр, они точно знают, какой высоты должна быть горка бутылок горькой воды – кашасы, которую за эту штучку дадут в фактории* бледнолицые. То же относится и к ряду других товаров, необходимых в сельве.

«Здравствуйте», «как дела?», «спасибо», «до свидания», «извините», «пожалуйста» – массу слов люди большого мира используют, чтобы показать, как хорошо они друг к другу относятся и как заботятся о комфорте себе подобных.

Ничего из вышеперечисленного пираха не говорят. Никаких приветствий, прощаний и извинений. Они и без всего этого друг друга любят и не сомневаются, что и все окружающие априори счастливы их видеть.

Вежливость – это побочное дитя взаимного недоверия – чувства, которого нечестивцы, лишены полностью.

Живущие в сердцевине бушующей красками сельвы, в окружении самых пестрых на свете птиц, цветов и насекомых, они как-то не удосужились научиться различать цвета.

Слов, обозначающих краски этого мира, у детей природы всего два: «темное» и «светлое». И при том, что они явно не дальтоники.

А еще пираха не понимают, что такое стыд, вина или обида.

Если Хааиохааа уронил рыбу в воду, это плохо. Рыбы нет, обеда нет. Но при чем тут Хааиохааа? Он ведь просто уронил рыбу в воду. Если маленький Киихиоа толкнул Окиохкиаа, то это плохо, потому что Окиохкиаа сломал ногу и нужно ее лечить. Но это случилось потому, что это случилось, вот и все.

А если Кохои застрелил из лука белого человека, так это потому, что тот хотел украсть у него горькую пьяную воду, но теперь все хорошо. Если семья белого человека сердится, она может попробовать убить Кохои.