Текст книги "Сыновья Горгоны"

– Удивительное согласие, царящее между этими людьми, напоминает мне о рае, – поднял вверх сухой палец Райнике.

– Пираха живут в моногамных браках, но ровно до тех пор, пока это устраивает обоих, – прищурился он на солнце.

– Если муж плохо охотится и не может прокормить семью, жена ищет себе другого мужчину. Когда же жена не ловит рыбу, не выращивает в огородике овощи и не ходит с собаками в лес добывать мелкую дичь, то муж, с точки зрения пираха, имеет полное право ее бросить.

Особенно если та перестала быть молодой и желанной.

Каждый имеет право делать то, что ему хочется, причем никакие стыд и вина не нависают над головами детей природы.

Даже маленьких детей они не ругают и не стыдят. Им могут сообщить, что хватать угли из костра глупо, играющего на берегу ребенка придержат, чтобы тот не упал в нее, но бранить и воспитывать пираха не умеют.

Иногда это уважение к чужим правам принимает пугающие европейца формы. Если грудной младенец не берет материнскую грудь – значит, никто не будет кормить его насильно: ребенку виднее, почему не ест.

Если женщина, ушедшая к реке рожать, не может разрешиться и третьи сутки оглашает воплями лес – значит, она не хочет этого делать, а желает умереть. Незачем соваться туда и отговаривать ее от этого.

Разве что муж может пойти поговорить с ней – вдруг у него найдутся веские аргументы.

Индейцы знают, что они, как и все живое – дети леса.

Вот есть обезьяны, есть ягуары, а есть пираха. Лес полон тайн… даже нет, лес – это вселенная, лишенная законов, логики и упорядоченности.

И большую часть того, что там, в лесу, происходит, они не могут увидеть, как крокодил, сидя в реке, не может видеть, что булькает в котелке, поставленном на огонь перед хижиной, лишь запах донесется до его ноздрей. Не больше.

В лесу, по верованию племени, обитает множество духов. Например, туда уходят все мертвые и ведут там загадочный образ жизни, который и не стоит пытаться понять. Лично меня поражает, насколько пираха – жители сельвы, опасаются ее.

Однажды там потерялся пожилой охотник, и племя нашло его на третий день буквально ополоумевшим от ужаса.

«Понятно, – говорили пираха, – лес посмеялся над охотником как следует».

Но страх пираха – это не страх европейца. Когда мы боимся, нам плохо.

Они же считают страх просто очень сильным чувством, не лишенным определенного очарования. Можно сказать, что они любят бояться.

«Пойду в лес, немного побоюсь и добуду еды», – с улыбкой говорит охотник, вешая на плечо свой длинный лук. Однажды, навестив племя и проснувшись утром, я увидел, что вся деревня столпилась на берегу.

Оказалось, туда пришел какой-то знакомый дух, желавший о чем-то предупредить пираха, вот они и вышли с ним поболтать.

Выйдя на пляж, я обнаружил, что толпа, стояла вокруг пустого места и испуганно, но оживленно с этим самым местом беседовала.

На слова «Но там же ничего нет, я там ничего не вижу!» мне ответили, что бледнолицему и не положено видеть, так как дух пришел именно к пираха.

А если лесу нужен будет Кайман, вот тогда к нему будет прислан персональный дух в виде мини-самолета или моторной лодки – по их убеждению с белыми обычно бывает именно так.

И вообще, чего это я так беспокоюсь о духах? Ведь белый человек сам пришел сюда из призрачного мира – неужели все забыл о своей прошлой жизни?

Наверное, вам господин Росс уже понятно, что все вышеперечисленное делают этих людей почти невозможным объектом для просветительской работы.

Идея единого бога, например, отсутствует среди них по той причине, что с понятием «один» пираха, как я уже говорил, не дружат, а слова «бог» в их словаре нет.

Сообщения о том, что их кто-то создал, тоже воспринимаются пираха недоуменно.

Надо же, такой большой и неглупый вроде мужчина, а не знает, как делаются люди.

Создать человека, по их убеждению, очень легко: нужно засунуть свою хаху в женскую дырочку, и он появится оттуда в свое время.

Так как слова «образ», «концепция», «программа» и «идея» отнюдь не значатся в лексиконе детей природы, я пытался объясняться, как мог.

«А кто поместил его в хаху?»

Пираха переглядывались и высказывались в том духе, что сегодня слишком жарко и мне, похоже, напекло голову.

«Вы знаете, что будет, когда вы умрете?»

– Знаем, – отвечали мудрецы. – Вот мы не очень знаем, что происходит с нами до того, а с мертвыми все в порядке. Прячутся себе в лесу и строят нам козни.

История Иисуса Христа в переводе на их язык тоже выглядит не слишком убедительно.

Понятия «век», «время» и «история» для пираха пустой звук. Слушая про очень доброго человека, которого люди злые прибили к дереву гвоздями, пираха спрашивали меня, видел ли я это сам. Нет?

Видел ли я человека, который лицезрел этого Христа? Тоже нет?

Тогда как я могу знать, что там было?

В итоге, уважаемый полковник, несколько месяцев моей жизни с этими язычниками ни к чему не привели. Они не пожелали приобщаться к Господу.

Живя среди этих маленьких, полуголодных, никогда не спящих, никуда не спешащих, постоянно смеющихся и не знающих ни греха, ни веры людей, я пришел к выводу, что человек куда более сложное существо, чем учит Библия, а религия не делает нас ни лучше, ни счастливее.

– Вот как? – удивился Росс. – И это говорите вы? Слуга Божий.

– Я имею на это право, – заявил Райнике. – Ибо несу Его свет в заблудшие души на самой окраине цивилизации.

Спустя час вся группа вошла под своды высокого леса, в глубине которого, на обширной, очищенной от деревьев поляне, стояла дюжина хижин, построенных из бамбука и крытых пальмовыми листьями. За ними виднелась роща персиковых пальм, а также несколько возделанных участков земли, на которых росли бататы, ямс и маниок.

У самого большого, возведенного в центре строения, стояла, живо переговариваясь и жестикулируя, толпа мужчин, женщин и детей, а на его обширной террасе, на циновках, невозмутимо сидели несколько татуированных старейшин в головных уборах из перьев, увешанные дикарскими амулетами.

Когда группа европейцев, сопровождаемая встретившими их воинами, приблизилась к террасе и остановилась, один из них, с висящим на груди ожерельем из клыков встал, важно спустился на землю и, подойдя к Акарае, обменялся с ним приветствиями. Затем вождя гуарани, пастора, Росса и Ланге, пригласили на террасу, а фельдфебеля с солдатами сопроводили в соседнюю хижину.

По знаку вождя тукано, которого звали Кумару, гостей угостили прохладным напитком из сока асаи. Вслед за этим, по просьбе пастора, Ланге извлек из одного из вьюков, которые несли индейцы, два вороненых винчестера* и положил их перед старейшинами.

При виде новеньких винтовок те оживились, зацокали языками и стали оживленно переговариваться. Подношение дикарям явно понравилось.

Взяв один винчестер в руки и любовно его осмотрев, Кумару разразился благодарственной тирадой в адрес сидящих перед ними гостей. Подождав, пока тот закончит, Акарая сообщил вождю, что эти подарки принадлежат его друзьям, белым людям и им требуется помощь тукано.

– Что ж, – согласился Кумару, – если это твои друзья, мы готовы их выслушать.

После этого в беседу включился пастор, рассказав о цели экспедиции. Вождь тукано переглянулся со старейшинами, те пошептались и отрицательно покачали головами.

– Мне очень жаль, – сказал Кумару, разведя руками, – но это невозможно. Весь запас кураре мы использовали на последней охоте.

– Но ведь можно приготовить новый, – вкрадчиво сказал пастор.

– Сейчас нет, – притворно вздохнул вождь. – Растения, которые для этого нужны, погибли в сезон дождей. Нужно ждать новых всходов.

– Рихард, – обратился пастор к сидящему рядом Ланге, – добавьте к этим винтовкам еще пару.

Капитан достал из вьюка еще два винчестера и положил их к ногам старейшин.

Они снова обменялись взглядами с Кумару (тот гортанно произнес несколько слов) и благосклонно кивнули.

– Ну что ж, – хитро улыбнулся предводитель, – Может быть, что-то в лесу и осталось. Мы поищем. А теперь вам нужно подкрепиться и отдохнуть.

По знаку вождя на террасе появились несколько молодых женщин в ярких передниках и с кольцами в носах, которые быстро уставили циновку перед гостями глиняными и деревянными блюдами, наполненными дымящимся мясом, жареной рыбой и всевозможной зеленью. Появились на импровизированном столе и несколько тыквенных сосудов с издающим резкий запах, мутным напитком.

– Послушайте, святой отец, а не накормят ли нас дикари человечиной, я слышал, многие из них каннибалы, – пробормотал Росс, с недоверием взирая на стоящие перед ним блюда.

– О, нет, Гюнтер, – рассмеялся пастор. – Судя по цвету, это мясо каймана, оно очень питательное и вкусное, рекомендую отведать. Рыба, думаю, сомнений у вас не вызывает, а в тыквах молодое пальмовое вино.

– Действительно, господин полковник, – все очень вкусно, – поддержал пастора Ланге, уплетая куски мяса с завидным аппетитом и запивая его вином и плошки.

Когда первый голод был утолен, на площадке перед хижиной забили барабаны и десяток раскрашенных индейцев в головных уборах из перьев какаду и с копьями в руках, принялись исполнять ритуальный танец. Многочисленные, высыпавшие из хижин зрители, в такт гибким движениям воинов хлопали в ладоши и что-то мелодично напевали.

– Теперь самое время продолжить переговоры, – сказал пастор Россу. – Капитан, достаньте-ка из наших запасов несколько бутылок рому.

Когда его просьба была выполнена, Райнике откупорил одну из них, налил всем присутствующим и, обращаясь к Кумару, произнес тост за его здоровье.

Подождав когда гости выпьют, старейшины последовали их примеру и выразили умиление на лицах. После этого пастор снова вернулся к теме кураре. Нетерпеливо его выслушав, вождь тукану отдал какое-то распоряжение стоявшему сзади воину и тот, спустившись с террасы, бегом направился в лес. А Кумару требовательно указал пальцем на бутылку.

– Так-то лучше, – сказал Райнике, удовлетворенно взглянув на полковника. – Он отправил гонца к жрецам, которым приказано изготовить яд.

За первой последовала вторая, а потом и третья бутылка, после которых среди индейцев возникло заметное оживление.

Пир закончился поздним вечером, когда последние лучи солнца погасли в бесконечном море джунглей. Таинственном и непостижимым.

Гостей препроводили в специально отведенную для них хижину, где они улеглись спать в подвешенные к стропилам гамаки.

Шум в селении вскоре затих, в жилищах были погашены огни, на землю опустилась тропическая ночь. Накрывшая все своим крылом. Темным, со звоном цикад и шепотом джунглей во мраке.

Утром, после завтрака, в селении появился старый жрец с посохом, в сопровождении помощника, и Кумару торжественно вручил пастору глиняный горшок с ядом, помещенный в ротанговую* плетенку.

– Надеюсь, этого будет достаточно? – поинтересовался тот у Росса, взвесив посудину в руках. – Здесь зелья на много сотен доз. Не меньше.

– Вполне, – заявил полковник, с опаской разглядывая густую, находящуюся в горшке, бурого цвета жидкость. – Но хотелось бы убедиться в боевых свойствах яда. Пусть дикари это продемонстрируют.

– Резонно, – согласился пастор, вслед за чем сказал несколько фраз Кумару.

Тот ухмыльнулся и что-то приказал жрецу.

Старик извлек из висящего на поясе бамбукового футляра миниатюрную стрелу, присев на корточки осторожно обмакнул ее в содержимое горшка и передал стоящему рядом воину. Индеец вставил стрелу в отверстие метательной трубки, обратив ее в сторону высокой пальмы, в кроне которой весело резвились попугаи. Через мгновение раздался короткий свист, и с дерева на землю свалился крупный, бьющий крыльями небесно-голубой ара*. Когда один из мальчиков, стоявших неподалеку, по знаку воина притащил его на террасу, птица была мертва.

Тронув попугая за массивный клюв, Росс хмыкнул и саркастически взглянул на индейцев. – Это всего лишь птица.

Видя его сомнения, Кумару хрипло рассмеялся, потом сделал жесткое лицо и сказал несколько слов пастору.

– Он предлагает испробовать яд на человеке, – бесстрастно произнес Райнике. – Но требует еще подарков и рому.

– На человеке? – оживился абверовец. – Это интересно. Хотелось бы посмотреть. Как все будет выглядеть.

Пастор продолжил разговор с вождем, в ходе которого выяснилось, что у тукано имеется пленник, захваченный накануне в джунглях.

– Это серингеро – сборщик каучука, – сказал Райнике. – Индейцы сельвы считают их своими врагами, так как серингеро уничтожают лес. На нем вождь и предлагает показать силу кураре. Но я против. Это не по христиански.

– Отчего же? Судя по всему, ваши дикари его все равно убьют. Так, что соглашайтесь, святой отец. Я не могу доставить в Берлин некачественный продукт. Как вы сами понимаете.

– Хорошо, – немного поколебавшись, согласился пастор и, взглянув на Кумару, кивнул тому головой.

Тотчас, по знаку вождя, двое воинов привели из лесу изможденного человека со связанными лианой руками. Это был длинноволосый пожилой мулат, с остатками сохранившейся на нем грязной одежды. Пленника развязали, поставили перед сидящими на террасе, и один из старейшин обратился к серингеро на португальском языке.

– Он говорит, что мулат свободен и может идти в свое селение, – перевел Райнике.

Старейшина же, закончив свою речь, указал сборщику рукой в сторону леса.

Пленник пробормотал слова благодарности и, испуганно оглядываясь, побрел в лес.

Когда он был у самой опушки, в спину его что-то ужалило, и, сделав еще несколько шагов, мулат без звука рухнул в траву. Став биться в конвульсиях

– Отличный выстрел! – воскликнул присутствовавший здесь же Ланге, с восхищением глядя на пустившего стрелу воина. – Я бы не прочь этому научиться!

Затем он послал на опушку фельдфебеля, осмотреть тело мулата.

– Готов, – хмуро сообщил тот, вернувшись.

– Ну что ж, – обратился к пастору Росс. – Дикари заслужили подарки.

Когда под одобрительные возгласы толпы Ланге передал старейшинам желанный напиток и несколько связок бисера, Кумару обратился к гостям с торжественной речью.

– Он приглашает нас вечером на пир, отведать человечьего мяса – перевел Райнике.

– Так эти парни еще и каннибалы? – опешил Росс. – Крюгер мне говорил об этом, но я, честно говоря, не поверил.

– К сожалению это правда, сын мой, – возвел глаза к небу пастор. – Да спасет господь их заблудшие души.

– В таком случае скажите им, что мы спешим и сейчас же отправляемся в путь.

Когда Райнике передал Кумару ответ полковника, тот хищно оскалил зубы и, указывая рукой на труп мулата, произнес несколько слов.

– Вождь сожалеет, что у него только мулат. Мясо белых гораздо вкуснее. Как-то они его пробовали.

– Капитан, – сдерживая тошноту, обратился Росс к Ланге. – Прикажите вашим людям проверить оружие и собираться. Мы уходим.

Через час, под грохот барабанов и улюлюканье веселящейся толпы, отряд, с опаской оглядываясь, скрылся в джунглях.

Глава 6
Топить всех!

В это же время на базе, уединившись в кабинете, Глюкенау с фон Майером и Магро, дымя сигарами, обсуждали последние детали предстоящей в море операции.

Несколько часов назад радист передал капитану 1 ранга полученную из резидентуры в Рио дешифровку, в которой сообщалось, что английский сухогруз класса «либерти» выходит из порта Манаус утром следующего дня.

– И отбросьте любые сомнения Отто, – напутствовал Майера хозяин кабинета, расхаживая по нему заложив руки за спину. – Атакуйте любое судно, которое обнаружите в плавании. Помните слова гросс-адмирала «топить всех!». Мы снова должны вернуть наше господство в этих водах.

– Я сделаю все от меня зависящее, экселенц*, – сидя в кресле, пыхнул сигарой фон Майер. – Можете в этом не сомневаться.

В полночь, на верхней точке прилива, черная субмарина с двумя боевыми дельфинами на борту, вышла из лагуны, и по протоке скользнула в реку. Там, следуя по течению и держась середины фарватера, она стала спускаться к океану. Под обводами мостика, пристально вглядываясь в темноту, кроме Майера, Магро и рулевого, стояли еще двое сигнальщиков. Тихо постукивали дизеля, мерцая фосфором, щелкала стрелка репитера, изредка слышалась глухая команда.

Через час, оказавшись в дельте реки, лодка ускорила ход, постреливая из шноркеля* выхлопами и вышла в открытый океан. Там штормило, и соленые волны стали захлестывать рубку.

– Шафер, – переключитесь на управление из центрального поста и приготовьте надстройку к погружению, – бросил Майер стоящему на рулях боцману в зюйдвестке* и дождевике, после чего они с Магро спустился вниз.

Спустя несколько минут, вверху щелкнул кремальер* рубочного люка и по стеблям трапа загремели тяжелые ботинки.

– Люк задраен господин капитан, – утирая ладонью мокрое лицо доложил боцман.

– Боевая тревога! Погружаемся на глубину пятьдесят метров, – приказал Майер. На лодке тревожно захрипел ревун, она вздрогнула и камнем провалилась вниз.

– Глубина пятьдесят метров, – доложил через минуту рулевой на пульте.

– Так держать, – отозвался капитан. – Помощник, следуйте в заданный район, я буду у себя. Выполняйте!

Покинув центральный пост и задраив за собой переборку, Майер с итальянцем прошли в первый отсек. Там, в заполненном водой импровизированном бассейне, неспешно плавал Тор со своей подругой по кличке Ундина, а со смотровой площадке за ними внимательно наблюдал боевой расчет, состоящий из офицера и трех моряков. Все четверо были облачены в резиновые гидрокостюмы.

– Как дела, Франц, все ли нормально у ваших питомцев? – поинтересовался Майер у лейтенанта.

– Вполне, господин капитан, – дельфины ведут себя спокойно. – Правда Ундина немного забеспокоилась, когда началась качка.

– Да, наверху шторм и пока он не закончится, будем идти под водой. Когда очередное кормление животных?

– Через час. У нас для них свежие кальмары.

– Ну что ж, – продолжайте нести вахту, Франц. Боевые заряды на дельфинов установите только по моей команде. После выхода на позицию.

– Слушаюсь.

– С вашего разрешения, Отто, я останусь здесь на время атаки, – попросил капитана Магро.

– Как считаете нужным, Джовани.

После этого командир покинул отсек и направился к себе в каюту.

Там, не раздеваясь, он прилег на жесткую койку, застланную шерстяным одеялом, и спустя пару минут уснул сном праведника.

Через три часа, как было приказано, капитана разбудил вахтенный, пригласил его на завтрак.

Майер встал, широко зевнул и взглянул на висящие на переборки корабельные часы в медном корпусе. Их мерцающие светонакопителем стрелки показывали семь утра. Ополоснув лицо над миниатюрным умывальником, он утерся бумажным полотенцем и проследовал в кают-компанию.

Там, за откидным столом, на тянущемся вдоль борта узком диване, уже сидели Магро и сменившиеся с вахты помощник с механиком.

– Как обстановка? – занимая свое место, поинтересовался Майер.

– Следуем по графику. Шторм прекратился, – коротко ответил помощник.

– Ну, что ж, – отлично, сказал командир, принимая из рук вестового чашку с горячим кофе. К нему были поданы мед, гренки, поджаренные на масле и яичница из консервированного порошка. Обычный завтрак подводиков кригсмарине.

После него Майер прошел в центральный пост, где выслушав доклад вахтенного офицера, приказал подвсплыть и поднял перископ. Вокруг расстилалась пустынная даль океана.

– Приготовьте дизеля для работы под шнорхелем – бросил Майер стоящему рядом вахтенному офицеру. – Нам следует подзарядить аккумуляторные батареи.

– Слушаюсь, господин капитан – ответил тот, отдав соответствующую команду.

Спустя непродолжительное время из концевых отсеков послышался монотонный гул, и в лодке сладко запахло перегоревшим соляром.

– А теперь увеличьте ход до десяти узлов, – выдал очередную команду капитан 3 ранга.

Ее прорепетовали*, и в отсеке мелко завибрировали поддоны.

– Отлично, – констатировал подводный ас, присаживаясь на командирскую разножку*.

Весь световой день, выбрасывая на поверхность едва различимый синеватый выхлоп из поплавка шнорхеля, субмарина шла на перископной глубине. И только ночью, когда в небе призрачно замигали звезды, Майер дал команду на всплытие.

Пригласив с собой Магро и поднявшись вслед за боцманом в рубку, в решетчатом настиле которой еще журчала вода, Майер с наслаждением вдохнул йодистый запах легкого бриза, и оба закурили. Глубоко затягиваясь.

– Провентилировать отсеки! Свободным от вахты, разрешаю выход наверх! – сказал Майер наклонившись к переговорной трубе, и вскоре среди выдвижных устройств замелькали огоньки сигарет, а вдоль желоба надводного гальюна, в корме, угнездились несколько белеющих голыми задницами, фигур. Опорожняющих желудок.

 
О месяца серп невысокий,
в пустынных волнах отраженный,
о серп серебристый, каких сновидений
колышется нива в сиянье твоем.
 
 
Дыхание трепетных листьев,
и вздохи цветов на полянах,
и сонное море… – ни песен, ни вскрика,
ни звука не слышит безмолвный простор…
 

мечтательно продекламировал, глядя в звездное небо Магро.

– Хорошо сказано, – ухмыльнулся Майер. – Чьи это стихи?

– Габриэле Д’Аннуцио, национального героя Италии и фашиста.

– Тогда вдвойне хорошо.

Через час, подзарядив аккумуляторы, лодка вновь погрузилась, исчезнув в океанской пучине. Словно фантом. С жуткой головой химеры…

Отдав швартовы и послав прощальный гудок гостеприимному Манаусу, английский сухогруз «Эмпайер», в полдень вышел из порта. Построенный в начале года на судоверфи в Балтиморе, он выгодно отличался от других, стоявших у причалов судов.

Светло-серый красавец, водоизмещением в пятнадцать тысяч тонн и длиной более сотни метров, нес в своих трюмах бразильские боксит, хлопок и кофе, так необходимые воюющей с бошами* метрополии*.

Относящийся к последней серии транспортов «либерти», он имел более мощную энергетическую установку, позволяющую развивать скорость хода до двенадцати узлов и достаточно мощное вооружение, состоящее из двух 100 миллиметровых орудий, шести зенитных «эрликонов», пулеметов и глубинных бомб. Ходовая рубка и мостик судна были прикрыты армоцементными плитами, а корпус защищен от магнитных мин специальным размагничивающим устройством.

Капитан «Эмпайера» Джон Тэмплинг, командовавший в первую мировую британским миноносцем, был старым морским волком и гордился своим судном, команда которого состояла из сорока опытных моряков. Помимо экипажа, на «Эмпайере» в туманный Альбион следовал помощник военно-морского атташе капитан 2 ранга Ричард Мур и несколько служащих английского торгпредства.

Настроение у Тэмплинга было приподнятое.

С вступлением Бразилии в войну с Германией и появлением в ее водах союзнического флота, опасность быть потопленными активно действовавшими здесь до 1943 года немецкими лодками заметно снизилась.

Внушал оптимизм и стоящий на рейде под парами, американский эскортный авианосец, только что вернувшийся с моря.

Выйдя за боновые* заграждения порта, охранявшиеся бразильским тральщиком, капитан отдал вахтенному помощнику необходимые указания и спустился в кают-компанию, где, удобно расположившись в мягком кресле и смакуя скотч со льдом, Мур с интересом читал свежий номер «Таймса».

– Что нового в мире, сэр? – усаживаясь в кресло напротив и доставая из кармана сигару, поинтересовался Тэмплинг. – А то я с этой погрузкой совсем замотался.

– Новости неплохие, сэр, – поднял на него глаза помощник атташе. – Боши терпят поражения на всех фронтах. После чего вынул серебряную зажигалку и щелкнул перед капитаном зажигалкой.

А конкретней? – выразив благодарность кивком головы, выпустил изо рта душистое облако дыма Тэмплинг.

– После Сталинграда русские снова разбили немцев под Курском. Уничтожив там тридцать германских дивизий. А наша восьмая армия под командованием генерала Монтгомери высадились в Сицилии и с боями продвигается к Риму. Кстати, здесь довольно интересная статья о действиях союзных войск в Северной Африке. Желаете послушать?

– Валяйте, – благосклонно разрешил капитан, вытянув ноги в начищенных ботинках.

«С началом года, наши войска, начав наступление в Триполитании и, атаковав позиции Роммеля* у Буэрата-эль-Хсуна, взяли немцев в клещи. В результате он позорно отступил, Триполи был взят и мы вышли на тунисскую границу. Сосредоточив там более ста тысяч войск, противник попытался перейти в наступление, но был отбит, понеся значительные потери. В результате британская армия прорвала немецкие позиции Вади – Акарит и подразделения Роммеля откатились на север.

К маю, разгром немецкой группировки был завершен совместными усилиями англо-американских войск, перешедших в общее наступление, которое завершилось капитуляцией всех соединений Африканского корпуса Германии и Италии. В плен попали более ста тридцати тысяч вражеских офицеров и солдат»

– Что ж, недурно, – изобразив глубокомыслие, констатировал Тэмплинг. – А каковы наши успехи на море?

– О, здесь тоже все складывается вполне благоприятно, – отложил газету в сторону Мур. – В битве за Атлантику Германия явно проигрывает. Ее линкоры больше не угрожают нашим морским коммуникациям, а тактика «волчьих стай» Денница* потерпела явный провал. На сегодняшний день в этих водах нашими кораблями и авиацией уничтожено более сорока немецких субмарин. А часть экипажа одной из них захвачена в плен. Я участвовал в допросах немецких подводников, и выглядели они далеко не героями.

– В таком случае, Мур, надеюсь, мы благополучно дойдем до Ливерпуля, – хмыкнул капитан. – С Божьей помощью.

– Я тоже так думаю, сэр, – кивнул лаковым козырьком фуражки военный дипломат. – Это им не сорок первый.

К вечеру, когда «Эмпайер» был в сотне миль от Манауса, Тэмплинг приказал усилить наружную вахту, совершил обход судна и отправился к себе в каюту. Плавание начиналось удачно…

– Лево десять, дистанция сорок кабельтовых, слышу шум винтов! – доложил из своей рубки акустик и дремавший на разножке Майер вскинул голову.

– Держать контакт, классифицировать цель! – хрипло произнес он, взглянув на наручные часы. Стрелки наградной «Омеги» показывали час сорок три ночи.

– Цель надводная, предполагаю транспорт, пеленг меняется вправо!

Боевая тревога! – встав со своего места рявкнул капитан, а вахтенный унтер-офицер нажал флажок ревуна большим пальцем.

Могильная тишина в отсеках взорвалась металлическим хрюканьем топотом матросских ног и щелчками задраиваемых переборок.

– Боцман, всплываем под перископ! – бросил Майер, подойдя к тумбе перископа и запуская жужжащий подъемник.

Через минуту в сетке окуляра возникла фосфорицирующая пустыня океана с неподвижно висящими в небе звездами и едва различимой тенью на горизонте. Она неуловимо росла и вскоре прибрела контуры идущего параллельным курсом судна. Майер ухмыльнулся. Это был ожидаемый им тихоходный «либерти», которых капитану 3 ранга приходилось топить в Арктике в составе «волчьих стай». Наслаждаясь непередаваемым зрелищем.

– Атака надводной цели! – отдал он очередную команду. – Минерам приготовиться к пуску! Время подрыва зарядов десять и двенадцать минут!

– Есть! – бодро отрепетовали из первого отсека.

– Пуск! – скомандовал Майер, когда силуэт судна заполнил собой визир окуляра.

– Афалины вышли! – металлически донеслось из переговорной трубы.

Стоящий рядом помощник тут же запустил хронометр, и под его выпуклым стеклом ожила дрожащая стрелка. Потянулись тягостные минуты. На пятой, из первого отсека поступил доклад о приеме на борт дельфинов, вернувшихся без зарядов.

– Отлично, – пробормотал Майер, не отрываясь от перископа.

Еще через пять минут напряженного ожидания, у борта теперь уже хорошо различаемого сухогруза, в воздух взметнулись два высоких столба воды, и лодку качнули прогремевшие вслед за этим взрывы. Осветившие багровыми всполохами западную часть горизонта.

Словно наткнувшись на невидимую преграду, судно сбросило ход и, задирая вверх форштевень, стало оседать на корму. А еще через несколько минут, на палубе «либерти» возник пожар. В его багровом свете, суетящиеся у борта люди, лихорадочно спускали на воду шлюпки и спасательные плоты.

Когда корма «либерти» еще больше осела и он, окутанный облаком пара и огня, стал исчезать в пучине, капитан 3 ранга опустив перископ, дал команду на погружение.

Боцман переложил рули, механик прибавил оборотов электромоторов, и субмарина растворилась в глубине. Слушая ее звуки.

На двадцатой секунде в ней тяжело охнуло (лодку мягко качнуло), на сухогрузе взорвались котлы, далее акустик зафиксировал треск шпангоутов и рев врывающейся в трюмы воды, после чего все стихло.

– Господа офицеры и боцманмааты! – дав отбой боевой тревоги, мистически оглядел находящихся в центральном посту подводников Майер. – Поздравляю вас с первой победой нового германского оружия! Хайль Гитлер! – выбросил вверх руку в лайковой перчатке.

– Хайль! хайль! хайль! – трижды разорвалась тишина отсека.

По столь торжественному случаю, для офицеров в кают-компании был незамедлительно накрыт стол, увенчанный бутылками ямайского рома и пайковыми деликатесами, а остальной команде интендант выдал шнапса с баварскими консервированными сосисками.

Далее был вооружен имевшийся на лодке патефон и по его отсекам, в которых отдраили переборки, бравурно понеслись слова весьма популярного в Рейхе марша

 
Wenn die Soldaten
durch die Stadt marschieren,
Öffnen die Mädchen
die Fenster und die Ttiren!
 
 
Ei warum? Ei darum!
Ei warum? Ei darum!
Ei bloß wegen dem
Schingderassa,
Bumderassasa!
Ei bloß wegen dem
Schingderassa,
Bumderassasa!
 

под гром оркестра бодро выводили истинные арийцы, а сидевшие внутри прочного корпуса провозглашали тосты и вопили «хох! звякая орлеными кружками.

На рассвете, отойдя от места потопления «Эмпайера» на пару десятков миль, лодка, осмотрев в перископ горизонт, всплыла для зарядки аккумуляторных батарей. Изрядно опустошенных.

Разрешив команде выход наверх, Майер, стоя на мостике, с удовольствием подставлял заросшее многодневной щетиной лицо первым лучам солнца и, не обращая внимания на гул запущенных дизелей, предавался радушным мечтам.

Его победа, бесспорно, войдет в каноны германского подводного флота и о ней, несомненно, доложат самому фюреру. А это повышение в звании и дальнейшая блестящая карьера.

Отозванный из Арктики по личному приказу Деница и назначенный командовать новой сверхсекретной лодкой, он оправдал доверие «морского льва» и не сомневался в том, что вскоре станет командиром нового соединения таких кораблей в водах Южной Атлантики.

В это же самое время, в нескольких десятках километров к востоку от немецкой субмарины, в бескрайней синеве неба барражировал морской бомбардировщик королевских ВВС «Каталина». Он взлетел несколько часов назад с английской авиабазы в Манаусе для поиска подводной лодки, торпедировавшей «Эмпайер». В последний момент судовой радист послал в эфир серию сигналов «SOS», указав координаты терпящего бедствие транспорта.