Текст книги "В закрытом гарнизоне-2"

Сила традиции

В Ленинграде небывало солнечный июнь и белые ночи.

Приехав из столицы, мы с Володей Мазаевым и Васей Нечаем проходим оперативную стажировку в «Большом доме» на Литейном. С девяти утра до восемнадцати вечера занимаемся практикой сыска и перенимаем опыт старших коллег. А после возвращаемся в гостиницу, переоблачаемся в гражданку и, прихватив Вовкин «Зенит», до трех утра знакомимся с достопримечательностями Северной Пальмиры.

После трех лет службы в забытых богом полярных гарнизонах, город Петра кажется нам сказкой, и мы не перестаем им восхищаться.

Уже самым тщательным образом обследованы Эрмитаж, равелины Петропавловки и Петродворец, посещены «Аврора» и Кронштадт, совершены плавучие экскурсии по Неве и пешие по питерским рюмочным.

Сейчас второй час ночи, но светло как днем. С берега веет легкий бриз, нанося запахи деревьев и цветов, бескрайняя, сливающаяся с горизонтом гладь залива призрачно искрится, ощущение нереальности.

Мы расслаблено сидим за столиком кафе морского трамвайчика, который попыхивая дизелями тихо чапает в сторону Кронштадта, пьем холодное до ломоты в зубах «рижское» и любуемся окружающим пейзажем.

В носу, под звуки льющейся их динамика музыки, лихо отплясывает группа питерской молодежи, судя по всему студенты.

 
У моря, у синего моря,
Где чайки плывут над волною,
Где солнце светит лишь для нас с тобой,
Целый день, поет прибой!
 

несется над залвом и нам хорошо. Вот так бы плыть и плыть без остановки.

– Да, щелкнув зажигалку и закурив очередную беломорину, мечтательно говорит Василий. – Вот из-за таких минут и стоит жить.

– Ага, – щуря кошачьи глаза на длинноногих девчонок в мини, – поводит широченными плечами Вовка. – Ленинградки красивее москвичек. И трахаются лучше.

– Циник ты, однако, Вова, – обижается Нечай. – Я имею в виду вот все это. И делает театральный жест над головой.

– А, это, – бормочет Мазай. – Согласен. И идет знакомиться с очередной девчонкой.

– Не обращай внимания, Васек, – хлопаю я приятеля по плечу. – Дед же служил на торпедных катерах, а там сам знаешь, скорость, тряска, ну и остались одни инстинкты.

– Это точно, – бурчит Нечай, и мы заказываем еще пива.

Спустя час мы бредем по набережной в сторону Исаакиевского собора. На пустынных проспектах сонно мигают отключенные светофоры, но кругом людно. Мимо пропархивают веселые стайки молодежи, неспешно шествуют пожилые пары, группами проходят иностранные туристы, откуда-то доносится звон гитары и песня Окуджавы.

– Интересно, где мы сегодня будем питаться, – зевает Вовка. – Уже воскресенье, а в гостиничном кафе выходной.

– Ох и любишь ты дед земные утехи, – сокрушенно вздыхает Вася. – Найдем. Лучше впитывай красоту великого города. Тут жили и творили такие люди!

– А я и впитываю, – делает стойку на руках Мазай и, пройдя метров десять вниз головой, снова встает на ноги. – Но жрать все равно хочется.

– Не бузи, Вова, – тут тебе не спортзал, назидательно говорю я, и мы весело смеемся.

Минут через десять мы останавливаемся у памятника Медному всаднику и в очередной раз с интересом его разглядываем.

– Шедевр! – восхищенно цокает языком Нечай. – Растрелли был, гениальный скульптор.

– Интересно, сколько слупил с Екатерины за памятник этот самый гений, – ухмыляется Вовка. – И яйца у коня какие-то подозрительные, без патины.

– Точно, – говорю я, приглядываясь к памятнику. – Вроде как недавно сделанные

Несколько минут мы живо обсуждаем этот вопрос, и решаем, что конские причандалы оторвали местные вандалы, как например, шпагу у Петра I в парке его имени в Кронштадте.

Мы там были и выступавший в качестве экскурсовода наш наставник, старший лейтенант Валера Пшеничный рассказал, что на протяжении последних лет, какие-то злоумышленники регулярно похищали из рук Императора шпагу. Их впоследствии отловили, но, судя, но судя по явно обновленным атрибутам царского коня, не всех.

Решив утром выяснить все у Валеры, который обещал заехать за нами в десять, и был фанатом своего города, мы отправляемся в гостиницу вздремнуть. А шпиль Адмиралтейства уже золотит утренняя заря.

Ровно в десять, когда мы заканчиваем пить пустой чай с сухарями, дверь номера стремительно распахивается и на пороге возникает наставник.

Вместо привычной формы на нем летний щегольский костюм и остроносые штиблеты. Валера благоухает парфумом и как всегда жизнерадостен.

– Так, парни, сейчас двинем на Васильевский и позавтракаем, там кавказцы открыли шикарную чебуречную с марочными портвейнами, я угощаю.

Вскоре мы выходим из такси у небольшого строения, у дверей которого застыл хмурый вышибала и нетерпеливо переминается длинная очередь.

– Во сколько любителей чебуреков, – присвистывает старлей. – Давайте орлы, двигайте за мной.

При виде Пшеничного вышибала изображает улыбку и предупредительно распахивает глухую дверь.

– А чего этих без очереди! – орут из толпы.

– Ша! Поднимает волосатую лапу цербер. У них заказан столик!

Оформленный в современном стиле зал, с сияющей никелем стойкой бара и тихой восточной музыкой заполнен до отказа. Вверху беззвучно вращаются лопасти огромного вентилятора, а снующие между столиками официанты разносят клиентам золотистые, издающий дразнящий запах чебуреки и темные бутылки портвейна.

– Вах! Валерий Петрович, – гортанно восклицает появившийся словно из-под земли полный, восточный человек с янтарными четками в руках и обменивается рукопожатием с наставником. – Рад вас снова видеть. Зашли покушать?

– Да, Алихан, организуй нам пожалуйста все по полной программе.

– Рафаэль! – щелкает толстяк пальцами и рядом возникает официант.

– Обслужи моих друзей, по высшему разряду.

Вскоре мы сидим за одним из столиков, на котором поочередно возникает по порции дымящихся чебуреков, чашки душистого куриного бульона к ним, всевозможная зелень и запотевшие бутылки марочного порвейна.

– Ну, за успешное продолжение вашей стажировки – произносит Валера тост и мы сдвигаем стаканы.

Потом отдаем дань всему, что на столе и восхищенно мычим. Таких чебуреков в Москве нету. Разве что в ресторане «Узбекистан», но он нам не по карману. Превосходен и портвейн, терпкий, маслянистый и с запахом муската.

– А теперь наш, – снова набулькивает Валера стаканы, и они выпиваются за тех, кто в море.

Утолив первый голод, мы откидываемся на высокие спинки стульев, дымим сигаретами и с обожанием взираем на наставника.

Валера по своему уникальная личность. Один из самых молодых оперативников в Особом отделе Ленинградской ВМБ, он уже старший опер обслуживает особо важные объекты на Кировском заводе, морской учебный отряд и «Аврору». Причем не имея специального образования и заочно обучаясь в Ленинградском госуниверситете. По работе у него блестящие результаты и масса благодарностей от начальства. А еще, что немаловажно для нашей профессии везде друзья и знакомые.

Забегая вперед скажу, что в октябре 1986, находясь на боевой службе в Атлантике в составе экипажа ракетного подводного крейсера «К-219», на котором произошел взрыв в ракетной шахте, капитан 3 ранга Валерий Петрович Пшеничный принял на себе командование в одном из аварийном отсеков и без потерь вывел весь личный состав наверх.

– Послушай, Петрович, – наклоняюсь я к наставнику, а с конем Медного всадника у вас все в порядке.

– Так вы заметили? – следует ответ и он беззвучно хохочет. – Молодцы, в наблюдательности вам не откажешь, учту в отзыве. А конь, это проделки нахимовцев. Небось уже встречали их?

– Ну да, видели в увольнениях, серьезные пацаны.

– Еще те кадры, – улыбается Валера. Офицеры потом из них получаются отменные, но побузить хлопчики любят.

Не знаю, с каких уж времен, у них традиция. В ночь накануне выпуска надраить асидолом яйца коню Петра. И так каждый год. Чего только командование училища и городские власти не делали, чтоб это прекратить. У нас же тут полно иностранцев и разных делегаций. Отлавливали их и наказывали, накануне выпуска ставили наряд милиции, все впустую. В день выпуска яйца всегда блестят как корабельная рында. Кстати, он через неделю. Можете потом сами сходить к памятнику и в этом убедиться.

– Вот черти, – довольно крутим мы головами. – Упертые ребята.

– Ну да, – соглашается Валера. – А еще они гроза местной шпаны. Метелят тех при всяком удобном случае.

Через неделю, в день очередного выпуска нахимовцев, мы съездили к Медному всаднику.

Причандалы императорского коня сияли ослепительным блеском.

Дружеский визит

– Так, парни, – заявил нам утром в своем кабинете Валера Пшеничный. – Завтра в Питер с дружеским визитом заходит эскадренный миноносец ВМС Нидерландов, и нам предстоит участвовать в обеспечении. Знаете что это такое?

Мы знаем, поскольку уже несколько раз задействовались в таких мероприятиях в вместе с оперативниками из «девятки»1212
  служба охраны высших должностных лиц


[Закрыть] стояли в первой линии перед мавзолеем на Красной площади на майские и ноябрьские праздники и обеспечивали безопасность визита в Москву Индиры Ганди.

– Ну и добро, – кивает головой Валера. – А теперь краткий инструктаж.

На следующий день, в назначенное время, мы находимся в числе встречающих в порту, где у причала выстроена шпалера курсантов военно-морского училища с карабинами и отсвечивают красными фуражками милицейские наряды.

– И кто там у них сейчас правит? – интересуемся мы у наставника.

– Королева Беатрикс, пару лет назад она была у нас, посещала Эрмитаж. Весьма импозантная дама.

– А будут ли моряки эсминца сходить на берег?

– Непременно.

Спустя час, окрашенный в шаровый цвет корабль с голубым, увенчанный короной и якорем флагом на гафеле, лихо швартуется у стенки, и на берег подаются швартовы и трап.

– На краул! – громогласно орет какой-то морской начальник и курсантские карабины, холодно отсвечивая штыками стройно взлетают вверх.

Как только нога первого гостя, судя по виду адмирала, ступает на причал, морским оркестром исполняются гимны обоих стран, под звуки которых он обменивается рукопожатиями с представителями местной власти и командующим ЛенВМБ.

– А-а-а! – восторженно орут за ограждениями порта толпы многочисленных зевак, среди которых полно молодых девиц.

– Во-во, – бросает в ту сторону взгляд Валера. – И все питерские бляди тут, будет им сегодня работа.

Исполнив протокол и обменявшись любезностями, наши бонзы вместе с гостями усаживаются в черные «Волги» и уезжают в Смольный, а спустя некоторое время, весело балагуря, на причал спускается толпа уволенных на берег иностранных моряков.

Все нидерландцы рослые, в какой-то несерьезной опереточной форме, упитанные и в очках. На груди фотоаппараты, в руках объемистые спортивные сумки.

Сразу же за линией оцепления моряки попадают в руки восторженно визжащих девиц, вместе с которыми усаживаются в стоящие цугом такси и уезжают в город. Еще немного поглазев на заморский корабль, толпа расходится и набережная пустеет.

– Так, – смотрит на часы Валера. – Теперь эти орлы до двадцати двух будут таскаться по кабакам, пьянствовать и ублажать наших девок, а потом накупят сувениров и назад. К этому времени мы снова будем здесь, а теперь поехали в отдел.

По дороге мы интересуемся, есть ли среди сошедших на берег моряков наши коллеги.

– Обязательно, – кивает наставник, – визит дело серьезное, как без них. И помощник военно-морского атташе Нидерландов в Питере профессиональный разведчик, давно пасем, но пока пусто.

– И иностранцев в ходе таких визитов приобщаете?

– А зачем? Они нужны ГРУшникам, а мы контрразведка.

Вот наружка «смежников» и наша агентура, сегодня присматривать за ними будет. С кем законтачат, есть ли знакомые, нет ли оперативного интереса к закрытым объектам.

– И часто иностранные корабли заходят в Питер с дружеским визитом? – спрашивает у Пшеничного Вовка.

– На моей памяти это третий. Год назад на СКРе приходили англичане. Им навстречу выслали однотипный корабль. И в точке рандеву английский командир предложил нашему потягаться в скорости. Тот получил добро командующего и вперед.

В базу наши пришли на десять минут раньше. И это притом, что наш сторожевик постройки середины шестидесятых, а их год как со стапеля сошел.

Потом мне этот самый командир, Сашка Голубев, рассказывал, что на подходе к базе у них от тряски, в корме заклепки повылетали, но все-таки утерли англичанам нос, чтоб не зазнавались.

– Ну а наш командующий чего?

– Снял с Сашки ранее наложенное взыскание. А чего еще?

– Так тут же престиж страны! – возмутился Васька. Я б этого Голубева в звании повысил.

– Ну, вот когда станешь адмиралом, тогда и посмотрим, – смеется Валера.

В десять вечера мы снова в порту, неподалеку от эсминца.

А вот и первое такси, из которого выбираются два подвыпивших нидерландца с виснущими у них на шеях девицами.

После этого следует душещипательная сцена прощания, девушки шлют своими кавалерам воздушные поцелуи и кричат «олавью!», а те, взвалив на горб туго набитые сумки, покачиваясь, идут к трапу. Затем подъезжают еще такси, и все повторяется по аналогичному сценарию.

– Да, неплохо служится парням, – переглядываемся мы с приятелями. Ходят с визитами, кабаки, бухло, девки.

– Так они ж все контрактники, – улыбается Валера. – И получают на уровне наших адмиралов.

– М-да, – чешем мы затылки. – Крепки, однако капиталисты.

Впрочем увольнение заканчивается благополучно не для всех.

Из очередного подъехавшего такси несколько девиц с трудом извлекают горланящего какую-то песню моряка. Он пьян в стельку и едва передвигает ноги. Кое – как добравшись до трапа, двухметровый детина с трудом взбирается наверх, где его встречает невозмутимо взирающий на все это, вахтенный офицер.

Что-то коротко пролаяв, он с ходу врезает пьянице по физиономии и тот с грохотов валится рушится на палубу. Затем следует короткий свисток, появляются два подвахтенных и тащат бесчувственное тело вниз.

– И это тоже капитализм, – констатирует Валера. – Плакало его месячное содержание.

– Точно? – вскидывает на наставника глаза Вовка.

– Ну да, у них такой порядок.

Через трое суток визит заканчивается и НАТОвский эсминец величаво отходит от стенки.

– Габриель, Лукас! – кричат с набережной размахивая руками девицы, – мы вас ждем, приезжайте еще!

– И мы тоже, – подмигивает нам Валера. – Пошли, парни, есть интересный сигнал.

Форт «Красная горка»

– Выходи строиться! Живо, мать вашу! – орут снаружи, и разношерстая толпа призывников нерешительно прыгает с подножек.

Длинный состав блестит заиндевелыми вагонами, впереди попыхивает дымом паровоз, кругом зима.

– Р-равняйсь! Смир-рна! – оглушительно вопит один из сопровождавших нас старшин в куцем бушлате и вдоль строя, заложив за спину руки в хромовых перчатках, неспешно дефилирует офицер в черной шинели и с дубовыми листьями на козырьке фуражки.

– Поздравляю вас с прибытием на форт Красная Горка! – останавливается он в центре и тяжело ворочает шеей.

– …р-а-а! – вразнобой выдыхают полторы тысячи глоток, и с дальних берез срывается стая ворон.

Офицер морщится, бросает что-то стоящим рядом сопровождающим и отходит в сторону.

Потом всех пересчитывают.

– Напр-а-во! – следует команда. – Прямо, ша-агом арш!

Поддернув на плечах тощие рюкзаки и втянув бритые головы в поднятые воротники одежек, мы расхлябано топаем по заснеженной пристанционной улице в сторону синеющего вдали соснового бора.

После недельной езды в надоевших вагонах идти приятно и все с интересом пялятся по сторонам.

– И где ж этот, как его, форт? – толкает меня в бок, шагающий рядом Степка Чмур.

– А хрен его знает, – потираю я замерзшее ухо. – Наверное, впереди.

Из нашего города нас пятеро – Саня Йолтуховский, Витька Белецкий, Вовка Костенко, Степка и я. Остальная братия тоже из Донбасса, с добавлением представителей средней полосы России, Грузии и Узбекистана.

Через километр расчищенной от снега дороги, строй входит под своды вековых, огороженных высоким забором сосен, втягивается в широко распахнутые, увенчанные якорями, металлические ворота, и они с лязгом закрываются.

Никакого форта перед нами нет.

Перед глазами расстилается громадный, вымощенный булыжником плац, с расположенными по обе сторонами краснокирпичными зданиями и виднеющимися в сосняке крышами казарм.

Тут нас снова строят, пересчитывают и распределяют по казармам.

Эти деревянные строения, со стенами из тонких досок и буржуйками вместо печей, были рассчитаны максимум на пятьдесят-шестьдесят человек. Нас же гостеприимные балтийцы, набили в каждое не менее двухсот.

«Новоселье» сопровождалось далеко не радостными воплями аборигенов и гостей. Но хозяева и тут оказались на высоте.

Прибывших построили вдоль нар и внушительного роста старшина прорычал, – молчать, салаги! На флоте живут тесно, но без обид! А чтобы было просторней – вещи к осмотру!

Присутствующая здесь же группа моряков быстро прошмонала наши пожитки, извлекая из них остатки домашней снеди, спиртное и одеколон.

– Этого вам не положено! – многозначительно изрек верзила, – карантин!

Затем всех распределили по нарам, из расчета четыре человека на парный лежак, разъяснив, что ложиться на него нужно не вдоль, а поперек, вывели на плац, вручили лопаты и заставили чистить снег.

Ровно в полдень, по сигналу корабельной рынды, нас пересчитали в очередной раз и повели на обед. На камбузе было тесно, грязно и сыро. Одновременно кормили несколько сотен человек. Ели в верхней одежде щи с непроваренной капустой и перловку, чуть сдобренную маслом. На десерт компот, с запахом браги и тараканами. Ушли голодными.

Снова чистили снег, строились, пересчитывались, и это все при десятиградусном морозе. А одежда у нас осенняя, на «рыбьем меху». Ужин оказался таким же несъедобным, но есть его пришлось. В двадцать три часа отбой.

В казарме, несмотря на скученность, жуткий холод. Из щелей стен сквозняк и снежная пороша. На нары, с лежащими на них старыми матрацами, укладываемся по четверо, поперек, как учили, не снимая пальто и ватников.

У двух топящихся в проходе буржуек уютно располагаются опекающие нас моряки. Они ужинают отобранными у нас продуктами, запивая их водкой и разведенным в кружках одеколоном, режутся в карты и ссорятся из-за каких-то принесенных с собой шмоток.

Мы все это видим и нам не по себе.

– Вот тебе и флот, мать бы его еб, – тихо шепчет лежащий рядом Витька Костенко.

Утро. Холод в казарме собачий. По углам иней. Буржуйки погасли.

Вокруг них в живописных позах спят балтийцы, от которых разит сивухой и парикмахерской. На полу разбросаны игральные карты, пустые бутылки и флаконы от одеколона. Здесь же лежат непонятно откуда взявшиеся два карабина и подсумки с патронами.

Последующие дни, мало чем отличаются от предыдущих. На пересылке царит невообразимый бардак.

У нас отбирают или вынуждают отдавать личные вещи, заставляют выполнять бессмысленную работу, вроде выноса на улицу и проветривания деревянных топчанов, и все время пересчитывают, резонно понимая, что от такой жизни кто-нибудь обязательно ударится в бега.

Но и мы обживаемся. Посоветовавшись, подкупаем верзилу-старшину (дарим ему Санькины часы) и он разрешает нам не ходить на камбуз.

Дело в том, что на пересылке есть несколько сносных буфетов, в которых продаются продукты, лимонад и курево. А у нас имеются деньги, заначенные в потайных местах, причем неплохие, поскольку до призыва мы вкалывали на шахтах и недурно зарабатывали.

В первый поход в буфет идем впятером – всем землячеством.

Там очередь, человек двадцать, В основном кавказцы и азиаты.

Эти ребята приспосабливаются везде. Впоследствии, на лодках, я их не видел. Зато на камбузах, складах и в других «хлебных» местах их хватало с избытком.

Пристраиваемся в хвост очереди, советуемся, чего взять и сколько.

В это время, расталкивая локтями возмущающихся рекрутов, к витрине буфета нахраписто протискиваются трое парней в флотской форме без погон. По-видимому такие же призывники, как и мы, но уже отправляемые в часть.

– Кончайте бузить, пацаны! – пытается их урезонить Костенко. Он самый мелкий из нас, но очень задиристый и опасный в драке.

– Молчи, блоха! – цедит самый рослый из троицы и, оттеснив плечом очередного парня, протягивает в окошко буфета деньги. Остальные громко ржут и добавляют еще несколько оскорбительных фраз в адрес Витьки.

Переглядываемся и подходим к витрине. Саня резко хватает согнувшегося у окошка верзилу за плечо, рывком поворачивает к себе и, не давая опомниться, бьет в челюсть.

По опыту зная, что после его кулака редко оставались на ногах даже матерые забойщики, набрасываемся на остальных двух и быстро набиваем им морды.

– Чапайте отсюда, – зловеще шипит битым Чмур.

Подвывая и утирая розовые сопли, они волокут поверженного друга в сторону казарм. Пользуясь замешательством очереди, мы наспех отовариваемся хлебом, сухой колбасой и сгущенкой. Прихватываем несколько бутылок полузамерзшего лимонада и сигареты.

Обедаем среди заснеженных сосен, в беседке за вещевыми складами.

После драки настроение улучшилось и нам весело. Оставшиеся продукты упаковываем в захваченный с собой рюкзак и зарываем в снег под небольшой елью.

– Запас карман не тянет, – смеется Вовка Белецкий, поглаживая заплывающий глаз.

Через несколько дней в медчасти пересылки проходим еще одну комиссию, где за мои часы подкупаем мичмана – медика, который обещает перевести Сашку в команду, направляемую в морскую авиацию. Там служат два года, а Саня у нас женатик. Мичман держит слово и после комиссии Йолтуховского действительно переводят в команду 90 – морская авиация.

Между тем зима все сильнее осаждает Красную Горку. Почти каждый день идет снег, морозы усиливаются до двадцати градусов. Многие ребята заболевают.

Особенно достаётся азиатам, которые легко одеты и не привыкли к таким холодам. Только из нашего барака, за несколько последних дней в госпиталь отправили человек двадцать. У всех подозрение на пневмонию и воспаление легких. Мы пока держимся.

Наведывался Саня (он теперь живет со своей командой), притащил литр водки и два старых флотских ватника. А еще через сутки нас, наконец, переодевают, это верный признак предстоящей отправки в части – какие, мы не знаем. Согласны хоть к черту на рога, только бы удрать из этого «Бухенвальда».

Форму получаем на складах, стоя под открытым небом в очереди к раздаточным окнам. Переодеваемся здесь же, под крытыми навесами, продуваемыми сквозняками. После такого моциона, тела и лица у нас синие, как новые флотские робы. Оглядываем друг друга.

Видок у вновь испеченных мореманов аховый: черные длинные шинели почти волочатся по снегу, из – под них непрерывно сползают вниз широченные хлоптчато-бумажные штаны, яловые ботинки из свиной кожи весят кажется не меньше пуда. Мы все напоминаем бурсака Хому Брута из гоголевского «Вия», но никак не моряков. К тому же эти флотские обновки совсем не греют.

Сложив свои домашние одежки в рюкзаки, уныло плетемся к казармам.

И так целый день: под низким серым небом, с падающим из него снегом, в направлении складов непрерывным потоком уныло движутся стриженые пацаны, а оттуда – волочащие ноги и тихо матерящиеся Хомы Бруты.

Между казармами днем и ночью горят огромные дымные костры, в которых жгут одежду призывников, не подлежащую отправке домой. Здесь же снуют какие – то мичманы и старшины, набивающие мешки вещами получше.

– Смотрите хлопцы, мародеры, – шепчет Белецкий.

Я вытаскиваю из рюкзака почти новую меховую шапку, сую ее за пазуху, а сам мешок швыряю в костер. Минутой позже это делают и земляки.

Матерясь, к нам подбегает разгоряченный охотой за шматьем краснорожий пожилой мичман.

– Вы что делаете, салаги! – свирепо орет он. Не нужно, так мне бы отдали! Возьми, если сможешь, – зло смеется Витька, и мы уходим от места, где сгорает наша последняя связь с домом. На душе погано. Не таким мы ожидали увидеть флот.

К вечеру нас отправляют. Прибыли «покупатели» из флотских экипажей Ленинграда и Кронштадта. Офицеры, мичманы и старшины держатся особняком. Местные балтийцы общаются с ними предупредительно и даже подобострастно.

Рослый капитан-лейтенант, с болтающимся у бедра пистолетом, строит нас, зачитывает список и кивает стоящим рядом потянутым старшинам в бушлатах.

– Равняйсь! См-мирно! Напра-во! Прямо, ша-гом арш!, – звонко командует один из них и, шаркая ботинками, расхлябанный строй движется к воротам. Нас молча провожают оставшиеся ребята. Среди них Сашка.

Он в кургузом ватнике и натянутой на уши кепке, хмур и подавлен. Мы уходим, а он остается.

Вытаскиваю из-за пазухи шапку и перебрасываю ее другу. – Носи Санек, мы тебя найдем и спишемся! – кричат оба Витьки и Серега.

– Отставить разговоры! – бросает на ходу идущий сбоку старшина. – Конечно, спишетесь, ребята.

В лицо нам ветер, влажный и почему-то соленый.