Текст книги "В закрытом гарнизоне-2"

Новогодний сюрприз

Над Кольской землей полярная ночь. В высоком небе сполохи северного сиянья, под ним морозно парящий залив и заснеженные сопки.

– Тук, тук, тук, – слышится во мраке размеренный гул дизелей, и к пассажирскому причалу Полярного, расталкивая форштевнем ледяную кашу, подходит пассажирский катер.

Стоящий на носу матрос в куцем ватнике и сапогах, ловко набрасывает на кнехт швартов, затем подается сходня и на берег, ежась от ветра, сходят немногочисленные пассажиры.

В их числе средних лет капитан 3 ранга, в щегольской морской фуражке, ладно подогнанной шинели с белым шарфом и небольшим кожаным баулом в руке. Зовут каптри Виктором Полетаевым, и пару часов назад он прилетел военным бортом из Архангельска в Мурмаши.

Уже почти год, подводный ракетоносец, на котором Полетаев служит замполитом, стоит в Северодвинске на плановом ремонте, офицеры обретаются на плавбазе и в гостинице, а их семьи ждут возвращения лодки в одном из забытых богом северных гарнизонов.

Полетаеву повезло. Накануне, по личной просьбе начпо Беломоро-Балтийской базы, командир отпустил его на трое суток в отпуск, и теперь офицер спешит в затерянный в сопках гарнизон, навестить ожидающую его там жену и сынишку. С Сашенькой в браке они уже пять лет, трепетно относятся друг к другу и являются примером для подражания другим офицерским семьям.

Поскольку отпуск оказался непредвиденным и день отъезда выпал на канун Нового Года, Полетаев решил сделать любимой сюрприз и не стал сообщать ей об этом.

Что может быть лучше, чем появиться нежданно – негаданно в кругу семьи, незадолго до боя курантов?

В Архангельской «березке», на оставшиеся от последнего похода валютные сертификаты, Полетаев приобрел для Сашеньки золотой перстень и дорогие французские духи, механического японского самурая для сынишки, а заодно пару бутылок «Наполеона» к праздничному столу.

В Мурмашах борт приземлился в шестнадцать часов и спустя сорок минут Полетаев вышел из такси у морского вокзала Североморска. Рейсов на Полярное не было – сильно запуржило и объявили штормовое предупреждение.

Его отменили когда на землю спустились густые сумерки и у окошек касс сразу же выстроились очереди.

Предъявив билет пропускающему пассажиров матросу, Полетаев ступил на скользкую палубу покачивающегося у стенки катера, спустился по крутому трапу в пассажирский салон и, выбрав место у теплой переборки, уселся на рундук.

Минут через пять в корме загудели дизеля, суденышко затряслось и, взвыв сиреной, отвалило от стенки.

– Так, – взглянул на стрелки наручных часов Полетаев, – если в Полярный придем вовремя, и подвернется оказия, вполне успею.

Однако его надежды не оправдались, катер шел с заходами в Дровяное и еще один пункт, и отшвартовался в Полярном за час до полуночи. А до нужного Полетаеву гарнизона было еще добрых семьдесят километров.

Новый год он встречал далеко в тундре, на пограничном КПП арктического полярного отряда, куда добрался с оказией, в компании пожилого прапорщика, сержанта-срочника и немецкой овчарки по кличке Джим.

Жарко гудела раскаленная докрасна чугунная печка, за небольшим окошком уходящую вдаль дорогу перекрывал полосатый шлагбаум, было тепло и грустно.

– Не расстраивайтесь, товарищ капитан 3 ранга, – разливая в кружки остатки выставленного гостем коньяка, перебрасывает прапор во рту изжеванную беломорину. Погода наладилась, трасса проходима, машина непременно будет.

– Ага, – поддерживает его сержант и с вожделением поглядывает на бутылку.

– Все, Сашка, перехватывает его взгляд прапор – тебе больше не положено. Принял сто граммов и баста. Давай лучше наворачивай пирожки и сало, наедай шею. И подвари-ка нам чифирку. Вы как, товарищ капитан 3 ранга?

Полетаев молча кивает и протягивает лежащей у печки овчарке руку.

– Дай, Джим, на счастье лапу мне!

– Та вскакивает, весело скалит зубы и шлепает ему в ладонь лапу.

– Молодец, – треплет Полетаев Джима по холке, тот от счастья вываливает розовый язык и часто дышит.

А еще через секунду уши собаки вздрагивают, он к чему-то прислушивается и обернувшись к прапору тихо взвизгивает.

– Идет машина, – констатирует тот. – Он, стервец, их за версту чует. На, Джим, сахарку.

– Слышится вкусное «хруп», и Джим с достоинством отходит в сторону.

Между тем сержант, неторопливо натягивает полушубок, берет из стойки автомат и выходит наружу.

Через несколько минут у КПП скрипят тормоза и останавливаются два заиндевелых «Краза».

Сержант проверяет у водителей документы, что-то им говорит и скрипит валенками в сторону КПП.

– Товарищ капитан 3 ранга! – накланяется к окну, – «партизаны»1313
  военные строители (жарг.)


[Закрыть], едут в ваш гарнизон!

– Полетаев поспешно натягивает висящую на крючке шинель, нахлобучивает на голову фуражку и берет свой баул.

– Ну, спасибо, вам за гостеприимство, – жмет руку прапорщику, подмигивает Джиму и в сопровождении пограничника выходит наружу.

– Так, бойцы, – обращается к водителям прапор, когда вся тройка подходит к машинам. – Доставить товарища капитана 3 ранга до места и при следовании назад мне доложить. Ясно?

– Так точно, ясно, – кивают те.

Потом хлопают дверцы кабин, сержант поднимает шлагбаум и, набирая скорость, грузовики исчезают во тьме.

– Хороший каптри мужик, – провожая их взглядом, закуривает прапорщик очередную беломорину. В чинах, а простой, и коньяку нам не пожалел, а Санек?

– Хороший, – поддергивая на плече автомат – соглашается сержант. – Душевный.

В третьем часу ночи, вручив водителю две пачки «Родоп» и поздравив того с Новым годом, Полетаев вышел из кабины у гарнизонного КПП и заскрипел ботинками по снегу в сторону мерцающего огнями внизу поселка.

Погода установилась чудая, небо вызвездило, и с каждым шагом настроение Полетаева улучшалось.

Не факт, что он не успел домой к бою курантов, по северным меркам дорога оказалась вполне удачной и в пути ему встретились хорошие люди.

С такими мыслями он вышел на центральную, увенчанную расцвеченной елкой площадь, с минуту полюбовался ею и, насвистывая, направился к своему дому.

Между тем раскинувшийся на скалистом плато, поселок не спал. Изредка, в разных его местах, вверх взлетали сигнальные ракеты, многие окна желтели светом, откуда-то доносились звуки музыки и веселый смех.

– Гуляют, черти, – улыбнулся Полетаев, и вошел в знакомый подъезд.

Поднявшись на третий этаж, он хотел нажать кнопку звонка, но затем передумал и тихо открыл дверь квартиры своим ключом.

В лицо пахнуло домашним уютом и праздничным запахом мандарин.

Щелкнув выключателем, Полетаев включил свет, осторожно поставил на пол баул и, сняв шинель с фуражкой, водрузил их на вешалку.

Потом, тихо ступая, прошел из прихожей в зал и озадачено остановился. Там было пусто, а у окна мигала лампочками, новогодняя елка.

– Наверное, Сашенька спит с Мишкой, – мелькнула в голове, и Полетаев направился в сторону спальни.

Настенное бра высветило разбросанные по полу игрушки и широкую тахту, на которой, разметавшись во сне, сладко спал трехлетний Мишка.

– Привет, сынок, – прошептал Полетаев и, наклонившись, чмокнул того в розовую щечку.

Мальчик улыбнулся во сне, перевернулся на бок и снова умиротворенно засопел.

И тут Полетаев вспомнил, где может быть Сашенька. Накануне, когда он звонил ей из Северодвинска и поздравлял жену с Новым годом, она сказала, что будет встречать его с соседкой, муж которой находится в плавании.

– Засиделись они, однако, – подумал Полетаев и, выйдя из квартиры, быстро поднялся этажом выше.

Дверь нужной ему квартиры оказалось приоткрытой и, несколько удивившись, он вошел внутрь.

В освещенном торшером зале, неподалеку от стола с остатками праздничного ужина, на разобранной постели спала обнаженная соседка в объятиях какого-то здоровенного детины, а из темноты смежной спальни, доносились приглушенные возня и всхлипы.

Чувствуя, как внутри у него что-то холодеет, Полетаев вошел туда и нащупал на стене выключатель.

В яркой вспышке света в глаза бросились кресло, с валяющейся на нем парадной офицерской формой и кортиком, и нагая Сашенька, на софе, стонущая в любовном экстазе под таким же мужским телом.

В голове Полетаева что-то лопнуло, в следующую секунду он сбросил мужчину на пол, и с воплем – убью! – принялся охаживать того ногами.

Последнее, что он услышал, был дикий вопль жены и внезапно полыхнувшая в спине боль…

В пять утра, когда одурев от бумаг и курева, я в очередной раз плеснул в стакан чуть теплый кофе из термоса, вкрадчиво зазвонил один из телефонов.

– Дежурный Особого отдела слушает – снял я трубку.

– Докладывает дежурный по гарнизону. Десять минут назад, с проникающим ранением спины, в госпиталь доставлен замполит с лодки Бубнова. Жена дома саданула кортиком.

– Так ведь их лодка в Северодвинске!

– Ну да, – подтвердил дежурный. Он приехал на пару дней, хотел сделать ей сюрприз и застал с любовником.

– Ранение серьезное?

– Проткнула насквозь, но врачи говорят, жить будет. Там уже прокурор и следователь.

– Спасибо за информацию, выезжаю, – и я положил трубку.

Вот тебе и сюрприз, промелькнуло в голове. Это ж надо.

Плот

– Так, так, осторожно, мать вашу, не уроните!

Пыхтя и тихо матерясь, трое моряков в синих робах спускают наземь черный кокон спасательного плота, потом выбираются из кузова стоящего перед пятиэтажкой «ЗИЛа» и утирают пилотками лбы.

– Тяжелый, гад, – сплевывает наземь конопатый старшина и косится на стоящих рядом офицеров.

– Ну а теперь последний этап, парни, – говорит один из них – длинный капитан-лейтенант. – Взяли плотик и быстренько подняли на второй этаж, в сорок седьмую.

– Ага, в сорок седьмую, – кивает второй офицер, приземистый крепыш в чине капитана 3 ранга и раскланивается с проходящей мимо дамой.

Снова пыхтенье, топот матросских сапог и кокон исчезает в темном зеве подъезда.

– Вот сюда кладите, – показывает каплей в угол небольшой прихожей, когда сопящие моряки, втаскивают плот в квартиру, и те осторожно опускают кокон на пол.

Потом он приглашает парней на кухню, извлекает из холодильника три бутылки «боржома» и сует каждому в руки.

– Освежитесь на обратном пути. – Ты, Вихров, старший.

– Есть, – кивает головой конопатый, и вся тройка гремит по ступеням вниз.

Оставшись вдвоем, офицеры с минуту пялятся на матово отсвечивающую оболочку плота с белеющей сбоку шнуровкой раскрытия, потом довольно переглядываются, и идут на кухню.

Они близкие друзья и вместе служат на одной подводной лодке. Капитан 3 ранга – помощником командира, а капитан-лейтенант, минером. Приятелей связывает давняя страсть к охоте и рыбалке, которой они предаются все свободное время.

Его у флотских не так много, но когда выпадает очередной выходной или праздник, навьючивают «шестерку» Петровича (так зовут помощника) охотничьим или рыбацким снаряжением и исчезают в безбрежных просторах кольских тундр.

Кто бывал в Заполярье, тот знает, что охота и рыбалка там настоящие, не чета той, что в средней полосе России. В чистых прозрачных озерах водятся сиг, кумжа, хариус, и ряпушка, а по их берегам, в сопках и на марях, весной и осенью полно дичи.

– Ну что, Ген, давай обмоем наше приобретение, – кивает минер на стул и помощник согласно кивает.

Через минуту из холодильника появляется запотевшая бутылка «Столичной», а к ней колбаса, сыр и банка шпрот.

– Буль, буль, буль, – тонко звенят наполняемые на треть стаканы, офицеры чокаются, молча выпивают и закусывают.

А все-таки сука этот майор, – с аппетитом уписывает колбасу минер. Содрал с нас почти сотню «бонов».

– Ничего, Саня, – ухмыляется помощник. Этот плот того стоит. На нем можно не только на озерах, но и в фьордах рыбачить. Великоват правда, но надежен, не та муть, что продают в магазинах.

Вожделенный надувной плот, после долгих уговоров, приятелям удалось приобрести у одного «тылового» начальника, ведавшего снабжением лодок аварийно-спасательным имуществом и списавшим его как непригодный.

– Ну, давай еще по одной и обсудим предстоящий выезд, – кивает помощник на бутылку, и минер снова набулькивает в стаканы.

На следующее утро, а это суббота, друзья собираются махнуть на очередную рыбалку и нужно уточнить организационные вопросы.

В это время хлопает входная дверь, в прихожей кто-то мелко семенит и на пороге возникает вихрастый, лет шести мальчишка, с небольшим парусником в руках.

– Привет па, привет дядь Ген, – кивает он офицерам.

– Здорово, Серега, – улыбается помощник, – никак из плавания?

– Ага, – улыбается Серега. Пускали с пацанами на пруду кораблики. – Пап, а что там у нас за бочка? – и показывает пальцем в сторону прихожей.

– Это сынок не бочка, – назидательно отвечает минер. – Это наш с дядей Геной новый надувной плот. Будешь колбасу?

– Не, – отрицательно вертит головой Серега. – Плот это здорово, А можно я на нем посижу?

– Что ж, посиди, – благосклонно кивает отец. Только ничего не трогай, – и офицеры снова возвращаются к прерванной беседе.

Когда она прерывается поглощением очередной порции живительной влаги, в прихожей раздается громкий хлопок и дикий вопль перепуганного Сереги.

Приятели давятся водкой и, роняя стулья, опрометью выскакивают из-за стола.

В проеме ведущей в зал двери, с открытым ртом застыл Серега, а в прихожей быстро вспучивается и шипит, сбросивший с себя оболочку плот.

– Т-твою мать! – огорошено переглядываются офицеры и бросаются на растущее на глазах оранжевое плавсредство.

– Впихивай, впихивай его Саня, обратно! – хрипит навалившись на плот помощник.

Но не тут-то было. Плот неумолимо раздувается, потрескивает и постепенно заполняет собой миниатюрную прихожую.

– Серега, прячься в зале! – кричит через минуту сынишке минер и взмыленные приятели отступают на кухню.

– Тресь, тресь, тресь, – подрагивает тонкая стенка между ею и прихожей.

– Кранты, – сглатывает слюну минер. – Щас выдавит. А мы с женой недавно ремонт сделали.

– А может и не выдавит, – шепчет помощник и с опаской поглядывает на дверной проем.

Плот перекосило боком, и проем плотно закупоривается днищем.

Наконец шипение прекращается, стенка больше не трещит, и приятели переводят дух.

– Серега, я ж тебе говорил, ничего не трогать! – плачуще вопит минер сыну. – Ты что, потянул за шнур?!

– Ага! – слышится из зала. – Я, пап, случайно!

А помощник пытается отжать упругое днище. Ничего не выходит.

– Майор говорил, он с тентом, – с безысходностью выдыхает минер. – Наверное, заполнил собою всю прихожую.

– Картина Репина «Приплыли», – утирает со лба пот помощник. – Давай Саня по пять капель с расстройства.

Приятели выпивают, закуривают и с минуту дымят сигаретами.

– Вот ведь история, скажи кому, засмеют, – бубнит минер и косится на дверь. Что будем делать, а Ген?

– Что-что, приводить эту дуру в исходное, – хищно щерится помощник и берет со стола охотничий нож.

– Жалко, – вздыхает минер. А может я вылезу в окно и вызову спецов с бербазы, они все быстро сделают.

– Ну да, сделают, – хмурится помощник. Потом нам с тобой проходу не будет, засмеют. – Да еще к особистам потянут, откуда мол плот и куда собрались плыть.

– Это точно, вздыхает минер и машет рукой, – режь.

Короткий удар ножа, снова шипение и радужная оболочка опадает.

– Вот и порыбачили, – вздыхает минер, присаживаясь на корточки и запихивая палец в дыру. Серега! – бросает он в сторону зала, – давай к нам. Ты не испугался?

– Не, – перебегает к ним мальчик. – Здорово он раздувался!

– – Ага, здорово, – подмигивает ему помощник. А – вот насчет рыбалки ты, Санек, зря, – оборачивается он к приятел. Все будет тип-топ. Давай, пока сворачивай плот, а я мотнусь в гараж и подгоню машину. За пару кило «шила» на бербазе его завулканизируют и снова вооружат.

В пять утра, когда белесый шар солнца начинает свой обратный путь с запада, бежевая «шестерка», навьюченная плотом, ходко катит по пустынной трассе в сторону Кандалакши.

Ну вот, Саня, а ты боялся, – обращается к сидящему рядом другу помощник и щелкает кнопкой автомагнитолы.

 
«На маленьком плоту,
Сквозь бури, дождь и грозы…
 

наполняет салон тихий проникновенный голос.

– Прямо в тему! – переглядываются друзья и весело смеются.

Стажер

– Смир-рна! Равнение на середину!

Сине-черный, выстроенный на пирсе строй застывает и, вскинув к пилотке руку, старпом делает несколько шагов вперед.

– Товарищ командир! Экипаж ракетного подводного крейсера «К-450» для выхода в море построен! Старший помощник командира, капитан 2 ранга Ольховиков!

– Здравствуйте, товарищи подводники!

– Здравия желаем товарищ капитан 1 ранга! – весело рявкают сто двадцать глоток, и качающиеся на волнах бакланы с криками взмывают в небо.

Чуть косолапя и заложив руки за спину, командир в сопровождении старпома неспешно обходит строй и остается довольным.

– Вольно, – благосклонно кивает он. – Всем вниз!

– Строй распадается, под многочисленными ногами пружинит стальной трап, мы поочередно ныряем в черный зев рубочной двери, пролетаем восьмиметровую шахту входного люка и разбегаемся по боевым постам.

Потом объявляется сигнал боевой тревоги, корабль готовится «к бою и походу», наверх выскакивают швартовые команды и крейсер, взметая по бортам высокие гейзеры воды, отваливает от стенки.

Когда тяжело отдуваясь, мы с «бычком» и старшиной команды, облаченные в оранжевые спасательные жилеты, сапоги и ватники, взбираемся к себе на торпедную палубу, там, помимо стоящего на вахте Сани Порубова оказывается средних лет мужик.

– Вот, товарищ капитан лейтенант, – кивает на незнакомца Порубов. – Будущий торпедист из контрактников.

– Знаю, – кивает Сергей Ильич, освобождаясь от жилета и канадки, – как фамилия?

– Мичман Рябоконь Василий Иваныч, – неуклюже изображает тот строевую стойку.

– Ну а я командир боевой части, капитан-лейтенант Мыльников, а это мои минеры, – кивает на нас «бычок».

Мы поочередно жмем Рябоконю руки и представляемся.

– Так значит на стажировку? – обращается Олег к нашему новому знакомцу.

– Ага, – кивает тот лысеющей головой. – Из Североморской школы мичманов, нас прислали к вам на стажировку.

– Знакомая контора, – переглядываются Олег с Саней, – мы тоже ее заканчивали. А где служил до этого?

– В танковых частях, в ГСВГ.

– ?!

– Ну да, механиком-водителем, – видя наше недоумение, говорит Рябоконь.

– А чего на флот поперся, это ж совсем другая специфика? – делает круглые глаза Саня. Мы вон, с Олегом, отбухали в подплаве срочную, понравилось, ну и решили продолжить. А ты?

– А я после службы потыкался несколько лет на гражданке и решил податься на флот. Один приятель надоумил. Мол бабки приличные и служба не пыльная, – хитро щурится Рябоконь.

– Не пыльная говоришь? Ну-ну, – кивает курчавой головой Олег.

– А чего? – окидывает нас взглядом Рябоконь. – Корабль фантастика, спите с удобствами в каютах, в море вино, икра, помирать не надо.

– А ты в море уже был? – интересуется Саня.

– Не был, – ухмыляется стажер. А что в нем такого, особенного? Много воды и только.

Все это время, Сергей Ильич, заполняющий какой-то формуляр в кресле за стрельбовым пультом, внимательно прислушивается к разговору и неодобрительно косится на нашего гостя.

Потом по кораблю объявляют отбой боевой тревоги и вводится готовность «два», я заступаю на вахту, а мичмана ведут стажера на завтрак в старшинскую кают-компанию.

– Да, не хило у вас кормят, – появляется он в отсеке минут через двадцать. С такой жратвой служить можно. А вино и икра в обед будут?

– Будут Вася, будут – отвечает Олег и мы начинаем возиться с матчастью.

И тут выясняется, что без пяти минут выпускник школы мичманов и будущий минер, практически ни хрена не знает. Лежащие на стеллажах электроторпеды он путает с кислородными, система стрельбы для него темный лес, а устройство подводной лодки, тайна за семью печатями.

– Вас что там, ничему не учат? – недоуменно интересуется Олег, когда Рябоконь задает очередной дурацкий вопрос.

– Почему учат, – пожимает тот плечами. – Но мне, понимаешь за тридцать, и вся эта мутотень – кивает он на наше заведование, с трудом лезет в голову.

– Хреново тебе, однако служить будет, – морщится Олег.

– Ничо, это дело наживное. Главное что б бабки платили, – зевает стажер и цепенеет в полудреме.

Между тем, судя по всему, наверху разыгрывается шторм и в отсеке нарастает качка. Сначала она едва ощутима – раскачать нашу махину водоизмещением более 13.000 тонн не просто, но потом ощутимо усиливается, и мы проверяем, все ли раскреплено по штормовому.

При первых признаках волнения, сон у стажера пропадает, он начинает бледнеть и делать глотательные движения.

– На, танкист – тычет ему черный сухарь Олег. – Погрызи.

Спустя полчаса нас уже начинает валить с ног, а отсек выписывает громадные восьмерки. Справа налево, сверху вниз и так до бесконечности. В головах возникает тупость, мы распираемся по бортам и молча следим за кренометром.

– Ну, как, Василий Иваныч, – впечатляет?! – орет Саня скорчившемуся на разножке1414
  раскладной стульчик


[Закрыть] стажеру, который начинает зеленеть. – Там под стеллажом банка, достань, и если что, не стесняйся, трави.

Тот что-то хрипит, валится на карачки и, нашарив емкость, со стоном фонтанирует внутрь.

– О-о-о! – разносятся по отсеку прерываемые бульканьем стенания.

– Хорошо блюет, точно, – философски изрекает Саня и перебрасывает мне половину воблы.

– Мы грызем ее и с интересом наблюдаем за стажером. А тот все фонтанирует и стонет.

Наконец долгожданная команда «по местам стоять к погружению!», шипение гидравлики, рев воды в балластных цистернах, и корабль проваливается вниз.

Качка сразу же прекращается, стрелка глубинометра катится вправо, мы уходим в пучину.

– Глубина сто метров! Осмотреться в отсеках! – вспыхивает лампочка «каштана».

Мы выбираемся со своих мест, исполняем команду и Олег докладывает в центральный.

Все это время наш танкист громко икает и, пуская сопли, пытается выжать из себя в банку, остатки завтрака.

– Ну, вот и все, Вася, – треплет его по плечу, Порубов. – Ты, можно сказать, оморячился. Давай, друг, тащи свою банку вниз, вылей в гальюн и хорошенько вымой.

– Аг-га, – жалобно сипит тот и ползет на коленях к люку.

– М-да, – констатирует Олег, – провожая взглядом исчезающую в нем голову. – Слабоват мужик.

Чуть позже бледный стажер снова возникает на торпедной палубе, пошатываясь подходит к глубиномеру и с опаской на него пялится.

– Так это шо, мы под водой? – громко шепчет он.

– Ну да, Василий Иваныч, – отвечает Саня. – Вроде того.

– А это че? – выпучивает глаза Рябоконь и тычет пальцем в спускной клапан нижней крышки входного люка. Оттуда в стоящий на палубе обрез, срываются частые водяные капли.

– Люк немного течет, – забросив ноги на направляющую балку, – покачивается в кресле Олег. – Давно, еще с завода.

– Нихрена себе, – шарахается к аппаратам стажер. – Так мы ж потонем!!

– Не боись, – ухмыляется Олег. – На каждой лодке всегда где-нибудь, да течет. Специфика.

Люк у нас подтекает еще с завода. И чего только работяги, а потом спецы с ПМки только с ним не делали – течет и все. По инструкции его спускной клапан в море должен быть закрыт. Но в таком случае шахта может полностью заполниться, внутрь передастся забортное давление, что может сорвать нижнюю крышку. Вот, с ведома механика, мы в море всегда клапан и открываем, опорожняя наполняющийся обрез в трюм.

Когда наступает время обеда, Рябоконь отказывается от приглашения в кают-компанию. Чего-то не хочется, – делает он страдальческое лицо.

– Так в обед дают вино, шоколад и икру, – лукаво косится на него Саня.

– Да и хрен с ними, – вздыхает стажер. – Не полезут в горло.

А еще через несколько дней, у Рябоконя стали опухать ноги. Дело в том, что на лодке все ходили в легких кожаных тапочках. А вот он почему-то оказался в сапогах.

– Давай, дуй к доктору, – сказал по этому поводу старшина команды.

От врача бывший танкист приковылял в шерстяных носках, бережно держа сапоги подмышкой.

С этого момента он стал неразговорчив, с каждым днем мрачнел и все о чем-то думал.

А когда через неделю мы возвращались в базу, признался, что служить на лодках не сможет.

– Очень уж все сложно тут у вас, – сказал при расставании. Не по мне это. Буду проситься на бербазу.