Текст книги "Записки от первого лица"

Валерий Левшенко
Записки от первого лица

© ООО Издательство «Питер», 2018

© Валерий Левшенко, 2018

* * *

Предисловие

После выхода в свет моей первой книги «Приключения парня из белорусской деревни, который стал ученым» я получил много вопросов и комментариев. Писали читатели и друзья, коллеги и ученые из-за границы. Похоже, многим эта книга понравилась, но возник и ряд вопросов.

Почему так мало было сказано о том, что я – потомок князя Трубецкого? Да потому что оснований было маловато. Теперь основания появились, но книга носит название «Записки от первого лица», а не «Записки потомка князя Трубецкого», которое больше соответствует ее содержанию, поскольку однозначно утверждать, что я потомок князя, все-таки нельзя. В XIX веке крестьяне не имели фамилий и отчеств, и прямые родственники князя П. П. Трубецкого просто «утонули» в этой безвестной массе. Анализ моих родственных связей выполнен в рассказе «Я и моя семья».

В новой книге, так же как и в предыдущей, материал подается в форме коротких рассказов. Почти все старые рассказы расширены и дополнены, кроме того, в книгу включено много новых. Понимаю, что в них стало меньше юмора, но это жизнь, а не журнал «Мурзилка». Поэтому позволю себе напомнить читателям, что все написанное здесь происходило на самом деле.

Многие вопросы освещаются по ходу повествования. Например, чем смерть Сталина была для народа. В одном из рассказов дается такой ответ: «В то время люди боялись даже имя его произнести».

Все это, да и другие события и послужили основой для расширенной автобиографической книги. В ней нет прямых ответов на вопросы, но вдумчивый читатель сможет составить для себя целостную картину.

В комментариях, например, пишут: «Хотелось бы больше деталей об экспедициях…», «Что делают в экспедициях? Как проводят свободное время?» и так далее. Отвечаю: все это есть в рассказах, нужно внимательно прочитать книгу, может быть, не один раз, так как экспедиция – это не фабрика и не завод.

Книга эта не является развлекательным чтивом, каждое слово в ней сто раз взвешено и только потом написано. Несколько перефразировав слова В. В. Маяковского, можно сказать так:

 
Писательство – та же добыча радия,
В грамм добыча – в годы труды.
Изводишь единого слова ради
Тысячи тонн словесной руды.
 

В 1906 году в Санкт-Петербурге дочери князя Трубецкого издали наиболее полную книгу под названием «Записки князя С. П. Трубецкаго». Князь умер в Москве в 1860 году и оставил «Записки», которые впервые в 1863 году в Лондоне издал А. И. Герцен. В них князь в основном описывает свою сибирскую жизнь. Через полтора века я набрался смелости и в книге «Записки от первого лица» описал свою современную жизнь.

Хотимская средняя школа, выпуск 1964 года. Третий ряд, справа налево: В. Левшенко, А. Комиссаров, И. Костенко, В. Петушков

Первая любовь

Геологическая практика. Будущие геофизики. Слева направо: Е. Галкин, В. Шиморин, В. Левшенко, А. Ризниченко

После сдачи зимней сессии на 1-м курсе геологического факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова всех студентов отпустили на каникулы. Я решил, что надо поехать в Хотимск, город в Могилевской области, где я родился и закончил школу, чтобы навестить живущих там родителей.

Расстояние до него из Москвы – пятьсот километров, сейчас на легковом автомобиле его проезжаешь за 6–8 часов. В 1966 году на эту дорогу уходило сутки и более. Вначале на поезде «Москва – Калининград» доезжаешь до станции Орша. Отправление из Москвы – в 22:00, прибытие в Оршу – в 7:35. Затем поездом «Орша – Донецк» доезжаешь до станции Коммунары. Отправление из Орши – в 16:20, прибытие в Коммунары – в 21:45, стоянка поезда – 1 минута.

Пока все более-менее просто. Сорок километров до Хотимска надо было преодолевать на маленьком автобусе, таком же, как в фильме «Место встречи изменить нельзя». Бывалые сломя голову несутся к автобусу занимать места – у водителя всегда можно приобрести билет. Не опытные сначала бегут в кассу и покупают билеты, потом – к автобусу. Народу в нем набивается под завязку, большинство стоит в проходе. Менее удачливые ищут местечко на этой маленькой станции, где можно провести время до утра.

Отправление автобуса по расписанию – в 22:00. Но это уже шофер решает, во сколько ему выезжать. Обычно движение начиналось в районе 23:00. Поездка продолжалась около полутора-двух часов, ведь надо было высаживать пассажиров в попутных деревнях.

И вот поздно ночью вы в Хотимске. Это в идеале. Как правило, по дороге что-нибудь случалось: ломался или застревал автобус, и времени уходило больше. Днем, когда поезда не было, в автобусе было посвободнее, и времени на дорогу требовалось меньше.

Итак, на зимних каникулах, утром я приехал в Оршу, проболтался там весь день и в 16 часов, когда уже начало темнеть, вошел в общий вагон поезда «Орша – Донецк». Вагон был освещен слабо, и я сел на место у прохода. Поезд пошел, и народ стал дремать.

Мне было скучно. Но тут я увидел, что у окна сидит симпатичная девушка. Густые черные волосы, спадавшие на плечи, подчеркивали красоту ее свежего личика. Место напротив нее было свободным, и я подумал, что если пересесть к ней, то за разговором время пойдет быстрее. Пока я размышлял в таком ключе, какой-то крепенький парнишка сел на это место и заговорил с девушкой. На вид он был чуть старше меня, и, видимо, выпитое спиртное не позволяло ему вести себя корректно. По лицу девушки я понял, что разговор для нее был очень неприятным, и один раз она даже попыталась ударить своего соседа.

Мое донкихотское сердце не выдержало этого безобразия, и я подошел к парню. Предложил ему два варианта: или он немедленно убирается туда, откуда пришел, или мы выходим для беседы в тамбур. Видимо, поняв, что в тамбуре его будут бить, он выбрал первый вариант и тут же исчез.

Сев на отвоеванное место, я узнал, что девушку зовут Виолеттой. И самое прекрасное, что она едет на каникулы в некий Хотимск, куда недавно переехали ее родители. На станции Коммунары я пулей помчался к автобусу и отвоевал там два сидячих места. В первый раз я ехал с таким комфортом – до этого в лучшем случае стоял в проходе, а то и висел на подножке. Главным для водителя, похоже, было доехать до места, он и не такое по дороге видывал.

Приехав в Хотимск, мы условились в самом скором времени встретиться. В общем, зимние каникулы пролетели как одно мгновение. После этого мы через день писали друг другу письма по нескольку страниц каждое.

Первый курс окончен, и мы уехали на геологическую практику в Крым. После практики весь август были каникулы. Друзья приглашали меня поехать на Белое море, где отец Саши Ризниченко был большим начальником, а Володя Шевнин предлагал принять участие в восхождении на Эльбрус. Предложения были разные, но, как вы понимаете, выбрал я поездку в Хотимск.

Да, тот август я никогда не забуду. После танцев, которые в этом месяце были почти каждый день, ночью мы с Ветой гуляли по окрестностям городка, смотрели на огромную луну. Забирались в такие места, куда и днем не всякий решится зайти. Со мной она ничего не боялась.

Однако каникулы закончились, и надо было ехать на учебу. Естественно, до Москвы мы ехали вместе. Поезд «Калининград – Москва» прибыл на Белорусский вокзал столицы в 22:00. На Казанском вокзале мы узнали, что поезд до Петропавловска будет только в 9:00 завтра. Ни секунды не сомневаясь в ответе, я предложил ей переночевать у нас, благо брат еще не приехал. Она согласилась, и мы поехали на Ленинский проспект.

Что это была за ночь! Ни минутки не поспав, мы лежали на диване и смотрели друг на друга влюбленными глазами. Целоваться целовались, но ничего больше, и так счастья было выше крыши.

В 6 утра поехали на Казанский вокзал. Время в запасе было, и мы решили посидеть в скверике рядом с вокзалом. Все скамейки оказались свободны, рано еще было. Мы сели на скамейку; после бессонной ночи клонило в сон, и все вокруг казалось каким-то нереальным.

Мужчина, судя по всему из высотки, гулял там же с собачкой. Подойдя к нам, он вежливо поздоровался и сказал, что не встречал более красивой пары. Не помню, что я ему ответил, запомнилось лишь то, что, когда он ушел, мы с Ветой долго еще смеялись над его словами. Потом она уехала, и опять мы стали через день писать друг другу многостраничные письма. Понимаю, что это читается как сказка, но поверьте: все так и было.

На следующие зимние каникулы я поехал в Хотимск вместе со старшим братом Борисом. Приехав вечером в Коммунары, мы узнали, что автобуса нет и не будет. Пурга так замела дорогу, что автобус даже не смог выехать из городка. Что же, дело привычное, и мы стали думать, где провести эту ночь.

В маленьком помещении вокзала даже сесть было негде. И тут прошел слух, что в Боханы, деревушку километрах в десяти от Хотимска, идет трактор с тракторными санями, заполненными мешками с мукой. Мы с Борей решили, что 10 километров меньше, чем 40, да и ночевать было негде, и отправились искать этот трактор. Старенький гусеничный ДТ-54 с огромными тракторными санями, заполненными мешками, готовился двинуться в дорогу. Мы влезли на эту гору, где уже сидело 8–10 отчаянных человек, и вскоре поехали.

Пурга бушевала вовсю, но поскольку скорость наша была 4–6 километров в час, то, если замерзали, можно было пробежаться за санями по пробитой ими колее. Надо сказать, что дубленки тогда не носили, модным было коротенькое тонкое пальтишко, так что бегали за трактором практически все.

Приехав в Боханы, мы узнали, что тракторист готов довезти нас до Хотимска, если мы с каждого соберем по рублю. В то время автобусный билет «Хотимск – Коммунары» стоил шестьдесят копеек, но мы были такие замерзшие, что согласились бы на любую сумму. К утру были уже дома, чем несказанно порадовали родителей, знавших, что автобуса не было.

Вечером я решил сходить в кино, а заодно посмотреть, не придет ли Вета. Она написала мне, что будет в Хотимске чуть раньше меня. Однако в кинотеатр она не пришла. Когда фильм закончился и в зале зажегся свет, ко мне подошла ее младшая сестра, учащаяся местной средней школы. Она сказала, что сестра будет ждать меня завтра в 9 вечера в парке у кинотеатра. Я прекрасно знал этот парк, где в августе мы гуляли по вечерам. Однако сейчас была зима, и снега там было изрядное количество. Это меня не испугало. Окрыленный, я пошел домой и завалился в кровать – предыдущей ночью спать было не очень комфортно.

Промаявшись день, я еле дождался вечера и отправился в парк. Через несколько минут появилась Вета, которая была необыкновенно хороша. Она сказала, что за это время вышла замуж за факультетского комсомольского вожака, как посоветовали ей подруги. Муж ее часто ездит в командировки, и она с ним почти не бывает. Поскольку она его не любит, то может, если я захочу, тут же перейти ко мне.

Сказать, что я был ошеломлен, – ничего не сказать. Я был просто раздавлен. Теперь мне стали понятны ее редкие короткие письма с описанием природы и погоды. Во мне взыграл юношеский максимализм, я наговорил ей обидных слов, и она в слезах убежала. По дороге домой я подумал: может быть, зря я не взял ее той августовской ночью, может, тогда все было бы по-другому?.. Но, как говорится, история не имеет сослагательного наклонения. Так и закончилась моя первая чистая юношеская романтическая любовь.

Женитьба

Палеонтология – очень важная часть геологии. Палеонтологи определяют возраст горных пород по останкам давно вымерших животных, которые в них находят. В настоящее время нет более точного способа узнать возраст образца. Метод с красивым названием «радиоуглеродный» имеет в разы меньшую точность, и применяют его только для слоев, бедных фауной. Например, на территории Крыма распространена таврическая серия, где на огромных пространствах практически нет никаких останков.

На нашем курсе была группа палеонтологов, насчитывающая 10–12 человек, однако, несмотря на важность этой науки, никаким авторитетом они не пользовались. Первое место занимали геофизики, затем шли геохимики, потом – гидрогеологи, геологи, нефтяники и т. д. и т. п. Палеонтологи в этой иерархии занимали последнее место. Может быть, дело было в том, что набирали в эту группу людей, имеющих минимальный проходной балл. Или в том, что эта наука не считалась творческой, для работы требовались только усидчивость и память. Ведь надо было запомнить сотни наименований давно вымерших животных и растений – от видимых только в микроскоп до гигантских мезозойских моллюсков, достигавших в диаметре больше метра.

Кроме того, необходимо было знать, когда они жили. Племя палеонтологов для лучшего запоминания каждому ископаемому придумало стишок. Типа «трилобит имел три глаза, жил в ордовике, зараза» или «настоящий белемнит был в силуре знаменит».

Эти ребята сдавали экзамен по палеонтологии, остальные второкурсники ограничивались зачетом. Правда, и зачет получить было непросто. Для этого надо было предъявить конспект лекций и рабочую тетрадь, где собственной рукой зарисовать окаменевшую фауну. Если с конспектом проблем не было – всегда можно было у кого-нибудь одолжить, то с тетрадью дело обстояло не так гладко. Иногда принимающий зачет преподаватель просил нарисовать какую-нибудь ракушку и сравнивал ее с нарисованной в тетради: если чувствовалась другая рука, то студенту приходилось плохо.

Все это мы знали, и поэтому, стиснув зубы, приходили в хранилище образцов и рисовали. Я считал себя самым плохим рисовальщиком на курсе и откладывал это занятие, сколько можно. В апреле, когда дальше тянуть уже было нельзя, я пришел в хранилище и сел за стол с образцами фауны. Рядом сидела девушка и что-то рисовала в своей тетради. Чтобы хоть на мгновение оттянуть процесс рисования, я одним глазом заглянул в ее тетрадь. И мне стало понятно, что я напрасно присвоил себе звание «самый плохой рисовальщик курса». Выходившие из-под ее руки монстры вообще не имели ничего общего с реальностью. Забыв о своей робости, я спросил у нее, чем это она так занята. Нисколько не смутившись, девушка объяснила мне, что зарисовывает фауну, поскольку у них очень строгий преподаватель палеонтологии, а зачет нужен. Мне тоже нужен был зачет, и, разговорившись с ней об этом, я узнал, что она из группы геохимиков и зовут ее Таня Григорьянц.

Надо сказать, что среди 27 геофизиков было только 6 девушек, соотношение полов у геохимиков было примерно таким же, но у них преобладали женщины. Видимо, такая зависимость показывала, что в геологии для мужчины лучше быть геофизиком, а для женщины – геохимиком. Я знал, что многие мои друзья дружат с девушками из группы геохимиков, и решил продолжить это знакомство и проводить ее до дома.

Жила она на улице Герцена, в центре города, так что два часа на дорогу из МГУ до дома и обратно можно было считать потерянными. По дороге от метро к ее дому к нам подошел парнишка. Он был повыше меня и одет по тогдашней моде в короткое серое пальто. По-блатному растягивая слова, он сказал: «Ну, здравствуй, Та-ню-ша». Слегка смутившись, она представила нас друг другу. Я узнал, что это Гарик из Ростова. То ли баянист с турбазы, то ли роялист из консерватории. За давностью лет воспоминания притупились. А вот то, что музыкант нарывался на драку, я помню, но после перенесенного на зимних каникулах стресса мне не хотелось в нее ввязываться, и я ушел, оставив их друг другу. Назавтра была последняя общекурсовая лекция по истории КПСС, и на ней надо было поприсутствовать.

Дело в том, что у геофизиков и лекции, и практические занятия вела дама, которая особо активным учащимся ставила пятерку автоматом, то есть студент получал оценку «отлично» и не приходил на экзамен. Но для того, чтобы попасть в эту привилегированную когорту, необходимо было сделать пару докладов на семинарах и как-то проявить себя на лекциях. До сих пор мне это удавалось, и я был избавлен от зубрежки трудов классиков марксизма-ленинизма.

Перед лекцией Татьяна подошла ко мне и сказала, что Гарик уехал. Мне это было не очень интересно, волновали другие проблемы. Когда же после второго курса на крымской практике мы близко сошлись, она, к моему удивлению, оказалась не совсем невинна. Гарик был к этому причастен и, видимо, поэтому на правах «первопроходца» и лез в апреле в драку.

Необходимо отметить, что отец Татьяны, полковник, работал на военной кафедре физического факультета МГУ. Он был неплохим преподавателем, написал несколько книг. Одна из них, под названием «Импульсные схемы РЛС», популярна и сегодня. В честь 50-летия образования СССР он был награжден орденом Боевого Красного Знамени. Во время войны Владлен Григорьевич закончил военное училище и служил под Новороссийском. После войны он женился на служившей в тех же местах Марии Ефимовне Власенко. У них родилась дочь Татьяна, ставшая моей первой женой.

Практика третьего курса отличалась от прошлогодней тем, что у геохимиков часть ее проходила на комбинате в Архызе, а у геофизиков геофизическая и буровая практика – на том же полигоне в Крыму. Татьяна написала мне, что зашла как-то на местный рынок и купила паюсной (вяленой) черной икры и воблы, а затем отправила мне посылку с этими деликатесами. Вскоре мы ее получили – в ней было килограмма полтора паюсной черной икры, а остальное – отборная вобла. Часть икры пришлось привезти в Москву – мы не смогли ее съесть, такая она была сытная, а вобла ушла под пиво вся. Пишу это для того, чтобы было понятно, что в то время природа была щедрее к людям. В 1970 году, на пятом курсе, сокурсники почти все переженились, поженились и мы с Татьяной, и она взяла мою фамилию.

Подошло время распределения на работу. У геофизиков было даже право выбора. Правда, вариантов было всего два и оба не очень: Якутск или Магадан. Я был совершенно спокоен, поскольку знал, что на меня есть заявка из Института физики Земли АН СССР, где я и делал дипломную работу. На распределение шли по успеваемости, и я был в числе первых. Однако кафедрой геофизики заведовал профессор Федынский, одновременно он был министром геологии СССР. Видимо, он должен был блюсти и интересы подначального ему ведомства.

Наша классная дама, Татьяна Ивановна Облогина, пригласила меня на комиссию и, когда я вошел, дала мне краткую характеристику. В конце весьма лестной для меня речи она сказала, что я достоин того, чтобы трудиться в Академии наук. Федынский спросил меня, согласен ли я там работать. Я ответил, что да, согласен. И тут он нарушил сонную атмосферу комиссии, сказав, что как заведующий кафедрой и как министр геологии он гарантирует мою поездку хоть в Магадан, хоть в Якутск и никуда больше.

В то время не подписавшего распределение лишали диплома. Мне было все равно, где работать, но я не люблю, когда на меня давят. И я, сказав членам комиссии, что плевал на их диплом, вышел из комнаты, где они заседали. Народ не очень-то подходил ко мне, каждый переживал за свою судьбу. Я понимал ребят и поэтому не уехал, да и обещал после распределения пойти с ними в кабак.

Система работала слаженно и четко, не помогали ни слезы, ни угрозы. В результате 11 человек подписали Якутск, а 6 человек – Магадан. Мой друг Боря Шейн подписал Якутск, откуда через пару месяцев его забрали в армию. Служил он офицером в Кяхте – это вообще край земли. Отслужив два года, вернулся в Москву, устроился инженером в Институт океанологии и как минимум три года вычеркнул из жизни.

Но вернемся к распределению. Когда все геофизики побывали на комиссии, вышла Татьяна Ивановна, молча взяла меня за руку и повела обратно. Снова пробарабанила мою характеристику и добавила, что на меня есть заявка из Академии наук. На этот раз вопросов не возникло, Федынский благосклонно кивнул головой, и я был распределен в Академию наук.

У Татьяны такой проблемы не было. Кафедра геохимии рекомендовала ее в аспирантуру. Под руководством профессора М. Г. Валяшко она за два года сделала кандидатскую диссертацию, защитила ее и стала кандидатом геолого-минералогических наук. После защиты начала работать во ВНИИГаз под руководством всемирно известного ученого профессора Бориса Прокоповича Жижченко.

Вот какую историю из детства рассказал мне как-то Борис Прокопович. Родился он в Крыму, вблизи Алушты. Семья жила неплохо, поскольку у отца была небольшая винокурня, приводимая в действие моторчиком, работающим на керосине. Обязанностью Бориса с 5-летнего возраста было ежедневно доставлять на винокурню бидончик с керосином. Винокурня находилась метров на 200–250 выше дома, и когда он под палящим солнцем тащил наверх этот керосин, ему очень хотелось пить. Воды нигде не было, зато на винокурне было охлажденное сухое вино, которое использовалось вместо воды. Вот каким было начало его трудовой деятельности.

Жил Жижченко в доме, находившемся сразу за универмагом «Москва», и на работу приезжал на автобусе, забиравшем сотрудников института, живущих в районе Ленинского проспекта. Кстати, по специальности он был палеонтологом.

В 1975 году женился мой младший брат Михаил. Его супруга Татьяна взяла себе нашу фамилию. Все бы ничего, но работали они с моей супругой в одной лаборатории и к тому же инициалы имели одинаковые. Моя жена была Владиленовна, а жена Михаила – Васильевна, и если учесть, что мою сестру тоже зовут Татьяна, то вообще дурдом. Но и это еще не все. Когда Николай, сын моего старшего брата Бориса, женился, его супруга опять-таки взяла нашу фамилию, и ее тоже зовут Татьяна. Прямо аномалия какая-то!