Текст книги "Записки от первого лица"

Бокс

Крым, практика, 1967 год. Слева направо: В. Кудряшова, Н. Ветрова, В. Левшенко

Ознакомившись с моим творчеством, сын написал мне, что хотел бы подробнее узнать о боксе, так как сам занимается этим видом спорта. Видимо, придется это желание удовлетворить. А для этого надо вернуться в студенческие годы.

Я уже писал, что практика у нас была в Крыму. Так вот, на одном из маршрутов я повредил ногу. Ребята из бригады пошли дальше, а я спустился к шоссе и попытался поймать легковую автомашину, чтобы доехать до базы, которая еще называлась полигоном.

Все легковушки, не останавливаясь, пролетали мимо меня. Тогда я, совсем озверев, вышел, опираясь на геологический молоток, на середину шоссе. Первая же машина притормозила, и водитель спросил у меня, что я делаю и почему мешаю проезду. Я объяснил, и водитель сказал, что может довезти меня до автостанции Бахчисарая. Меня это устроило, поскольку из Бахчисарая мимо полигона шел рейсовый автобус до обсерватории. Так я добрался до базы, где был врач, и дальше просто лечился, но это уже неинтересно.

Осенью я пришел на тренировку в свою лыжную секцию и рассказал о случившемся тренеру. Тренером у нас был Дмитриев. Раньше он тренировал сборную страны, но какие-то интриги заставили его уйти, и он работал с нами по тем же методикам, что и со сборной. Дмитриев сказал, что мне необходимо уменьшить нагрузку на ногу, и посоветовал секцию бокса.

Порядки в секции бокса несколько меня удивили. Тренера все звали Серега, хоть он и был гораздо старше любого из нас. Это был крепенький мужичок невысокого роста. Заниматься у него мог любой, кто выполнял единственное правило, которое особо никого не напрягало. Раз в месяц к тебе подходил тренер и говорил одну и ту же фразу: «Слушай, не мог бы ты одолжить мне 2 рубля безвозмездно?» Отдавав 2 рубля, ты мог спокойно заниматься весь месяц до следующего подхода.

Здесь требуется сделать некоторое пояснение. Бутылка хорошего армянского портвейна в то время стоила 1 рубль 78 копеек. Самая маленькая стипендия была 35 рублей. После получения мзды тренер говорил: «Легкий вольный бой» и шел в гастроном за зельем.

Поскольку я был в этой секции новеньким, у меня не было постоянного партнера, и я работал с тем, у кого партнер по какой-либо причине не пришел. Как-то я увидел парня в красной армейской майке, который в уголке один колотил грушу. Я решил, что он здесь впервые, и пригласил его поработать в спарринге. Тот отказался, и я, подумав, что он боится, сказал ему, что больно бить не буду. Он согласился поработать со мной.

Я прыгал вокруг этого парня, как молодой петушок. А он, казалось, не замечал меня и не делал ни одного лишнего движения, но все мои удары были или по воздуху, или по его перчаткам. Он не предпринял даже попытки ударить меня. Да, это была классная работа, ни один мой удар не прошел, хоть бил я под конец со всей дури. Удар у меня в молодые годы был довольно приличный, хоть техникой я еще не владел. Это отмечали все, с кем я работал. И это утверждение может быть проиллюстрировано следующим примером.

На производственную практику я поехал в комплексную экспедицию, работавшую на севере Тюменской области, на Гыданском полуострове. Это была зона вечной мерзлоты, и по ходившим разговорам я понял, что экспедиция занимается подбором мест, где толщина целиковой вечной мерзлоты не меньше 400 метров. На полуострове были зоны, в которых мерзлота была гораздо тоньше: например, двухслойная или ее вообще не было. Поэтому для выяснения ее толщины в каждом отряде был геофизик, для определения свойств – мерзлотовед и бурильщик со станком. После картирования в целиковых зонах предполагалось установить шахтные пусковые ракетные установки. И в случае необходимости эти ракеты могли полететь через Северный полюс к американцам, так как отсюда подлетное время было минимальным.

Жизнь в экспедиции была бы нормальной, если бы не комары. День и ночь над палаткой стоял неумолкающий гул, в солнечный безоблачный день из-за них не было видно солнца – столько их развелось. Проблемой было помыться. Перелетая с места на место на гидросамолете, мы всегда стояли лагерем на берегу озера. На дне этих озер был лед, и вода в них имела температуру около +4 градусов. Да еще и туча комаров. Как вспомнишь, так вздрогнешь.

Ладно. Практика закончилась в октябре, я получил на руки кучу денег, и встал вопрос, как их истратить. С девушкой, которая затем стала моей первой женой, мы решили слетать в Геленджик, где жила ее мать. В молодости, в военные годы, Мария Ефимовна Власенко была зенитчицей на батарее, которой командовал ее будущий муж, отец моей первой жены. Сейчас же она была замужем за Анатолием и жила в Геленджике. Анатолий был здоровенным мужиком, работавшим водолазом на местном рыбзаводе.

Прилетев в Геленджик, мы отправились на прогулку. Был солнечный ноябрьский день. Весь народ гулял по набережной, пляжи были пусты. Температура воды была градусов 11–13, то есть по моим северным понятиям раза в три теплее той, к которой я уже привык. И вот на глазах изумленной публики я плескался в таком чистом и теплом для меня и холодном для них море.

7 ноября 1968 года, через несколько дней после нашего прилета, Анатолий вдруг вспомнил, что его друг детства пришел из рейса и приглашает к себе на корабль. К другу мы пошли вдвоем, женщины остались дома. Засиделись мы у него допоздна, а когда спустились с корабля, было уже темно. Дорога обратно заняла больше времени, чем туда, так как недалеко от дома мы зашли в ресторан «Турист».

В ресторане оказалось накурено, все столики были заняты, сидели в основном местные и несколько отдыхающих. Мы подошли к одной компании. Толю они, видимо, знали, нам тут же принесли стулья, и мы включились в беседу. В какой-то момент Анатолий сказал, что я занимаюсь боксом, и парень, до сих пор молчавший, вдруг стал говорить, что вот он боксер и всех этих москвичей… В общем, дальше текст понятен. Так он вещал несколько минут, и все его слушали.

Анатолий вник в ситуацию, и чтобы парень замолчал, сказал, что сейчас мы посмотрим, кто на что способен и кто победит соперника в честном бою. Компания его идею поддержала, всем было скучно, а бой боксеров – это всегда развлечение. Быстренько расчистили место, и мы без перчаток стали в стойку. Судить схватку взялся некто Блажко, в молодости он вроде как занимался боксом, но сейчас выглядел как ханыга.

Парень был постарше меня, килограммов на 10 потяжелее, и, самое главное, чувствовалось, что он выпил гораздо меньше, чем я. Мне стало понятно, что дело надо решать одним ударом, в противном случае мне придется туго. И я ударил. Правда, потом целую неделю болела рука, но мой противник птицей улетел под стойку бара. В полной тишине я вернулся на свое место.

Некоторые из моих читателей по себе знают, что такое похмелье. Когда просыпаешься, у тебя все болит и не хочется жить. Я же проснулся от женских криков, что я кого-то убил или искалечил. Представьте себе мое состояние! Выяснилось, что этот парень живет на нашей улице, и я по пьяному делу то ли его убил, то ли искалечил. Все это рассказала женщинам соседка, и я держал оборону из последних сил, пока не проснулся Анатолий и не поведал, что же было на самом деле.

Парень потом зашел к нам, обиды у него на меня не было, мы выпили, и отношения наладились. Пишу я все это для того, чтобы было понятно, что удар у меня на самом деле был неслабый.

Но Лагутину это было как слону дробина. После тренировки в раздевалке ребята, до того не замечавшие моего присутствия, окружили меня и стали спрашивать, откуда я знаю Лагутина. Мне эта фамилия ни о чем не говорила, и я важно отвечал, что, мол, не тех еще знаем. Каково же было мое смущение, когда, придя домой, я узнал, что Лагутин – олимпийский чемпион по боксу, а я ему говорил: не бойся, сильно бить не буду. Мне было ужасно стыдно. Но, видимо, чем-то я ему понравился, и иногда мы работали в спарринге, а Лагутин посвящал меня в некоторые тонкости бокса.

Как-то я сказал ему, что он, наверное, может ходить по Москве в любое время суток без всяких опасений. На это Борис мне ответил, что троих он уработает совершенно спокойно, а вот четыре – это вопрос. Дело во времени: пока он будет разбираться с тремя, у четвертого появится минута, чтобы ударить его ножом или причинить какую-нибудь другую неприятность.

Накануне сессии Лагутин сказал, что уезжает на сборы в Красновидово и приглашает меня, поскольку там я смогу познакомиться со многими известными боксерами. На мой робкий вопрос, а как же сессия, Борис рассмеялся и сказал, что уже много лет учится на биолого-почвенном факультете МГУ, правда, не знает, на каком курсе, и его не выгоняют, потому что он спортсмен. Меня такая перспектива не устраивала, и я отказался. Думаю, что поступил правильно.

Потом Лагутин рассказывал, как, приехав с каких-то соревнований, он обнаружил, что его обокрали. Вынесли все, но он сожалел только о кубках и медалях.

Я с большим удовольствием наблюдал, как он работал в спарринге с Евстигнеевым, тоже каким-то чемпионом по боксу, не помню каким.

Позже я познакомился с Руфатом Р., чемпионом страны по боксу в полутяжелом весе. Что о нем можно сказать? Человек, попавший из грязи в князи, манеры его оставляли желать лучшего.

Лагутин был не таким. Это был интеллигентный, скромный человек, всегда готовый помочь. После окончания университета пути наши разошлись: я уехал на Камчатку, а Лагутин остался в Москве, но он всегда будет для меня примером друга и Человека с большой буквы.

Камчатка

Камчатка. Автор этой книги в отряде, 1970 год

После окончания МГУ по распределению я был направлен в Институт физики Земли имени О. Ю. Шмидта Академии наук СССР (ИФЗ АН СССР, теперь ИФЗ РАН), где делал дипломную работу, опубликованную в сокращенном виде в журнале «Zeitschrift fur geophisik» (ФРГ), правда, к моей фамилии добавились еще несколько. В то время это было обычной практикой, и меня нисколько не огорчало, ведь это была моя первая публикация. Институт в то время считался элитарным, однако кому-то надо было и работать. Блатные девочки и мальчики не очень-то любили выезжать в экспедиции, особенно в длительные.

Институт в то время вел экспедиционную деятельность на Камчатке. Получив в конце августа 1970 года 160 рублей (мой месячный оклад в то время составлял 120 рублей) на авиабилет до Петропавловска-Камчатского (П-К) я поехал за ним на городской авиавокзал. Оказалось, все не так просто. Билеты на П-К продавались только за 10 дней до вылета, и сколько их будет, заранее известно не было: иногда много, а иногда – всего несколько штук. Касса открывалась в 0 часов, и где люди будут эти 10 дней находиться, никого не интересовало. Приехав в 19 часов, я оказался в числе последних. Но мне повезло: билетов было много и где-то в 2 часа ночи я стал счастливым обладателем оного.

Самолет ИЛ-18 летел до Петропавловска-Камчатского порядка 19 часов с посадками в Свердловске (Екатеринбурге), Красноярске и Якутске. Рядом со мной в третьем салоне сидел парень. Представился: зовут Виталий, летит из отпуска, работает в П-К таксистом, в армии занимался боксом. Короче, подробности того, как мы летели до П-К, тянут на целый рассказ, который я обязательно напишу.

Утром, прилетев на аэродром в Елизово, что в 25 километрах от Петропавловска-Камчатского, Виталий встретил знакомого таксиста, который и подбросил нас бесплатно до города. Привез на квартиру Виталия, потому как тот сказал, что после такого перелета необходимо отдохнуть. Вечером он пригласил меня в ресторан «Юность» – простому человеку в него было не попасть, однако там работала девушка Виталия. Куча соблазнов. Но, в конце концов, я вспомнил, что не для этого прилетел в Петропавловск-Камчатский. И вот в воскресенье, когда вся экспедиция грузилась в автобус, чтобы ехать собирать какую-то ягоду, Виталий на своем шикарном такси лихо подкатил к подъезду. Из машины вышел я. Меня знали, поскольку ранее я делал дипломную работу, и ожидали, так как я был к ним распределен. Немая сцена. Ведь в воскресенье не было рейса из Москвы, и вообще, откуда у меня деньги на такое такси?

И вот я в отряде. Отряд состоял из начальника Юрия Алексеевича и трех его подчиненных: Валерия Богданова по кличке Арифметик, математика из соседней институтской лаборатории, Лили Борисовой по кличке Леандра и меня (пока без клички, все звали меня студентом). В Петропавловске-Камчатском мы проверили аппаратуру, взяли у завхоза необходимое имущество, закупили продукты и полетели на удаленную точку в горы, недалеко от поселка Жупаново.

Везли нас военные вертолетчики, и по дороге я натерпелся страху, когда в районе мыса Шипунский из-за нелетной погоды мы вынуждены были полететь по ущелью. Ущелье было извилистым, казалось, лопасти вертолета вот-вот заденут его отвесные стены, и мы рухнем вниз. Прилетев на точку, мы установили палатку, в которой были радиостанция и аппаратура, а сами разместились в маленьком фанерном домике, в котором умещались только нары и железная печурка.

Начальника отряда, пожилого мужчину возраста лет сорока с хвостиком, кандидата наук, запросто звали Юрой. Все время он проводил в аппаратурной палатке, где были сложены и продукты. Там он пил водку, привезенную из П-К, там же отлеживался и пил таблетки, когда прихватывало сердце. Такой режим Юрий Алексеевич выдержал до конца октября и затем улетел в Москву, а меня назначили начальником отряда. На следующий год я стал заместителем начальника экспедиции по науке. Так началась моя карьера.

Экспедиция занималась разработкой методов прогноза землетрясений. По определению известного сейсмолога Е. Ф. Саваренского, под прогнозом следует понимать предсказание места и времени возникновения будущих землетрясений с указанием их силы. Такие исследования проводились ИФЗ АН СССР при участии ВМФ СССР, поскольку считалось, что военные моряки могут выводить корабль в заданную точку Тихого океана с максимальной точностью. Тем более что у них была тогда новая радионавигационная система «Координатор».

Однако этой системой умели пользоваться очень и очень немногие. Штурманы обычно определяли положение корабля в океане с точностью до ±1 километра, пользуясь методом счисления или другими дедовскими методами. Проблема была решена путем размещения сотрудников на береговых задающих станциях, и во время выходов на работу в океан наши же сотрудники заменяли штурманов и самостоятельно работали с «Координатором».

Это принесло свои плоды. Точность выходов в точку составила ±50 метров. Сейчас, когда система GPS позволяет устанавливать положение объекта с точностью до метров, а то и сантиметров, наша точность представляется какой-то смешной. Но в то время, почти полвека назад, это была невероятная, сказочная точность. Бывалые морские волки говорили, что такую точность в принципе получить невозможно.

Проработав четыре года в круглогодичной экспедиции на Камчатке, я с огромным уважением относился к нашим сотрудникам, сумевшим одолеть эту систему. Мы бросали с корабля стандартные заряды весом 135 килограммов. В заданной точке они взрывались на глубине 90 метров. Сейсмический сигнал шел на пять береговых регистрирующих станций – это и называлось сейсмическим просвечиванием очаговых зон землетрясений, и по этим данным мы пытались сделать прогноз. Корабль уходил от берега на расстояние до 150 километров, за год мы сбрасывали порядка пятисот зарядов, и так из года в год. В общем, рутина. Все менялось где-нибудь под Новый год, когда команда стремилась на берег, а мы в океан – выполнять план работ. Скажу вам, это работа не для нервных: бросать заряды на полном ходу корабля, на обледеневшей палубе без поручней, да еще и в штормящем океане. Но чего не сделаешь ради науки!

Не могу не сказать несколько слов о наших институтских ребятах, работавших в камчатской, да и в других экспедициях. Это и Григорий Кушнир, который начинал травить на колесо автомобиля еще на суше, только увидев корабль, – совершенно не переносил качки. На корабле же он, ни на что не реагируя, молча лежал в кубрике и смотрел в потолок. Так продолжалось до того момента, когда по громкой связи объявляли, что начинается работа. Тогда Григорий перемещался в штурманскую рубку и следил за работой навигационной системы «Координатор». Только через несколько лет его сменили люди, освоившие эту систему. Это и начальник аппаратурного отряда Олег Максимов, здоровенный мужчина двухметрового роста, бывший хоккеист ЦСКА. Однажды он чуть не вылетел за борт идущего на полном ходу эсминца. Дело было под Новый год во время работы в штормящем океане, когда 135-килограммовые глубинные бомбы с вкрученными взрывателями, разорвав цепи, раскатились по палубе корабля. Олег бросился на одну из них, пытаясь остановить. Поскольку палуба не имела ограждений, он вместе с бомбой заскользил к борту, когда корабль накренился. Спасла Олега следующая волна, качнувшая корабль в другую сторону: он был пойман вместе с бомбой, которую затем надежно приковали к палубе. Таких примеров можно привести множество. Когда я руководил экспедицией, со мной тоже трудились такие люди. Это В. Максаков, В. Петров, В. Воронин, Ю. Клейменов и многие другие. Что заставляло людей не щадить своих сил или рисковать собой? Думаю, может быть только одно объяснение – это были настоящие экспедиционники, то есть люди, жизнь которых прошла в экспедициях.

В конце 1971 года волновая картина на некоторых регистрирующих станциях изменилась, и, по нашим предположениям, это означало, что ожидается сильное землетрясение. Мы только не знали, когда оно произойдет. Оно случилось 24 ноября 1971 года.

И сегодня, даже если место определяется довольно точно, время землетрясения остается загадкой. 24 ноября я находился на нашей самой удаленной станции в поселке Жупаново, вблизи вулкана Карымский. Удар произошел утром, в 7 часов 34 минуты по местному времени, сильные толчки продолжались около пяти минут.

В поселке в это время было уже довольно холодно, и мы лежали зашнурованными в спальных мешках. Ощущения от этих толчков были непривычными, быстро выбраться из мешков мы не могли и ожидали, что вот-вот наш домик рухнет. Но он устоял, видимо, строившие его люди интуитивно понимали, что это может случиться, и сделали его сейсмоустойчивым. Такие же устойчивые дома были в поселке у всех, поэтому жертв и разрушений не было.

Теперь я понял, почему в поселке нет кирпичных зданий. Я лежал у окна и, когда толчки уже стихли, увидел, как живший от нас через дорогу начальник местной сейсмостанции выбрасывает через окно на улицу своих малолетних детей. Да что он, практически все население поселка после землетрясения вело себя неадекватно.

Мы устали успокаивать людей и говорить им, что такое больше не повторится, хотя сами не были в этом абсолютно уверены. Люди шли к нам, потому что мы были единственными сейсмологами, да еще и работавшими по прогнозу землетрясений. Позже это событие назовут Петропавловским землетрясением, его магнитуда составила 6,9 балла. Это было очень сильное землетрясение, и оно оставило глубокий след в моем сознании.

Мысль о более дешевом и информативном способе прогнозирования этого природного явления заставила искать новые технологии прогноза. Дело оказалось довольно трудоемким, и потребовался не один десяток лет многочисленных проверок и подтверждений, чтобы получить значимые результаты.

Читатель может спросить: а как это он имеет публикации и по теоретическим вопросам, и по вопросам конструирования и использования геофизической аппаратуры? Все просто: поначалу я учился на отделении общей математики механико-математического факультета, а затем на кафедре геофизики геологического факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, где и получил хорошую базовую подготовку по математике, физике и геофизике.

Цунами

Сегодня немножко грустно: вспомнилась молодость, которая пролетела и больше уже никогда не вернется. Это время, когда ты полон сил и широко открытыми глазами смотришь в прекрасное будущее, не зная, что же реально тебя ожидает.

Я тогда на самом деле был полон сил, так как в университете занимался спортом: лыжами и боксом. Работал в спарринге с четырехкратным олимпийским чемпионом по боксу Борисом Лагутиным. Он приглашал меня в большой спорт, но я отказался. Считал и считаю, что поступил правильно. Каждому свое. А насчет того, что интересного было в моей жизни, как-нибудь потом. Сейчас же еще одна история из прекрасной и далекой молодости.

В начале 70-х годов, работая на Камчатке, я был уже заместителем начальника круглогодичной экспедиции по науке. Экспедиция была довольно крупной – несколько десятков человек, и я считал, что все идет нормально. Во время описанных событий я находился на нашей самой удаленной станции – в горах, в районе Кроноцкого залива. Со мной на станции было еще два сотрудника: Арифметик и Осаул.

Камчатка, обед в отряде. Слева направо: Л. Борисова, В. Осауленко (Осаул), В. Левшенко. 1971 год

Камчатка. С охоты. Слева направо: В. Богданов (Арифметик), В. Левшенко, 1971 год

6 ноября по рации мы получили приказ срочно перебазироваться на побережье залива, в Поселок, где для нас был оставлен пустой дом. Как мне объяснил начальник экспедиции, 7 ноября в 10 утра по местному времени на острове Амчитка в Алеутском архипелаге ожидается мощный подземный взрыв. Он должен спровоцировать землетрясение, а оно, в свою очередь, вызовет волну цунами, которая может достигать высоты в несколько десятков метров. И все это делалось американцами для того, чтобы сорвать праздничные мероприятия в Петропавловске-Камчатском, которые были намечены на 7 ноября.

Нас выбрали потому, что мы были ближе всех к этому острову. В случае появления волны цунами необходимо было немедленно по рации сообщить об этом руководству экспедиции. Такую информацию передал нам начальник экспедиции по рации после сеанса радиосвязи со всеми станциями. Естественно, со связи никто не уходил, все были в курсе, но только я имел право задавать вопросы.

Тогда у меня никаких вопросов не было. Все было ясно и понятно. Вопросы появились сейчас, но отвечать на них некому, ведь прошло столько времени. Итак, в случае появления волны цунами мы должны были немедленно по рации проинформировать об этом руководство экспедиции.

Получив разъяснения от начальства, мы стали готовиться к перебазированию. Обычно перемещение станции на другую точку проводилось вертолетами, но в этом случае, учитывая срочность и близость перемещения, всего 12 километров, решено было использовать трактора. К вечеру с заставы, расположенной на побережье вблизи Поселка, пришли два гусеничных трактора, и мы всю ночь спускались вниз вместе с примерно 1,5 тоннами имущества. Правда, один трактор был потерян, упавшей березой ему снесло кабину и что-то повредило, но тракторист остался жив. Учитывая те дороги, ночь, камчатские залесенные горы, это было не очень дорогой ценой, и начальник заставы впоследствии к нам претензий не имел.

К утру мы были в Поселке. Быстренько развернули станцию, наладили связь и доложили. Около 10 утра по улице прогрохотал трактор – это жителей Поселка эвакуировали на более высокое место. Необходимо отметить, что Поселок был расположен в долине, на берегу Кроноцкого залива. В 1959 году после землетрясения на него обрушилась мощная волна цунами, и тех, кому повезло выжить, агитировать было не нужно.

Итак, Арифметик залез с биноклем на крышу дома, чтобы сообщать нам о цунами. Осаул отвечал за проявление записи, а она тогда велась на высокой скорости на рулонную фотобумагу, причем одна работа (так назывался взрыв) занимала не больше минуты записи, а это 10–15 метров бумаги, проявление которой в экспедиционных условиях было делом непростым. Ну а на мне остались аппаратура и связь, никто ведь не освобождал нас от необходимости вести запись, тем более что в приказе значилось – бумагу не жалеть.

Было солнечно и страшно, ведь мы понимали, что о нас никто и не подумал, а мы знали о событиях 1959 года. Но работа есть работа, и после бессонной ночи мы делали все, что требовалось для хорошего ее выполнения.

Все время мы слышали звук дизелей местной электростанции. Однако после того как прошел трактор, неожиданно они замолчали. Видимо, закончилось горючее, поскольку персонал также был эвакуирован. И наступила тишина. На океане был штиль, и только небольшие волны накатывались на берег. Наша аппаратура и рация работали на аккумуляторах, поэтому отсутствие электричества нам никак не мешало.

Примерно в 10 часов 1 минуту световые «зайчики» на гальванометрах «забегали» – пришел сигнал. Через некоторое время Арифметик прокричал с крыши, что волна на океане не больше метра, о чем мы тут же и сообщили на базу. Уф, господа, фокус у вас не получился.

На следующий день прилетел вертолет, у нас забрали запись этого события, и больше я ее никогда не видел. А тогда было 7 ноября, праздник, и после такого стресса мы, естественно, развязались. Но это уже, как говорит господин из телевизора, совсем другая история.

Камчатка. Медведь на ручье, из которого мы брали воду. 1971 год