Текст книги "Вне закона"

Валерий Махов
Вне закона

© Махов В. В., 2011

© DepositPhotos.com / Сергей Буторин / Vladyslav Starozhylov / Katarzyna Mazurowska, обложка, 2011

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2011

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2011

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Часть первая

Пролог

На глазах Тумановского изменилась страна. Союз нерушимый вдруг взял и разрушился. То, что раньше казалось надежным, незыблемым, вечным, превратилось в прах и тлен. Какой радостью в детстве была покупка первого черно-белого телевизора «Рекорд-64» в 1966 году! Как радовали развлекательные и политические программы! Ведь до появления в доме телевизора каждый день начинался с боя курантов и гимна, будь он неладен. И только воскресенье начиналось иначе – с музыкальной программы «С добрым утром!». И если имена своих мучителей, ведущих производственной гимнастики, преподавателя Гордеева и пианиста Ларионова, Туман запомнил на всю жизнь, то имена Веры Орловой, Галины Новожиловой, Гуны Голуб и веселого архивариуса из «Доброго утра» из памяти стерлись. И тут телевизор.

Сергей Сергеевич Смирнов. Писатель-фронтовик. Он вел программу «Подвиг». И его за несколько лет сломали.

Вначале он находил героев Отечественной войны, которым по вине «тыловых крыс» не досталось ни орденов, ни медалей, и прямо в студии сообщал, что награда нашла героев. За святые и чистые слезы ветеранов Игорь был благодарен Сергею Сергеевичу Смирнову. Но вдруг он пропал из эфира. А через некоторое время появился снова. Та же студия, та же заставка, тот же Смирнов. Но герои другие. В студии сидели два жирных узбекских хлопкороба, герои соцтруда. И Смирнов, постаревший и погрустневший, рассказывал, что героизм – это не только война, но и мирное строительство. Смотреть на это фарисейство сил не было. И передача вскоре исчезла. Еще был «Клуб кинопутешествий», «Музыкальный киоск» и «Кинопанорама». «Кинопанорама» Алексея Каплера – это отдельная тема.

Алексей Каплер был первым на телевидении, кто оторвал голову от бумажки и обратился к телезрителям как к друзьям. Туман был даже свидетелем одного эфира, когда «ивановские ткачи» в открытом письме упрекали Каплера в том, что он якобы не готовится к встрече с ними, раз не заглядывает в конспект. На что ироничный Каплер сказал: «Ну, представьте себе, что вы пригласили меня в гости, приготовили всякие вкусности, мы по-домашнему расположились в кухне, чтобы поговорить по душам, и тут я достаю заранее приготовленные конспекты и начинаю зачитывать план нашего общения! Поймите, я готовлюсь, но так, чтобы вам было со мной интересно. И для этого необязателен суфляж и шпоры».

На Западе громыхнула сексуально-порнографическая революция, о непроходимости которой все время говорили большевики. Хиппи своими цветочными головами прикрыли землю от войны, а Игорь покупал в электричках у слепых фотографии своих кумиров из «Битлз».

В шестом классе мама приобрела для него магнитофон «Яуза-5»… И понеслось. Пленка «тип 2», «тип 4», «тип 6», «тип 10»… Кто сейчас помнит эту маркировку?! Чтобы иметь хотя бы одну неполноценную запись «битлов», Игорь бился два месяца. Песня называлась «Бебилон». Тогда по телевизору очень модными политическими обозревателями были Валентин Зорин и Борис Шрагин. Они по очереди вели программу «Некоронованные короли Америки». Программа шла каждое последнее воскресенье месяца. Музыкальной заставкой для этой программы была не песня первого советского ВИА «Ярославские робяты», певшего о Ереме, который «стал тонуть, Фому за ногу тянуть», а битловский «Бебилон». Два-три месяца переписки, склейки, монтажа – и полная версия битловской песни готова. Ты герой! Еще были программы питерской студии «Горизонт» из цикла «Каким ты станешь, парень?». Да мало ли, что тогда было. Мало. Смертельно, адски мало!

В школе лицемерия, которую Тумановский закончил с отличием, преподавали такие гиганты этого непростого жанра, как Генрих Боровик. Однажды на одной из встреч пытливый Туман замучил избалованного вниманием и славой модного политического журналиста и публициста вопросами о том, как тот пообщался с Керенским. Фигура Керенского была для Игоря интересной и противоречивой. Автор модного в те времена «Интервью в Буэнос-Айресе» неохотно и утомленно рассказывал, как летел с Керенским из Нью-Йорка в Вашингтон и сидел рядом с ним в самолете. Керенский, естественно, узнал Генриха Боровика и сразу же проявил к нему интерес. «Я прямо видел, как его распирало от желания заговорить со мной. Но о чем я мог с ним говорить?» – всем своим видом намекал Боровик. Наконец Керенский собрался с духом и обратился к советскому публицисту:

– Скажите, а меня в России еще помнят?!

– Конечно, помнят, – успокоил тот престарелого авантюриста и отвернулся. Через несколько дней Боровик узнал о его смерти.

Это была первая версия их встречи. Но каково же было удивление Тумана, когда на нескольких разворотах «Литературной газеты» он прочитал о том, как готовились эти встречи. Встреч, как выяснилось, было несколько… Каким интересным, хотя и своеобразным, оказался одноклассник Ленина! Поэтому на первом демократическом съезде, когда Боровик попробовал, как уж умел, защитить советскую власть плюс электрификацию всей страны, интеллектуал и умничка Карякин двумя снайперскими фразами вернул известного журналиста на грешную землю, слегка уставшую от его фарисейства.

Глава 1

Медовая ночь плавно превратилась в не менее медовый день, а тот, в свою очередь, в такую же медовую неделю.

Антон и Лена были по-настоящему счастливы.

Они любили друг друга. И, казалось, этому не будет конца. Подписав рапорта на отпуск, они после свадьбы, не сказав никому ни слова, забились на дачу Голицыных, отключили телефоны и, как будто в первый и последний раз, наслаждались друг другом.

Молодые, сильные, красивые, видевшие так мало радостного и искреннего в жизни, они жадно познавали друг друга и размыкали объятия только по нужде (поесть, поспать, помыться, пообщаться с биде и т. д.).

Секс-игры, которые они придумывали друг для друга, не имели ничего общего с немецкой порнографией, но, тем не менее, были смелыми, нежными, необычными и какими-то чистыми, что ли.

Антон жмурился от удовольствия и любовался Леной. Все в ней было необычно, загадочно даже после разгадки и прекрасно по-настоящему.

Ни красота огромных аквариумов, ни хриплое потрескивание камина не доставляли ему столько радости, сколько возможность часами смотреть на это стройное, родное, такое желанное и такое совершенное тело.

Любовно ухоженный и необычно подстриженный газон, перламутрово-розовая влажность холодных губ, безумная матовость раскосых, моментально набухающих от любого прикосновения сосков, плоский, потрясающей формы живот с маленькой загадочной впадиной, из которой языку так не хотелось обратно в рот. Когда Лена ложилась на живот, линии спины были настолько совершенны, а ямочки на ягодках, которые какой-то скудоумный лишенец назвал ягодицами, настолько соблазнительны, что, думая о попке в целом, Антон терял рассудок окончательно.

А запах! Так пахнуть, как Лена, могла только Коко Шанель в младенческом возрасте. Смесь парного свежего молока и загадочная терпкость нездешних, неземных парфюмов!

Счастье, почему ты не бесконечно? Все бы ничего, но, изгаляясь над своим безрадостным прошлым и придумывая все новые и новые пиры для души и тела, Лена заказала пиццу и включила на минуту телефон.

Моментально позвонил Кротов.

– Вы что там, молодые, совсем с ума сошли?! Можно быть счастливыми, но нельзя быть безумными! Джульетта, дай трубку Ромео или тому, что от него осталось!

И в эту минуту Лена поняла, что желанная сицилийская пицца превратилась в пуританскую иерусалимскую мацу.

– Антон, это Крот, на, поговори, но сразу предупреждаю, что раньше чем через год я из этой постели не встану!

Антон нехотя взял трубку, в душе проклиная все виды современной связи, кроме безопасного секса.

– Привет, персональный пенсионер районного значения, – не очень радушно поздоровался Антон.

– А вот и не угадал, мой изнывающий половой истомой на законном основании друг! В свете последних решений генерал, узнав о вашей свадьбе, понял, что для розыска вы уже умерли, а для следствия еще не родились. Он постирал все лампасы, ползая на коленях, но все же уговорил меня еще годик послужить. Так что рапортом своим я подтерся и уже неделю обмываю твое освобождение, вашу свадьбу и свое решение. А вы – свиньи, превращающие верного друга в алкоголика.

– Это каким же образом? – возмутился было Антон.

– Он еще, сука, спрашивает! Друзья напиваются вместе. А алкаши – в одиночестве, – с фальшивой тоской заблажил в трубку Крот.

Антон вдруг отчетливо понял, что так просто теперь от Крота не отделаться, и, дабы не быть свиньей, гостеприимно прохрюкал в трубку, чтобы Крот приезжал на дачу.

Надо ли говорить, что уже через пару часов возле дачи вонял и кряхтел дежурный УАЗик.

Смущенная Лена и проклявший свое невольное гостеприимство Антон встречали Дубцова, Костромина и Кротова.

Сержант-водитель отказался и быстро уехал.

Гости достали добытые честным трудом коммерческие закуски и питье.

Все расположились в большой столовой, где гостеприимно горел камин, в больших аквариумах золотые рыбки неторопливо и снобистски поддерживали на очень высоком плаву авторитет и имидж хозяев, которые еще совсем недавно были так счастливы здесь.

В этот вечер все много пили, ели и громко, перебивая друг друга, разговаривали. И как бы ни старались помалкивать о работе, все равно так или иначе к ней возвращались.

Главной темой был маньяк-педофил, за три дня совершивший три нападения на детей. Антон старался не слушать, а Лена, наоборот, была задумчива, сосредоточенна, внимательна. Когда глубокой ночью гости разъехались и Антон снова захотел секса, Лена в первый раз ласково, но настойчиво отказала, сославшись на головную боль.

Ох уж эта женская голова! Она всегда болит как по заказу, не вовремя.

Антон обиделся и заснул, а Лена долго еще лежала, прислушиваясь к его ровному дыханию, и, глядя в потолок, думала о чем-то далеком, своем, страшном.

Глава 2

Ленина стажировка заканчивалась, естественно, назначением в убойный отдел на должность оперуполномоченного. И, к огромному удивлению коллег по работе, Антон, ставший после смерти отца и брата единственным, кроме матери, наследником всех активов в виде движимого и недвижимого и пассивов (в плане репутации), тоже вышел на работу в родной отдел. Мент – это не профессия, это диагноз.

На первом же совещании у Дубцова стало ясно, что все мелко и ничтожно по сравнению с педофилом-маньяком.

Общественное мнение пока удавалось сдерживать, так как убитые дети, мальчики девяти, десяти и одиннадцати лет, оказались беспризорными. Они попрошайничали и были известными токсикоманами. Но от этого их жизни не считались менее ценными. Маньяка нужно было найти и обезвредить.

Дубцов просил оперов напрячь всю свою агентуру, а Лену – хорошо поработать с базой данных, проверить, нет ли там отпечатков пальцев, анализов спермы или слюны педофила.

Антон обзвонил своих верных невидимок и от одного приблатненного рэкетира узнал одну интересную деталь.

Дело в том, что трупы детей обнаружили в подвалах жилых домов. А рэкетир сообщил, что беспризорники говорили, будто перед тем, как пропадали пацаны, там видели ментов, которые якобы проводили облавы на «труболетов».

Антон быстро обзвонил соответствующие службы и выяснил, что в эти дни никаких мероприятий не проводилось. «Так, так, так… Уже теплее», – подумал Антон, постепенно заводясь.

Глава 3

– Елена Сергеевна? – Голос в трубке, мягкий и вкрадчивый, явно принадлежал пожилому человеку. Определитель номера, естественно, не сработал. – Я не ошибся?

– Даже если предположить, что вы не ошиблись, я не верю в любовь с первого звонка. А поскольку вам повезло и ваш номер не высветился, у вас есть шанс выйти из этой истории целым и невредимым. Поэтому забудьте мой телефон, а свои предложения засуньте себе в жопу, если, конечно, ваши геморройные шишки позволят вам эту процедуру.

Закончив свой элегантный словесный спич на этой мажорной ноте, Лена нажала кнопку отбоя и бросила мобилу в шахту бездонной женской сумочки, куда, казалось бы, можно было сбросить молодогвардейцев без ущерба для их здоровья и Лениной репутации.

«Не родись красивой, не водись с болтливой, не возись с сопливой», – пронеслось в Лениной рыжей голове, но тут новый звонок вернул ее к реальности.

Она довольно долго искала телефон, и, пока нашла, звонок умолк. «Видно, не судьба», – подумала Лена. Но судьба в который раз доказала ей, что Судьба!

Звонок прозвучал снова, и взбешенная Лена заорала в трубку не своим, а чужим голосом:

– Тебе что, старый пердун, получать пенсию надоело?! Так я тебя срочно из дома престарелых в хоспис определю! А оттуда не выписывают, оттуда списывают. Потеряйся, мудак, и не звони мне больше!

– Елена Сергеевна, бросьте ваш агрессивный тон, он не очень гармонирует с вашей ангельской внешностью. А увидеться нам все равно придется. Либо вы сами назначите время и место, либо я вызову вас повесткой. Я лицо официальное. Зовут меня Николай Иванович. Фамилия моя Кузнецов. Я начальник одного из отделов СБУ. Речь в нашей беседе пойдет о вас, об Антоне и о вашей другой, не известной пока никому, кроме меня, жизни. Так что выбор за вами. Либо вы назначите место и время, либо я потеряю к вам интерес и отдам материалы в ОСБ.

Глава 4

Сегодня у братвы оказался удачный день. Вернее, день был, как всегда, сонным, а вот вечер – удачным. На этой узкой и длинной улице имени Квитки-Основьяненко ресторанов стояло больше, чем гуляло прохожих. Поэтому попрошайничать беспризорным было и сытно, и кайфово.

Мишка Шнырь, бойкий десятилетний пацан, прозванный так за безотказность в работе, сегодня настрелял больше сорока гривен, плюс в ресторане имени Полиграфа Полиграфовича его за помощь в борьбе с мусором от пуза накормили картошкой с мясом, вкус которого он, честно говоря, стал уже забывать.

Настроение было благостное. Он удобно развалился на старом продавленном матраце, на котором вчера ночью старшаки впятером так и не смогли удовлетворить Элку-Мокрощелку. Сбросив с себя пятого, сонно засопевшего малолетку, она тоскливо осмотрела пустой спящий подвал и пошла склонять к сожительству ГШС-ный наряд. От матраца пахло пороком. Мишка достал пакет, тюбик с клеем и глубоко втянул воздух. В голове закружились цветные картинки калейдоскопа несбыточного.

То Черное море, то синее небо, то экзотические пальмы. Мишка открыл глаза, чтобы еще раз вдохнуть клей «Момент», и в этот самый миг дверь подвала открылась и на пороге появился мент.

Весь кайф сразу же вылетел из головы, и Мишка понял, что это облава и что следующую ночь он проведет в спецприемнике.

Мент схватил Мишку за горло, но не потащил к выходу, а стал медленно душить. Мишка вспомнил все разговоры о маньяке и вместо того, чтобы орать и сопротивляться, двумя руками схватил маньяка за напряженный член и начал доставать его из штанов.

Мишке уже приходилось удовлетворять разных извращенцев и орально, и анально, но в данный момент речь шла не о заработке и даже не о куске хлеба. Речь шла о его жизни. Он достал из штанов огромный возбужденный член и почувствовал, как ослабла хватка на шее. Ни секунды не мешкая, он опустился на колени и начал быстро и умело делать уроду минет. Когда руки маньяка отпустили горло и схватили голову пацана, чтобы поглубже засунуть орудие пытки в детское нутро, Мишка что было сил стиснул зубы на самом конце ненавистного предмета и, почувствовав вначале, как брызнула кровь, а уже потом услышав вопль, метнулся вон из подвала. Он бежал по освещенным вечерним улицам и радовался тому, что жив.

Трое его знакомых беспризорников были изнасилованы и задушены маньяком, а он, Мишка Шнырь, остался целым и невредимым.

Совсем охренели менты. Уже баб им мало. Малолеток трахают и убивают. Надо валить к тетке на юг.

Глава 5

Порфирий позвонил, как всегда, не вовремя. Но Антон уже был на тропе войны, и даже секс, который в семье Голицыных был священной золоторунной коровой, отошел на второй план. Антон крикнул, чтобы Лена ложилась без него, пристегнул шпоры, вкинул в наплечные ножны табельную шпагу и, оседлав горячего немецкого скакуна, поскакал на встречу с осведомителем.

– Добрый вечер, добрый вечер, милейший Антон Януарьевич. Семейная жизнь вам только на пользу. Остепенились, подобрели. Как говорят ваши подопечные: «Если мент счастлив в браке, все дела его в сраке». Простите за язык улицы.

– Надеюсь, вы меня среди ночи подняли из счастливого, как сами сказали, брака не для того, чтобы обсуждать прелести этого института?! – задираясь, спросил Антон.

– Что вы, что вы, уважаемый Антон Януарьевич! Дело чрезвычайной важности и отлагательств не требует. Относил я давеча корреспонденцию в ЛОМ ЮЖД и видел, как менты с поезда одного мальца сняли. Я его потом покормил и разговорил. Прелюбопытную историю, знаете ли, мальчонка рассказал. Его в подвале, где он, с позволения сказать, жил, чуть один мент, я извиняюсь, не задушил. История, знаете ли, с сексуальным душком. Вам бы с ним пообщаться.

– А где же я с ним пообщаюсь?

– Да он у моей сестры на квартире. Она женщина одинокая, встретила его, как сына. Накормила, искупала, и сейчас он спит.

– Так чего же мы ждем, поехали! – нетерпеливо закричал Антон. – А то он, чего доброго, обчистит старушку и деру даст.

– Экий вы, право слово, нетерпеливый, Антон Януарьевич. Да сестрица моя в ВОХРе всю жизнь прослужила. У нее знак «Ворошиловский стрелок» всех степеней и три почетные грамоты за бдительность. Она бы Штирлица разоблачила, а тут какой-то беспризорник. Поехали, убедитесь сами.

Глава 6

Сестра Порфирия действительно была действующей боевой единицей. Будучи на пенсии, она занималась активной общественной работой. Если бы такие вохровцы охраняли закрома Родины, то страна была бы в порядке.

Антон быстро разбудил сытого и чистого пацана и, попросив Порфирия с сестрой удалиться, начал профессионально, сочувственно, психологически правильно расставляя акценты, вытягивать из жертвы сведения о палаче.

– Меня в детстве тоже один раз изнасиловали и избили, но я кирпичом проломил голову тому, кто это сделал, – вдохновенно врал Антон.

– А я этому мусору конец откусил, – похвастался Мишка.

– Да не ври. Не может быть, чтобы ты навсегда ему отомстил!

– Точно отомстил. Полный рот крови был.

– Может, это была не кровь?

– Да что я, кровь от кончи отличить не могу?! Точно кровь!

Затем, постепенно вытащив все приметы и оставив плитку шоколада, Антон быстро уехал.

В машине, по дороге к Порфирию домой, Антон примерял полученные от мальца приметы на всех знакомых ментов, но ни один не подходил. Одно было ясно: оборотень – Антон не сомневался, что маньяк – либо действующий, либо бывший мент, – сам не остановится. И второе. Ментовская форма давала ему преимущество, внушая жертвам доверие и страх. Эх, жаль, что нельзя, как в «Семнадцати мгновениях…», негласно проверить слюну или сперму всех сотрудников управления. Зато через того же Яковцова можно по-тихому проверить все травмпункты и отделения хирургии по поводу специфической «производственной» травмы.

Высадив Порфирия, Антон созвонился с профессором Яковцовым и с еще несколькими местными эскулапами, занимающимися частной практикой.

Результат выскочил на другой день. Один из хирургов сообщил Антону, что его коллега буквально вчера прооперировал бедолагу, которому проститутка в экстазе откусила конец.

Антон поехал в больницу и обнаружил там огромного детину в коматозном состоянии.

Выставив у палаты охрану, Антон отправил на срочную экспертизу анализы Хрякова Петра Ивановича, бывшего сержанта патрульно-постовой службы, уволенного недавно за злоупотребление служебным положением.

Экспресс-анализ показал, что кровь, слюна и сперма, взятые у Хрякова, идентичны тем, что были обнаружены на телах и одежде трех несчастных детей.

Прямо из лаборатории Антон поехал в больницу, но по телефону его вызвал Дубцов и приказал срочно ехать в отдел.

Антон ничего хорошего от этих срочных вызовов не ждал, но, тем не менее, изменил маршрут и поехал в отдел. В отделе шло совещание в присутствии начальников всех служб и самого Потапова. Рядом с ним сидел очень важный чин из управления.

Этот чиновник по кличке Мехлис, Михайлов Михаил Михайлович, оперативной работой никогда не занимался. Всю жизнь продурковал в замполитах. И теперь тоже следил за нравами и наклонностями личного состава.

Распахнув большой красный альбом, он прислушивался к докладам начальников служб и делал у себя какие-то пометки.

Антон извинился и попросил разрешения присут ствовать. Мехлис поднял голову и, обращаясь к Потапову, спросил:

– А почему это звезды розыска так высоко зазвездились, что позволяют себе опаздывать на совещание к руководству?!

Потапов, привыкший задавать вопросы, а не отвечать, нервно заерзал.

– Виноват, товарищ полковник. Но привычка раскрывать преступления, а не протирать галифе в президиумах часто подводит. Вот и сегодня раскрыл очередного маньяка, а на совещание опоздал, – сказал Антон.

– Капитан Голицын, что вы себе позволяете?! Вы как разговариваете со старшим по должности и званию?! Преступления раскрываются всем аппаратом управления, а не одним зарвавшимся хвастуном. Даже буфетчица, кормящая личный состав, вносит свою посильную лепту в процент раскрываемости. Даже уборщица, и та вносит!

– Да, товарищ полковник, только пули летят не в замполитов, не в уборщиц и буфетчиц, а в оперов.

– Ваша нелюбовь к дисциплине и любой идеологии всем хорошо известна. Этот спор бесполезен. Вас уже поздно воспитывать. А вот наказать еще не поздно.

– Впрочем, как и поощрить, – присаживаясь, вполголоса заметил Голицын.

– Разрешите продолжить? – спросил ранее докладывавший Дубцов. – Итак, бывший сотрудник Хряков, нанеся скальпелем несколько ударов сержанту Гусейнову и завладев его табельным оружием, скрылся из больницы.

Антона прошиб холодный пот. Хряков, когда Антон уезжал, был почти в коме. Бредил, бормотал что-то бессвязное.

Вечер, как говорили классики, переставал быть томным. На свободе оставался маньяк-убийца, вооруженный и злой на весь мир.

– Какие меры предприняты для задержания Хрякова? – осведомился Мехлис.

– Возле дома выставлено наружное наблюдение. Во всех местах его возможного появления работает наружка. Всем постам ГАИ и ППС розданы его фотографии и приметы. Все врачи предупреждены об ответственности за недонесение. Сегодня по всем каналам будет показан его портрет с обращением к населению.

– Еще какие соображения?

– Нужно объявить награду за любые сведения о нем. Большую награду. Скажем, сто тысяч гривен, – предложил Кротов.

– А где управление возьмет эти деньги? – спросил Мехлис.

– Обещать – это еще не жениться, – объяснил свое жизненное кредо Кротов.

– Все. Все свободны, – подытожил Потапов. – Дело чести – задержать этого оборотня.