Текст книги "В лабиринте версий"

В лабиринте версий
Валерий Михайлов

Дизайнер обложки Меджнун Каландар

© Валерий Михайлов, 2017

© Меджнун Каландар, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4474-4734-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо эпиграфа звучит нота «фа».

Максим Трубопроводов смотрит на часы, они показывают 17—45. До окончания эпиграфа еще 15 мину. Эпиграф вызывает у него примерно те же эмоции, что и посещение бесплатного стоматолога, но 15 минут – это всего лишь 15 минут. Чтобы как-то скоротать время Трубопроводов достает из кармана пачку дорогих сигарет, долго ее осматривает, словно это не банальная отрава для всех и каждого, а настоящее откровение господа-бога, еще не ставшее достоянием общественности и не превращенное опять таки в отраву для всех и каждого, только намного более опасную для здоровья, чем табак. Закончив изучение внешней оболочки, Трубопроводов решительно вскрывает пачку, извлекает из нее сигарету, внимательно осматривает со всех сторон, обнюхивает, засовывает в рот. Затем с лицом матроса с гранатой, увековеченного на Мамаевом кургане, выхватывает сигарету изо рта и рвет на мелкие части.

Трубопроводов бросает курить. Курить хочется неимоверно, но, будучи известным на всю страну первопроходцем, скандалистом и просто героем, он не может себе позволить такую слабость, как сигарета.

Едва умолкает эпиграф, в комнату входит Валюша. Ей чуть больше 20. Она хороша собой. У нее короткие волосы, небольшая, но очень приятная на ощупь грудь, стройные ноги и вполне приличная фигура. Причем она не из числа известных своей интеллектуальной девственностью эмансипированных красоток, похожих друг на друга, как негры в кромешной тьме. Валюша почти не пользуется косметикой и совсем не носит дежурную улыбку.

Валюше не надо корчить из себя героя, поэтому, войдя в квартиру, она скидывает туфли и, забравшись с ногами на диван, закуривает сигарету. Думаю, если бы поблизости был какой-нибудь Шерлок Холмс, он, глядя на то, как она курит, наверняка сказал бы, что она стерва, и был бы совершенно прав. Валя не пыталась скрывать свою стервозность, а наоборот, при каждом удобном случае демонстрировала ее на Трубопроводове. Они жили вместе уже полтора года – срок, за который ему вполне можно дать звезду героя.

Внешность Трубопроводова я не описываю намеренно, чтобы читателю легче было поставить себя на его место.

Не найдя на расстоянии вытянутой руки ничего, пусть даже отдаленно напоминающее пепельницу, Валюша небрежным, но не лишенным изящества движением сбивает пепел прямо на пол (благо, за чистотой в доме следит Трубопроводов) после чего холодно, словно репетируя роль Снежной Королевы, произносит:

– Я беременна, – и смотрит на Трубопроводова.

– Валюша, я, конечно, все понимаю, но дважды за один месяц шантажировать меня своей репродуктивной функцией, это уже слишком. Не далее, как две недели назад я уже давал тебе деньги якобы на аборт! – необычайно эмоционально реагирует на ее слова Трубопроводов.

– Но ведь тебе понравилась кофточка?

– А нельзя было просто сказать, что тебе нужна кофточка?

– У меня действительно сначала была задержка, а потом они пошли… Не пропадать же деньгам. И вообще, почему это я должна перед тобой оправдываться!

– Ты не должна передо мной оправдываться…

– Тогда не заставляй меня этого делать, – произносит она не терпящим возражения тоном.

Несмотря на биологическую невозможность такого действия, Трубопроводов поджимает хвост.

– Я беременна, – продолжает Валя, выдержав феноменальную паузу, – и мне не нужны твои подачки.

– Чего же ты хочешь, солнышко?

– Я хочу ребенка.

– Что?!

– Я хочу родить ребенка.

– Послушай…

– И не возражай мне!

– Я не возражаю.

– Вот и не возражай.

– Послушай, солнышко, – говорит Трубопроводов, подавая Валюше пепельницу, – я всегда поддерживал твое увлечение авангардом, но сейчас… Подумай, что у нас может родиться после зачатия под пивом и анашой. К тому же ты куришь, а для плода это – верная смерть.

– Хорошо, ты меня подловил. Я еще не беременна, но я твердо решила родить ребенка, хочешь ты того или нет.

– Ты хочешь ребенка?

– А что тут такого удивительного? По-моему, это нормально хотеть детей.

– Но послушай… Беременность… Это нечто вроде глистов или рака. В тебе появляется некая опухоль, которая живет в тебе, питается тобой, срет…

– Не смей так говорить о моем ребенке!

– Хорошо. Пожалуй, я тоже закурю.

Он закуривает сигарету.

– Ты бы мог не вонять здесь своими сигаретами? – недовольно бурчит Валя, брезгливо поморщив нос, несмотря на то, что Трубопроводов взял сигарету из той же пачки, что и она.

– Но ты сама только что курила в комнате, – с обидой в голосе отвечает он.

– Я – это другое дело.

– Пойду куплю воды. Что тебе принести?

– Не знаю. Принеси что-нибудь. Можешь ты хоть что-то решать сам?

Вырвавшись на свободу, Трубопроводов решается на бунт. Вместо того чтобы тащиться в ближайший супермаркет за покупками, он отправляется в кафе, где заказывает коньяк и креветок. Ну, любит он коньяк с креветками! После первой же креветки, подогретой глотком коньяка, он чувствует, как в животе появляется и нарастает неведомое ранее чувство. Чтобы разобраться в своей экзистенции, он заказывает еще коньяка. После второй сотни грамм он понимает, что это – Зов Неведомого, который требует от него решительных действий.

– Ты должен срочно допивать и отправляться туда, куда еще не ступала нога человека! – требует Зов.

Какое-то время Трубопроводов пытается отмазаться, дескать, понятие «человек» является слишком абстрактным и даже в какой-то степени неопределимым, что делает такой поход практически невозможным.

Но Зов и не думает сдаваться.

– Тогда отправляйся туда, куда не ступала нога Ленина! – решает он.

Подозвав официантку, Трубопроводов спрашивает:

– Скажите, а в вашем кафе когда-нибудь бывал Ленин.

Она смеется в ответ.

– Я серьезно, – совершенно серьезно говорит Трубопроводов.

– Нет, – отвечает официантка и на всякий случай берет за горлышко бутылку.

– Хорошее начало, – весело констатирует Зов.

На этом вступительная часть, а вместе с ней и повествование в настоящем времени заканчивается.

Истинное первопроходство, и это аксиома, всегда начинается с покупки правильного путеводителя. Думаю, наши предки до сих пор бы гадили с веток деревьев, если бы им не удалось урвать «Путеводитель по местам эволюции». Без путеводителя арии никогда бы не отправились к югу, а Бодхидхарма не нашел бы Китай. Моисей, тот по каждому вопросу бегал советоваться со своим туроператором. Иисус… Да взять того же Колумба. Он, небось, и шагу не смог бы ступить без подробного описания новосветских мотелей и Макдоналдсов. Арджуна без путеводителя вообще готов был отказаться от участия в шоу.

Трубопроводову тоже предстояло стать ювелиром первопроходчества, потому что ступи он хоть раз на протоптанную вождем мирового пролетариата тропинку, и вся его затея пошла бы коту под хвост. А Ленин, если вдруг кто не знает, где только ни шлялся! Возможно, своей вездесущностью он переплюнул даже самого Пушкина, который за свою короткую жизнь умудрился посидеть практически под всеми мало-мальски приличными дубами, словно он был не зеркалом русской поэзии, а друидским проповедником, баллотирующимся в президенты страны. Так что без путеводителя Трубопроводову было не обойтись.

Путеводители, как и всякая другая продукция, вышедшая из типографических кишок, продавались на книжном рынке, разместившимся на территории закрытого городского кладбища. Проще всего туда было доехать на трамвае, но во времена Ленина трамваи уже ходили, и Трубопроводов не стал рисковать. Вместо этого он решил потратиться на такси, понимая, что подобная расточительность вначале путешествия может сильно уронить его в глазах будущих биографов, которые из кожи вон будут лезть, чтобы включить в его биографию какую-нибудь дрянь.

Как часто бывает на рынке постсоциалистической эпохи, на прилавках было всего в изобилии, особенно книг, и особенно путеводителей, но того единственного, что был ему нужен, ни у кого не было. Все только и делали, что разводили руками, глядя на него, как на завсегдатая психиатрических лечебниц.

Путешествие грозило закончиться, так и не начавшись. Отчаявшийся Трубопроводов трижды успел пожалеть, что не отправился по местам, куда не ступала нога Пушкина. В этом случае ему достаточно было бы просто избегать дубов и пушкинских музеев, но с Лениным все было намного сложней.

Уже позорно покидая рынок с пустыми руками, Трубопроводов наткнулся на вывеску: «МАСТЕР ПЕРПЕНДИКУЛЯРНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МАКСИМ МАКСИМОВИЧ И ВРАГИ». Подобно многим из нас, Трубопроводов понятия не имел, что это за перпендикулярная литература, но на всякий случай решил заглянуть внутрь.

Внутри дремал мужчина неопределенной наружности, напомнивший Трубопроводову слепого кота Базилио.

– Вы что-то хотели? – недоверчиво спросил человек-кот.

– Я ищу путеводитель по не-ленинским местам, – сообщил Трубопроводов с безутешной грустью в голосе.

– Считайте, что вы его нашли, – спокойно ответил продавец.

– Он у вас есть? – Трубопроводов не поверил своим ушам.

– Ну, разумеется.

Продавец улыбнулся улыбкой доброго волшебника, прикинувшегося из скромности каким-нибудь трубочистом, и выложил на прилавок внушительного вида книгу в солидном, дорогом переплете. Трубопроводова так и подмывало немедленно выложить деньги, сколько бы она ни стоила, но ради сохранения лица он с видом знатока, который обычно на себя надевают профаны, начал рассматривать книгу. Сначала он прикинул ее вес, затем понюхал, затем повертел в руках, и только после этого заглянул внутрь. Открыв книгу, он остолбенел. Внутри она была совершенно чистой. Нет, все издательские и типографские обозначения были на месте, номера на страницах тоже были, но вот самого путеводящего текста, хоть убей, не было.

– Что-то не так? – спросил продавец.

– Конечно не так, и вы это прекрасно знаете, – зло ответил Трубопроводов, которого заставило дерзить сильное разочарование.

– Неужели он уже кем-то заполнен?

– В том то и дело, что он совершенно чист.

– Все верно. Он и должен быть чистым.

– Вы так считаете?

– Ну да, молодой человек, вы же хотите быть первооткрывателем, а первооткрыватели сами заполняют свои путеводители. Такова ваша миссия. Поверьте, я знаю, что говорю.

– Сколько с меня? – спросил Трубопроводов, которого убедили слова продавца.

– Все, что есть в ваших карманах.

– Боюсь, я не смогу себе позволить книгу за такие деньги, тем более что она пустая.

– Пустыми бывают бутылки, головы и папиросы, да и то последние лучше называть холостыми, – назидательно заметил продавец, – но, если пользоваться вашей терминологией, книгу, как и презерватив, важно уметь наполнить самому. Или вы не согласны?

Трубопроводов не нашелся, как возразить продавцу. К тому же в тот момент он еще не знал, что не иметь аргументов против, и быть согласным – это далеко не одно и то же.

– Хорошо, беру, – сказал он.

– Позвольте полюбопытствовать, – спросил продавец, – а как и куда вы собираетесь отправиться в путешествие? У вас уже есть маршрут или какие-то соображения?

– Честно говоря, не знаю.

– Очень хорошо, – обрадовался продавец. В этом случае я могу вам посоветовать одного человека. Он занимается авиаперевозками.

– Боюсь, я не смогу ему заплатить.

– А и не надо. Его услуга входит в стоимость путеводителя.

– Это здорово.

– Тогда держите.

Продавец положил на прилавок визитку с адресом Авиаперевозок Августа к.

Авиаперевозки обосновались на пустыре, расположенном сразу за городской свалкой. Офис, он же ангар, находился в помещении бывшего склада ковров, давно уже превратившегося в развалины сарая. У входа в сарай на старом кресле сидел владелец авиаперевозок и задумчиво смотрел на свалку. Казалось, наблюдая картины бренности всего сущего и рукотворного, он не замечал ничего вокруг. По крайней мере, подъехавшее такси, и вышедшего из него Трубопроводова, он не заметил.

– Скажите, это Авиаперевозки Августа к? – спросил Трубопроводов.

– Именно они, но вы совершенно правильно не доверяете кажущейся очевидности бытия, – ответил тот почему-то с кавказским акцентом, несмотря на полное отсутствие чего-либо кавказского в облике.

– Меня к вам прислал Максим Максимович.

– О, молодой человек – первооткрыватель! – в голосе Августа к послышались нотки уважения, граничащего с сарказмом.

– Пока еще только в мечтах. Я хочу совершить турне по местам, где не ступала нога Ленина, – сообщил Трубопроводов, точно не зная, что означает слово «турне».

– И куда вы хотите отправиться?

– Я же сказал…

– Под то, что вы сказали, подходит любой уголок нашей планеты, но более чем в одно место одновременно вы при полном своем желании не попадете, так что…

Это совершенно справедливое замечание Августа к заставило Трубопроводова не на шутку задуматься.

– Конечно, – с жаром заговорил Август к, – хочется умчаться куда-нибудь за границу, на горные вершины, в джунгли, в каменные джунгли мировых столиц, но для этого нужны деньги и документы, которых у вас, молодой человек, не просто нет, но и не будет, – после «но» его голос стал по-будничному практичным, – и это не должно вас расстраивать, – после «и» голос вновь приобрел патетическое звучание, свойственное юношам в творчестве Тургенева, и гражданам молодой советской страны в раннем советском кинематографе, – среди просторов нашей бескрайней Родины достаточно живописных мест, способных вскружить голову не одному десятку первопроходцев. Вслушайтесь в эти названия: Абакан, Актау, Джизак, Карши, Кокшетау, Луцк, Навои, Нукус… Неужели они не пробуждают в вашей юной душе непреодолимое стремление мчаться вслед собственной мечте в бескрайнее никуда!

Август к сделал паузу, и посмотрел на Трубопроводова точно как тип с плаката «Ты записался добровольцем». После паузы устами Августа к вновь заговорил практицист:

– Но вся эта романтика, молодой человек, похожа на снежное покрывало, которое, растаяв весной, открывает взору незадачливого путешественника нашу далеко не романтическую действительность, а именно: грязь, комаров, невыносимое обслуживание, мудаковатость ментов, и массу других штрихов, из которых и состоит наша провинциальная унылость. Конечно, – вновь воодушевился Август к, – можно сделать невероятное и отправиться в Санкт-Петербург, чтобы, бросив вызов всем историческим условностям… Но (интонация практицизма) опять же у вас нет необходимого опыта. Остается только одно.

– Что?

– Москва! – рявкнул Август к, ставший похожим на генерала, отправляющего свою армию в бой.

– Москва? – удивился Трубопроводов. – Мне кажется, это…

– Банально? – хитро спросил август к.

– Что-то вроде того.

– Весь фокус в том, что я предлагаю вам отправиться в Москву, по которой не ступала нога Ленина, а это далеко не тот гадюжник, который знает любой торгующий овощами азербайджанец. Вы согласны?

– Да, – согласился Трубопроводов, поняв, что иного выбора у него нет.

– Тогда на Москву! – рявкнул Август к, взмахнув воображаемой саблей.

Его крик вспугнул стаю пирующих на свалке ворон. Тысячи птиц разом поднялись в воздух и полетели в сторону остановки, оставляя за собой характерный след на земле.

Не успел Трубопроводов опомниться, как Август к вырулил из сарая на маленьком фанерном самолете, собранном, судя по его состоянию, еще накануне Первой мировой войны.

– Объявляется посадка на рейс номер… – забубнил Август к, открывая дверь пассажирской кабины самолета.

Пункт прибытия как две капли воды был похож на пункт отправления, и если бы не несколько незабываемых часов в воздухе, Трубопроводов мог бы поклясться чем угодно, что ни в какую Москву он не летал. Однако полет был, и еще какой! Утлое суденышку болтало в небе, как дерьмо в унитазе во время смыва. Трубопроводову казалось, что полет вот-вот закончится движением к земле с ускорением свободного падения, но Август к совершил невозможное: он не только довез пассажира живым до Москвы, но и мягко посадил своего пилотируемого монстра в поле возле сарая.

Московский вокзал был абсолютно точной копией (название родного города удалено Трубопроводовым) вокзала. На том же расстоянии от точно такого же сарая была свалка, на которой пировали точно такие же вороны. Точно такой же ветер доносил точно такой же аромат бренности. И если бы Трубопроводову дали задание отыскать некоторое количество отличий, он бы не справился с этим заданием.

– Добро пожаловать в Москву! – официальным тоном произнес Август к, подавая трап.

– Это что, Москва? – удивленно спросил Трубопроводов, ожидавший увидеть все что угодно, но только не такую дыру.

– Она самая, – ответил Август к. – Москва, по которой не ступала нога Ленина.

– Но…

– С целью адаптации путешественников наша компания создала единую сеть совершенно идентичных аэровокзалов по всему миру, – прокомментировал Август к голосом экскурсовода, которого тошнит от своей работы. Затем он забрался в самолет, закрыл кабину и взмыл вверх, оставив Трубопроводова наедине с его сомнениями.

Оставшийся один Трубопроводов почувствовал себя Робинзоном Крузо, чей остров в одночасье решил стать последователем Атлантиды. Будущее, олицетворяемое свалкой, казалась ему страшным, безысходным и унылым, и на фоне этой безысходности даже гневный облик Валюши выглядел родным и близким, но их разделяли многие километры, и последний мост в виде самолета Августа к взмыл в небо.

Трубопроводов сел в кресло и обхватил руками голову. Он был в отчаянии.

– Привет, – услышал Трубопроводов.

Он не заметил, как к нему подошел человек, как две капли воды похожий на Максима Максимовича из магазина перпендикулярной литературы. Если бы не небритая чуть больше недели рожа (Максим Максимович был гладко выбрит), Трубопроводов решил бы, что перед ним появился продавец собственной персоной. С бородой гармонировали волосы, давно не видевшие расческу, старые джинсы и прожившее долгую и интересную жизнь демисезонное пальто.

– То, что я – это Ты, еще не значит, что ты – это я, – произнес незнакомец заговорщическим тоном и посмотрел в глаза Трубопроводову совершенно безумным взглядом.

Только психов мне здесь не хватало, – подумал Трубопроводов, – интересно, он не буйный?

Незнакомец извлек из бокового кармана пальто вполне приличную визитку.

«ТЫ. ПРОВОДНИК, ПОЛУПРОВОДНИК, ДИЭЛЕКТРИК» – значилось на ней.

– Договор заключать будем? – зловеще поинтересовался он у впавшего в ступор Трубопроводова.

– Значит, будем, – констатировал Ты, не дождавшись ответа Трубопроводова.

Он достал из того же кармана мятый лист бумаги, на котором красивым каллиграфическим почерком было выведено несколько иероглифов.

– Это договор, согласно которому я поступаю в твое распоряжение в качестве гида и секретаря. Деньги уже уплачены, так что подписывай вот здесь, – он ткнул наманикюренным пальцем, не глядя, в лист бумаги, – и будем отсюда выбираться. Ты же не хочешь остаться здесь навсегда?

Трубопроводову совсем не хотелось оставаться здесь навсегда, поэтому он без лишних вопросов подписал документ, решив, что так в любом случае будет лучше.

– А теперь пошли, – засуетился Ты, пряча в карман договор, – нам надо успеть на транспортный терминал до отъезда такси. Не отставай.

Сказав это, Ты нырнул в кусты, через которые проходила чуть заметная тропинка, густо усеянная коровьими лепешками. К тому моменту, когда они выбрались к транспортному терминалу, замшевые туфли Трубопроводова покрывал толстый слой коровьего говна, что совсем не способствовало поднятию его настроения.

Транспортным терминалом была автобусная остановка, расположенная, что называется, в чистом поле. Никаких признаков дороги вокруг не было. Кроме пустой бутылки из-под портвейна и пары старых одноразовых стаканчиков в помещении транспортного терминала не было почти никаких признаков жизни. О том, что сюда забредают люди, говорил лишь сильный запах мочи и шедевры местной настенной живописи. Стены были исписаны обычными для таких мест словами из трех букв, грубыми рисунками мужских и женских органов, а также афоризмами и стихами, большую часть которых, я уверен, читателю будут знакомы.

– Интересно, почему так случилось, что наши дикие пещерные предки оставили после себя пусть и незатейливые, но вполне живые и совсем не похабные рисунки, тогда как наши более культурные современники способны только на эту дрянь? – со вздохом произнес Трубопроводов, ему вдруг стало обидно за культуру, практическим примером которой была роспись транспортного терминала. Он представил себе археолога из будущего, откапывающего подобные терминалы, разбросанные по всей стране.

– Думаю, здесь сказывается влияние религии. Древние художники были более естественны в своих биологических проявлениях, поэтому их кругозор не загромождали раздувшиеся от христианской греховности гениталии, – ответил Ты.

Поразмыслив, Трубопроводов решил, что это замечание не лишено смысла. Следов такси у терминала не наблюдалось, и, чтобы как-то убить время, Трубопроводов начал изучать творчество современных московских наскальных художников.

Одно из стихотворений говорило даже о том, что его автор, пусть даже мельком, был знаком с поэзией. Это была вариация на пушкинскую тему:

 
Ебнем няню в рожу кружкой,
А потом еще веслом
По пизде и по сопатке,
Чтоб не щелкала еблом.
 

Подъехала старая «Волга» с коряво написанным от руки словом «Такси» на багажнике и капоте.

– Опять провинциал? – поморщившись, спросил водитель, глядя на туфли Трубопроводова.

– Первооткрыватель, – гордо сообщил Ты, словно он уже открыл что-то важное, прославившее его имя в веках.

– Ну, тогда ладно, – буркнул водитель. – Куда ехать?

– В гостиницу.

– В гостиницу? Я же говорил, провинциал. Зачем было мозги пудрить?

Возможно, в другом месте и в другое время Трубопроводов зарядил бы ему по роже, но он был настолько подавлен, что хамство столичного таксиста его не задевало.

Гостиница «Столичная» была похожа на отделение милиции после налета боевиков. Дверь висела на одной петле. Расположенные прямо у входа мусорные ящики выглядели так, словно в них взорвалась граната. Стены вестибюля, когда-то покрашенные зеленой краской, были изрешечены пулями, выпущенными самым страшным из террористов – временем.

Администратор, здоровенная бабища в несколько центнеров с гектара, забрала у Трубопроводова паспорт. Взамен она всучила ему карточку постояльца и ключ от одноместного номера.

– До регистрации из гостиницы лучше не выходи. Проголодаешься – буфет на третьем этаже. Вопросы есть?

Вопросы у Трубопроводова имелись, но он был настолько вымотан путешествием, что решил оставить их на потом.

В номере орудовала уборщица – маленькая тощая старушонка, похожая на ведьму из историй про гоблинов. Трубопроводов нерешительно остановился у порога.

– Провинциал? – злобно спросила старушенция, глядя на его туфли.

Трубопроводов не стал с ней спорить.

– Ну чего стал, входи, – буркнула она.

Трубопроводов снял туфли и вошел внутрь.

С учетом «Столичной» убогости, номер был почти даже ничего. Комната оказалась достаточно просторной, чтобы вместить санузел, кровать, шкаф, тумбочку, стол со стулом, Трубопроводова и уборщицу с аксессуарами. Пахло анашой и почему-то карболкой. Правда, шкаф был работы последователя Пикассо, тумбочка облезлой, а кровать детской. Зато был персональный санузел – туалет и душевая кабинка. Он был расположен у изголовья кровати, а отделяющие его от жилого пространства стены были сделаны из прозрачного и даже совсем не затонированного стекла.

– А это еще что за авангард? – удивился Трубопроводов.

– А это чтобы не водили кого попало, – пояснила уборщица. Она хотела еще что-то сказать, но Трубопроводов зевнул во всю пасть.

– Извините, – сказал он, – я сильно устал и хочу спать.

Пробурчав что-то типа «понаехали», уборщица покинула поле боя.

Уставший Трубопроводов вымыл туфли и лег спать.

Но выспаться ему так и не удалось. Едва рассвело, в номер ввалились двое в штатском, которым откровенно не хватало френчей, усов, трубок и грузинских профилей.

– Трубопроводов Максим Олегович? – строго спросил один из них.

– Да, а в чем, собственно, дело?

– Одевайтесь. Через час у вас обязательная регистрация. Вам разве не сообщили?

– Боюсь, вчера я не обратил на это внимание.

– Москва не тот город, где можно позволять вниманию шляться, где попало, – назидательно сказал второй.

Трубопроводов оделся, и они вышли из гостиницы.

На улице было туманно, холодно и грязно. Москва встретила Трубопроводова Великим и Могучим Срачем, наверное, столь же Великим и Могучим, как былая мощь Советского Союза, но в отличие от былой мощи той страны, Срач не был эфемерен. Свою реалистичность он доказывал буквально на каждом шагу. Трубопроводов даже подумал, что Москва была приложением к свалке, встречающей первопроходцев в каждом аэровокзале «Авиаперевозок Августа к».

– Можно подождать автобуса, но можно и прогуляться, вы как? – поинтересовался один из конвоиров.

– Это далеко? – уныло спросил Трубопроводов.

– Не больше двух остановок.

– Тогда лучше пешком, – ответил за него другой конвоир.

Регистрацией почему-то занимался не паспортный стол и даже не отделение милиции, а райзагс, называвшийся Дворцом гражданских оправлений.

Парадная дверь этого нелепого здания была заперта, и Трубопроводова ввели через черный ход, ключи от которого имелись у одного из конвоиров. Протиснувшись в узкий дверной проем, они оказались в пыльном коридоре, заканчивавшемся широкой лестницей, на которой пригрелась довольно-таки свежая ковровая дорожка, и остановились у Зала гражданских оправлений.

– Подожди здесь, – сказал один из конвоиров Трубопроводову, указывая на полинялый стул у стены напротив двери, – мы скоро. Найдем только администратора.

Вернулись они минут через двадцать в сопровождении неопределенных лет женщины с идиотской и одновременно счастливой улыбкой на лице. Ее волосы были растрепаны, косметика размазана по лицу, а одежда… Не глядя на Трубопроводова, она прошмыгнула в зал. Конвоиры, торжественно встали по обе стороны двери и вытянулись по струнке, точно почетный караул.

– Прошу вас, господин Трубопроводов, – сказал один из них, открывая дверь.

Зал был похож на любой другой зал бракосочетаний среднестатистического загса. Администратор успела привести себя в порядок. Она ждала Трубопроводова в центре зала, улыбаясь тошнотворно-казенной улыбкой.

– Уважаемый господин Трубопроводов, – торжественно произнесла она, уткнувшись носом в шпаргалку, вложенную в красную папку, – позвольте поздравить вас с вступлением в сердце нашей Родины, город-герой Москву! Помните, что Москва – это не просто город, а город городов! Вы регистрируетесь в качестве Столичного Первопроходца, о чем и свидетельствует ваше регистрационное удостоверение. От всех жителей Москвы я желаю вам удачного пребывания в столице нашей Родины. Надеюсь, что вам здесь понравится, и вы навсегда сохраните в своем сердце частичку любви к нашему городу. А это вам от нашего Мэра, – сказала она, вручая ему ириску, когда он подписался напротив своей фамилии в журнале и получил удостоверение.

Первые московские впечатления Трубопроводова дошли до нас в своем первозданном виде исключительно благодаря вмешательству Ты, который в нужном месте в нужное время сумел подобрать нужные слова.

– Я бы на твоем месте начал писать заметки о Москве прямо сейчас, – сказал он Трубопроводову сразу же после регистрации, – пока твои впечатления еще сохраняют свежесть стороннего наблюдателя. Причем писал бы сразу на чистовик без какой-либо редакторской правки. Конечно, это отпугнет так называемого искушенного в филологии читателя, который «знает» как надо писать слова, ну, да и хрен с ним. По мне, так редактирование – это замена истины ложью, такое же лицемерие, как приличное поведение. Думаешь, кому-нибудь было бы дело до того же Сократа, будь он «приличным» человеком?

Трубопроводов не был знаком с биографией Сократа, но имя слышал, и даже несколько раз, поэтому слова Ты его убедили. Так появились «Записки о Москве стороннего наблюдателя»:

В Москве, и этим она не отличается от других городов, очень популярны социальные шоу, которые проходят здесь на специальных стадионах. Билеты стоят бешеных денег, но они того стоят. Конечно, представлениям иногда не достает европейского размаха, как, например, у Парижского шоу, во время которого дикие орды эмигрантов жгли, крушили и ломали все на своем пути прямо на улицах города, но меня это даже радует. Возможно, это потому, что я не из тех, кто хотел бы оказаться среди участников массовых игрищ вроде «Скины против кавказских племен» или «современный крестовый поход». Иногда, правда, бывает и откровенное фуфло вроде надоевших всем футбольных бесчинств, шахтерского рэпа или «пенсионеров, требующих подачек». Ну да у каждого свой вкус.

Что меня поразило, так это совершенно особенное отношение к правилам дорожного движения. Особенно приятно было узнать о Постановлении №612 от 15 06 99 «О регулировании численности велосипедистов». Велосипедистов в Москве можно отстреливать! Правда, только из луков и только на проезжей части. Для этого достаточно приобрести относительно недорогую лицензию. Услуги таксидермиста стоят тоже вполне доступно, так что, в случае удачной охоты можно заказать себе чучело или одну только голову трофея, которым можно потом похвастаться перед друзьями.

К деторождению здесь тоже особое отношение. Похоже, московские власти нашли способ ликвидировать вопиющее сексуальное бесправие, царящее в других городах нашей Родины, не говоря уже об отравленном феминизмом Западе.

Что мы обычно наблюдаем? Если ты гетеросексуальный мужчина – ты никто. Твое мнение никого не интересует. Все решает ОНА. Даже если ты терпеть не можешь детей и вообще не хочешь когда-либо становиться папой, любая самка, с которой ты имел дело ради мимолетного удовольствия, может не только наградить тебя маленькой сруще-вопящей тварью, но и потребовать от тебя за это денег. Ты можешь сколько угодно твердить о форс-мажорных обстоятельствах: лопнувшая резина, фальсифицированные таблетки, плохо установленная спираль, откровенный обман партнерши… Тебя никто не станет слушать. Только ОНА может решать, рожать ей или не рожать. И если она родит, ты должен будешь отстегивать ей и этой совершенно не нужной тебе твари приличную сумму денег в течение 18 лет. Единственной альтернативой этому безобразию является физическое устранение ненавистного детеныша, но за это тебе могут впаять хороший срок!!!

В Москве все поставлено совершенно иначе. Здесь для того, чтобы родить ребенка, необходимо письменное заявление обоих родителей, которые добровольно обязуются воспитывать и содержать его до тех пор, пока он не станет на ноги. Если женщина решает рожать по своей личной инициативе, воспитание ребенка ложится только на ее плечи. Если же мужчина категорически против, он может потребовать прерывание беременности в судебном порядке. Женщине, кстати, тоже никто не запрещает делать аборт. Нарушение этого законодательства, а также недостойное отношение к детям наказываются стерилизацией. А в случае жестокого обращения с детьми – стерилизацией без наркоза.