Текст книги "В лабиринте версий"

Трубопроводов тоже хотел есть, но у него не было денег.

– С удовольствием, – принял предложение Ты, которому было понятно положение дел подопечного.

– Я предлагаю отправиться в «Золотую Зарю». Там делают необыкновенно вкусную солянку, – предложил Заполярный.

– У нас возражений нет, – согласился с ним Ты.

«Золотая Заря» оказалась замечательным кафе с видом на старое кладбище. Солянка действительно была великолепной. Не отставали от нее и другие блюда.

Как объяснил Ты в туалете, куда они отправились с Трубопроводовым «помыть руки», Эйнштейну нужен был приличный человек, который мог бы присмотреть в течение месяца за его больной тещей. Эйнштейн предоставлял жилье, питание плюс обещал заплатить деньги. В общем, для Трубопроводова он был настоящим спасителем. Эйнштейн уезжал с семьей на симпозиум, посвященный его открытию в Лондон или Париж, что в принципе не имело никакого значения.

Когда они вернулись к столу, Ты ненароком завел разговор об открытии Эйнштейна. Это называлось «включить радио», или «перевести собеседника в режим монолога», что позволяло в данном случае спокойно поесть, не отягощая себя необходимостью поддерживать разговор или, еще хуже, развеивать скуку.

Эйнштейн завелся с пол-оборота.

– Думаю, вы достаточно образованные люди, и мне нет необходимости объяснять уже ставшие банальными истины о том, что мы существуем не в некоей объективной реальности, а в ее модели, которую создает наше сознание, основываясь (предположительно) на данных, получаемых посредством органов чувств, – начал он свою речь. – Это давно уже ни для кого не секрет. Не секрет и то, что наука, несмотря на технический прогресс, так и не смогла выйти за рамки этой субъективной модели. Ведь если разобраться, то любой прибор по своей сути является приспособлением для домысливания. Так, измеряя что-либо при помощи приборов, мы видим перед собой стрелку индикатора, схему, график, или иную картинку, которая мало того, что находится внутри нашей модели реальности, но и заставляет нас на основании ее показаний домысливать сам процесс, происходящий при измерении.

Так никто из нас никогда не видел и не увидит электромагнитное поле в чистом виде, однако это не мешает всем нам сталкиваться с некими проявлениями, которые мы все дружно примысливаем электромагнетизму. Для нас это неоспоримый факт. Таким же неоспоримым фактом для человека былой эпохи, было бы то, что это колдовство, происки дьявола или знамение бога. Причем нет никакой гарантии, что для человека из будущих времен не будет казаться таким же смешным и нелепым наше поклонение электричеству.

Другими словами, если в те же средние века главенствующей была религиозная парадигма, и церковники строго следили за тем, чтобы всеобщее домысливание проходило исключительно в заданном направлении, то сейчас эту роль исполняет наука. Мы так устроены, что для стабильного существования нам нужна устойчивая в пространстве и времени всеобщая картина домысливания. Причем совершенно не имеет значения, что лежит в ее основе: наука религия или что-то еще.

Стоит разрушить парадигму, или всеобщую картину домысливания, и мир рухнет. Порядок превратится в хаос. Наступит конец света, более ужасный, чем десяток термоядерных войн вместе взятых. Смена парадигмы возможна, но только в том случае, если новая парадигма или новая система домысливания полностью соответствуют необходимым требованиям. Другими словами, человечество может бороздить океан познания, только как лобковая вошь, совершая скачки с одного лобка-парадигмы на другой. Поэтому ученые точно также как когда-то попы всеми силами борются с любой ересью, независимо от того, насколько она соответствует истине. Битва идет не за мнения, а за Мир, за порядок, за то, что мы видим собственными глазами каждый день.

Исходя из всего этого, Евгений Георгиевич Заполярный, поставил перед собой цель: создать измерительное устройство, которое бы могло измерять несуществующие в нынешней парадигме или неизвестные нам параметры. И он создал свой заполярный измеритель – устройство, фиксирующее процессы, происходящие за пределом известных науке границ. Теперь ученым в срочном порядке предстояло домыслить, что же на самом деле измеряет этот прибор.

Понятно, что жена и дочка бульдожьей хваткой ухватились за возможность погулять за казенный счет по Лондону или Парижу. Все было бы хорошо, если бы не больная теща, вот уже шестой месяц умирающая в доме Заполярного.

– Ты не волнуйся, она не заразная, смирная, не кусается, – перешел к делу Заполярный, – но я боюсь, чтобы она не сделала мне какой-нибудь гадости. К тому же она может умереть, и оставаться в доме неопределенное время. Вы меня понимаете?

Трубопроводов его понимал, к тому же Ты уже все за него решил.

– Прекрасное место! – восхищенно сказал Ты, выходя из машины, – настоящий рай, и всего-то в каком-то часе езды…

Место действительно было великолепным. Дом находился в хвойном лесу. Был он двухэтажным, деревянным, но теплым и крепким. Внутри был богато обставлен, но без китча. Кроме хозяйской тещи, которая, наевшись снотворного, дрыхла в своей комнате, в доме никого не было.

– Наверно, пошли по магазинам, – решил Заполярный. – Чай, кофе или чего покрепче? – предложил он.

– Давайте сначала расставим точки над «и», – решил Трубопроводов, он терпеть не мог неопределенности.

– Мы вроде как все решили… – смутился Заполярный, – или вы…

– Я просто хочу окончательно прояснить ситуацию, чтобы потом между нами не было каких-то вопросов или недопонимания.

– А какие тут могут быть недопонимания?

– Как я понял, вы хотите, чтобы я здесь пожил во время вашего отсутствия, присмотрел за домом…

– Все правильно.

– Другими словами, я остаюсь здесь за сторожа, но не в качестве прислуги или сиделки.

– Ах, нет! За это можете не волноваться. Калиста Никоноровна вполне может сама за собой следить. Она женщина самостоятельная, ну а если она и попросит вас поставить чайник, не думаю, чтобы это было обременительно.

– Такой вариант меня вполне устраивает.

– Ну, если вопросов больше нет…

– Есть просьба, – вмешался Ты. – Мой друг – человек скромный, но ему не мешало бы купить себе тапочки, и все такое.

– Вам нужен аванс? – спросил Заполярный.

– Если вас это не затруднит, – ответил Трубопроводов.

– Совершенно. Кстати, я сейчас еду в Москву, так что если нам по пути…

– С удовольствием примем ваше предложение.

К Заполярным друзья прибыли как раз к обеду. Вся семья почти в полном составе сидела за столом. Жена Заполярного оказалась некрасивой фифой, натужно корчащей из себя аристократку. Дочка тоже была фифой, но симпатичной.

С настойчивостью, которая не признает никаких «нет», друзей усадили за стол, правда, они не особо и сопротивлялись.

– Калиста Никоноровна чувствует себя неважно, поэтому сегодня она обедает в постели, – сказала жена Заполярного, кивнув в сторону пустого стула.

– А что с ней? – спросил Трубопроводов.

– Сложный случай, – ответил Заполярный, – врачи теряются в догадках.

После обеда жена с дочкой принялись прихорашиваться, Заполярный занялся уборкой, Ты отправился домой, а Трубопроводов – к себе в комнату. Больше всего ему хотелось завалиться спать, но сначала надо было попрощаться с хозяевами. Наконец, они отправились в аэропорт, и Трубопроводов смог отдаться в руки Морфея.

Проснулся он от невероятного стука, который, продлись он еще немного, вполне мог бы развалить дом. Стучала Калиста Никоноровна, обитавшая в соседней комнате. Решив, что бабка уже отдает концы, Трубопроводов помчался к ней.

– Что случилось, Калиста Никоноровна? – испугано спросил он.

– Тебе разве не сказали, что я привыкла завтракать в восемь? – злобно глядя на Трубопроводова, спросила она.

– Ну и что? – удивленно спросил Трубопроводов, искренне не понимая, какое он к этому имеет отношение.

– Сейчас уже без пятнадцати восемь, а ты еще даже чайник не поставил.

– Знаете что, Калиста Никоноровна, – взбесился он, – хотите завтракать в восемь – вставайте и готовьте, а я привык спать, пока не проснусь.

– Я – старый, больной человек, и мне нужен уход.

– Я вам сочувствую, но ничем помочь не могу, – сказал он и, не слушая возражения, вернулся к себе.

Только он устроился в постели, бабка затарабанила вновь.

– Что еще? – спросил Трубопроводов, входя к ней в комнату.

– Раз уж ты собираешься травить меня голодом, включи хотя бы телевизор.

Маленький телевизор стоял у ног ее кровати. Пульт лежал на тумбочке рядом.

– У вас пульт под рукой, – сообщил ей Трубопроводов.

– Я не знаю, как им пользоваться.

– Нет ножек – нет и мультиков.

В следующий раз Калиста Никоноровна дождалась того сладкого момента, когда только-только приходит первый пугливый сон.

Откровенно матерясь вслух, Трубопроводов ворвался в ее комнату.

– Принеси мне воды, – попросила Калиста Никоноровна.

– Еще раз стукнешь – посажу на цепь! Понятно? – рявкнул он во всю глотку.

– Как ты со мной разговариваешь?! – завизжала она.

– Послушай, ты, карга старая! Будешь отравлять мою жизнь – утоплю в сортире, и все решат, что это несчастный случай. Ты поняла?

Трубопроводов был на грани, отделяющий слова от действия, и Калиста Никоноровна, чтобы не искушать судьбу, молча повернулась на бок и укрылась с головой одеялом.

Понятно, что ни о каком сне уже и речи быть не могло. Проклиная Заполярных, Ты, старую каргу и тот день, когда черт дернул его отправиться в путешествие, Трубопроводов принялся одеваться. Еще на военных сборах в институте он освоил один вполне доступный способ снятия стресса: одеваешься, выходишь из дома и идешь, куда глаза глядят на максимально возможной скорости.

Как я уже говорил, место для прогулки было великолепным. Тишина и волшебство. Абсолютная тишина в плане ветра. Сосновый лес. Легкий туман, придающий лесу некую сказочную таинственность…

Лес действительно хранил сказочную тайну. Пройдя не более 30 минут, Трубопроводов вышел на полянку, сплошь поросшую истинной царицей полей. Сорвав несколько верхушек, он отправился домой, не забыв прихватить в ларьке пачку папирос.

Калиста Никоноровна демонстративно страдала от жажды и голода, запершись в своей комнате, что было даже к лучшему. Разогрев духовку до нужной температуры, Трубопроводов сунул туда свой пробник. Комната наполнилась приятным запахом. Плохого настроения как ни бывало. Душа взлетела ввысь и принялась щебетать. Трубопроводов включил музыку, KMFDM, но даже это не заставило Калисту Никоноровну прекратить свой бойкот.

Когда трава достаточно хорошо подсохла, Трубопроводов забил стандарт и выкурил его прямо на кухне. Трава оказалась не то, чтобы совсем плохой, но для курения он предпочел бы что-нибудь получше – зачем растрачивать здоровье на всякую дрянь. Немного подумав, он решил наварить молока. Желая поскорей воплотить это решение в жизнь, Трубопроводов захватив сумку и секатор, отправился снова в лес. Домой он вернулся с полной сумкой. Сбегав в ларек за молоком, он приступил к делу.

На запах выползла Калиста Никоноровна.

– Что ты тут готовишь? – поинтересовалась она голосом умирающей.

– Варю китайский чай. Очень помогает при нервах, – ответил он.

– А на меня сваришь?

– Как пожелаете.

– Конечно, желаю, – ответила она, и чтобы Трубопроводов не смог ее обделить, осталась на кухне.

Когда молоко остыло, Трубопроводов налил в чашки грамм по пятьдесят. Остальное, чуть более литра, он убрал в холодильник.

– Это и все? – разочаровано спросила Калиста Никоноровна.

– Вам хватит.

Калиста Никоноровна осторожно понюхала напиток, потом сделала маленький глоток.

– А ничего, – сказала она, еще раз пригубив из чашки, – мне даже нравится.

Трубопроводов подходил к молоку более традиционно. Считая, что оно гадко на вкус, он выпил свою порцию залпом и запил уже чистым молоком.

– А можно еще? – спросила Калиста Никоноровна, незаметно для себя опустошив кружку.

– Поймите, мне не жалко, но это лекарство, так что давайте отложим добавку.

– Тогда я пошла к себе.

В ожидании кайфа Трубопроводов включил телевизор. Кайф, как истинный разведчик, пришел незаметно, и Трубопроводов понял, что его прет, когда телевизор, высморкавшись, принялся цитировать Пушкина. В паузах между цитатами телевизор зевал брызгал слюной и даже подмигивал своим еще не совсем плоским экраном. А вокруг простиралась бесконечная металлоконструкция, уходящая за горизонт во всех четырех измерениях.

Из комнаты Калисты Никоноровны доносились голоса. Она оживленно спорила о чем-то со Сталиным.

– Тебе не кажется, что пора уже и пожрать? – хитро подмигнув, спросил телевизор, спустя несколько квантов времени.

– Ты, черт возьми, прав, – ответил Трубопроводов, – но я забыл, как ходить.

– Элементарно, Ватсон, встаешь и идешь.

– Но я не могу встать.

– Это тебе только кажется. Собери свою волю… Ты можешь. Ты же можешь… Встать!!! – рявкнул телевизор.

От неожиданности Трубопроводов вскочил с кресла.

– А теперь иди.

Обнаружив на кухне баллон меда, Трубопроводов схватил большую ложку и принялся жадно есть. От удовольствия он мычал, похрюкивал и даже мурлыкал. В эту минуту он чувствовал себя Винни-Пухом.

– Если я чешу в затылке, – бормотал он наполненным медом ртом, – понятно, какие у тебя там опилки, если ты так жрешь сладкое. Волшебный медведь Кристофера Робина. Хороший, видать, был мальчик, если хранил план в Пухе.

Ход его рассуждений прервало появление Калисты Никоноровны, ставшей похожей на забавную помесь крысы и гоблина. Увидев мед, она хищно зашевелила своими крысиными усами.

– Что, бабуля, на хавку пробило? – спросил Трубопроводов, всем телом растягиваясь в улыбке.

Калиста Никоноровна радостно закивала головой. Из ее рта вытекла струйка слюны.

– Что я могу сказать… Бери ложку, – произнес Трубопроводов, чувствуя, что изрекает ИСТИННОЕ ОТКРОВЕНИЕ.

– У меня там высокий гость и все такое, – заговорщически хихикая произнесла Калиста Никоноровна.

– Товарищу Сталину мы тоже дадим меда.

Трубопроводов налил в блюдце немного меда и зачем-то поставил его на пол.

Мед закончился предательски быстро. Трубопроводов с Калистой Никоноровной понимающе посмотрели сначала друг на друга, а затем и на Блюдце Сталина, где все еще был мед. Не сговариваясь, они опустились на колени и с диким воем бросились к блюдцу.

– Пупаньки, – сказали они в один голос, вылизав блюдце, и одинаково развели руками.

– Пора спать, – заявила Калиста Никоноровна, превратившись в кукушку от часов.

– Как скажешь, птица-хронометр, – согласился с ней Трубопроводов.

С огромным трудом добравшись до кровати, он рухнул в постель, проваливаясь в приятное забытье…

Вернулся к жизни он уже во второй половине дня. На кухне хозяйничал Ты, на его плечи легла уборка следов преступления.

– Кофе будешь? – спросил он, глядя на то, как Трубопроводов в замедленном виде идет на кухню.

– А у тебя есть?

– Сейчас сварю.

На запах выползла из своей комнаты Калиста Никоноровна. Была она немного помята, словно всю ночь ее где-то держали сложенной в несколько раз, но на лице у нее играла легкая улыбка.

– Хорошие люди эти китайцы, – задумчиво сказала она, садясь на стул.

– Кофе будете? – предложил Ты.

– Мне кофе нельзя, – грустно ответила Калиста Никоноровна.

– После китайского чая можно, – авторитетно заявил Трубопроводов.

– Тогда с удовольствием. А у тебя остался еще этот чай?

– Его лучше пить вечером, – сказал Ты.

– Тогда я пойду, посмотрю телевизор, – разочаровано сказала Калиста Никоноровна, удаляясь в комнату.

– А ты не хочешь немного китайского чая? – спросил приятеля Трубопроводов.

– Спасибо, не хочу.

– А я без него с ума бы сошел с этой грымзой. А так… – он хитро улыбнулся.

– Ладно, – сказал Ты, глядя на часы, – мне пора.

– Да ладно тебе, посиди еще.

– Нельзя. Начинается футбольный сезон.

– Ну и что? – не понял Трубопроводов.

– Ах да, ты же не знаешь…

Никто не знает, где и когда зародилась эта замечательная игра, получившая в Москве название Милицейский футбол. Правила ее просты. На поле выходят две команды игроков. В центре поля появляется объект задержания, в последнее время это какой-нибудь нелегал из стран Азии или с Кавказа. В годы советской власти в роли объекта часто использовались враги народа. По сигналу судьи команды вступают в игру. Задача – используя только дубинки и ноги доставить объект в ворота противника. Будучи все как один поклонниками этой игры, сотрудники милиции прилагают все силы для того, чтобы сначала попасть в команду, а потом уже выиграть главный приз чемпионата. Для того чтобы поддерживать себя в форме, они постоянно тренируются на улицах городов и сел, а непосредственно перед чемпионатом тренируются на любом попавшемся на глаза подходящем объекте.

До начала чемпионата оставалось каких-то несколько недель, так что на улицу без особой надобности лучше было не высовываться.

Ужин состоял из яичницы и китайского чая, слегка подогретого в микроволновке. Трубопроводову готовить было лень, а Калиста Никоноровна вновь отдалась болезни. Она и к столу-то вышла только потому, что иначе осталась бы не только без ужина, но и без чая.

На это раз телевизор пустился в долгую полемику о значении смайликов в творчестве Тургенева и Павла Лунгина. Быстро устав от этой философии, Трубопроводов отправился спать, но спать ему не дала Калиста Никоноровна. Всю ночь она, как заводная прошагала по дому с воображаемым знаменем в руках и горланя пионерские песни. Под утро она совсем потеряла голос, и ее рот извергал пугающее до глубины души нечеловеческое шипение.

Уже светало, когда она, наконец, угомонилась и пошла спать. Вышла из комнаты она только вечером следующего дня и сразу же спросила:

– А что мы будем есть?

– Жареную картошку, если вы ее почистите, – ответил Трубопроводов, съевший несколько купленных в буфете пирожков.

– Я – старая больная женщина…

– Тогда – ничего, – прервал он ее излияния.

Поняв, что спорить бесполезно, Калиста Никоноровна принялась за работу. После жареной картошки был чай.

Утром Трубопроводов, как ни пытался, не смог отделить сон от яви.

Все, как обычно, началось с разговора с телевизором, который на этот раз потянуло на притчи.

– Случилось так, – рассказывал телевизор, – что в одном царстве молодой, но могущественный царь, взойдя на престол, объявил себя богом. Конечно же, и до него, и после, в мире были цари, провозглашавшие себя богами. Но в том царстве считалось, что сам бог слишком небеснолик, чтобы лично говорить с народом. Поэтому от его лица к народу обращался верховный жрец. Шло время. Цари сменяли друг друга на престоле. Царство росло, подминая под себя соседние территории. И вот уже не только царь, но и верховный жрец, объявив себя наместником Бога, стал слишком небесноликим, чтобы обращаться напрямую к народу. За него стали говорить слуги или простые жрецы, которые тоже вскоре причислили себя к миру Небес. Между безмолвным миром богов и народом оставались только мелкие чиновники, ставшие полноправными хозяевами того царства. Это положение не устраивало только народ и кое-кого из богов. Но народ боялся восстать против своих небожителей, от имени которых действовали чиновники, а боги вынуждены были молчать, так как им при рождении начали отрезать языки.

Потом был какой-то человек в дурацкой одежде. Он, сидя на ковре, рассказывал:

– Наш мозг сам ткет реальность из окружающий нас иллюзии, и мы видим, как морковь становится розой, которая превращается в драгоценность, но только затем, чтобы рассыпаться в прах. Такова природа вещей. И мы властны лишь сознательно следовать этой природе.

Каждому его слову сопутствовало соответствующее превращение. Морковка на глазах у всех (в доме были еще какие-то люди) превратилась в розу, затем в ювелирное изделие тончайшей работы, чтобы сразу же после этого превратиться в пыль…

Утром, чтобы окончательно не сойти с ума, Трубопроводов объявил субботник.

– Кто не работает, тот не ест – заявил он Калисте Никоноровне, – будем убирать дом.

– Тебе не стыдно заставлять меня работать? – спросила на всякий случай она.

– Это в терапевтических целях, – ответил Трубопроводов.

Весь день они драили дом. Вечером, почувствовав приятную усталость, они вместе приготовили ужин, во время которого допили остатки чая.

– Ты не мог бы достать травы? – спросил Трубопроводов Ты, когда тот в следующий раз заглянул в гости.

– Ты уже большой мальчик, и это не мое дело… Но тебе не кажется, что в жизни есть вещи не только важней, но и интересней, чем каждый день глушить себя лошадиной дозой наркотика?

– Да я уже и сам не хочу. Мне бабку жалко. Она почти уже на ноги встала, а тут…

Когда заполярные вернулись домой, они не поверили своим глазам. Умирающая не так давно Калиста Никоноровна, гуляла с папиросой в зубах по двору и мило беседовала, причем это был диалог двух воспитанных существ, с соседским котом Маратом.

– Как вам это удалось! – с благоговейным чувством спросил Заполярный у Трубопроводова, играющего в шахматы с телевизором.

– Это еще проще, чем проиграть этой штуковине, – ответил Трубопроводов, которому еще ни разу не удалось выиграть у телевизора, – достаточно периодически снабжать ее лекарством.

– А это не опасно? – спросил Заполярный.

– А что тут может быть опасного? – удивился Трубопроводов.

– Ты только посмотри, на эту благодать! – сказал Ты, останавливаясь возле дома, во дворе которого стоял огромный, настоящий деревянный сортир, – Знаешь, когда я впервые увидел его, я осознал, что если мы не попадем внутрь любым способом, можно считать, что жизнь прожита зря.

Это грандиозное деревянное сооружение, состояло из двух отделений – мужского и женского. Стоял сортир, разумеется, в глубине двора, но не заметить его было невозможно. Двор с сортиром находился как раз ровно на полпути между домом Заполярных и железнодорожной станцией, так что Ты не мог его не заприметить.

– Согласись, удобства обезличивают человека, – продолжил он, дав приятелю возможность насладиться этим великолепным зрелищем.

– С чего ты взял? – спросил Трубопроводов, скорее для поддержания разговора, чем из любопытства.

– Сам посуди. Что может рассказать о своем хозяине унитаз, в отдельной изолированной квартире со всеми удобствами, плюс туалетная бумага, если, конечно, тот не конченый засранец? Ничего. Максимум, что можно узнать, так это сколько он выложил за свой трон, да и то приблизительно. Другое дело настоящий деревянный выгребной сортир с гвоздем для бумаги, на котором томятся в ожидании своей участи страницы из книг, журналов, газет… Это сооружение, можно сказать, является истинным зеркалом человеческой души. Достаточно зайти в такой туалет, чтобы понять, чем человек дышит, что читает, над чем задумывается в минуты кишечного расслабления, что он пытается донести до своей истинной сущности, какими словами прикасается к самому центру своей души.

– Не слишком ли ты категоричен?

– Ничуть. Это было озарение, инсайд. Магомет увидел Коран, а я – этот сортир. И знаешь, что я сделал? Навел справки. Оказывается, в этом доме живет известный столичный мумуковед Ипатьев Сигизмунд Соевич. Он регулярно устраивает у себя мумуковедческие семинары. Ты слышал когда-нибудь о Мумуки?

– Нет, – признался Трубопроводов.

– Я тоже ничего о нем не слышал, но на всякий случай записал нас на очередной однодневный семинар, который начинается завтра утром. Сигизмунд Соевич любезно согласился предоставить нам на ночь кров, так что сегодня мы живем с тобой здесь. Я уже все оплатил. Идем.

Взяв Трубопроводова под руку, Ты повел его в дом. Их встретил высокий видный мужчина приятной гетеросексуальной наружности.

– А вы, надо понимать, тот самый выдающийся первопроходец? – спросил он у Трубопроводова, пригласив их в дом.

Не зная, что сказать, Трубопроводов замялся.

– Вот ваша обитель, располагайтесь, – сказал Сигизмунд Соевич, приведя гостей в небольшую комнату, судя по всему, бывшую детскую. Там стояло две кровати, тумбочка и небольшой стол. – Прошу простить за скромность обители. Надеюсь хоть немного компенсировать это ужином. Отказов не принимаю.

Надо заметить, что друзья и не собирались ему отказывать.

Ужин был обильный и вкусный. За столом хозяин расспрашивал Трубопроводова о путешествиях, и тому ничего не оставалось, как, краснея, пересказывать прочитанные когда-то книжки. Кроме самого Трубопроводова его ложь не смущала никого.

– Скажите, а вы давно уже занимаетесь проблемой Мумуки? – спросил Сигизмунд Соевич, когда все трое перешли к сигарам и коньяку.

– Если честно, то, узнав о ваших семинарах, мы решили, что нельзя вот так совершенно ничего не знать о Мумуки, – признался Трубопроводов.

– Что ж, вполне похвальный интерес, и вполне похвальная честность. Думаю, вы вполне можете получить необходимые начальные знания для участия в семинаре из брошюры, которую вы найдете в тумбочке. А теперь прошу меня извинить. Надо готовиться к семинару.

С удовольствием извинив Сигизмунда Соевича, друзья отправились к себе в комнату. Было еще относительно рано, но они забрались в постели. Ты взял брошюру.

– Почитать? – спросил он.

– Если не трудно.

– Краткое руководство для начинающего мумуковеда, – прочитал он.

КРАТКОЕ РУКОВОДСТВО ДЛЯ НАЧИНАЮЩЕГО МУМУКОВЕДА

Надо сказать, что то вопиющее незнание чего-либо о Мумуки, которое мы сегодня можем наблюдать практически во всех слоях общества, является более чем серьезным симптомом. Будучи прекрасным конспиратором и безжалостным хищником, Мумуки атакует свою жертву так, что та даже не подозревает о своем поражении. Непосвященный в дела этого монстра человек и в свободном состоянии практически не способен распознать своего врага, а, попав в лапы к Мумуки, он превращается в полностью беззащитное существо. Дело в том, что, захватив свою жертву, Мумуки надевает нечто похожее на шоры на сознание жертвы, после чего человек всю оставшуюся жизнь влачит существование его покорного раба, даже не сознавая этого.

Так кто же такой Мумуки? И что мы о нем можем знать? Несмотря на то, что Мумуки превосходно прячется в глубинах нашего сознания, кое-что о нем все же известно. С давних времен существовали антимумукские школы, позволяющие людям противостоять этому демону-паразиту.

В традиции древних толтеков, как объяснял дон Хуан Карлосу Кастанеде, под Мумуки понимается тот искусственный разум, что нам насаждают летуны. В даосской и в дзен буддистской традициях – это тот самый ум, который надо отбросить. В Христианстве – это демон искуситель, а в сатанизме – дух человеческой глупости. Ницше говорил о нем, как о демоне тяжести…

В традиции дзен-терроризма Мумуки – это демон мозгового секса или такой информационно-энергетический паразит, чьей средой обитания служит человеческое сознание. Мозговой секс – или секс между мозгами, названый в народе мозгоебизмом – это метод размножения Мумуки, который путем акта мозгового секса захватывает власть над все новыми и новыми сознаниями.

Как понять, что ты находишься под властью Мумуки или как диагностировать этот недуг? Вопрос очень сложный и не имеющий однозначного ответа. Но некоторые признаки заражения все же существуют.

Любой мозговой сексуальный акт с твоим участием говорит о том, что ты одержим Мумуки.

Одним из излюбленных мест его гнездования является наше эго. Отсюда следует, что:

– если ты чувствуешь себя пупом земли – ты одержим Мумуки;

– если, наоборот, ты страдаешь от ощущения того, что ты ничтожество – ты одержим Мумуки;

– если тебя влекут вершины власти, или наоборот, если ты идешь по пути аскетизма и отречения – ты одержим Мумуки;

– если ты знаешь, как должны себя вести окружающие и при любом удобном случае пытаешься наставить их на путь истинный – ты одержим Мумуки;

– если ты постоянно имитируешь мозговой секс наедине с собой – ты одержим Мумуки.

Другим свойством Мумуки является отсутствие собственного лица, поэтому он всегда действует от имени жертвы. При этом Мумуки ни за что не может себе позволить выглядеть идиотом. Поэтому:

– если ты боишься сделать глупость – ты одержим Мумуки;

– если тебя заботит, как ты выглядишь в чужих глазах – ты одержим Мумуки;

– если тебе важно быть настоящим мужчиной или настоящей женщиной – ты одержим Мумуки.

Как избавиться от Мумуки? Если ты уже одержим Мумуки, избавиться от него очень трудно. Для начала нужно ослабить его влияние. Для этого необходимо лишить его возможности заниматься мозговым сексом, причем как сексом с партнером, так и сексом в режиме мастурбации. Для этого необходимо быть бдительным, и каждый раз, когда Мумуки посредством тебя будет вступать в сексуальную связь, необходимо отслеживать этот процесс в мельчайших деталях. Со временем у тебя начнет получаться улавливать тот момент, когда Мумуки будет браться за дело. Достаточно тогда сохранить контроль над собственным сознанием, и Мумуки будет побежден.

На первых этапах сопротивления можно попросить помощи у близких, чтобы они сообщали, когда ты пытаешься вступить с ними в ментальную половую связь. Очень сильно в борьбе с Мумуки помогают такие дисциплины, как йога, медитация, тантра, дзен…

Дзен-террористы также применяют метод идиотизма, заключающийся в постоянном третировании Мумуки посредством внешне глупого поведения. Для начала, например, можно встать на голову и трижды пропеть гимн какой-нибудь африканской страны. В этом случае Мумуки будет шокирован, и его можно будет попытаться изгнать 33 кратным повторением его имени.

Научившись обнаруживать Мумуки в себе, можно приступать к экзорцизму или помощи в изгнании Мумуки.

При этом необходимо понять, стоит ли вообще это делать. Большинство людей ни за что не захочет избавиться от этого паразита, считая его чуть ли не главным своим богатством, поэтому любая попытка изгнания Мумуки будет встречена в штыки. А такие люди, как начальники и администраторы вообще культивируют в себе этого паразита.

Но близкому человеку, желающему избавиться от Мумки, помогать не только можно, но и нужно.

И здесь необходимо начинать с борьбы против анонимности.

Каждый раз, когда Мумуки пытается подмять под себя объект экзорцизма, следует громко закричать:

– Мумуки! Я знаю, это ты! Изыйди!

Обычно на эту фразу одержимый отвечает взрывом гнева, но ни в коме случае нельзя отступать. На все его многочисленные аргументы следует отвечать следующим образом: необходимо немного вытащить язык изо рта, принять важную позу и издать ртом пердящий звук. Повторять следует до тех пор, пока Мумуки не выбьется из сил.

– Я же тебе говорил! – довольно сказал Ты, закончив чтение.

– Ты о чем?

– Такие мысли могут прийти только в голову человека, который ходит в настоящий сортир. Пойдем, осмотрим этот шедевр?

Как оказалось, это нелепое на первый взгляд сооружение на самом деле было продумано до мелочей. В сакральности замысла сортир ничем не уступал таким символам загадочности и успеха, как Сфинкс и пирамиды. Как я уже писал, сортир был разделен на два отделения: мужское и женское. В каждом отделении было по три удобных стульчака. Перегородок между стульчаками не было, что позволяло посетителям не лишать себя роскоши общения. Возле каждого стульчака на расстоянии вытянутой руки была полочка, где лежали салфетки с напечатанным на них текстом.