Текст книги "Виктор"

12

Как и следовало ожидать, убийство и ограбление священника всполошили не только Клермон-Ферроан, но и всю Францию. За голову Виктора, которого обвинили в этом преступлении, назначили неплохую награду. Так, по крайней мере, писали в газетах.

Но Виктору было не до газет. Понимая, что все собаки будут повешены на него, он шёл в Лимож по малопроходимым, безлюдным местам. Спать он старался в лесу, питался ягодами и дождевыми червями. Иногда осмеливался совершать набеги на деревенские огороды. Но почему Виктор шёл в Лимож? Его толкала туда та же сила, которая отправила Колумба на поиск короткого пути в Индию. Виктор верил, что только исполнение последней воли отца Бертрана позволит ему очиститься от подозрений в этом преступлении. В противном случае… Виктор не хотел об этом думать.

Больше всего бесило Виктора то, что в кармане у него была внушительная сумма денег, которую он просто не мог себе позволить потратить. Он не мог себе позволить роскошь пусть даже мимолетного общения с людьми. Заподозри хоть кто-то в нём убийцу священника, и враг, которому при благоприятном стечении обстоятельств даже в голову не придёт искать Виктора в Лиможе, бросит все силы теперь уже по его следам.

Странно, но наиболее ярким воспоминанием, связанным с дорогой в Лимож, была встреча с коровой. Она одиноко паслась на лугу, который был виден из окон деревенских домов. Несмотря на это, Виктор, выглядевший уже настоящим бродягой, не побоялся к ней подойти.

– Привет, – сказал он ей по-русски, – как дела?

Посмотрев на Виктора своими грустными глазами, корова ответила мычанием.

– Ты же хорошая девочка? – перешёл Виктор на французский.

Этот вопрос остался без ответа.

– Тебе ведь не жалко немного молока? Хорошая девочка…

Разговаривая с коровой, Виктор встал возле неё на четвереньки и как телёнок принялся сосать тёплое молоко прямо из коровьего вымени. Никогда больше Виктору не доводилось есть что-либо столь же вкусное, как это коровье молоко.

– Спасибо тебе, хорошая девочка, – произнёс он, насытившись. – Прощай.

Поднявшись на ноги, он нежно поцеловал корову в морду. В тот момент для Виктора она была самым близким существом во Вселенной.

Наконец, Виктор ступил на землю Лиможа. Выглядел он – краше в гроб кладут: худой, оборванный, грязный, обросший, с взбитыми колтуном волосами, он был похож на лешего или домового. Виктор брёл по городским улицам, сходя с ума от запахов кофе, свежего хлеба, еды… Еда сводила его с ума, но он твёрдо решил найти сначала священника, а уж потом…

Современный центр Лиможа с шумными торговыми улицами вырос на месте аббатства Сен-Марсьяль, основанного в III веке на месте захоронения первого епископа Лиможа. К XI веку аббатство стало одним из важных остановочных пунктов на пути паломников в Сантъяго-де-компостела, таким же важным, как Сен-Реми в Реймсе или Сен-Сернен в Тулузе. Во время французской революции аббатство было уничтожено, и на его месте появился новый городской центр.

Церкви Сен-Мишель-де-лион, расположенной в современном центре города на улице Адриен-Дюбуше, удалось избежать подобной участи. Более того, она стала одной из основных достопримечательностей Лиможа. Своё название церковь получила благодаря двум гранитным львам, охраняющим вход в башню, которую венчал шпиль с медным шаром. Внутреннее пространство церкви сохранило её первоначальную прямоугольную форму, а её окна были украшены витражами XV века. Знаменита она ещё и тем, что в ней хранятся реликвии святого Марсьяля.

Но Виктору было не до этих тонкостей. Его интересовал только отец Филипп.

– Его нет, – нехотя бросил Виктору служка.

– Мне он очень нужен по важному делу, месье, – попытался объяснить Виктор, но тот не стал слушать жалкого бродягу. Да и кто стал бы с ним разговаривать?

Выйдя из церкви, Виктор решил искать помощи у такого же оборванца, как и он сам. На паперти дежурили несколько нищих. Один бродяга, совсем ещё мальчик, стоял чуть поодаль и уплетал сухой хлеб.

– Хочешь заработать? – спросил его Виктор, доставая из кармана серебряную монету.

– Смотря что вы хотите взамен, – глаза беспризорника оживились.

– Отведи меня к дому отца Филиппа, и деньги твои.

– Без проблем.

Отец Филипп жил в большом, красивом доме всего в нескольких кварталах от церкви, на улице Бушери. В средние века на ней были расположены мясные лавки, но к 19 веку она стала довольно престижным районом. Наверно только усталость, голод и предвкушение финиша этого утомительного пути заставили Виктора постучать в дверь. Открыл слуга, надменный, как самовар.

– Держи, – сунул он Виктору медяк, приняв его за попрошайку.

– Мне нужен отец Филипп, – сказал Виктор, возвращая слуге деньги.

– Что? – опешил тот.

– Мне нужен отец Филипп по очень важному делу, – повторил Виктор.

– А папа римский тебе случайно не нужен?

Он собирался захлопнуть дверь, но Виктор вставил в щель носок ботинка.

– Что ты себе позволяешь! – завопил слуга.

Рванув дверь, Виктор схватил его за горло и медленно произнёс, чеканя каждое слово:

– Иди и доложи отцу Филиппу, что его хочет видеть человек, которому есть что сказать о смерти отца Бертрана, или ты будешь следующим трупом. Тебе всё ясно?

– Но как я о вас доложу? – испуганно пролепетал тот, увидев в глазах Виктора, что тот не шутит.

– Моё имя – Леон Бержье.

– Одну минуту, месье.

Услышав имя предполагаемого убийцы, слуга окончательно растерялся.

Он вернулся минут через пять.

– Отец Филипп примет вас, прошу за мной.

Они пошли по широкой мраморной лестнице, застеленной дорогим ковром, через огромный зал, стены которого были увешаны картинами старинных мастеров, и вошли в кабинет священника. В достойном короля кресле, за столом прекрасной работы сидел немного полный мужчина средних лет. У него было умное доброе лицо жизнелюба. Интересно, как его занесло в попы? – подумал Виктор.

– Присаживайтесь, – предложил он Виктору обитый бархатом стул.

– Я постою. Боюсь испортить вашу мебель.

– Не стоит беспокоиться о таких пустяках.

Виктор сел.

– Если я правильно понял, вы и есть тот человек, которого подозревают в убийстве священника?

– Вы правы, святой отец. Отец Бертран умер у меня на руках. Он сам отдал мне деньги, они до сих пор у меня, и попросил найти вас.

– Да? И для чего?

– Он просил передать, чтобы вы помолились за упокой его души.

– Это меняет дело, – лицо отца Филиппа стало серьёзным. Сделаем так. Я предоставлю вам еду, одежду и кров, а потом, когда вы отдохнёте, вы ответите на наши вопросы.

Ранним утром следующего дня Виктор вновь был приглашён в кабинет отца Филиппа. Кроме священника там было трое мужчин в монашеском одеянии. Также в кабинете появилась ширма, которая кого-то скрывала от Виктора, а, возможно, и от других членов этого совета.

– Да вас не узнать, сын мой! – воскликнул отец Филипп, когда Виктор вошёл в кабинет.

И действительно в Викторе было трудно узнать того бродягу, который практически силой вломился вчера в дом священника. На этот раз Виктор был выбрит, подстрижен, накормлен и вымыт. Правда, он немного не выспался, но это уже были пустяки.

Допрос продолжался несколько часов без перерыва. Сначала Виктора заставили раза три повторить свой рассказ обо всём, что было связано с убийством отца Бертрана. Затем они долго и въедливо расспрашивали Виктора обо всех мельчайших подробностях. Вопросы сыпались один за другим. И, несмотря на благожелательный тон допрашивающих, Виктор понимал, что усомнись они хоть на миг в его словах, и доброжелательная беседа враз превратится в допрос с пристрастием в стиле старой доброй инквизиции. Поэтому он старался не врать, быть искренним и доброжелательным. Правда, он нашёл в себе мужество отказаться назвать своё истинное имя и имя Джеймса, но дознаватели не особенно и настаивали. Наконец, любопытство священников было удовлетворено. В кабинете наступила тишина, длившаяся несколько минут. Её прервал заговоривший вдруг человек за ширмой. Во время допроса он не проронил ни звука.

– Благодарю вас, месье Бержье, – сказал он приятным мужским голосом, – вы оказали нам неоценимую услугу, и можете поверить, добро мы помним так же хорошо, как и зло. Мы снимем с вас обвинение в убийстве. Правда, официальным убийцей останется Леон Бержье. Не стоит подрывать авторитет полиции у населения. Надеюсь, у вас в запасе есть ещё пара имён?

– Разумеется, сударь. Об этом не стоит волноваться.

– И так, полицию мы берём на себя. Что же касается ваших врагов, которые, убив одного из нас, теперь стали и нашими врагами, то для принятия мер потребуется какое-то время. Но мы сможем сопроводить вас в Париж. Дело в том, что через два дня наш епископ едет туда по делам. Мы включим вас в его свиту. А пока вам придётся погостить у нас. Надеюсь, вас это не стеснит?

– Это большая честь для меня, – ответил Виктор.

При этом он подумал, что судьба свела его с серьёзными людьми, раз им достаточно всего два дня для проверки его слов.

– Тогда позвольте ещё раз поблагодарить вас за то, что любезно ответили на все наши вопросы. Примите наши извинения за то, что мы сильно вас утомили. И… не смею вас больше задерживать.

Спустя три дня у ворот дома в одном из самых богатых районов Парижа остановился фиакр. Из него вышел молодой человек в одежде священника. Отпустив извозчика, он позвонил в дверь.

Спустя несколько минут со стороны дома к воротам подошёл Безымянный, одетый слугой.

– Здравствуйте, месье Григорьев, – поприветствовал он Виктора.

– Ты?.. – удивился Виктор. – Но почему ты в таком виде?

– С недавних пор я занял место слуги, месье.

– Но…

– Зовите меня Патриком, месье. Слуга в этом доме традиционно носит имя Патрик.

Разговаривая, они подошли к дому.

– Патрик.

– Да, месье.

– Мне срочно нужно поговорить с Джеймсом.

– Месье Рид в гостиной, месье Григорьев, читает ваш некролог.

– Что?!

– В газете напечатали, что убийца священника в Клермон Ферране был убит полицейским при попытке оказать сопротивление при аресте. Как и предполагалось, это был Леон Бержье, уроженец Гренобля.

– Привет! С возвращением, – обрадовался Виктору Джеймс. – Для призрака покойного друга ты выглядишь великолепно.

– Полиции удалось убить только имя.

– Не думаю. Нельзя лишать общественность лицезрения тела покойного убийцы.

– Хочешь сказать, что какой-то несчастный заплатил жизнью за эту ложь?

– У полиции всегда есть пара-тройка тех, кого они с удовольствием отправили бы в мир иной, найдись только повод… В любом случае пусть мёртвые хоронят своих мертвецов. Нам же горевать некогда. Патрик, ты приготовил карету?

– Да, месье Рид.

– Нам предстоит поездка в Отей (пригород Парижа). Думаю, тебе стоит переодеться. Господин Мазерс не из тех, кто любит священников. Даже липовых.

– Кстати, ты знаешь, кто такой Мазерс? – спросил Джеймс, когда они выехали из дома.

– Боюсь, что нет.

– Этому человеку суждено войти в историю.

Самуэль Лиддел Мазерс родился в январе 1845 года в семье лондонского чиновника. В юности он увлекался боксом, военной историей, стратегией и тактикой настолько серьезно, что в 1884 году издал свой перевод с французского учебника по военному делу для пехотинцев. Параллельно Мазерс усиленно изучал иностранные языки. Вскоре он мог читать и переводить тексты с иврита, латыни, греческого, французского, коптского и кельтского. Но главным увлечением Мазерса были оккультные науки, изучение которых привело его в 1877 году в масонскую ложу в Борнмаунте. Меньше чем за 18 месяцев он прошёл все ступени посвящения от Ученика до Мастера, а в 1881 году вступил в английское Общество розенкрейцеров. Однако в 1882 году Мазерс порвал с масонством, которое, судя по всему, перерос, и вышел из ложи. Начало восьмидесятых прошло для Мазерса под знаменем алхимических опытов и визионерской практики с известным тогда металлургом, алхимиком и ясновидцем Фредом Хокли. В это же время он познакомился с Анной Кингсфорд, христианским мистиком и одной из первых английских феминисток. Позже он посвятил ей свой первый серьёзный труд – «Каббалу разоблачённую».

В 1887 году Мазерс стал одним из основателей Ордена Золотой Зари. Существует масса версий образования Ордена. Согласно одной из них в 1886 году доктор Уинн Уэсткотт, член Розенкрейцерского Общества Англии и член Теософского Общества Блаватской получил около шестидесяти страниц зашифрованной рукописи от стареющего масона преподобного Вудфорда. Вудфорду, в свою очередь, они достались после смерти Фреда Хокли. Этот манускрипт представлял собой краткий конспект серии ритуалов некоего оккультного ордена. Для его расшифровки и разработки на его основе системы, пригодной для основания Ордена, Уэсткотт обратился к Мазерсу (они уже были знакомы), имевшему к тому времени хорошую репутацию в таких кругах. В качестве третьего компаньона Мазерс пригласил доктора Вудмана, известного каббалиста и ведущего члена Розенкрейцерского Общества Англии.

Кроме описания ритуалов, в манускрипте Уэсткотта был указан адрес немецкого Адепта – Сестры SDA. Уэсткотт написал ей письмо, после чего у них завязалась переписка, в результате которой он получил внушительную часть учений ордена, а также разрешение на основание Лондонского Храма Изида-Урания № 3. Вскоре после этого Уэсткотт, Мазерс и Вудман были возведены в почётную степень Свободных Адептов, позволяющую им начать работу Ордена.

К сожалению, увлечение оккультизмом не приносило Мазерсу никаких доходов, и он был настолько беден, что ему часто не хватало денег даже на еду. Чтобы заработать хоть немного, он принимал участие в боксёрских боях. Только в 1890 году Мазерс, при содействии члена ордена Анни Хорниман, получил место куратора в музее её отца – Хорниман-музее. Однако бедность не помешала Мазерсу познакомиться с сестрой философа Анри Бергсона – красавицей Миной Бергсон, а потом и жениться на ней. Зато на оккультном поприще дела шли просто великолепно.

В декабре 1891 года умер доктор Вудман. В этом же году внезапно прекратилась переписка Уэсткотта с Анной Шпренгель (Сестрой S.D.A.). Но уже в 1892 году Мазерс заявил, что установил связь с Тайными Вождями, представительницей которых и была Анна Шпренгель. Вскоре после этого он основал Второй (Внутренний) Орден, ставший известным как «Орден Рубиновой Розы и Золотого Креста». Дверь во Внутренний Орден открывалась только после приглашения и сдачи экзаменов.

Весной 1892 года Мазерсы переехали из Лондона в Париж.

Мазерс, как позже сказал о нём Йейтс, член Ордена Золотой зари, был наполовину лунатиком, наполовину мошенником. Так без каких-либо оснований он присвоил себе фамилию и титул Мак-Грегора графа де Гленстрэ, настаивая на том, что фамилия Мазерс стала использоваться родом Мак-Грегоров после того, как в 1603 году они были объявлены вне закона.

Переехав в Париж, Мазерсы поселились сначала в доме на бульваре Сен-Мишель, 121, но позже перебрались в небольшой, но вполне симпатичный дом на улице Моцарта, 87 в пригороде Отей.

По своему обыкновению Мазерс встретил гостей в костюме хайлендера, сшитом из тартана цвета рода Мак-Грегоров.

Традиционно шотландцы подразделяются на хайлендеров, или жителей гор, и лоулендеров – жителей равнин. Хайлендеры считают себя кельтами, потомками скоттов, которые пришли в Британию из Ирландии в VI веке. Известная всему миру национальная шотландская мужская юбка – килт – является частью национального костюма хайлендеров. Лоулендеры в большинстве своем являются потомками датчан и англосаксов. В отличие от своих горных собратьев, они традиционно носят штаны, причём зачастую даже не клетчатые. Хайлендеры смотрят на лоулендеров несколько свысока.

У каждого шотландского клана есть день, когда все члены клана надевают свой костюм, где бы они ни были. Традиционно в дневной шотландский костюм входят: килт, твидовая куртка, простые длинные чулки, тэмешэнте (берет) и кожаный спорран – кошелёк который висит на узком ремешке, охватывающем бёдра. Вечером надевается меховой спорран, чулки со своим определённым тартаном, усложнённая, отделанная рюшем рубашка и усложнённая куртка.

Особо следует упомянуть о ноже, который истинный горец носит с собой всегда за правым чулком. Обычно на рукоятке ножа выгравирован цветок чертополоха и вправлен топаз. Мирные люди носят нож всегда с внешней стороны голени, и наличие ножа с внутренней стороны свидетельствует об объявлении войны.

Принадлежность к клану определяется по рисунку тартана – шерстяной материи с образцом линий различной ширины и различных цветов, которые пересекают друг друга под определёнными углами. Надеть чужие цвета или заиграть чужую мелодию на волынке во время церемониального марша – это грубейшее социальное нарушение. За порядком строго наблюдает Главный Герольд, Хранитель гербов и старшинства кланов.

Мазерс проводил гостей в свой кабинет – небогато обставленную комнату, в которой, тем не менее, находились достаточно дорогие магические аксессуары и старинные манускрипты.

– Чем могу быть вам полезен, господа? – спросил он, предложив гостям виски.

– Зная вашу репутацию человека, имеющего глубокие познания в тайных или оккультных науках, мы бы хотели узнать ваше мнение вот об этом, – Джеймс положил на стол несколько страниц из старинной книги.

Едва взглянув на них, Мазерс пришёл в такой восторг, словно ему подарили бриллиант размером с арбуз.

– Но ведь это!.. – волнение помешало ему договорить.

– Ключ Абрамелина, – закончил за него предложение Джеймс, – только с ним можно открыть глубинный смысл трудов этого поистине выдающегося волшебника.

Для Мазерса, который как раз занимался изучением и переводом книги магии Абрамелина на английский язык, Джеймс был посланцем свыше. О волшебнике Абрамелине Мазерс узнал из манускрипта, хранившегося в парижской библиотеке Арсенала. Это была книга, написанная Авраамом Евреем в 1458 году. Подобно многим образованным евреям того времени, он обучался тайным наукам, и в погоне за Знанием отправился в Египет. Там он познакомился с человеком по имени Аарон, который и рассказал ему о маге Абрамелине, живущем в Арачи. Авраам Еврей стал учеником Абрамелина. Значительно позже, уже будучи опытным магом, он написал книгу, содержавшую всё то, чему он научился у Абрамелина. Эта книга была переведена на французский язык около 1700 года. С тех пор эта книга считается одной из наиболее серьёзных оккультных работ.

– Я бы хотел просить вас об одолжении скопировать эти страницы. Взамен можете просить всё, что угодно! – произнёс Мазерс дрожащим от волнения голосом.

– Это совершенно излишне, – ответил Джеймс, и лицо Мазерса стало печальным. Он прекрасно понимал, что мало кто захочет лишиться монополии на обладание таким сокровищем, как эти несколько страниц. Какого же было его удивление, граничащее с восторгом, когда Джеймс продолжил после небольшой паузы, – мы готовы преподнести их вам в дар.

Мазерс не поверил своим ушам.

– В ответ мы бы хотели просить вас об одной услуге.

– Всё, что в моих силах!

– Мы бы хотели встретиться по одному весьма важному для нас делу с господином, который не далее как сегодня прибыл в Париж ради встречи с вами по одному деликатному вопросу.

– Хорошо. Я организую вам эту встречу, – пообещал Мазерс. Он так и хотел спросить: «И всё?!». То, о чём его просили эти люди, было сущей ерундой по сравнению с этим более чем щедрым подарком.

– Кстати, думаю, сегодня же или в крайнем случае завтра он непременно нанесёт вам визит, – сообщил Джеймс.

– Это тем более упрощает дело.

– Заранее благодарю вас и не смею больше отвлекать от ваших дел.

13

Волны с присущей им бесконечной настойчивостью накатывались на берег. Временами они были настолько огромными, что, казалось, своими верхушками упираются в небо, а временами превращались в чуть заметную рябь. Волны создавали Пограничную Зону – узкую полоску мокрого песка, за которым бушевал другой океан – Океан Песка, волны которого (пусть медленней) с той же настойчивостью обрушивались в воду.

На мокром песке Пограничной Зоны сидел Виктор. Он смотрел туда, где Океан сходится с небом. Виктор давно уже потерял счёт времени, он фактически превратился в часть окружающего ландшафта. Виктор всматривался в затянутый легкой дымкой горизонт. Иногда эта дымка рассеивалась, и он мог видеть смутное очертание острова, где в прекрасном замке ждала Возлюбленная. Она уже наполнила чаши тем золотым вином, что делает человека подобным богам.

Несмотря на свою близость, остров оставался недосягаемым. На всём берегу не было ничего такого, из чего можно было бы сделать лодку или плот. А уж о том, чтобы попытаться добраться до острова вплавь, не могло быть и речи: Океан буквально кишел невообразимыми хищными тварями.

Поэтому вечность сменялась вечностью, а Виктор всё так же сидел и смотрел туда, где вода сходится с небом, надеясь хоть на несколько секунд вновь увидеть очертания острова Возлюбленной. И так было всегда. Этот отрезок берега был прошлым, настоящим и будущим… Казался таким.

– Будьте добры… глоток воды и немного хлеба… я не ела целую вечность…

Виктор не сразу понял, что он не один. Больше не один. Откуда-то на этом пустынном берегу появилась закутанная в рваньё старуха. Она была худой и сгорбленной. Казалось, даже лёгкий ветерок способен сбить её с ног. Разумеется, старуха была безумной, иначе она не стала бы просить у Виктора того, чего просто не существовало в этом странном месте.

Старуха с мольбой смотрела на Виктора своими безумными глазами и не собиралась уходить.

– Я не могу выполнить твою просьбу. Я сам забыл уже, что такое пресная вода и пища, – сказал он.

– Зачем ты обманываешь старую женщину? Что я, не вижу, что рядом с тобой стоит стол, который ломится от яств, – недовольно пробурчала старуха.

– Тогда можешь угощаться всем, что видишь.

– Вот это другое дело, – обрадовалась старуха, – спасибо тебе, добрый человек.

После этих слов она села за невидимый стол и принялась жадно есть. В её трясущихся старческих руках из ниоткуда появлялись куски мяса, хлеб, сыр, молоко…

– Ты что, колдунья? – только и смог спросить Виктор.

– Я – Тень, хотя большинство из вас зовёт меня Истиной, – ответила старуха, не переставая жевать, – так что можешь считать меня Тенью Истины. Истину же узреть не дано никому, только лёгкую тень… Поэтому меня обычно и принимают за неё. Ты был добр ко мне, – сказала старуха, закончив есть, – и теперь пришло время платить. Открою тебе одну из тайн: ты не видишь из-за обусловленности своего ума, который играет с тобой в эти игры. Смотри.

Стоило старухе сказать «смотри», как мир вокруг переменился в одно мгновение. Пустыня превратилась в цветущий сад. Рядом с Виктором действительно стоял ломящийся от всевозможных деликатесов стол, за которым сидела женщина необычайной, ангельской красоты в прекрасных одеждах. Это её он видел старухой. И лишь Океан оставался таким же, как был, только волнение несколько усилилось. Из груди Виктора вырвался стон разочарования: несмотря на все случившиеся перемены, остров был для него всё также недосягаем.

– Ты прав, нет ничего сильнее зова Возлюбленной, – произнесла красавица, – вот только Океан… Он кажется таким непреодолимым. – Она рассмеялась весёлым, звонким смехом, больно ударившим Виктора в самое сердце. – Но стоит ли печалиться? Открою тебе ещё одну тайну: когда-то, не так давно, некто с теми, кто назывался его апостолами, пытались уже преодолеть Океан. Он, зная тайну Океана, уверенно шёл по воде, тогда как апостолы в своей лодке до смерти боялись волн. Так знай: Океан – это тень твоего ума. Успокой ум, и ты перейдёшь по водной глади, как посуху.

Рассмеявшись своим звонким смехом, Тень Истины исчезла так же внезапно, как и появилась…

Сев на кровати, Виктор тупо уставился перед собой, стараясь сообразить, куда на этот раз занесла его нелёгкая. Странный сон, жуткое состояние здоровья – его словно бы перемололи в мясорубке и слепили заново из этого фарша, из этой однородной, непокорной, расползающейся субстанции; промозглая сырость – за окном шёл дождь, и небо было затянуто низкими тяжёлыми тучами; хроническая усталость… – всё это поспособствовало его минутной дезориентации в пространстве и времени.

Наконец, окончательно проснувшись, Виктор вспомнил события последних дней.

Едва они вернулись от Мазерса, Джеймс отправил Виктора в Шотландию, в поместье Мак-Розов, где гостила Жозефина. Дорога оказалась сущим адом. Виктор тысячу раз успел проклясть тот день, когда из соображений безопасности выбрал поездку по морю, вместо того, чтобы ехать через Англию на поезде. Он и представить себе не мог, насколько ужасной может быть морская болезнь. Так что, прибыв в Эдинбург, он был похож на смерть. Сойдя с корабля на берег, Виктор готов был лечь и умереть на месте, но, к счастью, в порту его ждала карета. Карета была из дорогих, с прекрасными рессорами, но измученный морской болезнью Виктор реагировал на каждую кочку так, словно был надет на обод вместо шин. Не удивительно, что, добравшись до места, он кое-как принял ванну и рухнул в постель. Кроме слуг в доме не было никого – все обитатели дома отправились к соседям на костюмированный бал-маскарад по случаю какой-то важной семейной даты. Виктор был этому рад – ни с кем не надо говорить, не надо знакомиться, отвечать на вопросы… Ему едва хватило сил доползти до постели.

Спал он долго, более чем вечность, но сон не только не придал новых сил, но, казалось, лишил и последних. Получив послабление, плоть решила заявить о своих правах на отдых.

Чтобы хоть немного прийти в себя, Виктор сначала умылся холодной водой, а затем вылил целый кувшин себе на голову. Немного полегчало, но совсем малость. Вытираясь, Виктор посмотрел на себя в зеркало над умывальником. Он увидел уставшее, осунувшееся лицо бледно-зеленоватого цвета. Вокруг красных глаз были тёмные круги.

– Привет, – сказал он своему отражению в зеркале, – выглядишь ты неважно.

– Ты, брат, тоже не лучше, – ответил он за своё отражение.

В столовой Виктора ждал холодный завтрак – яйцо с беконом и остывший чай. Есть не хотелось, но он по привычке принял еду как лекарство – такая привычка вырабатывается у тех, кто не знает, когда удастся сесть за стол в следующий раз.

Дом словно бы вымер, – Виктору пришлось несколько минут бродить по пустым коридорам, прежде чем на глаза попалась хоть одна живая душа в обличии слуги.

– Чем могу быть вам полезен, сэр? – спросил он Виктора.

– А где все?

– Господа Мак-Розы отправились по делам в город, сэр. Молодёжь помогает священнику в подготовке благотворительного деревенского праздника. Мисс Рид на утренней прогулке, сэр.

– Вы случайно не знаете, где она предпочитает гулять?

– Идите к пруду, не ошибётесь, – сказал он и подробно объяснил, как туда лучше пройти.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности, сэр.

Погода была ещё более отвратительной, чем казалась в доме. Грязно-серые тучи буквально давили на голову. А промозглая сырость, заручившись поддержкой ветра, практически не встречая сопротивления, проникала под одежду, вызывая желание как можно быстрее вернуться домой. Противней всего в такой погоде то, что от неё не способна защитить никакая одежда. И хуже всего одеться слишком тепло. Достаточно хоть немного вспотеть, чтобы испытать практически все муки ада.

После солнечной Франции обычно дождливая Шотландия показалась Виктору кошмарным местом. Ему захотелось вернуться в дом, забраться куда-нибудь… в ту же библиотеку, устроиться в кресле возле камина с сигарой, бокалом коньяка и лёгкой книгой, но разговор с Жозефиной не стоило откладывать на потом.

Как и предположил слуга, Жозефина была на берегу пруда. Она стояла на живописном мостике и задумчиво смотрела на серую, под стать небу, воду. Казалось, она настолько погружена в свои мысли, что не замечает ничего вокруг…

Увидев Виктора, она радостно заулыбалась.

– Привет, – сказала она, – ты выглядишь как оживший покойник. Надеюсь, у тебя всё в порядке?

– Зато ты выглядишь просто великолепно!

Виктор не ожидал, что будет настолько рад этой встрече.

– Как тебе в Шотландии? – спросила Жозефина.

– Холодно, и если бы не твоя любовь к прогулкам, я вообще бы не вылез из дома. Как тебе удаётся заставлять себя высовывать нос из дома в такую погоду?

– Тебе тоже стоит обзавестись подобной привычкой – нам нельзя терять форму, или ты думаешь, что всё благополучно закончилось?

«Похоже, всё только начинается», – подумал Виктор, но не стал говорить этого вслух.

– Как дела дома?

– Джеймс прислал меня просить твоей руки, – сообщил Виктор после обстоятельного рассказа о положении дел дома, – он хочет, чтобы мы объявили о нашей помолвке.

– А ты не очень-то галантен, – немного обиделась Жозефина, – он хочет… сказал, как будто тебя заставляют силком.

– О нет! – как-то слишком уж эмоционально воскликнул Виктор.

– Нет? – она внимательно посмотрела ему в глаза, – смотри, за помолвкой может последовать свадьба.

– Для меня это было бы…

– Ты ведь ничего не знаешь обо мне, – что-то в её голосе неприятно задело Виктора.

– Зато я знаю тебя!

– Зря ты так думаешь… Ладно, пора возвращаться в дом – скоро обед.

За столом Виктор познакомился с обитателями дома.

Хозяином и главой семейства был Генри Мак-Роз. Это был весёлый жизнерадостный мужчина приятной наружности, несмотря на заметную полноту. Ему было чуть за пятьдесят, но его светлые густые волосы ещё не тронула седина.

Его жена Стефани была лет на 15 моложе, и для своих лет (немного за сорок) тоже выглядела неплохо. В отличие от мужа она была несколько худа, но это ничуть её не портило. Её нельзя было назвать красивой, но открытый весёлый нрав, изящество и хороший вкус делали её, по меньшей мере, привлекательной особой.

Их девятнадцатилетняя дочь Лора за свой неугомонный характер получила прозвище «Пират в юбке», и, судя по огонькам в больших выразительных глазах, не напрасно. Была она чуть ниже среднего роста и имела совершенно обычную внешность.

Племянница Мак-Розов Гейбл, двадцати пяти лет, тоже не могла похвастаться особенной красотой, но и страшненькой не была.

Также за столом сидели и женихи барышень:

Максимилиан Винс – богатый повеса из Лондона, посвятивший свою жизнь величайшему из искусств, когда-либо доступных человеку, а именно ничегонеделанию. Он был словно списан с множества романов об аристократах-повесах, весело убивающих время, пока смерть или женитьба… Он был помолвлен с Лорой.

Женихом Гейбл был Бертран Элджирон, несколько меланхоличный и взъерошенный, точно художник из второсортной пьесы, молодой человек.

– О, да мы с вами практически соотечественники! – оживился Генри, когда Жозефина сообщила, что Виктор – политический эмигрант из России.

– Правда? – удивился Виктор.