Текст книги "Стеклянный человек"

Книжный вор

Его звали Сергей. Или Сережа. Или, как он сам себя называл, Серонхелия. По паспорту: Сергей Дудник.

После нашей встречи осталось интервью в журнале «Квир» и несколько видео. Одно с поцелуем. Второе – тоже.

Со времени наших поцелуев прошло уже десять лет. Но до сих пор меня спрашивают: «А как там Серонхелия?» Или пишут в комментариях: «Ты рот помыл?» Одни в восторге, другие в ужасе. Как и все те, кто десять лет назад увидел в ютубе его, ее, «это» – Серонхелию.

Сережа был одним из первых скандальных блогеров. Известность ему принесло видео, получившее название «Кружите меня, гондоны, кружите!». И если вы подумали, что «гондоны» – это оскорбление, то ошиблись. В этом видео Сережа действительно наливает воду в два презерватива, берет их в руки и начинает кружиться. Собственно, все.

Я, как и тысячи других людей, видел это на ютубе. В комментариях писали, что Серонхелия живет в Киеве. А я как раз собирался туда с друзьями. Я сказал себе, что просто обязан с ним познакомиться, сделать интервью и поцелуй.

Мы сделали все, что я задумал. Было интервью, поцелуй и фотографии, которые мы сделали на цифровую «мыльницу». Мы сидели на кухне, изображая страсть, а потом в коридоре – коитус. Это так называется? Да, кажется, так.

Мы вели себя как два идиота и были в тот вечер абсолютно счастливы. Кухня находилась в киевской квартире, которую я снимал с друзьями, а коридор – в квартире, где жил сам Сережа. Между этими двумя квартирами лежала улица, по которой мы шли вдвоем ночью. Нас тогда хотели побить местные «быки». Но мы ушли быстрей, чем они сообразили, кто перед ними – парень в колготках, в коротких шортах и с розовыми волосами.

Сегодня инстаграм и ютуб заполнены такими парнями, но в 2010 году Серонхелия был настоящей редкостью. Именно поэтому его даже привезли из Киева в Москву на «Пусть говорят» к Малахову.

Помню, как мы ехали в метро – я, Сережа и Стас. Стас был редактором украинского гей-журнала «Один з нас» и тем человеком, который в свое время буквально подобрал Сережу Дудника, взял его с улицы, где тот жил.

Сережа рассказывал, что родители отказались от него. Так он оказался в интернате имени Макаренко в Донецкой области. Затем обучался в ремесленном училище, а в восемнадцать лет оказался на улице. Ночевал в подъездах, подвалах и на улице. Простудил почки, зубы сгнили и раскрошились – целыми остались только передние. Занимался сексом за еду. Или воровал. Так в «Обжоре» на площади Ленина Серонхелия украл шоколадную плитку. «Мент бил меня ногами что есть мочи и заставлял у него отсосать». Сережа называл это все «карнально-приапическим» своей жизни. Однажды он решил, что скоро умрет, и решил перед смертью украсть книгу. Это был Беккет. Книга Серонхелии не понравилась, но очень понравилась обложка и цена.

Но после Беккета Сережа не умер. Он уехал из Украины в Германию. Что с ним сегодня? Говорят, он по-прежнему живет в Германии и снимает там порно. Я сам находил в интернете его ролики. Он сам снимает свой секс с мужчинами. Недоброжелатели пишут, что это бомжи из Индии и Зимбабве. Я не знаю, так ли это: в кадре никто не показывает паспорт. В кадре происходит все то, о чем вы только смогли подумать. И то, что происходит в жизни миллионов людей по всей планете. Только Серонхелия выкладывает это в интернет.

Скажу честно, что меня это немного расстраивает. Но только не то, что Сережа снимает домашнее порно. Расстраивает то, что он не пишет тексты. Они заслуживают того, чтобы быть написанными. А его книга – украденной.

Впрочем, я всегда считал, что секс лучше литературы, а еда лучше секса. Без секса не умирают, без литературы тоже. Сытый желудок лучше, чем когда бьют ногами в живот. Приятного чтения, приятного аппетита.

Смерть Андрея

Я уже не помню, откуда приехал Андрюша. Кажется, из Коломны. В Москве он учился на юридическом факультете какого-то неюридического института. Здесь ему дали место в общежитии.

Андрей приехал в столицу с дорожной сумкой, в которой были модные майки и сельдерей, купленный по дороге. В общаге его поселили в комнате с кавказцами. Они ели колбасу. Андрюша поздоровался с соседями, пожал им руки. Они были огромные и волосатые, а Андрюшина рука, как у венгерского композитора Листа, – красивая, с длинными пальцами на три октавы. Оглядевшись, он сел на кровать, открыл сумку, вынул майки и сложил стопкой в шкаф. Потом съел сельдерей. Пытался уснуть.

Ночью кавказцы остановили Андрея, когда тот возвращался из туалета. Они спросили, почему тот ходит, завернувшись в простыню. Прямо спросили: не нравятся ли ему мужики? Андрей решил, что завтра же сбежит отсюда.

Но куда бежать? И тут произошло чудо. Началось с того, что Андрюша вел дневник на одном из интернет-форумов. Рассказывал о том, что у него был лишний вес и мысли о самоубийстве, но он прибег к фитнесу и сельдерею. Вскоре лишний вес ушел, а вместе с ним и мысли о самоубийстве. Пусть убиваются поклонники! Один из них и нашел Андрюшу. Это был взрослый интеллигент с жилплощадью. Журналист-международник. Сидя вечером у компьютера и щелкая по ссылкам, он наткнулся на журнал Андрея. И подумал, ах, какой прекрасный юноша, какая рефлексия, плюс суицид – как это все интересно! Не хотите ли встретиться? Конечно, Андрей хотел. Прочь, прочь из комнаты с кавказцами и колбасой.

Наступило благословенное полугодие. Журналист передал Андрея, как олимпийский факел, другим знакомым бойлаверам. Интеллектуалы кормили Андрея тортиками, водили по музеям, снабжали деньгами и обещали отвезти за границу, чтобы он увидел оригиналы великих картин. Андрюша так поумнел, что даже поставил на аватарку «Даму с единорогом» этого… да Винчи. Нет, Рафаэля.

Наверное, Андрей не случайно выбрал картину с неуловимым единорогом. За все время он умудрился не отдаться никому из своих зрелых поклонников – режиссеров, музыковедов и медиевистов. Ведь секс для него не вежливая необходимость, а продолжение любви. Она вспыхивала несколько раз к сверстникам, но, как хорошая погода, держалась недолго. И снова наступали журналисты-международники, тортики и карманные деньги.

Все это время Андрей путешествовал с квартиры на квартиру. С вуитоновской сумкой, куда были упакованы белье, зубная щетка, бритва, еще несколько вещей и красивый шарик. С этим набором ему удавалось жить целых шесть месяцев. А потом все как-то не заладилось… Все вдруг отказали Андрюше в приюте. Так, увы, бывает. Но что ему теперь делать? Возвращаться в общежитие, где кавказцы? И где его кровать давно стала общей.

Здесь мы подходим к той части рассказа, где встречаются герой и автор. С этого момента рассказ нужно воспринимать как ложь. Но, как известно, в каждой лжи есть доля правды. И правда эта горькая, как пропавший десерт. Или семя.

Тем вечером Андрюша вновь посетил своего «первооткрывателя» – журналиста-международника. Тот охладел к своему гомункулу, но продолжал поить чаем. На таком чаепитии я и увидел Андрюшу, а он меня. А потом – мою скромную съемную комнату. И она была единственным местом, где ему можно было переночевать. Я понимал это, он тоже понимал. И по лицу его было видно, как ему горько. После музеев, тирамису и «я увезу тебя в Неаполь» – комнатка в Медведкове. Можно ли так пасть? Увы, так пасть можно.

Тем вечером я напоил Андрюшу чаем и накормил яичницей. Витамины попали в его организм, и он начал говорить, говорить, говорить о себе. Он говорил сначала на кухне, а потом в моей комнате. В большую комнату соседа мы не заходили: она была закрыта. А в моей только маленькая кровать, стол, стул, шкаф и книжная полка. Никаких репродукций на стенах, альбомов с живописью. Где здесь жить красоте? И, главное, где здесь жить Андрею?

Он достал из сумки стеклянный шарик, внутри которого взметнулся снег над деревенским домом. Поставил его на полку – мою полку. Потом вышел на балкон покурить. Здесь он рассказал о трудных отношениях с отцом. Вернулся в комнату, сел за стол. Здесь он рассказал о своем нелегком взрослении. Потом отошел к шкафу и ненароком в него заглянул: есть ли свободное место. Здесь Андрей рассказал о своем настоящем. О работе в «Шоколаднице», о менеджере – психопатке и лесбиянке. О трудностях учебы и молодости.

Накануне он оказался в клубе. Там ему дали бутират. Его «развезло», он стал кричать, шарахаться от галлюцинаций и в конце концов выбежал на улицу. Здесь он, пометавшись, споткнулся и упал на какие-то прутья. Вызвали «скорую», отвезли в больницу, прооперировали. Оставили на ночь. Утром Андрей увидел в зеркале, что у него теперь на губе шрам.

– А еще взяли кровь на анализы.

Я слушал его, рассматривая шрам. Он был похож на клык.

– И… подтвердился диагноз.

– Какой?

– У меня ВИЧ.

Когда-то Андрей любил одного парня, которому полностью доверял. За это доверие он и поплатился. Вот так, вот так… А красивый шарик – это его, кстати, подарок.

Рассказ длился еще немного, пока не забрезжил второй час ночи. Андрюша отправился в ванну. Вскоре вернулся, его бедра были обмотаны гостевым полотенцем. «У тебя не найдется для меня чистых трусов?» Я нашел и подарил. Он исчез на минуту и вскоре появился снова. «Спокойной ночи», – сказал он, ложась в кровать. «Спокойной…» – сказал я, ложась рядом.

Тихая ночь, дивная ночь.

– Мне все равно, что у тебя ВИЧ.

– Секс перестал быть для меня простым, как рукопожатие, – ответил Андрей и повернулся спиной. – Мне рано вставать.

– Это не отнимет много времени.

– Я хочу спать.

Мы лежали рядом. Я был очень зол. Захотел выгнать его немедленно. Захотел сказать ему что-то очень плохое. О том, что его задница отравлена. Даже еще хуже. Вместо этого сказал, чтобы он уходил в соседнюю комнату. Я договорюсь с соседом. Или сломаю замок, но он не будет лежать рядом. Здесь.

– Не надо, – сказал он. – Я уеду утром.

– Куда?

– Куда-нибудь.

Я ненавидел его. Мне хотелось вышвырнуть его вместе с сумкой и рассказами. Я представил, как я встаю с кровати, подхожу к полке, беру его игрушечный шар. В нем снова поднимается искусственный снег. Шар летит на пол, но не разбивается. На полу остается лишь вмятина от удара.

Он называет меня «долбаным психом», встает и начинает собираться. Вот он в коридоре уже завязывает шнурки. Узел получается корявым и тугим. Андрей говорит:

– Если у меня ВИЧ, это не значит, что я сплю со всеми подряд.

И тут я понимаю, как мне его жаль. И как я его ненавижу. Жалею и ненавижу. Жалею и снова ненавижу. И так до бесконечности. В эту бесконечность я прямо сейчас выгоняю человека, который сегодня узнал свой диагноз. Мальчика, которому некуда идти. Вся вина которого в том, что… Я говорю ему: «Останься до утра». Нет, оставайся вообще!

…

Здесь я вспоминаю, что всей этой сцены нет. Я просто лежу рядом. Я фрустрирован. И ненавижу его. Он пахнет моим гелем для душа. Впереди еще целая ночь.

Утром Андрей проснулся, съел свой йогурт. Второй хотел оставить, но я попросил забрать. Он забрал и ушел.

Мне захотелось схватить телефон и срочно звонить общим знакомым. И говорить: «Понимаешь, мы, интеллектуалы, должны объединиться против таких, как Андрей. Отказать им в приюте! Отказать им в деньгах! Пока они не поймут, что нас нельзя дразнить. Хватит. Мы не можем вечно любоваться на них. Нужно выработать корпоративную политику. Из-за разных штрейкбрехеров им есть, где околачиваться. Телячья вырезка!..» И чтобы все со мной соглашались и клялись, что на порог его не пустят. Но я знал, что все соврут, как только он позвонит в дверь. И сейчас он лежит где-нибудь на вышитых подушках, опустив голову на ренессансный альбом. Сволочь, сволочь…

Вскоре мне сам позвонил журналист-международник. Тот, который и вручил мне Андрея.

– Ты знаешь, что у Андрея ВИЧ? – спросил он меня.

– Знаю.

– Ох, как его жаль. Он сказал мне об этом неделю назад.

– Неделю? Как неделю?

И тут мы стали выяснять, что Андрей говорил так всем. Было это так. Какой-нибудь работник искусств, напоив Андрея чаем, опускал руку на его колено… И вдруг узнавал, что сегодня – именно сегодня – Андрей узнал свой диагноз. Работник искусств восклицал что-то, убирал руку с колена. Брал руки Андрея в свои и целовал: «Бедное дитя!»

Мы поняли, что он всех нас обманывал. Но вскоре обман оказался правдой. Он правда заболел. Но когда и как это случилось по-настоящему, никто не знал.

Дальнейшие сведения о герое обрывочны. Он продолжал учебу, был на обследовании в «мониках». Перестал вести журнал. Нашел себе парня, вместе они ездили в Абхазию. Там Андрей сильно отравился, но выжил. Он еще некоторое время обновлял статусы в «ВКонтакте», а потом написал горькую заметку о своей болезни. Он не хочет больше принимать терапию. Следующий статус будет сообщать о его смерти. Логин и пароль переданы «надежному человеку».

Я подписался на рассылку его новых статусов по SMS. Однажды получил сообщение. Оно начиналось словами «Его не стало…» И я сразу понял – это про него. Стал читать дальше: «Ограничение на вашем тарифе отменено!» Оказалось, это спам.

Недавно я услышал, что Андрей жив, здоров и сильно удивлен тем, что я о нем рассказываю. Но эта история не о нем. Это рассказ про похоть и бедность. И бедность среди них худшее. Деньги все превращают. Мерзость в мемуары, нищету в простоту. А похоть в любовь.

Секс

Харассмент бесплатно

Харассмент в России – это худшее, что может случиться с человеком.

Это слово, как и ментальное понятие, пришло к шлюхам из «западной культуры». В ней сексуальная жизнь сопровождается индустрией секса. Хочешь бабу – иди к шлюхам. Нет денег на шлюх – возьми пособие на шлюх. Есть пособие, есть шлюхи, но нет эмоционального контакта – иди к психоаналитику.

Каждая часть человеческой жизни кем-то обслуживается. Продается и покупается. Поэтому жаловаться не принято, потому что: есть проблема – есть решение. И оно стоит денег. Это и есть капитализм.

Перенесемся в Россию. Проституция запрещена, порно запрещено, геев нет. Есть чахлые секс-шопы с вибраторами на разрядившихся батарейках. Мне товарищ однажды пожаловался, как там все дорого. Хотел купить анальный крючок в подарок невесте – отдавай ползарплаты. Но зашел в хозмаг и подобрал аналог в семнадцать раз дешевле. А другой жаловался, что вызвал проституток, они приехали, но, как бы сказать, «товарный вид не соответствовал этикетке».

В России заняться сексом – задача фаустианской сложности. Если вас схватили за жопу в Америке или Европе – вам просто не хотят платить. Человек экономит на проститутках. Это обидно. Если вас схватили за жопу в России, тут все гораздо сложней. Это может быть все что угодно: от быдловатости до приглашения в книжный клуб. Шлепок по жопе как обналичка денег – так просто быстрей договориться.

А если вас уже трахнули, то чаще всего вас просто трахнули. Не будет ни роли, ни денег, ни-че-го. Поэтому малаховы так бегают за девочками/мальчиками, которым перепал хоть айфон. Как в старом анекдоте: «Расскажите товарищам, как вы дожили, что стали проституткой». – «Не поверите, но просто повезло».

Диана Шурыгина была вдохновляющим примером. Хотя и она не пошла дальше «Бургер Кинга». Но все остальные не получили и этого.

К выводам. Если назвать случаи харассмента «рука-жопостью» (когда рука доминанта хлопает по жопе жертвы), то можно вывести следующую формулу. В цивилизованном обществе вслед за рука-жопостью наступает стадия хитро-жопости – жертва получает вознаграждение за свои страдания. И это прекрасно.

В России же вслед за рука-жопостью следует рука-пожатность. Это означает, что в публичном поле про вас скажут: «Ты смелая девочка! Ой, а ты мальчик? Извини, смелый мальчик!» И, в общем-то, все. Большинство оценит твой инстаграм и обсудит в личке, станут они тебя трахать или нет. Бесплатно, конечно.

Как сказала зрительница на одном из эфиров Малахова: «Бесплатно – это когда платит бес».

Прости нас, Господи! Но и ты ничего не делаешь просто так…

Харассмент за деньги

В фейсбуке у Борислава Козловского появился интересный текст про харассмент на работе. Там в самом начале такие слова: «Идея, что работа не место для нерабочих отношений, растет из формулы ты-это-не-твоя-работа. Есть территория личной жизни, где ты настоящий, а есть университет, и офис, и редакция, куда ходит отбывать трудовую повинность твой гражданско-правовой дубль».

Дальше о том, что с точки зрения марксизма нельзя лишать старика профессора права быть соблазнительным мужчиной для 17-летней студентки. Лишать, конечно, нельзя. Но есть одно лукавство во всем этом рассуждении. Маркс и Ги Дебор, помогите мне, грешному.

Суть в том, что «предметом труда» профессора является его наука. Не его волосатый живот и кривые ноги. Рабочим инструментом является педагогика, а не тот инструмент, который у него между ног.

Есть целый жанр порнофильмов, посвященный тому, как один «предмет труда» заменяется другим. Там на вызов женщины приходит мужчина-сантехник. И далее они отчуждаются от предмета труда. Сколько ни смотрел я этих фильмов, ни один не заканчивается тем, что раковину починили. В гей-фильмах в конце звучит реплика: «I will come again tomorrow to clean your chimney» («Я приду завтра, чтобы прочистить твой дымоход»). Потому что сегодня услуга не оказана.

Зачем же нужен такой жанр зрителю – смотреть, как грубо нарушаются права потребителя? Дело в том, что услугу получает сам зритель – он в этот момент дрочит. Потому что есть время, когда зритель хочет дрочить, а есть – содрогаться от экзистенциальной боли. Помните, в финале «Тошноты» Сартра есть сцена, где из библиотеки выгоняют профессора, который приставал к мальчику. Сцена замечательна тем, что помещена в роман как в услугу высокого чтения. Выдуманный профессор трогает выдуманного мальчика. Но не вас.

Все эти казусы возможны только в обществе, где криминализирован коммерческий секс. Секс – это или услуга, или любовь, или насилие.

И чем дольше развивается человечество, тем чаще мы возмущаем тем, как плохо нам оказывают услуги. Мы едем в такси, но вместе с поездкой в «экономе» нам навязывают музыку водителя, курение водителя, коронавирус водителя, запах – тоже водителя. И мы пишем об этом в фейсбук, тегнув агрегатор.

[Сексуально активный] профессор как разговорчивый водитель – мы киваем, угукаем и подсмеиваемся. Потому что нам так проще доехать до конца. «На переправе коней не меняют». А теперь стали менять. И некоторые предпочитают выйти посреди дороги, встать на обочине и записать номер автомобиля.

Ну а все, кто с этим не согласен, проверьте свой фейсбук. У меня во френдоленте отцы семейств публикуют одновременно два вида постов:

1. Студентки должны им давать, глотать и говорить «спасибо». Бесплатно.

2. В «Кофемании» вместо рафа сделали обычный эспрессо. За деньги.

Запомните, бесплатно вам даст только жена и Карл Маркс.

V-word

Не путайте: не называйте вульву вагиной. С годами я понял, что это разные вещи. Итак, вульва – это то, что снаружи. А вагина – это как бы то, что за ней следует. Ее перспектива. Но в России сложно с образом будущего, мы и путаем одно с другим.

Мое первое знакомство с женской анатомией состоялось на уроке алгебры. Классе в седьмом. Одноклассник Андрей спросил меня шепотом: «Печейкин, а ты видел клитор?» И, как назло, в этот момент в классе наступила гробовая тишина. В этом провале звука прозвучал мой голос. «Что? – переспросил я. – Клитор?»

Классручка сильно меня отругала. За громкость голоса и поганость слова. Но не объяснила, что это за слово и почему его нельзя произносить. На перемене мальчики рассказали, что клитор – это «кусочек женской письки». Оказалось, что женщина устроена сложно, как торт. У нее было столько «коржей»: вульва, вагина, влагалище, клитор, еще куча всяких штук.

Мальчики спорили, что и где находится. Помню диспут, откуда рождается ребенок. Постановили, что как получится, оттуда и рождается. Через ближний ход. «У них же куча всего».

Другое дело, мужское устройство.

Когда мы говорим [ «член»], то, как правило, под этим подразумеваем ствол полового члена. Яйца вообще не в счет. Про забытые тестикулы есть очень хороший текст у Виктора Ерофеева. Так и называется «Яйца» (сборник «Мужчины: тираны и подкаблучники»). Мы говорим про [член] «член», если он является орудием преступления. Мы говорим «пенис», если [член] приболел. Или как в частушке: «Я дала интеллигенту прямо на завалинке. Девки! Пенис – это [член], только очень маленький!» Пенис – это правда очень интеллигентно, но бесчеловечно.

Устроен [член] очень просто. Это ствол, который никак не называется, и головка. Она считается наиболее важной. Поэтому ее часто делают метафорой эгоизма. В школе географичка говорила: «Я – последняя буква алфавита». А военрук: «Я – головка от [члена]». В простонародье головка называется «залупой». Помню, как уролог на приеме сказал мне: «Залупи елду». Мы говорим «елда», когда хотим подчеркнуть размер [члена] или его функциональность. У «елды» одно применение – половой акт.

В школьной русской литературе [член] почти не упоминается. В старших классах наконец я вычитал его в «Лолите». Набоков называет его комически «скипетром страсти». Зато в факультативной литературе я нашел его залежи у Юза Алешковского. В «Николае Николаевиче» он десяток раз назван «членом» и один раз «сигизмундом власовичем».

Сегодня [член] все чаще – член. Потому что все чаще он преступник. Пойманный на преступлении, он сжимается до пениса, а его владелец – до мудака. Потому что муди – это яйца. Беззащитные и внешние. Женский организм устроен мудрей, женщина все прячет внутри: и органы, и ребенка, которого вынашивает. Это потом он родится, отрастит [член] и станет мудаком.

Лучшее время мужчины – это девять месяцев в мамином животе. Когда вокруг – ничего, кроме рисунков Юлии Цветковой.

Я верю, что так будет и после смерти. [Ничего.]