Текст книги "Власть и свобода журналистики"

Глава 3
Понятия «власть» и «свобода» в контексте реальной журналистской практики

Власть и свобода СМИ: смысловые объемы словосочетания. – Журналистика – оппонент демократической власти. – Давление властей на СМИ. – Власть потребителя над СМИ. – Вожделенная свобода и цензурные «соблазны». – Журналистское саморегулирование и самоконтроль.

Власть и свобода СМИ: смысловые объемы словосочетания

Власть и свобода СМИ вполне сообразуются со всеми отмеченными выше смысловыми объемами и оттенками интересующих нас ключевых понятий.

Я раскрываю газету или журнал, просматриваю их и приступаю к чтению того, что меня более всего заинтересовало. Я по привычке, беззаботно включаю радио и начинаю вслушиваться в очередную, по-настоящему захватывающую меня передачу. Разыскиваю необходимый мне телеканал и, с удовольствием (или без особой радости), уставившись на экран, послушно внимаю ему.

Продукция традиционных СМИ с этого мгновения непосредственно влияет на меня. Я ощущаю на себе ее воздействие, положительное или негативное – это уже другой вопрос. Я по собственной воле вступаю в непосредственный контакт – диалог с журналистским текстом. Между нами возникают почти межличностные отношения сочувствия, согласия, спора, раздражения, неприязни и т. д.

Журналистский текст – источник направленной на меня властной энергии; субъект власти надо мной – автор (авторы) текста, редактор, ведущий; я, как и вся разнообразная, внимающая данному тексту аудитория, – добровольный объект влияния. Нескончаемая новостная лавина не может ждать (подобно художественной литературе высокой пробы), до востребования, своего потребителя. Она нетерпеливо и властно настигает его по его же хотению (брак и по любви, и по расчету).

Все СМИ мира безостановочно повествуют о политических проблемах разного калибра, об очередных распоряжениях властей или, напротив, о властной нераспорядительности. Здесь специально выделяются государственные СМИ, официальные издания различных органов власти, политических партий, общественных организаций, регулярно публикующих очередные, обязательные для исполнения законы, постановления, решения и т. д.

Особо важна роль СМИ (в первую очередь электронных) в такой уникально обширной и многоязычной стране, как Россия. Огромный и целостный государственный организм сохраняется не в последнюю очередь благодаря единому информационному пространству.

Известно, что и так называемые пражурналистские явления, уводящие нас в глухую коммуникативную давность, были связаны с необходимостью устного (через глашатаев и дьяков) и письменного (на пергаменте, на папирусных свитках, на глиняных табличках…) распространения важнейшей государственной информации – посланий и реляций. С точки зрения исторической, журналистика складывалась прежде всего как властно-политическое средство воздействия на общество и на общественное сознание.

Пресса на Западе свыше двух столетий после изобретения Иоганном Гутенбергом книгопечатания функционировала сверху вниз, так как полагалось думать, что сама «истина исходит откуда-то из сфер, близких к центру власти», близких к вершине пирамиды: «В большинстве западных стран появились “официальные” журналы, выступавшие от лица правительства. В их задачу входило давать населению “правильную” картину действий правительства и развеивать ложные представления, которые могли возникнуть из источников, по той или иной причине находившихся вне непосредственного контроля властей». Возникли и развились институты выдачи патентов издателям на соответствующую «благонамеренную» деятельность, системы государственного лицензирования печатной продукции, всевозможные цензурные структуры (включая предварительную цензуру со стороны правительства), судебные преследования прессы за нарушение установленных государством норм, обвинения издателей и печатников в измене и многое другое[21]21
  См.: Сиберт Ф.С., Шрамм У., Питерсон т. Четыре теории прессы. М., 1998. С. 17, 39, 40–44.


[Закрыть].

С изрядной долей откровенного самоедства русский журналист и публицист А.С. Суворин, издававший в Петербурге с 1876 по 1912 г. газету «Новое время», писал в дневнике о драматизме взаимоотношений с властями: «Какие тяжелые условия печати! /…/ Только похвалы печатаешь с легким сердцем, а чуть тронешь этих «государственных людей», которые, в сущности, государственные недоноски и дегенераты, и начинаешь вилять и злиться в душе и на себя, и на свое холопство, которое нет возможности скинуть»[22]22
  Суворин А. Дневник. М., 1992. С. 97–98.


[Закрыть].

Журналистика – оппонент демократической власти

И сегодня СМИ, исповедуя и разделяя идеи социальной ответственности журналистики, испытывают на себе давление правящих институтов и по-разному реагируют на это давление. Власти и СМИ в равной степени должны стремиться к партнерству. Цель партнерства – формирование общественного мнения. По точному определению Я.Н. Засурского, «средства массовой информации – оппоненты власти. Поэтому всегда существовал и будет существовать конфликт интересов власти и СМИ, с этим мы должны смириться и научиться достигать консенсуса»[23]23
  Власть и пресса – оппоненты или союзники? // Парламентская газета. 2002, 7 декабря. № 233. С. 6. По справедливому утверждению Ю.В. Казакова, «журналистика призвана контролировать власть по доверенности общества, от его имени и с его помощью» (Казаков Ю.В. На пути к профессионально правильному. Российский медиаэтос как территория поиска. М., 2001. С. 150).


[Закрыть].

Приведем еще одно метафорически емкое суждение на тему взаимоотношений власти и СМИ: «Власть, какой бы вечной и нерушимой она себе ни казалась, всегда временна, а массовая информация, какими бы эфемерными, хрупкими и даже случайными ни были ее отдельные средства, – бессменна. Из этой “временности” власти и “постоянства” СМИ происходит их главное, родовое противоречие, описанное А.С. Пушкиным в сказке “О спящей царевне и семи богатырях”, где свет-зеркальце выступает в роли прессы, а царица, которой хочется слышать, что она на свете “всех румяней и белее”, – в роли власти»[24]24
  Симонов А.К. Свобода СМИ – условие и гарантия открытости общества // Социальная ответственность журналиста: опыт современного прочтения проблемы: в 2 ч. Ч. 1 / под ред. Ю.В. Казакова. М., 2003. С. 13.


[Закрыть].

В первом российском учебном пособии по проблемам профессиональной этики журналистов определяется характер диалога власти и СМИ следующим образом: диалог этот должен регулироваться не только законодательством, но и моралью, причем и со стороны власти, и со стороны журналистики: «Речь идет не о подчинении прессы властным структурам, не о ликвидации независимости прессы от власти, а о необходимости обеспечить оптимальную работу того и другого института в интересах всего общества»[25]25
  Лазутина Г.В. Профессиональная этика журналиста. М., 2006. С. 175.


[Закрыть].

В стабильном и относительно свободном демократическом сообществе пресса оппонирует власти с той целью, чтобы помогать соответствующим властным структурам в налаживании и поддержании сложных обратных связей с избирателями, с населением, с народом. Иной вариант отношений приводит к журналистскому конформизму, этическому безразличию, коррумпированности. И тогда мы имеем дело с карманной, «паркетной» журналистикой, изо всех отпущенных ей сил имитирующей профессионализм и независимость от властей.

Есть в русском языке такая аббревиатура – ВРИО. Смысл ее всем понятен: временно исполняющий обязанности. Но помимо номинативного значения в этом слове невольно как бы проступает и намек на вранье или, быть может, на некое лукавое привирание. Так вот, врио журналистики — средства массовой информации, тайком обслуживающие власть и бизнес и тем самым снимающие с себя основные свои общественно-адвокатские функции. Именно тайком, потому что журналист, состоящий на госслужбе, ничего по сути не скрывает, но более или менее последовательно и старательно отрабатывает деньги хозяина-учредителя.

Хотя демократически ориентированные государственные власти, конечно же, по-настоящему озабочены тем, чтобы в своих собственных СМИ видеть не только верную и ко всему готовую прислугу, но и профессионалов, способных служить делу, а не лицам. А дело как раз и заключается в налаживании откровенных диалогов власти и «подданных». «Государственное же телевидение, – как справедливо заключает Ирина Петровская, – осознанно отказавшись от обслуживания интересов общества в пользу интересов власти, попадает вместе с властью в собственные ловушки. Следуя указаниям власти и не желая ее огорчать, оно умалчивает о происходящем в стране или приукрашивает действительность»[26]26
  Петровская И. Старые русские бабки против ТВ // Известия. 2005. 21 января. С. 4.


[Закрыть].

Врио журналистов – во все времена у нас пруд пруди. Их так много, что размываются естественные критерии отношения к СМИ. Кажется уже, что они-то и есть самые-пресамые настоящие профи. И, кстати сказать, отношение к врио часто переносится на всю профессию. При этом рождается откровенно недоброжелательный образ журналиста – циника и враля, своего рода имжурика (имитатора журналистики).

Давление властей на СМИ

Разумеется, журналистика постоянно ощущает на себе ревнивый и бдительный надзор со стороны власть предержащих сил разного калибра. Особенно тяжело (постоянная финансовая удушка!) приходится региональной (областной и районной) российской журналистике.

В настоящее время коллектив почти всякой (в том числе и сильной с точки зрения квалификации специалистов) районной газеты находится в непосредственной зависимости от главы местной администрации. Не угодит редактор его «политическим» амбициям – «не получит вовремя бюджетных ассигнований… В итоге вывод однозначный – не справляется главный. Особенно взаимоотношения власть – пресса обостряются после очередных выборов, когда вместо старого главы района приходит новый и первым делом идет в газету – снимать редактора»[27]27
  Цена слова. 2-е изд., испр. и доп. М., 2002. С. 255.


[Закрыть]. Сказано это было девять лет назад, но проблема обрела с той поры еще большую остроту.

Сложно складываются и взаимоотношения журналистики с судебной властью, свидетельство чему – нескончаемые процессы по обвинению сотрудников и редакций многих СМИ в оскорблении и клевете, в унижении чести, достоинства и деловой репутации. Не случайно создана в России Гильдия лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам (ГЛЭДИС), главная цель которой – «содействие через исследовательскую и просветительскую деятельность профессиональных российских лингвистов повышению качества публикаций СМИ и ответственности журналистов за сказанное и написанное слово»[28]28
  См.: Теория и практика лингвистического анализа текстов СМИ в судебных экспертизах и информационных спорах. Материалы межрегионального научно-практического семинара. Ч. 1. М., 2002. С. 5.


[Закрыть].

Разумеется, далеко не всегда плотная властная опека – результат лишь злонамеренных ухищрений сильных мира. После американской трагедии 11 сентября 2001 г. И других страшных террористических актов стало ясно, что никакая самая «развитая демократия» в нашем открытом мире не может быть гарантией от бдительного контроля за прессой, от строгой (чаще всего – косвенной, закулисной – во имя интересов нации, государства, бизнеса и т. д.) цензуры и самоцензуры[29]29
  Известно, что руководство Си-эн-эн, как и другие американские информационные каналы планетарного масштаба, категорически отказалось от «абсолютной объективности» в освещении войны с терроризмом. Война представляется зрителям и читателям не с абстрактных общечеловеческих, а с сугубо патриотических позиций: «Патриотизм в воюющей стране – это нормально» (Известия. 2001. 3 ноября. С. 6). Очевидно, что патриотизм, если только он не отягощен явной или тайной ксенофобией и суетно-спекулятивной демагогией, – явление вполне естественное и нормальное (для всякого уважающего себя человека и сообщества людей) и в военную, и в мирную пору жизни.


[Закрыть].

Журналистика (включая и весьма респектабельную), демонстративно или лукаво потупив очи, ощущает на себе власть медиамагнатов, ее содержащих и ей покровительствующих. Это одна из самых горьких для нынешней зарубежной и отечественной журналистики (и неизбежных!) правд. Иных сотрудников СМИ так и тянет наступательно защищаться в духе былой, грустно известной демагогической присказки про то, что пишем мы, дескать, по указке сердца, а вот сердца-то наши… принадлежат идеологии босса.

В последние полтора-два десятилетия российские СМИ на практике познакомились с содержательным объемом понятий «медиаимперия», «медиабизнес», «информационные войны и конфликты» (полномасштабный «черный пиар» федерального и местного значения), «информационные битвы», «информационный терроризм». Известна и финансовая зависимость СМИ от рекламной индустрии. Главный ее адресат – численно пока еще малая в России стабильно благополучная часть народонаселения.

Явная или тайная связь с «большими деньгами» (с крупным капиталом) может превратить СМИ в некую «сверхвласть»[30]30
  Прохоров Е.П. Введение в теорию журналистики. 7-е изд., испр. И доп. М., 2009. С. 95. «СМИ, стремящиеся обрести «сверхвласть», превращаются из инструмента информационного обеспечения демократии в орудие олигархии, автократии, меритократии, плутократии или других способов не-, лже-, антидемократического властвования. Mediademokratia становится mediakratia» (Там же).


[Закрыть], агрессивно навязывающую аудитории свои вкусы и предпочтения. Наверное, нет на свете собственников СМИ, которые бы не думали о своем (скрытом или явном) политическом влиянии. Но говорят, лучше, когда журналисту есть куда податься, когда у журналиста есть выбор (как бы труден он ни был) между разными собственниками, готовыми его купить… Другое дело, что в сегодняшней России (особенно в провинции) нет пока экономических и политических условий для того, чтобы журналист имел реальную возможность более или менее свободного выбора между разными собственниками. Отсюда распространенная ситуация «добровольного» подчинения СМИ центральным, а еще чаще местным властям – монополистам (губернатору, мэру, местному олигарху и т. д.) или их не менее влиятельным и весьма немногочисленным богатым оппонентам, мечтающим о реванше, о скором вхождении во власть.

Журналистика в новых условиях оголтелого социально-рыночного существования в полной мере ощущает на себе влияние спонсоров, коммерческих попечителей, рекламодателей: экономическая несвобода влечет за собой и профессиональную зависимость.

По наблюдениям авторитетных западных специалистов, одна из самых устойчивых инвектив в XX в. в адрес американских и британских СМИ с полным на то правом может быть определена следующим образом: «Пресса пресмыкается перед большим бизнесом и временами позволяет рекламодателям контролировать редакционную политику и содержание редакционных комментариев»[31]31
  Сиберт Ф.С., Шрамм У., Питерсон Т. Четыре теории прессы. М., 1998. С. 119–120.


[Закрыть]. Такова, вероятно, и долгосрочная перспектива отношений российских СМИ с властью и капиталом. Иное, более привлекательное будущее нам пока, увы, не светит.

Власть потребителя над СМИ

Есть и еще одна существенная сторона отношений – это власть потребителя (читателя, слушателя, зрителя) над СМИ.

Потребитель СМИ волен вмешиваться в процесс коммуникации звонками и письмами в редакцию, официальными – и в еще большей мере – неофициальными заявлениями приязни, поддержки, солидарности, с одной стороны, и возмущения, негодования, порицания – с другой.

Очевидно, что чем ощутимее и регулярнее отклики массовой аудитории на СМИ, чем выше так называемые рейтинги, тем благоприятнее, комфортнее, надежнее сама рабочая атмосфера в СМИ. Есть тут и опасности, которые журналистским сообществам (редакциям) приходится преодолевать постоянно: то и дело появляется соблазн идти на поводу у массовых запросов публики, подыгрывать, подмигивать, подсюсюкивать им, заниматься «облегченным телерадиовещанием».

В реальной перспективе потребитель СМИ сам становится субъектом информационного процесса во Всемирной сети. Фактор властного присутствия потребителя во всех журналистских делах и начинаниях есть величина действительная.

Читатели, слушатели, зрители, пользователи Интернета, непрестанно оценивающие работу СМИ, – соучастники журналистского дела. «Лишь вместе с читателями мы – сила, – отмечается в современном учебно-методическом пособии, адресованном студентам-журналистам. – Сила, которая действительно может изменить к лучшему хоть что-то в нашей жизни»[32]32
  Болкунов А.Н. Гражданская журналистика в учебной газете / под ред. В.В. Прозорова. Саратов, 2000. С. 43.


[Закрыть].

Существует в мире и психофизиологически допустимая норма соотношения пугающего (парализующего волю) и поддерживающего (согревающего душу) начала. Существует и свой баланс «отрицательного» и «позитивного» в информационных потоках СМИ. Мы хорошо чувствуем, как наступает вдруг удручающе тягостный момент истины, когда «горькая правда» оказывается менее желательной для психологического здоровья чувствительного и сострадательного потребителя журналистской продукции, чем «нас возвышающий обман». Разумеется, речь идет не о заведомых журналистских фантазиях и небылицах, но о необходимости помнить про душевное равновесие аудитории СМИ, равновесие, которое способно легко улетучиваться под влиянием нескончаемо мрачной цепи жестких и жестоких передач.

Самый высокий показатель журналистского искусства – умение говорить о неприятных, грустных, драматически сложных вещах, не делая при этом своих читателей, слушателей, зрителей безнадежно несчастными и глубоко подавленными[33]33
  Сторонники либеральных идей, однако (с полным на то основанием), полагают, что «нередкая сосредоточенность средств массовой информации на несправедливости, коррупции, бездействии и тупости властей отражает веру в то, что политика должна быть всегда направлена на защиту общественных интересов» (Ламбет Э.Б. Приверженность журналистскому долгу. Об этическом подходе в журналистской профессии. М., 1998. С. 94).


[Закрыть].

Верно и то, что адресат СМИ в целях самосохранения властен в любое мгновение по собственной инициативе и доброй воле, в одностороннем порядке прервать процесс коммуникации: не подписываться на газету, не читать ее, не включать радио, не смотреть телепередачу и т. д. Выжить под напором пошлой продукции СМИ можно ценой собственного отказа от повиновения журналистской агрессии, от нередко используемого журналистами «языка вражды»[34]34
  См.: Социальное насилие и толерантность: реальность и медиаобразы // сост. И.М. Дзялошинский. М., 2004.


[Закрыть]. И это тоже способ нашего влияния на СМИ: «надо только, – по словам Ирины Петровской, – научиться выключать собственный телевизор, не дожидаясь, когда поток мерзости захлестнет тебя и твоих детей»[35]35
  С подобным утверждением категорически не согласен В.Т. Третьяков: «Выключить телевизор сегодня – это означает просто выключить себя из активной общественной и политической жизни» (Третьяков Виталий. Как стать знаменитым журналистом. М., 2004. С. 231).


[Закрыть].

Рецепт, казалось бы, предельно прост, но чаще всего на практике трудно осуществим легковерным читателем, слушателем, зрителем: нужна, как минимум, осмысленная, хорошо развитая культура потребления журналистской продукции и свобода выбора хорошей и действительно разной продукции (но не по принципу хорошо знакомого нам выбора между очень плохим и отвратительным). Способы самозащиты личности от диктата недобросовестных СМИ – это и решительное (брезгливое) прекращение контакта с очевидной пошлостью, это и обращение к ценностям высокого искусства, к истокам народной культуры, народного творчества.

Правы, однако, те, кто с огорчением и с грустным сознанием необратимости происходящего утверждает: «важнейшую и, может быть, наиболее гибельную роль в разрушении народной культуры играют быстро прогрессирующие средства массовой информации. Если газета и радио еще как-то уживались с народной культурой, то уже телевизор нанес ей серьезнейший удар. Средства массовой информации разрушительны для народной культуры и сами по себе (сокращают досуг, почти сводят на нет народное художественное творчество, модернизируют быт, изменяют традиционный менталитет и т. п.), но еще более тем, что с ними в народную систему ценностей вторгаются низкопробные ценности /…/ массовой культуры»[36]36
  Есин А.Б. Введение в культурологию. Основные понятия культурологии в систематическом изложении. М., 1999. С. 55.


[Закрыть]. Речь идет о процессах, которые являются то ли издержками натиска цивилизации, то ли (по более распространенной и убедительной версии) их подлинной сутью.

В любом случае, при любом информационном давлении (негативном или позитивном), в системах отношений «СМИ – властные структуры» и «СМИ – потребители» существуют разные варианты влияния и распоряжения:

• вполне естественно СМИ подчиняют себя необходимости непрестанно сообщать новости об очередных властных инициативах, о взаимоотношениях общества и власти;

• со своей стороны власти (во всем их структурном разнообразии) стремятся принудить СМИ к повиновению и выражению определенных политических интересов;

• СМИ управляют мной, моим воображением и самочувствием и в то же время влияют на умонастроения массовой аудитории, в которую включен и я;

• я могу (если только смогу, если достанет мне внутренней независимости) быть свободным и полновластным хозяином положения в диалоге со СМИ, мгновенно прерывая связь или используя ее мощные интерактивные ресурсы…

Главное условие моего нормального (свободного) читательского или зрительского существования в массмедийном пространстве – наличие реального выбора-состязания между разными СМИ. Подчеркну ключевое здесь слово: разными… Настоящая свобода восприятия журналистского продукта состоит в возможности моего выбора между разными поставщиками этой продукции, между разными версиями получаемой информации. Монополия на журналистскую весть – конец гражданским свободам. Другого не дано. Общество, которое не заинтересовано в читательском и зрительском выборе между разными СМИ, общество, которое теряет вкус к свободе, «перестает ее защищать, перестает на нее ориентироваться, – тяжело больно, у него очевидные проблемы с иммунитетом, а значит – с будущим»[37]37
  Казаков Ю.В. На пути к профессионально правильному. Российский медиаэтос как территория поиска. М., 2001. С. 123.


[Закрыть].

От власти земной в России всегда ждут надлежащего порядка, одновременно ее побаиваются, ей покорно подчиняются, но ее же втайне недолюбливают. То же – и с властью СМИ. От нее ждут и регулярных последних известий, и разного рода развлечений-увеселений, и неизменных отвлечений от текущей жизни. Власти СМИ многие готовы верить на слово, даже сознавая, что власть эта обычно «врет» и в одну дуду с «начальством» дудит. И от нее же всякий норовит с досадой отмахнуться, как от надоедливой мухи. И с готовностью всякий раз устремляется к ней и с такой же готовностью от нее с презрением отрекается: «Опять эти СМИ…». Сложное раздвоение.

Вожделенная свобода и цензурные «соблазны»

Традиционно понятие «цензура», связанное с контролем властей над прессой, имеет у пишущих и читающих в нормальном демократическом обществе устойчиво (и вполне естественно!) отрицательный оттенок.

Однако стоит помнить, что исторически подобный «институт влияния» замышлялся и в позитивном общественном аспекте: «Цензура была призвана не гасить свет человеческой мысли, а отстаивать его от наплывающей бессмыслицы. В старину понимали, что печатание доступно не только героям, но и негодяям, и так как гении и герои количественно исчезают в неизмеримо огромной толпе непросвещенной черни, то бесцензурная печать должна неминуемо повести к страшной вульгаризации публичного слова, к торжеству зла /…/ Правда, цензура очень часто приносила и серьезный вред, но вред все помнят, а польза давно забыта. Между тем на небольшое число великих мыслей, что цензура по своей ошибке пыталась задержать, – какое множество задерживалось ею мыслей пошлых и вздорных, отравленных злобой, зараженных вредным безумием!»[38]38
  Меньшиков М.О. Выше свободы. Статьи о России. М., 1998. С. 301.


[Закрыть]. Абсолютно верно, однако, и то, что «цензура не спасает от глупости, так же как и свобода печати не гарантирует появления лишь умных текстов»[39]39
  Третьяков В. Как стать знаменитым журналистом. М., 2004. С. 122.


[Закрыть].

Существует и такой парадоксальный взгляд на взаимоотношения властей (цензуры) и СМИ в России (в частности, в XIX в.): «Отечественная цензура ограничивала область практической свободы журналиста, литератора и вольно или невольно провоцировала развитие духовной свободы /…/ Не этим ли объясняется феномен блистательного развития отечественной культуры в XIX в., от начала и до конца скованного рамками цензурных ограничений?»[40]40
  Ковалева М.М. Философские основы изучения истории журналистики // Журналистское образование в XXI веке. Кого, кому и как учить журналистике. Екатеринбург, 2000. С. 45. Ср.: Бушмин А.С. Эзоповское иносказание // А.С. Бушмин. Избр. Труды. Художественный мир Салтыкова-Щедрина / отв. ред. Д.С. Лихачев, В.Н. Баскаков. Л., 1987. С. 220–279.


[Закрыть].

В самом деле, власть цензуры в недемократическом жизнеустройстве косвенно (через искусственно возникшую необходимость преодоления насильственных препон) способствует возникновению и развитию особой системы функционально-стилистических ценностей, которые, к примеру, в России XIX–XX вв. получили наименование «эзопова» языка. Язык этот становится изощренно сложным и тонким посредником между писателем и посвященным читателем. Эзопова речь учит воспринимать текст между строк и становится вынужденным способом подцензурных рассуждений на самые вредоносные, с точки зрения властей, и на самые желанные, с точки зрения автора и верной ему аудитории, темы. Иными словами, явная несвобода может вызывать к жизни и оборонительные (более или менее успешные) «обходные маневры».

Одно несомненно: открытая или тайная цензура – система властных способов ограничения и утаивания достоверной, но кажущейся властям «вредной для общества», а чаще всего невыгодной для себя информации. Цензура – в любом случае чувствительная и трудно преодолимая преграда (система запретов и запруд) на пути от информации СМИ (в печатной или электронной версии – все равно) к аудитории (к целевой, к реальной, к той, ради которой мы трудимся). Цензура была и остается одним из главных препятствий на пути к свободе журналистского слова.

Многочисленные наблюдения над складывающейся к настоящему времени в России общественно-политической ситуацией показывают, что большинство нашего народонаселения убеждено: цензурные ограничения были и есть; касается же цензура прежде всего жизненно важной для человека информации.

Один конкретный эпизод из нашей относительно недавней провинциальной жизни. Он тут же стал достоянием всего белого света. Пятница. 5 ноября 2004 г. Рано утром по Саратову быстро поползли панические слухи, один страшнее другого: на Балаковской АЭС беда – авария – катастрофа! О чем толковали люди и что они предпринимали в этот день? Направление действий было двоякое:

• во-первых, передать слух дальше, упрочивая в самой интонации передачи степень достоверности молвы как средства массовой информации: «все говорят», «все об этом знают», «весь Саратов гудит!»

• и, во-вторых, в самых разных проявлениях попытки самостоятельно спастись от поражения радиацией. С этой целью началась массированная скупка водки (прошел молниеносный слух о том, что водка, конечно же, лучше всего выводит из организма радионуклиды); красного вина; одновременно стали раскупаться аптечный йод, йодосодержащие препараты, йодированная соль и др. Месячный запас йодосодержащих медикаментов был сметен с прилавков аптек буквально за полдня…

И вновь буйство слухов (слух как главное, основное СМИ!). Вот некоторые, немногие из самых распространенных, сопровождавшихся массовыми действиями:

• Слух: Минздрав запретил продавать йод в муниципальных аптеках, потому что его, мол, не хватает уже для… правительственных учреждений…

• Слух: в Саратов срочно прилетел сам Шойгу (а его срочный прилет, известно, для России – достоверный знак беды! Это потом только выяснилось, что Сергей Шойгу никуда из Москвы в этот день не выезжал…)

• Совет: Срочно закройте все форточки в квартирах и не высовывайтесь на улицу без крайней нужды! (Кстати, в Ульяновске масла в огонь подлило местное управление МЧС, которое в связи с «аварией» в Балакове рекомендовало жителям оставаться дома; в противоположность этому совету в ряде вузов Саратова, Пензы и Самары студенты были отпущены с занятий на свежий воздух, проветриться)…

• Еще один мрачный и почти безысходный и риторический совет и слух: «Удирать отсюда надо срочно! Удирать! Детей в охапку и – куда глаза глядят!»

• По сообщению газет, в Пензе местные торговцы продавали йод по 10 рублей за каплю, отмеренную пипеткой; не имевшим тары пензякам закапывали спасительную дозу прямо в нос… Еще один устойчивый слух: началась срочная госпитализация по поводу признаков опасного отравления йодом…

• Даже когда стало абсолютно достоверно известно, что поводов для паники нет (или почти нет?!), поползли слухи такого рода: «Нет-нет, все начальство йод, красное вино и водку на всякий случай пьет себе с утра до вечера. Мне рассказывали…»

О чем все это свидетельствует? Прежде всего о том, что потребители журналистской продукции абсолютно не верят властям, не верят в так называемую доктрину информационной открытости властей.

Про себя мы убеждены: существует официальный негласный запрет на горькую правду; молва в таком случае, увы, надежнее специальных СМИ; настоящую правду ни власти, ни эти самые СМИ нам в самую трудную минуту жизни не скажут… Молва же по-настоящему свободна и независима, хотя и с известными оглядками и ограничениями (вполголоса, шепотом, озираясь). С другой стороны, мы знаем, в общественном и индивидуальном сознании всегда была и остается сильной и почти неколебимой вера в «крепкую руку», в некий мифический «порядок», без которого, дескать, нам не дано вольно жить…

В октябре – ноябре 2004 г. силами студентов-журналистов Саратовского государственного университета был проведен опрос читателей, зрителей, слушателей разного возраста, пола, социального статуса. Предлагалось ответить на три вопроса:

1. Каков, на ваш взгляд, объем понятия «цензура»?

2. Нужна ли цензура современным российским СМИ? (да; нет, не знаю).

3. Если «да», то – для чего? Если «нет», то – почему?

В опросе участвовало свыше 300 респондентов (людей разного пола, возраста, в основном с высшим образованием).

В 2010 г. опрос примерно в том же объеме был повторен. Каковы сравнительные результаты?

Более половины всех отвечавших уверены: цензура – это прежде всего «контроль над СМИ, ограничения в подаче информации, ущемление прав журналистов и публики». Часто встречались и здравые ответы-рассуждения такого рода: «Одна из самых главных ценностей в нашем обществе – свобода слова»; «Вреда от свободы слова много меньше, чем от государственной цензуры»; «Защиту потребителей обеспечивают законы рынка и саморегулирование СМИ»; «Цензура как метод государственных ограничений неприемлема в становящейся демократии»; «Гораздо более эффективной является система самоконтроля СМИ»; «Есть много случаев, когда цензура необходима: например, если без необходимой корректности освещаются межнациональные отношения и конфликты»…

Но немало (в 2004 г. примерно 48 %, в 2010-м – 42 %) оказалось и тех, кто убежден, что цензура – это не что иное, как запрет на безнравственность и непристойность (в частности, на нецензурную лексику) в СМИ.

Так вот, из разряда хорошо ориентированных в действительном смысле обсуждаемого понятия за введение цензуры выступило в 2004 г. свыше 74 % (!) опрошенных. В 2010 г. Их число заметно снизилось – до 52 %. Связано это прежде всего со значительным падением непосредственного интереса юной и молодой аудитории к телевидению, с активной миграцией в пространство Интернета. Среди ревнителей цензуры в обоих случаях оказалось 2/3 молодых людей до 20 лет. Это старшие школьники и студенты-гуманитарии. Изредка встречались у юных и откровенные ответы-объяснения такого свойства: «Я выступаю за цензуру, потому что она способствует скорейшему достижению “золотого века” – тоталитарного режима»… Самое большое число ратующих за цензурные ограничения в сфере СМИ в 2004 г. было недовольно «разгулом свободы», «продажностью журналистов», ничем не ограниченной возможностью «говорить и писать, что только в голову придет», «кому что ни лень» и т. п. В 2010 г. мотивы изменились: «Стоило бы запретить непрерывную демонстрацию примитивных, нелепых, дебильных криминальных сериалов, заполонивших наш телеэфир»; «Я бы ввел цензуру на безвкусицу и откровенную пошлость: безвкусица заразительна»; «Безумно надоели надуманные сенсации из жизни быстро затухающих звезд, стареющих примадонн и их шоу-бизнес-обслуги»…

«Закрыть!», «убрать!», «заставить замолчать!»… Ясно одно: очень медленно укореняются у нас в общественном сознании разумные и взвешенные представления о цивилизованных отношениях СМИ и властей всех уровней. Один из опрошенных хорошо заметил: «А я бы заново, как об этом четко сказано в “Законе о СМИ”, ввел цензуру – табу на саму цензуру: очень мало допускают у нас на телевидении независимых взглядов на одну и ту же важную социальную проблему с разных сторон, разными голосами! Счастливое и существенное исключение в наше время – Интернет!»

Что касается цивилизованных отношений СМИ и власти, то «это не когда я тебя головой о стенку бью, а когда я из кожи лезу, чтобы ты, пресса, поняла, какая я, власть, открытая по отношению к тебе, готовая к контактам, не считающая за труд потерять на тебя свое, власти, драгоценное время. Не потому, что я тебя так уж уважаю, тем более – люблю. Не люблю, не сомневайся. Но ты представляешь народ, общество, у тебя работа такая: понимать, что я делаю, и помогать увидеть гражданам, что я, власть, эффективная (при том, что не чрезмерно дорогая), заботливая, человечная. Достойная права заниматься делами страны и граждан и дальше, после следующих выборов»[41]41
  Казаков Ю.В. На пути к профессионально правильному. Российский медиаэтос как территория поиска. М., 2001. С. 99.


[Закрыть].

Власть и свобода продолжают пока оставаться у нас понятиями «несовместными». Придет ли времечко?