Текст книги "Торжество тревог"

20

Вечером этого дня Истровская прямо из офиса позвонила Пекрасову, но в трубке раздался голос Зибирова. Она импульсивно потребовала передать трубку Дмитрию. Федор спокойно отказал. Алла захлебнулась от возмущения, хватала воздух ртом, не понимая, что все это значило, у нее не укладывалось в голове.

– Немедленно передайте! – наконец взвизгнула она.

– Я запретил ему разговаривать с тобой, – последовал неожиданный ответ. – Хорошо, что ты позвонила мне.

Истровскую поразило фамильярное обращение к ней. Федор почему-то стал «тыкать», хотя она не давала повода. Видимо, сам решил, что имеет на это право. Аллу это рассердило.

– Я не вам звоню! – разъяренно крикнула она, особенно выделяя и подчеркивая слово «вам», показывая этим Зибирову, что она продолжает держать его на расстоянии от себя, иначе говоря, чтобы знал сверчок свое место и не прыгал выше головы. Злые огоньки заметались в ее глазах.

В ответ Федор не поменял тона и не изменил своего обращения к ней, как будто не понял возмущения, на самом деле нарочно злил:

– Я хочу тебя видеть, – произнес голос Зибирова.

– А я хочу видеть Дмитрия! – отрезала Истровская.

– Я сварю его всмятку, если ты хоть раз еще повторишь эти слова! – повысил голос Федор. – Я жду тебя, Алла!

Алла нервно отключила телефон. Это уже выходило за рамки всяческого приличия. Зибиров ей ставил условие! Уму непостижимо! Угрожал не только Пекрасову, но и ей. Этого Алла терпеть не собиралась.

Никогда и никто не мог диктовать ей своих условий, в этом всегда она была убеждена. Никогда она не плясала под чужую дудку и под чужую диктовку. И чтобы всякая мелочь с улицы, какой-то никому неизвестный Зибиров взял над нею верх, этому просто не бывать.

Алла отбросила трубку, стремительно и легко подняла свое худое тело со стула. Ее трясло он негодования. Она чувствовала, как обстановка накалялась. Похоже, Федор решил добиться ее любой ценой. Истровская была взбешена настолько, что в эту минуту хотела рвать и метать, хотела выцарапать Зибирову глаза и откромсать язык.

Чтоб он сдох, ожидая ее! Не дождется! В гробу она его видела в очень белых тапочках! Эти выражения и другие, еще круче, слетали с ее губ. Каблучки туфель на полу выбивали барабанную дробь, когда она металась по кабинету, то и дело лихорадочно одергивая тонкими пальцами узкую юбку болотного цвета.

Чуть успокоившись, Истровская глянула в зеркало, поправила на груди белую блузку со стоячим воротничком и выскочила за дверь.

Уже подходила к своей машине, когда увидала, как из соседнего автомобиля нарисовался Зибиров и дружески, как ни в чем не бывало, помахал ей рукой. Одет был с иголочки. Во всем белом: белая рубаха, белые брюки, светлые туфли. Она покраснела от ярости. Так вот, оказывается, где тот ждал ее. И давно он тут отирается? Видно, приготовился снова преследовать, как в прошлый раз.

А Федор стоял возле открытой дверцы и улыбался во весь рот.

Алла приостановилась, секунду подумала и решительно шагнула к его машине, намереваясь поставить Зибирова на место. Федор видел бешеную злость в ее глазах и радовался такой реакции. Вот оно то, что нужно.

– Садись, Алла, в мою машину, – сказал, когда она приблизилась. – Со мной тебе будет лучше.

– Я сама решаю, с кем мне лучше! – взвизгнула, взмахивая своими коготками.

– На этот раз ты ошибаешься, на этот раз все будет иначе, – спокойно возразил Зибиров, пытаясь ухватить ее за локоть.

Его спокойствие окончательно выбило Истровскую из равновесия. Алла присела и прыгнула на Федора, вцепилась ему в волосы.

Тот не успел отреагировать на ее бросок. И уже через секунду понял, что допустил оплошность, повел себя слишком самоуверенно. Но было поздно, коготки Истровской впились ему в лицо, стали царапать кожу на щеках.

– Это ты ошибаешься! – крикнула, обращаясь на «ты», показывая этим свою ненависть и презрение к нему, как к ничтожеству.

Зибиров жестко отбросил Аллу от себя:

– Ты одурела! – не выдержал и выругался.

Чуть раньше ему сдавалось, что он готов к любым ее выходкам, но, оказалось, проворонил стремительный бросок, никак не ждал такого безудержного нападения. Вот так с ходу, без лишних слов. За что и поплатился. Стерва, чистой воды стерва. Психопатка. Не зря он не любил женской непредсказуемости. Полное отсутствие логики. Какой-то вихрь дури.

Истровская оправилась от толчка Федора и снова кинулась в атаку:

– Уберись с дороги, недоносок! – бешено шипела, а Зибиров как будто слышал шипение змеи, которая набрасывалась, защищая себя. – Где Дмитрий?!

Федор отбил нападение, схватил ее за обе руки и снова грубо ругнулся:

– Уймись, дура! А то быстро усмирю!

Однако унять Аллу было трудно. Не имея возможности вцепиться ему в лицо, она изловчилась и ударила коленом между ног. Боль пронзила Зибирова, он взревел и швырнул Аллу на капот. Она хлопнулась спиной и заскользила вниз, вытирая блузкой и юбкой пыль с металла автомобиля. Федор заскрипел зубами и согнулся пополам. Алла спрыгнула с машины и с остервенением стала рвать волосы Зибирову. И тогда Федор ударил ее.

Она охнула и упала на землю. Дыхание сбилось, женщина с трудом заглатывала воздух. Наконец, приходя в себя, в горячке вскочила на ноги и метнулась к своему авто. Очутившись за рулем, обнаружила кровоточащий локоть и окровавленное колено. Носовым платком промокнула кровь. Перед зеркалом смахнула грязь с лица, окинула взглядом грязную одежду и поморщилась.

У Федора были расцарапаны щеки, торчали волосы, болело в паху, и душила злость на себя. Никогда в жизни он так неудачно не отрабатывал заказ, позорище, его избила баба. Идиот. Как ни крути, но приходится признать, что Алла одолела в схватке. Самолюбие ущемлено. Вот уж повеселится Пекрасов. До гомерического хохота. А Истровская, потаскуха, как будет злорадствовать. Задавил бы сучку, да невозможно, пока не выполнили заказ.

Впрочем, после того как успокоился и хорошенько поразмыслил, сообразил, что на самом деле встреча прошла как нельзя лучше. Более удачный порядок вещей сложно придумать. Алла сейчас как бы сама перевела огонь на Дмитрия. Теперь она не только на словах должна приложить все усилия, чтобы спасти Пекрасова от мести Зибирова. Все складывается очень хорошо, идет по написанному.

– Ну и женщина, – приводя себя в порядок после душа, урчал Зибиров. Он был по пояс голый, в одних трусах. – Накинулась на меня, как раненая рысь. Представляю, что она может вытворять в постели.

– А ты не представляй, – пружинисто прохаживался по номеру Пекрасов. – Попробуй сам.

– С меня хватит, – отмахнулся тот, причесываясь. – Я свою роль отыграл. Теперь продолжай играть ты. Но держи ухо востро. Будь готовым ко всему. Куй железо, пока горячо. Когда собираешься к ней?

– Прямо сейчас и поеду, – ответил Пекрасов. – Дело к ночи. – Он открыл шкафчик, перебрал одежду Зибирова. – Надо бы приодеться во что-то мятое. – Слушай, у тебя тут никакого выбора. Может, пойти к ней прямо вот в этой черной футболке, которая на мне? Или напялить другую? Я обязан выглядеть выбитым из колеи, ведь теперь ты должен мстить мне еще и за Аллу. Думаю, она заглотнет эту наживку и сядет на крючок. От слов перейдет к делу. По правде, я не ожидал такой реакции от нее.

– Неужели влюбилась в тебя? – Федор промокнул полотенцем поцарапанные щеки и поморщился.

– Я старался. С нею так просто номер не пройдет. Подобные нам прежде не попадались, – произнес Дмитрий, закрыл шкафчик и развел руками. – Подберу что-нибудь из своей одежды. – Снова начал ходить из стороны в сторону.

– Не попадись на ее удочку, – посоветовал Зибиров. – Черт ее знает, о чем она думает.

– Не попадусь. Она из тех женщин, у которых все происходит на эмоциях, – отозвался Пекрасов. – Надо успеть объегорить ее, пока эмоции бурлят. – Дмитрий сделал паузу, прекратил передвигаться по номеру, поразмыслил и выговорил: – А знаешь, я передумал идти к ней сейчас. И завтра не пойду. Надо купить пару бутылок водки. Пусть она узнает, что я запил от горя, как пьют сильные мужики от лютой злости. Истровская не любит слабых мужиков. Если я правильно все понимаю, она сама меня найдет. Важно не переиграть. Вот если я сам к ней побегу с жалобой на тебя, это будет перебор. Провал. Тогда она просто отбросит меня прочь, как слабака. Все должно быть иначе. Ладно, я пойду к себе в номер. – Пекрасов внимательно посмотрел на Зибирова. – С такой мордой не стоит появляться у Кристины и агитировать за хорошую жизнь. Ты произведешь не очень хорошее впечатление. А впрочем, решай сам, придумай жуткую историю. Я с нею не встречался и мне сейчас не до нее. – Дмитрий подступил к двери, задержался на минуту, потом толкнул и вышел из номера.

Алла не дождалась Пекрасова ни поздним вечером сегодня, ни завтра. К концу второго дня была как не в своей тарелке. После схватки с Зибировым пребывала в неоднозначном настроении. С одной стороны, сумела показать, кто есть кто, а с другой – понимала, выигрыш в схватке неминуемо отразится на Дмитрии. И то, что тот у нее не появлялся, укрепляло Истровскую в этом мнении. Позвонила администратору гостиницы, услыхала, что Пекрасова второй день нет в номере.

Утром третьего дня опять набрала номер гостиницы. На этот раз администратор прошептала в трубку:

– Постоялец вернулся ночью бухой вдрыбадан, а сейчас, полчаса назад, не протрезвевший, куда-то опять подался.

Алла до обеда разгребла на работе срочные дела и помчалась искать Пекрасова по городу. Нашла в одном из кафе. Тот сидел за столиком в обнимку с графином водки. Он в окно заметил ее машину и принял вид чрезмерно опьяневшего человека. Истровская в короткой красной юбке и черном топе вихрем пронеслась по кафе и села напротив:

– Ты чего расквасился, жажда мучает? Уцепился за рюмку, оторваться не можешь! Лучше бы тебя мучила другая жажда! Два дня не появляешься у меня!

Дмитрий тряхнул головой, как бы возражая Истровской, и пьяным голосом произнес:

– Нет, Алла, ты не знаешь меня, я поднимусь. Дай время, я уничтожу его. Тебе налить? – Повел глазами по столешнице в поисках второй рюмки, и когда не нашел, повернулся к официанту, требуя принести. – Будем пить за твое здоровье, Алла, я тебя люблю.

– Вот это уже голос мужа! – усмехнулась женщина. – Вставай, хватит лакать! – Вскочила и подхватила под локоть.

Но Пекрасов свободной рукой потянулся за рюмкой:

– Погоди, Алла, я хочу выпить за тебя. Понимаешь, за мою любовь, – он намеренно растягивал слова. – Мне жаль, но я ухожу, Алла. Вот как все получилось. Но я в восторге от тебя. Ты все правильно сделала. Ты здорово прошлась по его морде. Так и надо. – Помолчал, видя, что Истровская слушала с удовлетворением, и заключил: – Я прощаю тебя, Алла, потому что люблю.

Женщина дернулась, отодвинула от него рюмку и крепче вцепилась в локоть:

– За что прощаешь? – Не поняла.

Дмитрий икнул, помахал в воздухе другой рукой:

– Ты сделала меня нищим. Зибиров потребовал мою долю.

Алла внутренне была готова к такому развитию событий. Но, тем не менее, злость на Зибирова прорвалась вновь:

– Надо было ему зенки выцарапать!

Пекрасов ощутил, как ее ногти впились ему в кожу, понял, что она вполне могла бы выцарапать глаза Федору, а значит, тому повезло, что этого не случилось.

– Ты все сделала правильно, – повторил он. – Я всегда буду помнить тебя, Алла. Такую женщину невозможно забыть. Я ухожу, потому что не могу оставаться с тобой раздавленным и убогим. Давай выпьем на прощание. – Дмитрий чувствовал, что нашел слова, которые поднимали его в глазах женщины. – Я не пропаду, будь уверена во мне, Алла! – Завершающую фразу он произнес твердо, зная, что это понравится Истровской.

И той понравилось, она мгновенно приняла решение.

– Я уверена в тебе, Дмитрий! – ответила и справилась. – Сколько стоит твоя доля? – В зрачках у Аллы вспыхнуло пламя риска. Женщина не хотела потерять Пекрасова.

– У меня нет таких денег, – покачал головой Дмитрий.

– А если я найду? – Красивые губы Аллы приоткрылись, как будто ожидали поцелуя.

– Вряд ли. – Он назвал цену.

Истровская на мгновение застыла, и Пекрасов тоже замер, подумав, не слишком ли он заломил, и напугался этого. Ведь Алла могла в ответ развести руками. Но Алла задумалась, а затем спросила:

– Как скоро ты смог бы вернуть такую сумму?

Дыхание у Пекрасова перехватило, и он ответил то, что хотела услышать Алла, и почувствовал, ответ устроил ее:

– Частями в течение года. Но где ты возьмешь такие деньги? – Изобразил удивление.

– Это не твои хлопоты, Дмитрий, – произнесла Алла и снова энергично стала отрывать его от стула.

Часть вторая

21

Пять лет от Хавина не было ни слуху ни духу. Все взвалил на плечи Адаевскому и устранился, словно совсем непричастен к этому бизнесу, точно не организовывал его и не вкладывал начальный капитал. И вдруг – звонок. Анатолий аж подпрыгнул на месте от неожиданности. Но вообще-то был рад, услыхав голос Павла.

– Черт, черт, черт, – зачастил он словами, как пулями из автомата. – А я уже думал, что ты совсем забросил нас. Но мы тут живы, Паша, и даже прибыль имеем. Ты не собираешься к нам? Хоть ты и передал мне в управление все дела, но основной хозяин-то все равно ты. Приезжай, Паша! Ты прости, что я не поздравил тебя с юбилеем. Не решился как-то, ведь ты тогда категорично потребовал, чтобы никто никогда тебя не беспокоил, вот я и не рыпался. Ждал, когда ты сам оклемаешься и вспомнишь о нас. Целых пять лет прошло. С ума сойти! Так ты приедешь?

– Вот я и звоню по этому поводу, Толя, – отозвался Хавин. – Сам пока приехать не могу, но отправляю к тебе группу из трех человек, чтобы изучили и привезли мне всю картину. Что за эти годы сделано, какие доходы и траты и какие планы дальше. Старшая группы – Марина Печаева.

Он не случайно назначил руководителем группы Марину, хотя та упорно сопротивлялась, мотивируя тем, что в его фирме она новичок, менее опытна, чем две другие сотрудницы. Однако Павел не хотел этого слышать. Он делал все с другой целью. Марине нужно появиться в городе в новом качестве. Все должны узнать, она теперь с ним и пользуется его абсолютным доверием.

Услыхав, кто руководит группой, Адаевский раскрыл рот от удивления. Ведь до настоящего момента никто не знал, куда подевалась Марина. Андрей продолжал искать жену, а все вокруг гадали, кто во что горазд.

Анатолий некоторое время молчал, словно проглотил язык, а потом оторопело обронил:

– Ну, надо же, Павел, а мы тут потеряли ее. А оказывается, она у тебя.

Хавин спокойно сообщил:

– Марина ушла от Андрея.

Адаевский будто подавился, икнул и промурлыкал что-то бессвязное. Павел выждал пару секунд, закончил:

– Мы сошлись с нею, Толя. Живем вместе. Она будет подавать на развод с Андреем.

Анатолий сглотнул слюну, кадык на горле задвигался, длинноватый нос клюнул вниз:

– Ну, ты даешь, Павел, с тобой не соскучишься, – буркнул в ответ.

– Так сложилось, Толя, так сложилось, – отозвался Хавин.

– Это официальная информация? – спросил Алаевский, елозя локтями по крышке стола. – Я могу об этом говорить?

– Марина сама обо всем скажет. Просто ты узнал раньше других, – проговорил Хавин и подумал, что лучше будет, если другие услышат новость от самой Марины.

Адаевский потрепал затылок своей пятерней.

Дома, сняв костюм и облачившись в белый домашний халат, прошел в комнату, где в кресле сидела жена Людмила с журналом в руках, не удержался и по секрету сообщил новость ей, заметив:

– Эх, Павел, Павел все мечется, как в молодости, никак не может найти себя.

Людмила не согласилась с ним, отложила журнал на журнальный стол, поправила полы своего цветного халата, покачала головой:

– Нет, Толя, Павел давно нашел себя. А вот свою половину найти не может. Ведь он женат на своем бизнесе, а женщины хотят, чтобы на первом плане были они. У него не получается сочетать это. Отсюда и конфликт. Не такие попадаются, какие ему нужны. Надо признать, в женщинах он плохо разбирается. – Она сунула ноги в тапки, поднялась из кресла, поправила широкие рукава халата. – Ты знаешь, я не уверена, что с Мариной у него что-то образуется. Они разные люди. Марина, мне кажется, вросла в жизнь с Андреем, хотя не все у них было гладко, и это ей изрядно надоело. – Людмила вздохнула, вспомнив на какое-то мгновение, что и в ее жизни не всегда все бывало гладко с Анатолием. А теперь он и вовсе занят так, что она почти не видит его дома. Ну, прямо второй Хавин, только меньшего масштаба. И произнесла в заключение: – Все же Андреем Марина крутила, как мельница жерновами, а вот с Павлом такие номера не пройдут.

– Пора уже ей остепениться, – застрочил Анатолий, прохаживаясь перед женой. Он тихо ступал голыми ногами по мягкому ковру, ощущая, как ворс грел ему ступни. – А то последнее время стала походить на Истровскую. Кстати, ведь вот метаморфоза какая, если закрыть глаза на ее личную жизнь, то в бизнесе Алла редкая умница, я очень доволен ею. Да и Марина неглупая, должна сообразить, что Павел это не Андрей. Хотя в таких делах соображаловка не всегда срабатывает. – Сжал губы и покачал головой. – А может быть, как раз Павел ей и нужен, чтобы прекратила взбрыкивать и начала нормальную жизнь. Ведь от мужика очень много зависит. Марине не хватает крепкого мужика. Андрюха, он все-таки немного баба.

– Поживем – увидим, – проговорила Людмила, взяла со стола журнал, открыла стеклянную дверцу книжного шкафа и положила на полку. Потом аккуратно закрыла дверцу, продолжила: – Я буду рада, если ошибаюсь. Давно пора Павлу пожить человеческой жизнью. Если Марина его устраивает, пусть будет Марина, я только приветствую это. – За последние пять лет Людмила внешне мало изменилась, была, как прежде, такая же высокая и худощавая, прямая, с короткой стрижкой, только под глазами появилась сетка мелких морщин, но взгляд все тот же понимающий.

– От наших приветствий мало что изменится, – погладил небольшой животик Анатолий и заиграл мимикой на лице. – Надеюсь, что все у Павла будет хорошо. – Безудержно зачастил: – Завтра поглядим на Марину. Если глаз у нее горит, значит, она довольна изменениями в своей жизни, а это уже неплохо. Но вот что будет с Андреем, сказать затрудняюсь. С одной стороны, мне жалко мужика, все-таки неплохой человек, а вот с другой стороны, пусть сам соображает, почему так произошло.

На следующий день, ближе к обеду, группа из трех женщин вошла в кабинет Адаевского. Впереди была Марина. В белоснежном топе с фасонным вырезом на груди, черной юбке. Они облегали округлые формы ее тела. Марина улыбалась, и Анатолий увидал знакомое лицо из прошлого, с выражением умиротворенности и доброты. Вид, как всегда, независимый, голова высоко поднята. И глаз горел. А ведь еще совсем недавно ничего подобного не наблюдалось. Пять лет это лицо было изранено болью и отчужденностью.

Весть о проверяющих с Мариной Печаевой во главе мгновенно облетела офис. И в тот же день сарафанное радио донесло ее до ушей Андрея. Он мгновенно бросил все дела и кинулся в офис Адаевского, чтобы увидеть Марину. Нашел в бухгалтерии, куда, запыхавшись, влетел с красным лицом. Рубаха в клеточку, мокрая под мышками, одним концом выбилась из-под пояса. Он лихорадочно толкнул ее под ремень и, переваливаясь с боку на бок, шагнул к столу, за которым сидела жена. Радостно и осторожно выговорил:

– Я тебя обыскался, Марина. – Она в этот миг показалась ему настолько красивой, что сердце заколотилось часто и громко. Он давно не видел ее такой.

– Зачем? – спросила жена, поднимая глаза, и они замерли на лице мужа.

– Ну как же, – растерялся Андрей и стал беспорядочно дергать полы серого пиджака. – Ты же исчезла неожиданно.

– Я не исчезала, – с вызовом посмотрела Марина. – Я уехала.

Его красное лицо от напряжения налилось лиловым цветом, он был убит холодной встречей, в глазах промелькнула мольба.

Все, кто находился в отделе, поднялись из-за своих столов и по одному тихонько вышли за дверь. Марина встала со стула. Посмотрела на Андрея с жалостью. Ничего кроме жалости к нему сейчас не испытывала. Но и себя не жалела. Конечно, Андрей был виноват, что ударил ее. Но ведь и она не была святой. И они оба знали об этом.

Потому ей не просто было одним махом выбросить его из своей жизни. Столько лет прожили бок о бок. Впрочем, она круто уже перевернула свою и его жизнь, выбрав Хавина.

Теперь переживать и переделывать что-то поздно, да и не имеет смысла. Возвращать себя в обрыднувшее прошлое не собиралась. Оно осталось в памяти, плохим запомнилось или хорошим, уже не так важно. Жизнь состоит не только из прошлого, но и из настоящего и будущего.

Никому не дано знать грядущее, но женщина верила, что впереди большой отрезок жизни. И проживать его, как прожила с Андреем, больше не хотела. Да, ей жалко мужа, но менять ничего она не станет. Повторила:

– Я уехала. Я ушла, Андрей. Я ушла от тебя. – Марина увидала, как небольшие глаза Андрея с паутинками морщин по сторонам округлились.

Он медленно осмысливал услышанное, с трудом воспринимая:

– Как это, Марина? – простонал наконец.

– Ушла совсем. Навсегда, Андрей, – выдохнула и почувствовала облегчение оттого, что произнесла эти слова.

– Как это, Марина? – снова беспомощно пролепетал он.

– Буду подавать на развод, Андрей, – уже твердо сказала женщина. – Я живу с Павлом Хавиным. Я так решила.

Губы Андрея задрожали, руки задвигались, не находя себе места:

– Как же так, Марина? А как же я? – обреченно выронил, обмяк и повалился на колени.

Марина оторопела, выскочила из-за стола и стала поднимать его:

– Не срамись, Андрей! – Заметила в его глазах слезы.

Он обхватил руками ее ноги и всхлипнул:

– Не делай этого, Марина, вернись ко мне. Я знаю, что я сволочь. Я не знаю, как у меня рука поднялась на тебя. Я отрублю эту руку, отрежу ее. Прости меня, Мариночка, прости, прости, прости. Я не смогу без тебя, я пропаду без тебя, прости меня, Мариночка. – Он крепко прижимал к себе ее ноги, и всхлипывал в подол черной юбки.

Она понимала, как тяжко ему будет без нее, потому что в ней он постоянно черпал поддержку и уверенность. Она всегда была рядом, неотрывна от него во всех бедах и радостях. И вдруг все это рушилось. Он остается один, совсем один. Его испугал страх одиночества, но Марина уже ничем не могла помочь.

– Возьми себя в руки, Андрей, ты же мужчина, – произнесла она. Эта фраза напоминала ему, что мужчина ни при каких обстоятельствах не должен терять самообладание.

Но Андрей словно оцепенел. Он вдыхал в себя запах жены и боготворил ее. Готов был остаться в таком положении навсегда. Однако его беспомощность только разозлила Марину. Женщина собрала всю себя в кулак и резко оторвалась от него:

– Прекрати, Андрей, поднимись, ничего уже не вернешь!

Андрей от ее рывка чуть не упал на живот, оперся на руки и снизу вверх предано заморгал глазами, как дворняга, которая провинилась и просит хозяина не наказывать ее. В глазах стояла тоска, боль и надежда:

– Марина, Марина, Марина, – шептал он безостановочно и потерянно. – Я буду ждать тебя, я буду ждать.

– Не надо! – отвергла она, пытаясь избавиться от чувства вины, которое продолжало давить на нее.

– Я буду, буду, буду, – обидчиво, как маленький ребенок, твердил Андрей, не поднимаясь с колен.

Марина поморщилась и вернулась за стол. Все происходящее уже походило на фарс. Хватит. История с Андреем закончилась. Больше она не хочет быть ломовой лошадью, которая тащит на себе весь воз. Она желает стать просто женщиной, и с Хавиным почувствовала себя ею. Павлу нужна женщина, Андрею – ломовая лошадь. Муж должен понять, это – конец. Женщина посмотрела на него отчужденно:

– Ты отрываешь меня от работы, – проговорила твердым голосом.

Андрей молча достал из кармана носовой платок, вытер глаза и медленно поднялся на ноги. Некоторое время постоял на месте, все еще не веря, что потерял жену. Помялся, сделал глубокий вздох и мелкими шагами, неловко боком направился к двери. Перед дверью остановился, взялся за ручку и, не оглядываясь на Марину, произнес глухим бесцветным тоном:

– Твоя постель будет ждать тебя. – В голове у него шумело, голос жены эхом многократно повторялся в сознании, ее слова возвращались и возвращались к нему откуда-то издалека, как будто из другой жизни.

Он вышел за дверь, прошел сквозь столпившихся работников фирмы и двинулся по коридору, ощущая взгляды на своей спине.

По завершении рабочего дня Марина вошла в кабинет к Адаевскому. Тот сидел за рабочим столом в бежевой рубашке с закатанными рукавами. Он нескладно поднялся ей навстречу, показал на стул, а сам протопал к шкафу, открыл дверцу, снял с вешалки пиджак, надел, поправил ворот рубахи. Затем повернулся к Марине и сообщил, что места для них в гостинице забронированы. А потом предложил:

– Ну, чего тебе на гостиничной кровати ворочаться? Поедем ко мне. Людмила рада будет поболтать с тобой. А девчат твоих отвезут в номер, за них не волнуйся.

– Да нет, – улыбнулась женщина. – Я уж вместе со всеми.

– Ну, смотри, мое дело предложить, – зачастил Анатолий, – По правде сказать, я ведь хотел, чтобы ты мне о Павле рассказала. Давно не видел его. Как он там? Наел брюшко или форму держит? Поехали, не отказывайся.

Марина продолжала улыбаться. Чувствовала, Адаевский не отстанет, пока она не согласится. Но его можно понять. Военное братство скрепляет мужчин надолго. Она будет неправа, если откажет ему сейчас. Кивнула:

– Хорошо, уговорил.

Анатолий позвонил жене, предупредил, что приедет с Мариной.

Людмила встретила их в дверях. В домашнем халате и задоринкой в глазах. Обыкновенно, как всегда встречала Марину. Разговор начался с самых обыденных фраз, какие всякий раз говорят друг другу люди при встречах. Потом посидели за столом, поужинали, затем расположились в гостиной комнате на диване и в креслах, разговаривали обо всем. Минут через пятнадцать Анатолий сослался на дела, поднялся из кресла и направился к себе в кабинет, оставив женщин одних. После этого Людмила доверительно спросила:

– Ну, как ты в личной жизни?

– Да ничего пока, – отозвалась Марина, разглаживая руками подол юбки.

– Решила окончательно?

– Кажется, наконец разорвала замкнутый круг, – вздохнула гостья.

– Кажется? Сомневаешься?

Марина ответила не сразу, сначала сосредоточила взгляд на одной точке, потом пошевелилась в кресле, как бы усаживаясь удобнее, и только после всех телодвижений произнесла:

– Все так сложно, Люда. Никогда не думала, что это так непросто. Сказала сегодня Андрею, что буду подавать на развод. Сам виноват во всем. А в общем-то, оба мы виноваты. Видно, исчерпали себя наши отношения.

– Значит, сомневаешься, – задумчиво заключила Людмила и тоже сделала ненужное движение на диване.

– Нет, не сомневаюсь, – более уверенно, даже ершисто глянула Печаева. – С Павлом мне хорошо, даже не думала, что бывает так хорошо.

– Павел хороший человек, но он другой, совсем не такой, как Андрей, – заметила по-доброму хозяйка дома. – Ты должна быть готова к этому.

– А я и хочу другого! – Марина выпрямилась в кресле, и вся ее фигура и ее голос выражали теперь решимость. – Надоело то, что было, Люда, не хочу доживать с этим, душа рвется наружу, стонет от какой-то безысходности. Нет нам, бабам, покоя в этой жизни, и нет счастья на всю жизнь. Не бывает этого, Люда, не бывает в жизни такого. Никто не принесет тебе счастье на блюдечке. Посмотри, сколько их вокруг ходит, этих двуногих особей противоположного пола, которые поначалу обещают золотые горы, а на поверку получается, ничего невероятного не происходит. Тупое тусклое бытие заедает настолько, что выть хочется. Ибо двуногие особи оказываются обыкновенными баранами, за которыми надо ухаживать, как за детьми. Толку от них, как от козлов молока. В лучшем случае только себя прокормить могут, а в худшем – рот разинут и ждут, когда мы их из ложечки накормим. Да неужели мы для этого рождены, Люда? – Марина посмотрела с вызовом. – А где же наша жизнь? Я больше не хочу ни за кем ухаживать и никого водить на поводке, я хочу, чтобы за мной ухаживали и меня носили на руках. – Она нервно провела руками по своим округлым формам. – Мало осталось настоящих мужиков, очень мало.

– Но ведь Андрей всегда твердо стоял на ногах, – проговорила Людмила, когда гостья прервала свой монолог.

– Потому что опирался на меня, – усмехнулась женщина.

– Так семья же создается для того, чтобы друг друга поддерживать, – высказалась хозяйка дома.

– А я не хочу больше поддерживать, Люда! – На лице у Марины появилось холодное раздражение. – Что это за семья, когда муж и жена являются друг для друга обыкновенными подпорками? Не хочу больше мириться с этим. Мужчина должен быть мужчиной, а не бабой в штанах! Я хочу жить с настоящим мужиком, а не с телком в мужском костюме.

– Ты просто разлюбила Андрея, – негромко заметила хозяйка дома.

– Да, разлюбила, – подтвердила Марина. – Я полюбила Павла. Я чувствую себя с ним на двадцать лет моложе. Во мне как будто костер пылает.

– Всякий костер поддерживать надо, он сам по себе не горит, Марина, – сказала Людмила, трогая пальцами короткую стрижку на голове.

– Горит, Люда, еще как горит! – воскликнула женщина.

– Я рада за тебя, – наклонилась вперед и тронула ее за руку хозяйка дома. – А что Андрей?

– Не хочу о нем думать, Люда, не хочу! – резко отсекла гостья. – Пускай делает, что вздумает. Пускай найдет себе женщину и доживает с нею до счастливого конца. Не хочу больше жалеть его. Меня-то кто пожалеет? Так все устроено в этой жизни, Люда, если сам себя не пожалеешь, никто тебя не пожалеет. Существует только одна истина, когда хочешь повеселиться, не жди, что тебя кто-то будет веселить, сама весели себя. К сожалению, веселья в жизни мало, все больше забот! – Печаева прервалась на минуту, вздохнула и снова продолжила: – Живешь и думаешь, что правильно живешь и хорошо живешь, но проходит время и понимаешь, что совсем не жила. Возвращаться к такой жизни не хочется. Я, правда, всегда знала, что жила не своей жизнью. Не жила, а прозябала, но мирилась. Все искала себя. Больше не желаю. Жизни не было, Люда, а так хочется жить! – Марина сделала движение, как бы намереваясь подняться из кресла, но вместо этого нахмурила брови и глубже погрузилась в него. – Нельзя на жалости к мужу строить семейную жизнь, это преступление. Такой жалостью мы просто губим собственную жизнь. Пусть он сам теперь разбирается со своей жизнью. Мне хорошо с Павлом и это для меня сейчас самое главное.

– А Павлу с тобой? – вдруг спросила Людмила, чем вызвала некоторое замешательство у гостьи.

После чего та, рассердившись на себя за это смущение, уверенно произнесла:

– Павел хочет, чтобы я получила развод со своим бывшим мужем и чтобы мы с ним официально оформили наши отношения.