Текст книги "Время первых"

– Вот что, Николай Петрович. Я хотел бы сам взглянуть на результаты медицинской комиссии…

* * *

Павел Беляев появился в отряде космонавтов позже других – сдавал выпускные экзамены в академии. Но стоило ему влиться в группу, как Леонов сразу обратил на него внимание. Молодого летчика поразила его собранность, невозмутимость и способность хладнокровно принимать правильные решения в любой критической ситуации.

Задолго до полета «Восхода-2» произошел примечательный случай. Проводились испытания космонавтов на нервно-психическую устойчивость в так называемой «комнате тишины» – сурдокамере.

В числе первых на «отсидку» отправился майор Беляев, назначенный старшим группы обучаемых космонавтов. Им – молодым летчикам – Павел казался суховатым и излишне правильным, хотя и ровным в общении. Правда, когда он рассказывал о своей службе в истребительной авиацией, к нему прислушивались, как к опытному летчику.

Длительный «полет» в сурдокамере проходил нормально, по утвержденному плану. По утрам Павел проделывал гимнастический комплекс, завтракал, проверял показания приборов и делал в журнале необходимые записи, затем читал книги, постоянно находясь в абсолютной тишине.

Но однажды вечером над его головой что-то затрещало. Тут же запахло горелым, повалил дым и посыпались искры – от короткого замыкания загорелась электропроводка.

Свои действия Павел просчитал за секунду. «Если нажать тревожную кнопку – эксперимент прервется и тогда… Нет, лучше справиться самому», – подумал он и принялся за работу.

Обмотав руку резиновым жгутом, которым пользовался, занимаясь гимнастикой, он приложил усилие и оторвал дымивший провод. Основной свет погас. Вместо него загорелся тусклый, аварийный. Беляев сорвал и затушил тлеющую изоляцию, затем снял трубку телефонного аппарата и спокойно произнес:

– У меня все в порядке, продолжаю «полет».

И на всякий случай продублировал сообщение ключом морзянки: «Не волнуйтесь. Чувствую себя хорошо».

Потом он тщательно соединил оборванные провода, дочитал книгу и лег спать. А утром попросил, чтобы на линию дали ток для проверки. Но проводившие эксперимент не рискнули это сделать.

Впрочем, Павел и не настаивал:

– Мне хватает и аварийного света.

Главным для него в тот момент было продолжение эксперимента, чтобы врачи его не прерывали. С обесточенной основной электросистемой в камере было невыносимо душно и жарко, но Беляев, как и прежде, занимался гимнастикой, выполнял заданную программу, читал и даже пел.

Врачебная комиссия дважды собиралась на совещание, обсуждая создавшееся положение, и дважды соглашалась с летчиком: эксперимент отменять нельзя. Более всего медиков покорили собранность, настойчивость и воля майора.

Алексей Леонов по-настоящему, по-мужски уважал старшего товарища. Через некоторое время и Павел обратил внимание на молодого слушателя отряда космонавтов – Алексея. Несмотря на подвижность, веселый нрав и озорной характер, тот отличался живым умом, цепкой памятью, смелостью и сообразительностью.

Через некоторое время Беляев с Леоновым стали друзьями, а чуть позже руководство объединило их в один экипаж и с выбором не прогадало.

* * *

Спустя несколько дней самолет-лаборатория «Ту-104» поднялся в небо для очередной тренировки экипажа космического корабля «Восход-2». На его борту, помимо Леонова, Хрунова и Заикина, после долгого перерыва вновь присутствовал Павел Беляев. Сергей Павлович Королев лично оценил заключения врачей медкомиссии и допустил его к тренировкам.

Заняв пилотажную зону и набрав нужную высоту, самолет приступил к выполнению первой горки. В салоне появилась искусственная невесомость.

В этот день снова отрабатывалось возвращение космонавта в шлюз. Как оказалось, это был один из самых непростых этапов предстоящего полета.

Одетый в тяжелый скафандр, Леонов аккуратно выбирал фал и двигался к шлюзу. После многократных тренировок данный этап получался у него безукоризненно.

Наконец наступил наиболее ответственный момент – вход во внешний люк шлюза.

Сгруппировавшись, Алексей прицелился, точно попал ногами в круглое отверстие и практически сразу вошел в него.

– Азмаз-2, я в шлюзе! – радостно доложил он по внутренней связи.

– Молодец, Блондин! – засмеявшись, поздравил Павел.

Глава четвертая

СССР; Московская область – Казахстан; Байконур – Москва.

1964–1965 годы.

Окончив Высшее военное училище летчиков, Леонов распределился для прохождения дальнейшей службы на Украину в 10-ю Гвардейскую дивизию 69-й Воздушной армии.

Алексей с удовольствием служил, изучал теорию, осваивал авиационную технику и новые виды боевой подготовки. Не бросал он и другое свое увлечение – живопись. В училище свободных минут для этого не хватало, зато став офицером, вечерами или в выходные он мог вволю отдаваться любимому делу. Постепенно в его жилище образовалась целая коллекция из собственных работ: космические и земные пейзажи, фантастические темы, портреты друзей. Картины были выполнены акварелью, маслом или голландской гуашью.

Находил Леонов время и для посещения выставок, галерей, музеев. Регулярно покупал альбомы старых и современных мастеров. В короткий трехмесячный период службы в Группе советских войск в Германии он успел несколько раз побывать в знаменитых картинных галереях Дрездена и Альтенбурга.

Леонов часто вспоминал тот далекий день, когда впервые повстречал генерала Каманина. Произошло это вскоре после аварийной посадки истребителя «МиГ-15» на аэродроме 10-й Гвардейской дивизии. Та встреча перевернула всю жизнь Алексея.

Вызвав молодого лейтенанта в кабинет командира части, Каманин предложил ему сесть, пододвинул пачку сигарет, зажигалку, пепельницу. И, не разъясняя своих намерений, поинтересовался здоровьем, а также планами на будущее.

Алексей полагал, что встреча с генералом явилась следствием недавнего полета, поэтому без задней мысли отметил, что полностью здоров и мечтает продолжить летную карьеру.

Тогда Николай Петрович, подпалив сигарету и прогулявшись вдоль открытых окон кабинета, внезапно предложил:

– А не хотели бы попробовать себя в качестве летчика-испытателя?

Такой поворот стал для Леонова полной неожиданностью. Он был готов к взбучке, к нотациям и к долгому разбирательству аварийной посадки. А тут…

– Конечно, товарищ генерал, – пролепетал он в ответ. – Стать испытателем – заветная мечта любого нормального летчика.

Собственно, на этом первая беседа с Каманиным и закончилась.

Второго октября 1959 года в часть пришел вызов, и Алексей убыл в Москву. В авиационном госпитале ЦВНИАГ, расположенном в Сокольниках, он прошел строгую медицинскую комиссию. Кстати, там он впервые повстречал Юрия Гагарина. Зашел в палату – небольшую комнату с сильно натопленной печкой, оставшейся с купеческих времен, и увидел по пояс раздетого молодого человека. Темно-коричневая пижама с белым воротничком, в коих ходили все пациенты госпиталя, аккуратно висела на спинке стула. Парень сидел на кровати и увлеченно читал «Старика и море» Хемингуэя. Леонов слышал об этом писателе и об этой книге, которую только мечтал прочесть, а тут какой-то незнакомец ее уже читает.

Молодой человек был примерно того же возраста, что и Леонов. Он посмотрел на него ясными голубыми глазами и представился:

– Старший лейтенант Юрий Гагарин. Прибыл с Севера…

Познакомились, разговорились. И спустя короткое время стали близкими друзьями.

Уже после гибели первого космонавта Алексей Архипович так охарактеризовал своего друга: «Он ничем не выделялся, однако все равно пройти мимо него было невозможно – обязательно остановишься и посмотришь на него. Обычная речь, классический русский язык, понятный и запоминающийся человек. Только позднее я осознал, какая это незаурядная личность – он схватывал все на лету, обладал удивительным системным анализом, был обязателен, трудолюбив и беззаветно предан дружбе…»

* * *

В день запуска испытательного беспилотного модуля «Космос-57» – точной копии «Восхода-2» – в квартире Леонова царила жуткая неразбериха. Дело заключалось в том, что по распоряжению руководства к Алексею и его супруге Светлане пожаловала в гости киносъемочная группа. Сюда же была приглашена и вся семья космонавта Беляева.

Алексея и Павла попросили надеть парадные мундиры. По задумке режиссера они должны были сойтись в центре зала и пожать друг другу руки. Помимо камеры, в относительно небольшой комнате ассистенты режиссера установили дополнительное освещение. Вокруг главных действующих лиц сновали члены съемочной группы: оператор, осветители, реквизиторы, молодая ассистентка в модной кепке из красного кожзаменителя…

Леонов с Беляевым уже несколько раз сошлись в центре под объективом камеры, но режиссера постоянно что-то не устраивало. То ракурс был не тот, то свет падал не под тем углом, то на кителе космонавта он замечал пылинку…

– Стоп! – опять остановил он съемку. Поправив на тощем лице темные очки, подошел к космонавтам и сказал: – Не могли бы вы вести себя более… естественно, раскованно? Вы же друзья, верно?

– Да, – хором отвечали те.

– Вот и отлично! Представьте, что это обычная встреча. А когда будете пожимать друг другу руки, скажите что-нибудь.

– А что сказать-то? – спросил Леонов.

– Без разницы. Звук мы все равно не пишем. Камера, приготовились!

Алексей с Павлом вновь разошлись по разным углам комнаты.

Ассистентка подошла с хлопушкой к камере.

– Сцена первая. Кадр первый. Дубль седьмой.

– Начали!..

* * *

Столь же шумно было и в сборочном корпусе ОКБ. В его центре на стапеле под десятками ярких ламп и прожекторов по-прежнему высился «Восход-2». Разве что теперь все технологические люки были на своих штатных местах, и корабль производил впечатление полностью готового к полету.

У подножия основной стапельной лестницы собрались все те, кто принимал участие в сборке: ученые и военные, механики и инженеры, рабочие и лаборанты. Среди собравшихся было довольно много женщин.

Сергей Павлович Королев поднялся по лестнице на нижнюю площадку стапеля, окинул взглядом большую группу специалистов и сказал:

– Сегодня мы собрались здесь не для того, чтобы праздновать победу. Мы собрались для того, чтобы убедиться в самой возможности этой победы…

* * *

Волнуясь, за съемкой сюжетов наблюдали жены и дети космонавтов: Светлана Леонова с дочерью Викой и Татьяна Беляева с двумя дочерьми – Ирой и Людой.

Покончив с первой сценой, режиссер разобрал с участниками детали следующей, что-то пометил в рабочем блокноте и громко сказал:

– А теперь снимаем встречу дочери с отцом. Камера, готова?

– Готова.

– Сцена вторая. Кадр первый. Дубль первый, – отработала хлопушкой ассистентка.

– Побежала! – скомандовал режиссер.

Светлана шепнула дочери:

– Давай.

Вика бросилась к отцу. Тот со счастливой улыбкой шагнул навстречу, раскрыл объятия, но… не добежав до папы трех шагов, девочка споткнулась и упала.

– Ой! – вскрикнула она.

– Тихо-тихо! Не ушиблась? – подхватил ее Алексей.

– Не успела…

– Стоп, – недовольно проворчал режиссер. – Давайте сначала.

Мужчины восприняли эту заминку как маленькое недоразумение. А вот обе мамы были не на шутку встревожены…

– Плохая примета, – тихо прошептала Татьяна.

* * *

Ракета с модулем «Космос-57» была готова к старту. Ее баки заправили топливом и окислителем, технический персонал произвел последние проверки систем и доложил о готовности на Командный пункт.

ЦУПа в современном исполнении тогда еще не было. Имелся так называемый КИК – командно-измерительный комплекс, созданный по инициативе Сергея Павловича Королева в 1956–1957 годах. Он представлял собой просторный зал с множеством рабочих мест; рядом с залом имелось еще несколько вспомогательных помещений. В КИК стекалась вся информация о полете, была налажена прямая радио и телефонная связь со всеми НИП[1]1
  НИП – наземный измерительный пункт для контроля и управления космическими аппаратами. НИП-6 и НИП-7 территориально расположены на Камчатском полуострове. Всего на территории бывшего СССР было создано двадцать три подобных пункта. Ныне продолжают действовать девятнадцать.


[Закрыть] и другими отслеживающими космический полет точками. В просторечье большинство сотрудников именовали КИК Командным пунктом…

Все было готово. Ждали доклад офицеров государственной безопасности, без которого запуск ракеты в космос запрещался.

Проблема заключалась в том, что иногда рядом с полигоном Байконур появлялись агенты иностранных разведывательных структур. Они проезжали мимо на поездах или автомобилях, пролетали пассажирами на гражданских самолетах. Наши контрразведчики о них знали, но задержать или воспрепятствовать появлению рядом с секретной зоной в силу дипломатической неприкосновенности не могли. И тогда через Генштаб они сообщали об опасности короткими кодированными сигналами.

Сигнал «Скорпион-1» означал, что в поезде мимо полигона следует иностранный дипломат, который может пеленговать работу радиостанций и тем самым определить координаты и количество стартовых площадок. «Скорпион-2» означал пролет разведчика в качестве пассажира на самолете гражданской авиации. А «Скорпион-3» предупреждал о других еще более серьезных акциях вражеских разведок. По любому из этих сигналов жизнь на полигоне замирала минимум на тридцать минут.

Но в этот раз обошлось – офицеры ГКБ не беспокоили.

Специалисты и офицеры управления заняли места. Выслушав доклады, руководитель полетов включил селектор, подвинул поближе микрофон и произнес:

– Ключ на старт!

– Есть ключ на старт, – повернув галетный переключатель, доложил один из офицеров.

– Протяжка – один!

– Есть протяжка – один.

– Продувка!

– Есть продувка.

– Протяжка – два!

– Есть протяжка – два.

– Ключ на дренаж!..

* * *

Сценку встречи маленькой дочери с отцом удалось снять со второго дубля. Они любили друг друга, и им не пришлось напрягаться, изображая безмерное счастье при встрече.

– Сцена вторая. Кадр первый. Дубль второй, – объявила ассистентка.

– Начали!

Максимально осторожно пробежав по залу, чтобы больше не споткнуться и не рассердить строгого очкастого режиссера, Вика радостно прыгнула в объятия отца.

– Папа!

– Да, моя девочка! – подхватил он ее.

Обвив ручонками его шею, она прижалась к нему.

– Снято, – кивнул режиссер и объявил перерыв для подготовки к съемке следующей сцены.

* * *

– Сегодня на Байконуре в десять часов тридцать минут будет осуществлен запуск модуля «Космос-57», – продолжал говорить Королев, стоя на нижней площадке стапеля. – Как вам известно, корабль выйдет на орбиту с испытательной целью…

Обступившие стапель специалисты действительно знали и о сегодняшнем старте, и о задачах испытательного модуля. Тем не менее все слушали Главного с полным вниманием. Слов тот на ветер не бросал и всегда говорил по делу.

– Основные узлы и надувной шлюз будут считаться успешно испытанными только после того, как «Космос-57» благополучно вернется на Землю. Ну а наша с вами задача на ближайшие дни – досконально проверить системы и оборудование корабля «Восход-2». На кон, товарищи, поставлено очень много! Мы должны убедиться в правильности расчетов прежде, чем на орбиту отправятся летчики-космонавты Павел Беляев и Алексей Леонов – наши герои, на которых мы возлагаем особую миссию: впервые в истории покинуть борт космического корабля и выйти в пространство открытого космоса…

Замолчав на несколько секунд, он оглянулся на возвышавшийся за ним корабль, смерил его пронзительным взглядом.

И сказал:

– Успех этого полета позволит нам приблизиться к тому моменту, когда мы сможем быть с космосом на равных. Быть с ним на «ты»…

* * *

Пока съемочная группа готовила антураж следующей сцены, Алексей с супругой стоял в узком коридоре. Светлана была чем-то расстроена.

– Ну ты чего? – обнимая ее за плечи, озабоченно спрашивал Алексей. – Нет, ну правда – чего?..

– Мне страшно, – тихо сказала она.

– Страшно?! Почему?

– Не знаю… Обещай, что вернешься.

– Я тебе обещаю.

Света едва сдерживала слезы. Вздохнув, он прижал ее к себе…

* * *

На командном пункте Байконура истекала последняя минута перед стартом ракеты-носителя с модулем «Космос-57». Офицеры и специалисты застыли у смотровых щелей и экранов радаров.

– Зажигание! – скомандовал руководитель полета.

– Есть зажигание.

Ракета висела над стартовой платформой. Башню обслуживания отвели от ее тела около часа назад.

Внезапно под носителем сильно заискрило; следом из сопел выбило пламя. Пару секунд оно ослепляло беспорядочными вспышками, затем обрело форму ровных и мощных струй. Сбоку из-под «пускового стола» повалили клубы светлого дыма.

– Старт!

От ракеты в сторону отвалила кабель-мачта, с помощью которой к бортовому разъему подавалась электроэнергия. Следом синхронно разошлись «лепестки» технологических ферм, обеспечивающих жесткое крепление ракеты в вертикальном положении.

Обретя свободу, ракета медленно поползла вверх.

– Подъем, – доложил один из наблюдателей.

– Понял, – кивнул руководитель.

– Три секунды – устойчивый подъем. Пять секунд – устойчивый подъем. Десять секунд – полет устойчивый…

* * *

Съемка в квартире Леоновых продолжалась.

После встречи отца с дочерью по задумке режиссера надлежало запечатлеть еще несколько сцен с космонавтами. Для этого Павла и Алексея попросили снова надеть парадные кители, усадили за стол и поставили перед ними шахматную доску.

Затем в зале квартиры установили и нарядили елку, а на столе вместо шахмат появилось праздничное угощение.

– Сцена четвертая. Кадр первый. Дубль первый, – щелкнула хлопушка.

– Начали! – воодушевленно взмахнул рукой режиссер.

Ассистенты стали забрасывать главных героев лентами серпантина и конфетти, а Леонов подхватил со стола бутылку шампанского и попытался ее открыть.

– Так… так… еще немного…

Пробка с хлопком полетела в дальний угол, из горлышка брызнула струя пены; Алексей наполнил бокалы. Космонавты поочередно произнесли тосты и сделали по глотку.

– С Новым годом! – забывшись, произнес Павел.

– Можно не стараться – звук все равно не пишут, – с улыбкой напомнил Леонов.

– Снято! – объявил режиссер. – Перерыв двадцать минут, ставим последнюю сцену: прощание с семьями в коридоре…

* * *

Двадцать второго февраля ракета с опытным космическим кораблем «Космос-57» успешно стартовала с космодрома Байконур и исчезла за тонким слоем облачности.

– Одна минута – полет нормальный, – сверяясь с секундомером, диктовал оператор РЛС.

На Командном пункте по-прежнему сохранялась напряженная тишина. Все присутствующие знали: этап полета до момента отделения первой ступени – самый трудный и ответственный.

– Полторы минуты – полет нормальный…

После ухода ракеты из зоны визуальной видимости контроль ее полета осуществлялся при помощи радиолокаторов.

– Две минуты – полет нормальный. Наблюдаю отделение разгонных блоков первой ступени.

В работу включилась вторая ступень. Полет ракеты и вывод корабля на орбиту проходил штатно…

Напряжение, связанное с запуском и выводом на орбиту, постепенно исчезало. Однако в начале третьего витка связь с кораблем внезапно пропала.

– До окончания витка осталось полторы…

Не закончив фразы, оператор замолчал.

– Что? – взволнованно спросил руководитель. – Что случилось?!

– Отметка, – потерянно ответил тот. – Отметки корабля нет.

Все бросились к пультам.

Тонкие лучи, вращающиеся по кругу, не оставляли за собой ни единой точки. Ни единого пятнышка.

Корабль находился в зоне видимости четвертого, пятого и седьмого НИПов, но ни один его не видел. Не отвечали на запросы «Трал», «Факел», телевидение и имитация телефона.

Руководитель полетов тут же обратился за помощью к средствам ПВО и отправил им целеуказания, но и они ничего похожего на космический корабль не обнаружили.

На КП сразу собрались члены Государственной комиссии во главе с Королевым. Все были потрясены потерей корабля, ведь поначалу его полет проходил нормально.

После короткого обсуждения большинство пришло к выводу, что корабль был взорван системой АПО[2]2
  АПО – система принудительной ликвидации корабля при нештатном спуске, когда есть опасность приземления спускаемого аппарата на чужой территории.


[Закрыть]. Никто не понимал, почему она сработала, но… других версий не было.

* * *

Спустя сутки Королев прибыл в Кремль. В сопровождении сотрудников 9-го отдела КГБ он проследовал в Кремлевский дворец съездов.

– Разве нам сюда? – недоуменно спросил Сергей Павлович.

– Леонид Ильич просматривает один из своих любимых кинофильмов, – пояснил старший сотрудник.

Поднявшись по мраморной лестнице, Королев вошел в главный зал.

– Проходите, Леонид Ильич ждет, – прошептал сотрудник.

С трудом ориентируясь в темноте, изредка озарявшейся светлыми всполохами с экрана, Королев заметил вдалеке одинокую фигуру Брежнева. Тот неподвижно сидел в третьем или четвертом ряду и увлеченно смотрел картину.

Идти по центральному проходу гигантского зала пришлось долго. На экране шел фильм Павла Клушанцева «Планета бурь» – Сергей Павлович однажды видел его. Получивший повреждения робот тонул в раскаленной лаве; жизни русского космонавта и американского астронавта висели на волоске. Вокруг бушевал ураганный ветер, а экипаж «Сириуса» спешил им на помощь.

На фоне этих грандиозных событий крошечная фигурка сидевшего в зале человека казалась микроскопической и одинокой. На огромном экране великаны в скафандрах боролись со страшной стихией, с апокалипсисом, выживали под метеоритными дождями и в огненной лаве. А маленький одинокий зритель попросту терялся в полутемном пространстве.

Однако, шагая по проходу, Королев прекрасно осознавал обманчивую суть зрительного восприятия. На самом деле «маленький одинокий зритель» являлся самым могущественным человеком на одной шестой части суши. Это была влиятельнейшая фигура в советском социуме, называвшаяся «Генеральный секретарь ЦК КПСС».

Подойдя ближе, Сергей Павлович разглядел стоявший рядом с Брежневым маленький журнальный столик. Не отрываясь от фильма, тот изредка протягивал руку и брал из вазочки маленькую баранку. Колечко в его ладони с хрустом разламывалось, после чего обломки отправлялись в рот.

– Здравствуйте, Леонид Ильич, – подошел к Брежневу Королев.

– Здравствуйте, Сергей Павлович, – мимолетно отвлекся тот от экрана. – Досмотрим кино и поговорим. Садитесь.

Конструктор устроился на соседнем кресле. Генсек продолжал увлеченно следить за развитием сюжета, где многометровые фигуры космонавтов боролись с выдуманными режиссером и сценаристом трудностями.

– Некогда мне кино смотреть, Леонид Ильич, – осторожно напомнил Главный конструктор. – Я наперегонки… Земля из-под ног уходит.

– Она не уходит из-под ног только у тех, кто топчется на месте. А ты, Королев, – двигатель прогресса, – проворчал в ответ тот.

Сергей Павлович показал пухлую папку:

– Вот здесь у меня полный отчет со всеми техническими выкладками. Давайте я попробую рассказать вам вкратце. Что будет непонятно – спрашивайте.

– Да, знаю-знаю. Первый этап твоей циклограммы выполнен – корабль выведен на орбиту, условный выход в космос и возвращение обратно в корабль осуществлены. Теперь повтори то же самое с двумя космонавтами – и получай звезду героя.

Королев сурово посмотрел на Брежнева.

– Мы не знаем, что произошло после отстрела шлюза. Данных нет. Модуль самоуничтожился.

– Ну и хрен с ним! Выход в космос зафиксирован?!

– Условно – да.

– Значит, теперь давай мне безусловно! Соединенные Штаты намерены запустить корабль в мае. Наш «Восход» должен отправиться в космос раньше, чтоб весь мир знал: мы – первые! Продолжается наше космическое время, советское. Время первых.

Королев устало глядел в темноту перед собой.

Потом сказал:

– Да плевать мне на американцев. Я понимаю, что главное для нас и для страны – не ударить в грязь лицом. Будем стараться, Леонид Ильич. Но пока я руковожу всем этим, сырое изделие в космос не полетит. Тем более если внутри его будут мои люди. Только через мой труп.

– Ну уж сразу так.

– Да, именно так.

Сдвинув густые брови, Генеральный секретарь недовольно пожевал губами.

– Давай-ка переспи со своими мыслями и успокойся. А забузишь – другого найдем. Незаменимых у нас нет.

Сергей Павлович вздохнул:

– Я в лагере только потому и выжил, что мне снился космос. Он до сих пор мне снится.

Вероятно, чудовищная усталость Главного конструктора была заметна даже в полумраке.

– Сейчас тебя проводят до нашей гостиницы; доведут до самого номера. И сны твои будут бдительно охранять, – взглянув на него, примирительно сказал Леонид Ильич.

– Спасибо. Сам доберусь…

Королев тяжело поднялся и пошел по центральному проходу вверх – к выходу из зала. Сзади по-прежнему освещался экран, а из установленных повсюду колонок доносилась озвучка кинофильма, внезапно превратившаяся в удушливый кошмар. Футуристические космические корабли, фигуры в странных скафандрах, неестественный рубиновый свет, черные могилы кратеров, тугая петля Млечного Пути…

Покинув зал и оказавшись в холле, Сергей Павлович вдруг почувствовал себя неважно: голова закружилась, легким не хватало воздуха.

Схватившись за грудь, он стал оседать на устланный ковровыми дорожками пол.

Заметив это, к нему подбежал сотрудник 9-го отдела Комитета госбезопасности.

– Охрана! Быстро сюда! – крикнул он, подхватив под руки ослабевшего Королева. – Вызывайте «Скорую»!

Спустя несколько минут по вечерней Москве мчалась машина «Скорой помощи» в сопровождении нескольких автомобилей с номерами Комитета государственной безопасности…

* * *

Королев лежал в отдельной палате НИИ скорой медицинской помощи имени Н. В. Склифосовского. Рядом с ним колдовала бригада самых квалифицированных врачей, экстренно вызванных в клинику.

Кардиолог изучил только что снятую кардиограмму и, посоветовавшись с коллегами, спросил у больного:

– Давно отдыхали?

– Отдыхает тот, кто устал, – поднимаясь с постели, ответил он. – А я не устал.

– Куда вы, Сергей Павлович? – заволновался доктор.

– Не до постельного мне режима, – одевался он и собирал свои вещи.

– Вы, возможно, и не устали, но ваше сердце говорит обратное.

– Сердце у меня капризное. Но, я думаю, мы с ним как-нибудь договоримся.

Встретившись взглядом с мэтром ракетостроения, врач помедлил, но все же сказал:

– Видите ли… я не хочу вас пугать, но… неприятность с вашим здоровьем может произойти в любой момент. И я бы на вашем месте…

– Спасибо, доктор, что вы не на моем, а на своем месте, – оправив пиджак, пошел Королев к двери. – Честь имею. До свидания…

* * *

Шел февраль 1965 года.

Полностью подготовленный к полету экипаж «Восхода-2» проживал в гостинице Байконура. Недавняя неудача с запуском «Космоса-57» привнесла в планы неизвестность, а в судьбы Леонова и Беляева – неопределенность. Настроение у обоих после гибели испытательного корабля было ни к черту. Главный улетел в Москву на доклад к Генеральному секретарю. Как тот отреагирует на провал? На какой срок перенесут старт «Восхода»?..

По стенам гостиницы медленно плясали блики качавшихся желтых фонарей. Светало, но их еще не успели выключить. На стоявших вдоль гостиничного комплекса деревьях лежали белые шапки, а вокруг на многие километры простиралась укрытая снегом степь. Оконные стекла украшали морозные узоры.

Беляев в задумчивости вышагивал по номеру и собирал в чемодан вещи, стараясь ничего не забыть. Леонов, точно статуя, стоял у окна. Растопив дыханием на замерзшем стекле тонкую ледяную корку, он смотрел наружу.

За окном шел снег, и медленно светлевшее небо сливалось с бесконечной белой степью. Лишь где-то в километре – на краю видимости – сквозь мутное марево просматривался стартовый комплекс с раскрытым «тюльпаном» ферм.

Перенеся из шкафа и сложив в чемодан последнюю стопку вещей, Беляев тоже подошел к окну и встал рядом.

– Интересно, а в Москве идет снег или уже подтаяло? – задумчиво спросил он. – Успею с девчонками на лыжах сходить?..

Леонов выудил откуда-то початую бутылку коньяка.

– А правильно… Снеговиков слепить, пирогов поесть… – сказал он, наливая в стакан крепкого алкоголя. Будешь?

– Не хочу. А ты пей, раз налил, – вздохнул Павел, возвращаясь к раскрытому чемодану.

– Считаешь, не полетим?

– Я ничего не считаю. Есть регламент.

– Мы столько сил и времени положили, а теперь весь пар в гудок?! Регламент… Скажи, чем они там думают?

– Ты хочешь, чтобы Королев на авось старт назначил?

– Да не на авось, Паша! Мы с тобой этот кораблик по винтику разобрали и потом обратно собрали. Я уверен в нем, как в родной маме. А ты стоишь и спокойно вещички пакуешь!

– Думаешь, ты один «горишь»? Да я этот космос… Короче, как Родина прикажет.

– Плевать я хотел на приказы! – вскипел Алексей. – Я заднюю не дам…

В этот момент в дверь кто-то тихо постучал.

Беляев быстро спрятал открытую бутылку и крикнул:

– Да-да, войдите!

Дверь раскрылась, в номер вошел Королев.

Павел с Алексеем были крайне удивлены его внезапным появлением. Во-первых, они не знали о возвращении Генерального на Байконур. Во-вторых, странно выглядел и его ранний визит, ведь на часах еще не было и девяти.

– Доброе утро, Сергей Павлович, – поздоровались космонавты.

– Доброе утро. Давно встали?

– Недавно. Вот чай пьем, – кивнул Леонов на стакан с коньяком.

Королев медленно прошелся по номеру, поглядел на тот же безрадостный пейзаж за окном…

Беляев с Леоновым в напряжении ждали, что же он скажет. А Главный не торопился, и его затянувшееся молчание почему-то выглядело виноватым.

Наконец, вздохнув, он произнес:

– Испытательный полет «Космоса-57» окончился неудачей. Риск запуска «Восхода» с людьми на борту слишком велик. На днях мы используем ваш корабль для повторного запуска манекена. За год построим новый корабль – и полетите.

– Выяснили, что произошло с «Космосом»? – спросил Беляев.

– Проанализировав, какие команды использовались для передачи «Космосу» по его командной радиолинии, наши специалисты установили, что если один из сигналов по управлению шлюзом подавать одновременно с двух наземных пунктов, то он преобразуется в команду цикла спуска.

– АПО восприняло это как незапланированный спуск и уничтожило корабль? – догадался Беляев.

– Совершенно верно. В общем, комиссия довольно быстро разобралась в ситуации. Причиной срабатывания АПО стала выдача камчатскими пунктами НИП-6 и НИП-7 двух одинаковых команд № 42. Наложившись друг на друга, они были восприняты бортовым дешифратором как одна команда № 5 – «спуск».

– Понятно, – потерянно сказал Леонов.

– А что вас не устраивает? – приметил его неважное настроение Королев. – Или смущает тот факт, что первыми выйдут в космос американцы?

– Да, смущает! – запальчиво ответил Алексей. – Сергей Павлович, мы находимся на пике физической формы! Мы отработали на земле три тысячи аварийных ситуаций!

– А в космосе случится и три тысячи первая, и три тысячи вторая, и третья… Не могу я вас отпустить. Это смерть, орёлики, без некролога.

– А зачем вы тогда пришли? – едва сдерживая обиду, спросил Леонов.

В другой раз Главный непременно взгрел бы его за подобную бестактность. Но сейчас, глядя на расстроенного космонавта, по-доброму улыбнулся:

– Ну ты деревня.

– Село Листвянка, Кемеровская область, – вздохнув, согласился Леонов. – Я мог умереть в три года, когда отца арестовали как врага народа, на семью повесили клеймо «диверсантов». Сразу нагрянули соседи: забрали еду, мебель, а потом и дом, выгнав нас на улицу – в мороз. Мамка на сносях, нас – восемь ртов. А сосед еще вернулся и снял с меня штаны – я так и остался в одной длинной рубашке… Слава богу, старшая сестра с ее мужем приютили в комнате общежития – шестнадцать метров на всю ораву. Мое место прямо под кроватью было. И ничего – выжили. Потом война, все мужики ушли на фронт; остальные – на передвижные госпитали, оборонку, воссоздавать переброшенные с запада страны заводы. А я учиться пошел. Мамка в школу привела – у меня вид гордый. А вниз посмотрел: босыми ногами в луже от стаявшего снега стою. Ботинок-то не было… И тоже выдержал, выучился. Потом победа великой ценой. Все мои дядья и братья погибли. И так у всей страны, в каждой семье. Сергей Павлович, да мы такое прошли! Мы столько пережили! Так не для того же, чтобы теперь испугаться внештатной ситуации! Да я дыру в этом люке прогрызу и выйду!..