Текст книги "Масштабная операция"

Сделав Ивану очередные инъекции, Серов занялся приготовлением обеда – открыл банку тушенки, распечатал галеты, шоколад. Подложив под спину товарища сложенный вчетверо снайперский коврик, объявил:

– Прошу – на столе уже вся композиция. Давай-ка, подкрепись как следует, тебе ныне в самую пору.

Тот приподнял голову, с неимоверным напряжением проглотил ложку холодного мяса и, снова лишившись сил, обмяк.

– Понимаю… – покачал головой спец минного дела, – мне оно тоже в таком виде в глотку не лезет. Ни запаха, ни вкуса, один жир… Ладно, сейчас организуем костерок, и все будет в лучшем виде.

Собирая прошлогодние ветви из-под ближайших кустов и, словно оправдывая нарушение строгих инструкций, скрупулезно озвученных Шипилло, он бубнил, все так же протягивая гласные звуки:

– Я совсем ненадолго разожгу огонь – дыма не будет видно. Главное, чтобы в костре не было травы и листьев!.. Жиденького дымка никто не заметит… Потерпи браток, через пяток минут горяченького поешь – сразу полегчает.

Сухое топливо горело ясно, весело и почти бездымно. Спустя двадцать минут сержант затушил небольшое округлое кострище и поставил перед Бояриновым консервную банку, источавшую замечательный мясной аромат. С трудом съев ровно половину, связист прошептал пересохшими губами:

– Попить бы…

– Щас сделаем, – с готовностью согласился тот.

На дне фляжки оставалось несколько глотков воды, и Иван с жадностью ее выпил.

Через час, когда солнце, скользя по верхушкам деревьев, уже клонилось на запад, Андрей постоял в задумчивости, снова посмотрел на циферблат и, не оборачиваясь к раненному товарищу, сказал:

– Я отлучусь ненадолго. Полежи тут один.

Взяв два пустых алюминиевых сосуда, он бросил в каждый по две обеззараживающих таблетки и осторожно покинул убежище. Выйдя из кустистых зарослей, надел темные очки, с коими не расставался с первых боевых операций и направился к ручью, что игриво журчал в низине, неподалеку от давшей приют скалы. До источника чистой прохладной воды было рукой подать – три минуты неспешного хода, однако, помня об осторожности, подрывник передвигался медленно, застывая возле каждого дерева и тщательно осматривая окружающее пространство. Добравшись, наконец, до ручья, присел у серого валуна, снял очки, аккуратно пристроил их на вершине камня и, отвинтив крышечку первой фляги, подставил ее горлышко под искрящуюся серебром струю…

Этот запах насторожил Юрия Леонидовича сразу. Короткими перебежками его группа преодолела метров пятьсот по зияющей проплешинами местности, когда он – лидер пары разведчиков, почуял неладное. Именно почуял, потому что легким ветерком откуда-то спереди потянуло едким запашком гари от взрыва тротила. Судя по всему – взрыва недавнего…

Подав отряду команду «Усилить внимание», полковник осторожно продвинулся еще шагов на сорок, прежде чем разглядел вдали чернеющую средь зеленой травы воронку. Примостившись у молодого кустарника, он принялся разглядывать в бинокль редколесье.

– Следы боя или кто-то подорвался? – тихо спросил, подползший сзади Сомов.

– Хрен его знает, разберемся… Ты башкой-то помедленнее вращай, что б не так приметно было движение, – посоветовал комбриг.

– Как по-вашему, давно наши тут прошли?

– Мы стартовали с опозданием на половину суток, – неторопливо стал объяснять старший по званию. – Полагаю, пару-тройку часиков отыграли. Стало быть, Торбин миновал эту равнину не более десяти часов назад.

– Думаете, они наткнулись на «чехов»?

– Вряд ли… Если бы люди Гросса напоролись на банду, то мы заметили бы их трупы – «приматы» наших не хоронят…

– Они почему-то отрезают им головы, – еле слышно уточнил майор.

– Да, случается, – подтвердил Щербинин.

– Но кто-то из наших мог остаться в живых.

Похоже, надоедливый оперативник слегка утомил расспросами командира «Шторма», но, помедлив, тот все же поделился соображениями с новичком в спецоперациях:

– Тогда, имея глобальную задачу, они пытаются оторваться от преследования. Чеченцы же не станут распылять силы и оставлять тут засаду – им не ведомо, что кто-то идет по следам первого отряда.

На минуту замолчав, полковник машинально убрал в карман бинокль, по привычке почесал массивный подбородок и, уверенно завершил анализ возможных вариантов:

– Ну а ежели кто просто подорвался, и взрыв был услышан – тут уж давненько все прочесали. Так что без толку хорониться и ожидать подвоха – смело подымай народ и пошли к поляне.

С этими словами он безбоязненно встал в полный рост и, закинув на плечо укороченный автомат, устало побрел к воронке. Майор подозвал бойцов, троим повелел занять позиции вокруг лужка, и побежал догонять Юрия Леонидовича. Тот тем временем уже опустился на корточки и принялся изучать многочисленные следы, оставленные на рыхлой земле чьими-то ногами. Сомов последовал его примеру – попытался тоже разобраться во множестве отпечатков, но в данной части его розыскной деятельности практики явно не хватало – ничего толкового от лицезрения истоптанной земли и примятой травы на ум не приходило. К тому же и Юрий Леонидович, заметив офицера, без дела ползающего по еще не обследованным секторам лужка, строго прикрикнул:

– А ну-ка, приятель, присядь в сторонке, не то я до конца дня не решу эту чертову шараду!..

Оперативник послушно отошел в указанном направлении и устроился рядом с тремя отдыхавшими бойцами.

– Комбриг знает дело, Константин Николаевич, – успокоил контрактник – старший сержант, – будьте уверены – докопается…

И полковник докопался. Около часа он, согнувшись в три погибели, а подчас и елозя на четвереньках, кропотливо обследовал метр за метром небольшую поляну и окружавших ее кустистых зарослей. Затем поднялся, отряхнул колени камуфляжки, постоял в задумчивости у воронки, что-то просчитывая в уме и, уверенным шагом направился к спецназовцам.

– Дело происходило приблизительно так… – начал он, снова потирая ладонью нижнюю часть лица. – Двоих Торбин загодя отправил вперед – видимо, разнюхать обстановку на равнинном редколесье. Однако один из этих двоих чуть позже зачем-то возвращался к этой проплешине – отпечатки его кроссовок присыпаны землей у самого края, а потом снова ведут на юг…

Бойцы во главе с Сомовым молча внимали командиру, не сводя с него глаз…

– …Спустя какое-то время тут прошли еще двое: первый осторожничал и двигался теми дебрями. Второй же пер напролом и зацепил растяжку – его следы в аккурат здесь и обрываются. Далее… Далее на лужке и вокруг него топтался весь отряд, причем отпечатки одной пары кроссовок становятся более глубокими и четкими – очевидно этот человек уносил на спине раненного…

– Раненного или труп, – вздохнул майор.

– Возможно и труп, – нехотя согласился Щербинин и продолжил: – ну а затем уж на лужайке хозяйничали «черти» – неторопливо и досконально проводили осмотр места подрыва. Ушли, кстати сказать, в том же направлении, что и люди Гроссмейстера.

Спецназовцы переглянулись…

– А теперь братцы – в дорогу. Со мной впереди пойдет Константин Николаевич.

Через пару минут все восемь человек второй группы двигались по следам отряда Торбина и сидевших у них на «хвосте» сепаратистов.

– Леонидыч… Я так понимаю… – едва поспевая за пожилым офицером, вновь завел разговор оперативник, – мне кажется, вы хотели о чем-то поговорить наедине.

Немного сбавив бешеный темп и, позволив тем самым подчиненному нагнать себя, Щербинин молвил:

– Верно, хотел. У тебя появились какие-либо соображения после осмотра поляны?

Немного помедлив, тот отвечал:

– Мне непонятно почему один из разведчиков Гросса возвращался обратно к лужку. Весьма настораживает данное обстоятельство. Уж не его ли рук дело – растяжка? Ведь насколько я помню, в отряде капитана Торбина есть профессиональный подрывник.

– Суть ты ухватил точно. И неплохой подрывник в первой группе имеется – сержант Серов. Так что голову поломать предстоит нешуточно.

– Вы действительно допускаете возможность чьей-то измены? Ведь все происходящее, правда с большой натяжкой, можно отнести и череде случайностей…

– Вот именно – с большой натяжкой… – проворчал комбриг и с нотками отчаяния в голосе изрек: – страсть, как не хочется верить в предательство – всегда был почти на сто процентов уверен в наших ребятах! Но… война – это цепочка мало предсказуемых событий, подчас и вовсе не поддающихся осмыслению. На войне, брат, вообще не стоит доверять никому. Ломает она людей, понимаешь? Как щепки ломает… Сегодня ты надежный мужик, верный товарищ, герой… А завтра где-то дал слабину и все – процесс пошел. Необратимый процесс…

Во время разговора командир «Шторма» внимательно обозревал округу и не забывал поглядывать под ноги. Скоро они без труда отыскали неглубокий овраг, где Тургеневу делали перевязку, а затем Гросс с Шипом решали дилемму кого с ним оставить. И здесь задерживаться второй отряд не стал – дорога была каждая минута. Повсюду на месте кратковременного бивака полковник находил следы чужаков – за командой Торбина упрямо шли чеченские боевики.

Группа полковника опять сорвалась в погоню и вскоре добралась до узенькой кишки изложины, петлявшей меж лесистыми холмами.

– Нет, Юрий Леонидович, я ошибался… – тяжело дыша, признался Сомов, – они тащат на себе не труп, а раненого. Там в одном месте на траве отчетливо виднелись пятна крови.

– Устал, Николаич? Говорили тебе, не надевай этот «чугунный» панцирь!.. Не послушал… – с нескрываемой иронией хлопнул его по титановому бронежилету Щербинин и притормозил у небольшого ответвления оврага. – А по поводу раненого… я полагал – ты пораньше догадаешься.

Начинало смеркаться. Следовало подумать о предстоящем ночлеге, и найденный закуток вполне годился для оной цели. Оставалось выставить чуть повыше удобной низины дежурный пост.

– Стали бы они столько времени мучиться с трупом!.. – сбросил с плеч ранец полковник и знаком подозвал остальных. – Унесли бы его с той проклятой лужайки, да похоронили бы в ближайшей балочке – наподобие этой. Меня, между тем, другое настораживает: покуда на руках у Станислава раненый, расстояние между нашими и «чертями» неуклонно сокращается…

Сразу после ужина, когда большая часть бойцов улеглась отдыхать, комбриг повелел майору связаться с ФСБ и отправить третье донесение. Сомов тут же занялся аппаратурой спутниковой связи…

Вскоре отдел «Л» принял следующее сообщение:

«Отряд Гроссмейстера понес очередную потерю – подорвался на растяжке один из бойцов. Есть основания полагать, что взрывное устройство установлено чужаком.

С. Ш.»

Ранним утром руководитель «Шторма» поднял свою группу, отрядил двадцать минут на завтрак и приказал двигаться дальше. По оценкам Щербинина отставание от первого отряда составляло не более семи-восьми часов – то есть, даже если люди Торбина в ближайшее время будут двигаться без заминок, команда полковника сумеет их нагнать приблизительно через трое суток…

– Юрий Леонидович, – после нескольких часов беспрерывного марш-броска спросил осипшим голосом Сомов.

– Да… – тихо откликнулся тот, не прерывая важного занятия – наблюдения за передним сектором и отысканием следов на траве.

– Из лагеря сообщили о результатах проверки оставшихся там бойцов…

– А что же ты молчишь? Рассказывай…

– Ну, если бы во время сеанса связи прозвучало что-нибудь архиважное, я непременно разбудил бы вас еще ночью… Одним словом, наши опасения подтверждаются – фээсбэшники проверили всех до единого… Итог нулевой. Сомнений не остается – предатель идет с Гроссмейстером.

– Это действительно не новость, – отмахнулся командир бригады и вдруг резко замедлил движение…

– Вы правы. Все добытые нами факты говорят сами за себя… – промямлил майор и, сделав по инерции несколько шагов, наткнулся на широкую спину Юрия Леонидовича.

– Стоять! – прошептал тот и взметнул вверх правую руку, останавливая остальных спецназовцев.

Константин Николаевич от неожиданности присел и стал лихорадочно нащупывать висящий за спиной пистолет-пулемет «Вихрь».

– Да не хватайся ты каждый раз за эту пукалку! На хрен ты вообще ее взял!? Этим дерьмом только на КП ГАИ водителей-дачников шугать, – вполголоса отчитал его Щербинин и распорядился: – обрати-ка лучше внимание на тот камень.

Привстав, Сомов покрутил головой.

– Да нет же… Вон туда смотри… У самого ручья метровый валун видишь? А сверху на нем что-то лежит.

– Вижу! – радостно доложил напарник, – нечто темное и слегка поблескивает.

– Это очки. Солнцезащитные очки… Правильно?..

Майор утвердительно кивнул.

Продолжая следить сквозь ветви кустов за подозрительным участком, полковник принялся обдумывать дальнейшие действия. Видя его озабоченность, помощник не двигался и ожидал решения молча…

– Сделаем так, – наконец уверенно заявил шеф «Шторма», – ты с группой останешься здесь. Я схожу вперед и осмотрюсь. Если услышите хоть единый звук – обходите с двух сторон и атакуйте. Понял?

– Так точно.

Вскоре фигура пожилого Юрия Леонидовича исчезла из поля зрения. Оперативник подозвал контрактника – старшего сержанта Портнова и, вкратце описав ситуацию, повелел отряду быть наготове.

Время томительно ползло. Мужчине с нескладной фигурой, совсем не подходившей к грубой, изнурительной работе спецназа, чудилось, точно прошло около часа. Он беспрестанно посматривал на циферблат и прислушивался к настораживающей тишине, и чем дальше ползла по кругу минутная стрелка, тем зловеще становилась эта тишина…

Сомов перевел взгляд на сидевшего рядом невозмутимого Портнова и отчего-то позавидовал его выдержке. Затем попытался подумать о чем-то нейтральном и скоро нашел спасительную тему. «Армейский люд в Чечне именует контрактников „контрабасами“, – вспомнил он и с радостью ухватился за „музыкальный мотив“, – есть в этом и что-то саркастическое, но по большей части уважительное – все ж таки столь огромный и звучный инструмент это вам не латунная дудка и не писклявая скрипочка. Пожалуй, ему в оркестре принадлежит один из главных голосов…»

Внезапно послышались шаги, и все страхи с опасениями мгновенно вернулись на место. Сначала шорох, потом – сухой треск ломавшихся под чьими-то ногами веток. Кто-то приближался, забыв об осторожности и не разбирая дороги. Константин Николаевич на мгновение замер, потом резко поддернул к плечу пистолет-пулемет, и прицелился в ближайшие, прямо за ручьем, кусты. Нажать на спусковой крючок ему не дал сержант, слегка сдавивший мощной ладонью плечо старшего офицера. Успокаивающе кивнув майору, он беззвучно снял с предохранителя специальную снайперскую винтовку «Винторез» и плавно повел её стволом в сторону двигавшегося по лесу человека…

Однако все приготовления к бою оказались напрасны – по зарослям, шумно и не таясь, возвращался их командир. Лицо его было мрачнее грозовой тучи.

– Что случилось? – не выдержал напряженного молчания Юрия Леонидовича Сомов.

– Дай закурить, Портнов… – вместо ответа обратился к контрактнику полковник.

Тот быстро вытряхнул из пачки сигарету, затем поднес огонек зажигалки. Заметив, как трясутся руки командира, майор с сержантом переглянулись…

– В ста пятидесяти метрах отсюда место, где Торбин оставил раненного, – выдохнул вместе с дымом комбриг и вновь жадно затянулся. – Мы опоздали на какие-то час-полтора…

– А что произошло-то?.. – с недоумением справился бывший сотрудник питерского уголовного розыска.

– Бандиты…

– Нас опередили «чехи», – догадался контрактник и со злостью выругался: – твари копченые!..

– Как ни странно, рядового Бояринова не тронули, – быстро докуривал сигарету Щербинин, – он лежит в небольшом гроте без сознания. А вот сержант Серов…

До подробностей о том, что сепаратисты сотворили с подрывником Андреем Серовым, дело не дошло – голос Юрия Леонидовича неожиданно дрогнул, и он, отвернувшись, закашлялся. Пожалуй, впервые бойцы видели своего командира – человека выдержанного и прошедшего через пекло многих войн, в столь подавленном состоянии. Вдавив тлеющий окурок в землю, тот повернулся и, ссутулившись, побрел к гроту. Вся группа медленно последовала за ним…

Обезглавленное тело сержанта, с раскинутыми в стороны руками, покоилось на спине у самого подножия скалы – напротив входа в неглубокую пещеру. Уроженец Сибири был по пояс раздет, вдоль живота зиял огромный неровный разрез, из которого торчали его же собственные кроссовки. Окровавленные внутренности валялись повсюду: на траве, в кострище и даже висели на ветвях кустов, окружавших мизерное свободное пространство перед гротом. Все вокруг было залито кровью…

Теперь, когда спецназовцам довелось самим лицезреть страшную картину, – бледность, трясущиеся руки и невнятная речь Щербинина уже не казались неестественными. Абсолютно непостижимая для их психологии звериная жестокость некоторых уроженцев Кавказа вызывала недоумение, граничащее с отчаянием.

Только одно обстоятельство ныне могло породить в умах бойцов второй группы положительные эмоции – наличие в крохотной пещерке живого Тургенева. Почему чеченские боевики не тронули беззащитного солдата – пока оставалось загадкой. Вероятно, они посчитали его обреченным, доживающим в жутких мучениях последние часы, посему и решили продлить агонию неверного. Других объяснений ни у полковника, ни у майора, ни у других членов команды не нашлось.

Еще не остывший труп Серова похоронили под зеленой кроной бука. Бояринову обработали искалеченную ногу, наложили свежую повязку, сделали инъекцию антибиотиков…

– Портнов, останешься с ним, – коротко изрек комбриг. – Дня через два-три мы должны нагнать остатки отряда Гроссмейстера; выведем на чистую воду одного ублюдка; разберемся с Шахабовым и вернемся за вами. Бывайте…

– Чудовищно… Варвары какие-то… – находясь под впечатлением увиденного, еле слышно шептал Сомов, уже привычно следуя в паре с лидером. – Ну, оружия с боеприпасами возле грота мы не нашли – это понятно… Нужные как-никак на войне причиндалы… А зачем им голова-то Серова? Какого черта они вообще уносят с собой головы наших бойцов?!

– Обычай у них такой скверный, – уловив обрывки стенаний майора, объяснил старый вояка, – приносить голову убитого врага в расположение своих войск в качестве доказательства собственной доблести и верности Аллаху. Потом выставляют их на всеобщее обозрение или же подкидывают нашему командованию… Для устрашения что ли… иль в назидание… Еще иногда с формы наших ребят срезают погоны, если за убийство офицера, прапорщика или сержанта предусмотрено вознаграждение. Меркантилизм их вере не помеха…

– Средневековье… – подтвердил Константин Николаевич, перейдя с шепота на более громкую речь.

– Это точно… В их правах и традициях есть многое, заставляющее вспомнить не то диковатых индейцев Америки, не то австралийских аборигенов. Дрожат над своими обычаями, культурой… и так цепляются за свое, что и тысяча лет пройдет – ничего в Чечне не измениться.

– А как, по-вашему, не мог ли с сержантом расправиться все тот же предатель? – предположил оперативник,

– Нет, на этот раз – вряд ли… – отозвался тот после некоторого раздумья.

– Но ведь вы определили: в случае с подрывом Тургенева вероятность установки растяжки человеком, возвращавшимся к поляне, очень высока. Почему бы ему ни повторить удавшийся однажды трюк?

– Честно говоря, в минировании поляны я как раз и подозревал подрывника Серова, теперь же сознаюсь: ошибался… Да к чему, собственно, оборотню рисковать и убирать сержанта?! Тот остался с раненым бойцом, то есть, силой обстоятельств выведен из игры. Внимание изменника сейчас сконцентрировано на трех попутчиках, двигающихся к лагерю эмира. Их личности ему куда интереснее и важнее. Так что встреча с этим подонком нас еще ждет впереди.

– Да… вы как всегда правы… – сокрушенно покачал головой майор и, прибавив шаг, уверенно заявил: – нужно спешить. Кто знает, сколько еще бед натворит этот мерзавец!

В ноль часов тринадцать минут отдел «Л» принял очередное сообщение Сомова. В коротком закодированном послании говорилось:

«Подрывом на растяжке, о котором мной упоминалось в предыдущем донесении, тяжело ранен третий член команды Гроссмейстера – рядовой Бояринов. Четвертый – оставленный с Бояриновым сержант Серов сегодняшним утром зверски убит сепаратистами.

А. С.»

5

Километров шесть оставшиеся четыре человека из первой группы преодолели на удивление легко. Даже ефрейтор Куц – самый молодой и малоопытный спецназовец показал себя молодцом. Будучи напарником Шипа, от старшего товарища не отставал и изрядной своей усталости не выказывал.

Два капитана держались на удалении пятидесяти метров. Станислав поглядывал под ноги и не упускал из виду лидеров, Александр же, зная тактические ухищрения «приматов» всецело был поглощен задним сектором. Он хорошо помнил, как пару лет назад, пробираясь по таким же дебрям, его отряд нарвался на засаду. Тогда хорошо вооруженные бандиты ударили не в лоб – по разведчикам, а, пропустив группу целиком, хладнокровно расстреляли в спину почти всех…

Неожиданно Циркач, идущий по пятам Гроссмейстера наткнулся на его руку.

– Стой Саня… – прошептал старший команды, – что-то впереди неладно.

Офицеры замерли и принялись следить за прапорщиком. Куцый растворился в зеленке, а снайпер тем временем вглядывался куда-то сквозь густую листву. Минут пять он простоял недвижно, затем подал сигнал, разрешающий к нему приблизиться.

– Что у тебя? – прошептал Торбин, когда они вдвоем с Воронцом как можно незаметнее, подобрались вплотную к лидерам.

– Тропа впереди, – объяснил Серега, немного приподнимая край своей шерстяной маски, – помните то местечко, где прошлой осенью едва не напоролись на большой караван?

– Ну…

– Вот та самая тропа и есть, только мы тогда чуток западнее проходили.

– То была совсем неприметная, а эта не хуже Невского! – возразил Сашка.

– Должно быть расхожее направление, вот и протоптали паразиты до размеров проспекта, – рассудил Шипилло.

Метрах в сорока и немного ниже по пологому склону действительно просматривалась проселочная дорога, использовавшаяся не только пешими воинами ислама, но и как минимум легковым автотранспортом. Словно в подтверждение этому, слева послышался далекое тарахтение двигателя, и четверка спецназовцев немедленно рассредоточилась вдоль придорожной растительности. Минуты через две на лесной просеке показался старенький Запорожец бледно-салатного цвета и без стекол. Салон был битком набит какими-то людьми, а сама «иномарка» ощетинилась торчащими во все стороны стволами. Автомобиль с залатанным кузовом резво проскакал по ухабам мимо группы Торбина и скрылся за деревьями, оставив над дорогой клубы сизого дыма…

– Ну что, рискнем? – перешел к делу командир, когда вокруг снова воцарилась тишина.

– Все разом или?.. – спросил Сашка.

Стас повел плечами, будто школьный учитель, услышавший из уст отвечавшего старшеклассника абсолютную чушь.

– Нет, это непозволительная роскошь. Нас и так осталось негусто. Если поблизости засада – перещелкают, как в тире. Поступим следующим образом: Куцый с пулеметом и ты Шип со снайперкой займете позицию с хорошим обзором, а мы рванем через дорогу с интервалом в пять секунд. Потом меняемся: вы пересекаете рокаду, мы прикрываем. Вперед.

Не столь крепкая как у Гроссмейстера, но более юркая фигура Циркача лишь на миг промелькнула в лучах весеннего солнца на фоне наезженной колеи. Промелькнула и бесследно исчезла в сочной зелени, не выдав себя ни треском сучьев, ни шелестом прошлогодней листвы.

Спустя ровно пять секунд, пригнув голову, и так же бесшумно стартовал Торбин. И ему в форсировании очередного препятствия сопутствовал успех. Все шло к тому, что «чертей» поблизости не было.

Офицеры расположились на расстоянии десяти шагов друг от друга, развернулись в южном направлении и взяли под контроль обширные зоны обстрела.

Следующим пересекал дорогу ефрейтор Куц, но не успел молодой боец выскочить из кустов, как над Торбиным и Воронцовым несколько странно в безветренную погоду зашуршали и затрещали ветви деревьев. Два капитана и прапорщик, имевшие за плечами богатый опыт лесной войны, сразу поняли, в чем дело…

– Ложись! Ложись, Куцый!.. – зашикал гранатометчику Сашка.

Станислав не видел, выполнил ли тот команду. Звук исходил от летящих в их сторону гранат, и до серии разрывов у него в запасе оставалась пара секунд. Чуть приподнявшись, он попытался определить, с какого направления они атакованы. Заметил Гросс только одно – прямо перед ним, метрах в двадцати пяти за изогнутым корнем дерева по пояс маячила чья-то фигура. Он выстрелил навскидку – почти не целясь и, вжимаясь в землю, успел лицезреть, как голова бандита разлетелась в клочья.

«На близкой дистанции нашему „Валу“ равных нет, – думал Торбин, прижимая к себе автомат бесшумной и беспламенной стрельбы, пока вокруг грохотали разрывы. – Ваши черепные коробки ему, что молотку – грецкие орехи… Однако надо как-то выпутываться из этой передряги. Надо ж, три дня шли без стычек и все ж таки влипли… Обидно».

А влипли они серьезно. После атаки гранатами, на них обрушился шквальный огонь из автоматического оружия. Командир понапрасну не высовывался, не пытался перекричать зычным голосом трескотню и свист пуль – каждый боец отряда и без напоминаний об азбучных истинах знал, что и как надлежит делать.

Шип аккуратно выискивал перемещающиеся цели, клал в них пулю за пулей из родной СВД, словно на полигоне основной базы и постоянно менял позицию – среди «духов» так же попадались умелые воины, и с этим приходилось считаться.

Успевший залечь за ближайшей кочкой до первого разрыва ефрейтор, работал короткими пулеметными очередями скорее наобум, боясь задеть плотным огнем лежащих где-то впереди офицеров. Изредка он менял оружие, переключаясь на подствольный гранатомет автомата, и посылал заряды в сторону сепаратистов верхом – по кронам деревьев.

Оба капитана стреляли исключительно на звук – в густом лесу при наличии особых навыков это был наиболее действенный способ поражения живой силы противника.

Интенсивный бой длился минут десять, потом стал понемногу угасать, и вскоре с вражеской позиции вместо беспрерывного автоматического огня стали раздаваться редкие одиночные выстрелы. На каждый такой выстрел спецназовцы отвечали своим залпом, пока навеки не умолк последний чеченский стрелок.

Стас встретился взглядом с Сашкой и, вопросительно вскинув брови, поинтересовался: «Ты цел, мол, артист?»

«Цел и даже башка не болит!» – состроил в ответ цветущую гримасу Циркач, выглядывая из укрытия.

Шипа и Куцего командир не видел, поэтому пришлось подать звуковой сигнал о сборе группы – не хотелось покидать свое место, зная, что снайпер держит под прицелом всю придорожную растительность и мгновенно реагирует на любую качнувшуюся ветку. Серега ответил условным свистом и вскорости явился перед Торбиным.

– Ты в норме? – справился офицер.

– А то!..

– Где Куцый?

– Я думал он уж здесь…

– Ладно, понаблюдай пока за местностью. Саня, проведай парня, небось обалдел с перепугу, а я пока разложу пасьянс в картишки, – распорядился Гросс, доставая из кармана сложенную гармошкой топографическую карту местности.

Прапорщик присел к стволу дерева и вновь взял на изготовку СВД, Циркач же отправился к дороге, откуда недавно вел огонь ефрейтор. Через несколько секунд оттуда послышался короткий двойной свист.

– Черт, – выругался капитан, – опять что-то неладно. Серега, будь на стреме, мы скоро…

Куц лежал без движения лицом вниз за небольшим бугром. Перед ним аккуратно стоял на сошках пулемет, в правой руке боец зажимал гранату для валявшегося рядом автомата с подствольником. Когда Станислав приблизился, склонившийся над гранатометчиком Воронцов указал на его окровавленную голову. Над затылочным узлом косынки защитной расцветки зияло пулевое отверстие…

Офицеры осторожно перевернули бездыханное тело парня на спину. Глядевшее вверх лицо двадцатилетнего Бориса, казалось удивленным.

– Ты что-нибудь понимаешь? – озадаченно спросил Александра командир группы.

Тот молча пожал плечами.

– Кто-то из «чертей» подбирался к нам с тыла?

– Нет… Только Шип «заседал» сзади.

– Странно, как же Куцый мог заполучить пулю в затылок?

– Хрен его знает. Может, головой вертел или кто из «приматов» тут рядом прятался.

– Тогда б этот гаденыш и про нас не забыл. Очень странно… – в задумчивости повторял Торбин.

Борис Куц погиб, и отыграть ситуацию назад было невозможно. Строить же догадки, анализировать и выяснять подлинную причину смерти не позволял фатальный дефицит времени – парочка боевиков, скорее всего, отступила с поля боя и скоро непременно приведет сюда многочисленную подмогу.

Стас это прекрасно осознавал, посему размышлял совсем о другом…

Кто-то в «Шторме» называл подобную веху «Рубежом провала», кто-то «Пределом удачи». Парадокс заключался в том, что, значение вроде бы противоположных по смыслу словосочетаний, оставалось единым. Если в процессе выполнения приказа группа спецназа несла значительные потери, то рано или поздно наступал момент истины, когда приходилось выбирать: либо оставшиеся бойцы добьются поставленной цели, заплатив за это ценой собственной жизни, либо завалят задание и вернутся в базовый лагерь. Второй вариант на памяти Гроссмейстера еще никем из его коллег выбран не был. Вряд ли и он сомневался по поводу данной альтернативы. И все-таки одна мысль упрямо свербела в мозгах, не давая покоя: «Зачем погибать, устраняя Шахабова, всем троим? Коль исчерпана надежда на стопроцентный результат, так с этим по силам справиться и двум смертникам, а постараться и хорошенько продумать действия, то и одному сподручно. Но к чему же лезть в логово Медведя в полном составе, обрекая всех троих на верную смерть!..»

Могилу ефрейтору соорудили наскоро – уложили тело в едва приметной ложбинке – метрах в трехстах от места перестрелки, засыпали листвой и прикрыли ветвями. Приняв по глотку спирта, продвинулись по предложению Станислава на пару километров в сторону от генерального курса. А дальше, скинув тяжелый «лифчик», как любовно именовали бойцы свои разгрузочные жилеты, он организовал привал для проведения короткого совещания…

Не ведавшие о планах командира друзья, расположились рядом. Снайпер занялся чисткой винтовки, Воронец привалился ранцем к стволу дерева и мастерски крутил тремя пальцами финку с обоюдоострым клинком, как это делают в кабаках барабанщики со своими палочками, только гораздо быстрее – так, что вместо кинжала образовался поблескивавший в солнечных лучах круг…

– Вот что, мужики, – начал Торбин с железными нотками в голосе, – знаю, будут возражения, но решение мое таково: дальше пойдут только двое – я и кто-то один из вас.

Циркач с Шипом обомлели. Прапорщик едва не выронил промасленную тряпицу, а Сашка разом оборвал свою забаву. Оба смотрели на командира так, словно он только что предложил одному из них перейти на сторону Шахабова…