Текст книги "Масштабная операция"

В палатке повисла тишина. Первым, повернувшись к комбригу, подал голос Бондарь:

– Кто подробно знал о предстоящей операции?

– Не считая сотрудников ФСБ и руководства, ставившего нам задачу по физическому устранению Шахабова, о деталях были осведомлены двое: я и Сомов, – расстроено и с потухшим взором отвечал Щербинин. – Вчера, примерно в восемнадцать пятнадцать закончился инструктаж капитана Торбина – старшего группы, после чего он занимался снаряжением и прочей подготовкой. Людей он отобрал и проинструктировал где-то в районе полуночи.

– Выходит, что ко времени перехвата о предстоящем вояже знали помимо названных еще восемь человек… – задумчиво молвил генерал.

– А в котором часу из лагеря вышла колонна бэтэров? – насторожился полковник ФСБ.

– В ноль сорок пять…

– Стало быть, информатор выходил на связь с сепаратистами до того, как отряд покинул расположение наших войск, – почти шепотом констатировал неприятный факт Бондарь. – Это хуже… Это гораздо хуже, чем мы думали – ведь в таком случае предатель может оказаться и среди тех, кто ушел на задание.

Когда прозвучало слово «предатель», присутствующие невольно переглянулись, сам же руководитель опергруппы повел головой, точно отгоняя назойливую и крайне неприятную мысль.

Внезапно он встрепенулся и с надеждой глянул на Верника:

– А направление на источники сигналов запеленговать успели?

– Нет, товарищ генерал… – виновато отвечал моложавый, – сеанс связи длился не более двух минут и, к тому же, из-за возвышенностей сигнал был крайне слаб.

– Передачу могли вести откуда угодно, – безнадежно махнул рукой Сергей Аркадьевич, – хоть из сортира… Скажи-ка лучше, Юрий Леонидович, сколько и у кого в твоем подразделении имеется комплектов радиостанций «Вертекс»?

– В обычное время только у офицеров, – буркнул тот, – а при подготовке какой-либо операции, если не ставится условием полное радиомолчание, выдаем всем остальным.

– То есть в момент вчерашнего выхода в эфир…

– Да!.. – раздраженно перебил полковник.

Он порывисто встал, и нервно вышагивая по палатке, начал загибать пальцы:

– Моя рация – раз; у майора Сомова – два; у Торбина – три; у Воронцова – четыре; у старшего лейтенанта Ковалева – пять; ну и само собой их до чертовой матери у нашего снабженца, старшего прапорщика Ивлева – шесть.

– Пришла беда – открывай ворота… Этого нам еще не хватало!.. – проворчал генерал-майор, понимая, насколько сейчас нелегко командиру питерского спецназа. Кивнув полковнику ФСБ, спросил: – что думаешь делать?

– Пусть уж Юрий Леонидович не обижается, но начнем доскональные проверки с оставшихся здесь из «Шторма». И в первую очередь займемся обладателями «Вертексов» – Ковалевым и Ивлевым. Сомова знаю давно, но стоит побеседовать и с ним… Также планируем усилить прослушку эфира на случай последующих выходов информатора на связь. Ну, а если «перевертыш» ушел с отрядом… – Сергей Аркадьевич пожал плечами и сделал жест руками, красноречиво говорящий об отсутствии каких-либо мыслей по этому поводу.

– Ясно… И все же нам надо изыскать какой-то способ… Леонидыч, твои предложения?

Тот продолжал метаться по мизерному пространству, но теперь растерянность на лице уступила место сосредоточенности. Остановившись у лежащей на столе карты, он начал рассуждать вслух:

– Согласен, – самое худшее, если изменник среди тех – восьми… Хотя, нет – в Торбине я почти не сомневаюсь, значит – семи…

– Почему «почти»? – живо зацепился за фразу фээсбэшник.

Комбриг на миг задумался, пожевал пухлыми губами, но с объяснением не задержался:

– На сто процентов могу ответить лишь за себя, за любого другого, включая и присутствующих здесь, более девяноста девяти не дам.

– Доходчиво, – удовлетворился ответом контрразведчик. – Извини, я тебя прервал…

– Так вот… Самое отвратительное, что с ними отсутствует всякая связь – сообщить о грозящей опасности невозможно. Посему жизни ребят висят на волоске, и под угрозой срыва находится вся операция…

Кажется, Бондарь начал догадываться о мыслях Щербинина, но молчал – ждал, когда тот выскажется сам.

И руководитель «Шторма» не стал испытывать терпения сослуживцев, сказав глухо:

– Полагаю, у нас имеется единственный выход – послать вторую группу с двойной задачей: во-первых, нагнать людей Торбина и нейтрализовать оборотня; во-вторых, подстраховать исход поставленной задачи.

– Годится, – кивнул пожилой вояка, и заметное удовлетворение скользнуло по его лицу, – но, на сколько мне известно, у вас маловато офицеров. Кого думаешь назначить старшим?

– Лидером пойду сам. И майора Сомова заберу – он опытный оперативник, пригодится. Моих из «Шторма» в лагере останется два десятка во главе со старшим лейтенантом Ковалевым. Боле никаких компаний не предвидится, нам скоро уже домой – справится…

– Минуточку, – не дал договорить ему полковник ФСБ, – а если вдруг «крот» окажется в твоей группе? Что тогда?..

– Мы, в отличие от капитана Торбина, к такому повороту будем готовы. Постараемся с Сомовым раскусить эту сволочь…

– Годится, – еще раз, но уже увереннее прежнего повторил Бондарь. – Отдел «Л» обеспечит вас аппаратурой спутниковой связи. Докладывать о ходе операции, Леонидыч, будете ежедневно – плавающее время сеансов определит майор Верник. Сообщения подписывайте именами бойцов из первой группы, начиная с Торбина.

Поднявшись со своего места, генерал подошел к Щербинину тяжелой и решительной походкой. Пожав ему руку, твердым голосом произнес:

– Выступайте без промедления – по готовности.

2

Утро выдалось пасмурным, и встающее над горизонтом солнце, обязанное появиться где-то на востоке – чуть выше далекой равнины Каспийского побережья, пряталось за толстым слоем серых облаков.

До окончания отдыха группы капитана Торбина оставалось чуть менее часа. Прапорщика Шипилло с Куцым только что сменила последняя дежурная пара – подрывник сержант Серов, на долю которого выпало в этом походе тащить пулемет, и второй снайпер рядовой Деркач. Шип с ефрейтором тихонько устроились на освободившихся снайперских ковриках, а новые дозорные поднялись по пологому склону метров на тридцать выше стоянки отряда – туда, где стволы деревьев немного редели, открывая неплохой обзор для наблюдения.

– Ромич, ты посматривай за верхним сектором, а я беру нижний, – прошептал сержант, поудобнее приспосабливая на травянистом бугре пулемет.

Боец в ответ сладко зевнул и, отвернувшись от товарища, обратился лицом к макушке возвышенности. Андрей Серов осмотрел уходящий вниз склон, затем немного поднял взгляд и залюбовался величественной картиной. Сквозь прозрачные сумерки надвигавшейся зари он увидел бескрайний, подернутый легкой туманной дымкой, лес. Лес же, в свою очередь, раскинувшись на многие мили, укутывал ровным голубовато-зеленым «одеялом» бесконечные горы и ложбины, храня повсюду заповедное безмолвие. Все это придавало угрюмой природе характер дикости, необитаемости… Дожидаясь начала нового дня, жизнь вокруг затаилась, замерла – ни единого звука, ни единого движения…

Подозрительно затих и напарник сержанта. Андрюха пихнул его в бок и, дабы тот не дремал, затеял негромкий разговор о приятном:

– Ромка, куда рванешь после армии?

– Домой. Под Смоленск, – встрепенулся тот, старательно придавая голосу бодрый оттенок.

– Учиться, что ли надумал?

– Не-е… За поступление щас баблы бешеные отвалить придется, а после никакой гарантии – то ли пристроишься, то ли нет…

– Это точно.

– Один батин кореш артель открыл по ремонту бытовой техники, вот к нему и определюсь. Дело, как-никак, знакомое…

– А ты сечешь в аппаратуре?

– Ну не в самой навороченной, конечно… А утюги там всякие, электрочайники, печи микроволновые и прочий скарб исправить могу запросто. А ты куда решил? Тоже в родные края?

– Навряд ли… – вздохнул, слегка протягивая в своей речи гласные звуки, Серов – уроженец далекой Сибири. Но чуть помедлив, решил-таки поделился с товарищем сокровенным: – хочу остаться в «Шторме», – вон как Серега Шипилло… И квартира почти в центре Питера, и обеспечен неплохо. Подписал контракт, сгонял сюда пару раз в год и голова о деньгах не болит.

– Не болит… Это, как сказать!.. – с трудом удерживая зевоту, возразил рядовой. – Ты забыл, что у него десяток шрамов от ранений и контузия?! А могло быть и похуже.

– Не гони – все будет ровно. И вашему с батей знакомцу конкуренты способны контузию устроить. В России сегодня, куда ни глянь – деньги да бизнес: и в глубинке, и в крупных городах, и в Чечне, и даже наше с тобой здесь пребывание кому-то прибыль приносит.

– Это кому же? – удивился парень.

– Мало ли в нашей России хитрожопых! Депутатов всяких продажных, вороватых чинуш, генералов… Вон Торбин рассказывал: Кавказская война почти пятьдесят лет тянулась, но то в девятнадцатом веке происходило – с саблями да шомпольными ружьями в атаку бегали. А сейчас суперсовременной техникой который год одолеть «приматов» не можем. Неспроста все затягивается и не удивлюсь, если эта война тоже лет на двадцать забуксует… Вот и получается: мы с тобой, почитай за бесплатно по здешним лесам в раскорячку ползаем, а кто-то в теплых кабинетах восседает, да деньгу совковыми ладонями гребет.

Деркач промолчал. Сказать в ответ было нечего, однако сон от упомянутой несправедливости отлетел безвозвратно.

– При нормальных, честных людях во власти враз бы весь терроризм раздавили! – сладко зевнул подрывник. – А вообще я тебе так скажу: всегда и всюду необходим фарт! Иначе не проживешь.

– Кто ж спорит?.. – согласился Роман, – кстати, у нас в райцентре мужичок один…

В это миг откуда-то снизу послышался приглушенный вскрик. Снайпер разом замолчал и оба дозорных, как по команде повернули головы в сторону спящих товарищей – странный, тревожный звук исходил именно оттуда.

– Смотри в оба, я проверю… – вскочил сержант и, пригнувшись, побежал вниз.

Оказавшись возле своих, он увидел двух офицеров и прапорщика, копошившихся над Рулем и пытавшихся разбудить молодого парня. Остальные бойцы, проснувшись, сидели и удивленно хлопали глазами.

– В чем дело? – вполголоса справился Серов, – кто кричал?

– С Тоцким какие-то проблемы… – коротко ответил капитан Торбин и, обращаясь к Воронцову и Шипилло, сокрушенно произнес: – ни черта не понимаю – он отдежурил вместе со мной и укладывался спать абсолютно здоровым.

– Сердце работает? – поинтересовался Циркач.

– Что-то не разберу… – переключился с запястья на сонную артерию рядового опытный снайпер. Сергей долго ощупывал его шею, затем приник ухом к груди, а через минуту тихо и трагично вымолвил: – он мертв…

Семеро спецназовцев продолжали путь. Теперь впереди в паре с Шипилло шел рядовой Иван Бояринов…

Час назад отряд похоронил Анатолия Тоцкого – бойцы аккуратно уложили тело в узкую ложбину – извилистую оконечность неглубокой балочки, присыпали замлей и замаскировали могилу прошлогодней сухой листвой. Причину внезапной смерти Торбин установил, внимательно осмотрев тело подчиненного. Чуть выше локтевого сустава обнаружились две маленькие свежие ранки – следы от змеиного укуса.

– Под каким только обличием не появляется на войне смерть, ядрен-батон… – глухо проворчал Шип, стягивая шерстяную шапочку, похожую на лыжную.

Остальные шестеро спецназовцев с сумрачными, суровыми лицами сняли банданы – головные косынки защитного цвета и с минуту постояли над последним пристанищем их мертвого товарища.

– Пусть тебе эта земля станет родной. Прощай Анатолий… – прошептал прапорщик в благоговейном молчании своих коллег.

Командир группы отметил место захоронения на карте черным крестиком, еще раз взглянул на неприметный холмик и дал команду двигаться дальше…

На первый взгляд характер Торбина казался весьма непростым, а порой и откровенно тяжеловатым. Он никогда не стремился поделиться с окружающими сокровенными мыслями, никогда не лез в душу, и вообще производил впечатление замкнутого, молчаливого человека. Иногда, оттого, что он больше слушал, нежели говорил сам, у случайного и чрезмерно говорливого собеседника складывалось ошибочное мнение, будто имеет дело с ограниченным солдафоном, наделенным посредственной сообразительностью. Лишь немногие из тех, кто знал Станислава значительное время, могли по достоинству оценить и его аналитический ум, и способность мгновенно принимать единственно верные решения.

Еще мальчишкой он с неизменным интересом зачитывался книгами о войне, с какой-то непонятной одержимостью смотрел скупые телевизионные репортажи о вводе ограниченного контингента войск в Афганистан. Постепенно, годам к четырнадцати, в его сознании сформировалось твердое желание стать военным. Упрямый юноша напрочь отвергал мысль связать судьбу с каким-нибудь заурядным и скучным гражданским ВУЗом. Слишком много наглядных примеров преподносила жизнь, в которых представители рафинированной интеллигенции становились типичными серыми спецами; спивались, жалуясь на незадавшуюся карьеру; или попросту влачили тщедушное бытие.

Торбину также в начале пути частенько приходилось пенять на неудачи. Винил же он во всем собственную молодость. Вроде бы и времени понапрасну не терял: с девяти лет серьезно увлекся боксом; в аккурат после школьной скамьи без проблем поступил в Рязанское десантное; в девятнадцать стал мастером спорта; сразу по окончании училища успел побывать в Чечне… Но как-то так получалось, что на месяц-два, а иной раз на полгода, Стас повсюду немного запаздывал. Стоило выиграть в своей весовой категории чемпионат страны среди юниоров и стать реальным кандидатом в сборную команду Советского Союза, как распалась огромная держава. Едва примерил курсантскую форму выпускного курса, как элитные спецподразделения «Вымпел» и «Альфа» перестали присылать кадровиков на смотрины с целью отбора лучших. Попав же лейтенантом в окрестности Грозного, застал не ликвидацию бандформирований, а скорее поспешное бегство федералов из мятежной республики – угольки первой чеченской кампании к тому времени уже дотлевали…

Возможно, ему так и пришлось бы причислять себя к когорте вечных неудачников, не разразись вскоре вооруженный конфликт в Закавказье с новой, неистовой силой, и не встреться он несколько лет назад с одним замечательным человеком – полковником Львовским.

Теперь все изменилось – Торбин стал сотрудником прославленного «Шторма» и ездил на берега Терека и Сунжи, словно на работу. Три месяца командировки с боями, спецоперациями, оглушающей усталостью и ранениями пролетали как один день. Потом тянулся отдых от трех до шести месяцев, с размеренной службой в питерском базовом Отделе Специального Назначения «Шторм» ГУИН Минюста России, что уютно располагался неподалеку от станции метро «Ладожская» северной столицы. Затем снова Чечня с ликами смерти и всеми сопутствующими войне ужасами, и опять полусонные дежурства в двух разухабистых казино Санкт-Петербурга, находившихся под опекой бойцов с красивой татуировкой на плечах – летящим буревестником на фоне взбеленившегося моря…

В училище за Станиславом увязалась странная кличка – Гроссмейстер. Нет, шахмат он не любил, да и играть-то в них пробовал всего дважды. Ветер дул с другой стороны – на зависть многим однокашникам молодой человек обладал отменной целеустремленностью и невероятной физической выносливостью. Этот комплекс качеств помогал всюду – на полигонах; в спортзалах; во время изнуряющих кроссов… Но, пожалуй, главным фактором появления прозвища послужило умение Торбина использовать свой двужильный организм в боксерских поединках. Даже когда жребий сводил с заведомо более мощным бойцом и, казалось, не давал Стасу ни единого шанса, он грамотно распределял силы на весь бой – оборонялся, технично работая вторым номером и, беспрестанно двигаясь по квадрату, до предела изматывал оппонента. В последнем же раунде, будто сбросив сонливость, перехватывал инициативу, и постепенно переходя от «пиано» к «фортиссимо», ошеломлял соперника неистовым натиском. А дальше… В концовке единоборства одаренному боксеру, владеющему к тому же и ужасающей силы ударами с обеих рук, как правило, не составляло труда уложить соперника на пол.

С первого же курса Гроссмейстер сражался исключительно за звание абсолютного чемпиона училища, побеждая без разбора и сверстников, и старшекурсников, и офицеров. Единственный проигрыш в первом финале соревнований счел досадной осечкой. Начиная со второго первенства, неудачи стали обходить стороной. А еще через год к золотой медали чемпиона страны среди юниоров, Станислав добыл звание чемпиона Вооруженных Сил. Отныне выйти на ринг против него счел бы за честь любой десантник или морской пехотинец нашей необъятной державы.

По окончании училища, Торбина определили в десантную бригаду под Орлом. Именно оттуда в составе лучшего батальона он и был впервые командирован в Чечню. Но тот вояж молодого лейтенанта на Кавказ стал скорее ознакомительным, – этакой короткой, необременительной экскурсией.

А чуть позже в его жизни произошло знаменательное событие, заставившее смягчить категоричную убежденность в своей неудачливости…

На неофициальном чемпионате войск специального назначения Станислав легко разобрался в нескольких боях с оппонентами в среднем весе. Супертяжей в элите никогда не держали, посему в последнем и самом зрелищном финале перед зрителями предстали два тяжеловеса. Когда и в этом поединке была поднята рука победителя, большезвездные организаторы посовещались и постановили в оставшиеся по регламенту три дня состязаний устроить шоу – показательные пятираундовые бои четырех чемпионов соседних категорий.

В первый день на ринг вышли легковес и боксер полусреднего веса. Победу в драматичном бою, как и ожидалось, одержал более тяжелый спортсмен. Спустя сутки победитель вновь надел перчатки – предстояло помериться силами с Торбиным. Гроссмейстер не стал плести мудреных стратегий – если суждено было взять верх, то на следующий день предстояло держать экзамен перед тяжем, которому до приставки «супер» не хватало жалкого десятка килограмм. И во втором раунде взыскательный судья остановил встречу в виду явного преимущества Стаса, объявив его победу техническим нокаутом.

Наконец, наступил третий, решающий день…

Стартовый трехминутный отрезок Торбин выстоял. Тяжеловес – мастер спорта из московского Отдела Специального Назначения «Факел» наседал и также рассчитывал закончить единоборство досрочно. С точки зрения неискушенных зрителей, в изрядном количестве собравшихся поглазеть на диковинную дуэль, все основания для этого у москвича имелись – прекрасная техника; преимущество в весе, габаритах и силе; уверенность и, наконец, масса завоеванных ранее титулов. Уступал он Станиславу, пожалуй, только в двух компонентах: быстроте реакции и подвижности. О выносливости в начале боя судить было рановато…

Второй и третий раунды прошли по сценарию первого – Гроссмейстер старательно удерживал дистанцию; беспрестанно маневрировал вдоль канатов, уходя от кулаков-кувалд тяжа и изредка, аккуратно контратаковал. Соперник, в свою очередь, гонялся за ним по рингу, пытаясь загнать в угол и провести серию мощных ударов. Невзирая на очевидную разницу меж физическими данными боксеров, зрители освистывали оборонительную тактику Торбина – толпа жаждала жестокого зрелища, а не противостояния интеллектов.

После гонга, ознаменовавшего начало четвертого раунда, Стас допустил ошибку. Оппонент вышел из своего угла чуть медленней, чем раньше; перчатки были опущены ниже и уже не прикрывали подбородка; дыхание явно не успело восстановиться во время короткой паузы. Видимо, все это и подтолкнуло Гросса на включение активных действий. Противник пропустил пару чувствительных крюков, одарил его недоуменным взглядом и, не обращая внимания на притихшую толпу, стал понемногу отдавать инициативу. Однако минутой позже, воспользовавшись сократившимся меж ними расстоянием, сам набросился на Станислава…

Очнулся лейтенант на полу. Открыв глаза, он увидел судью, выбрасывавшего пальцы и называвшего цифры под оглушительный рев трибун:

– Четыре!.. Пять!.. Шесть!..

К «десяти» парень твердо стоял на ногах, но противник, глядя на него из-под лобъя, ждал команды «бокс», желая окончательно добить ослабленную жертву. Однако на сей раз ошибся он…

Команда на продолжение боя слетела с уст рефери одновременно с гонгом и здоровяк, недовольный отсрочкой победы, поплелся в угол, где два довольных секунданта не преминули поздравить подопечного с близким успехом.

Наставник Гроссмейстера не был в прошлом великим боксером, но дело знал неплохо, да и натуру настырного атлета успел изучить достаточно. Обтирая его плечи и шею влажным полотенцем, он обмолвиться всего лишь одним советом:

– Громила вот-вот сникнет. Проведи еще пару хороших серий в корпус – окончательно сбей его дыхание и приступай…

Наконец, стартовал последний трехминутный отрезок. Соперник действительно выглядел уставшим – сказались четыре раунда бешеной карусели, закрученной Торбиным на ринге. Стас же, включив второе дыхание, смотрелся свежо и невозмутимо – словно и не было тех оглушительных ударов, лишивших его на несколько секунд сознания.

Все отныне переменилось в квадрате, ограниченном канатами. Тяжеловес огрызался; почти не перемещаясь, уходил в глухую защиту и все чаще пытался обхватить проворного и неугомонного боксера руками. Не поддаваясь на уловки, тот с кошачьим проворством появлялся то слева, то справа от грузного бойца и сыпал точными, хлесткими ударами. Зрители теперь с той же неистовой энергией болели за бравшего верх молодого лейтенанта. Когда до конца поединка оставалось не более минуты, сломленный тяж, опираясь спиной на канаты, опустил голову и делал слабые попытки закрыться. Станислав привычно и монотонно доводил «шахматный эндшпиль» до логического завершения…

– Да молодой человек, не зря вас кличут Гроссом! – хлопнул его кто-то по плечу после боя. – Опрокинуть на пол такого амбала!.. Давайте знакомиться… Полковник Львовский Алексей Эдуардович, начальник Отдела Специального Назначения «Шторм». Слыхали о таком?

– Кто ж не слышал о «Шторме»?.. – отвечал боксер, снимая с ладоней эластичные бинты и набрасывая на плечи махровый халат. – Лейтенант Торбин, двести первая десантная бригада.

– Тогда пойдем, лейтенант, потолкуем… – увлек тот под руку абсолютного чемпиона в раздевалку.

Толковали они с полковником Львовским минут двадцать, а результатом непродолжительной беседы стал скорый перевод Стаса из десантных войск. Ничего незначащий с точки зрения настоящего спорта поединок послужил для его карьеры важнейшей вехой – отныне он становился полноправным членом спецназовской элиты – офицером ОСНаз «Шторм».

Константин Николаевич Сомов слыл весьма одаренным оперативником, начинавшим карьеру еще в питерском уголовном розыске. Именно благодаря навыкам и качествам профессионального сыскаря, Щербинин включил его во вторую группу. Но, к сожалению, майор не был настоящим спецназовцем и никогда не принимал участия в боевых операциях. Данный недостаток нимало настораживал полковника: сумеет ли тридцатишестилетний, неподготовленный физически, незакаленный трудностями и лишениями многодневных походов мужчина выдержать ужасающий темп погони? Не станет ли он обузой мобильному отряду? Ведь задача перед ними ставилась нешуточная – догнать не банду боевиков, сплошь состоящую из вчерашних крестьян, торгашей и простых безработных обывателей, а молодых и натренированных людей Гроссмейстера. А дальше – как знать… Возможно, придется заниматься и устранением самого эмира Шахабова. Одним словом, вопросов у руководителя «Шторма» набиралось куда больше чем ответов…

К обеду вторая группа, тщательно отобранная лично командиром бригады, полностью подготовилась к походу. Наступление темноты ждать не стали – на счету была каждая минута, и сразу после полудня, то есть ровно через двенадцать часов после старта первого отряда, они уселись в два подкативших к лагерю транспортера.

Дефицит времени не позволял также обеспечить подстраховку десантирования разведчиками. Посему Щербинин, намеренно выбравший тех же водителей бэтээров, дабы осуществить выброску в том же месте, где начал пеший марш-бросок капитан Торбин, приказал начать операцию по выявлению и обезвреживанию предателя…

– Вот у этого поворота, – прокричал водила и кивнул вперед, – видите слева сплошная растительность?

– Понял, – отозвался Юрий Леонидович, вставая со своего места. – Немного сбавь, но не останавливайся.

Из боевых машин влево на обочину грунтовки посыпались рослые фигуры в камуфляже. Даже Майор Сомов, облаченный в тяжелую «Кирасу», приземлился на траву, сделал неловкий кувырок, но проворно вскочил и исчез в ближайших зарослях не хуже бывалого бойца.

Полковник коротко обрисовал задачу, и все они без промедления двинулись в глубь густого леса.

Впереди шел сам Щербинин, отыскивающий на поверхности земли еще свежие следы отряда Гроссмейстера. На установленной дистанции в пять шагов – для страховки командира шествовал двадцатипятилетний контрактник сержант Портнов. Константин Николаевич находился в центре основной группы и старался повторять все действия бойцов с тем, чтобы его некомпетентность и незнание многих тонкостей походной жизни не стали причиной задержек или чего похуже…

К восьми вечера вторая команда с не меньшим благополучием прибыла точно к тому месту, где первая, отмахав в кромешной тьме десять верст, останавливалась на короткий отдых.

– Привал два часа, – скомандовал руководитель «Шторма», снимая с плеч тяжелый ранец, – первыми дежурят Портнов и Сомов. Через тридцать минут заступают…

– Юрий Леонидович!.. – неожиданно прервал его непозволительно громким голосом оперативник.

Все обернулись к новичку и стали показывать знаками, чтобы тот сбавил децибелы. Осознав оплошность, майор, стоявший на коленях у оконечности неглубокой лесной балочки, приглушенно зашептал:

– Тут что-то закопали…

Пока остальные обступали загадочный холмик, он разгребал руками листву.

– Занятно… – подходя вслед за остальными, молвил комбриг.

К раскопкам присоединились еще двое, и вскоре из-под тонкого слоя рыхлого грунта показалась пятнистая форма…

– Руль!.. – ошеломленно произнес один из воинов, когда с лица мертвого человека сняли расправленную бандану и осторожно стряхнули остатки земли.

– Что за дела!? – вполголоса и неизвестно у кого вопрошал сержант, – на теле ни ранений, ни болячек… От чего умер Тоцкий?

– Сейчас разберемся… – обнадежил Сомов, приступая к тщательному осмотру трупа.

Озадаченный странной находкой Щербинин потирал подбородок, затем похлопал тяжелой ладонью по ранцу сержанта и сухо приказал:

– Портнов, займи позицию с пулеметом выше по склону. Остальным не стоять истуканами, а осторожно прочесать местность в радиусе тридцати метров. Скоро начнет темнеть…

Спецназовцы разошлись выполнять приказание, а бывший детектив тем временем склонился над безжизненным телом молодого солдата, изучая каждый квадратный сантиметр его кожного покрова.

– Понятно, – молвил он спустя минут десять и обратился к сидевшему рядом полковнику: – вот видите на руке – немного выше локтевого сгиба, две еле заметные ранки?

– Ну, – утвердительно кивнул тот, охваченный любопытством.

– Это укус ядовитой змеи.

Поигрывая желваками на скулах, старший офицер промолчал. В ходе выполнения спецопераций, как, впрочем, и всяких других заданий, иногда имели место ужасающие нелепости. Жизнь есть жизнь, и принимать ее выкрутасы следовало хладнокровно.

– Вероятно, он во сне переворачивался и побеспокоил проползавшую рядом гадину – их обитает в здешних лесах предостаточно. Гюрза или эфа… Одним словом, Тоцкий долго не мучился и умер мгновенно – едва ли не во сне…

– Гадину, говоришь? – задумчиво переспросил Юрий Леонидович. – Как бы эта гадина не имела человеческого обличия…

В это время к офицерам подошел рядовой боец и протянул небольшой пластиковый предмет…

– Вот нашел в траве. Больше ничего нет.

Щербинин осторожно принял еще одну находку. Это была пустая шприц-ампула. Повертев перед глазами необычную для здешней, девственной природы вещицу, он передал ее Константину Николаевичу. Тот выдавил остатки содержимого на лезвие ножа и, осторожно понюхав, вполголоса объявил:

– Яд… Несомненно яд. Наши спецслужбы иногда используют точно такой же. Смерть после впрыска наступает почти моментально.

Лицо полковника стремительно помрачнело – «диагноз» штатным «следователем» был поставлен недвусмысленный. Нахмурившись, командир «Шторма» резко встал.

– Вот тебе и гюрза вместе с эфой! – отрезал он, доставая из жилетного кармана карту. Мимолетно глянув не ее разворот, уверенно молвил: – ну, по крайней мере, теперь мы знаем точно: в нашей общине завелся чужак. Известно также, что «перевертыш» в первом отряде. Отдых отменяется. Двигаемся дальше. Привал в двадцать четыре часа…

Чуть более года назад в звании подполковника Юрий Леонидович Щербинин перевелся из небольшого подразделения войск специального назначения, квартирующего в Таджикистане, в «Шторм». Назначен он был на должность заместителя командира ОСНаз.

В свое время Щербинин, так же как и абсолютное большинство спецназовцев, закончил Рязанское десантное училище; успел послужить во множестве частей, выполняя сложнейшие задания в различных уголках необъятной страны; обзавелся семьей, спустя двенадцать лет похоронил жену и с тех пор растил и воспитывал единственную дочь – Елизавету в одиночестве и строгости.

Он быстро зарекомендовал себя грамотным, надежным и требовательным офицером. За подчиненных радел, но и взыскивал с них прилично. Человеком был общительным, знакомых по Петербургу и столице имел массу. Через год-другой собирался выдать Лизу замуж, да покончив с военной службой, переселиться куда-нибудь в спокойную, тихую провинцию…

Командование «Штормом» ему пришлось принять семь месяцев назад – после неожиданной и весьма трагичной гибели полковника Львовского Алексея Эдуардовича.

– Все готово, товарищ полковник… – закончив настройку раскладной «тарелки», проинформировал майор, когда отряд устроился на ночевку. – Вы докладывать будете или заняться мне?

– Сам говори… Я, знаешь ли, с этой передовой техникой как-то не очень уютно себя чувствую. Или у тебя имеются сомнения относительно предателя в первой группе?

– Чего уж… – с безнадежностью махнул рукой оперативник, – все достаточно логично и стройно – других вариантов практически нет.

– Что ты там настрочил?

Константин Николаевич снова включил крошечный фонарь и шепотом, дабы не мешать отдыхавшим бойцам, прочитал составленное им донесение. Юрий Леонидович одобрительно кивнул:

– Передавай.

В ноль часов сорок пять минут специалисты отдела «Л» расшифровали первое сообщение второй группы, продиктованное оператору майором Сомовым посредством спутниковой связи. В коротком послании говорилось: